┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
Существовала ли какая-нибудь подсказка о дресс-коде на свиданиях для одиноких безопытных людей? Если и да, то Микки о ней не знал. Он с тревогой уставился на свой открытый чемодан, панически осознавая, что внутри него мирно сосуществовало две личности — безвкусная королева и саутсайдовский гопник. Конечно брюнет выглядел безупречно на красных дорожках, премьерах и фотосессиях, но только потому что к его заднице был прилеплен стилист, который создавал образ Микки от укладки до цвета носков под его ботинками. Теперь же, когда его отпустили в свободное плавание, гардероб Микки состоял из мятых футболок, пестрых гавайских рубашек и отчаяния. Буквально через несколько метров от его комнаты безупречно красивый мужчина собирался с ним на свидание, совершенно не осознавая, что по-настоящему Микки никогда не был ни на одном из них, так что если Йен питал какие-то надежды, ему нужно было значительно опустить планку, куда-нибудь за ватерлинию. Неловко, странно и много пота — так оно, наверное, и будет, если Микки не наденет маску и не станет играть, перевоплотившись в идеального кавалера, кокетливого партнера или смешного и неуклюжего парня, и он мог это сделать, на самом деле ничто из этого не составило бы для него труда, только притворство было последним, чего он сейчас хотел. Было необычно осознавать, как что-то теплое, по ощущениям невероятно яркое разгорается в груди Микки, как первый робкий луч солнца после холодной и серой зимы. Может это то, что люди описывали как "сосет под ложечкой" или классические предвестники влюбленности "парящие бабочки", а может это и была сама жизнь? Трудно сказать, но это теплое чувство без сомнения ощущалось, как что-то манящее и всесильное, словно свобода. На банковских счетах Микки хранились суммы, на которые он мог бы безбедно жить, путешествовать, купить себе квартиру на сороковом этаже небоскреба в Нью-Йорке с видом на Central Park или огромную ферму с лошадьми и яблочным садом где-то на самом краю штата Орегон. Он мог бы бросить карьеру и переехать в Мексику в маленький городок с песчаными пляжами, где делали бы настоящую текилу из голубой агавы и домашнее тамале, завернутое в кукурузные листья. Почти все на этом краю Света для него доступно, так насколько смешно было полагать, что именно Йен наконец-то делал Микки свободным? Так что же на самом деле такое свобода? Он отбросил кучу однотонных футболок в сторону, чтобы добраться до белого поло из тончайшего кашемира, что Мэнди привезла ему в подарок из какой-то поездки; ткань была удивительно мягкой и нежной, словно перышко, и Микки мгновенно сделал свой выбор. Он поблагодарил себя за то, что по невнимательности бросил в чемодан вместе с джинсами приталенные синие брюки и заметил браслет из гравийных черных камней в маленьком кармашке внутри сумки, Джей-Джей подарил его ему, объясняя, что эти камни подходят именно Микки и будут приносить ему удачу. Что-ж…удача сейчас бы не помешала. Он глубоко вдохнул и подошел к зеркалу, неловко прикладывая поло к телу поверх футболки и смотря на себя так, словно там в отражении появилось что-то новое. Яркое, всесильное и живое.┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
Стук собственного сердца Микки чуть не перекрыл звук стука в дверь его комнаты, когда часы показали 17:58. Он нервно поправил укладку, проводя пальцами по длинным прядям, которые он зачесал вверх и вбок немного подражая стилю помпадур, и подошел к двери на ватных ногах, открывая ее; скрип петель разнесся по комнате словно летний гром. К его удивлению и чуть-чуть к облегчению на той стороне порога не было греческих богов, а лишь одна милая улыбающаяся ему арендодательница. — Ciao di nuovo, Mikael! — проворковала Элиза, приподнимая свои светлые брови в жесте "ты посмотри на себя", — Я отвлекаю тебя от чего-то важного, милый? — она посмеялась, когда у Микки пересохло во рту, — Прости мое вмешательство, я всего лишь хотела сказать, что возмущена тем, что ты не сказал о своем Дне Рождения ни единой живой душе, — Микки оставалось только моргать, когда Элиза мгновенно перешла от ласкового тона к отчитывающему и посмотрела на него, как строгая бабушка, — Маленькая птичка напела мне, что сегодня ты будешь занят, поэтому мы все ждем тебя за праздничным столом завтра. И пока ты не спросил — конечно же, это не обсуждается,дорогой. — Но действительно не ст… — Микки попытался возразить, потому что ему было неловко, и он не привык к тихим, почти семейным праздникам в свою честь, но взгляд Элизы дал ему понять, что его битва проиграна, и львы уже танцуют на его костях, — Спасибо, я…не знаю чем я это заслужил, — тихо пробормотал он. — Oh, tesoro, — пробормотала Элиза, и хотя Микки абсолютно не знал перевода, он был уверен, что это что-то бесконечно нежное, — Никому не нужно заслуживать таких вещей, мы все здесь, чтобы заботиться друг о друге, а какой больше смысл? — спросила она так, словно слова Микки ввели ее в замешательство. Не то чтобы брюнет знал, что на это ответить, его эмоциональный спектр был довольно ограничен из-за многих вещей, так что он просто коротко опустил глаза, неосознанно покусывая уголок губы, отчего-то смущенный и немного обнаженный, — Конечно, извините. — Не за что извиняться, милый, — добродушно ответила женщина и коснулась руки Микки своей теплой ладонью, — Я не смею больше отвлекать тебя от такого важного дела, как свидание, oh, mio Dio! — Элиза зашагала прочь, звук ее маленьких каблуков по каменному полу разнесся по коридору, пока Микки стоял и думал, что Йен нихрена не умел держать язык за зубами, — Ах да, Михаэль, — окликнула его Элиза перед самым поворотом на лестницу, — Нет ничего прекраснее, чем влюбиться в Италии! Она тут же свернула вниз и только тихие мотивы ее пения донеслись до Микки: "Come vorrei…come vorrei, amore mio, come vorrei che tu mi amassi…" — Не могу с ней не согласиться. К этому моменту эмоциональная перегрузка брюнета почти достигла своего пика, поэтому голос Йена чуть не отправил его в кювет, если бы не актерская способность Микки работать на пределе своих возможностей. Он практически мог чувствовать весь этот пот, который игнорировал два слоя дезодоранта и, кажется, был даже под его коленками. И все же должны были существовать какие-то разумные пределы позора, поэтому Микки позволил себе внутренне кричать, но коротко улыбнулся внешне, находя опору в дверном косяке и скрещивая руки на груди. Йен скопировал его позу и что-то в персиковом румянце на его щеках чуть не сломило весь образ Микки, рыжеволосый сменил рубашку, и теперь это была матовая темно-зеленая ткань, что только сделала его волосы еще более яркими, а глаза выразительными. Рукава были небрежно закатаны до середины предплечий, и это было прекрасно, потому что отбрасывало строгость, официальность и идеализм, с другой стороны золотой циферблат часов с кожаным ремешком заставил что-то внутри Микки забиться в агонии. — Что случилось с костюмом дворецкого? — спросил Микки, выгибая бровь и надеясь, что он звучит саркастически, хотя конечно же кого он обманывал? Йен усмехнулся, на секунду потирая кончик носа и опуская взгляд к своим бежевым мокасинам, — Сначала мне показалось, что я выгляжу горячо, но потом я вспомнил, что ходил в подобном наряде на свадьбу моей сестры, которая закончилась тем, что наш пьяный отец рассказал всем, что ее жених был активным наркоманом, за что мы сбросили его...задницу за борт, так что… — Йен хлопнул в ладоши, пока Микки уронил челюсть на пол и задавался вопросом было ли выражение "сбросили за борт" метафорическим, — Я решил, что сегодня должны быть немного другие флюиды, разве мне не идет зелёный? — спросил он, притворно смахивая пылинки с груди на манер идиота. Микки фыркнул; внезапно вся нервозность улетучилась из него, словно кто-то лопнул шарик, — Не задавай дурацких вопросов, рыжие и зеленый это как Барби и розовый. — Сексуально? — Пфф, нет, нравится девочкам. — Ах, действительно жаль, что я абсолютно не настроен на девочек, — Йен посмеялся, отталкиваясь от своей двери и медленно направляясь к Микки, — Хотя нет, не жаль. — И на кого же ты настроен? — брюнет выдохнул нервный смешок, потому что теперь Йен был близко, останавливаясь в двух шагах от него, и он чертовски красивый; вечернее солнце из единственного окна в конце коридора заигрывает с кудрями на его макушке. Рыжеволосый притворно задумался, его актерская игра была абсолютно отстойной, но слишком милой, чтобы Микки попытался остановить это, — Я думаю, что голубоглазые черноволосые невероятно красивые мужчины с небольшим топографическим кретинизмом… — Пошел ты! — Микки застонал, пока Йен широко улыбался, — Я не кретин. — Ах, так это ты, да? — рыжеволосый подразнил, и брюнет вдруг наконец-то осознал, что под его задницей была большая раскаленная сковородка, на которой Йен его ловко поджаривал. Он застыл с приоткрытым ртом, как глупая рыбка, дыхание вырвалось с шумом. Был ли это он? Это же про него?! Микки так сильно был нужен сценарий, сценарии прекрасны и почему вам не давали копию при рождении?! Неужели, черт возьми, тогда все не стало бы намного, блядь, проще?! — Микки, — Йен мягко позвал его, и брюнет провел языком по нижней губе, пытаясь прогнать сухость, — Прости, если я…слишком напорист, верно? — внезапно сказал рыжеволосый с явным оттенком вины, — Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя некомфортно и думал, что не можешь сказать мне отвалить или что-то в этом роде, хорошо? Я не всегда дважды думаю прежде чем сказать что-то, у меня есть эта привычка следовать чувствам и… — он тяжело вздохнул, опуская глаза в пол, словно сильно нервничал, — Я знаю, что мы едва ли знаем друг друга, мне не хочется давить и быть цепким, каким я могу казаться, просто…мне хотелось бы, чтобы мы...ну… — Что? — тихо спросил брюнет; и слово вышло почти беззвучным, лишь призрак вопроса, он уставился на Йена, без сомнения безумно и с широко открытыми глазами. — Попытались узнать друг друга? — предложил Йен, отчего-то весь его пыл спал в мгновение, оставив милого задыхающегося от волнения мальчика кусать губу и очаровательно приподнимать брови, — Если конечно ты хочешь этого, правда. Возможно ты живешь где-то в Канаде, знаешь ли…или у тебя уже есть кто-то… — У меня никого нет! — Микки выпалил это так быстро и так резко, что смутился сам, но яркая довольная улыбка Йена покрыла его страдания. — А как насчет Канады? — дразняще спросил он, протягивая руку и касаясь пуговиц на вырезе поло Микки. — Мне нравится кленовый сироп, но честно говоря я ненавижу задницу морозить. Йен выдохнул смешок, приглаживая воротник Микки, — Тогда, должно быть…Калифорния? — Кали-гребаная-форния. — Это хорошо. Действительно хорошо. — Да? — Ты даже не представляешь. И хотя Калифорния насчитывала 40 миллионов жителей, состояла из примерно 480 городов, самолеты были быстрыми, поезда доступными, а призрачные шансы Микки обрести что-то большее, чем он когда-либо мог бы себе представить, превращались из глупой мечты в возможную реальность. — Так куда мы…идем? — поинтересовался брюнет, борясь с желанием коснуться покрытого пушистыми волосками предплечья Йена. — Знаешь, в Риме ты можешь идти в любую сторону и везде тебе будут ждать музыка, еда и вино.┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
"Prefetti19" на самом деле маленькое уникальное место на Via dei Prefetti — итальянское бистро в парижском стиле, где подают европейскую кухню с итальянским веянием и качеством. Зал уютный и оформлен в сочетание элегантности ресторана и простоты бистро. И хотя помещение небольшое и почти все столики заняты, они получают прекрасное уединенное местечко прямо за кирпичной аркой, разделяющей зал пополам. — Мы сейчас в одном из самых красивых районов исторического центра Рима, — говорит ему Йен, когда они занимают свои места, — В нескольких шагах от парламента, здесь повсюду тихие живописные улицы. Микки кивает, скользя взглядом по залу, немного волнуясь, что кто-то может узнать его, но кажется никому нет дела: тихая музыка едва ли перекрывает звон столовых приборов и размеренную болтовню; итальянский смешивается с американским и,кажется, немецким. — Здесь много туристов, — говорит он, проводя рукой по шее, потому что внезапно ему становится душно, — Как ты нашел это место? Рыжеволосый не отвечает, потому что им приносят меню, и Микки просто кивает молодому официанту, оставляя все заботы Йену, который мило улыбается, объясняя Лоренцо что-то на итальянском лишь с легким американским акцентом. Он берет меню и чуть ли не вздыхает от облегчения, потому что внутри папки есть обычный листок А4 с переводом названия блюд на английский, и хотя Микки совершенно без понятия, что такое рош с курицей и перцем или тонарелли, это все равно намного проще, чем выбирать вслепую. Он чувствует как пальцы Йена аккуратно касаются его запястья на секунду и поднимает взгляд, смотря на него, замечая, как тусклое освещение делает его ресницы медными. — Какое вино ты любишь? — спрашивает Йен, — Сухое, полусухое, полусладкое, может быть ты скажешь название… — Лучшее вино — это пиво, чувак, — не думая говорит Микки, и их официант издает какой-то сдавленный звук, — Я доверяю твоему вкусу, — он добавляет, отчасти потому что это правда, отчасти из нежелания быть задушенным Лоренцо из "Prefetti19". Йен кивает ему с легкой улыбкой и возвращается к разговору, — Una bottiglia di Passito di Pantelleria, per favore, — в ответ официант на мгновение сводит брови вместе, словно он не совсем одобряет выбор, но записывает это в блокнот, прежде чем удалиться. — Данный сорт обычно распивают с десертами, Passito di Pantelleria — сладкое ароматное вино, его родина Сицилия, где множество традиционных сладостей, а к основным блюдам принято выбирать более терпкие сорта, но…мне оно очень нравится, и я глупый американец, поэтому я думаю, что мне можно пить сладкое вино за ужином, — говорит Йен, разглядывая меню перед собой. — Какая блин вообще кому разница какое вино и с чем ты пьешь? Разве это не личные границы или что-то в этом роде? — Возможно, но итальянская кухня заслуженно считается искусством, так что представь, что ты пришел в музей, встал перед "Мона Лиза", а потом нацепил темные очки, потому что тебе нравится смотреть на эту картину с приглушенным светом. Понимаешь? — Неееет, — Микки протянул, борясь с закатыванием глаз, — Возможно, у тебя есть еще какие-то странные примеры, чтобы я мог еще лучше узнать насколько ты на самом деле зануда. — Простите? — Йен притворно ахнул, роняя меню и прикладывая правую руку к груди в области сердца, — Я пытаюсь быть хорошим кавалером, а ты меня обзываешь, разве я этого заслуживаю? — А еще ты пьешь сладкий алкогольный компот, как девчонка. — Микки! Брюнет рассмеялся, откладывая меню, которым все это время прикрывал совершенно глупую ухмылку на своем лице, смех и глупое подростковое поддразнивание каким-то образом прогнали беспокойство, и он вдруг почувствовал себя таким молодым и свободным. Играла тихая музыка, болтовня местных и туристов была почти успокаивающей, вокруг них образовывался маленький защитный кокон прямо посреди оживленного ресторана и все это, и тот факт, что Йен пригласил Микки сюда, в его День Рождения, желая подарить ему прекрасное приятное время, просто потому что он это он, а не Микки Милкович — американский актер, медийная личность, обладатель премии MTV Movie&TV Avards, просто потому что "он замечательный, также самые красивые глаза, которые я только видел", все это сделало Микки парящим и бесстрашным и, следовательно, настоящим. Это была одновременно опасная и пьянящая смесь. — По правде говоря я должен поблагодарить тебя, ты тратишь свой отпуск, чтобы сделать мой лучше, и я не знаю, чем это заслужил, но…спасибо, — последние слова вышли мягкими, и Микки медленно умирал внутри от смущения и всех клубящихся неизведанных чувств, — Возможно, если ты когда-нибудь будешь в Лос-Анджелесе, я мог бы, ээ…показать тебе Голливудскую аллею славы или эм, Диснейленд? — он тихо засмеялся от собственной шутки, которая полностью была неосознанно расставленной ловушкой, теперь, когда Микки обозначил, где живёт, он ждал, что Йен так же раскроет свой адрес на карте. В конце концов это имело огромное значение. И как же этот идиот чертовски красиво улыбался; художественная индустрия вероятно была утрачена и испорчена, если изображения Йена еще не украшали стены каждой галереи. Улыбка озарила его, пока Микки нервничал, хотя практически знал ответ, легко определить соседа, когда живешь в городе более 15 лет, но все таки кислая зудящая мысль, что ему не могло так повезти, скреблась где-то в его подкорке. — Можешь ли ты поверить, что я живу там почти 5 лет и ни разу не был в Диснейленде? — ответил Йен, прогоняя страхи Микки, — Я хочу отвести туда своего младшего брата, но из-за того что он живет во Флориде, пазл никогда не складывается, так что возможно…да, мне мог бы потребоваться опытный гид. — Я бы не сказал, что я такой, но по крайней мере я обещаю не потеряться, я точно постараюсь этого не делать. Они засмеялись, когда Лоренцо вернулся с бутылкой белого вина и парой бокалов, заставляя каждого из них поджать губы и опустить взгляд, словно они были школьниками, которых директор застал целующимися под школьными трибунами. Официант ловко разлил вино, многозначительно смотря на Йена, и Микки понял, что за все это время они совершенно не думали о заказе. Рыжеволосый схватил меню, и Микки, зная, что сам он точно облажается с выбором, нагло пнул Йена по ноге, произнося одними губами "мне тоже самое". Ведь если итальянская кухня была искусством вам нужен был опытный гид.┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
Они лениво болтают о том, что Йен успел посмотреть в Италии, в каких городах он был и что ему больше всего понравилось, Микки тянется к своему бокалу, собираясь просто отпить вина, чтобы смочить горло, но замечает панический взгляд Йена. — Что? Здесь тоже есть какой-то исторический ритуал? Я должен сначала нанести себе немного на виски, верно? — Просто не будь так быстр, — смеется рыжеволосый и берет свой бокал, слегка вращая его за ножку, так что янтарная жидкость плавно кружится, потому что вероятно Йен немного позер, — Послушай, как оно пахнет. Ладно, это звучит странно, но тебе это понравится. Микки заранее морщит нос, но снова подносит бокал к лицу, повинуясь Йену и вдыхает нежный бархатистый мускатный аромат и да, оно пахнет великолепно, так, что его действительно хочется нанести себе на запястье. — По одной из легенд напиток Passito di Pantelleria использовали для соблазна, — тихо говорит Йен, делая небольшой глоток, — Влюбленная богиня Танит обратила на себя внимание Аполлона с помощью этого вина, а тот самый Джакомо Казанова очаровывал так молодых девушек, — мягко бормочет он, пока Микки отпивает и чувствует на языке нотки персика, шалфея, а после, когда вкус раскрывается и раскрывается: тимьяна, весны и цветов. — Это хорошо, — признается он после третьего глотка. — Да? — Не пиво, но… — Микки! — Мои рецепторы слишком испорчены, чувак, что я могу сделать? Там где я рос был грязный захудалый бар, где более менее пригодным для употребления было какое-то дешёвое гребаное пиво, которое ты старался выпить залпом, чтобы не ощутить вкуса, — говорит Микки, удивляясь, что он делится этим, кусочком своего прошлого, которое он считает постыдным и предпочитает никогда не освещать его ни с коллегами ни тем более с прессой. Однако все что делает Йен — это ставит бокал, а после откидывается на спинку кресла, кладя ладонь на грудь и смеется, удивляя пару за соседним столиком. — Если бы я не знал лучше, я бы решил, что мы выросли в одном и том же месте, потому что там где я жил, наши соседи владели подобным баром и иногда они разбавляли пиво, чтобы увеличить прибыль. Мой тупой гребаный отец не мог понять, почему он не пьянеет от седьмой кружки, на что мы говорили ему — это потому что твоя гребаная печень отказала, Фрэнк, и теперь алкоголь просто выходит из тебя с мочой. Угадай, что следующее, что он сделал? — Святой черт, он же не… — Именно! Придурок окунул палец в собственную струю. — Твою мать, — Микки смеется громко и совершенно некультурно, но ему так хорошо и на самом деле ему плевать, — Он должно быть порядком достал вас, ребята. — Мы чертовски его ненавидели, по крайней мере я. У других детей была какая-то больная, тонкая связь с ним, но я просто действительно не был его сыном. Так что раз в неделю я предлагал идеальный план по избавлению от Фрэнка: ледяная река, крысиный яд, бешеный енот. — Ты не искал легких путей, — говорит Микки, смеясь и делая глоток, ощущая себя чертовски счастливым разговаривая о дерьмовом детстве и уродах отцах, — Мой гребаный папаша был худшим из людей, и мы все слишком боялись его, чтобы и правда что-то сделать, но как-то раз он настолько напился и отключил свой гребаный свет, что мой старший брат помочился ему в волосы, потому что накануне ублюдок сильно избил его из-за какой-то чуши, так что… — внезапно Микки замолкает, когда понимает, что эта история совершенно не для чьих-либо ушей, и на самом деле она ни капли не смешная; Йен, наверное, просто решит, что Микки безумный идиот из самой неблагополучной семьи, раз рассказывает такое со слабой улыбкой. Но это действительно была маленькая грязная победа с мерзким запахом, Микки было 11 лет, он смотрел на это и осознавал, что его отец не авторитет, не Бог и тем более не пример для подражания, на самом деле Терри был лишь злобной бездушной кучей дерьма и, что самое главное, он не был непобедим. Однако они заходили на опасную территорию, потому что такие вещи, как разговоры о детстве были бесконечно милыми только если не включали в себя насилие, криминал и ежедневные попытки выжить. Других людей такие истории отталкивали, они пугали их и сразу же портили впечатление, ведь если вы когда-то были саутсайдовским мусором, вам уже никогда не отмыться. Последнее чего хотел Микки это дать Йену понять, что весь его образ крутого американского парня — это выстроенный в течении многих лет фасад, за которым все еще прятался грязный, настолько агрессивный настолько и напуганный четырнадцатилетний мальчик. И несмотря на то, что ему отчаянно хотелось рассказать Йену обо всем, потому что тот выглядел добрым, чертовски милым и понимающим, потому что у него тоже было дерьмовое детство, потому что он совершенно не знал Микки так, как гребаная половина материка, брюнету нужно было заткнуться. В конце концов, по его личному опыту никто не любил бедных травмированных детей. Но Йен, будучи пришельцем, в чем Микки был уже почти уверен, снова удивил его, протягивая руку ладонью вверх в приглашающем жесте, шевеля пальцами, пока Микки пытался осознать происходящее. Он неловко вложил свою ладонь в ладонь Йена, надеясь, что он не почувствует гребаную влажность и посмотрел ему в глаза, медленно расслабляясь от всей той искренней доброты, которая наполняла его взгляд. — Хочешь я расскажу тебе, как мы опоили Фрэнка, а потом устроили ему фальшивые похороны, чтобы от нас отвалили гребаные коллекторы? — и он говорит это так тихо и так мило, что Микки ничего не может поделать с громких смехом, который вырывается из его груди.┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
Они так увлеченно болтают, делясь на самом деле ужасными, постыдными и совершенно незаконными историями из своего детства, что практически не замечают Лоренцо, который приносит им по две порции утиной грудки с луком порей и фундуком под апельсиновым соусом, артишоки с пармезаном с фондю и вафлями пекорино, а также карпаччо из говядины. Еда отличная и порции небольшие, выбранное Йеном вино прекрасно сочетается и лишь немного пьянит, заставляя любое остаточное напряжение покинуть грудь Микки. Или может быть это просто их разговоры, смех и абсолютно глупые улыбки, которые раскалывают их лица. Они отказываются от второй тарелки в пользу десерта дня, и Йен наполняет их бокалы в четвертый раз за вечер. — Итак, сколько же тебе исполняется? — серьезно спрашивает рыжеволосый, приподнимая бокал, словно готовится к тосту. — Да иди ты, — Микки хихикает, легонько пиная мокасин Йена, — Двадцать семь, но ты не будешь толкать речь. — Ооо, я совершенно точно собираюсь толкнуть речь, — Йен дразнит, но через секунду успокаивается, становясь серьезным, он приближает свой бокал к Микки, и они неловко замирают над центром стола, когда Йен вздыхает, а после говорит с интонацией и подачей мудрого поэта, — Non so cosa mi riserva il domani…L’importante è essere felice oggi, — они легко соприкасаются краями бокалов, прежде чем сделать последний глоток, и Микки совершенно не знает перевода, но он знает. Он знает.┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
— Улица Префектов получила свое название от церкви, которая здесь стоит — S. Nicola Dei Prefetti, и я мог бы рассказать тебе очень длинную историю о префектуре Рима, но я почти уверен, что ты сбросишь меня в первый кювет, который попадется на нашем пути. Микки смеется, когда они медленно бродят по мощеным улочкам между старыми атмосферными зданиями, которые в большей степени закрывают солнце, даря вечернюю прохладу. Он хочет спросить Йена "чем, черт возьми, ты занимаешься, что так много знаешь?", но что-то холодное останавливает его, потому что если Микки спросит, Йен спросит его в ответ, и как люди вообще говорят о таких вещах? “Эм, чувак, ты мог бы видеть меня в телевизоре или, знаешь, недавно мою задницу показали на Netflix". Он не знает, почему его это так пугает, в этом нет ничего такого, но может быть Микки не хочет терять эти особые привилегии обычного человека, не хочет вспоминать и говорить о своей работе теперь, когда он так далеко от нее мыслями и всем своим гребаным телом, не хочет, чтобы Йен, как это бывает, неловко отошел от него и поменял все свое отношение, потому что так оно и происходит. Поэтому он не спрашивает, хотя впервые ему так сильно хочется узнать как можно больше о другом человеке: чем он дышит, что ему нравится, о чем он думает. Слова Джеффри неприятно оседают в его груди, и он пропускает то, о чем говорит Йен, пока думает об этом снова и снова. "Но ты должен быть честен и с этим парнем и с самим собой. Не все люди согласны быть рядом с медийным человеком, далеко не каждый выдержит такой уровень нагрузки и в жизни и в отношениях, поэтому чтобы не обжигаться, когда ситуация накалится, лучше раскрыть карты с самого начала, как я и сказал, ничего лишнего, в конце концов про тебя есть 1000 и 1 статья в Википедии…" Стоит ли ему просто сорвать пластырь? — Эй, — Йен легонько толкает его в бок, — Ты планировал выезжать за пределы Рима? Микки требуется секунда, чтобы собраться с мыслями, — На самом деле я планировал десять дней валяться в отеле, есть слишком много пиццы и смотреть самые дрянные шоу, так что, наверное, нет? Йен улыбается ему и сворачивает на более тихую улицу, — Я хотел посетить виноградник Ассизи в регионе Умбрии, дорога занимает где-то 2:30 часа на арендованной машине, но Боже, это стоит каждой минуты пути, знаешь. Бескрайние виноградные поля расположены рядом со средневековым городом Ассизи, это легендарное место в самом сердце Италии, множество сакральных памятников, сокровищница искусства и…я схожу с ума, когда думаю об этом, прости. Я планировал съездить туда один, но как думаешь, тебе бы понравился целый день в компании шумного ботаника, который будет водить тебя по виноградным полям и сказочным городам? О, черт, подожди, нам придется заночевать там и у меня только один номер, может быть я мог бы… — Йен, — Микки смеется, когда останавливает этого раскрасневшегося от волнения очаровательного идиота, беря его под локоть и заставляя посмотреть на себя, — Я почти уверен, что согласился бы даже если ты позвал меня смотреть на петушиные бои, к тому же…это может быть ситуация: они зашли в номер, а там всего лишь одна кровать, — он шутит, комично расширяя глаза от притворного шока, но Йен просто смотрит на него, и он тяжело дышит, и его взгляд опускается вниз, задерживаясь на губах Микки, когда тот добавляет, — И я точно могу провести одну ночь на диване или полу, если это то… — Я определенно не хочу, чтобы ты спал где-либо, кроме моей кровати, Мик, — перебивает его Йен, кладя свою руку на талию Микки; теплая ладонь почти обжигает. Они стоят в тени навеса у какого-то здания, люди снуют мимо них, и никому в целом Свете нет дела, когда Йен приближается дюйм за дюймом, и Микки думает, что его сердце сейчас выпрыгнет из груди, он смотрит на веснушки на лбу Йена, его веках, его щеках, чувствует его дыхание с нотками Passito di Pantelleria, и он полностью готов получить свой первый… — Простите, — слишком нервный и слишком высокий голос в мгновение лопает их пузырь, и они смущенно откашливаются, чтобы обратить внимание на девушку, которая выглядит взволнованной, перекатываясь с пятки на носок и сжимая телефон в руках, — Можно сфотографироваться с вами? И вот так внутри Микки все рушится, он думает, что ему нужно пошевелиться, но замечает, что девушка на самом деле не смотрит на него, на самом деле пальцы Йена сильно сжимают его бок и… — Простите, я просто…моя мечта встретить вас, я так сильно обожаю все, что вы делаете…и я, сейчас задохнусь от волнения, — лепечет она на ломаном английском, — Одно селфи, мистер Галлагер?