┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
Йен заказывает для себя "джелати ди фрутта" и "джелати ди Торроне" для Микки, они получают мороженое в бумажных стаканчиках с деревянной лопаточкой и быстрым шагом идут к ближайшей лавочке, которую покидает пожилая супружеская пара. Они садятся прямо перед носом других туристов и получают кислый неодобрительный взгляд, который только веселит их, потому что нужно быстрее шевелить ногами или уметь проигрывать. Со стороны Микки цветет магнолия в своем небольшом круге земли посреди вымощенной камнем площади, ветви нависают над ним облаком пудрово-розовых пышных бутонов, которые пахнут, как сладкая слива с лимонной свежестью и пьянящей ванилью. Йен кладет в рот порцию своего фруктового мороженого и наконец-то… Наконец-то… Нарушает тишину, что заставляла все мышцы в теле Микки застыть в напряжении. — Я просто никогда не был на свидании или любой другой личной встрече, где я мог бы быть самим собой, — говорит он, приподнимая брови, словно удивлен сам от себя, — Прости за все это драматичное молчание, но я пытался вспомнить хотя бы один раз, но…с другой стороны все мои свидания можно пересчитать по пальцам одной руки, — продолжает Йен и, оставляя лопатку во рту, вытягивает руку, показывая Микки три пальца, — И я посчитал сегодня, так что… — Чушь, — Микки зачерпывает свою порцию и хихикает, — Чтобы Йен Галлагер, которого девушки останавливают на улице, дабы получить селфи и просто подышать с ним одним воздухом, ходил всего лишь на три свидания, — отвечает он, краем глаза замечая, как Йен слегка морщится от холодного лакомства или от слов Микки с жирным слоем любопытства и еще более толстым слоем лицемерия, потому что сам Микки был всего лишь на одном свидании, и оно еще не закончилось. Но Йен открытый, жизнерадостный, добрый и чертовски красивый, он до смешного очаровательный и тактильный, не может быть, чтобы его любовный успех близок к Микки, который, как бы яростно он это не отрицал, вне камер был замкнутой монашкой на грани социопатии. — Не думал, что меня все еще узнают, тем более так далеко от дома, — говорит Йен и из его голоса пропадает привычная легкость, — Я не какой-то там блогер и едва ли я хотел быть популярным, но… — несколько секунд он смотрит вдаль, прежде чем взглянуть на Микки с непроницаемым выражением лица, — Так получилось и я не всегда знаю, что с этим делать. Немного сюрреалистично. Да, Микки понимает это. Он кладет в рот порцию мороженого, чувствуя холодную сливочную сладость, касание ветра к горячей коже шеи, запах цветущей магнолии и прилив небывалой смелости. Он хочет сказать: "Чертовски верно, это преследует меня каждый гребаный день", он хочет спросить: " И кто же ты тогда?", но Йен говорит первым, ставя пустой стаканчик с краю от себя и кладя правую руку на спинку скамейки так, что кончики пальцев почти касаются плеча Микки. — Ты прав в том, что я немного спланировал сегодняшний вечер, потому что мои прошлые попытки были ужасными, и я тоже хотел свою порцию хорошего впечатления, — говорит он, играя пальцами с тканью поло Микки, — И я также чувствую, что тороплюсь, просто зная, что скоро ты улетаешь и мне кажется, что как только твой самолёт взлетит, с твоих глаз спадет романтичная итальянская пелена, и ты просто подумаешь: "Христос на крекере, что за идиот это был?" и отмахнешься от меня, как от странного сна, а потом это селфи, которое теперь я должен объяснить, но правда в том, что мне не хватит и три свидания, чтобы как-то прояснить ситуацию, и вот я болтаю и болтаю, и все это откровенная чушь, Господи…но ты сказал мне быть самим собой, так что вот он я — слегка смешной и совершенно сумасшедший! — Йен договорил, и его пальцы теперь полностью вцепились в Микки, словно ему просто нужно было за что-то держаться, — Ну вот, это свидание испорчено. Последняя фраза застала Микки врасплох, и он почти неосознанно накрыл руку Йена, которая все еще покоилась на его плече, своей собственной ладонью прохладной после стаканчика мороженого. Йен тяжело вздохнул, и Микки подумал, что мужчина был прав, он правда сумасшедший, если решил, что свидание проходило как-то иначе, чем невероятно. Теперь, когда завеса наигранности исчезла, это были только они: Йен и Микки, пытающиеся просто стать ближе к друг другу. И иногда это тяжело, иногда больно, практически всегда неловко и даже постыдно, но в любом случае прекрасно — быть просто людьми. И так приятно не чувствовать себя одиноким в своей нервозности, спутанных мыслях и наличии глупых тайн, эмоционального багажа и кучи других вещей, которые делают человека человеком. — Ты не должен ничего объяснять, пояснять и рассказывать мне, — говорит Микки, чувствуя пушистые волоски на пальцах Йена. — Разве это теперь не то, что люди зовут слоном в комнате? — Ну, тогда твоему слону придется подвинуться, потому что у меня за спиной целое гребаное слоновье стадо, — отвечает Микки, и улыбается, потому что Йен делает это, — Я не собираюсь исчезать, когда мой отпуск закончится, мы живем в мире, где мессенджеров больше, чем информации, которой люди хотели бы поделиться, мы живем в одном городе, и если ты захочешь продолжить то, что мы начали здесь… — Я хочу, — Йен прервал его, смотря на Микки широко открытыми глазами, — Я хочу продолжить это в Лос-Анджелесе. — Тогда давай, блядь, начнем с малого, я не знаю, как все это делается, но я уверен, что ты меня просветишь. Давай просто…будем собой? Я звучу так чертовски глупо прямо сейчас, но у меня тоже есть куча вещей, важных вещей, о которых я должен сказать, но… — Ты просто не знаешь как начать так, чтобы все не испортить, потому что на самом деле ты всегда избегаешь говорить об этом. — Мне даже не нужно было никогда говорить об этом, — Микки фыркнул, сжимая руку Йена, — И кажется, что если я начну с этого, то создам неверное впечатление, потому что это не я, по-крайней мере не совсем и… — Я хотел бы оставить приятные воспоминания и чувства, прежде чем обрушить на тебя ту кучу информации, которая скорее всего заставит тебя передумать связываться со мной и… — И побудит тебя побежать на другой конец Света, потому что именно так я бы и сделал на твоем месте, поэтому… — Давай просто выясним необходимые вещи и позволим себе расслабиться, — предложил Йен и приподнял свободную руку, — Мы оба не женаты и не замужем? — серьезно спросил он, и Микки скривился в отвращении, Йен загнул палец, — Отлично, у нас обоих нет детей? В принципе это не проблема, но думаю стоит сразу внести ясность, — Микки отрицательно закачал головой так сильно, что чуть не свернул себе шею, — Хорошо, нам обоим нравится член? — Какого хрена? Что нам может еще нравиться? — Я просто гей, Микки, но мир полон бисексуалов, пансексуалов…и честно говоря они в моем черном списке для отношений, как бы не толерантно это ни было, пусть винят во всем моего бывшего. — Я даже не знаю, что такое пансексуал, — хмыкнул Микки, — Не подумай, я поддерживаю сообщество, как могу, но я действительно обычный старый гей. — Лучшие слова, которые я только слышал, — ответил Йен, и Микки прищурился на него, —Никто из нас не в розыске? — Какого черта?! — Прости, прости, мои прошлые связи были немного…интересными, я думаю. К тому же, разве я не выгляжу опасно? — На уровне золотистого лабрадора. — Приемлемо. И последнее, но не менее важное, нам обоим нравится тот факт, что ты любишь это снизу? — Да пошел ты, — Микки чуть не подавился слюной, одновременно показывая Йену фак, — Как, черт возьми, ты такой засранец? — Ооо, простите мужчине его любопытство, — промурлыкал Йен, явно наслаждаясь тем, как Микки неумолимо краснел под его взглядом, — Просто прощупываю почву. — Мудак, — Микки засмеялся теплым счастливым смехом, — Разве не половина удовольствия выяснить это самому? — он прикусил губу в совершенно откровенной попытке подразнивания, даже не собираясь скрывать этого, потому что Йен должен был знать, что у Микки тоже есть некоторые приемы. — Ага, — Йен сглотнул, почесывая пальцами плечо Микки, — Что-то в этом роде, конечно же, — пробормотал он, и было ли что-то приятнее, чем заставлять гореть и смущаться одного чертовски красивого гиганта?┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
Когда они выходят из такси, уже темно и только редкие тусклые фонари освещают дорогу к гостевому дому; Микки бьет Йена по руке и расплачивается с таксистом, давая тому слишком большие чаевые на зло рыжеволосому, которому удавалось схватить каждый чек за последние пару дней. Вдалеке слышна музыка и, кажется, Рим никогда не спит, шумные компании бредут по обочине, когда Йен берет Микки за руку, сплетая пальцы, и его глупое сердце бьется, бьется и бьется, пока они медленно идут к дому теплой августовской ночью и, наверное, жизнь никогда больше не будет прежней. Дверь "Visita di Dia" приоткрыта, тусклый свет струится из коридора, а вот белая магнолия, спрятавшая лепестки на ночь, но все так же пахнущая, как тот самый обещанный рай. Каменные ступени, ведущие внутрь фамильного дома, надежно спрятанного посреди вечного города в самом сердце Италии. И отчасти поэтому, отчасти потому что ночь невероятно звездная, потому что мужчина рядом с ним слишком прекрасен, Микки поднимается на ступеньку, поворачиваясь и оказываясь лицом к лицу с Йеном. Его волосы почти красные в приглушенном свете, а глаза темные и в них так много всего, Микки видит веснушки, пока кладет руки на плечи Йена и обнимает его, зарываясь пальцами в мягкие локоны, а вот раздражение от бритья на сильной челюсти, немного искривленной, но это так же красиво, как и рыжие брови, трепещущие ресницы и губы, порозовевшие от последней порции джелато, что они разделили перед тем, как вызвать такси. "Джелати алла крема ди латте", — сказал Йен, — "Мороженное с молочными сливками". То, что Микки никогда не забудет — это ощущение теплых ладоней на его талии, то, как большие пальцы водят успокаивающие круги, прежде чем Йен придвигается ближе и скользит руками по бокам Микки, а после поднимает правую, чтобы коснуться его лица. То, как Йен на него смотрит, какие невероятно красивые у него глаза: песочного цвета радужка, глубокий лесной, переходящий в туманный голубой по краям и то, какой испытующий у него взгляд, почти неверящий, не скрывающий ни единой эмоции. Микки знает, что никогда не забудет ни единой детали, будь он проклят, но он запомнит запах цветущей магнолии, вкус сливочного джелато на прохладных губах Йена Галлагера под звёздным небом вечного города. — С Днём Рождения, Микки, — шепчет Йен, водя носом по его щеке, едва ли касаясь кожи губами. Микки высвобождает одну из рук, ненадолго оплакивая потерю мягких кудрей, но быстро забывая об этом, скользя ладонью по шее и поглаживая большим пальцем мочку уха рыжеволосого, прежде чем сделать то, что он хотел с самого момента их встречи. И оказывается сливочное джелато лучше всего сочетается с персиковыми губами горячих рыжеволосых ирландцев. Хотя возможно, дело просто в Йене. Первый поцелуй громкий в тишине двора, влажный и сладкий и разжигает огонь в животе Микки; Йен скользит рукой по его волосам, баюкая затылок в своей ладони и направляет его к губам, к губам и к губам, заставляя мир бешено кружиться вокруг. Его губы нежные, мягкие, но ищущие; жажда и контроль, которому Микки готов сдаться, Йен целует его просто, а после посасывает верхнюю губу, слегка прикусывая и тут же успокаивая, издавая тихий стон удовольствия, и Господи Боже, если бы другая рука Йена сейчас бы намертво не прижимала Микки к себе, он бы рухнул от перегрузки ощущений. В какой-то момент Йен вероятно нашел ритм, и Микки остро почувствовал перемену в поцелуях, стиль Йена стал твердым и отчаянным, оставаясь податливым ко всему, что Микки мог предложить ему, и он поприветствовал язык Микки с глубоким божественным стоном, лаская своим языком в ответ. Этот звук почти заставил Микки упасть на колени, но Йен продолжал крепко держать его, поэтому он с силой сжал в кулаке рубашку Йена и слегка потянул его за волосы, что принесло Микки еще более тяжелый стон и нежный укус в нижнюю губу. — Ты потрясающе целуешься, — прохрипел Йен, оторвавшись на секунду, — Эти губы, Микки, — прошептал он, прежде чем вернуться и продолжить лизать, целовать и покусывать названные губы, разрушая и рассеивая все, что Микки знал об удовольствиях в этой жизни. Йен провел руками по его бокам, задерживаясь на тазовых косточках, скользнул к бедрам, игнорируя его задницу по-настоящему, словно Микки мог рассыпаться от излишнего напора. — Положи свои руки на меня, Иисусе, — выдохнул Микки, готовый дать Йену любое подкрепление, в котором тот нуждался. Йен слегка наклонился, кладя ладони чуть выше местечка под коленями Микки и скользя ими вверх по бедрам с восхитительным нажимом, пока он не достиг задницы, начав поглаживать и массировать так, что Микки замурлыкал прямо ему в рот. Он оторвался от губ Йена, только чтобы потянуть его за волосы и обнажить бледный изгиб шеи для своих поцелуев и покусываний, выслеживая бешеный пульс Йена своим языком. Его глаза закатились, когда рыжеволосый сделал один выпад тазом, прижимаясь к Микки и давая ему почувствовать всю твердость своего желания в прямом и переносном смысле. Наверное, чертовски больно было бы стоять на коленях на каменной лестнице, но Микки так сильно хотел стоять на коленях на этой лестнице, однако перспектива напугать милых итальянских старушек действительно заставила его пошевелиться. — Моя комната, — он прошипел, потому что Йен, черт побери, укусил его в плечо, продолжая мять и поглаживать его повсюду, вероятно, получив все разрешения или наплевав на них, что делало Микки очень счастливым. Микки зарылся носом в местечко за ухом Йена, медленно оттаскивая его ближе к двери, надеясь, что они не споткнутся о гребаную ступень; он глубоко вдохнул: абрикосы, магнолия, тяжелый запах возбуждения Йена Галлагера, который прошел через нос, мозг и чертово сердце прямо к члену Микки. — Давай же, Герк, я не получаю гребаные синяки от камней на коленях, когда огромная кровать в нескольких футах от нас, — пробормотал он, когда Йен нашел нужный угол и потерся своим членом прямо о ноющий член Микки, — Черт возьми. Йен наконец-то получил сообщение, захватывая губы Микки во влажном поцелуе, просто засасывая их между своими, и это определенно был самый страстный, самый жаркий сеанс поцелуев, который знала история. Микки застонал громко и совершенно неуместно для тихого семейного дворика, но во всем был виноват рыжеволосый мужчина, который снова провёл ладонями по бедрам Микки и подхватив его под задницей, оторвал от ступеней, словно брюнет ничего не весил. — Отпусти меня, придурок, — он засмеялся, выворачиваясь из хватки Йена и таща его вверх по лестнице, будто пол был лавой, надеясь, что они не производят столь очевидного шума. Йен вцепился в Микки, бесстыдно толкаясь в его бедро, когда брюнет изо всех сил пытался открыть чертову дверь в диком сексуальном тумане, он выругался, почувствовав язык на своей шее и руку, нежно царапающую мягкость его живота. — Спасибо, мать твою, — выдохнул Микки, толкая дверь с Йеном на прицепе. Они попали в комнату, и Микки чудом щелкнул выключателем, чтобы комната наполнилась слабым мягким светом, он бесцеремонно столкнул чемодан с кровати и откинул одеяло, усеянное другим его барахлом, поворачиваясь к Йену и чувствуя внезапную волну нервозности. Но это продлилось недолго, почти мимолетно, потому что Йен стоял там, тяжело дышащий, с буйством растрепанных кудрей, с почти расстегнутой рубашкой, и ничто в мире не смогло бы остановить Микки от того, чтобы снова притянуть его к себе, снова поцеловать, снова ощутить эти руки на себе, эти гребаные такие сильные руки. Микки потянул и толкнул достаточно, чтобы Йен рухнул задницей на кровать с яркой улыбкой на лице и с красными от поцелуев губами, — Хороший вид, Герк, — Микки подразнил, становясь на колени над ним и тут же оказываясь в руках рыжеволосого. — Да, но у меня вид лучше. Микки был не согласен, но у него также не осталось шанса возразить, когда Йен потянул его за поло, чтобы стянуть лишнюю теперь ткань через голову и бросить в сторону пола, словно она его оскорбляла. — Черт, ты еще лучше, чем я думал, — выдохнул Йен, пока Микки боролся с желанием просто оторвать его чертовы пуговицы, а не скрупулезно расстегивать их одну за другой, — Ты, блядь, совершенен, — прохрипел он, приподнимая таз, чтобы помочь Микки вытащить рубашку из брюк, а потом и с самого Йена, оставляя его божественно голым по пояс. Его мир на секунду закружился, меняя полюса, когда Микки оказался прижатым к простыням и заключенным в клетку под Йеном (гребаный засранец), целующим его, пока у него не онемели губы. Йен был везде, нуждающийся и властный, подхватывая Микки под поясницу одной рукой, чтобы заставить его выгнуться с кровати и тереться о него, пока Микки не попрощается с рассудком. Он был везде, пока терзал шею Микки губами и зубами, каким-то образом одновременно расстегивая его ремень и стаскивая с него штаны достаточно, чтобы прижиматься низом живота к головке члена Микки, обтянутой только тонким хлопком брифов. — Йен, блядь… — Микки застонал, молясь и надеясь, что на втором этаже больше никто не жил, потому что не было никаких шансов, что он сможет сдерживать все эти гребаные звуки, особенно теперь, когда Йен с четкой целью пополз к югу, нежно царапая зубами грудь Микки, лаская языком его соски, — Черт возьми, — Микки задрожал, сжимая одной рукой волосы Йена, а второй отчаянно цепляясь за простыни, словно он мог упасть. — Ты чертовски красивый, — Йен простонал, прокладывая дорожку поцелуев до другого соска, — Такой отзывчивый и чувствительный, Боже мой, Микки, ты убьешь меня, я клянусь, просто… — он втянул розовый бугорок, посасывая и слегка перекатывая зубами, но достаточно, чтобы Микки эффектно развалился с его именем на губах. Он не помнил, когда у него последний раз был секс, и считалось ли теперь сексом то, что у него было? Вероятно, черт возьми, нет. — Тебя высекли из гребаного мрамора, — ответил он, поглаживая руками сильную спину Йена, наслаждаясь тем, как мышцы играли под его ладонями, — Потом, наверное, искупали в какой-нибудь амброзии, иначе я не знаю какого черта ты такой…великолепный ублюдок. Йен усмехнулся, неуклонно двигаясь вниз, целуя и облизывая живот Микки, пока его нос не коснулся эластичного пояса брифов, — Как ты чувствуешь себя по поводу того, что я прямо сейчас собираюсь тебе отсосать? — спросил он, уже стягивая брюки и нижнее белье Микки. — Хорошо, если только потом я сделаю тоже самое для тебя, — ответил брюнет, потому что ни за что, ни за что черт возьми, он не собирался упускать возможности разобрать Йена на части своим ртом и руками, хотя у Микки были какие-то догадки, что раньше у него никогда не было члена во рту, но все эти мысли вылетели в трубу, потому что Йен не мучался никакими сомнениями. Жар его рта поразил Микки до гребаных костей, вибрация стона Йена прошлась по его телу горячей волной и, скорее всего, затронула саму Душу, и брюнет позволил глазам закрыться, а рукам глубже зарыться в этих мягких, вызывающих чертово привыкание, кудрях. Йен отстранился, оставляя укус на его бедре, поглаживая член рукой, — Мик, — прохрипел он, и Микки нашел в себе силы приподняться на локтях, — Ты можешь двигать бедрами, я не против, — сказал он, смотря на брюнета с абсолютно безумным от похоти взглядом и красными припухшими губами. — Господи, — Микки простонал, опасаясь, что он кончит просто от слов рыжеволосого, и он даже не был против такого исхода, — Блядь, блядь, — он выругался, когда Йен снова взял его глубоко в горло и подхватил ладонями под ягодицы, побуждая толкаться, — Не стесняйся укусить меня, если я задушу тебя или что-то ещё, потому что я не хочу причинять тебе никакого вреда, слышишь меня, да? Йен одобрительно промычал, постукивая пальцем по бедру Микки, и с этого момента все превратилось в размытое пятно, где брюнет пытался позаботиться о Йене, нежно направляя его, удивляясь этому, потому что обычно Микки был не против хорошенько дать кому-то в горло, но сейчас был другой случай, просто все было по-другому, и Йен выглядел идеально разбитым с мокрыми от пота волосами, закрытыми глазами и красными губами вокруг… — Йен, я…черт, — Микки вдохнул, надеясь, что его тело даст ему еще пару мгновений, чтобы насладиться этим восхитительным горячим ощущением надвигающегося оргазма, но Йен вряд ли оставлял ему даже пол шанса, делая ему жесткий отсос с ласками языком, иногда останавливаясь, чтобы уделить все внимание головке, не прекращая издавать эти довольные звуки, и Микки вдруг понял, что его ублажали, разбирали и перекраивали с любовью и рвением, с которым он просто не смог бы справиться. Оргазм заставил его зажмуриться и застонать, что он не помнил, чтобы вообще делал с кем-то; яркое, ни с чем не сравнимое удовольствие поразило его, охватывая жаром живот, пах и бедра, и Микки попытался оттолкнуть Йена, предупредить его, он выдохнул "Йен", но мужчина только крепче вцепился в бедра Микки, давая ему одобрение, позволяя, и брюнет кончил, дрожа и слабо осознавая где-то на задворках сознания, что... Йен Галлагер только что уничтожил его для всех остальных. Пути назад больше не было. — Ты что-то неземное… — Микки прохрипел, как только вернулся в сознание, посмеиваясь от перевозбуждения, пока Йен облизал его в последний раз и поднялся назад с легкими поцелуями по телу Микки. Он положил ладонь на шею Йена, направляя его к своим губам и целуя его глубоко, громко и влажно, к черту вкус его собственной спермы, Микки это не волновало. Что действительно было важно, так это мужчина над ним — горячий, разбитый и в отчаянье, пахнущий, как рай и звучащий, как ангельский хор. — Давай, иди сюда, — Микки прохрипел, сбрасывая штаны и белье с лодыжек и толкая Йена на спину, чтобы так же раздеть его ниже пояса, открывая себе вид на твердый налитый член, и что это был за член, Микки не смог бы подобрать слов, и он поклялся себе, что в ближайшее время заставит Йена лежать смирно, пока Микки будет так же разрушать его от макушки до пят, но сейчас не было никакого шанса, что у мужчины осталась хоть секунда терпения. Мозг Микки получил химический гормональный удар, когда брюнет без предисловий опустился и скользнул губами по влажной соленой головке, наслаждаясь вкусом, руками в своих волосах и громким стоном, все в этом было восхитительно и то, как челюсть Микки напряглась от усилий только заставило его хотеть большего. Йен был безумен в своей реакции, содрогаясь и умоляя, пока Микки ласкал его ртом и рукой, выкручивая запястье и пытаясь отдать ему хотя бы часть того удовольствия, которое Йен подарил ему, но прошла от силы минута, когда рыжеволосый напрягся и хорошенько ухватил его за волосы, учащенно дыша, словно ему было больно. Микки вдохнул носом, принимая его как можно глубже, пока он почти не уткнулся в пушистые рыжие волосы на лобке Йена и не лишился всего гребаного кислорода. — Микки, черт…о, Боже мой, Мик… — Йен бился, стонал, и брюнет чувствовал его пульс у себя на языке, когда он дернулся, замер и кончил тремя солоноватыми струями, сжимая голову Микки бедрами, — Блядь! Да, это было одно из слов. Брюнет отстранился, сглатывая и делая желанный вдох, наклоняясь, чтобы любовно очистить Йена и снова пережить турбулентность, когда рыжеволосый схватил его за плечи и повалил на кровать, накрывая тяжелым успокаивающим весом. — Ti adoro, — прошептал Йен, сияя от улыбки и недавнего хорошего оргазма, — Dove sei stato per tutta la mia vita? И Микки не знал перевода, но он знал. Он знал.