𝐈𝐧 𝐭𝐰𝐨 𝐬𝐭𝐞𝐩𝐬 𝐟𝐚𝐫 𝐟𝐫𝐨𝐦 𝐲𝐨𝐮(𝐀𝐭 𝐚 𝐝𝐢𝐬𝐭𝐚𝐧𝐜𝐞 𝐨𝐟 𝐢𝐧𝐟𝐢𝐧𝐢𝐭𝐲)

Когда он был маленьким бедным мальчиком, лежащим на грязных потертых простынях, усыпанных слишком большим количеством сигаретного пепла для кровати двенадцатилетнего подростка… Когда он был беззащитным и, казалось, никому во всем мире ненужным ребенком, смотрящим на старые стены ненавистного ему дома, заклеенные всевозможными постерами и вырезками из украденных журналов, которые совершенно не отражали ни одно из его настоящих сокровенных увлечений… Когда он был Микки "мусор" Милкович — самый грязный белый мальчик Америки, сын Терри Милковича — неонациста, жестокого гомофоба, крайнего расиста, насильника и убийцы, когда его собственная фамилия звучала, как смертный приговор… Когда ему не нужны были ни дорогая одежда, ни мягкие одеяла, ни крепкие стены, потому что Микки никогда не становилось по-настоящему холодно, ведь изо дня в день он горел в аду… …тогда маленькая, едва дышащая часть его, бесконечно надеялась, что когда-нибудь, черт возьми, он выберется, освободится, сбежит и спасется, прежде чем мерзкие фамильные демоны захватят его сердце и мозг. Он верил, что рано или поздно, коснется сияющей поверхности звезд и не обожжется… Но Микки никогда бы не подумал, что эти самые звезды сами упадут к нему в руки в виде неземного мужчины, который без сомнения был наполнен звездным сиянием в каждом своем атоме, излучая так много любви и света, что невозможно было оторвать от него глаз в это раннее теплое утро. — Не знал, что ты жаворонок, — пробормотал Йен медленным сонным голосом, не открывая глаз, просто в слепую протягивая теплую ладонь к лицу Микки, лицу, которое подло наблюдало за ним вот уже целую вечность, — Давно не спишь? "Час? Два? С рассвета?" — подумал Микки, смущенно сказав, — Может быть, несколько минут. Йен улыбнулся, ни капли не купившись, и наконец-то открыл глаза, и как бы Микки не нравилось смотреть на него мирно спящего, было что-то в этих глазах, что мгновенно делало мир вокруг в разы лучше. Его волосы пребывали в полном беспорядке со следами засохшего геля, который за ночь проиграл битву с буйными кудрями Йена, и теперь, когда сам мужчина и без того выглядел незаконно очаровательным, эти непослушные рыжие волосы добавляли ему нотки детской невинности. Ради любви к Богу, разве все это справедливо? Микки буквально чувствовал, как он падает, падает, как звезды — ярко и мгновенно, окунаясь в любовь, словно в океан. И, когда Йен улыбнулся ему с прикрытыми глазами и нежным взглядом; одеяло слегка спозло с него при движении, открывая Микки эту сильную грудь, покрытую множеством персиковых веснушек и пушистыми волосками, открывая покрасневшие следы слишком сильных, слишком страстных поцелуев Микки, которые он оставил на этом великолепном теле прошлой ночью, когда Йен пригладил его волосы и, положив ладонь на затылок, потянул вниз, вниз и вниз, пока губы не коснулись губ… Микки подумал, что падение никогда еще не было настолько прекрасным. Губы Йена были нежными и идеально подходили губам Микки, целуя медленно и с правильным давлением: не грубо, не отвратительно мокро, не хаотично, они словно ласкали любовника, оставаясь жадными до всего, что Микки хотел бы им предложить. У Микки была мимолетная мысль, прежде чем его мозг эффектно остался без крови, что губы Йена способны вызывать зависимость, и он уже находился на пути к тотальному привыканию, и это ощущалось невероятнейшим образом. И как бы не было странно и слегка неловко проснуться в постели с другим мужчиной, будучи полностью обнаженными, укрытыми лишь мягким одеялом, будучи уязвимыми этим опытом, что Микки испытывал в первый раз, все это казалось практически правильным, необходимым. Все это было так приятно. Микки углубил поцелуй, к черту утреннее дыхание, ему было все равно, он провел кончиком языка по нижней пухлой губе Йена, лаская, дразня, изучая, получая в награду тихий стон и пальцы в своих волосах. Он почувствовал, как одеяло соскользнуло с их тел, не без помощи Йена, который без стыда столкнул кусок ткани ногой и сбросил с постели, удовлетворительно промурлыкав в губы Микки. — И чем оно тебе помешало? — брюнет фыркнул, целуя челюсть Йена, покрытую щетиной, немного меняя позицию, чтобы положить левую ногу на рыжеволосого, чувствуя его горячую кожу и, возможно, бесстыдно потираясь своим членом о твердое, покрытое пушистыми волосками, бедро Йена. — Искусство не должно быть закрыто пыльным покрывалом, — ответил Йен, и Микки залился смехом, — Особенно такое… — Господи, прости меня, Боже, будешь ли ты еще большим идиотом теперь, когда схватил меня за член? Йен притворно задумался с чересчур уморительным выражением лица, постукивая пальцами по бокам Микки, — Да, — просто ответил он, пожимая плечами, как невинный идиот. — Спасибо за честн… — Микки начал говорить, но не смог закончить, когда Йен совершил толчок с переворотом и повалил его на спину, придавливая своим потрясающим весом, — Да как ты это делаешь?! Йен лишь довольно улыбнулся, фиксируя руки Микки за запястья, — Эффект неожиданности, ну и ты действительно меньше ме… — Не смей это договаривать, — Микки зашипел, предупреждающе пиная мужчину коленом, — Я не виноват, что твоя задница гигантская, Герк. — Гигантская, правда? — Йен усмехнулся, потираясь бедрами, словно подбирал идеальное положение, — Я всего лишь хотел сказать, что нахожу тот факт, что ты очевидно немного меньше меня, что абсолютно прекрасно, — заметил он, толкаясь так, чтобы все возмущения выбились из Микки с тихим вздохом удовольствия, — Нахожу…этот, ух…факт безумно горячим, вот и все. — Извращенец, — Микки цыкнул, вопреки своим словам согреваясь и краснея от похвалы, — Мы, маленькие люди, не хотим чтобы нас сексуализировали подобным образом, — пробормотал он, желая звучать саркастично, но вышло смешно и прерывисто, потому что Йен занял позицию и медленно раскачивался, потирая их твердые чувствительные члены друг о друга. — Придурок, — выдохнул Йен, и это звучало бесконечно нежно. Его ресницы затрепетали, а губы так и замерли в нежной форме выдоха, когда приятные ощущения затопили его, и Микки старался дышать и дышать, держа глаза открытыми, чтобы не упустить ни секунды этого зрелища. У него никогда не было сеанса сухого траха, и он сомневался, что получил бы такой опыт с кем-то, кроме Йена, потому что тот превращал это буквально подростковое баловство в чувственный и чертовски горячий акт, заставляя все внутри Микки скручиваться и сжиматься в сладких восхитительных спазмах. Это было настолько ново и происходило так быстро, что паника чуть не испортила все блаженство момента, потому что не может быть так хорошо сразу, верно? Где все то неловкое, странное, часто отталкивающее дерьмо? Где грубые движения, глупые реплики, неприятный запах от пота, смешивающегося с горьким одеколоном, временами боль и выяснение, кто и что предпочитает? У Микки было мало, но достаточно провального и неудовлетворительного секса, чтобы сказать, что прямо сейчас все…слишком хорошо, словно каждая частичка Йена подходила частичкам Микки, как бы отчаянно тупо это не звучало. Была ли причина в идеальном совпадении химии или в том, что Йен настолько опытен, внимателен и хорош, Микки не знал и шанса выяснить у него осталось, когда Йен громко выдохнул и наклонился, чтобы поймать его губы во влажном поцелуе, продолжая двигать бедрами так, что их стояки мягко потирались друг о друга, заставляя искры удовольствия ползти по всему телу Микки. Йен был сильным, и абсолютно топовая властная энергия, которую он расточал в такие моменты, делала Микки слабым; это шокировало, то, как он был готов доверять, раствориться в простынях и позволить другому мужчине увидеть его таким: открытым, обнаженным, уязвимым, сделать его таким: стонущим, молчаливо умоляющим, податливым. И все же…Микки не мог представить что-то лучше, чем Йен Галлагер под лучами итальянского рассвета в тихой комнате старинного фамильного дома, Йен Галлагер покрасневший от усилий и блаженства, с кудрями упавшими на лоб, с напряженными руками, пока он удерживал свой вес и запястья Микки, Йен Галлагер, стонущий, — М…Микки, — как молитву. И, когда край приблизился, Микки отказался принимать это, обхватив икру Йена своей ногой и остановив его, чтобы вырваться и перевернуть рыжеволосого, пребывающего в тумане, ведь у Микки тоже были свои сильные стороны. — Уфф, — Йен тяжело повалился на спину, не сопротивляясь рукам Микки, — Это нечестно! — проворчал он, улыбаясь и спокойно позволяя брюнету прижать себя к простыням, переплетая пальцы и приветствуя вес Микки на своих бедрах теперь, когда мужчина бесстыдно его оседлал, — Я был на грани оргазма, и ты воспользовался этим, — обвинил он без всякого укола. — Да и что? — самодовольно поинтересовался брюнет, задыхаясь от невозможно красиво мужчины под собой, от ощущения контроля: не присвоенного насильно, а заслуженного и доверенного, от горячего возбуждения Йена, когда тот двинул бедрами, идеально вписываясь твердым, как скала членом между ягодиц Микки. Влажная головка коснулась чувствительной кожи брюнета, и он с трудом подавил тяжелый стон. Было ли когда-нибудь желание трахнуть кого-то вот так более сильным и отчаянным? — Засранец, — выдохнул Йен, немного извиваясь под весом Микки, чтобы занять удобное положение, — Ты п… — он не успел договорить, потому что тот захватил его губы, увлекая в глубокий поцелуй. — Как тебе нравится? — прошептал Микки, когда основательно облизал рот Йена и направился поцелуями вниз по его шее, — Я хочу, чтобы тебе было хорошо, — откровенно сказал он, удивляя самого себя. Вероятно, Йен был ошеломлен не меньше Микки, потому что он замер, прерывисто дыша, пока брюнет ласкал и покусывал его плечо и шею. — Ммм, что такое? — спросил Микки, останавливаясь на груди Йена и поднимая голову, чтобы убедиться, что все в порядке, — Буквально этой ночью ты был порнозвездой, а сейчас молчишь, — заметил он со смешком, пытаясь скрыть свою нервозность, ведь неужели Йену просто не нравилась близость с Микки таким образом? Или он не хотел двигаться дальше? Секс с Микки отстой? Это было бы чертовски ужасно и обидно, потому что брюнет и сам подозревал, что он не то чтобы хорош в этом, но он заслужил четыре с плюсом хотя бы за старания… — Просто никто никогда не спрашивал, как мне это нравится, — смущенно ответил Йен, опуская взгляд, — Я не…не то чтобы не знаю, это просто…так по-новому с тобой, — пробормотал он, краснея поверх и без того яркого румянца и наконец-то смотря на Микки своими большими пронзительными глазами, — И это так хорошо… И вот так, за одну секунду все переживания и сомнения покинули брюнета с долгим протяжным выдохом, сменяясь чем-то трепетным, хрупким и нежным. Он подумал о том, что в отличие от Йена, Микки не просто не знал, как сказать…ему еще предстояло многое выяснить, и часть его, большая часть, надеялась, что он сделает это с Йеном. Он отпустил руки рыжеволосого, скользнув своими ладонями вниз по его предплечьям, бицепсам и плечам, наклонился, чтобы поцеловать и приласкать сосок, наслаждаясь тем, как Йен задрожал, чувствуя, как его член запульсировал от прилива возбуждения. Микки на секунду приподнялся, чтобы снова поцеловать Йена, постанывая и, оторвавшись от его губ, взглянул ему в глаза, — Хочу отсосать тебе, хорошо? — хрипло спросил он, наблюдая, как зрачки Йена по-кошачьи расширились, — Вчера это было охренеть, как хорошо, но быстро, так что если ты не против… — Я точно не такой, — Йен убедил его, заставив ухмыльнуться. — Ладно, Герк и тебе нравится, когда это…эм, глубоко или… — Микки запнулся, желая выяснить, что именно заставляет Йена кричать от блаженства, что доставит ему максимальное удовольствие, потому что впервые в жизни Микки так хотел, так сильно нуждался в том, чтобы другому мужчине было комфортно и потрясающе с ним в постели. — Мне…уф, мне понравится это в любом случае, поверь мне, ты хорош, ты чертовски совершенен, Мик, — залепетал он, поглаживая руками спину Микки, — Может быть, эм…я не знаю, приятно, когда больше внимания уделяется эээ…головке, — почти прошептал он, сходя с ума от смущения в то время как брюнет был абсолютно счастлив, — И мне нравится направлять, эм…ничего агрессивного, просто…уф, я люблю иметь немного контроля. Знаешь, держать руки в волосах…у тебя такие мягкие волосы… О да, Микки мог с этим работать. Он закивал, улыбаясь и снова поцеловал Йена, вкладывая в этот поцелуй все свое одобрение и желание, — Я не против контроля, — выдохнул он, нарушая одно из главных своих предпочтений: держать ситуацию в своей власти, — А теперь расслабься, большой мальчик. Йен фыркнул, — Большой мальчик? — Заткнись. Микки лизнул широкую полоску по животу Йена, а спустившись зарылся носом в густые рыжие волоски его счастливой дорожки, прежде чем наконец-то прекратить все разговоры и обхватить горячую влажную от смазки головку члена своими губами, нежно посасывая и закатывая глаза от удовольствия и мгновенной реакции Йена. — Блядь, — прошептал рыжеволосый и запустил пальцы в волосы Микки, перебирая и массируя, — Блядь… Брюнет устроился удобнее, опираясь на левую руку, правой обхватив основание стояка Йена, медленно поглаживая: просто обычные движения с выкручиванием так, как нравилось самому Микки. Он слегка застонал вокруг головки, зная, что вибрации пройдут прямо до сердца Йена и перешел к основательным ласкам, стараясь потирать языком уздечку и следовать нежным указаниям рук рыжеволосого. — О…Боже мой, Микки… — прохрипел Йен, аккуратно толкая голову брюнета чуть ниже, — Черт… Перегрузка была феноменальной: запах, вкус, пульсация на его языке, и хотя Микки уже делал все то же самое буквально этой ночью, сейчас было совершенно другое дело: не так поспешно, без бешеного адреналина, по-утреннему лениво, нежно и осознанно… Возможно, мысль была глупой, но все о чем Микки мог думать — черт возьми, спасибо, что это Йен. Все, что он хотел сделать — это ухватиться за этот момент, сжать его и никогда не отпускать. Брюнет скользнул губами ниже, принимая Йена чуть глубже так, как тот этого хотел и двинул собственными бедрами, чтобы почувствовать хоть какое-то облегчение. — Мы можем сделать так, чтобы я тоже мог…ах, — да ни за что; идея о позе 69 звучала привлекательно, и Микки с радостью отложил ее на потом, но ни за что на свете он не прервется прямо сейчас, даже если его бедные яйца начинали болеть. Он отстранился, чтобы лизнуть широкую полоску от основания и снова сконцентрироваться на головке, а после спустился вниз с влажными поцелуями с открытым ртом и экспериментально приласкал мошонку. Как и вчера, он не знал правильно он делал или нет, но так или иначе стоны Йена становились громче, вдохи тяжелее, и тягучая капелька смазки показалась из щели, каким-то образом возбуждая Микки еще сильнее, что казалось невозможным. Каждая крошечная реакция Йена мгновенно передавалась брюнету, словно по невидимым эмоциональным нитям, связанным с чувствами Микки, и рождала теплый очаг удовольствия, который тут же пульсировал волнами возбуждения по всему его телу. Был ли это секс или религиозный опыт? Микки не знал, но он был готов стоять на коленях у этого алтаря. Микки доверился руке в его волосах, снова принимая Йена в рот и стараясь не царапать его зубами, он скользнул правой рукой по сильному напряженному бедру и положил ладонь на живот, чувствуя дрожь и работу мышц, когда Йен приблизился к краю и уже без стеснения тянул брюнета за локоны. Он попытался посмотреть вверх, что не совсем удобно, но все же любые зажимы в шее того стоили — Йен откинул голову на подушку, его губы замерли на вдохе, прежде чем он прижал подбородок к груди, напрягаясь всем телом и хрипло пробормотал, — Да, черт, да…сейчас кончу, Мик… Если у Микки был шанс увидеть лицо Йена в оргазме, он бы скатился с края прямо здесь и сейчас без всякой помощи,он поклялся себе, что оседлает рыжеволосого рано или поздно просто ради этой картины. Вкус стал острее и солонее на языке Микки, и он направил всю энергию на то, чтобы сделать финал потрясающим для Йена, давая ему жесткий отсос и работая рукой с основанием, не обращая внимания на тупую боль в челюсти, к черту все, Микки хотел уничтожить любые воспоминания о других мужчинах в жизни рыжеволосого, тупых придурках, которые не спрашивали, что и как ему нравится, которые не водили его на самые романтические свидания и не заботились о том, чтобы он чувствовал себя лучше, чем это возможно, он хотел обжечь его удовольствием и оставить следы в его сердце, мозге, на его теле, не зная есть ли у них шанс стать в будущем чем-то большим, чем яркий курортный роман, брюнет желал оставить частичку себя с Йеном, потому что так или иначе Йен уже забрался Микки под кожу. В конце концов, когда член Йена стал невероятно твердым, Микки сконцентрировал все внимание на головке, быстро дроча оставшуюся часть, и через мгновение Йен замер, дрожа с прерывистыми стонами, — Да, да, да, Мик, черт! — он кончил, зарываясь пальцами в волосы Микки, дыша громко в тишине комнаты. Переживать чужой оргазм у себя во рту оказалось чертовски возбуждающей вещью за гранью реальности, как и вчера ночью Микки воспринял это с жаром, удивлением и гордостью за то, что именно он заставил Йена биться, стонать и чуть ли не выйти за пределы своего тела, если брать во внимание, как мужчина раскраснелся и тяжело дышал. Микки позволил себе еще раз любовно поцеловать чувствительную плоть рыжеволосого, очищая и наконец-то сделал глубокий вдох, расслабляя челюсть. — Господи Иисусе, — прошептал Йен, и Микки ухмыльнулся. — Все было хорошо, Герк? — дразняще спросил он, приподнимаясь и разминая затекшие конечности. Йен не ответил, но в следующий миг Микки настойчиво потащили вверх, полюса снова сменились, и брюнет чуть ли не замурлыкал, оказываясь прижатым к простыням и поцелованным до жара во всем теле. Губы Микки были немного онемевшими от всего, что он делал раньше, поэтому ему ничего больше не оставалось, кроме как сдаться и позволить Йену сминать и облизывать его рот, просто стараясь дышать и не умирать от происходящего. —И как тебе это нравится? — хрипло поинтересовался Йен, прижимаясь животом к ноющему члену Микки, — Ты только что разрушил меня, и я не успокоюсь пока ты не будешь подо мной: стонать, кричать и умолять, как я знаю ты можешь, —добавил он, и брюнет сглотнул. — Разве я не говорил, что половина удовольствия – это выяснить? — хрипло прошептал он, стараясь сохранить дерзость и уверенность, — Хотя вряд ли у меня хватит выдержки прямо сейчас на что-то большее, чем два удара, думаю, если ты еще раз потрешься об меня животом, конец уже будет довольно фееричным. Йен фыркнул, скользнув рукой вниз и нащупывая чувствительный стояк Микки, заставляя его зажмуриться и зашипеть от яркого прилива удовольствия. И Микки ни капли не врал, когда говорил, что для него все уже почти кончено; он был расслаблен, дико возбужден и готов, он был ошеломлен тем, как тяжело ему ориентироваться в близости, просить чего-то, но как просто и правильно отдаться Йену и все принять, словно другой мужчина знал, как повлиять на него, как сделать так, чтобы Микки сходил с ума от удовольствия, даже когда сам брюнет не понимал, что ему нужно. — Rimani! Riposati accanto a me, — сказал Йен, не отводя взгляда от Микки и давая ему твердые, но ласковые поглаживания. — Чт..что? — брюнет задохнулся, когда в комнате вдруг остался лишь Йен и бесконечное блаженство, которое тот ему дарил своей рукой и…губами. — Non te ne andare. Io ti veglierò. Io ti proteggerò… — мягко продолжил рыжеволосый, никогда не прекращая эффектно уничтожать Микки своей ладонью, — Ti pentirai di tutto fuorché d’essere venuta a me, liberamente, fieramente. Ti...Non ho nessun pensiero che non sia tuo… — его голос был хриплым, но нежным, словно он признавался в любви, хотя Микки был уверен, что для этого слишком рано, но что на самом деле есть время? Ведь казалось, словно за пять минут любви можно полностью узнать человека, а час этого сильного, невероятного чувства стоил всей жизни. — Non ho nel sangue nessun desiderio che non sia per te. Lo sai. Non vedo nella mia vita altra compagna, non vedo altra gioia, — итальянский Йена был магией, и он без стыда пользовался этим, чтобы, вероятно, привязать к Микки к себе навсегда, чему брюнет даже не мог противиться. — Йен… — он простонал, когда его веки потяжелели, а все тело напряглось будучи на краю освобождения, — Йен. — Rimani. Riposati. Non temere di nulla. — еле слышно промурлыкал мужчина, ускоряя движения руки и не делая ничего больше, ничего кроме взгляда в глаза Микки, — Dormi stanotte sul mio cuore… Микки кажется, что он покинул свое гребаное тело, кажется, что Йен в прямом и переносном смысле разрушил его, и сейчас ему предстоит снова возродиться чуть ли не по частям: его руки и ноги слабые, колени дрожащие, живот и пах все еще сводит от удовольствия, он даже не понимает, что держит глаза закрытыми, пока не чувствует прикосновение губ Йена к своему лицу, потом к груди и животу, он слабо морщится от ощущения влажной ткани, когда другой мужчина любовно его обмывает, как, черт возьми, он успел сходить в ванную и вернуться, Микки никогда не сказал бы. В нем нет ни мыслей, ни слов, лишь спокойствие и благоговение. И, когда Йен снова скользит в кровать рядом с ним, прижимая Микки к своей груди, в которой бьется и бьется сердце, словно мелодия жизни…брюнет засыпает, думая, а могли бы они слиться с друг другом так сильно, что в конце концов им бы не пришлось расставаться?.

┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈

На самом деле они спят только полтора часа, и хотя Микки не хочет ничего больше, чем остаться в постели с Йеном и провести этот день (неделю, год) целуясь, трахаясь и смеясь, им скоро нужно выезжать, чтобы успеть к началу экскурсии по винограднику и городу Ассизи. Это неловко — расставаться, но они преодолевают это, когда Микки целует Йена перед дверью в его заспанное лицо, приподнимаясь на цыпочки и никогда в жизни не собираясь признаваться в этом, даже если Йен знает и хихикает ему в губы. — Окей, окей, проваливай, — бормочет Микки, толкая рыжеволосого в грудь, — Ты меня утомил. — Non sai ancora nulla, tesoro, — прищуриваясь отвечает Йен, делая шаг назад и спасаясь от удара Микки, — Или ты еще ничего не знаешь, дорогой. — Я засуну словарь по итальянскому тебе в з… — смеясь, начал Микки, выталкивая Йена за дверь, когда Джульетта, вероятно, беззаботно проходящая мимо, стала свидетелем этого гормонального школьного заигрывания, — То есть я хочу сказать, что…эм, спасибо, что зашел, — пропищал Микки под невпечатленным взглядом девушки, краем глаза замечая, как Йен побагровел от усилий сдержать смех, — Увидимся. И, эм…доброе утро, Джульетта. — Mattina, naturalmente, — пробурчала девушка, сводя темные брови вместе, — И все же, я задаюсь вопросом, не растет ли на нашем заднем дворе майское дерево? — продолжила она вроде бы на английском, хотя Микки все еще не мог понять смысла ее слов…майское дерево? Это что еще за хрень такая? —Почему к нам не может заселиться хоть один холостой натурал?! Oh, mio Dio, еще один такой засушливый год, и я становлюсь лесбиянкой. Женщины, по-крайней мере знают, где находится кл… — Джульетта! — комично запищал Йен, взмахивая рукой. — Ах, sí-sì, certo, — фыркнула девушка, удаляясь дальше по коридору, — Я и забыла, что вы гордые гомосексуалы можете воспламениться от этого слова… — она остановилась у самой лестницы и оглянусь через плечо, — И да, я говорила о клиторе, Йен! — сказала она и со смехом побежала вниз. — Гадость! — кисло заметил Йен, и Микки кивнул. — Совершенно ужасно. — У них там словно пар валит… — Что?! — Долгая история, но у меня все еще ПТСР. — Христос на крекере, ты же не…? — М-да. — Черт возьми, прямо ртом? — Ага. — И эм, ты…нет, к черту, зачем, мать твою, ты это сделал?! — Микки взорвался посреди коридора. — Я не знаю, я не знаю! — Йен закричал, драматично прикладывая ладони к вискам, — Мой бывший изменил мне с женщиной и пытался трахнуть мой разум, говоря, что никто не является кем-то на 100% и то, что я гей просто значит, что я не пробовал что-то другое! — Есть много вещей, которые можно не любить и никогда не пробовать: зоофилия, некрофилия, каннибализм, гребаные артишоки… — О Боже, это было очень похоже на артишоки! — И что еще за мерзкий гребаный ублюдок будет изменять тебе, а потом еще и пытаться оправдаться таким тупым способом?! И какого хрена он сделал это с женщиной? Что с ним, блядь, не так? Сосешь член — значит ты гей! — И это то, что я ему сказал! — У тебя случайно не осталось его адреса? — глубоко поинтересовался Микки, жуя нижнюю губу и раздумывая о кровавом отмщении, — Я просто хочу спросить, знаешь, в научных целях… Йен рассмеялся и сделал шаг, чтобы заключить Микки в крепкие объятия, — Не нужно меня защищать, — сказал он, и его глаза сияли от счастливого удивления, словно он совершенно не был бы против этого, — Я большой мальчик, знаешь ты сам сказал, — подразнил он, наклоняясь и целуя Микки между бровей, а потом дразняще ухмыльнулся, — Сам завязываю сандали и всякое такое. Брюнет замер, пока чересчур знакомая реплика подсказывала ему, что Йен только что вытворил что-то отстойное, — Ты…только что сказал фразу из "Геркулеса"? — кисло спросил он под веселым взглядом Йена, — Это же слова Мэг! Фу, отойди от меня, ты такой гребаный лох, — проворчал Микки, ухмыляясь вопреки своим словам и толкая Йена без какой-либо силы. — О нет, Милкович, теперь ты мой, — подразнил рыжеволосый и сильно прижал брюнета к своей груди, — Тебе никуда не деться. И Микки даже в шутку не смог с этим поспорить.

┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈

Открывать уведомления телефона, после того, как вы не притрагивались к нему почти сутки в своей День Рождения подобно распаковке пакета с попкорном, который приготовили в микроволновке. "Бум" и полпачки на полу, пальцы обожжены, а на одежде вся чертова приправа. Микки игнорирует сотни вежливых сообщений в стиле: "Надеемся твой день проходит прекрасно…", все, что начинается с "Михайло" и "мистер Милкович", отвечая нескольким коллегам по съемкам и паре хороших знакомых. Он намеренно не открывает +17 сообщений от Мауи и проводит несколько минут в чате Мэнди, думая писать или не писать… Микки(07:22): Я кое-кого встретил Микки(07:23): Что, если бы я кое-кого встретил? Микки(07:24): Я не знаю что мне делать Микки(07:24): Я встретил парня и не знаю как сказать ему, что я гребаный актер Он огорченно вздыхает, бросая телефон куда-то в складки одеяла и направляясь в душ. Он просто разберется с этим позднее. Возможно. Йен сказал, что погода будет жаркой и так как они проведут большую часть дня на улице, Микки стоит надеть что-то легкое и удобное. Брюнет выбирает простые синие шорты, которые доходят ему почти до коленей, обычную белую футболку и голубую рубашку с коротким рукавом. Он надевает бежевую кепку с эмблемой лисы спереди, темные очки в квадратной оправе и свои вансы, кроме которых у него нет никакой удобной походной обуви. Микки долго смотрит на браслет из простых темных камней в виде бусин, в конце концов нацепив его на левую руку. Вспоминая о том, что они не просто едут на винодельню, но и собираются переночевать в местном отеле, Микки потеет как ублюдок и хватает небольшую сумку, чтобы положить в нее пару чистых футболок, черные брифы и принадлежности для ванны. Он слишком долго смотрит на полупустой флакон смазки, который путешествует с ним, смятый в углу его чемодана и служит для…для вещей, которыми Микки может или не может заниматься в одиночестве гостиничного номера. У Микки даже нет презервативов, что вроде как никогда его не волновало, и в любом случае у него точно бы не нашлось размера Йена. Что это должно быть, черт возьми, магнумы? Будут ли они трахаться? И если они решат сделать это, то что кто делает? И что они вообще делают?! Подходит ли явно романтическая прогулка по винодельне для такого признания, как: "Эй, я актер и довольно узнаваем в США, так что…просто хотел, чтобы ты знал. Надеюсь, что ты не сбежишь из-за этого…" Микки глубоко вздыхает и прячет свой старый флакон смазки во внутренний карман дорожной сумки. Он ничего не предполагает. Это просто…на всякий случай. Его волосы немного влажные после душа и легко поддаются укладке: вверх и набок, один вечно непослушный локон падает на лоб, и Микки думает, что в каком-то роде это даже красиво. Он оглядывает себя в зеркало, и вроде бы все нормально? Микки выглядит хорошо — просто турист в обычный экскурсионный день, именно так как он на самом деле любит. Йен стучит в дверь через 2 минуты; он одет практически как Микки, но в то же время смотрится совершенно по-другому: на нем серо-голубые шорты и белая тонкая льняная рубашка. Он выглядит сексуально небрежно и совершенно прекрасно. — Ух ты, так и знал, что у тебя красивые ножки, — говорит Йен с дерьмовой ухмылкой, и Микки пинает его в голень. — Заткнись нахрен, — ворчит он, закрывая дверь и пытаясь подавить румянец, расцветающий на щеках, — Странно, что я вообще слышу тебя с той высоты, где находится твоя болтливая голова. Йен наклоняется и целует его в щеку отвратительным звучным поцелуем.

┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈

Они завтракают достаточно быстро, а после десять минут разговаривают с Элизой, которая ловит их на кухне и отчитывает за скудную еду (хлеб с сыром) и неправильно приготовленный кофе (просто черный кофе). Она бросает на них многозначительные взгляды и улыбается, и ,спасибо тебе Боже, ничего не спрашивает, кроме того куда они едут. — Праздничный обед будет ждать тебя по возвращению, именинник, — говорит Элиза тоном не терпящим возражений, — Надеюсь, вам понравится Умбрия, ведь как может иначе? Это зеленое сердце Италии — между Югом и Севером, и ни тому ни другому оно не принадлежит. Север начинается с Умбрии и там же начинается Юг, волшебство да и только. А как там романтично…где ты снял номер, милый? — спрашивает она Йена. — Fontebella. Мне сказали, что из его окон прекрасный вид на долину, к тому же он построен в стиле эпохи Возрождения, да и завтрак включен в стоимость. — Oooh, fantastico, sembra così romantico. Ti auguro tutta la fortuna del mondo, tesoro, — мило воркует она, похлопывая Йена по плечу, словно дает напутствие, и Микки подозрительно прищуривается. Разве не положено говорить так, чтобы все люди в комнате понимали? — Желаю вам прекрасно провести время, — говорит она, заговорщицки подмигивая Микки и удаляясь с кухни. — А что она сказала до этого? — интересуется Микки, откусывая от хрустящей хлебной корочки. — Ну…разве не половина удовольствия узн… — Даже не смей, черт возьми, проворачивать со мной мой же трюк! — И все же… — Йен фыркнул, отпивая кофе из чашки и игриво смотря на Микки. И правда…и все же.

┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈

Йен арендует белый Volkswagen Golf на два дня с возвратом завтра вечером, когда они вернутся обратно. Машину доставляют прямо к нужному им повороту и уже через полчаса они вливаются в утреннее Римское движение. Йен настраивает навигатор, а Микки смотрит по сторонам, отмечая, как отличается город от того же Лос-Анджелеса, и насколько он далек от места, где Микки родился и вырос. — У тебя есть предпочтения? — он слышит, как Йен спрашивает и отвлекается от шума ветра и римских улиц. — М? — Предпочтения в музыке? — уточняет рыжеволосый, одной рукой листая экран телефона, который он вероятно уже успел подключить по Bluetooth к системе автомобиля, — Думаю, мы послушаем что-нибудь, если ты не против. Дорога занимает 2–2, 5 часа в зависимости от загруженности движения в городе, и Микки думал, что это может быть неловко, что в какой-то момент им нужно будет придумывать, чем разбавить тишину, но в конце концов, как и многое с Йеном, это идеально. Он улыбается и устраивается удобнее на сидении, — Я доверяю твоему вкусу, чувак, — говорит он, зная, что просто хочет еще немного узнать о Йене, и что говорит о человеке лучше, чем его выбор в музыке? Йен ухмыляется и нажимает на Play. — Да ты серьезно, что ли? — Микки стонет, слушая, как Тото Кутуньо поет "Итальянец", — Я доверил тебе выбор дорожного плейлиста, Йен! Это как…право назвать первенца! Ты не можешь относиться к этому так безрассудно! — Драматично, — сухо заметил рыжеволосый, держа руки на руле и смотря на дорогу, — Хорошо, тогда первый час мы слушаем мой плейлист, а потом переходим на твой? — предложил он, протягивая руку и похлопывая Микки по бедру. Эм, не то чтобы у Микки был плейлист, с которым он бы не опозорился…Он не делил песни на плейлисты в принципе и просто слушал единый поток из смеси рок-баллад 80-х, Eminem, некоторого смущающе романтического дерьма и прочих песен, которые он услышал и ему понравилось, так что…По всей видимости, он немного лицемерный придурок? — Верно, Микки? — Йеп, — фыркнул брюнет и полез за телефоном. Ему нужно было удалить пару песен Тейлор Свифт.