┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
Было довольно ошибочно полагать, что романтика медленной прогулки в прохладную дождливую погоду покроет ущерб, и Йен не продрогнет до своих гребаных костей. Но оказалось, что фильмы привирали и в этом, и не имелось никакой красивой дымки печали в ледяных и мокрых ногах. Ко всему прочему свет, отчего-то горящий в гостинной его дома, наградил Йена небольшим неврозом, потому что ограбление прямо сейчас было бы совершенно не кстати. К счастью, причина оказалась намного меньше привержена к беззаконию и больше походила на какого-то енота-взломщика. — Что ты тут делаешь? — немного дрожащим голосом спросил Йен, с остервенением скидывая промокшую обувь. — И я тоже очень рад тебя видеть! — прокричал Лип, даже не потрудившись встать с дивана Йена, на котором он уютно расположился для поедания коробки пирожных младшего Галлагера и просмотра вечернего шоу на телевизоре, — Ты что, блядь, упал в лужу?! Йен показал брату фак, избавляясь от штанов, пиджака и рубашки прямо по пути в спальню на втором этаже, — Я решил прогуляться пешком от театра. Эта затея не выгорела. — Ты конченый идиот, там же гребаная Аляска с ледяным дождем. — Я, блядь, знаю это! — огрызнулся он, копаясь в корзине с чистым бельем в поисках, наверное, овечьей шкуры, которая могла бы согреть его достаточно, — Когда я давал тебе свои ключи? — Зачем мне чертовы ключи, чтобы попасть в дом с одним единственным замком старого типа? — засмеялся Лип, — И ты дал мне второй экземпляр сразу же, как подписал договор аренды, идиот. — Ну, я думал, что ты не будешь врываться ко мне, чтобы опустошить коробки с десертом, — Йен улыбнулся, натягивая спортивные штаны и большую серую толстовку, — И что это за запах? Ты что, мудак, скурил мою лечебную марихуану?! — Лечебную? Ах, вот почему дерьмо было таким легким…я подумал, что это какая-то приправа или травяной сбор. — Действительно ни в чем себе не отказывай, — проворчал Йен, спускаясь в гостинную и садясь рядом с братом, чтобы наконец заключить его в полуобъятие, — Привет, придурок. — Не стесняйся говорить, что скучал по мне, — с улыбкой ответил Лип и ущипнул Йена за щеку, — Входишь в свою медвежью эру? — Это борода, идиот. Я не виноват, что на твоем лице нормально растут только прыщи. — Рад знать, что ты все такой же мудак, — Лип просиял, — Кстати, возможно ты захочешь что-нибудь заказать, потому что твой холодильник в большей степени пуст. — Сколько времени ты здесь провел?!┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
— Так…как твои дела? — наигранно беспечным тоном спросил Лип, доедая вторую коробку риса с ананасом и курицей. — Просто спроси то, что хочешь, — Йен фыркнул, накалывая последнюю креветку на вилку, — Я знаю, что ты уже умираешь от этого. — Не понимаю о чем ты, блядь, говоришь, — Лип защитился и, совершенно не церемонясь, стащил креветку с вилки Йена голыми пальцами, прежде чем бросить ее в рот, — Спасибо. — Ненавижу ли я тебя? Да. — Не лги себе, — Лип отпил колы и поставил пустые коробки на кофейный столик, — Так ты в порядке? Я имею ввиду…после всей этой истории с актером? — Передай, пожалуйста, Тами, что я больше никогда ей ничего не скажу, — кисло ответил Йен, протягивая руку к новой порции десертов, — Она хранит секреты так же, как решето держит воду. — Да брось, ты и пяти минут не продержишься, она твоя лучшая подружка. К тому же ты не можешь говорить что-то человеку, который состоит в браке и ожидать, что он не расскажет это своему партнеру. Это просто не так работает, чувак. Помнишь у тебя был грибок? Об этом я ей тоже рассказал. Кто по-твоему посоветовал тебе носить боксеры? — Отвратительно, — Йен сморщился, откусывая от пончика с кремовой начинкой, — Беру назад свои слова о том, что не знаю, как она тебя выбрала. Вы в большей степени идентичны. — Да, — вздохнул Лип, — Только я симпатичнее. Йен простонал, зарываясь в мягкие диванные подушки в терпеливом ожидании гипергликемической комы от очевидного переедания, — Она ведь выгнала тебя, не так ли? Лип согласно промычал, доставая откуда-то сигарету и бессовестно закуривая, — Скорее я сам ушел, знаешь…чтобы проветрить голову и не наговорить глупостей, как у нас обычно бывает. — Что ты натворил на этот раз? — мягко поинтересовался Йен, протягивая пальцы для сигареты, благодарный, что Лип промолчал о том, что Йен уже давно завязал. — Ничего не сделал. Тами просто хочет серьезных отношений. Йену пришлось откашляться, — Разве вы не женаты?! — Более серьезных, блядь, отношений. Она…хочет еще одного ребенка. — А ты нет? — осторожно спросил Йен, возвращая сигарету и смакуя горький привкус на языке, — Фредди неплохо вышел. — Удача новичка. — Заслуга Тами. — В большей степени, — Лип рассмеялся, прежде чем затушить окурок о дно пустой коробки под кислым взглядом Йена, — Двое детей это совершенно другое дело, чувак. Не знаю готовы ли мы к тому, чтобы взять ответственность за двоих маленьких людей. Я едва справляюсь с мыслью, что у меня уже есть Фред…буквально каждый день я думаю, какого хрена, а? Ты ходишь, ты уже пытаешься что-то говорить, у тебя вылезли все зубы и есть свое маленькое мнение обо всем. Это…много, очень много. Не знаю, готов ли я удвоить ставки. Кроме того, деньги…на детей нужна хренова туча денег, которую никто не собирается платить младшему преподавателю. Никто. Я зарабатываю даже меньше, чем ты. Без обид. — Конечно, — Йен хмыкнул тоном той самой Измы, — Тогда, может стоит сказать все это Тами? — И это то, что я сказал. Но она всегда верит в меня больше, чем ей следовало бы. — Нет, она верит в тебя достаточно. Кто-то должен делать это…знаешь, если уж мы сами не способны. Почему, черт возьми, мы всегда так много думаем? Все люди вокруг словно просто живут, не заморачиваясь. — Наверное, мы не хотим потерять все, чего добились… — задумчиво ответил Лип, доставая другую сигарету, — Сейчас моя жизнь и карьера наконец-то хоть что-то из себя представляют, я не пил уже три года, научился контролировать приступы агрессии. Я ушел сегодня вместо того чтобы кричать или бить посуду, за меня это сделала Тами. Но она просто думает, что я не готов ко второму ребенку или ипотеке на дом в более благополучном районе из-за нее, а не потому что я трусливый созависимый бывший алкоголик с проблемами с агрессией, который едва ли научился, блядь, обрабатывать собственные эмоции. Я не знаю, как объяснить ей, что проблема не в ней или в моих чувствах к ней…потому что Тами росла в полной счастливой семье, она уверенно принимает трудные решения и не боится риска, и она думает, что если я не хочу этого, то значит моей любви просто недостаточно или я не рассматриваю брак с ней в перспективе…хотя это не так. Это просто…я наконец-то добился какого-то успеха и стабильности, что если все разрушится? Мне плевать на себя, но что будет с моей семьей? Тами и двое, как она планирует, детей. Что если я всех подведу, Йен? Йен сглотнул, сгибая ноги в коленях так, чтобы поставить ступни на диван и обнять самого себя; защитная поза в которой он часто оказывался в детстве, — Боятся это нормально, но я не думаю, что ты кого-то подведешь. Тебе давно пора оставить этого Липа в прошлом. Я бедный, несчастный…а что если? — передразнил Йен и заслуженно принял удар по бедру, — Ты отличный преподаватель, и я уверен, что скоро тебя повысят. Фредди любит тебя, Тами любит тебя…и, хотя решение о ребенке вы должны принимать вместе, она права в том, что пора двигаться дальше, выше…оставить свои страхи в прошлом. Ты никого не собираешься подводить и, если уж на то пошло, вам нужно просто сесть и поговорить, обсудить твои чувства, чтобы Тами понимала откуда растут корни и не думала, что ты медленно уходишь из семьи. Лип помолчал несколько мгновений и затушил второй окурок рядом с первым, — Да. Наверное. Спасибо. — Искренне сказал он, выглядя серьезным и действительно озабоченным словами Йена, — Я все равно ночую сегодня на твоем диване. Йен фыркнул от смеха, беря пульт с кофейного столика, — Будь моим гостем, чувак. Он включил телевизор, чтобы разбавить неловкость, которая определенно нарастала после такого серьезного разговора, к тому же уровень собственного лицемерия заставлял его немного нервничать. Йен советовал Липу открыться и показать свои чувства Тами, выставить на показ все самые интимные и уязвимые части своей Души, и в то же время он сам не мог сделать даже половины из этого, продолжая отталкивать Микки и все больше побуждая того думать, что его самого просто недостаточно для Йена. На самом деле, Микки был всем, что Йен только и мог желать. Иногда Галлагеру казалось, что обычных слов недостаточно для того, чтобы выразить его чувства к брюнету…что "хочу, люблю, обожаю" только почесывают зуд, и Йен скорее находился на стадии: я готов протащить свое окровавленное тело через ад ради тебя, даже если ты этого никогда не узнаешь… И что Йен, какими бы высокими речами он не разбрасывался перед братом, все еще оставался главным трусом в этой комнате. Если вдруг он расскажет Микки о себе: о загубленной карьере в шоу-бизнесе, о домогательствах, обвинениях, проигранном суде, ужасной депрессии, принятии болезни и о том, как Йен учился жить с ней, как он учится до сих пор. Что если дело не только в том, что Йен переживал за карьеру Микки, спасал его этой разлукой и болью от потери всего? Что если, кроме всего прочего, Йен просто до леденящего кровь ужаса боялся услышать "нет"? Открыться было бы тяжело, но еще хуже ощущалась потеря призрачной, но реальной надежды, что когда-нибудь…они с Микки могли бы быть вместе. Йен хотел избежать этого, минимизировать ущерб, удержать брюнета в безопасности, пока проблема просто не исчезла бы в воздухе. Да ради всего святого, почему Холл просто не мог сдохнуть к чертовой матери?! Почему ублюдок продолжать портить жизнь Йена и отнимать у него самое что ни на есть ценное?! Было сверхъестественно осознавать насколько сильно один старый ублюдок мог бы наплевать в вашу жизнь, даже не сильно для этого стараясь. Так где же было то самое правильное решение? Такое чувство, что все вокруг только и делали, что прибавляли новых вопросов. Может он просто мучает Микки? Мучает и себя и его? Йен чувствовал, что его голова готова взорваться, в то время как сердце тихо и мучительно истекало кровью. — Тебе уже звонили? — голос Липа прорвался через хаос мыслей рыжеволосого и бессмысленное бормотание телевизора на фоне. Не нужно было уточнять, чтобы понять к чему клонил Лип, — Да, миллион раз без преувеличения. — И что ты думаешь? — осторожно спросил его старший брат, притворяясь, что плюшевая обивка дивана очень интересная. — Да откуда мне знать? Адвокаты потерпевших хотят, чтобы я выступил, как свидетель. Пресса хочет, чтобы я дал интервью и обязательно — правдивое. Люди, с которыми у меня все еще остались связи, говорят, что я не должен бояться и помочь общими усилиями победить ту мерзость, которой является Мейсон Холл. Все чего-то хотят от меня, но где они были тогда? Почему, когда помощь необходима была мне, все, блядь, молчали? Так почему я? Какое мне до этого дело? Я просто хочу, чтобы все оставили меня в покое с этим так, как они делали предыдущие восемь лет. Хотя нет, знаешь…Я хочу, чтобы этого ублюдка лишили всего: наград, должностей, заслуг, даже всех упоминаний в медиатеке. Я хочу, чтобы его растоптали, уничтожили, унизили и, блядь, запихнули его старую, извращенную, абсолютно мерзкую задницу в тюрьму, где ему всегда было место. Но виноват ли я в том, что я не могу в этом участвовать? Что я…думаю, что разрушусь, если снова во все это влезу? Я не боюсь его. К черту его и его продажных адвокатов, к черту желтую прессу, к черту наших родителей, которым было плевать на меня тогда и плевать сейчас, я ничего из этого не боюсь. Но вновь все потерять? Нет. Я уже потерял достаточно. И даже восемь лет спустя он смог отнять у меня человека, в которого я…влюблен, так сколько еще я смогу выдержать? — хрипло закончил Йен, вцепляясь в собственные ноги до белых кончиков пальцев, — Почему жить так чертовски сложно? Лип положил теплую ладонь на заднюю часть шеи Йена, чтобы заставить его посмотреть на себя, — Галлагеры. — Галлагеры, — фыркнул Йен. И какое объяснение еще требовалось? — Ты правильно сказал, что ублюдку пора получить по заслугам. На этот раз у обвинения больше свидетелей, больше потерпевших, я слышал, что они наняли реально крутых адвокатов, и Холл распустил руки в отношении дочки достаточно серьезного человека. На этот раз все может быть по-другому. Вспомни, сколько людей пошли за тобой после суда? Сколько людей вверили тебе свои судьбы, и ты помог им? Создал центр доверия и помощи для жертв, анонимную линию поддержки, целое гребаное движение для борьбы за права LGBTQA+ сообщества в индустрии. Понимаешь? Люди — гребаные трусы, я — гребаный трус, но ты не такой и никогда не был. Йен влажно моргнул; перенасыщение серьезными, тяжелыми разговорами этим вечером грозилось убить его, но он так же стремительно осозновал многие важные вещи. И приходило время, когда все возвращалось на свое место и, возможно, справедливость торжествовала, и Йен совершенно логично боялся, что в конце грядущей борьбы…ему некуда будет вернуться. Или же…не к кому.┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
— Проваливай, — гнусаво приказал Йен следующим днем, глубже укутываясь в плед на диване, — Я не хочу заразить тебя, чтобы ты заразил Фреда, и Тами выцарапала мне глаза. Конечно же, его драматичная прогулка под ледяным дождем возымела последствия, и с самого утра Йен без остановки чихал, кашлял и оставлял за собой след из скомканным бумажных платочков. Он так сильно ненавидел болеть, что готов был расплакаться от негодования на самого себя, и перспектива заразить кого-то еще ничуть не прельщала. — Стоило нам переехать чуть южнее, как мы превратились в хлюпиков. Не хочешь навестить Саутсайд через месяц? У Дэбс день рождения. — Я бы с удовольствием, — пробормотал Йен, снова сморкаясь, — Фиона тоже приедет? — Не знаю, но я спрошу у нее, приятель, — пообещал Лип, набрасывая куртку, — Может Микки захочет поехать с тобой, если вы, ребята, разберетесь во всем этом. Это заставило Йена рассмеяться, — Даже если и так, то зачем ему смотреть на эту дыру? Саутсайд похож на одну большую помойку, как бы его не благоустраивали. — Но он же вырос там, верно? — размышлял Лип, не замечая, как глаза Йена выкатываются из орбит, — Не думаю, что его что-то может шокировать. Да и пора знакомить парня с семьей, — с улыбкой предложил он, только наполовину шутя, — Да что я такого сказал?! — Микки Милкович… — прохрипел Йен, быстро сходя с ума, — Гребаные Милковичи…Мэнди Милкович…да не может этого, блядь, быть! — закричал он, сбрасывая одеяла, чтобы направиться в спальню за ноутом, — Какого гребаного хрена постоянно происходит в моей долбаной жизни?! Лип только прищурился, не совсем понимая, что сейчас произошло, но смиренно принимая любые реакции Йена, потому что его брат всегда был довольно…экспрессивным, — Я скажу Тами, что ты передавал привет! — крикнул он, выходя за дверь, где его снова ждала взрослая жизнь и ее проблемы. Господи, благослови младших братьев, их теплый дом и тягу к сладким десертам. Иногда это действительно то, что нужно.┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
Мучительная лихорадка поглотила его, но не смотря на сводящий с ума жар, все тело Йена дрожало от холода, от которого не спасали ни камин ни толстые одеяла. Простыни под ним были влажными; три таблетки адвила, вероятно, медленно начинали действовать, заставляя тело Йена избавляться от температуры и покрываться липким холодным потом, но он все равно не чувствовал облегчения, словно в этот раз грипп пытался просто убить его к черту. Но ни ужасная боль в висках, ни больное горло ни мучали Йена так, как могло только его собственное сбитое с толку жаром, стрессом и болью сознание, прямо сейчас взявшее его в заложники слишком правдоподобных, слишком,черт возьми, реальных кошмаров. Он проснулся с беззвучным криком, и сразу же почувствовал мощнейший прилив паники, который быстро перерастал в полноценную паническую атаку, и Йен сразу же начал жалеть, что велел Липу отвалить и идти домой ранее. — Это был сон, это был сон, сон, сон... Он забормотал, но к сожалению его мозг был слишком испорчен, чтобы остановиться, и все тело Йена словно наполнилось холодным свинцом. Кислорода не хватало. Какая ирония, когда ты просто не можешь вздохнуть, хотя физически этому ничто не препятствует. В панике Йен схватил телефон, сбивая кружки с водой и чаем на пол, и дрожащими руками набрал только один номер, который с недавних пор был просто выжжен в его подкорке. Да, он ни разу не позвонил Микки, но выучил его телефон наизусть, пока забивал его в контакты, записывал в блокнот и проводил часы, смотря на пустое диалоговое окошко, так и не решаясь отправить обычное "Привет, Мик". А сейчас это даже не было чем-то обдуманным, осознанным. Только яростная потребность в помощи и безопасности, и разум Йена знал, его сердце знало только один способ, которым он смог бы это получить. Поэтому в тот момент, когда ему стоило набрать своего психотерапевта, в крайнем случае позвонить Липу, да что угодно, хоть забиться в темном углу и переждать бурю, он прижимал телефон к уху, молясь, что Микки ответит на незнакомый номер в четыре чертовых утра. Потому что грипп, снова всплывшая история с судом и разлука с Микки было намного больше того, что Йен смог бы выносить, не сломавшись. И он этого не сделал. И ему нечем было дышать. Нечем было дышать. Дышать. Дышать. — Йен? — в трубке послышался до боли знакомый обеспокоенный голос. И Йен не знал, как Микки сразу же понял, кто мог позвонить ему посреди ночи, но он был благодарен, точно не способный что-то объяснять прямо сейчас. — Алло, Йен?? Беспокойство по ту сторону явно усилилось, и Йен облизал пересохшие губы, чтобы прохрипеть, — Мик, я...я... Мне кажется, я сейчас умру. Я знаю, что это паническая атака. Я знаю, что со мной ничего не случится. Но я не могу сделать вдох и мне так страшно. Мне очень страшно. Слова застряли в его горле, как оно всегда и бывает, но кажется Микки и не нужно было много контекста. — Эй, малыш, слышишь меня? Где ты сейчас находишься? Ты можешь мне сказать?? "Это несправедливо, — больной разум шептал ему, — Микки не хотел бы иметь дело с твоим дерьмом." И что ж...разве это не было правдой? Разве в этом и не была вся суть проблемы?! Его палец завис над клавишей "сбросить вызов"... — Йен, пожалуйста... ...прежде чем нажать ее. Лип неправ, а Йен был гребаным трусом. Он отбросил телефон подальше от себя так, что тот с глухим стуком приземлился на ковер у противоположной стены. Конечно же, Микки бы перезвонил, он так и делал, и айфон продолжал взрываться своей противной классической мелодией, которая разъедала сердце Йена, как кислота. И, черт возьми, это было бы невозможно, но звук звонка словно был громче в несколько раз, в несколько десятков раз теперь, когда Йен точно знал, кто находится на том конце провода. Но Йен не мог. Не мог. Не мог. Теперь, когда он узнал еще больше о Микки, о том, чего ему стоило добиться всего, покинуть Саутсайд, стать достойным признания и наград, предложения ролей и известности…теперь мысли о том, чтобы стать причиной того, что Микки бы мог просто взять и потерять все, стали еще более невыносимы, свирепы и уничтожительны. Насколько нелепа судьба? Взять и до чертиков влюбиться в парня, который бы идеально ему подходил, родился и вырос там же, где и сам Йен, который понимал бы его во всем и слушал, а главное хотел и любил слушать, болтовню Йена часами, в независимости от того насколько занудной или непонятной была бы тема беседы. Насколько нужно быть невезучим кретином, чтобы оказаться в заложниках у дерьмовой ситуации и лишиться всего? Микки никогда бы не захотел его, если бы увидел Йена сейчас — сумасшедшего, охваченного паникой и в полубреду, обессиленного, с влажными от пота волосами и слезами, стекающими по щекам, заросшим щетиной. "Он никогда не смог бы полюбить тебя таким, — насмехающийся ядовитый голос продолжал разрывать Душу Йена на части, — Сломленный, слабый, ты как маленький ребенок в теле взрослого мужчины. Да что ты можешь ему дать? Секс? Во время эпизода у тебя даже не встает, так что же в тебе еще есть такого, чего Микки не смог бы найти в другом мужчине? Здоровом, уравновешенном и успешном. Что? Что? Что?! Что?!?!" И все что Йен мог сделать — это согнуть ноги в коленях и обнять себя, что ни капли не помогло бы, потому что единственной опасностью для него был его собственный мозг. Сердце остервенело стучало, мысли проносились, превращаясь в болезненный хаос, и тревога пронзала внутренности Йена своими холодными, мерзкими и отравляющими шипами. Сколько Йен так просидел, стараясь дышать по квадрату, отсчитывая время вдоха и выдоха, он не знал, но когда ему стало на капельку лучше, громкий шум снизу, похожий на то, что кто-то пытался снести его дверь с петель, заставил Йена скатиться с кровати в приступе новой паники. Возможно, дом Йена горел и ему было насрать. Если же это стучала полиция, то они могли бы выбить чертовы окна и подняться к Йену лично, ничто на свете не смогло бы заставить его выйти из шаткой безопасности спальни прямо сейчас. — Йен! Голос Микки, больше напоминающий рев, чем что либо, каким-то образом проник сквозь тяжелую дверь, расстояние и туман в мозгу Йена, побудив его вскочить на ноги, как бешеного. Он лишь вытер глаза рукавом толстовки, прежде чем не думая сбежать вниз и, руками дрожащими от болезни и волнения, отпереть замок, чтобы встретиться лицом к лицу со своим спасением. И это не был плод больной фантазии Йена. Отчасти он сразу же решил, что голос Микки лишь итог его личного отчаяния. Но он был здесь. Микки стоял на пороге его дома, промокший до нитки от ужасного ливня, одетый словно наспех в совершенно неподходящую для погоды одежду: баскетбольные шорты и большая черная толстовка, похожая на собственную толстовку Йена. Он стоял там с посиневшими от холода губами, дрожа и безумно смотря на Йена с бесконечным беспокойством в этих красивых глазах. И как бы Йен не хотел, чтобы Микки страдал от его проблем, как бы он не старался держаться подальше, да кого, черт возьми, он пытался обмануть?! Он нормально не прожил и секунды с того дня, как они с Микки расстались. — Господи Иисусе, Микки, — пробормотал он, втаскивая брюнета в квартиру и врезаясь в него с объятиями со всей сумасшедшей потребностью, от которой Йен чуть не разошелся по швам, — Господи, Микки… — возможно он бредил, возможно Микки был холодным и мокрым, Йен ничего из этого не волновало; его глаза покалывали, а ком в горле становился все больше и больше, — Мик… — хрипло прошептал он, цепляясь за брюнета изо всех сил и не давая ему отстраниться, как бы сильно Микки не протестовал, что Йен сейчас замерзнет только сильнее, — Ты здесь. Как ты меня нашел? Как ты здесь оказался? Все это были вопросы на далекое потом, а пока Йен старался как можно дольше остаться в самых теплых и безопасных объятиях, которые только могли существовать в мире — в объятиях человека, которого он любил.┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
— Не то что бы я хотел прерывать момент, — тихо проговорил Микки, извиваясь, чтобы освободить руки из мертвой хватки Йена, — Но что случилось? — обеспокоенно спросил он, кладя ладони на щеки Йена, побуждая его поднять голову и посмотреть на себя, — Я чуть с ума не сошел пока ехал…гребаный охранник вашего сектора не хотел пускать меня и пришлось бросить машину у шлагбаума, и побежать, так что если чертов Ларри сейчас ворвется в эту дверь, то… Йен больше не мог этого выносить; он прильнул к приоткрытым губам Микки, будь проклята простуда, но у него ни осталось ни воли ни сил на принятие осознанных решений, так что пусть Микки и возненавидел бы его потом за грипп, Йен просто хотел подумать об этом позже. И губы Микки были холодными, но быстро становились теплыми под ласками Йена, совершенно неповторимыми на вкус и вызывающими сильное привыкание. Поцелуй никогда не становился ничем больше, чем тихая нежная ласка, такое интимное, любовное прикосновение, желание быть ближе и получить доказательство, что все это и вправду являлось реальностью. Йен позволил себе поцеловать Микки, прижаться к нему сильнее, даже когда они вместе дрожали от смеси эмоций с холодом, позволил себе провести кончиком носа по его шее и щеке, позволил себе вдыхать его, не замечая, как сердце усмирило свой ритм, тревога ушла и все вокруг снова прояснилось. Называлось ли это любовью? Когда другой человек просто был для тебя лекарством от любого недуга. Если и нет, то такое чувство могло быть только выше самой любви. — Боже мой, да у тебя жар, — Микки прижался губами к разгоряченному лбу Йена, — Ты весь горишь. Давай, давай вернем тебя в постель, — приказал он, хлопая Йена по бедру, но тот лишь застыл в панике, — Я никуда не собираюсь уходить, я обещаю. Особенно, если ты дашь мне какую-нибудь сухую одежду, хорошо? Галлагер кивнул, на самом деле плохо понимая с чем соглашается; последствия панической атаки и грипп быстро сводили его силы на нет, все что интересовало Йена — это чтобы Микки оставался рядом с ним, желательно навсегда. — Было бы неплохо, если бы мы так же позвонили Ларри, чтобы он не сжигал мою машину и не вызывал копов. — Кто такой Ларри? — прохрипел Йен, медленно поднимаясь наверх, чувствуя, как Микки заботливо держит свою ладонь на его пояснице, — И как ему позвонить? — Простуда тебя совсем облажала, да? — Микки издал тихий смешок, который странным образом еще больше завел бабочек в животе Йена, — Пойдем, немного поспим, — сказал он еще мягче, заставляя глаза Галлагера снова начать покалывать. Господи, он был в полном беспорядке и выглядел так, что было бы слишком рано и много для любых отношений, не то что только что зарождающихся. Ему просто оставалось надеяться, что Микки любил его и делал это достаточно сильно, чтобы выдержать хаос, которым являлся Йен. Но у Микки, кажется, действительно не было никаких проблем. Он лишь подтолкнул Йена к кровати и бесцеремонно открыл ящик его комода, доставая оттуда спортивные шорты и белую футболку, прежде чем пробормотать "ванная?" и быстро удалиться по направлению указанному Йеном. Йен устроился на спине, поближе к стене, надеясь, что Микки просто ляжет с ним, хотя он бы понял, если брюнет спустился в гостиную. В конце концов, кто хотел спать с живой и полной чашкой Петри? Его веки подрагивали, а тело ощущалось ватным и не способным на малейшие движения; холодное влажное полотенце, заботливо приложенное к его горячему лбу заставило Йена довольно вздохнуть от облегчения, — Спасибо, — пробормотал он, вслепую шаря рукой, чтобы схватить Микки за что угодно, чем стало бедро брюнета. — Просто компресс, — ответил Микки, зачесывая волосы Йена назад и назад, словно успокаивая его. — Нет…за все…за то, что ты здесь, — прошептал Йен на грани сознания. — Всегда. А теперь немного отдохни. Я буду прямо здесь, обещаю. И поцелуй, оставленный на его губах, был слаще любого джелато.