┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
Дом Микки, как и дом Йена, находится в долине Вэлли, официальное название — Сан-Фернандо, здесь же расположены такие культовые студии, как Warner Bros, студии Уолта Диснея и даже парк развлечений Universal Studios Hollywood. Их дома именно в Лос-Анджелесе, хотя район объединяет между собой еще несколько городов, и брюнет живет ближе к Санта-Сусанна, и чтобы добраться до него от дома Йена уходит пятнадцать-двадцать минут, если на дорогах нет пробок. Микки забирает Йена вечером следующего дня, и они останавливаются, чтобы поужинать в Shirley Brasserie, где готовят французскую кухню, а после едут к Микки, наевшись ризотто с лесными грибами и черным трюфелем и фирменных десертов ресторана. Так что, к семи вечера Йен уже в спальне Микки после небольшой экскурсии по дому, а Микки спускается вниз, чтобы найти им чего-нибудь выпить. Личный бар Микки был позорно скуден: пара бутылок дорогого виски, подаренного Джей-Джеем, наполовину выпитая текила и небольшая коллекция вина, оставшаяся от гостей. Микки уныло повертел в руках скотч, потирая покрывшееся пылью стекло и понимая, что с этим напитком он сразу же облажается, ибо никто не был таким ярым в ценительстве, как Йен, способный разобрать предмет своего обожания на вибрации и молекулы, а значит излюбленный его личным ирландцем виски сразу же отпадал. Взгляд брюнета упал на симпатичную бутылку с бледно-розовой жидкостью, которая, честно говоря, выглядела как что-то достаточно гейское для сегодняшнего вечера, не являясь при этом настоящим цветочным нектаром, собранным феями. La Chapelle Gordonne Tête de Cuvée Rosé — было элегантно выведено на этикетке: розовое полусладкое вино с нотками грейпфрута, клубники и белой вишни, затяжным травянистым послевкусием и, как Микки искренне надеялся, обещанием занятий любовью до рассвета, ибо он чертовски сильно нуждался в Йене. Он сделал свой выбор и протер бутылку полотенцем, взял пару винных бокалов и направился наверх, в спальню, где Йен должен был его ждать. — Йоу! У меня не такой большой выбор алкого... — Микки начал говорить, но замолчал, когда заметил, что Йен ссутулился, сидя на кровати в странно-напряженной позе, пока сверлил взглядом свой телефон, — Что-то случилось? — спросил он обеспокоенно, ставя бокалы и вино на комод, чтобы подойти к Йену. Рыжеволосый лишь грубо фыркнул и на мгновение ущипнул себя за переносицу, прежде чем посмотреть на Микки откровенно злобным взглядом, — Я и не знаю, может ты мне расскажешь? — выплюнул он, поднимая телефон дисплеем к брюнету, — Что это, блядь, такое, Микки?! Какого хрена ты натворил?! Оу. Откровенно говоря, Микки рассчитывал, что такие новости доберутся до Йена значительно позднее, точно не меньше чем за чертовы сутки; брюнет громко сглотнул, чувствуя, какими потными становятся его ладони, а задняя часть шеи резко потеплела…Да, он не совсем был готов к этому разговору прямо сейчас. Черт. Черт. Черт. — Михайло! — Ого. Йен, наверное, воззвал к каким-то силам тьмы и приобрел голос демона, потому что именно так это и звучало, — Что это такое? — потребовал он, приближаясь и чуть ли не впечатывая телефон Микки в лицо, — Тебе бы лучше сказать, что ты здесь ни причем. К сожалению, как раз этого Микки и не мог сделать. Дело в том, что именно он и был автором, зачинщиком и заказчиком, не считая некоторых корректировок, которые Мэнди и Игги внесли в план по ходу событий. С другой стороны, брюнет очень хотел жить, а Йен выглядел так, словно не собирался оставлять данное право выбора за ним. — Я могу все объяснить, — Микки попробовал выиграть себе пару мгновений, дабы успеть сложить слова в голове так, чтобы Йен остановил свое стремительное превращение в карателя, — Это не я. Что-ж, отчасти Микки не врал. Он однако недоговаривал. — Угу-м, — Йен фыркнул, возвращая телефон к глазам, — Срочно! — зачитал он голосом мрачного жнеца, — В сеть слиты откровенные кадры того, как ранее обвиненный в сексуальных домогательствах известный кинопродюсер Мейсон Холл проводит свое свободное время с несовершеннолетним в одном из отелей Лос-Анджелеса. Вероятно, мужчина так сильно торопился уединиться с подростком, что забыл закрыть дверь номера, а после так увлекся своими грязными извращениями, что не заметил вошедшую в номер сотрудницу отеля, которая сделала соответствующие кадры и вызвала органы правопорядка. В данный момент Мейсон Холл находится под стражей без возможности освобождения под залог, молодой человек, ставший жертвой кинопродюсера, отказался от медицинской помощи и активно сотрудничает со следствием. Не кажется ли вам, что Мейсон Холл давно должен быть за решеткой? — Йен закончил читать и сверкнул в сторону Микки горящими глазами. — Что? Причем здесь я? Ублюдок наконец-то попался на месте преступления. Это то, из-за чего оступаются все рецидивисты, — Микки уверенно защищался, — Почему сразу Михайло? Разве мы не должны радоваться тому, что подонок сократил собственный путь за решетку? Йен цыкнул, и это ни в коем случае не звучало хорошо, — Кажется, у обвинения появился новый свидетель: в данном отеле проживала также сестра известного актера Микки Милковича — топ-модель Мэнди Милкович, она стала невольным очевидцем того, как Мейсон Холл буквально тащил бедного подростка к себе в номер. Девушка в красках поделилась увиденным с полицией и журналистами, а после ей оказали необходимую медицинскую помощь, так как произошедшее негативно сказалось на психике модели, — кисло закончил Йен и бросил телефон на кровать, — Невольный очевидец, значит? — Ну да, — хмыкнул Микки, сдерживая стон разочарования и дикий смех одновременно, потому что его сестра была конченой идиоткой, её даже не должно было быть в этом отеле, и где гребаный Игги?! — Мэнди говорила, что видела кое-что, но что… — Микки! — время брюнета кончилось и терпение Йена тоже, — Что я тебе сказал?! Не вмешиваться. Не вме-ши-ва-ться! Ты что, не говоришь на гребаном английском?! И не думай, что ты можешь меня надурить, — Йен прорычал, касаясь указательным пальцем груди брюнета, — Холл извращенец, а не олигофрен. Он никогда бы так не облажался, только если бы кто-то достаточно мстительный и немного безумный не захотел его подставить. Где вы взяли подростка?! Ты хоть знаешь, что это проституция?! Это детская проституция…Иисус, блядь, Христос, — агрессия Йена быстро переросла в приступ паники, — Сколько за это дают? Лет 20? Я буду ждать тебя из тюрьмы 20 чертовых лет, потому что ты идиот хренов! Кульминация момента поразила Микки с ньютоновской точностью, и в следующую секунду он разразился громким лающим смехом под шокированным взглядом Йена. — Почему ты смеешься? Ты что сошел с ума? Да, ты сошел с ума, — заключил рыжеволосый без тени веселья. Микки потребовалось откашляться, чтобы прийти в себя, — Негативно сказалось на психике модели…чертова стерва как-то вырыла могилу в натуральную величину в саду несчастной девушки, которая увела у нее парня. И у нее нервный срыв, кто из нас должен быть актером? — Микки продолжать икать, но Йену не становилось легче, — Хорошо, но дай мне время, и я сейчас все тебе объясню, Йен, я правда…в этом нет ничего опасного ни для кого, пожалуйста, давай присядем, — попросил он мягче, беря ладонь мужчины и медленно направляя его к кровати, — Ты можешь злиться, но дай мне объяснить. Йен еще не вышел из образа палача, но смягчился достаточно, чтобы усадить себя на постель. Брюнет хотел устроиться рядом, но позиция действительно не давала ему нужного эффекта, и он не хотел искать взгляд Йена боковым зрением, поэтому он сполз на пушистый ковер и сел на пятки перед рыжеволосым, вкладывая свои руки в его, то есть да, по факту он встал перед ним на колени. Глаза Йена расширились, а рот приоткрылся от жеста Микки, он зашевелил губами, но так ничего и не сказал, просто ожидая, но его руки крепко сжали ладони брюнета, и это все нужно было Микки, чтобы начать говорить. — Послушай, я знаю, как это выглядит. Я понимаю, но в этом нет ничего страшного или противозаконного, — Йен чуть ли не зарычал, — Ладно, возможно это немного противозаконно! Но никто не в опасности, кроме старого педофила. Мы…я возможно сказал в присутствии своей сестры и брата, которого ты, кстати, не знаешь, что если бы кто-то застал Холла прямо в гребаном действии, то это сильно помогло бы следствию. И, может быть, потом мы выпили пару бутылок водки и придумали небольшой план… — Вот почему я не хотел, чтобы ты был рядом пока идет суд! — Йен перебил его и выдернул руки, потирая лицо, — Почему я не хотел, чтобы ты вообще знал. — Что? — Микки нахмурился, — Ты думаешь, что если бы ты бросил меня, как ты и сделал, то я нихрена бы не предпринял? Просто остался бы в стороне и наблюдал, как суд годами пытается доказать причастность Холла? Как ты сходишь с ума из-за этих заседаний? Тогда ты, блядь, меня не знаешь. — Зачем тебе были бы нужны чертовы проблемы? — Йен тихо выдохнул, смотря на стену позади Микки, — Если мы не вместе. — Потому что я люблю тебя, идиот чертов! — Микки практически закричал от возмущения, — Я люблю тебя, ради всего Святого, как ты не можешь этого понять?! Лицо Йена вытянулось, когда он услышал откровенное громкое признание, которое, как Микки сейчас понимал, он никогда не делал. Он снова опустил руки, позволяя Микки сплести их пальцы и с силой закусил нижнюю губу, что никак не остановило появление прозрачных капель слез в уголках его глаз, даже когда Йен наклонил голову и заморгал, вероятно, не зная, как спасти себя от неловкости. — Йен, пожалуйста, не плачь, — Микки умолял, улыбаясь через собственную водянистую улыбку. — Пошел ты, — Йен тихо возразил, — Я тебя терпеть не могу, — проворчал он, влажно фыркая носом, что никак не помогло сделать его менее забавным, — Идет ради меня на преступление. По-твоему где мы, в остросюжетном романе? Признается мне в любви на коленях. Гребаный…я не знаю, пошел ты! — и обида с которой он звучал заставила Микки тепло рассмеяться. — Я люблю тебя, — повторил он еще раз: ласковее и тише, позволяя и себе осознать это чувство, ощущая, как что-то внутри него освободилось, рассеиваясь по всему телу теплыми приятными волнами, — Mon amour, — брюнет практически промурлыкал фразу, которую он заучивал до мозолей на языке. Йен улыбнулся, наконец-то смотря на Микки с любовным сиянием в глазах, — Это по-французски, ты ведь знаешь это? Микки выпал в осадок, — Что? Это итальянский. — По-крайней мере так сказал Google, хотя с другой стороны Google был в некотором роде очень похож на Индию: вы могли найти там все, что угодно, но не факт, что это не отравит или не покусает вас до смерти. — Нет, хотя фразы будут очень похожи. Il mio amore, — произнес Йен так, словно это касание теплого весеннего солнца на океанском побережье, — Ti amo tanto, Михайло Александр, — ответное признание прозвучало, как заклинание для исцеления всех болезней и печалей; Йен плавно сполз с кровати, чтобы заключить Микки в объятия прямо на пушистом ковре. Это был интересный опыт — обнаружить ворота Рая в руках любимого человека, и Микки не упускал ни секунды. Он зарылся лицом в изгиб шеи Йена, глубоко вдыхая и впитывая его тепло. В конце концов, они были так плотно прижаты к друг другу, что чуть не слились воедино. — Ты так хорошо пахнешь, — выдохнул Микки, продолжая странно обнюхивать его шею, — Что это такое? — Просто я и стиральный порошок? — Йен засмеялся, — Может быть, крем после бритья? Не знаю, я старался не наносить на себя лишних запахов, чтобы в конце вечера пахнуть тобой. Я довольно потерян в наши времена, — он немного отстранился, чтобы взглянуть на Микки с под ресниц. — Отвратительно, — ответил брюнет так, словно на самом деле говорил "я люблю тебя". — Да. Ужасно, — прошептал Йен, соединяя их губы для долгого глубокого поцелуя. И кто бы знал, что для того чтобы почувствовать счастье на вкус нужно было испробовать его с губ возлюбленного.┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
— Хорошо, еще раз, — Йен сделал большой глоток из своего бокала, — Вы нашли уличного хастлера, который за 10.000 долларов согласился сделать что?! — Не совсем так, — Микки возразил с того места, где он сидел на полу между ног Йена, прислонясь спиной к его груди и положив голову на плечо, — Игги работает барменом в одном клубе, и официально место не гейское, но на заднем дворе, как оно часто бывает, происходит всякое дерьмо. Никого не волнует, пока это по согласию, но вот уже как несколько недель он стал видеть этого парня, который утверждал, что ему есть 21, даже показывал удостоверение, но Игги точно может сказать, где есть подделка. И вот, он приходит два-три раза в неделю, заказывает порцию дешевого алкоголя, практически никогда не пьет его и…ждет. — Ждет…вот черт, он так ищет клиента? — Йен сморщился, когда Микки кивнул, — Сколько ему лет? — Семнадцать. Мать наркоманка, родной отец, проще говоря, космонавт. Парень сбежал из дома, потому что там кромешный ад и не придумал ничего лучше, чем это. Спал в каком-то заброшенном отеле и хотел накопить на залог по аренде. Его дважды грабили, странным образом он избежал побоев и насилия, что удивительно при его роде деятельности, — поделился Микки, играя с пальцами руки Йена, которая покоилась на его животе, — Так что Игги пытался разговаривать с ним, втирался в доверие. Это не нормально, что подростку приходится заниматься…этим, чтобы выжить, понимаешь? Наша семья к сожалению знает, что это такое…не иметь выбора и делать ужасное дерьмо, чтобы добыть немного денег на еду или отопление, — он почувствовал, как Йен оставил серию легких, как перышко, поцелуев у него за ухом и расслабился, — Поэтому он стал немного помогать ему. Игги простой парень, не совсем гений, но он не злой, в отличие от других моих братьев, он просто не такой, как… — имя Терри осталось на языке Микки в виде горького привкуса, — И когда я сказал, что Холл ни разу не попадался с поличным, мы придумали этот план. — Я все еще считаю, что это чертовски безумно, — осудил Йен, но его касания говорили о совсем другом. — Ну…вот тебе знакомство с Милковичами! Честно говоря, придурку повезло, что это были именно мы — младшие дети. Джейми или Колин пустили бы его на ремни. — Вы гребаная семейка Адамс. — Если бы… — сухо ответил Микки, — Так что, Игги предложил Эндрю 10.000 моих долларов, на что он естественно согласился, но мы поставили ему одно условие: это его последняя грязная работа, как только он получает деньги — все, баста, уволен. Будет разнорабочим в клубе, закончит школу, жить может на чердаке у Игги, но никакой уличной жизни и гребаного эскорта. Игги проследит за этим. Кроме того, спать с Холлом ему тоже было не нужно. Просто довести ублюдка до номера, немного раздеться, и наш человек уже был там с камерой и глоком в чулке на случай непредвиденных обстоятельств. — Кого, черт возьми, вы наняли? Миссис Смит?! — Никого. Это Сэнди — наша сестра. — Да сколько вас?! — В Лос-Анджелесе? Четверо. Я, Мэнди, Игги, но мы не так часто видимся, а Сэнди приехала совсем недавно. — Это какой-то кровный мафиозный клан. — Поверь мне, у мафиози гораздо больше денег. Мы просто жертвы испорченного ДНК. — Эндрю не пострадал? — Нет, у него была блестящая охрана, да и парень далеко не промах. Странно, что Холл не пострадал, — Микки выдохнул смешок, — У Эндрю есть брат, вроде как даже близнец, но каким-то образом ему повезло больше…богатая подружка или большой друг, не знаю. Вообщем, парень сейчас с ним. — Господи, Микки, я даже не знаю, что сказать…это… — Йен запнулся, спрятав лицо в изгибе шеи Микки, когда его руки сжали его. — Безумно? Напряженно? Незаконно? Ты все еще считаешь меня директором небольшой фирмы или актером-белоручкой? Микки уже начал волноваться, когда Йен не ответил минутой позже, продолжая сжимать брюнета до критической отметки нехватки кислорода. Честно говоря, только сейчас он начал задумываться о том, как именно Йен мог бы на это отреагировать. Когда план удался, Холл попал за решетку, а чаша весов правосудия отклонилась в их сторону, Микки вдруг пришло в голову, что его поступок возможно был намного больше, чем Йен бы выдержал. Семья Микки в принципе делала все что угодно лучше, чем думала о последствиях. — У тебя там все хорошо, Герк? — он тихо спросил, стараясь подавить дрожь в голосе. — Ммм, просто…чертовски сильно люблю тебя так, что не знаю, как это выразить, — пробормотал Йен, водя губами и носом по шее Микки. Брюнет выдохнул напряжение, поднимая руку, чтобы погладить ладонью лицо Йена, — У тебя вроде все неплохо получается. — Нет, слова — это одно. Приятно слышать, иногда даже необходимо, но…ты перешел на совершенно другой уровень выражения любви через акты служения, причем сразу же колоссальные, а мне иногда кажется, что все, на что я способен — это слова. Микки прикусил язык, сдерживая стон разочарования, зная, что Йен воспримет это неправильно, и быстро вывернулся из рук другого мужчины, не дав ему возразить, прежде чем оседлал его бедра. — Если бы только была олимпийская дисциплина по принижению своих достоинств, ты бы получил пожизненное золото, — он сказал это ласково, обрамляя ладонями лицо Йена, — Ты слишком много на себя берешь, ты знаешь это? Это нормально, когда и тебе хотят помочь. Ведь ты занимаешься этим огромную часть своей жизни — сообщества, защита прав LGBTQA+, и ты привык полагаться только на себя, все контролировать, но тебе больше не нужно делать все одному. Больше нет. Понимаешь? Взгляд Йена был неверящим; огоньки от настенной лампы танцевали в глубокой зелени его глаз, заставляя Микки утонуть в этом мужчине еще больше, хотя казалось бы…как. С Йеном Микки быстро понял, что зеленые глаза не всегда…именно зеленые. Оттенок может быть серым, серо-голубым, даже хамелеон, и истинный лесной цвет глаза Йена принимали только при сильных эмоциях, будь то веселье, грусть или влюбленность. Иногда Микки думал, что если бы Йен родился с этой своей волшебной способностью на несколько веков ранее, то стал бы местным божеством. С другой стороны, не было никаких доказательств, что он не являлся им и сейчас. — Никто не делал для меня ничего подобного, — тихо сказал Йен, прислонившись своим лбом ко лбу Микки, — Моя семья в порядке, это просто… — Йен облизал губы, и брюнет очень хотел поцеловать их, он словно горел в огне, — Спасибо тебе, я полагаю, хотя другая часть меня хочет устроить тебе хорошую трепку за то, что ты рисковал, однако я ее практически не слышу, потому что в основном без ума от любви к тебе, маленький ты уголовник. Не знаю, чем я тебя заслужил. К концу этой речи Микки задохнулся от эмоций; момент был напряженным, словно искрящимся, и казалось, что если хоть кто-нибудь из них снова заговорит, все вокруг взорвется облаком фейерверков. Он нежно потерся о Йена кончиком носа: от одной веснушки к другой, поцеловал его веки, чувствуя немного влаги на ресницах, поцеловал щеки, гладкие после бритья, прежде чем вернуться к губам и начать медленный, согревающий изнутри поцелуй, который означал больше, чем множество слов. Йену никогда не нужно было ничего заслуживать, земля ушла из под ног Микки, как только он заметил его в толпе на площади Giovani: от копны золотистых кудрей до яркой улыбки. У него никогда не имелось и шанса, и хотя это прозвучит глупо, но было такое чувство, что Микки любил Йена задолго до их первой встречи, любил его всю свою жизнь, просто ему еще предстояло об этом узнать. — Хочу тебя. Кто-то прошептал, возможно они вместе, и в следующую минуту Микки поднимался на дрожащие ноги, подтягивая Йена за собой, чтобы снова упасть на мягкие одеяла кровати и раствориться в друг друге. Два месяца разлуки были совершенно уничтожительными; отсутствие другого мужчины буквально причиняло боль и теперь, когда они снова могли касаться друг друга, целоваться, доставлять удовольствие, Микки не думал, что сможет остановиться. Одежда кажется неприятной на теле, поэтому Микки снимает рубашку и привстает, чтобы стянуть брюки, пока Йен, улыбаясь и не сводя с него глаз, делает тоже самое. Он остается в бордовых брифах, Йен в синих боксерах, ни капли не скрывающих его возбуждения. Несколько вдохов и выдохов они позволяют друг другу насладиться картинкой, прежде чем Йен говорит, — Иди ко мне, — и Микки стонет в ответ и забирается на его бедра: эти теплые, сильные, великолепные бедра. Он хватает руки Йена раньше, чем рыжеволосый успевает положить их на него, переплетает их пальцы и вытягивает над головой Йена, смотря на него сверху вниз. Его красивый глупый мужчина. И если до этой встречи Микки больше всего на Свете мечтал оказаться в плену этих сильных рук, во власти Йена, принадлежащим, то сейчас он думает о другом: о доверии, о любви и заботе и о том, как это проникает в постель. Он думает о том, как мечтал оседлать Йена в той самой комнате гостевого дома в Италии и посмотреть, как удовольствие поглощает его. — Ты мой сегодня вечером, — говорит Микки, проводя ладонями вниз по рукам Йена, что тот послушно держит над головой. Он не добавляет "...и навсегда", потому что боится, что его сердце лопнет от эмоций, а мозг уйдет в штопор от банальности, но это подразумевается, как голый контекст, и он надеется, что Йен понимает это. Вот так время для разговоров заканчивается.┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
Губы Микки целуют его, и кожа Йена приятнейше покалывает. Ему кажется, что всë его тело сверхчувствительно, так отзывчиво к касаниям другого мужчины, что Йен не знает, какой будет его реакция в следующий миг: тихий вдох, дрожь, стон...Он не контролирует себя, сейчас нет, и это новый, запредельный, чертовски потусторонний опыт. Сколько сейчас времени? Какой сегодня день? Йену было бы все равно, даже если они плыли бы на Титанике прямо в проклятый айсберг, только бы Микки продолжал касаться его вот так, целовать его с нежной потребностью, любить его, обладать им. За окном снова начинается дождь; капли касаются стекла, создавая свою неповторимую мелодию, она смешивается с тяжелым дыханием двух влюбленных мужчин, с биением их сердец, звуком поцелуев...именно так и звучит любовь, верно? Микки обхватывает губами его сосок, мягко лаская кончиком языка: потирая, играя, дразня, и Йен уверен, что не должен быть так возбужден только от прелюдии, Господи, он на грани и еле-еле удерживает себя от того, чтобы не начать извиваться и умолять. Пусть Микки сделает хоть что-нибудь. Только пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Он не замечает, что говорит это вслух, пока тихий смех Микки не нарушает их любовную мелодию или же не дополняет её до идеальности. — Лежи смирно, — он потирает только что заласканный сосок подушечкой пальца, что совершенно не помогает Йену послушаться. Он стонет и закрывает глаза, толкая бедра вверх и вверх, и Микки ласково наказывает его, наклоняясь и покусывая изгиб шеи, — Непослушный. — Почему я должен быть таким? — Йен дразнит в ответ, открывая глаза и смотря на брюнета, на то, какой темный у него взгляд, на яркий румянец желания и покрасневшие от поцелуев губы. Он такой красивый, что это заставляет всё естество Йена сладко трепетать. Микки улыбается, выглядя немного опьяненным, немного разрушенным, обхватывает подбородок Йена, поглаживает нижнюю губу большим пальцем, пока Йен не приоткрывает рот, впуская его внутрь на мягкую подушечку языка и не посасывает... — Потому что я так хочу, — шепчет Микки, скользя взглядом от губ к глазам Йена, — Сделаешь это для меня? И разве на этот вопрос действительно требуется ответ? Микки одобрительно кивает, убирая руку, на что Йен слегка прикусывает кончик его пальца: просто дерзость ради дерзости. В любом случае он вознагражден тем, что Микки поворачивает бедра, восхитительно потираясь о его твердый член, и Йен действительно очень-очень беспокоится о своей выдержке. У него никого не было после Микки, как будто он мог бы прикоснуться к любому другому человеку или даже подумать об этом, после того как он делил себя с брюнетом: одна мысль о том, что когда-нибудь ему придется двигаться дальше, заставляла Йена хотеть умереть. И целибат ничего не делал, кроме как вернул его к истокам, где Йен, вероятно, взрывался через пару минут как неопытный девственник. Пусть и так. Ему на самом деле плевать, и он уверен, что Микки никогда не пристыдит его за это, кроме того рефракторный период Йена бьет рекорды ради брюнета. Однако они изголодались по друг другу, и потребность настолько сильная, что легкие трепетные ласки доводят их возбуждение до критической отметки. Все тело Йена окутано теплом, и живот, пах и бедра сводит от удовольствия: эти горячие всплески наслаждения непрерывно пульсируют, заставляя его извиваться и тяжело дышать. Он не знает, что задумал Микки, но впервые в жизни Йен чувствует себя настолько в безопасности и гармонии с другим мужчиной, даже со своим телом и сознанием, что довериться ему не просто легко, а в некотором роде необходимо. Он хочет этого, и Микки мог бы делать с ним, что угодно, например, как сейчас, облизывать широкую полоску на внутренней стороне бедер Йена, массируя их и сжимая. Йен стонет и сразу же тянет руки к волосам брюнета, как только горячий язык касается чувствительной головки его члена; Микки ласкает щель, немного посасывает, но зрение Йена уже белеет, его бедра предательски дрожат от этих мягких, неспешных движений. — Боже, это будет так чертовски быстро, — он звучит расстроено, хотя сходит с ума от приятных ощущений, — Мик. Микки хрипло смеется, проводит языком по стволу Йена вниз-вверх и снова вниз, задерживаясь, чтобы поцеловать его яйца, видимо не собираясь торопиться, и Йен понимает это чувство — желание снова познакомиться, привыкнуть к друг другу, целовать, изучать, наслаждаться. Он с радостью был бы более благосклонен, если бы не собирался триумфально развалиться на части в ближайшие минуты. Горячее потрясающее тепло снова завладевает им, и Йен стонет, сгибая ноги в коленях; мышцы сокращаются, чтобы еще немного остаться в этом моменте. — Так близко, Мик…Я не могу… — пальцы на его ногах поджимаются, а бедра дергаются, Йену вроде как хочется скрутиться в себя или выгнуть спину, он не знает, и все его тело просто безконтрольно от того, насколько ярко, обжигающе приятно и невероятно ощущаются эти несколько мгновений перед самым оргазмом. Микки не теряет времени, принимает его как можно глубоко; комнату наполяют пошлые влажные звуки и протяжные стоны Йена, и он держится, держится, держится, смотря, как играет свет на потолке от настенной лампы, перебирая мягкие волосы Микки, думая, что недавно считал, что больше никогда этого не получит. Но Микки здесь, не просто нашел Йена, но и боролся за них, боролся ради него, Микки любит его, любит настолько, что Йен забывает дышать, дергаясь всем телом и с прерывистым выдохом кончает так чертовски сильно, что мир начинает вращаться. Йен дышит, когда Микки сглатывает, облизывает его в последний раз и поднимается, садясь на пятки с довольной ухмылкой на губах. Он вытирает влагу с лица тыльной стороной ладони, его щеки горят румянцем возбуждения, и он такой красивый, такой манящий, что Йен еле может это выносить. Ему нужно прикоснуться к нему руками, ртом, языком, всем своим гребаным телом; желание слишком сильное и всепоглощее, чтобы бороться с ним. — Ты даже не представляешь, что ты со мной делаешь, — он говорит, и это правда, что не боится ни клятв, ни обещаний. Мики позволяет потянуть себя вверх и буквально лизнуть в рот, Йен прижимает его к себе, руки блуждают везде, куда достают: от затылка по шее, плечам и спине, он массирует упругие ягодицы, раздвигает, проводит кончиками пальцев по щели между ними, ощущая тепло, и Микки слегка дрожит в предвкушении. У них нет каких-то ролей, но Йен практически уверен в том, что хочется Микки и совершенно точно знает, чего желает сам; его член уже подергивается от поцелуев и близости возлюбленного, от ощущения его возбуждения на своем животе. И все же, он мог бы поставить все свои деньги на то, что их первый раз в отеле сказочного города и был первым разом Микки, и это вроде как заставляет Йена стремительно сходить с ума. Поэтому он собирается спросить, даже если совершенно не готовился быть снизу сегодня вечером, но у Микки в любом случае есть ванная, так что… — Черт, ты должен остановиться, — брюнет прерывает поцелуй, чтобы выдохнуть и со стоном, словно от боли, прекратить двигать бедрами, — Я хочу кончить, когда ты будешь во мне. Ах, вот оно что. Это заставляет Йена полностью затвердеть, к черту биологию, его член ее отрицает, Микки целует его снова, а после быстро скатывается, смеясь, когда Йен пытается схватить его и протестует. — Остынь, нам нужна смазка. Он проходит к комоду, чтобы порыться в верхнем ящике, и Йен бесстыдно за ним наблюдает. В конце концов, Микки великолепен, а Йен всего лишь слабый человек. Брюнет достает фиолетовый флакончик и ярко улыбается, приподнимая брови, пока возвращается в постель, на вкус Йена слишком и слишком медленно. — Черт, презерватив, — Микки вздыхает, бросая смазку на кровать, — Они у тебя в брюках? — Что? — Йен немного поглощен голым видом своего мужчины, чтобы мыслить разумно. — Защита, Герк? — крикнул Микки, перемещаясь по комнате в процессе обшаривания шкафов и карманов одежды, — Ты же принес? О. Очевидно, сбитое с толку выражение лица Йена красноречиво говорило о многом, потому что Микки одарил его фирменным раздраженным взглядом "ты что, издеваешься надо мной?!", что странным образом еще больше возбудило рыжеволосого. — Я думал только о том, чтобы оказаться рядом с тобой, — Йен защитился, — Я…у меня дома даже нет презервативов! Микки просто ударил себя ладонью по лицу, — Как ты взрослый гей и у тебя нет презервативов?! — А как ты взрослый гей и у тебя нет чертовых презервативов?! — Потому что я ни с кем не сплю! Зачем они мне? — А с кем я сплю, идиот? Я тоже ни с кем не трахаюсь! Микки рассмеялся, — Что, черт возьми, нам делать?! Йен пожевал губу, — Ну а ты…можешь без? — Я не знаю, а мы можем? — Микки задумался, возвращаясь на постель и снова забираясь на Йена сверху, — Я имею в виду, что…я проверялся до тебя, и все было хорошо. Йен провел ладонями по бедрам и бокам своего мужчины, — Тоже самое. Это было давно, но…после у меня никого не было, кроме тебя. — Да, — Микки не понимал откуда взяться смущению, но оно определенно затопило его, — И я. И у меня никого кроме тебя. — Хорошо. Значит мы в порядке, верно? — тихо спросил Йен; жар в его паху теперь нарастал с новой силой. Было что-то совершенно особенное и интимное в таком виде секса: кожа к коже, обретение максимальной близости и, опуская романтику, трахаться без защиты — чертовски возбуждающе и приятно до гребаных облаков. — Угу-м, у нас все очень хорошо, — Микки промурлыкал, опуская свой вес на Йена, — Хотел, чтобы ты был без всего в наш первый раз. — О, — все, что Йен успел выдохнуть, прежде чем брюнет захватил его губы в поцелуе, отчего Йену захотелось зажмуриться и взлететь. Сложно описать свои чувства, после того, как снова начинаешь дышать, гореть и одновременно тонуть в удовольствии и любви после, казалось бы, вечности лишений; Йен предпочитает оставить все раздумья на потом и просто отдаться ощущениям и желаниям, а главное — Микки. — Ни хрена подобного, — он отбирает у Микки смазку, когда тот хочет нанести ее себе на пальцы, чтобы подготовиться, — Это моя работа. Брюнет смеется и припадает к его губам. — Святой черт, святой черт… — Йен бормочет, впиваясь тупыми ногтями в бедра Микки, пока брюнет медленно и плавно опускается на его член, — Мик… Плотный жар, это тугое влажное тепло окутывает его со всех сторон, и каждое крошечное нервное окончание Йена искрится от удовольствия. И дело, конечно, не столько в физической составляющей, секс — это классно и приятно, но не так уж много. Но, когда он видит лицо Микки, то, как нахмурен его лоб, потому что он чувствует Йена, ощущает полноту и должно быть ожог растяжки, то, как он прикусывает нижнюю губу, тяжело дыша через нос, как напряжены его руки, а пальцы оставляют белые следы на груди Йена…и потом, как он открывает глаза и вдруг смотрит на него, прижимаясь бедрами к бедрам Йена, и он весь в нем и в нем, и в нем…вот эта извечная любовная чепуха заставляет его дрожать. — Чувствую тебя… — голос Микки тяжелый и гравийный, — Чувствую тебя по-другому. Так хорошо. Да. Да да да, блядь. Йен знает, но не то чтобы он мог ответить прямо сейчас. Каждая мышца в его теле жаждет движения и погони, но Микки просил его довериться, и Йен ему доверяет, он расслабляет ноги, гладит напряженные предплечья брюнета и позволяет ему двигаться в своем темпе. Он практически ощущает, как между ними кружатся флюиды: секс потрясающий, это, черт возьми, невероятно, и признания в любви, жертвенность Микки, в конце концов их воссоединение делает все в разы острее, слаще и жарче. Это такой вид секса, который искушенные романтикой умы вроде Йена назвали бы занятием любовью. Потому что так и есть, верно? Они любят друг друга, и они борются друг за друга и прямо сейчас это тоже любовь, просто в более физическом ее воплощении. Медленные и осторожные движения Микки сменяются более быстрыми, уверенными и умелыми; Йен направляет его за бедра, помогая найти то самое положение, которое заставит Микки чувствовать себя чертовски восхитительно, потому что Йен хочет этого, и его собственное удовольствие зависит от чувств брюнета. Он смотрит на приоткрытые манящие губы Микки, слышит его тихие стоны, вырывающиеся из него каждый раз, когда их бедра соприкасаются: ах, ах, ах, как музыка для ушей Йена, проводит ладонями по его груди, дразнит соски и думает, что все это убьет его и воскресит, и Йен никогда больше не станет прежним. Он бы и не хотел. — Ты прекрасен, — слова вырываются в порыве, и будь бы Микки хоть немного в себе, он задразнил бы Йена до чертиков, но они оба так далеки от этого прямо сейчас. Но это заставляет его замедлиться, отдышаться и упасть на локти, чтобы поцеловать Йена с языком и стонами в глубине горла, когда Йен пользуется положением и сгибает ноги в коленях, не в силах оставаться неподвижным. Так приятно. Весь жар их контакта и пульсация Микки, и то, как нежная головка члена Йена задевает и задевает простату Микки. Все это и глубокая, кружащая вокруг любовь и привязанность, соединяются вместе и превращают удовольствие в яркий свет, зарождающийся где-то в животе и рассеивающийся столпами эндорфинов по их телам. — Ты мой, — Микки шепчет ему на ухо, двигаясь быстрее и быстрее, чтобы не отставать от Йена в этой погоне к высшей точке наслаждения, — Ты мой, и я никогда не дам тебе сражаться одному. Откуда он взял разум и силы, чтобы произносить такие вещи в предоргазменном тумане, Йен никогда не узнает, но это что-то за пределами реальности, и того, что человек способен полностью осознать, не возносясь к Богу за подсказкой. Он сильнее прижимает Микки к себе так, чтобы его влажный от предварительной смазки член терся о низ живота Йена, и толкается, толкается, впиваясь в нижнюю губу брюнета в отчаянном поцелуе в перемешку с хриплым дыханием. Эти спазмы внутри Микки нарастают: сжатие, расслабление, сжатие, сладостный пульс пробегает по члену Йена, и они балансируют на краю несколько долгих секунд, прежде чем Йен первым содрогается, напрягаясь всем своим гребаным телом: ноги практически не слушаются, и он откидывает голову на подушку в немом стоне, когда удовольствие проходит через него, вырываясь четырьмя горячими импульсами внутри Микки. Между их животами появляется влага, Микки стонет, он всегда громче Йена в постели, и это благословение — слышать его вот так; теперь они двигаются плавными неглубокими толчками, наслаждаясь тягучим блаженством после оргазма, а потом останавливаясь, пока ощущения не стали слишком интенсивными. Сладкий поцелуй, который Микки дарит ему сразу после — это все, что есть в жизни, и они лежат так: соединенные телами, сердцами, Душами, пока огонь желания не поглощает их вновь. И вновь.┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
— Хочешь поехать со мной в Чикаго? — Йен спрашивает, когда они лежат теплые и сонные, и свет давно выключен. Микки напрягается и немного извивается, чтобы взглянуть на Йена, — Саутсайд Чикаго? — Йеп. Мы с семьей хотим собраться вместе в начале декабря, может быть даже моя старшая сестра приедет вместе с братом, я имею ввиду ты не обязан этого хотеть, и я знаю, что твоя история с Чикаго не совсем простая… — Йен начинает бормотать, понимая, что возможно предложил глупость. — Нет, я хочу, — Микки мягко улыбается, ложась на живот; их теплые тела скользят рядом. — Но ты…в порядке с тем, что твой отец все еще там? — уточняет Йен, — Черт, я предложил сгоряча, прости. — Успокойся, мое взволнованное сердце, — фыркнул Микки, протягивая руку, чтобы почесать подбородок Йена, — Когда-нибудь ты перестанешь так много думать, и атмосфера лишится половины давления, потому что его вырабатывала твоя напряженная задница. — Твои аналогии просто поражают воображение. — Я знаю, что тебе нужно поразить через минутку, — Микки улыбнулся, — Меня не волнует, где гребаный Терри, хотя я надеюсь, что там тесно, темно и стены из дешевого дерева. Да что?! Я так описал гроб, это же весело, ну? — Йен не выглядел впечатленным, — Пф, в любом случае мне насрать на Милковичей. Дом, наверное, сгорел или конфискован администрацией. А ты хочешь познакомить свою девушку с родителями, кто я такой, чтобы противиться этому? — Мою девушку, да? — Йен передразнил, — Так я всем и скажу. — Как будто кто-то в здравом уме тебе бы поверил. Ты гей, как радуга. Йен так же не мог с этим поспорить. Они улыбаются, замирая на мгновение, просто смотря друг на друга, осознавая. — Так сильно скучал по тебе. Микки уже говорил это, он знает, но не уверен, что Йен действительно понимает, как, черт возьми, сильно это было. Микки чуть не вылез из собственной шкуры, чтобы сбежать от угнетающего отчаяния, ему казалось, что Йен ушел и забрал с собой его сердце, оставив лишь зияющую дыру в груди, которая без конца саднила. Но когда Йен смотрит на него, во взгляде так много всего, и его, — Я люблю тебя, — звучит так, словно он полностью разделяет все, что чувствовал Микки, все, что он чувствует сейчас. — Я люблю тебя, — Микки шепчет; легкий сквозняк подхватывает их слова, смешивает, сплетает, прядет прочную-прочную нить, что навеки свяжет их Души, невидимой силой соединит сердца, как предначертано всем родственным душам. …или, может, ему это просто снится.