***
Пересекая порог нашей комнаты, уже видим сидящего за письменным столом Шнайдера. Перед ним стоял открытый ноутбук с включенной компьютерной игрой. Судя по характерному зеленому фильтру — Outlast. Да уж, нашел, во что поиграть. — Ты уже тут опять? — недовольно восклицает Линдеманн, глядя на нашего соседа, — Вы там на инязе учитесь вообще? Кристоф игнорирует оба вопроса, полностью погруженный в игру. Лишь напрягается чуть сильнее — неизвестно, от нашего присутствия или в сюжете начался какой-то опасный момент. — Мне кажется, или он уходит на пары позже нас, а возвращается раньше нас? — этот вопрос Тилль уже адресовал мне. Пожимаю плечами, и слышу, как раздается ворчливый голос Шнайдера: — Я не виноват. Расписание такое, — он вжимает голову в плечи и морщится. Звуковое сопровождение игры оповещает — погоня, и Кристоф все быстрее перебирает пальцами по клавишам управления, — И еще я последнюю пару въебал. — Зачем ты вообще в универ ходишь? — задаю вопрос, переглядываясь с раздраженным Линдеманном. Вопрос вполне закономерный — иногда и правда непонятно, зачем Шнайдер в принципе посещает пары. Нет, естественно, прогуливают все, никто не безгрешен. Но Кристоф достиг в этом навыке определенного уровня дзена. Он мог прогуливать сколько угодно, но в последний момент собраться с силами, поднапрячься и закрыть сессию на хорошие оценки. Как будто бы у него просыпалась скрытая ульта, разносящая все вокруг и закрывающая глаза преподам на все его проебы. Сам Шнайдер не мог ответить, как именно у него это получается. Говорит, что и в школе так же учился. — А вы? — наш сосед отвечает вопросом на вопрос, тем самым давая понять, что разговор не придет к логическому завершению. А дальше он морщится еще сильнее, восклицая: — Да сука! Опять ебнули! Зловещая музыка и пиксельные кровавые подтеки на экране ноутбука доходчиво демонстрируют — действительно ебнули. — Все, нахуй. Час играю — дальше одной локации не продвинулся, — продолжает угрюмо бубнить Кристоф, вырубая компьютер, — И вообще, я не знаю, чего вы выебываетесь. Я расставил приоритеты — сходить на лингвострановедение или бухло купить. Он с победным видом демонстрирует тайник под своей кроватью, приподнимая край длинного покрывала. — Еще по столько же Стефан из 229-й и Дирк из 403-й должны притащить. — Не дохуя ли? — интересуюсь удивленно. Той частью, что спрятана под койкой Шнайдера, уже спокойно можно затопить целый этаж. — В самый раз, — он выставляет руку вперед в уверяющем жесте, — Людей же немало придет. Я только за сегодня еще семерых позвал. — И я троих, — стягивая толстовку, глухо проговаривает Тилль, — Сенту и Марихен, из моей группы. И Лив — ты ее знать должен, она тоже с иняза, только на французский ходит. По лицу Кристофа становится ясно, что он усиленно вспоминает — хмурит лоб и несколько наигранно возводит глаза к потолку. Очевидно, откопав во всем хламе, заполняющем его голову, нужное воспоминание, отзывается: — Так она же подружка Рихарда, он ее разве не позвал? Линдеманн пожимает плечами, подхватывая свои домашние шмотки, комом валяющиеся на кровати. — Она сказала, не звал. Не успел, наверное, — он кивает в мою сторону, — Вон, Пауль свою сестру звать тоже не стал. Вздрагиваю от внезапного упоминания моего имени и перевожу взгляд на друзей. Тилль смотрит смешливо, а Кристоф — с долей какой-то претензии. Понимая, что оправдываться мне не за что, произношу: — Ну а хули ей тут делать? — расправляю только что снятую кофту, вывернувшуюся наизнанку, и решаю поинтересоваться: — Вот вы бы своих сестер сюда притащили? Вопрос был скорее риторический, но соседи решают на него ответить, и делают это одновременно. — Ни за что, — соглашается со мной Тилль. — Естественно, — как само собой разумеющееся выпаливает Шнайдер, и удивленно смотрит на отрицательно ответившего Линдеманна, — Да чего вы как ханжи ебучие? Вот сами о своих словах пожалеете сегодня вечером. Чем больше людей — тем веселее.***
Празднование начала учебного года в нашей общаге длиться уже три с половиной часа, но о своих словах я пока так и не пожалел. Бухло исчезало со скоростью Флэша под допингом, а количество людей в общажных коридорах, напротив, росло. Они появлялись как будто из ниоткуда, как лопающиеся зерна попкорна. Естественно, адекватностью своего мышления на данную минуту похвастаться могли единицы. Все это время я старался лавировать между знакомых и не очень людей со стаканом какой-то алкогольной жидкости, всеми силами пытаясь не разлить последние капли. Цвет и запах эта жижа имела подозрительный, но после первого стакана я перестал вникать, что Шнайдер там намешал — залетала же, как родная. Любая попойка, где собирается много даже мало знакомых людей, всегда строится по одному принципу — подойти к этим, побазарить со вторыми, третьи сами подозвали, и так далее. Конечно же, с каждыми ты пьешь. И вот так, незаметно для самого себя, мысли в голове превращаются в кисель, как и ты сам. Вот и сейчас, я уже не лавировал, а скорее, перетекал, как слайм, в сторону 380-й комнаты, к своим друзьям, в поиске хоть какого-то покоя. И пока еще кто-то не предложил бухнуть с ними. В комнату я не зашел, а трансгрессировал, как в «Гарри Поттере» — в сопровождении громкого хлопка и желания наблевать на придверный коврик. Но, слава богу, на меня никто не обратил внимания — и без того шумно. Не думал, что маленькая комната в общаге может вмещать в себя столько человек. Стараюсь идентифицировать хоть кого-то, и как только узнаю в толпе Тилля — иду к нему. Тот хихикает в компании своих одногруппниц. Я немного наблюдал за ними — те весь вечер ходили вдвоем и громко смеялись, Линдеманн мелькал где-то рядом лишь периодически. Поэтому судить об успехе его плана по завоеванию сердца одной из них тяжело. Не только потому, что эффект мало заметен, а еще и потому, что я ни о чем судить сейчас не в состоянии. — Добрейших вечеров, — проговариваю я, тут же запивая сказанное странной жижей из стакана. — О, а вот и Пауль, — Линдеманн радуется мне, как давно утерянному родственнику — он закидывает руку мне на плечо и почти виснет на моем ватном теле. На месте Тилля я бы благодарил судьбу за то, что в этот момент мы оба не свалились на пол, потому что на тот момент мое тело было мне не подконтрольно, — Знакомьтесь, это мой сосед — Пауль. А это мои одногруппницы — Сента, — он указывает на высокую блондинку. Судя по всему, она тоже надеялась на более близкое общение с моим другом — глубокий вырез на розовой кофточке говорил все за нее, — А это — Марихен, — с первого взгляда она показалась мне невысокой, но оказалось, что Марихен примерно одного со мной роста. Странно. Сента дружелюбно улыбнулась, кивая, а Марихен в лице абсолютно не поменялась, лишь подняла руку в приветственном жесте. Салютую им стаканом, моментально представляя, как это смотрелось со стороны, и крякаю от смеха. Девушки мой смех подхватывают — видимо, и правда выглядело смешно. — О, нашлась потеряшка, — раздается голос волшебным способом до сих пор трезвого Кристофа. Хотя, ничего странного — он мог алкоголь ведрами хлестать без какого-либо видимого эффекта, а потом внезапно запьянеть за одно мгновение, — Я уже хотел идти тебя по этажам искать. — Зачем? — не успеваю сказать это, как Шнайдер прилепляется ко мне с другой стороны, укладывая свою граблю поверх грабли Линдеманна, — Да отъебитесь от меня оба, я и так еле стою. Вырываясь из их объятий под всеобщий смех, замечаю, что Шнайдер пришел не один, а с Круспе. Тот опять смотрел на меня с едкой ухмылкой, скрестив руки на массивной груди. Не замечал, что у него такие плечи широкие. Не плечи, а плечищи прям. Трясу головой, отгоняя странные мысли. Громкий голос Кристофа, перекрикивающий играющую музыку, возвращает меня в разговор: — Я, пока вас искал, в чьей-то комнате карты спиздил, — в подтверждение своих слов он достает потрепанную колоду из кармана, — Может, в покер сыгранем? — Тебе скучно, что ли? — басит Линдеманн недоуменно. — Да нет, просто не играл давно, — Кристоф хмыкает, рассматривая мятые и уже пожелтевшие карты, — И в принципе, лишней подобная движуха не будет. — Ты же гадать умеешь, — Сента хлопает стоящую рядом подругу по предплечью, и после того, как та отозвалась флегматичным «И?», продолжает: — Помнишь, ты Хелен гадала на ее дне рождения? Было весело. — Конечно, весело, это же Хелен, — Марихен ухмыляется, — Она любой подобной ерунде верит. — Стой, ты правда гадать умеешь? — Шнайдер не на шутку заинтересовывается. — Ну да, бабушка учила. — Так давай, — мой друг протягивает девушке колоду, и увидев скептицизм на лицах своих собеседников, спрашивает: — А что? Интересно же. Марихен нехотя принимает карты из рук моего соседа и начинает придирчиво рассматривать. Приняв какое-то решение, произносит: — На них играли же, — она морщится, возвращая карты Шнайдеру, — На такой колоде гадать нельзя. — Я слышал, что на игральных картах можно гадать, если на них девственник посидит, — отзывается Тилль, вызывая всеобщее удивление, — Не так разве? Стихийно провозглашенная гадалка пожимает плечами, а Кристоф заметно оживляется: — Сейчас решим вопрос, вообще не проблема, — он пару раз оглядывается, присматриваясь к окружающим нас людям, и не найдя того, кто ему нужен, кричит: — Флаке! Не думаю, что Лоренц будет доволен, когда узнает, что его позвали с целью посидеть на картах. Марихен, встрепенувшись, предлагает: — Может, лучше на таро? У меня все равно с собой. — Зачем ты их с собой таскаешь, тупая? — смеется Сента, упираясь лбом в плечо подруги. — О, заебись! — Кристоф хлопает в ладоши, — Пошли в нашу комнату. Тем временем, на зов приходит недовольный Флаке. — Чего надо? — тянет он гнусаво. — Уже ничего, драгоценный. Иди, куда шел, — говорит Шнайдер, похлопывая того по плоской груди, и идет на выход из 380-й. Мы медленно шагаем за ним. Выгнав из нашей комнаты какую-то сосущуюся парочку, мы рассаживаемся по местам и принимаемся ждать, когда Марихен начнет этот свой сатанизм. Она садится за письменный стол, и, достав из миниатюрного рюкзака разноцветную колоду таро, начинает быстро ее тасовать. — Кому первому раскинуть? — интересуется она, не отрывая сосредоточенного взгляда от карт в руках. — Как кому? — Кристоф возмущается, — Мне, естественно. Гадалка кивает, перебирая карты все быстрее. — Думай о том, что хотел бы узнать, — она смотрит исподлобья Шнайдеру в глаза, — Вслух говорить не обязательно. — Да-да, Хелен ты тоже так говорила, — смеется Сента. Бросаю взгляд в ее сторону — та сидит рядом с Линдеманном, положив голову ему на плечо, а тот мягко приобнимает ее за талию. Значит, завоевание идет по плану. — Ей уже ничего не поможет. Итак, — Марихен выкладывает на стол первую карту. Стоящий рядом Рихард приглядывается и прыскает от смеха. — «Дурак», — говорит он так же заинтересовавшемуся Тиллю. Тот поднимает брови и начинает громко ржать. — А я уже начинаю верить в гадания, — произношу, приближаясь к Марихен, чтобы видеть лучше, — Такое мне нравится. — Э, какой «дурак», блять? — сквозь всеобщий смех слышится голос Кристофа, — Это карты для гадания или для оскорбления? — Не буквально же, — растолковывает девушка, стараясь не засмеяться вместе со всеми, — «Дурак» в таро означает «обнуление». Значит, какие-то свои взгляды на жизнь пересмотришь. — О, наконец-то посуду за собой мыть начнешь, — предполагаю возможный вариант. — Ага, или пиздеть во сне меньше будешь, — подхватывает Тилль, кивая мне. — Или на лекции будешь сам ходить, чтобы конспекты у меня потом не стрелять, — с улыбкой продолжает Рихард. Шнайдер кривится, отмахиваясь: — Завалитесь нахуй, — и он снова поворачивается к Марихен, — Ну, а дальше что? С каждой выложенной на стол красочной картой наш сосед раскрывался с новых неожиданных сторон. Что-то его радовало и заставляло гордо кивать, а что-то возмущало, типа уже лежащего на старой деревянной поверхности «дурака». Хотя Марихен и старалась сглаживать углы — говорила все, подшучивала и разъясняла всякие мелочи стоически. После Шнайдера она раскинула карты для Тилля. Тот хмурился на каждую карту, демонстрируя недоверие, но все равно задумчиво чесал затылок, будто вспоминая и предполагая, что сказанное гадалкой могло бы значить в реальности. — Дальше кто? — спрашивает Марихен, собирая со стола выложенные для Линдеманна карты, — Рихард, тебе надо? — Да давай, раз уж мы этой хуйней всерьез занимаемся, — выдыхает тот безразлично, вызывая у девушки усталую ухмылку. Круспе отпивает немного содержимого из банки редбулла с изрядной долей водки и садится на койку рядом с перешептывающимися и явно забывшими о нашем присутствии Тиллем и Сентой. Гадалка, перемешав колоду, выкладывает на столешницу две карты. — Так, — озадаченно начинает она, — Ты как будто бежишь от чего-то и не знаешь, что делать дальше, — Марихен указывает на карту с изображением мужика, уходящего вдаль от восьми каких-то золотых бокалов, и переводит палец на следующую карту — с ослепленной девушкой, держащей в руках два меча, — Есть два пути решения, просто ты их пока не видишь. — И какие? — произносит Рихард, снова поднося жестяную банку к лицу. Перебрав карты еще раз, Марихен достает еще несколько карт, и начинает: — О, «колесо фортуны». Значит, тебе не нужно какое-то конкретное решение принимать, от тебя это мало зависит, — девушка ногтем щелкает по следующей карте, — А вот, от какого-то «короля мечей». Круспе смотрит на гадалку вопросительно, и та продолжает: — Ну, дядька какой-то неприступный. Видишь, как на карте — сердце свое мечом закрыл, и сидит, никого не подпускает. Но это вопрос времени — либо он ясно даст понять, что тебе нужно идти нахер, либо откроется, — Рихард и Марихен синхронно ухмыляются, — Ну и вот, еще какая-то «королева жезлов», но ее добиваться не надо. Она сама рядом постоянно крутится. — Ого, Рихард, такая ты конечно серцеедка, — восклицает потихоньку пьянеющий Шнайдер, — И «король мечей», и «королева жезлов». К кому душа-то больше лежит? Тот пожимает плечами: — Как решит «колесо фортуны», — на эти слова гадалка снова посмеивается, полностью подрывая доверие к ее же гаданию, — А мне безразлично. Я как-то, — Круспе задумывается на мгновение, и продолжает: — не привык себя рамками сдерживать. Кристоф пошленько хихикает, а меня сказанное погружает в какой-то транс. Как понять — «не привык сдерживать рамками»? Хуйня какая-то. Надо будет на трезвую голову подумать об этом. — Пауль? — окликает меня женский голос, и я вздрагиваю от прикосновения холодных пальцев Марихен к моему запястью, — Ой, прости. Тебе раскинуть? Смешно киваю несколько раз подряд, и девушка, мягко улыбнувшись, начинает быстро перебирать карты. От резких движений из колоды выпадает одна из карт. Марихен подхватывает беглянку, переворачивая и смотря на изображение. — Чего так сразу-то? — гадалка удивленным взглядом смотрит на единственную карту на столе. Я привстаю со своего места и присматриваюсь к картинке и надписи на карте. На ней изображены Адам и Ева, райский сад и раскинувший в благословении руки ангел. Надпись внизу гласила: «Влюбленные». — Это что за хуйня? — перевожу непонимающий взгляд с карты на Марихен. Она пожимает плечами и произносит: — Если тебе кто-то нравится, то поздравляю — это твой человек. — Никто мне, блять, не нравится, — хмуро отрезал я, — А это обязательно про любовь? — Не обязательно, — подтверждает девушка, — Еще это может значить внутренний конфликт между умом и сердцем. В общем, какой-то выбор тебе нужно будет сделать. Ладно, давай дальше, — чуть отодвигая пальцами пресловутых «влюбленных» в сторону, Марихен достает из колоды следующие карты, — «Луна», «семерка кубков» — муть, иллюзии, что-то скрытое. Как будто ты сам себе врешь. Еще раз перемешав колоду, она достает еще две карты. — «Десятка жезлов» — пытаешься что-то контролировать, но зря, потому что дальше «сила» — кто-то тебя к верному решению подтолкнет. Девушка, скорее всего. Я присмотрелся к картам на столе. Последняя, та самая «сила», привлекла мое внимание, и я ухватился за нее пальцами и поднес к лицу, рассматривая. Дама в белой рясе и лавровом венке усмиряет рычащего на нее льва — и правда «сила», охуеть какая. — Пиздец, — резюмирую, отбрасывая карту и одним глотком допивая остатки алкоголя из своего стакана. Марихен разводит руками и собирает со стола карты, убирая их в темно-синий бархатный мешочек. Уже дошедший до кондиции Кристоф вновь подает голос, но скорее булькает, нежели говорит: — У вас хуйня какая-то, у меня пизже всего было. — Сложно не согласиться, — произносит Рихард, выхватывая из рук моего соседа стакан с той самой жидкостью цвета незамерзайки, — Тебе достаточно. — Да хуй там плавал, а ну верни, — он протягивает руку вперед, чтобы забрать тару с бухлом, но не успевает уследить за Круспе, слишком быстро передвигающимся для восприятия пьяным мозгом. Кристоф предпринимает пару неудачных попыток встать — одна попросту проваливается, и он падает обратно на жопу, а вторая пресекается резким стуком в дверь. Всех присутствующих это удивляет — общажные пьянки обычно стирают все возможные правила, установленные здесь, и норма приличия в виде стука в дверь на время отмирает, как рудимент. Мы дружно упираем свои взгляды в медленно открывающуюся дверь. Через мгновение в комнату заходит невысокая девушка со светло-русым каре и челкой. Красивая, очень даже. Она одета слишком хорошо и дорого для общажной попойки — яркий фиолетовый огромного размера пиджак на голое тело, черная юбка из кожзама, высокие сапоги. Уже давно не контролирующий себя Шнайдер присвистывает. Девушка же, пройдясь по нам внимательным взглядом зеленых глаз, останавливается на Круспе. — Хорошо спрятался, — стараясь скрыть недовольную интонацию в голосе, произносит она, — Полчаса по этому блядюшнику тебя искала. — И чего ты тут делаешь? — несколько грубо спрашивает Рихард, делая шаг ей навстречу. Девушка вздыхает, обессилено опустив руки: — Поговорить надо. — Мне кажется, что я все вполне доходчиво сказал недавно, — Круспе отмахивается и идет на выход из комнаты. — Рихард, стой, — она еле успевает выскочить за ним в коридор, пока с грохотом не захлопнулась межкомнатная дверь Продолжаю тупо пялится в сторону закрытой двери некоторое время, как слышу приглушенный голос Шнайдера, с трудом встающего на ноги: — Сцены ревности, сцены разлуки, — резюмирует он пьяно и тоже идет к выходу, зачем-то предупреждая нас об этом: — Мне отойти надо. После очередного хлопка двери, осматриваю комнату. Все на том же стуле около письменного стола сидит погруженная в собственные мысли Марихен. Койка, где ранее сидели Сента и Тилль пустует. Как-то я упустил тот момент, когда они исчезли, поэтому интересуюсь: — А где эти? — тыкаю пальцем в сторону кровати, обращаясь к Марихен. Она многозначительно ухмыляется и переводит смешливый взгляд на меня: — Отошли. — А, — тяну понятливо и подхватываю улыбку девушки. Ну, хоть за кого-то порадоваться можно. Вспоминая предстоящее этому разговору гадание, решаюсь спросить: — Слушай, а вот это все, — вожу руками над столом, пытаясь изобразить местную общажную магию, — правда или пиздеж? Девушка снова пожимает плечами. — Это уже от тебя и твоего восприятия зависит, — начинает размышлять Марихен, — Бывает, гадаешь намеренно — и ничего не сбывается. А бывает, раскинешь от балды — через пару дней все происходит именно так, как нагадала, — она выпрямляется и заглядывает мне в глаза, — Но я бы на твоем месте так много значения этому не придавала. Эти карты очень аллегоричны — каждая так или иначе твою ситуацию опишет. А в сухом остатке — херня из-под коня все это. По «херне из-под коня» можно судить, что она и правда в хороших дружеских отношениях с Тиллем. Улыбаюсь своему наблюдению, а она хлопает раскрытой ладонью по столешнице и встает со своего места, выдыхая: — Пойду ко всем, наверное. Ты со мной? Отрицательно мотаю головой, отвечая: — Ты иди, я подойду через пару минут. Марихен безэмоционально кивает и выходит из комнаты, оставляя меня в полном одиночестве. Хуйня какая-то, правда. Всеми силами пытаюсь сосредоточиться хоть на чем-то и собрать мысли в кучу, но те рассыпаются и рассеиваются, как сухой песок по ветру. Стараюсь ухватить хоть одно адекватное соображение, но в голове всплывает только всякая ерунда. Сосущиеся Тилль и Сента, отстраненная Марихен с картами таро наперевес, Шнайдер, на две трети состоящий из алкоголя и Рихард, ругающийся с красоткой в фиолетовом пиджаке — ситуация сюрреализм. Срочно надо выпить. С этой целью поднимаюсь со своей койки, замечая, что значительно протрезвел. Тем более, надо срочно исправлять. Со всей вальяжностью, на которую вообще способен, выхожу в коридор и шагаю на шум играющей музыки и разговоров в соседнем крыле. Приближаясь к выходу из блока, и вдруг слышу чью-то ругань, приближающуюся к моему местонахождению. Не успеваю толком сориентироваться, и прячусь в закуток между туалетами. Стать невольным свидетелем чьего-то конфликта — так себе перформанс. — …ты просто сбежал, что я понять была должна? — эхом по коридорам раздается девичий голос. Та самая девушка, пришедшая к Рихарду. В подтверждение догадки далее слышится голос Круспе: — Не ори, — он рявкает, и судя по нарастающей громкости их разговора — они заходят в наш блок, — Я вообще ничего не должен был тебе объяснять. Мы все решили еще два года назад — тебя все устраивало, Лив. И что поменялось? Ах, вот она, та самая Лив из французской группы иняза. И, видимо, так себе она подружка Рихарда — пиздятся они на данный момент совсем не как друзья, а скорее, как пара. — Много что поменялось, — интонация Лив звучит так, будто бы она сдерживает подкатывающие слезы, — Не будь такой бесчувственной тварью, Рихард. Я открылась тебе, а ты исчез, ничего не ответив. — А что я должен был ответить? — выпаливает Круспе эмоционально, — Я сказал все еще в тот день и мое мнение не поменялось — твои слова ничего не значат для меня. До меня доносится звонкий звук удара — кажется, Лив влепила ему пощечину. Вздрагиваю, будто въебали мне и еле подавляю желание выглянуть из своего укрытия. Удаляющийся стук каблуков о скрипучий деревянный пол оповещает о том, что девушка уходит. Рихард же шумно вздыхает и, постояв на месте еще пару мгновений, выходит из блока в коридор. Высовываюсь из убежища по пояс и несколько раз осматриваюсь, не желая больше попадаться кому-либо на глаза. Тем более, ссорящимся парочкам. Нехотя делаю шаг наружу, и медленно, будто на пробу, иду к двери в коридор, попутно прислушиваясь. В коридоре никого нет. Все разбрелись по комнатам — кто-то продолжает бухать и веселиться, кто-то решил уединиться вдвоем в романтической атмосфере обшарпанных общажных стен, а кто-то, забив хуй на разгулявшийся тут дух попойки, лег спать. Решаю присоединиться к первой группе — все-таки, для этого данное сборище и затевалось. Улыбаюсь сам себе и иду в 380-ю, по дороге бросая взгляд в дверной проем, ведущий на лестничную клетку. Тело перестает меня слушаться, заставляя остановиться. В полутьме на ступеньках, ведущих вниз, сидит Рихард и размеренно курит, наплевав на старые датчики дыма прямо над ним. Почему-то увиденное меня триггерит, и у меня появляется желание что-то сказать ему, поддержать, да просто рядом посидеть. Эффект усиливает только что подслушанная мной сцена в нашем блоке. Пытаюсь заставить себя развернуться, уйти и набухаться еще сильнее, но внутри что-то сопротивляется и толкает меня сделать шаг навстречу Круспе. — Рихард, — произношу приглушенно, подходя ближе и опускаясь рядом на холодную лестницу. Он вздрагивает и поворачивается ко мне. На этот раз на его лице нет ни следа того ехидства и иронии, которые мне приходилось наблюдать ранее. Он удивленно смотрит мне в глаза и снова затягивается почти дотлевшей сигаретой. — Все в порядке? — спрашиваю на выдохе. — В полном, — кивает Рихард, отворачиваясь, — А у тебя? — Заебись, — кидаю простодушно, выдавливая короткую усмешку, — Иду, вот, и вижу — какой-то бабайка на лестнице в темноте притаился. А это ты. Круспе смеется, и впервые мне его смех кажется таким уютным и приятным. Не холодным и саркастичным, а мягким, обволакивающим. Опять приходится трясти головой, выпроваживая оттуда идиотские мысли, возникающие сегодня подозрительно часто. — Бабайка, значит, — отзывается Круспе, туша сигарету о ступеньку, — Так и знал, что ты меня ненавидишь. — Чего? — возмущенно тяну я, глядя на него, как на идиота, — Ненавижу я понедельники и рыбу. А ты… — останавливаюсь, вспоминая, что Рихард и правда у меня не вызвал никакого доверия с первого взгляда. Сформулировав мысль наиболее ясно и корректно, добавляю: — Просто не было возможности пообщаться с тобой нормально. До этого момента. — М-м, — понятливо тянет Рихард и расплывается в улыбке, — А сейчас мы общаемся? — Ага, — подтверждаю я и с несвойственной мне в данный момент резвостью встаю с места, — А если мы еще сейчас пойдем и вместе бухнем — вообще охуенное общение будет, — смотрю на улыбающегося Круспе сверху вниз и протягиваю ему руку, — Пошли. Он переводит взгляд с моей ладони на меня, после чего кивает и цепляется за мою руку, поднимаясь на ноги. Что ж, идем общаться дальше.