Я всегда боялся наступления того момента своей жизни, когда буду ощущать похмелье настолько сильно, как ощущаю его сейчас. Раскалывающаяся голова, сухость во рту и слабость, как оказалось, не так страшны. Больше всего пугало накрывшее меня ощущение нереальности происходящего. Мне казалось, будто я нахожусь в открытом космическом пространстве без скафандра. И никогда ранее мне не хотелось извиниться перед стольким количеством людей сразу. Даже перед незнакомыми. Выйти на улицу и заорать изо всех сил: «Все, кто меня слышит — простите меня, долбаеба!» — самый оптимальный вариант сейчас. Но, даже если бы я так и сделал, всего произошедшего вчера пиздеца это не отменило.
Помню все урывками, картинками. Вот мне предлагают виски-колу, но я отказываюсь и хлещу чистый вискарь, больше похожий на водку с чаем, шот за шотом, а потом — прямо из бутылки. Вот я разваливаюсь на старом диване с гитарой и кое-как вою самую популярную песню Twisted Sister. Играю нормально, особенно для своего бухого состояния, даже пою вполне неплохо. Если бы не одно «но» — делаю это пиздецки медленно, буквально по слову в минуту. Как будто Ди Снайдер смыл свой нелепый мейк, постригся, уехал жить в провинцию и сторчался. Последнее воспоминание — Тилль, абсолютно заебавшийся наблюдать этот пиздец, закидывает меня на плечо и тащит на выход из квартиры.
Как просыпаюсь, первое время не хочу открывать глаза. Жмурюсь сильнее, пытаюсь скрыться под одеялом, лишь бы не выдать, что больше не сплю. Не могу сказать, как долго притворяюсь, но вскоре терпение заканчивается, и я смело распахиваю глаза, готовый встретиться со своим стыдом. Но, мои ожидания не оправдываются, и насмешек я не встречаю — в комнате пусто, койки соседей заправлены, будто бы они и ночевать не приходили. В голове мелькает колючая мысль, что я бы тоже с таким обрыганом, как я, ночевать в одной комнате не стал. Шарю рукой по тумбочке в поисках своего телефона. Как только нахожу его, смотрю на время — 15:21. Заебись поспал.
Привстаю на локтях и осматриваюсь. Всю ночь я проспал в одежде, на заправленной кровати, прикрытый лишь краем покрывала. Как упал — так и лежал. Нервно стягиваю с себя толстовку, будто пытаясь стянуть с себя вчерашний день, и остаюсь в одной футболке. Остервенело тру лицо — привести мысли в порядок это не помогает, и я раздосадованно хмурюсь. Еще раз смотрю в сторону тумбочки — там стоит моя же кружка, в которую кто-то заботливо налил воды, а рядом валяется полупустой блистер с обезболивающими. Сажусь и спускаю ноги с кровати, подхватывая свой скудный улов. В рот летят сразу две таблетки, которые я тут же запиваю, в два глотка осушив кружку. Горло моментально пересыхает вновь.
— О, очухался наконец, — в комнату заходит Тилль, и голос моего друга сейчас кажется мне слишком громким. С его волос капает вода, а на плечо небрежно накинуто полотенце, значит, в душ ходил, — Как чувствуешь себя, горемыка?
Хочу сказать «хуево», но как только набираю воздух в легкие — голова начинает раскалываться еще сильнее, а горло саднит от сухости. Сил хватает лишь на то, чтобы сморщить лицо настолько, что я наверняка был похож на какой-то столетний изюм, завалявшийся за холодильником.
— По лицу вижу — заебись, — мой друг посмеивается, реагируя на мою рожу, чем устраивает мне очередную пытку. Как моральную, так и физическую.
— Тилль, пожалуйста, говори тише, — произношу это, казалось, не своим голосом.
— А я тебя вчера сколько раз просил, чтобы ты похавал и не пил столько, можно узнать? — нарочно говорит еще громче, — Теперь терпи.
Опускаю голову, не зная, чем парировать на это. Тилль же, вопреки сказанному, подходит к холодильнику и достает оттуда холодную бутылку воды и молча протягивает мне. Смотрю на него с благодарностью, принимая из его рук дар божий, не иначе. Кое-как корячусь, стараясь открыть пластиковую тару, и как только та мне поддается, припадаю к горлышку, как к чему-то спасительному.
— Тилль, а что, если я… Опа, здравствуйте, — в помещение, как ураган, залетает Шнайдер, и я хочу выругаться — с ним точно тишины не будет, — Звезда вчерашнего вечера. Я часть твоей произвольной программы вчера снял. Хочешь, видос покажу?
Показываю ему средний палец, продолжая жадно пить воду.
— Зря отказываешься, — наигранно-безразлично проговаривает Линдеманн, — Вполне забавная мультяшка про уебка-алкаша из тебя вышла.
— Блять, зачем я проснулся, — чувствую, что жажда оставила меня, и наконец-то начинаю разговаривать своим голосом, — Я и без вас прекрасно понимаю, что много хуйни натворил, — потираю виски, жмурясь, — Хотя, я не помню половины.
Еще раз напрягаю свой не до конца протрезвевший ум — кроме скудных отрывков, закрепившихся в памяти в ускоренной перемотке и, действительно, больше похожих на какой-то идиотский мультфильм, ничего в голову не приходило.
— Да ладно, — Шнайдер отмахивается, — Просто в следующий раз надо будет на подобные мероприятия приглашать человека, у которого есть ружье с транквилизаторами, — мы с Тиллем смотрим на него удивленно, и тот поясняет: — Ну, когда ты опять всякую ебалу вытворять начнешь — он в тебя дротиком со снотворным выстрелит, и ты вырубишься. И мы не заебемся, и ты выспишься.
Если честно, в виду моего сегодняшнего самочувствия, подобная перспектива не особо меня и пугала. Поэтому я лишь пожимаю плечами, а Линдеманн произносит:
— Ты и не особо с ним возился вчера, нужно признать, — Кристоф в ответ на это заявление неуверенно пожимает плечами, — У тебя центр внимания немного в другую сторону был смещен.
Поднимаю голову на своих друзей как раз в тот момент, когда Шнайдер недовольно шикает на Тилля, будто тот сказал что-то лишнее. Перед глазами возникает расплывчатая картинка: Софи с безразмерной мужской курткой на плечах и мой кучерявый друг рядом с ней, что-то рассказывающий ей с мягкой улыбкой на губах. Она смущается и избегает прямого взгляда ему в глаза, но явно тает от каждого слова.
— Так, блять, — проговариваю настороженно и поднимаю вверх руку в предупредительном жесте.
— Да еб твою мышь, Тилль, что ты наделал, — раздосадованно перебивает меня Кристоф, обращаясь к ухмыляющемуся соседу, — Он бы не вспомнил сам, зачем ты напомнил.
— Вспомнил бы, просто попозже, — отрицаю его предположение, возвращаясь к предыдущей теме разговора, — Нахуя ты катил к моей сестре?
Шнайдер встрепенулся от этих слов, будто отмахиваясь, и искренне сказал:
— Пауль, она мне правда понравилась.
— Я верю, но твои разговоры про «отношения — это хуета» немного доверие к тебе подрывают, — хрипло отвечаю, слыша, как на фоне наш разговор комментирует Линдеманн вполголоса, — Софи — не одна из этих твоих, как ты сказал, «на вечерок».
— Я и не рассматривал ее в таком плане, — произносит Кристоф как-то виновато, а со стороны Тилля слышится тихое «и слава богу», — Нет, правда. Софи другая. Я достаточно с ней вчера пообщался, чтобы многое понять.
Фраза «достаточно с ней пообщался» звучит двусмысленно, и я восклицаю:
— Что?!
— Нет, ничего не было, мы просто разговаривали, — Шнайдер поднимает вверх руки, пытаясь меня успокоить.
— Причем, почти весь остаток вечера после того, как тебя увезли, — добавляет Тилль монотонно, — Не переживай, я следил за ними. Он вел себя нормально, — он выдыхает, падая на свою кровать, — Только сейчас понял, что половину вчерашнего дня провел, наблюдая за Ландерсами. В какой момент моя жизнь не в ту сторону пошла?
Усмехаюсь, моментально возвращаясь мыслями к своей сестре. То, что мной сложно воспринимался факт их с Шнайдером взаимного интереса друг к другу, был вполне закономерен — я рано взял на себя ответственность за Софи, и всегда реагировал на новых людей в ее окружении предвзято. Мало ли, обидят, а мне потом с этим разбирайся, успокаивай ее. И иногда это становилось проблемой, чрезмерная забота мешала и моей сестре, и мне. Прямо как сейчас.
Смотрю Кристофу в глаза настороженно, произнося:
— Ладно, она девочка взрослая, и я не имею права ей что-то запрещать, — Шнайдер слушает меня внимательно, что ему не свойственно, — Но я за тобой слежу, блять, помни. Если она из-за тебя хотя бы раз расстроится — я вырву тебе рот.
Я сказал это импульсивно, а сейчас задумался — как можно вырвать рот? Но, видимо, прозвучало достаточно угрожающе, и Шнайдер активно закивал:
— Пауль, обещаю, если она из-за меня расстроится — я сам себе пиздюлей дам.
— А я добавлю, — серьезным тоном говорит Тилль.
— Да ты-то куда? — потерянно проговаривает Кристоф, очевидно, не ожидавший такого давления.
— Чтобы перестал себя как мудак иногда вести.
Линдеманн со своей галантностью никогда не поддерживал философию Кристофа по отношению к девушкам. И я был рад, что теперь, помимо меня, у Софи есть, как минимум, еще один защитник. Тем более, такой внушительный, как Тилль.
— Кстати, — вспоминаю вдруг, и обращаюсь к Тиллю, — Спасибо за таблетки и воду. Голова не болит уже почти.
— Чего?
— Ну, не ты мне на тумбочке обезбол оставил?
Мой друг хмурится:
— Не я. Оно уже было, когда я приехал, — он задумывается на мгновение, — Рихард, наверное, позаботился.
Рихард.
От одного лишь имени вся моя ретроградная амнезия спадает, и воспоминания обрушиваются на меня ледяной лавиной. Я каменею и всеми силами стараюсь не выдать своего шока. Хотелось помыть черепную коробку изнутри железной щеткой, лишь бы освободиться от этой сковывающей реальности.
Сильно жмурю глаза, и знакомая атмосфера комнаты опять погружается в ночную тьму, меня окутывает запах парфюма Круспе и тепло его близости. В горле вновь моментально пересыхает, и я еле останавливаю сам себя, чтобы не зарядить себе же по башке. Почему-то начинает казаться, что Тилль и Шнайдер обо всем знают. Поэтому я решаю сбежать. Хотя бы на время.
— В душе есть кто? — стараюсь придать голосу как можно больше беззаботности.
— Пусто. Если за это время никто не набежал, конечно, — ответ Тилля доносится до меня будто через несколько слоев ваты.
Отрешенно киваю, подходя к шкафу и хватая полотенце. Из комнаты выбегаю, не оглядываясь.
Блять. Блять, блять, блять… Как это произойти вообще могло? Что мной двигало? Паленый вискарь? Я разное пойло успел перепробовать за свою жизнь, но такой эффект впервые. Испуганно семеню по пустым коридорам общаги, будто бегу от самого себя. Как бы я не пытался вспомнить свои же мысли в тот момент, когда это сделал, но ничего вразумительного в голову не приходит. Будто бы я вообще ни о чем не думал, когда решил поцеловать парня.
Добегаю до лестничной клетки и перебираю по ступенькам, перепрыгивая через три сразу. Никогда раньше мне не приходилось задумываться о себе в подобном ключе. Я гей? Передергивает. Определенно нет, я подобной мысли и не допускал никогда. Тогда почему произошло то, что произошло? А все эти двусмысленные взгляды, замирания в его обществе и еле сдерживаемый тремор от прикосновений? Блять, нет!
До подвала, где у нас и находятся душевые, добегаю в прострации. Там действительно никого нет. И хорошо, а то меня уже накрыло ощущение, что о произошедшем вчера ночью в 365 комнате знают вообще все.
Это все потому, что я мало его знаю. Я тяжело перевариваю незнакомых и всегда воспринимаю их, как потенциальную угрозу, поэтому и сжимаюсь — готовлюсь обороняться. Стягиваю с себя шмотки, заходя в заполненное паром помещение душевой. Проходя мимо огромного зеркала на стене справа, замечаю небольшой темнеющий синяк под ребрами. От его руки. Трясу головой, в попытке перестать вспоминать ощущение его теплой ладони на талии. Все верно — я каменею, потому что остерегаюсь его. Тогда зачем я полез целоваться? С незнакомцами обычно не сосутся.
Кручу вентиль, открывая воду, и залезаю под ее обжигающие потоки. Прокручиваю события в голове еще раз. Как так вышло вообще, что я забыл об этом, если сейчас буквально вижу это перед глазами в мельчайших подробностях.
Стоп. Он же мне отвечал.
Фантомно в районе горла вспыхивает ощущение прохладных пальцев Рихарда, уверенно стискивающих мою шею. Звук моего же жалобного стона слишком отчетливо проигрывается в сознании, и в груди отдает тупой болью. Почти шиплю и нервно веду плечами, лишь бы не чувствовать несуществующих прикосновений и не думать о том, что хочется эти руки вживую на себе ощутить. Эта мысль нестойкая, призрачная, но такая назойливая, что я удивляюсь сам себе.
Когда я там расстался с Вик, в начале мая? Возможно, шесть месяцев без тепла человеческого тела рядом так сказываются. Я не считал себя помешанным на сексе, тактильности или что-то типа того. Спокойно мог существовать без этого всего геморроя, раз уж на то пошло. Обходился дрочкой, а когда изредка вспыхивало невероятное желание отдачи — вторая, сильно донжуанистая, личность вылезала откуда-то из недр моей душонки и делала все за меня. В такие моменты девушка рядом появлялась, казалось бы, из ниоткуда, а после удовлетворения потребности испарялась, и в поле моего зрения больше не фигурировала.
Но почему вчера я захотел Рихарда? Ответа на этот вопрос у меня не было — я явственно понимал, что моя голова в тот момент была полностью свободна от любых мыслей. Помнил лишь, что мне казалось тогда, что вернее решения я в своей жизни не принимал. Это меня и пугало, как и то, что я не просто целовал — я хотел продолжения.
Отдача Круспе тоже пугала, как и ожидание его реакции в дальнейшем. Я могу избегать его, прятаться, пытаться не попадаться на глаза, но так или иначе встретиться с ним придется. И кулак в ебало — самое простое, что потенциально меня ожидало. Оправдать такую его реакцию просто, как и то, что он мне ответил. Возможно, Рихард сделал это из-за банального исследовательского интереса — сам же говорил, что «не привык сдерживать себя рамками». А засосаться с парнем — охуенный такой выход за рамки. Или же он немного по-идиотски решил, что лучший вариант отделаться от меня — это играть по моим правилам. Стоит отметить, что такая тактика сработала неплохо. В любом случае, меня ждет неизвестность в лице реакции Круспе. Он, в отличие от меня, был трезвый, и стопроцентно все помнит.
Спешно и на автомате приняв душ, я так же наспех одеваюсь. Все еще погруженный в рой настырных и колючих мыслей, выхожу из душевой. После меня уже скопилась небольшая очередь. Да ладно, не так долго я там и был. Прохожу мимо группки людей, ожидавших моего выхода, и направляюсь в комнату.
Нужно смотреть своим страхам в лицо. Спрятаться ото всех на свете и замкнуться — просто, но я понимал, что самым нормальным вариантом будет разговор. Нужно настроится, подготовится к встрече с Рихардом. Да, он может начать ехидничать еще больше, чем обычно. Он может воспринять все намного серьезнее, чем оно была на самом деле. В конце концов, он вполне вероятно мне въебет. И, в любом случае, это лучше, чем замалчивание.
Отсчитываю ступени лестницы, медленно поднимаясь на родной третий этаж. Коридоры до сих пор пустуют, в комнатах тоже тихо — все отходят от прошедшего дня первокурсника. Возможно, кто-то даже продолжает праздновать, но явно не в общаге. Надо будет позвонить Софи, или даже в гости к ней смотаться — проведать и показать, что я жив, не мешало бы.
По мере приближения к нужному этажу, все отчетливее слышу чей-то взволнованный голос. Его обладателю никто не отвечал, поэтому варианта два: либо кто-то ебанулся и говорит сам с собой, либо собеседник у него все-таки есть, просто по ту сторону телефонной трубки. Этот кто-то говорил вкрадчиво и мало, но как-то нервозно: шипя, злясь и намеренно говоря холоднее. Звуки голоса становились все отчетливее, и я понял, что их источник находится как раз на третьем этаже.
Миную порог двустворчатой двери коридора и замираю, как вкопанный. В узком проеме между блоками правого крыла стоял напряженный Рихард с телефоном у уха. Он внимательно слушал своего собеседника и ему явно не нравились слова, которые ему говорили: Рихард сжимал зубы, почти скрипя ими, и недовольно хрустел пальцами свободной руки, сжимая и разжимая кулак. В тот самый момент, когда в моей голове мелькает мысль, что нужно окликнуть его, Круспе, будто прочитав мои мысли, медленно поворачивается в мою сторону.
Наши взгляды встречаются. К моему горлу снова подкатывает ледяной ком, я цепенею, не зная, что же сказать. Лицо Рихарда опять нечитаемо — в нем нет ни ожидаемой злости или насмешки. Лишь его тело и взгляд выдают напряжение, настолько сильное, что оно уже переходило в усталость, даже замученность. Он как-то неловко кивает мне и выдыхает своему собеседнику в трубку:
— Да, Лив, я слушаю…
Пробормотав это, он отворачивается и скрывается в коридоре одного из блоков. А я всеми силами пытаюсь заставить себя сделать хоть шаг.
Я ждал чего угодно. Ехидных шуток, сплетен и саркастичных замечаний. Приставаний, сальных взглядов и зажиманий по всем укромным местам общаги. Избиения, в конце концов — до крови, ссадин, возможно, даже переломов.
Но то, что я получил в итоге, почему-то ударило больнее любого пиздюля.
***
— Я тебя впервые в жизни таким видела, испугалась ужасно, — тараторила Софи, суетящаяся вокруг меня, — Выглядело так, что у тебя какой-то нервный срыв.
— Только для тебя это так выглядело.
Я ковырялся вилкой в тарелке с рагу, которым Софи настырно пыталась меня накормить прямо с того момента, как увидела на пороге ее комнаты. Отнекиваться было бесполезно, я это понял спустя четыре попытки сказать: «Спасибо, я не голоден». Оставалось лишь смириться и пытаться есть, хотя в данный момент мне и кусок в горло не лез. Я не чувствовал вкуса даже, будто камни жевал.
Повезло хотя бы, что мы в комнате вдвоем. Соседки Софи куда-то ушли, и я могу лишь предполагать — они сделали это по своей воле или сестра попросила в вежливо-принудительной форме. Общаться сейчас с кем-то, кроме нее — выше моих сил.
Из общаги я съебался в режиме турбо. Зайдя в комнату, быстро переоделся, коротко оповестил соседей, что еду к сестре и выбежал на улицу с невысохшей после душа головой. Ничего, на ходу напялил капюшон, и, вроде бы, даже не замерз в дороге. Чуть не забыл написать сообщение Софи, что приехать хочу, но лучше бы этого не делал. Судя по тому, что я уже успел от нее услышать, к моему приходу она приготовила ужин чуть раньше, чем планировала. Что ж, хотя бы поэтому я обязан все доесть.
— Пауль, точно все хорошо? — сестра опустилась на стул рядом со мной и положила ладонь на мое предплечье, — Ты какой-то измученный.
Вздрагиваю, услышав слово «измученный», и поднимаю взгляд на девушку. Та смотрела обеспокоенно и проницательно, будто пыталась увидеть ответ в моих глазах. Отмахиваюсь, стараясь обнадежить ее:
— Нет, все в полном порядке, — выдавливаю жалкое подобие ухмылки, — Просто, наверное, от похмелья до сих пор не отошел.
Вижу по лицу, что Софи этот ответ мало удовлетворяет, но она решает не продолжать этот разговор, и переходит на другую тему.
— Я до сих пор не понимаю, как так вышло, — она откидывается на спинку стула и безэмоционально наблюдает за моими попытками съесть хотя бы половину от порции, — Ты же никогда не пил столько. Что произошло?
— Да я и вчера не то, чтобы очень много выпил, — произношу задумчиво, — Просто на голодный желудок бухать — тема сомнительная. И алкоголь не самого хорошего качества был, — я откладываю вилку и выпрямляюсь, обращая все свое внимание к сестре, — Ты-то, я надеюсь, мало вчера пила.
Девушка закивала:
— Шампанское только, и то немного, — Софи, очевидно, поняв, что это выше моих сил, забирает тарелку и убирает ее прямо в холодильник, — Мне предлагали, конечно, какую-то ерунду с названием «Бронепоезд»…
— Ты отказалась, надеюсь? — я поперхнулся воздухом.
— Рядом был Кристоф, и он отказался за меня. Сказал, что не стоит это пить, — имя моего соседа явно выделялось на фоне нашего разговора, и Софи решила увести мое внимание: — Кстати, что это такое?
— «Бронепоезд»? — переспрашиваю, и, дождавшись кивка, продолжаю: — Ну, коктейлем это сложно назвать, конечно. Короче, берется шесть шотов: вермут, апельсиновый сок, водка, томатный сок, абсент, содовая, и в конце — стакан пива. Это все нужно выпить залпом без пауз, — моя сестра морщится, — Пьянеешь моментально, наверное, от перепада градусов. На моей памяти только Тилль переносил это без особого эффекта, — невесело ухмыляюсь, после отрешенно бормоча: — Хотя, в него все, как в сухую землю, впитывается.
Софи вдруг добро улыбается и проговаривает:
— Они у тебя прикольные, — вопросительно смотрю на сестру, и та поясняет: — Соседи твои.
— Ага, я заметил, что ты ими заинтересовалась, — выдыхаю наигранно-безразлично, — Особенно конкретными пятьюдесятью процентами от моих соседей.
Очевидный намек на Шнайдера от Софи не ускользнул, и она закусила губу:
— Пауль, ну ты опять? — тянет она недовольно, — Об отношениях рано даже говорить, а ты уже…
— Я вообще ничего не делал пока, — безоружно поднимаю вверх руки, — Да и не планировал. Пусть все развивается само собой, а я просто посматривать за вами буду. Точнее, за ним, тебе я доверяю.
— А ему? — девушка удивляется, смешно делая брови домиком, — Он же твой друг.
— Ну да, а ты — моя сестра. Как думаешь, как у меня приоритеты расставлены?
Софи улыбается и ставит на стол две чашки горячего чая. Устало выдыхаю, понимая, что от чая мне точно не отделаться, и подношу кружку ко рту.
Еще раз осматриваюсь. Комната типовая, как во всех общагах нашего универа, но, ожидаемо, более опрятная, нежели моя. Софи сказала бы что-то про сексизм, но это правда так — в их комнате, как и в комнатах большинства девчонок, больше порядка. В нашей, например, действовало одно незакрепленное правило — где вещь брошена, там она и должна лежать столько, сколько потребуется, даже если это барахло в следующий раз пригодится лет через триста.
Из трех коек найти ту, которая принадлежала моей сестре, достаточно просто. Ее выдавали суккуленты на прикроватной тумбочке, преобладание ее любимого зеленого цвета, небольшая пробковая доска с расписанием занятий и прочими мелочами, а также большой плюшевый енот, которого я ей подарил на день рождения год назад. Третью соседку Софи я не знаю, лишь пару раз имя слышал, а вот кровать Рейны распознать тоже труда не составило. Пушистое кремовое покрывало, полка, заставленная книгами из разряда «Триумфальная арка» и «Грозовой перевал», и розовый флакон духов с огромной головой плюшевого медведя вместо крышки. Видимо, тот самый конфетный запах, который я чувствовал, стоило ей зайти в помещение.
— Кстати, — решаюсь поинтересоваться, — Шнайдер вчера предположил, что я нравлюсь Рейне.
Софи сдержанно улыбнулась, тихо проговаривая:
— Внимательный, — чувствую, как мое лицо в удивлении вытягивается, а рот открывается в немом «что?» Сестра пожимает плечами: — Давай будем считать, что ты сам догадался, и я тебе ничего не говорила.
— Как? — выпаливаю ошарашенно.
— Когда она тебя в начале сентября увидела — все уши мне потом прожужжала, — девушка говорит полушепотом, будто рассказывая мне огромный секрет, — Было нетрудно понять.
Видимо, не мне. Я не замечал ничего подобного, а от заявления Шнайдера вовсе отмахнулся, хотя, нужно признать, сомнения во мне поселились. Я спросил Софи лишь для того, чтобы удостовериться, что мой сосед все надумал, как обычно, а все обернулось против меня. Тем более, в такой «подходящий» момент.
Тем временем, Софи смотрит на меня выжидающе, будто оценивая мою реакцию. Я смотрю ей в глаза, и уже открываю рот, чтобы потерянно пробормотать что-то вроде «ты шутишь» или «я ничего не понимаю». Но, почему-то, ничего не говорю.
— Ладно, Пауль, не мне тебе указывать, — девушка беззаботно разводит руками, видимо думая, что мой шок обусловлен какими-то положительными эмоциями, — Подумай просто на досуге, — я киваю, а сестра тут же переводит тему: — Слушай, я хотела домой съездить, недели через две. Ты со мной?
— Посмотрим, — проговариваю сухо, пожимая плечами.
Софи поджимает губы, понимая, что это самое «посмотрим», скорее всего, означает «очень сильно вряд ли, а точнее нет».
Смотрю на часы над входной дверью — пора бы обратно собираться. Мне все еще не хочется возвращаться обратно, но ничего больше не остается. Уже поздно, ехать мне далеко, тем более, наверняка скоро вернутся соседки Софи, и не хотелось бы их лишний раз смущать.
— Поеду, наверное, — встаю с места, произнося это, — И так много времени у тебя отнял.
— Ничего ты не отнял, перестань, — сестра встает вслед за мной, провожая до двери.
Натягиваю куртку, накидываю уже привычный капюшон, обуваюсь — и все это под задумчиво-грустным взглядом Софи. Вопросительно киваю, и она отмахивается, не желая отвечать мне. Лишь добавляет тихо:
— Напиши, как приедешь.
Я кивнул и потянулся обнять ее. Сестра прильнула к моей груди и почти неслышно прошептала:
— Все же хорошо?
Не знаю, почему она спрашивала. Если только Софи настолько хорошо меня знала и могла считывать мое эмоциональное состояние. Уже думаю, что зря приезжал — теперь оставлю ее с неприятным осадком после нашего общения. Но отвечаю то, что должен ей сказать в этот момент:
— Все хорошо, Софи. Зря переживаешь.
Она отстраняется и улыбается, стараясь поверить моим словам. Надеюсь, она не будет сильно загоняться по этому поводу.
Хмурюсь — я приезжал сюда, чтобы отвлечься, а вышло так, что начал грузиться еще больше, еще и сестру расстроил. До лестничной клетки иду в прострации — хорошо, что все жители общаги разбежались по своим делам и не мешались под ногами. Лишь дойдя до первого этажа встречаю кого-то и сталкиваюсь с ним плечами. Поднимаю голову, и встречаюсь с изумленным взглядом карих глаз Рейны.
— Ой, привет, Пауль, — взволнованно отозвалась она, — Ты уже уходишь?
Девушка и правда вела себя по-другому в моем присутствии, не так, какой я привык ее наблюдать в компании — как-то неуверенно, скромно, постоянно волновалась, опускала глаза, закусывала губу, будто боялась сказать лишнего. Каким надо быть дебилом, чтобы не заметить всего этого? Мной, блять. Но она не вызывала у меня подобных эмоций, хотя услышанное ранее волей-неволей и заставило посмотреть на Рейну иначе. Скорее, с жалостью, чем с интересом, пусть я и пытался это отрицать.
Приветственно кивнув, я заговорил:
— Да, думаю, что достаточно погостил.
Рейна немного разочарованно опускает плечи и вздыхает. Боже, да не смотри же на меня так…
— Софи очень переживала за тебя, пока ты не позвонил, — зачем-то проговорила она, заглядывая мне в глаза, — И я тоже.
Улыбаюсь и развожу руками в попытке успокоить собеседницу:
— Как видишь — я жив, цел, орел, — она отвечает мне несмелой улыбкой, — В следующий раз за меня не переживай, я бессмертный, — в моей голове вспыхивает нестойкая идея, озвучивая которую сомневаюсь, но одно лишь короткое мгновение, — Кстати, ты не сильно устала? Не хочешь прогуляться?
Глаза Рейны загораются огнем скромной надежды, и она согласно кивает.
***
Пустой автобус трясся, развивая какие-то невообразимые для себя скорости. Подскакивал почти на каждой кочке, отправляя по инерции в полет и меня, как единственного пассажира. Если бы в моих наушниках играло что-то динамичное, то такая поездка меня даже забавляла. Но мое моральное состояние так и не нормализовалось, поэтому мне бы не хотелось улететь на околоземную орбиту под Radiohead. Вполне ожидаемо бешусь с каждого подкидывания.
С Рейной мы гуляли достаточно долго. Болтали ни о чем, я шутил глупые шутки, она смеялась. Ближе к концу прогулки она робко взяла меня за руку. Я сжал ее пальцы в ответ, и от этого моего жеста она расцвела еще сильнее. А мне хотелось раствориться в воздухе. Кажется, я искренне ей нравлюсь, а все, что чувствую я — это вину за то, что пользуюсь бедной, ни о чем не подозревающей девушкой, как последний мудак. Хочу что-то доказать, хотя сам не понимаю, кому и зачем. Но даже с осознанием всего этого, я все равно пригласил Рейну завтра в кино. Она, видимо, счастлива, а я просто пытаюсь надеяться, что все делаю верно.
Я старался не думать. Вообще очистить голову, лишь бы не оставаться наедине с самим собой. Делаю звук музыки в наушниках все громче и громче, чтобы она заглушала мои же мысли. Не хочу рассуждать ни о чем. Ни о том, что было сегодня, ни тем более о том, что было вчера. Выкинуть бы это из памяти насовсем, но в этом мне ни один алкогольный напиток не поможет.
Автобус остановился на нужной мне остановке, и я вышел на скудно освещенную улицу. Первый снег пошел — крупные снежинки, кружась в воздухе медленно опускались на сырую землю. Софи наверняка радуется, она обожает такую погоду. Никогда ее радости не разделял — мне чем холоднее, тем хуже. Настроение портится, хуевый иммунитет проявляет себя все чаще, в универе все больше завалов. Тем более, завтра утром от этого снега не останется и следа, все превратиться в слякоть. Интересно, есть люди, которые любят слякотную погоду? Ну, снег и дожди же тоже кто-то любит.
Шлепаю кроссовками по уже появившимся лужам по направлению к своему общежитию. Сейчас выходные, и в эти дни обычно студенты не спят достаточно долго. После дня первокурсника бывает по-разному: кто-то требует продолжения банкета, а кто-то отсыпается после бессонной ночи накануне. Окидываю взглядом здание общаги издалека — во многих окнах горит свет, значит, большая часть жителей предпочла первый вариант. Надеюсь, мои соседи не в их числе, и я смогу спокойно завалиться спать.
У ворот замечаю знакомую фигуру. Опознать его не так сложно — по черной макушке отросших волос и скрещенным на груди рукам. Курит, и судя по тому, как дрожит от холода — явно не первую. Уже прикидываю, как проскочить мимо него незамеченным. Хотя, вряд ли это надо, он сам вполне успешно проигнорировал меня сегодня. Может, и сейчас заговорить не захочет.
— Пауль, — окликает меня мягко, вопреки всем ожиданиям.
Замедляю шаг, понимая, что проскользнуть не получится, и подхожу ближе. Произношу на выдохе:
— Рихард.
Он усмехается каким-то своим мыслям, щурясь. Ежится, поднимает воротник пальто в попытках согреться.
— Поздно возвращаешься, — прошелестел Круспе после очередной затяжки.
Понимаю, что быстро от него не отделаюсь, поэтому достаю сигареты из кармана.
— К сестре ездил, — отвечаю бесцветно, прикуривая от протянутой им зажигалки, — Ты тоже поздновато на променад вышел.
— Внутри шумно, а мне подумать хотелось.
Рихард пристально смотрит мне в глаза, будто пытается прочитать мои мысли, а я не могу отвести от него взгляда, как бы ни пытался. Не знаю, как он это сделал — пригвоздил меня к месту, что я даже пошевелиться не смею. Предполагаю, о чем он сейчас думает. Круспе облизывает губы и щурится, а я нелепо наблюдаю, как снежинки оседают на его волосы. Предвосхищая все, что он мог мне сказать, выпаливаю чуть быстрее, чем успеваю обдумать:
— Тилль сказал, что ты меня до общаги дотащил. Сам я не помню нихуя, — пересиливаю себя и отвожу наконец взгляд. И слава богу, смотря ему в глаза сказать это я бы не смог, — Спасибо, что провозился со мной весь вечер.
Он чуть удивленно приподнимает брови и хмыкает:
— Не помнишь?
Задумываюсь — что тебе ответить? Изначально мне не нужно было говорить этого. Я же хотел все обсудить, встретившись один на один, а сейчас так позорно вру. Но, вспомнив его пустой взгляд и какое-то жутко колючее для меня «Лив», сказанное им так спокойно и даже ласково, что все сомнения улетучиваются. Раз уж начал пиздеть, то нужно пиздеть до конца.
— Вообще ничего, — кидаю безразлично.
Круспе тянет понятливое «м-м», растягивая тонкие губы в легкой ухмылке, которую сразу же старается стереть с лица. Понял, что я говорю неправду? Да даже если и так — похуй, он сам затеял эти прятки. Я был готов все обсудить, но вы, товарищ Рихард, убежали щебетать со своей бывшей. Какая же досада.
— Можешь не благодарить, — с улыбкой в голосе отзывается он, — Много проблем ты не доставил. А мне было, — окидывает быстрым взглядом мои губы, — несложно.
Вздрагиваю, нервно выдыхая. Все он понял, но решил поиграть, как кот с добычей. Вполне в его стиле. А я сам решил пиздеть до конечного, значит, мне остается лишь подыгрывать ему. Ну, или ждать собственной смерти.
— Ты замерз, иди в комнату, — эхом звучит голос Рихарда. Вроде бы, проявляет какую-никакую заботу, но голос такой безэмоциональный, что мерзну я скорее от его интонаций, нежели от минусовой температуры.
— Ты тоже дрожишь, — стараюсь говорить так же холодно, как он.
— А я, может, люблю мерзнуть, — невесело посмеивается, кивая мне на дверь, и достает еще одну сигарету из пачки.
Кидаю бычок куда-то в сторону и срываюсь с места, возможно, слишком стремительно, скрываясь в здании общаги и оставляя Круспе за спиной.
Не помню, как оказываюсь в комнате. За дорогой я не следил, и бежал скорее по инерции. В 365-й темно — Шнайдер уже спит, а койка Тилля пустует. Видимо, опять ушел на ночь к Сенте, в последнее время он частенько к ней захаживает.
Прямо в обуви пересекаю комнату и усаживаюсь на свою кровать, закрывая лицо руками. Единственная мысль, крутящаяся в голове, как заведенная — «я нихуя не понимаю».
Не понимаю себя, слишком уж остро реагирующего лишь на сам факт существования Рихарда. Не понимаю, от кого или чего бегу, приглашая Рейну на свидание. Не понимаю, зачем вообще согласился писать этот ебаный сценарий.
А самое главное — не понимаю Рихарда. Ни одного из его действий не понимаю уже давно.
Остается только плыть по течению. Будь, что будет. Не хочу ничего контролировать, хочу жить своей привычной распиздяйской жизнью, а с появлением Рихарда это стало невозможно.
— Провались в окно, — поерзав, бормочет Кристоф сквозь сон.
Я бы с радостью, Шнайдер. Особенно в данный момент.
