Как поют пески

— Сбежал из лагеря. — Меня никто не собирался останавливать? — Полез туда, куда не просили. — Да я только за этим вам и нужен! — Ещё и внутрь, наверное, сунулся? — Больно мне надо было! Это допрос с пристрастием, или я настолько тебе не нравлюсь? Сайно соскочил со стола, на котором до этого хранил всё своё к Тигнари неодобрение, фыркнул себе под нос — и, чтобы довершить типаж бэдбоя с пушкой, на новом обороте в воздухе армейского ножа вонзил его лезвием в пластиковую столешницу. Стол заскрипел, но выдержал. Тигнари ему позавидовал. Он вот не выдерживал. Когда дверь в гробницу открылась, явив за собой абсолютную темноту и застоявшийся запах древности, ему действительно не дали даже заглянуть. Кавех со своим отрядом остался охранять вход — от скорпионов, наверное, — а аль-Хайтам едва не за шкирку, как котёнка, потащил Тигнари обратно в лагерь. Все его зачатки симпатии к аль-Хайтаму (которые и без того держались исключительно на том, что Тигнари уважал умных людей) испарились, стоило Тигнари увидеть Сайно. И понять, что он сделал что-то, чего не следовало. Сайно оставил его здесь, в палатке, которая, видимо, служила полевым штабом, а сам только брезентом хлопнул. Тигнари слышал, как он выкрикивает распоряжения на ходу: к руинам — охрану, десять человек, аль-Хайтам — со мной, Дэхья — за главную. Тигнари выглянул было наружу, но наткнулся на молчаливого наёмника с винтовкой у самого входа и с закатанными глазами вернулся назад. Кажется, это был домашний арест. В штабе было просторно и веяло приятной прохладой — большое достижение, когда снаружи адское пекло. На столе вперемешку валялись карты местности, обрывки бешеных каракулей (из последней вежливости Тигнари не стал читать), таблицы с припасами и прочая скучная бухгалтерия группы вояк, которые полезли в аль-ахмарские руины. Тяжёлые ящики на кодовых замках не открывались, а куча сваленных в углу раций была безнадёжно сломана. Больше в палатке не было ничего примечательного, и Тигнари развлекал себя тем, что пытался прислушаться к возне снаружи. Пару раз до него доносились знакомые голоса, но искать Дэхью в качестве адвоката Тигнари не собирался — хотя, наверное, стоило бы. Здесь он пропустил обед. Хотелось есть, занудствовать и бросаться на людей, но Тигнари мог разве что наворачивать круги вокруг стола и беситься. К вечерним сумеркам, когда Тигнари уже торговался с планкой собственной гордости и думал потребовать хотя бы еды, появился Сайно. Появился — и, усевшись прямо на столе, принялся старательно ему выговаривать. Тигнари думал, что ему повезло избежать участи ребёнка при строгих родителях, но дерьмовый надзиратель всё равно его нашёл. Тигнари он не впечатлил. Желание огрызаться с каждой секундой наедине нарастало по экспоненте и вызывало побочные эффекты: например, чешущиеся кулаки и вздыбленный хвост. На хвост Сайно и смотрел, когда сказал спокойно: — Я не уверен, что ты можешь правильно оценивать ситуацию. Наверное, тот факт, что он ещё не попытался своим ножом перерезать Тигнари горло — или обкорнать всё, что его так бесило, начиная с бедного хвоста, — придавал Тигнари ложной смелости. Так или иначе, тратить на Сайно сарказм он не боялся. — Ну, ладно, — улыбнулся он, сложив руки на груди. — Проясни мне ситуацию, давай. Посреди твоего лагеря чудна́я магическая лисичка, а так уж сложилось, что у тебя на магических лисичек ужасная аллергия. Что я здесь не могу правильно оценить? Я тебе не нравлюсь. А раз я тебе не нравлюсь, ты будешь судить предвзято все мои поступки, даже если я сейчас достану из кармана проклятый посох и поднесу тебе на блюдечке. Сумерки сгущались, а снаружи появились первые отблески загорающихся костров. В них Сайно, даже головой не доставая до единственной низкой лампы над столом, умудрялся выглядеть зловеще. Особенно когда усмехнулся: — Я тебе тоже не нравлюсь, насколько могу судить. — Правильно судишь. — Замечательно. Раз этот момент мы прояснили, ты готов меня слушать или продолжишь огрызаться дальше? Покачав головой, Тигнари поднял вверх пустые ладони: пожалуйста, вперёд. Становилось прохладно, а его китель валялся где-то в запутанном спальнике очень далеко отсюда. Меньше всего сейчас хотелось давать Сайно ещё один повод посмотреть на него с неодобрением — когда Тигнари зароется в хвост, чтобы согреться. Сайно подтащил к себе складной стул и уселся прямо напротив. Глаза в глаза, привстань, вытяни руку — и можно будет врезать ему по носу. Теперь от него пахло дымом и песком, и странное чувство никуда не делось — теплилось в груди, требовало потянуться навстречу. Тигнари прогнал его воинственным «мы его ненавидим и презираем, не забывай». Сощурившись, он изучал лицо напротив. Кажется, с утра ему показалось и никакого шрама поперёк щеки у Сайно не было. — Я нашёл это место год назад, — вдруг сказал Сайно безо всяких предисловий. Тигнари напрягся: от всякого другого он только рад был откровениям, но от Сайно казалось плохим знаком. — Самостоятельно. Мне от него пользы никакой, а пока в метре от древних руин бродят кочевники и вся Западная Сахара кипит международными конфликтами — тем более. Мы с Сангема-бай пришли к соглашению. Она купила землю, я получил финансирование и разрешение на раскопки. — На взрывы и возможность плевать истории в лицо, — поправил Тигнари. У Сайно дёрнулся глаз, но он продолжил так, будто не услышал: — Она предоставила мне полную свободу действий. А ты — ты в полную свободу действий не вписываешься. Тигнари подавил желание рассмеяться вслух. — Так в этом всё дело? Тебе не нравится чувствовать себя бесполезным? — Мне не нравится, когда чужие инструменты путают мне планы. — Я для тебя инструмент? — Конечно, — Сайно не повёл и бровью, а Тигнари стиснул зубы, твердя про себя, что на парня с пистолетом за поясом нельзя кидаться с кулаками. — Ты обычный валука шуна, у которого передо мной единственное преимущество — развитые органы чувств. И ты здесь с единственной целью и по единственной причине: так захотела Сангема-бай. Если бы она не вмешалась, я бы справился самостоятельно. Сайно звучал сухо, будто резал фразы по кускам, экономя энергию на разговоры. Тигнари должен был гордиться, что до него с таким количеством слов вообще снизошли. — И тем не менее дверь открыл я — за пять минут, а не ты — просидев под ней три месяца. Нездоровое любопытство требовало — после насилия — прижать Сайно к стенке и выбить из него какой-нибудь ответ. Необязательно конкретный, просто чтобы он заговорил с ним… не как с инструментом. Было интересно, заходил ли он в руины, что они там нашли, в каком мрачном сиротском приюте прошло его детство, наконец, раз он вырос таким… таким. Но чувство гордости у Тигнари всё ещё было, и оно скорее само напоролось бы на нож Сайно, чем позволило бы открыть рот с примирением. — Я на твоём месте не гордился бы, — Сайно равнодушно пожал плечами, закинул ногу на ногу. — Ты не разгадал какую-то тайну и не рискнул жизнью… — А гордиться можно только в этом случае? — …ты просто отдал старому механизму немного крови. Ничего исключительного. Тигнари машинально сжал правую руку в кулак. Палец слегка покалывало — на нём теперь красовалась маленькая алая точка, будто действительно от медицинского ланцета. Так бывает с давно зажившей раной, на которую случайно обратили внимание. — Твоя кровь вряд ли бы его устроила. — Наверное, — Сайно вдруг кивнул, но этот хилый росток симпатии на их первом в чём-то согласии тут же задушился об: — Вот почему ты обычный инструмент. И начиная с этого момента, ты идёшь только туда, куда я скажу, и делаешь то, что я скажу. Вопросы? «Да. Почему ты такой придурок?» — Всего один, — Тигнари мило улыбнулся, но от улыбки сводило зубы. Надо же, его понизили даже не до собаки — до археологического совка. — Если бы Дори не решила швырнуть сюда меня, как скоро ты бы своими исключительными мозгами догадался, что тебе нужна кровь валука шуна? Сайно поднялся на ноги. По его лицу опять невозможно было сказать, насколько сильно Тигнари проехался по его самолюбию — и проехался ли вообще. — Если ты работаешь на неё, то и сам должен знать. Сайно хлопнул себя по карманам, достал пачку сигарет, испортив свой портрет в глазах Тигнари ещё больше, и отвернулся, показывая, что разговор окончен. А в голове Тигнари будто образовалась сверхновая — яркой вспышкой мысли он понял, как эта пресловутая ситуация выглядела для Сайно. — По-твоему, она послала меня за тобой шпионить? Сайно остановился у выхода. Одна секунда взвешенного молчания с его стороны — а Тигнари уже знал, что попал в самое яблочко. Если бы он мог, он бы хорошенько встряхнул Сайно за чёртов китель, чтобы что-то в его упрямой черепной коробке встало на место. Посадил бы назад на стул и заставил слушать всю свою невероятно трогательную историю от начала и до конца — лишь бы избавиться от косых взглядов и подозрений. Лишь бы не иметь с Дори ничего общего, начиная с этой работы и заканчивая случайной связью с Сайно. Но это была мимолётная искорка гнева, и она потухла так же быстро, как появилась. А Тигнари предложил равнодушно: — Поговори с Дэхьей, если хочешь. Она расскажет, в чём ты не прав. — Раз тебе самому нечего мне сказать, я не буду носиться за другими людьми. У них, в отличие от тебя, ещё есть дела. Скрипнув стулом, Тигнари поднялся на ноги. Mierda. Достало. Когда Сайно обернулся, Тигнари уже стоял прямо напротив — стоял и, скрестив руки на груди, с вызовом смотрел в тусклые глаза. Чужая ненависть была там, в этих глазах, и в ней было замешано так много всего и сразу, что Тигнари мог даже не стараться себя обелить — всё равно наткнётся на нюанс, который не поправить. Да и желания танцевать перед Сайно на руках, лишь бы заслужить его одобрение, не возникало: синдром отличника он оставил на первом курсе вместе со здоровым сном. Хотелось… он не знал. Выдавить из Сайно эмоцию. Хотя бы себя убедить в том, что перед ним стоит человек, а не робот. — Мне есть что тебе сказать, — тихо, едко сообщил Тигнари. — Я не шпион. Не инструмент. Не талисман на удачу. Я сурдолог из Каирского университета, который в жизни не держал в руках пистолет и в глаза не видел ни наёмников, ни древних артефактов. Губы Сайно дрогнули иронией, но Тигнари, распалённый донельзя, уже продолжал: — А знаешь, кто я ещё? Чёртов валука шуна с хвостом, ушами и звериными лапами. И, вот тебе новость, останусь валука шуна на всю жизнь. И если ты не видишь во мне ценности только потому, что за какую-нибудь мою засушенную лапку на чёрном рынке много не выручишь — это ни разу. Не мои. Проблемы. Я не буду ничего тебе доказывать. Тигнари едва не прибавил жалкое: «А ещё я хочу домой и подальше от тебя», — но это съело бы всю гордость его безрассудного монолога. Он не для того набрался от Сайно впечатлений по самую голову, чтобы ловить на себе ещё и его смех. До него только сейчас дошло, что он теперь посреди пустыни — без водительских прав, чтобы угнать ранглер, и сотовой связи, чтобы позвонить в комитет по правам человека. Тигнари мог угрожать и скалить зубы сколько угодно, но по большому счёту он зависел от Сайно так же, как Сайно зависел от него. И, наверное, только поэтому никто никому ещё не врезал. Сайно наблюдал за его мыслительным процессом с поджатыми губами. На которых… вдруг медленно прорезалась улыбка. — Парочка ценностей у тебя всё же есть, — сказал он почти ласково. — Твоя кровь, например, нам ещё пригодится. И для сурдолога ты чертовски смело ведёшь себя с кем-то, кто убивал людей. Тигнари застыл с приоткрытым ртом: этому факту как-то удавалось обходить его голову, а Сайно невежливо ткнул им прямо в лицо. А потом схватил за это лицо и опрокинул Тигнари через плечо на голую землю. Конечно, он убивал людей. Как-то слишком очевидно для парня, у которого есть пистолет и который совершенно точно им пользовался. Когда Тигнари избавился от липкого холода по спине, Сайно в палатке уже не было. — Поешь, — посоветовал он напоследок. — К завтрашнему дню ты нужен мне целым и невредимым. Пора выяснить, что интересного лежит в этом храме.

***

Тем вечером лагерь пребывал в странном, взбудораженном напряжении. Для Тигнари это походило на — и его мимолётно кололо виной, когда он себя на этом ловил — волнение их кафедры перед симпозиумом: кругом суета и толкучка, чрезмерное веселье пополам с каждым нервом наготове. От Дэхьи, с которой Тигнари и просидел весь вечер у костра, он уже знал, что Сайно с парой наёмников успел обойти часть руин внутри и собирался повторить тот же маршрут завтра с утра. К сожалению, это было всё, что Дэхья могла сообщить. — Он не пустит тебя вперёд, не переживай, — говорила она, вертя в руках таджин с бобами. — Сайно — наша чёрная кошка, пробует всё на себе. Он ни за что не поведёт своих людей туда, где опасно. Просто держись его, и всё будет в порядке. Им предстояло идти к руинам в вечерних сумерках. У Тигнари впереди была вся ночь и весь день, чтобы накрутить себя до предела и начать думать исключительно на испанском. Ужин запомнился смазанным пятном. Дэхья утешала слабо, хотя очень пыталась, а потом и вовсе куда-то пропала — Тигнари увидел её лишь мельком, она курила с Сайно в отдалении и бурно жестикулировала сигаретой. Среди незнакомых лиц, любое из которых могло начать активно расспрашивать, хвостом или когтями Тигнари открыл для них вход в храм, он предпочёл не тратить злость понапрасну и уйти спать. Первый день он оценивал на D с жирным минусом. Кавеха в палатке не было, но он явно пытался навести в ней порядок: спальники лежали по углам, весь хлам скопился в центре. Чемодан, который Тигнари так ни разу и не открыл, стоял в изножье его мешка. Тигнари достал из старой одежды телефон. В последний раз он заряжал его в Касабланке, и батарея хранила ещё процентов двадцать. Вместо связи — мёртвая тишина, ни звонков, ни сообщений. Тигнари без особой надежды отпечатал Коллеи, что он в порядке, и сообщение повисло на экране назойливой красной ошибкой. Что ж, если всё сложится в его пользу, завтра это закончится и он выйдет из темноты храма триумфатором с посохом в руках. Завтра он вернётся домой. Вот только Тигнари знал, что никакой «его пользы» не существует. Он не чувствовал в этом храме магию. Почти нет. А значит, и посоха в нём не было. Кавех ввалился в палатку среди ночи, когда Тигнари успел проснуться, встревоженный шагами. Его окликнули шёпотом, но Тигнари решил притвориться, что спит. Тогда Кавех рухнул в свой спальник, даже не переодеваясь, и моментально уснул — а Тигнари ещё долго ворочался, завидуя ему и слушая ночное шипение костра. Единственный звук в мёртвой пустыне. Наутро его не покидало ощущение головокружения и тошноты. Лагерь наполовину опустел: Сайно снова повёл людей к руинам, и на этот раз Тигнари, даже сунув голову в палатку Дэхьи, никого там не нашёл. Он не знал, чья очередь готовить, но завтрак всё равно казался безвкусным. Ему было нечем заняться и не с кем поговорить; до обеда он серой тенью ходил по мёртвой речной низине, думая и почёсывая проколотый палец. Сухая жара доканывала, и он уже был не против снова оказаться на каирском мосту под проливным дождём. Мысли то вялыми черепахами перебирались по извилинам, то носились на поворотах со скоростью гоночных болидов. Тигнари устал, не успев толком ничего сделать. В глубине души его грызла не просто тревога, а самая настоящая паника. Что он там говорил про комплекс отличника? Забыли. Сейчас Тигнари всё больше ловил себя на мыслях, от которых хотелось вывернуть тело наизнанку. Есть ли в храме ловушки? А смертельные ловушки? Справится ли он с ними? Какая ещё магия жрецов Дешрета охраняет посох? А если в храме посоха действительно нет, что будет дальше? Ему позволят отправиться домой, или его ждёт увлекательный тур по горячим точкам в поисках других подсказок? Наконец Тигнари намозолил Кандакии глаза, и та, перехватив его на очередном круге между палаток, прямо заявила: — Ты зелёный. Не мех, я имею в виду, а лицо. Давай чем-нибудь тебя займём, от работы всегда становится легче. Она повела его во вчерашний штаб, но там Тигнари ждал неприятный сюрприз: Сайно, Дэхья и аль-Хайтам кругом обступили стол, склонившись над картой речного рукава. Вид у всех троих был пыльный, но вполне себе целый — что бы ни было в первых комнатах, обошлось без тяжёлых последствий. За Дэхью Тигнари мог только порадоваться, за остальных… — А, это ты, — аль-Хайтам обернулся и без расшаркиваний придвинул Тигнари свободный стул. — Садись. Если пойдёшь внутрь, тебе нужно хотя бы посмотреть на план. …за остальных не очень. Тигнари с надеждой покосился на Кандакию, но та прижала палец к губам и растворилась. Поняв, что его предали, Тигнари со вздохом упал на стул. Дэхья поймала его взгляд и, подмигнув, перевернула карту вверх ногами. — Смотри, лисичка, мы обследовали какую-то часть, но там сраный лабиринт, тяжело сказать, как далеко мы продвинулись. Из скучных новостей: аль-Хайтам на сто процентов уверен, что мы откопали и чуть не взорвали тот самый театр джиннов. Как там его? — Ай-Ханум. Город Лунной Девы. — Ага, он самый. Из хороших новостей: джиннов там давно и след простыл, а вместо древних проклятий и оживших мумий там только пыльные свитки и старая посуда. Из странных… — Из странных, — перебил Сайно, и у Тигнари моментально испортилось настроение, — мы не можем понять, почему вход в театр джиннов был запечатан магией крови валука шуна. Его тяжёлый взгляд вперился Тигнари прямо в лоб. Тигнари почти слышал эту невысказанную мысль — что-то либо про предательство, либо про кровосмешение. — Может, вам нужно было притащить в пустыню джинна, — пробурчал он. — Провести эксперимент. В любом случае, что вам мешает идти дальше? Дэхья усмехнулась: — В жизни не поверишь. А аль-Хайтам безрадостно подхватил: — Ещё одна дверь, — и скосил взгляд на ладонь Тигнари, которую тот спрятал под хвост. — На этот раз подставишь другой палец. И я склонен считать, что самое ценное — как раз за этой второй дверью. Дэхья улыбнулась, но Тигнари это не помогло. Он, даже не глядя на Сайно, мог чувствовать на себе его преувеличенно злобное внимание. «Твоя кровь, например, нам ещё пригодится». Ему стоило идти в экстрасенсы, а не в наёмники: может, нагадал бы себе на хрустальном шаре, что Тигнари однажды обязательно плюнет ему в лицо. — Что ж, — бодро улыбнулся Тигнари, чтобы не выдавать тщетных надежд, — за этим я и здесь, верно? Если пустить валука шуна кровь, это решает все ваши проблемы. Вот, — он вытянул поверх карты руку ладонью кверху и приглашающе кивнул, — давайте. Нацедите в банку, плесните на дверь и забирайте посох. Сайно, к которому — так уж получилось — его пальцы оказались ближе всех, нахмурился. Жаль, что Тигнари при всей остроте зрения не смог различить в его глазах даже толику соблазна. — Прекрати напрашиваться. Ты не единственный в своём роде валука шуна. Если так хочется — Дэхья отвезёт тебя назад в Марракеш, и ты отправишься домой, а мы найдём тебе замену. Денег за работу не получишь и продолжишь жить в долгах, зато, — на губах Сайно мелькнула усмешка, — все пальцы останутся целы. Тигнари уставился на него. Подумал о Коллеи. Поджал губы. Это был удар ниже пояса. И откуда Сайно только… Тигнари резко выдохнул и покосился на Дэхью: та виновато кашлянула в кулак, но голос был твёрдым: — Нам нечего скрывать, лисичка. Ты же помнишь. Глаза застелило туманом, и Тигнари сморгнул, принявшись слепо буравить взглядом стол. Да, он рассказал Дэхье часть правды, да, он сам подначивал Сайно — иди, спроси у неё, какой из меня шпион. Просто… в его идеальном мире до конца не верилось, что Сайно в нужный момент повернёт это в свою пользу. Надавит на пусть и не самый чувствительный, но болезненный рычаг. Впредь он будет поаккуратнее с языком. В долгом молчании Тигнари наконец кивнул и убрал руку со стола. Хорошо. Пока что придётся играть по их правилам. — Рад за ваши прояснённые отношения, — ожил аль-Хайтам, который до этого, как секретарь, молча наблюдал за ходящим по кругу мячом. — Теперь мы можем вернуться к работе?

***

В сумерках Тигнари стоял перед входом в руины Ай-Ханума и пытался вспомнить, как люди управляют своими лёгкими. Их небольшая экспедиция — Сайно, Дэхья и восемь крепко сложенных наёмников из лагеря — вооружилась основательно. У Дэхьи за спиной висел дробовик, у Сайно сразу два пистолета в модной наплечной кобуре. Вряд ли в тысячелетнем храме нашлось бы от кого отбиваться, но так им, кажется, было спокойнее. Половина несла факелы — Тигнари хотел спросить, что случилось с финансированием на фонарики, но вспомнил про беды с электроникой и отмолчался. У него и без того было чувство, что говорить равно выпустить наружу весь обед. В моменты сильного волнения, которое не отступало со временем, Тигнари предпочитал отходить в сторону и дышать. Но сейчас у него не было такой возможности: Сайно отдавал последние приказы, им стоило идти. — Наяб — на тебе тыл. Всегда смотри, чтобы за нами было пространство. Шохрэ — карта. Следишь за маршрутом, запоминаешь следующие комнаты. Если получится чертить план на ходу — значит, чертишь на ходу. Дэхья — охраняй пацана. Ты, — Сайно кивнул на Тигнари, и тот впервые задумался, помнят ли вообще его имя, — сразу за мной. Приказы не обсуждаются, а выполняются. Понял? — Есть, генерал, — пробормотал Тигнари без улыбки. Глаза Сайно сузились: он явно не оценил, но отвечать не стал. Они зажгли факелы, и тёмная арка двери озарилась танцующими тенями. Сайно без лишних слов махнул двумя пальцами внутрь — и первым исчез в провале. Дэхья подмигнула Тигнари: — Если кто из нас и умрёт, то первому всё равно достанется Сайно. Идём, лисичка. Попытка была хорошей, но Тигнари до сих пор иррационально злился на неё за предательство в штабе (на которое сам же и дал добро). Он прошёлся языком по губам, успокоил хвост и сделал шаг навстречу неизвестности. Впереди мерцал факел Сайно, позади — остальные. Ровной цепочкой темнота и сухость поглотили всех. Тигнари истратил на раскопки всё детство: вместо школы у него были учебники в палатках, вместо преподавателей — мамины коллеги. Они ездили по разрушенным испанским церквям десятого века и откапывали затерянный виварий в Алжире, они собирали историю по кусочкам и лоскутам — а Ай-Ханум лоскутом не был. Ай-Ханум был прекрасно сохранившимся памятником аль-ахмарской цивилизации, по которому Тигнари вероломно шёл в компании людей с пистолетами. С чувством, что оскверняет чью-то могилу. Ожившая музейная выставка смотрела со всех сторон. В руинах было тихо, слышалось только дыхание и эхо шагов — Сайно вёл их уверенно, не задерживаясь в залах и проверяя развилки. Воздух пропах ветхим величием, факелы танцевали на богатых барельефах и осколках эпохи. Ай-Ханум был идеально закупорен сухостью: залежи папируса почти не пострадали, а на многих статуях воинов-стражей сохранилась цветная краска. Не было ни гнёзд летучих мышей, ни скорпионьих нор. Всё выглядело так, будто ещё вчера здесь кипела жизнь, а сегодня люди — или джинны — просто ушли и закрыли за собой дверь. Тигнари шёл, стремясь запомнить каждую пылинку — чтобы потом пересказать матери, которая мечтала бы здесь оказаться. Интересно, что бы она сказала про это место — что бы смогла определить по древним руинам, как бы носилась за каждым черепком, с каким выражением прочла бы один из этих свитков. Тигнари медленно, но верно начинал понимать аль-Хайтама с желанием сохранить каждый осколок этого места: здесь жила история. И Тигнари, выросшему на истории, было почти больно смотреть, как она проносится мимо. — А что будет потом? — шёпотом позвал он Дэхью, забыв, что всё ещё на неё злится. Огонь факела обтачивал черты её лица, превращая в суровую амазонку — особенно с дробовиком за спиной. — Вы просто уйдёте и оставите всё это жариться в пустыне? Дэхья повела плечами. — Не знаю, лисичка. Как пойдёт. Мы стараемся не сильно портить отношения с законом, а за то, что мы здесь наворотили, марокканские власти крепко прижали бы нас за яйца. Теперь этот кусок пустыни — частная собственность Сангема-бай, и она вроде как обязана передать весь Ай-Ханум историкам. — Вроде как? — По закону ей всё равно будет принадлежать половина денег за… музейную стоимость всего, что мы тут нашли. И не вынесли, — Дэхья хитро прищурилась. — Но в законе можно поплавать. Не знаю, ей решать. Мы ловим только крупную рыбу — найдём посох, а остальное меня не волнует. Она замолчала. А Тигнари снова поймал себя на этом чётком «но здесь ничего нет». Он понятия не имел, откуда у него такая уверенность: пару раз они с матерью находили что-то магическое, но у любого артефакта, как он помнил, были свои… градации силы. От их находок магия исходила неуверенно и слабо; от каменной двери, запечатанной жрецами Дешрета, покалывало по телу; от лампы Дори шерсть вставала дыбом. Как Тигнари должен был реагировать на посох, он не знал, но… уж точно не однозначным «никак». Потому что именно «никак» его магический детектор себя и чувствовал. Тигнари оглядывался по сторонам, стараясь привыкнуть к мысли, что тысячи лет назад здесь жили джинны. Во всём храме только осколки посуды и хранили в себе следы беспрестанных пиршеств; ни признаков быта, ни мебели — оно и неудивительно, бесплотным духам мебель не нужна. Археологи могли по кусочкам выудить историю даже из разрушений, а вот пустота никогда не даст понять, какой была жизнь джиннов под короной Дешрета. — Здесь. Сайно жестом остановил их в центре одного из пустых залов. Они шли недолго, но Тигнари успел потеряться в переплетении коридоров и лестниц — Ай-Ханум действительно напоминал лабиринт, и теперь становилось ясно, на что Сайно потратил последние сутки. Всё, что Тигнари мог сейчас определить, — они находились на несколько уровней ниже точки входа, глубоко в толще горы. Назад Тигнари в одиночку выбраться бы не смог. Да и вряд ли его отпустили бы: широкий зал заканчивался такой же каменной и такой же массивной дверью. Огонь от факелов ярко играл по позолоте, рассыпая по залу блики и растворяясь в тенях. Тигнари сглотнул. Любопытство раздирало пополам с тревогой. Теперь он отчасти понимал и маму, которая каждый раз перед входом на раскопки делала глубокий вздох — отчасти. Археологам наверняка не приходилось работать в его условиях. Сайно кивнул на дверь пистолетом: — Вперёд. По его сигналу наёмники рассредоточились по бокам и периметру. Тигнари остался с дверью один на один — даже Дэхья исчезла за выступом в стене. Рядом стоял только Сайно, но он был скорее надсмотрщиком с плетью, чем доброй бабушкой с печеньем. «Давай, Тигнари, пустишь себе кровь — получишь с шоколадной крошкой». Тигнари фыркнул. Обернулся к Сайно напоследок: — Мне не положен пистолет? — Нет. Лаконично и сурово. Вздохнув, Тигнари положил ладонь на знакомый барельеф. На верности и крови. Может, был бы он глубоко верующим и поклонялся Дешрету, как его предки, — чувствовал бы эту магию сильнее. Но он даже молиться не умел. Всё случилось в точности как в прошлый раз. Четырёхконечная звезда в центре радостно потянулась ему навстречу, подушечку пальца кольнуло секундной болью, вниз побежала алая капля. Тигнари отступил на шаг, прижав уши, но раньше, чем в глубине комнаты раздался гул, кто-то схватил его за плечо и грубо потянул на себя. — Повторяю, — Сайно цедил свою категоричность прямо ему на ухо, — ты нужен мне целым и невредимым. В сторону. На этот раз Тигнари, слишком взбудораженный, не пытался вырваться. Затихнув прямо за массивным выступом в шаге от входа, они слушали. Дверь медленно опускалась, Сайно придерживал Тигнари за плечо — явно в качестве превентивной меры, считая, что Тигнари при первой же возможности радостно бросится в проём. Равномерный гул заполнил собой зал, с потолка осыпались ниточки песка и пыли; Тигнари чувствовал эхо, которое мощными волнами вибрировало в стопах. А затем всё стихло. Сайно на пальцах отсчитал пять секунд и первый, с пистолетом наизготовку, вынырнул из-за угла. К радости или к сожалению Тигнари, он остался жив. — Чисто, — кивнул Сайно. — Идём. — Неплохо, — шепнула Дэхья из ниоткуда. Она снова стояла рядом, улыбаясь как ни в чём не бывало. — Ты молодец. Кажется, это и было печенье с шоколадной крошкой. Тигнари скованно кивнул, но слова Сайно эхом отражались в голове: «Ты просто отдал старому механизму немного крови. Ничего исключительного». Возможно, в каком-то роде он был прав. Тигнари — обычный ключ, и даже не в единственном экземпляре. Таскай за собой и открывай древние заколдованные замки, вот и вся польза. Тигнари не без опаски переступил порог, отделявший безопасное от неизведанного. Сайно пропал далеко впереди; дверь открывалась в длинный коридор без единого ответвления, и Тигнари успел подумать: сейчас на них покатится огромный камень, и придётся бежать по прямой, прямо как в «Крэше Бандикуте». А потом… — Стойте. Потом пришло ощущение, что что-то не так. Их строй застопорился: Сайно впереди тут же дал отмашку. Дэхья обернулась: — Что, лисичка? Что-то чувствуешь? Тигнари нахмурился. В этом была основная беда — он продолжал ничего не чувствовать, — но какой-то из аспектов пространства казался… неправильным. Что-то похожее люди, наверное, испытывали, когда шли вниз по бесконечно закольцованной лестнице или когда в лесу внезапно замолкали все птицы, словно предугадывая беду. — Сайно, — позвал Тигнари, пытаясь казаться спокойным, — скажи что-нибудь. Молчание. Факел Сайно, самый далёкий, дрогнул, словно он смеялся. — Тебе плохо? — Нет, я замечательно себя чувствую, — съязвил Тигнари. — Просто… твоё эхо. Оно пропадает. Чем дальше по коридору они шли, тем слабее становились вибрации. Дружный топот десятка человек в тяжёлых ботинках должен был вызывать в ушах Тигнари настоящий концерт, но с каждой секундой шаги отдавались по стенам всё слабее и слабее. Что бы ни было там, впереди, оно гасило эхо. И Тигнари не мог понять, почему. На этот раз Сайно молчал дольше. — Идём, — приказал наконец. — Тише. И осторожнее. Послышался щелчок: он снял пистолет с предохранителя. Тигнари посмеялся бы — с пушками и бронежилетами против мёртвого древнего храма, — но не мог не признать, что наличие хоть чего-то огнестрельного послужило бы и ему хорошим успокоительным. Тигнари шёл в абсолютное никуда с голыми руками и сарказмом вместо оружия. Он был прав: дальше по коридору эхо не распространялось. Громче всех Тигнари слышал Наяба, который буквально дышал ему в спину, но от Сайно доносился только топот. Шаг, ещё шаг. Темнота впереди вдруг блеснула позолотой, и вся их колонна снова остановилась. Несколько долгих секунд Тигнари купался в далёких бликах, вытягивая шею, чтобы разглядеть хоть что-то. Потом Сайно тихо позвал: — Тигнари. Сюда. — Надо же, — фыркнул Тигнари себе под нос, — ты всё-таки помнишь, как меня… Да твою же! Ну, конечно. Ещё одна намертво закрытая дверь. — У меня осталось восемь целых пальцев, — сварливо предупредил Тигнари, не дожидаясь, пока Сайно выпишет ему приглашение пистолетом. — Что будем делать, когда они закончатся? Сайно попытался изобразить на лице усмешку, но под факелом она показалась волчьим оскалом. — Перейдём на ноги. Открывай уже. — Эта, — Тигнари подошёл к двери вплотную, — была несмешной. Он хотел было привычно коснуться четырёхконечной звезды на барельефе, но его ждал неприятный сюрприз. На двери не было звезды. И барельефов не было. На Тигнари смотрел гладкий белый камень, и единственным, к чему он мог прикоснуться, был выбитый по центру иероглиф. Тигнари замер в недоумении. Раздражённый промедлением, Сайно едва не ткнул факелом прямо ему в лицо. — Ну? — Здесь другой замок. — Думаешь, принцип тоже другой? — Думаю, тебе бы не помешал учебник по этикету, — огрызнулся Тигнари. Что-то вертелось в его голове, что-то далеко знакомое — и он зажмурился, вспоминая быструю речь испанского гида. — Я видел такие символы. В музее в Ба… в Бенхе, — Сайно смотрел скептически, и Тигнари заторопился: — Это иероглиф молчания — для священных комнат, в которых нельзя было издавать ни звука, потому что там молились богам. Комнаты строили настолько тихими, что можно было услышать стук собственного сердца, и это считали ответом на молитвы. Сайно привалился плечом к стене. Теперь он смотрел на Тигнари с куда большим интересом, чем секунду назад, но вряд ли в их отношениях это можно было назвать прогрессом. — Что ж, — медленно сказал Сайно, — либо ты никакой не сурдолог, либо интеллект аль-Хайтама передаётся воздушно-капельным, — Тигнари открыл было рот, но Сайно махнул рукой с пистолетом. — Это мы можем выяснить позже. Сейчас мне нужно, чтобы ты разобрался с дверью. Тигнари глубоко вздохнул. Кажется, для Сайно придётся распаковать чемоданчик безграничного терпения, который Тигнари держал для самых худших студентов, и увеличить его размеры вдвое. Он положил на иероглиф ладонь — на этот раз другую — и сморщился, когда тело покинула ещё одна капля крови. Контуры иероглифа очертились алым, пламя на факеле Сайно затанцевало от мимолётного ветерка. Механизмы пришли в движение. Всё повторилось как по указке. Равномерный гул погас, Сайно наставил на темноту пистолет, выдохнул, кивнул: — Чисто. Всего одна комната. Тигнари выглянул, навострил уши, но из проёма не доносилось ни звука. Все будто затаили дыхание, даже голос Сайно растворялся у самого порога — и его шаг внутрь вдруг показался насторожённому Тигнари самым громким звуком на земле. А потом Сайно рявкнул: — Назад! Факел с гулким стуком упал в проёме, и Сайно вывалился из темноты с искажённым от боли лицом. Дэхья бросилась к нему, Тигнари, напротив, подался назад. Сердце рухнуло куда-то в пятки: из плеча Сайно, над самым локтем, торчало оперение стрелы. Сайно повело в сторону; опёршись на Дэхью, он тяжело сполз по стене. В воздухе запахло ржавчиной, рукав кителя пропитался кровью. Сайно отмахнулся от Дэхьи и с белеющим лицом процедил: — В стенах ловушки. Просто так мы туда не зайдём. Дэхья подняла голову. Её губы превратились в тонкую линию. — Фахим, аптечку. Наяб, держи факел. Сайно… — она взглянула на него в упор, между пальцев мелькнул короткий нож, — сейчас я её вытащу. Не дёргайся. — Вы с ума сошли? — не выдержал Тигнари. Голос казался выше на пару нот и выдавал с головой, но безучастно смотреть на расползающееся пятно крови он не мог. — Это открытая рана, её нельзя вытаскивать! Если стрела попала в артерию, он истечёт кровью и… Дэхья перерубила торчащий наконечник (тот с весёлым стуком, роняя капли крови, упал рядом), с улыбкой обернулась за плечо: — С ним не так работает. И, грубо нарушив каждое правило, которое Тигнари только пришло на ум, рванула стрелу на себя. Сайно зажмурился и прорычал сквозь зубы что-то непристойное; на лбу проступил крупный пот, щёки по цвету слились со стеной, рука повисла плетью вдоль туловища. Тигнари смотрел на него в священном ужасе: каждая клеточка его тела вопила, что над Сайно после такого можно читать панихиду, что в его двуглавой мышце осталась красивая дыра, что кость, вероятно, раздроблена, что пара секунд ясного сознания — и он отключится от потери крови. Дэхья провертела окровавленную стрелу в пальцах. — Аптечку, — потребовала громко. Фахим с запасом спирта и бинтов в руках оказался рядом, и Тигнари не выдержал снова. — Дайте сюда! Когда он склонился над Сайно, вспоминая всё, чему его учили на далёком первом курсе, тот всё ещё был в сознании. Лицо побелело до неузнаваемости, но губы сложились в усмешку: — Ты вроде сурдолог, а не хирург. — А ты без пяти минут труп, если не заткнёшься! — рявкнул на него Тигнари. Дэхья стиснула пальцами его колено, но Тигнари, взвинченный донельзя, дёрнул по ним хвостом. — Как ты вообще дожил до… сколько тебе там лет, плевать. Покажи мне. Сайно, зафиксировав на нём ясный взгляд и всё ещё не думая падать в обморок, двигаться не стал. Тигнари схватился за ворот его кителя, отвёл в сторону, мысленно готовый к дырявому плечу и фонтану крови, но… Сайно усмехнулся, явно довольный растерянностью на чужом лице. — Так и дожил. Фахим, давай бинты. Свежая рана выглядела так, будто заживала под швами и мазями уже несколько дней. Тигнари заторможенно наблюдал, как прямо на его глазах кровоточащее плечо обрастает струпом, а края раны стягиваются вместе. Он навострил уши: сердце Сайно, казавшееся барабанной дробью, постепенно замедляло темп и успокаивалось. Он дышал чисто, без хрипов и сидел ровно, с абсолютно осмысленным выражением в глазах. — Как ты… — прошептал Тигнари, дрожащими пальцами цепляясь Сайно в колено. Он пытался поймать за хвост хоть одну мысль — и натыкался на кисель из «невозможно» и «нереально». Все его познания в медицине, на которые Тигнари убил больше десяти лет, сейчас стремительно рассыпались в пыль. — Что ты такое? Сайно покачал головой. Теперь повело уже Тигнари — Дэхья подхватила его за плечи и потянула вверх. — Не переживай за Сайно, лисичка. Пойдём лучше… — «Не переживай»? — вскинулся Тигнари. — Что с ним такое? Он вампир? Оборотень? Росомаха? — Потом, ладно? Сейчас давай придумаем, — Дэхья отряхнула руки, и в свете факелов Тигнари заметил на них кровавые разводы, — что нам делать с этой чёртовой комнатой. Mierda. Тигнари совсем забыл, что Сайно с его неслучившейся смертью — сейчас даже не первая по приоритетности проблема. Он силой заставил себя отвести глаза от раны, которой его помощь явно не требовалась. Силой заставил себя не заглядывать по дороге Сайно в лицо. Силой заставил себя выбросить из головы, что он существует прямо там, за его спиной, и после попадания долбанной стрелы в долбанное плечо даже не думает умирать. Потом. Хорошо. — Я не забуду это просто так, — прошипел Тигнари, — и ты всё мне расскажешь. — Договорились. Главное не ори на него больше, он этого не любит. Дэхья остановила Тигнари на пороге, где медленно догорал брошенный факел. Его хватало, чтобы осветить всю комнату целиком — небольшой квадрат, максимум пять на пять, и совершенно пустой; лишь у дальней стены стояла статуя, контуры которой терялись в огне. В её ногах, на постаменте, Тигнари разглядел тёмное пятно, похожее на шкатулку. Его сердце упало: посох в такую не спрячешь. У комнаты больше не было входов и выходов, а Тигнари в упор не чувствовал магию, какую мог бы почувствовать от конкретного средоточия силы. Тянуло от комнаты целиком — так же, как от двери, слабой невидимой паутиной. Магия скользила прямо по воздуху, но в ней точно было пусто. Пусто и… тихо. — Молчание, — шепнул Тигнари. — Что? — Иероглиф на входе. Молчание, тишина, отсутствие звука. Это, наверное, — Тигнари вытянул руку в проём, указывая на статую, — сам Дешрет. Здесь ему молились, здесь не положено говорить, в такие святилища даже заходили, обмотав пятки верблюжьей шерстью, чтобы приглушить шаги, — Тигнари обернулся на Дэхью; кажется, его осенило. — У тебя есть что-нибудь ненужное? Чтобы бросить туда. Проверить. Лицо Дэхьи озарилось улыбкой. — Ну-ка. Она оттянула его вбок, достала из кармана яблоко — приложила палец к губам, и Тигнари не стал ничего спрашивать. А потом, подбросив на ладони, запустила в центр комнаты. Яблоко громко приземлилось на каменный пол. Из неосвещённой факелом темноты раздался свист — и, не успел Тигнари даже моргнуть, ровно в сердцевину вонзилась стрела. Дэхья охнула: — Неплохая охрана. Так что, было во всех святилищах? — Сомневаюсь. Думаю, это специально для нас. Сайно повезло, подумал Тигнари почти обрадованно. Стрелы били быстро и точно в цель — ему могло прилететь в голову, и Тигнари посмотрел бы, как его вампирская магия справляется с дырой в черепе. Он не успел как следует отрефлексировать эту мысль, а ей на смену уже пришла следующая. И Тигнари весь покрылся липкими мурашками, когда понял. В комнату следовало войти абсолютно бесшумно. Войти, забрать шкатулку — единственное ценное, что там лежало — и выйти без единого звука. Двери неспроста были запечатаны кровью валука шуна, и неспроста Тигнари сейчас стоял здесь с мешающимися в кашу эмоциями. Кто-то основательно подготовился. Святилище с самого начала ждало только его. Он обернулся на Дэхью, открыл рот — и так и закрыл, не сумев озвучить это вслух. Он хотел услышать от кого-нибудь ещё, желательно от того, кто скажет: «Нет, ты не умрёшь, всё будет хорошо. В случае чего Сайно поделится с тобой советами по заживлению порванных мышц, а если не поделится, ты всегда сможешь проклясть его на том свете, когда истечёшь кровью посреди древнего храма». Но от Дэхьи он получил лишь грустный взгляд. А от Сайно хриплое: — Ну, тогда нам придётся выяснить, насколько бесшумно ты двигаешься на самом деле. Тигнари дёрнул хвостом, который и так дрожал от ярости. Врачебная этика запрещала ему грубить умирающим, но Сайно не умирал, и Тигнари с чистой совестью оскалился в ответ: — Получше тебя, генерал Я-Схватил-Стрелу-В-Плечо. Сайно не смутился. Он так и сидел у стены, лениво свесив ладонь с колена, обмотанный бинтами, как раненый на поле боя, и ответил преувеличенно дружелюбно: — Лучше я, чем кто-нибудь ещё. На это у Тигнари не нашлось достойных возражений. В этом отношении — и ему сводило зубы от одной мысли — Сайно был образцом для подражания. Даром что после своей неудачной попытки собирался отправить внутрь Тигнари. Дэхья сжала его плечо. — Всё будет норма… — Нет, Дэхья, — оборвал Сайно. — Хватит с ним нянчиться. Либо он не издаст ни звука, либо сумеет увернуться, либо умрёт. — Два положительных исхода дают нам шестьдесят семь процентов, — не сдавалась Дэхья. — Зачем вообще туда заходить, если очевидно, что посоха там нет? Сайно скосил на Тигнари пустой взгляд. Помолчал с видом человека, который сорвёт голос до хрипоты, но поражение не признает. И вдруг хмыкнул: — Зато может быть подсказка, где его искать, — и повторил мысль Тигнари один в один: — Кто-то истратил много сил, чтобы проложить тебе путь. — И чтобы убить по дороге, спасибо большое. Но Тигнари уже знал, что Сайно прав. Что-то похожее сказала ему Дори в самом начале: Дешрет не мог пропасть вместе со своим самым известным символом власти просто так. Валука шуна считали посох аль-Ахмара своим по праву, и какой-то древний божественный жрец, очевидно, позаботился, чтобы после его смерти посох попал в правильные руки. Нарратив про достойнейшего из достойных. Знакомая сказка из каждой второй легенды. Тигнари вздрогнул: в коридоре было тепло, но на него волнами накатывал холод. Хвост беспокойно метался, прижатые к голове уши отказывались слушаться. Дэхья попыталась успокоить его снова: — Послушай, лисичка, тут никто не хочет, чтобы ты поймал себе стрелу, — и выразительно взглянула на Сайно, — даже если старательно делает вид. Мы, конечно, можем прогуляться за верблюжьей шерстью, но вряд ли кто-то кроме тебя… — Хорошо. Тигнари сглотнул вязкую слюну. Выпрямился. И повторил громче: — Хорошо. Я пойду. И если вы бросите мой труп посреди пустыни, — Сайно хмыкнул, Тигнари сверкнул на него глазами, — я прокляну каждого, обещаю. Сказав всё, что посчитал нужным, он отвернулся. Комната маячила перед ним зияющим провалом, танцующими тенями, абсолютной тишиной. Тигнари подпрыгнул, хрустнул коленями, выгнал из головы все мысли, кроме одной. Сайно он проклянёт весь род. Если у него с такой жизнью вообще будет кого проклинать. Смелости это не придавало, но Тигнари справлялся со страхом — а сейчас он определённо боялся — по-своему. Страх не прогонишь натянутым смехом и положительными эмоциями. Страх Тигнари мог только перекинуть на другой источник — а между смертью и Сайно он предпочёл бы бояться того, кто исцелял раны за секунды и источал опасность старательнее, чем пустая мёртвая комната. Дэхья, сама напряжённая побольше Тигнари, шепнула напоследок: — Ну, удачи, лисичка. Сайно красноречиво смолчал. Остальные мрачным конвоем тоже не говорили ни слова. Тогда Тигнари сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду — и на самых носках бесшумной тенью шагнул через факел прямо в ловушку.