Как поют пески

Чем-то это было похоже на тот вечер после руин, когда у Тигнари дрожали ноги и плохо укладывалось в голове осознание, что он сделал. Похоже — не учитывая, что вместо брезентовых стен их окружали панели под дуб, вместо раскладных стульев были офисные кресла, вместо шкатулки все смотрели на аль-Хайтама, а вместо ног у Тигнари дрожал хвост. Сайно был там, но Тигнари не успел и слова ему сказать: Дэхья усадила его рядом с собой и приложила палец к губам. Все молчали так сосредоточенно, что можно было расслышать хоровую барабанную дробь вместо сердечного ритма. Аль-Хайтам прокашлялся в кулак, будто собирался сделать важное заявление. Тигнари вдруг представил, как он репетирует в своей квартире перед зеркалом, выбирая одну из разложенных в хронологическом порядке рубашек и тестируя на Кавехе самые абсурдные слова. Кавех сидел тут же, по другую руку от Сайно, и хитро улыбался каждому, кто сталкивался с ним взглядом. — Давайте уже, — попросил Сайно, махнув последнему вошедшему. — Хайтам, что у вас? Дверь закрылась, щёлкнул замок, аль-Хайтам бережно достал из коробки (которая делала его похожим на курьера) целёхонькую шкатулку и поставил в центр стола. Прочистил горло снова. Вид у него был безумно довольный, насколько это было возможно с его отсутствующей мимикой — явно что-то нашли. — Итак, — начал аль-Хайтам медленно, — первым делом я отправил нашу находку на радиоизотопный анализ в лабораторию. И слоновая кость, и пробы красок показывают примерно одни и те же результаты: шкатулку сделали четыре с половиной тысячи лет назад, плюс-минус пара веков. Самый расцвет аль-ахмарской эпохи, как я и предполагал. — Ближе к делу, — поторопил Сайно. Аль-Хайтам сложил брови в недовольный излом. Темп его речи не слишком ускорился. — Образцы красок прогнали через масс-спектрометр. Кальцит, кварцевый песок, малахит — стандартные компоненты для того времени. Синий цвет в инфракрасном спектре даёт характерную люминесценцию, значит, шкатулку никто не перекрашивал и не реставрировал. — Хайтам, ближе к делу. Аль-Хайтам закатил глаза, открыл было рот, но Кавех, которого нетерпение буквально поедало заживо, бухнул на стол увесистую карту Магриба. — Зануда, — улыбнулся он, борясь с тем, чтобы углы карты не свернулись внутрь, — давай дальше я. Итак, мы глянули, где четыре тысячи лет назад добывались все эти штуки — в том числе самые редкие, кстати, в Археологическом музее в Рабате трётся столько умных стариков, я там чуть не умер от запаха… — кто-то подпёр дальний угол подставкой для флагов, Кавех обрадованно навис сверху. — В общем. Мы отметили раскопанные залежи минералов, плюс наиболее вероятные торговые точки… видите проблему? Тигнари видел целые созвездия точек — они покрывали всю карту от нынешнего Египта до Гибралтара, каждая была помечена своим цветом, скрупулёзным почерком кое-где были налеплены стикеры с пояснением. Тигнари готов был поставить свой хвост, что львиные морды в углах этих стикеров дорисовывал вовсе не аль-Хайтам. Сайно удостоил карту беглым взглядом. — Слишком много. — Вот именно! — Кавех хлопнул в ладоши. — И нет ни единой точки — хотя бы в радиусе километров двадцати, — где можно было достать всё и сразу. Тогда мы решили… — Я решил, — поправил аль-Хайтам. — …мы решили всё-таки зайти с другой стороны. Если мы возьмём другую карту… — Кавех нырнул под стол, показался оттуда с прозрачной калькой и расстелил поверх. Подумал, ругнулся и перевернул. — Получим вот это. Теперь поверх точек по кальке бежала яркая пунктирная линия. Она брала начало где-то в дельте Нила, скорее всего, в современной Гизе, и уверенно пересекала точки по всему северу континента — пока не останавливалась в Танжере, у самого Гибралтарского пролива. Там на кальке была ещё одна точка, особо жирная и не подписанная. — Это дорога Абджу, — подсказал Кавех после секундного молчания. В голове Тигнари забрезжила догадка. — Королевский тракт, красная дорожка для всех пустынных царей от их постоянных владений в любимую летнюю резиденцию. — Вряд ли Дешрет был одним из Виндзоров, — прохладно заметил аль-Хайтам, — но за метафоры высший балл. Сами видите — совпадает идеально. Все материалы можно было найти по дороге в крупнейший город на той территории, а в городе… — …а в городе у нас дворец Абджу. Они не отличались фантазией, когда придумывали названия, — Кавех с видом триумфатора ткнул пальцем в ту самую жирную точку на конце пунктира. — Мы проверили: во дворце таких поделок, как наша шкатулка, было навалом. Либо её сделали там, либо продали туда. — В любом случае, с вероятностью в девяносто процентов дворец Абджу — это единственная наша подсказка. И с вероятностью в тридцать пять — единственная верная. Они закончили перебивать друг друга: Кавех качнулся на стуле, аль-Хайтам сел с видом парламентёра, завершившего выступление в Генеральной Ассамблее. Его скромная рубашка преподавателя-холостяка вдруг напомнила Тигнари о Тадже, и он потряс головой, прогоняя ассоциации. Сайно задумчиво стучал пальцами по столу. Пока он ничего не озвучил, говорить за него никто не смел. — А ты что скажешь? Он снова смотрел на Тигнари — учтиво и внимательно, будто важнее мнения для него в этом конференц-зале не существовало. Хвост задел кончиком столешницу, напомнив, что у них есть ещё одна неразрешённая проблема. «Господин аль-Фахим, помните, на кого вы работаете, хорошо?» — Да, — Тигнари прочистил горло, — насколько я знаю, это возможно. Валука шуна пользовались дорогой Абджу — на ней удобно было торговать, её хорошо защищали от разбоев. Если верить моей бабушке, пройти по дороге до самого дворца и отдать почести Алому Королю было чем-то вроде паломничества для сильных верой. Шкатулку могли продать во дворец. — Значит, дворец Абджу, — Сайно кивнул, будто разрешение давал. — Но судя по тому, что Кавех сейчас со стула навернётся, это не всё? Кавех надулся, и вокруг стола прокатились смешки. Лицо аль-Хайтама стало кислее, чем обычно. — Мы не сможем просто доехать до Танжера и прогуляться по развалинам, — сообщил он тоном, каким выражают соболезнования о смерти человека, которого все ненавидели. — Дворец Абджу раскопали ещё в середине восемнадцатого века, а когда Наполеон занялся египетским походом и англичане заблокировали Гибралтар — разграбили подчистую. Сейчас там стоят голые стены, и больше ничего. Сайно молчал. На этот раз дольше. — Разумеется, — вздохнул наконец, — ни одного дела без европейцев. И куда всё вывезли? — Тут замешаны не нацисты, можешь расслабиться, — подбодрил Кавех. — В общем, как было дело: пока англичане и французы занимались своими разборками, марокканцы пытались держать британский флаг подальше от своих земель. Они очень активно договаривались с Наполеоном, и им было не с руки смотреть на эту возню у своих берегов. Наполеон отправил к ним пару кораблей, чтобы поддержать легенду о вторжении в Ирландию, французы высадились, посмотрели, что раскопки выглядят симпатично… ну и умыкнули всё, что плохо лежало. У собственных союзников. — Значит, французы? — Ты подожди, это ещё не конец, там такая история! В общем, они запрятали всё ценное на кораблях, а потом, когда в Гибралтаре поутихло, решили вывезти по морю в Марсель. В обход Наполеона, конечно. Но они даже из Альборана не выбрались, — Кавеха затрясло от смеха, — на них напали. Причём все и сразу — марокканский флот, который заметил кражу, англичане, которые завелись на французский флаг, и — моё любимое — испанские пираты, которые просто грабили всех подряд. Тигнари не знал, как у Сайно не заканчивалось терпение, но Кавех рассказывал слишком экспрессивно — видно, ему прощалось. Вот из кого вышел бы учитель мечты, если бы вся его наука не строилась на взрывах. — Судя по тому, что мы… — Я, — снова любезно вставил аль-Хайтам. — …мы нашли по записям, заварушка была та ещё. Потонули все — в том числе французский корабль с награбленным. Никаких победителей, только проигравшие, — Кавех притих, выжидая момент; Сайно махнул рукой. — А дальше начинается самое интересное. Через сто с лишним лет судно вместе со всем добром спокойно вытаскивают у берегов Валенсии, представляете? Испания долго ругается с Францией, мне попадались теории заговора, что именно из-за этого кто-то пролоббировал Конвенцию об открытом море, но ребята с форумов до сих пор не поняли, кто именно… — Кавех, — тут уже Сайно не выдержал, — просто скажи, куда это увезли. Испанцы или французы? — Только бы не испанцы, — прошептала вдруг Дэхья. Тигнари дёрнулся: он совершенно забыл, что она сидит вплотную к нему. — Проклятье, только бы не испанцы… Кавех широко улыбнулся: — Всё, что нашли во дворце Абджу, сейчас спокойно лежит за стёклышком, — и, потянувшись, сочно хрустнул пальцами, — в самом центре Барселоны. Тигнари прерывисто выдохнул. Первый раз за это время ему захотелось, чтобы на столах у них, как в настоящем конференц-зале, стояли бутылки воды. Чтобы он мог потянуться за одной и вылить себе прямо на голову. — Колоннадский музей. — Бинго, друг мой! Археологический фонд Клоса. Но… Вот теперь Дэхья звучно выругалась: — Ну, твою мать, почему всё-таки испанцы! Тигнари стоило бы обидеться: его испанский паспорт разозлил бы Дэхью только сильнее. Видимо, Сайно не успел никому рассказать и худшее было ещё впереди, но сейчас он слышал все голоса как за толстым стеклом. Колоннадский музей. Барселона. Сколько часов они с матерью провели, гуляя по залам и разглядывая экспонаты? Сколько раз Тигнари терялся и находился по выставкам, пока не выучил каждую наизусть? Сколько раз мог проходить мимо подсказки и даже не понял, что это она? — Но это тоже ещё не всё, — аль-Хайтам снова прокашлялся, Кавех надулся, костяшки пальцев Сайно побелели. Тигнари заставил себя слушать дальше. — У фонда с некоторых пор проблемы с финансированием. С прошлого месяца они ведут переговоры с аукционными домами… — Они продают часть коллекции, — оборвал Сайно. Его мрачным голосом это прозвучало как судебный приговор. Аль-Хайтам даже не выказал недовольства от того, что его прервали. — Мы не знаем, что и в каком количестве, не знаем конечного покупателя, не знаем дату сделки. Но — да, они продают часть коллекции. — Выяснили, кто в главных претендентах? — У них на сайте не висит открытый тендер, — вот теперь аль-Хайтам оскорбился. — Могу только догадываться. Точно подключатся Сетдарт и Ансорена, французы, возможно… Арткьюриал, если здесь хоть немного заинтересованы в возвращении экспонатов на родину. И, конечно, Сотбис. — Вот уж кто в каждой бочке затычка, — пожаловался Кавех тихо. Тигнари оценил его попытку разрядить обстановку, но столешница под его руками буквально трещала миниатюрными разрядами молний. Если бы Сайно сейчас запустил свой стул в окно, он бы не удивился: это снова была понятная, чистая злость. — Сотбис нам не переиграть, — но голос Сайно был удивительно тихим для его напряжённого лица. — Как только ценности из Абджу покинут музей и окажутся в аукционном доме — мы их не найдём. — Сайно, друг мой, я тебя люблю, но мы даже не знаем, что искать. — Именно поэтому нужно отправляться сейчас — пока экспонаты ещё лежат в одном месте, а не разбросаны по частным коллекциям. В зале снова повисла тишина — острая, знакомая, давящая напряжением тишина. Тигнари мог не поворачиваться к Сайно: его взгляд ощущала на себе каждая клеточка его бедного тела с испанским гражданством. Вслух Сайно ничего не сказал, но ускорившееся сердцебиение с головой выдавало, насколько огромная скорость была у его математических расчётов — теперь, когда пользу Тигнари с учётом новых вводных следовало высчитать заново. А потом Сайно встал. Взмах руки — и кто-то с другого конца стола принялся скатывать карту в рулон. Ещё взмах — аль-Хайтам упрятал шкатулку назад в свою курьерскую коробку. Послышался характерный скрип пенопласта, за которым голос Сайно казался ещё более жутким. — Хорошо. Сейчас, — Сайно почему-то улыбался, но выглядел так кровожадно, что Тигнари решил, что ему кажется, — поднимут руки те, у кого ещё действуют испанские визы. И кто не успел, — быстрый взгляд на Дэхью, — запретить себе въезд в страну с привлечением Разведывательного центра. Дэхья громко застонала: — Кто же знал? Сраный Маспаломас! — Что случилось в Маспаломасе? — спросил Тигнари шёпотом. — Напоишь меня до того состояния, какое было там, — и я тебе расскажу. Тигнари не стал приставать: Дэхья выглядела слишком расстроенной. — У нас нет времени разбираться с нелегальным въездом, — поторопил Сайно, — и я не хочу в центре Барселоны толпу с плакатами, зачем мы там. Руки. Подразумевалось само собой, но Тигнари поднял свою. Он насчитал в воздухе ещё человек десять — ни Дэхьи, которая молча легла головой на стол, ни Кандакии, которая поймала его взгляд и грустно улыбнулась. Рашид сидел в углу, вычерчивая пальцами узоры на столешнице. — Хорошо. Хайтам, Кавех, Фахим, Шохрэ… — Сайно назвал ещё пару имён, которые Тигнари слышал впервые. И снова обернулся к нему: — Как у тебя с каталанским? — Pitjor que l'espanyol, — вздохнул Тигнари. За что ему всё это. — Немного говорю, но испанского в Барселоне хватит. Сайно выглядел вполне удовлетворённым: шестерёнки в его голове снова принялись подставлять в формулу пользы Тигнари новые переменные. Тигнари не стал смотреть по сторонам, чтобы не ловить на себе удивлённые взгляды больше дневной нормы, но Дэхья сидела рядом, и у неё замечательно вышло пнуть его коленом: — Так ты у нас полиглот? Тигнари выдал лучший мучительный взгляд из своего арсенала. Он как раз подумывал обменять свои языковые таланты на секрет Маспаломаса — но не успел. — Вылетаем послезавтра, — объявил Сайно отрывисто. — Двух дней нам хватит на подготовку плана, затягивать и рисковать я не хочу. Остальные возвращаются в Абу-Даби, будьте готовы сняться в любой момент и в любую точку. Дэхья… — За главную. Поняла. Они обменялись кивками, Сайно скомандовал: «Свободны», — и зашуршали отодвигаемые стулья. Самое странное военное совещание в жизни Тигнари — посреди конференц-зала трёхзвёздочного отеля — завершилось. И Тигнари, глядя вслед спине Сайно, вспомнил. — Сайно! Тот обернулся. Вблизи его распущенные волосы походили на безжизненную мочалку куда больше, чем казалось в хвосте: явно старалось время на свежем воздухе и беспощадное пустынное солнце. Персикового шампуня, подумал Тигнари вдруг, ему было бы недостаточно. Он даже потянул носом в секундном стремлении разрешить эту загадку, но от Сайно пахло только отельным мылом и табаком. — Проблемы? — Мне нужно поговорить, — Тигнари замер в шаге от него. Сайно не развернулся с концами, но и уходить не спешил; его взгляд плавал по лицу Тигнари без фиксации на конкретной точке — скорее всего, вместо Тигнари Сайно видел перед собой план Колоннадского музея. — Это… это про Таджа. Он угадал верно: в глазах Сайно, глубоко посаженных и тёмных, мелькнул застарелый интерес пополам с удивлением. — Откуда… — начал он, но мотнул головой. Мимо, обмениваясь гневными «а если бы мы тогда не заказали красное сухое…», прошли Дэхья с Кандакией. — Ладно. Не здесь. Тигнари предпочёл не возражать и не напрашиваться на колючий взгляд почём зря, и Сайно повёл его наверх, к выходу. Они миновали ресепшен и парадный вход, свернули за угол и оказались под табличкой для курения. Тигнари едва не пробрало смехом — Сайно так мило пёкся о штрафах, разворовывая культурное наследие страны, — и учитывая, как часто его в присутствии Сайно тянуло рассмеяться, кажется, это сдавали нервы. Тигнари и без того чувствовал, что вся эта охота за сокровищами оставит от них горку пепла, но необходимость лететь в Испанию всё только усугубляла. В Испании он не был пять лет, родителей в последний раз видел тогда же, и он в эмоциональной мясорубке ещё не успел понять, хочет ли видеться с ними в таких условиях. Тут же перед глазами встал семейный ужин на террасе в загородном домике: «Мама, папа, знакомьтесь — это Сайно, мой незаконный наниматель, наёмник, вор и просто не самый приятный человек». А ведь если мама узнает, что он в Испании, таким же враньём, как для Коллеи, он не отделается. От мыслей на совершенно далёкую тему его оторвал щелчок зажигалки. Сайно затянулся, мрачно и с чувством, выпустил дым. — Откуда ты знаешь про Таджа? Тигнари сглотнул. Сам к нему пришёл, подбадривал смелый голосок в голове, уже поздно сдавать назад. — Он мне представился, — Тигнари набрал в грудь побольше воздуха, Сайно сменил свою хмурую маску на маску вежливого удивления. — Когда вчера вечером поймал меня прямо в туалете. Тигнари вкратце пересказал весь эпизод, постаравшись свести на нет свою роль в спаивании Рашида и одновременно выгородить самого Рашида. Только сейчас он задумался, что Сайно приставил к нему охрану вовсе не на случай внезапного похищения в центре города — а чтобы не произошло того, что произошло. Во всяком случае, он злился. Пока тихо, одними глазами, но и катакомб поблизости не наблюдалось — а если какую-то эмоцию Сайно Тигнари и успел хорошо изучить, так это злость. Алый цвет в его радужке в такие моменты загорался совершенно по-особенному. Когда голос Тигнари ослабел и затих, Сайно делал последнюю затяжку. Окурок улетел в мусорное ведро, Сайно выпрямился. Вид у него был усталый: вряд ли он спал полноценные восемь часов. Если подумать, после того таинственного разговора в номере (о котором Тигнари не стал бы спрашивать даже со смертельной угрозой на хвосте) Тигнари ни разу не слышал за стеной признаков жизни. — Прежде всего, — голос Сайно звучал не в пример спокойно, — откуда ты решил, что мы знакомы? — Он назвал тебя махаматрой. И сказал… сказал, что ты «ни капли не изменился». Сайно вдруг усмехнулся краешком губ: — Давно я этого не слышал. Махаматра, — и сложил руки на груди. — Теперь меня интересует вот что: ты пришёл поделиться или рассчитываешь на объяснения? Тигнари дёрнул ухом. Как же легко он раздражался от этой снисходительности, будто у них разницы не шесть лет, а шестьдесят. — Твой знакомый зажал меня в туалете с пистолетом и самую малость мне поугрожал. Естественно, я хотел бы знать, откуда он свалился. И как же легко Сайно это раздражение игнорировал. — Когда-то я работал на Таджа. Больше нет, — вздёрнутый подбородок давал понять, что на этом акция «поделись информацией, которая может оставить меня в живых, пожалуйста» окончена. — Если теперь он работает на Сангема-бай, это ровным счётом ничего не меняет, но спасибо, что решил рассказать. Долю секунды Сайно смотрел на табличку с сигаретой взглядом хронического курильщика, раздумывая, достать ли ещё одну. Когда он повернулся к Тигнари спиной, оканчивая не только акцию, но и разговор в целом, Тигнари окликнул снова: — Почему ты не держишь Дори в курсе дела? «Это избавило бы меня от неприятных встреч в туалетах, знаешь? За последнюю неделю я и так волновался за свою жизнь больше положенного». Сайно скосил взгляд за плечо. — Ей необязательно знать все нюансы. Мою работу это только тормозит. — Ты не собираешься отдавать ей посох, верно? Тигнари выстрелил в самый лоб — всеми своими подозрениями и гневом, которые прямо в груди слились в тяжёлую пулю. Несмотря на аномальный для Марокко холод, солнце жарило его голову сильнее обычного: мысли спекались до состояния кома, не оставляя даже шанса взвесить следующие слова. Тигнари говорил то, что думал. И Сайно своей честностью он снова не впечатлил. — А если не собираюсь? Что тогда? Тигнари шумно втянул воздух, но взгляд не отвёл. — Ты знаешь, на каких условиях я работаю. — И тем не менее Таджу о наших планах ты не сказал. Тигнари пришлось прикусить язык: Сайно вскрывал своим скальпелем самую суть. Что-то в нём вчера — даже при виде пистолета — грудью встало на защиту секретов парня, который не стеснялся выказывать ему своё презрение и сам свои секреты охранял получше дракона на горе золота. «Этот валука шуна на моей стороне». — Хорошо, упростим задачу, — вздохнул Сайно, пока Тигнари безуспешно пытался отыскать в клубке мыслей правильный ответ. — Ты ждёшь, что я предложу тебя перекупить? «Сколько денег тебе нужно, чтобы ты работал только на меня» — ты это хочешь услышать? Тигнари широко распахнул глаза. Уши встали торчком: даже инстинктивно тело сомневалось, всё ли он правильно понял. — Или, — продолжал Сайно, будто не заметив, — сделаем ещё проще. Теперь ты знаешь, куда мы летим и что ищем. Собираешься доложить об этом Таджу? Или Сангема-бай? Не отрывая взгляда, Тигнари покачал головой. Сайно цокнул языком. — Самое худшее, что случится, — Тадж сядет мне на хвост и немного замедлит мои поиски. Говори, не стесняйся. — Нет, — огрызнулся Тигнари, — не собираюсь я никому докладывать. Мой расклад это не изменит, а я, кажется, инструмент, а не сломанный телефон. Что-то в лице Сайно как будто потеплело — может, он и не поверил до конца, но ответом остался доволен. Он прошёл мимо дрожащего от злости Тигнари и всё-таки достал вторую сигарету. — Тогда и я кое-что скажу, — предложил он, затягиваясь. — Я не собираюсь тебя покупать и не собираюсь делиться планами насчёт посоха. В моём деле всё решает не договорённость на словах, а лучшее предложение цены, и таких у меня будет больше одного. Тигнари присел на кованую скамейку, лишь бы было не так очевидно, что всё его тело от кончиков ушей до пяток ходит ходуном. Теперь Сайно смотрел на него сверху вниз, но кипяток вместо холодной головы это мало беспокоило. — Значит, ты не отдашь Дори посох. — Отдам, пока лучшую цену предлагает она. А ты подумай вот о чём, — Сайно стряхнул пепел, тонкий дымок тут же унесло ветром. — Останешься на стороне Сангема-бай — и получишь свои деньги с шансом один из ста. Останешься на моей — они твои в любом случае. — Разве это не называется «покупать»? — Это называется «дать выбор». Если бы у тебя не было других вариантов, — Сайно усмехнулся, сощурился на дым, — я бы получил валука шуна бесплатно. Злость пришла ясная и бурлящая — по щелчку, которого Тигнари даже чутким слухом попросту не уловил. Эта злость смыла из головы любые вопросы — что с ним не так, почему он пытается переманить Тигнари на свою сторону, какой ему резон держать рядом с собой ненавистный триггер, снова что с ним не так, — но заставила в одно мгновение вскочить на ноги, махнуть хвостом, оказаться лицом к лицу с Сайно и его сигаретой. Совсем как тогда, в палатке, но тогда Тигнари злился стихийно и просто на Сайно — без конкретики, на сам факт его существования. Теперь Тигнари злился на то, что им пытаются помыкать. Он недолюбливал открытые угрозы, но такие — спрятанные за сотней слоёв иронии и «делай что хочешь» — злили до белого каления и цветных вспышек перед глазами. И вот так, щедро сцеживая яд с губ, Тигнари заявил Сайно в лицо: — Так слетай в Конго и возьми себе бесплатного. Maldito sea, если я теперь ещё и товар на полке, на мне можно здорово сэкономить, не думал? Он даже ладонь занёс, сам не зная, что собирается сделать — короткое замыкание в мозгу твердило, что наградить бесящее лицо пощёчиной, — но Сайно с лёгкостью её перехватил. Тоже совсем как тогда, в первую встречу, но на этот раз он держал крепче, почти с болью. — Прекрати, — сказал тихо и чётко. — У меня нет ни времени, ни желания разбираться с твоими психами. Если он надеялся, что боль Тигнари отрезвит, то надеялся зря. — Мне плевать — бери вместо Барселоны билеты до Киншасы и устраивай там кастинг на валука шуна твоей мечты. А меня — оставь — в покое. Сайно усилил хватку. Запястье затрещало в его пальцах. — И как это тебе поможет? — А, теперь ты мне помогаешь? — сухой смех, перемешанный с болью, застрял у Тигнари в глотке. — Теперь тебя заботит моя жизнь? Она, если ты не заметил, с некоторых пор полетела вниз с двадцатого этажа! — И это только твои проблемы, верно? Они застыли почти вплотную друг к другу — яростный взгляд против сверхъестественного спокойствия. Запах табака закрадывался в ноздри, запястье протестующе ныло, в голове было абсолютно пусто. Почему Сайно так легко было разозлить отсутствием новостей и занудством аль-Хайтама, но когда Тигнари закатил перед ним настоящую истерику — у него ноль человеческой реакции? И как, ради всего святого, он всегда бил по мозгам Тигнари точно в десятку? — Больше всего, — ласково сказал Сайно едва не в самые его губы, — я не люблю людей, которые не доводят начатое до конца. Ты доказал, что готов остаться на моих условиях, а теперь идёшь на попятную, потому что я снова тебе чем-то не понравился. Либо вырастай из своего сказочного детства на раскопках, либо… Он осёкся. Тигнари сжал пальцы с такой силой, что ногти врезались в ладонь до мяса. — Либо что? Сайно смотрел на него с изучающим прищуром во взгляде. А затем вдруг отпустил. — Я не хочу на тебя злиться, — сказал на выдохе. — Ты всё равно что ребёнок, которого бросили учиться плавать в бассейн к акулам. Хочешь знать, почему мне нужен именно ты? Тигнари, оглушённый такой внезапной сменой тона, тряхнул запястьем. Кивнул. Боль хлынула из тела, а вместе с ней шла на попятную и злость, утекая так же внезапно, как и появилась — у него даже не получилось как следует обидеться на «ребёнка». — Я изучил всех валука шуна, которые живут в больших городах и которых есть шанс привлечь, — сообщил Сайно своей сигарете. — Раз уж от этого не отвертеться, я бы предпочёл максимизировать пользу. Кроме тебя во всём мире есть только трое, которые могли бы оказаться полезны — это твои родители, — по губам острым лезвием скользнула улыбка, — хотя я не уверен насчёт отца. И один селекционер из Индонезии. А так уж сложилось, что мне в Индонезии не нравится. На смену злости пришло ледяное спокойствие — и Тигнари сухо усмехнулся. Его почти не задел тот факт, что какой-то из дней своего отдыха Сайно действительно потратил на то, чтобы нарыть в интернете его биографию. — Я просто меньшее из зол. Понятно. — Ты создаёшь проблемы на каждом шагу и плохо идёшь на сотрудничество. Не обольщайся слишком сильно, — Сайно потушил вторую сигарету, отряхнул ладони. — Но теперь, когда ты здесь… я считаю, что ты принесёшь больше пользы мне, чем Сангема-бай или Таджу. И у тебя впереди прекрасный шанс это доказать. На этом их очередной напряжённый диалог действительно был окончен: Сайно двинулся по вымощенной дорожке назад в отель, не заботясь, что ему ответит Тигнари и идёт ли он за ним вообще. Тигнари следил за его спиной до тех пор, пока она не скрылась за углом — только тогда он выдохнул и без сил опустился обратно на скамейку. «Останешься на стороне Сангема-бай — и получишь свои деньги с шансом один из ста. Останешься на моей — они твои в любом случае». Хотел бы Тигнари знать, какую игру Сайно ведёт.

***

Следующие два дня Тигнари провёл далеко в собственном прошлом. Он смотрел на расстеленный прямо по полу план Колоннадского музея, закрывал глаза, делал глубокий вдох — и снова оказывался посреди светлых колонн, альковов и древности. Его палец вслепую бродил по нижним этажам, делая остановки там, где он останавливался наяву много лет назад и часами смотрел на статую фараона или простую глиняную канопу. Вместо Сайно рядом улыбалась его мама, вместо голоса аль-Хайтама звучал её голос, чистый и звонкий — как призма, которая впитала историю и преломила её в сказку. Они сравнивали планы с фотографиями экспозиции, обошли список всех коллекций, заставили Тигнари тысячу раз повторить всё, что он оттуда запомнил, пока у него язык не начал приклеиваться к нёбу. Сайно хотел заранее понять, что они ищут. — Вот эта канопа выглядит симпатично, гляньте. Зевая на кровати, Кавех повернул к ним ноутбук. Аль-Хайтам удостоил её лишь беглым взглядом. — Это эпоха Гюрабада. Ищи дальше. Кавех зевнул ещё шире. Больше от него предложений не поступало. Той ночью Тигнари чувствовал себя как в пустыне: в номере Сайно было слишком жарко для такой толпы людей, он вымотался без особой работы, а ещё на него со всех сторон давил груз невидимой, но очень тяжёлой ответственности. Время от времени Сайно поднимал голову из своего загадочного никуда и задавал очередной ни к чему не ведущий вопрос — сможет ли Тигнари почувствовать магию, есть ли среди этих предметов что-то, чем пользовались валука шуна, не запомнил ли он чего-то странного из детства. Тигнари на всё качал головой, и коэффициент его полезности, кажется, таял на глазах. Утром Марракеш покинули все, кому повезло больше. Дэхья нашла его спящим прямо на полу в горе распечаток, шумно и громко попрощалась, и Тигнари сквозь тяжёлые веки только и успел, что увидеть её широкую улыбку. Ему стало интересно, что они собираются делать с военными ранглерами и прочим добром — не оформлять ведь как дополнительный багаж, — но спрашивать уже не было сил. После завтрака всё повторилось: планы, ощущения, «а ты не мог» — нет, Тигнари не мог. Его не оставляла мысль, которую в голове с новой пустой находкой переваривал каждый из них. Чем дальше, тем больше это действительно напоминало погоню за призраком. К обеду у них осталось не так много экспонатов в копилку «возможно». Каменная стела, на которой аль-Хайтам разглядел свои любимые космические мотивы. Коллекция ушабти, которых нашли в могиле жреца — ничего примечательного, но верная датировка. Кучка золотых украшений с иероглифами, которые из-за пиксельной дроби не поддавались расшифровке. Около сотни листков папируса — с той же логикой. Тем днём Сайно впервые пришлось признать, что им может понадобиться план Б. — Вломиться в хранилище, — говорил он так спокойно, будто предлагал заказать в номер гавайскую пиццу, а не ограбить музей. — В залах наверняка выставлены не все экспонаты. Бо́льшая часть будет пылиться на складе. На этой точке Тигнари уже перестал чему-то удивляться. И всё равно детское понятие справедливости и верховенства закона кольнуло по груди тонкой швейной иглой: он ради этого путешествия залез слишком глубоко в прошлое, и теперь… теперь каждую секунду перед глазами стояло мамино лицо с грустной улыбкой. Она журила его так, будто он съел лишнюю конфету: «Нари, солнце, во что же ты ввязался?» Деваться было некуда. Этот вопрос дробил ему дыры в мозгу всё то время, что они продумывали запасной план на случай цивилизованной неудачи. Во что же он ввязался? Им предстояло наведаться в музей — при плохом раскладе незаконно — и проверить неизвестно что на предмет неизвестно чего. Если вся работа охотников за сокровищами была такой, Тигнари начинал думать, что им несправедливо много платят — а он несправедливо много нервничает. — Ты понадобишься нам в хранилище, — сказал Сайно тем вечером, прямо и без обиняков. — Если то, что мы ищем, связано с валука шуна, мы должны об этом знать. Если предмет магический — мы должны об этом знать. Отсидеться не получится. Наверное, только они вдвоём и знали, что Сайно не ставил перед фактом, а заботливо предупреждал. Силой Тигнари никто не держал — но даром убеждения и правильным давлением Сайно мог бы пробить себе быстрый путь в политическую верхушку. Тигнари повёл плечами. — В худшем случае меня отправят в тюрьму. Это ставка получше, чем в прошлый раз. Сайно молча кивнул. Больше к теме его участия не возвращались. На третий вечер они вылетели в Испанию.