— Ну, надо же! Моя любимая лисичка!
Дэхья сидела поверх груды брезента, которому предстояло стать палаткой, и скалилась так широко, что посреди буйной листвы и тяжёлой тропической влаги её впору было принять за тигра. Она махала Тигнари любимым дробовиком, но Тигнари, который успел по ней соскучиться, это уже почти не волновало.
Кажется, он привык.
В объятия к Дэхье на крыльях горячей любви он не полетел, но по хвосту прошлась приятная дрожь — хороший знак. Тигнари улыбался ей, кажется, впервые с тех пор, как на кухне домика в Барселоне обнаружил аль-Хайтама спящим лицом в стол. Кавех поставил рядом с ним автоматический освежитель воздуха и дождался, пока «Морской бриз» прыснет ему прямо на голову.
Тигнари подминал прохладную траву, чувствуя на ней остаточную влагу: ему разрешили снять ботинки, но от казённой униформы он всё равно не отделался. Наёмники снова выглядели как наёмники; Сайно вдобавок обзавёлся солнечными очками, и теперь прочитать выражение его лица стало ещё сложнее. Пусть до самых джунглей он ухитрился практически не испортить Тигнари настроение, но, когда Дэхья кончиками пальцев прошлась по его макушке и спросила:
— Наш генерал напугал тебя до усрачки, или обошлось? — Тигнари не нашёлся с ответом.
Он понятия не имел, как описать Барселону. Яркое пятно впечатлений, которое потускнело с перелётом и переездом — Барселону они покинули без проблем, но Барселона осталась проблемой у Тигнари на душе. До Мадагаскара добирались в общей сложности больше суток, и то лишь потому, что Сайно страховался отсутствием хвоста. Он наконец-то начал Тигнари что-то объяснять.
В Антананариву они заночевали в очередном съёмном домике, на этот раз с бамбуковым забором и аляповатыми граффити на стенах — Тигнари снова под чутким присмотром Мади, Сайно снова без сна. Тем вечером, спустя почти двадцать четыре часа молчаливого пакта о ненападении, Сайно созрел для разговора.
— Фахим прислал сводку, — сказал он, щёлкая осточертевшей зажигалкой. — На раскопках спокойно.
Тигнари сидел на подушках, без особого интереса листая брошенную кем-то книгу — явно не команды, лёгкий роман на французском, которого Тигнари всё равно не знал. Сайно встал у самого забора, выдерживая достаточную дистанцию, если Тигнари поймает очередную истерику и попробует на него накинуться.
Тигнари кивнул. Он и сам умел считать, он видел, что почти половина испанского отряда так и осталась в Барселоне — можно было догадаться, с какой целью. Сайно выполнял обещание. За его матерью присматривали.
— Решил, что тебе стоит быть в курсе, — продолжал Сайно тише, чем следовало бы. Тигнари навострил уши: показалось, или в его голосе скользнуло что-то отдалённо похожее на… — Ты рискуешь больше, чем все остальные. Если что-то случится, я дам знать.
Он осторожно тыкал в грудь Тигнари палкой, проверяя на наличие зыбкого чувства симпатии. Но вместо застрявших в глотке слов, которыми стоило бы это чувство передать, Тигнари неохотно выдавил:
— Рад слышать. А теперь спокойной ночи, я иду спать.
Он хотел было подняться, но зачем-то так и остался сидеть, придавленный ненавязчивым:
— Постой, — Сайно глубоко затянулся, спрятал яркую радужку за веками. — Я… хм. Видишь ли, я ждал, что мне пришлют перепуганного щенка, который и шагу без наставлений ступить не может.
— А тебе попался перепуганный щенок, который чуть что лезет кусаться. Прости, но быть ещё и щенком дрессированным я не собираюсь.
Злость вспыхивала с одной искры, по мановению руки. С Сайно
можно было разговаривать по-человечески — когда он ловил дзен и топил свои волны ненависти в буддистском отрицании. Вся проблема была в том, что этого не поймёшь, пока он не откроет рот, а Тигнари предпочитал даже на мирных переговорах прятать в белом флаге меч. И бить этим мечом первым, раз уж на то пошло.
Он не простил Сайно свой выбор без выбора. Не простил, что подставил ему болевую точку — а Сайно за неё зацепился.
— Нет, — отрезал Сайно. — Мне попалась настоящая заноза, которая, если мне не изменяет память, дважды рискнула жизнью, — взгляд за завесой дыма походил на два сверкающих в темноте огонька, — и продолжает рисковать и дальше. Странное качество для вчерашнего врача.
Тигнари недобро сощурился, уколотый напоминанием, как острой иглой:
— Ты снова пытаешься в чём-то меня обвинить?
— Тигнари, я пытаюсь сказать, что ты хорошо справляешься.
Сайно выпустил дым в тёмное вечернее небо, усеянное полотном звёзд — а Тигнари так и застыл с французским романом в руках. Ему ведь не послышалось, верно?
— Что, прости?
Глаза у Сайно чуть потеплели. И он размеренно повторил:
— Ты хорошо справляешься. Мне не стоило начинать с того, с чего мы начали, но…
Тигнари молча смотрел на него, пытался построить в голове одну логическую цепочку за другой — но ту самую, правильную, которая объяснила бы, какого чёрта Сайно так себя ведёт, не находил. Тот самый диалог, который вёл к тому, что Тигнари снова на него взъестся — не строился. И звенья рассыпались в голове одно за другим, отдаваясь фальшивым звоном в ушах.
— От любого в команде я ждал бы того же, что делаешь ты, — добавил Сайно тихо. — От тебя не стоило, но ты всё равно делаешь. Даже больше положенного. Ты сообразительный, схватываешь на лету, не боишься рисковать. Так что — да. Для простого сурдолога ты довольно… исключительный.
Тигнари прошёлся языком по губам, абсолютно потеряв ориентиры в пространстве. Ощущение было такое, будто подушку из-под него выдернули, а взамен дали коврик с острыми гвоздями. Он ведь не мог настолько впечатлить Сайно своими навыками вранья, чтобы выписывать ему благодарность, к которой Сайно ничто даже не подталкивало. Здесь
должен был быть подвох.
Но пока Тигнари не мог подвоха понять, оставалось только идти привычной тактикой.
— А всего-то и дел было — сказать мне правду. Не так уж тяжело, верно?
Он надеялся хотя бы уколами раздражения вытянуть из Сайно что-то… более знакомое. Сейчас точно должно было что-то выплыть — приказ позвонить и соврать в лицо Дори, необходимость вынести золотой запас Мадагаскара, желание посмотреть, как Тигнари ходит на голове, наконец.
Но Сайно лишь затушил окурок и вздохнул:
— Вряд ли тяжелее, чем тебе даётся моя жизнь. Эту ошибку я повторять не буду, — он взял новый рекорд в прыжках до вершин удивления Тигнари и, всё-таки смягчив голос, добавил: — А теперь советую действительно идти спать. Нам долго добираться.
Он отвернулся, вряд ли рассчитывая на ответ. Кажется, самый странный их разговор исчерпал свою главную тему.
Тигнари кашлянул. Прямо сейчас, растерянный и на остатках куда-то испаряющейся злости, он видел лишь один способ проверить, не спит ли вообще и не стал ли этот новый Сайно какой-то его галлюцинацией.
— Раз уж ты сегодня встал с правильной ноги, можно мне пистолет?
— Хорошая попытка, — оценил Сайно вполоборота, — но нет.
Бамбук звонко ударился о бамбук. Тигнари остался смотреть на французский роман и видеть во всей ситуации определённые параллели — французский он не понимал точно так же, как не понимал сейчас Сайно. Который пошёл говорить с ним не для того, чтобы приказать что-то сделать, а для того, чтобы снизойти до «хорошо справляешься».
Зато Тигнари понял, что не спит. Велика радость.
Конечно, с Сайно сталось бы проиграть Кавеху в карты и пойти говорить Тигнари то, чего он в жизни бы не сказал. Но самые простые догадки Тигнари не любил, а самые сложные казались ему чем-то за гранью реальности. Потому что самая сложная заключалась в том, что его только что повысили.
Как сказать об этом Дэхье? Как сказать, что Сайно, прокатив его на американских горках от истерик до панических атак (хорошо, паническая атака не была его виной, но всё же), наконец сбавил скорость вагончика?
И Тигнари ограничился тем, что сказал ей:
— Мы ограбили мой любимый музей.
Дэхья в ответ звонко рассмеялась:
— О да, мы смотрели новости, вот это была феерия! Давай-ка дождёмся, пока мои волосы перестанут пушиться от местной влажности, и ты мне всё расскажешь. В мельчайших подробностях, слышал?
Тигнари был уверен, что Сайно рассказал ей более чем достаточно — наверняка не забыв про его приступ паники, — но проникновенный тон Дэхьи помогал легче дышать. Тигнари был рад её слышать.
Ранглеры и разбитые палаточные грибы неровным кругом окружали их новый лагерь — бурно заросшую поляну в сердце тропиков, в паре километров от безлюдной части каменного леса. Над кронами клубился туман, застилавший собой верхушки скал, где-то в ветвях перекрикивались туканы, жаркая влага облепляла лицо и мешала дышать — всем, кроме Тигнари. Тропический лес явно не был ему домом, но, по крайней мере, здесь было комфортнее, чем в пустыне.
Неудивительно: именно в таком климате эволюция и приказала ему жить. Тем не менее на все расспросы аль-Хайтама Тигнари не сказал ничего толкового — они понятия не имели, что должно было ждать их на Мадагаскаре. Валука шуна, как Тигнари помнил, сюда не добирались: это было слишком далеко от безопасного сердца континента. И он решительно ничего не знал о том, почему звёздная карта после тысячи проверок координат указывала именно на этот остров.
[ — Если здесь и жили валука шуна… — Тигнари замялся, придавленный сразу двумя пристальными взглядами, — я могу назвать только два варианта, почему о них ничего не известно. Первый — племя было настолько маленьким и безымянным, что выродилось естественным путём, не оставив следа в нашей истории. И второй, — новая пауза, новый опущенный взгляд, — они по какой-то причине стали изгоями.
Сайно нахмурился. Dios, он действительно был похож на сурка, и Тигнари ненавидел Кавеха за то, что теперь постоянно об этом вспоминал.
— За что ещё у вас можно стать изгоями?
Тигнари скованно пожал плечами. Их зыбкое перемирие не оставляло особого пространства для манёвров, и всё-таки постоянно встречать присутствие Сайно в комнате оскалом зубов уже не казалось хорошей идеей.
Не после того, что он ему наговорил в Антананариву, в конце концов. С его высот это было почти признание в любви.
— На самом деле много за что. Вред природе. Убийство. Вероотступничество. Кровавые жертвоприношения. Раз валука шуна сами не могут убивать, изгнание — самый жестокий способ наказания. Но если на Мадагаскаре мы не найдём их следов… ]
Звонить матери во второй раз в надежде на подсказку Сайно уже не просил, но по нему было видно, насколько ему не нравилось отправлять всю команду в неизвестность. Если бы звёздная карта указала на Конго, например, где у валука шуна были все резоны обитать и поклоняться Дешрету — он бы сам себя заверил, что они на верном пути, и успокоился. Но он сновал между палатками потревоженным шакалом, и Тигнари даже после Антананариву не хотелось к нему подходить.
План у них трещал по швам так же, как и вся авантюра в Колоннадском музее. «Идеальная триангуляция по космическим координатам, — говорил аль-Хайтам, — даёт современным учёным точность до трёх метров. Добавим разрыв научного прогресса в четыре тысячи лет, сделаем скидку на остроту зрения валука шуна и получим радиус примерно в пять километров». Итак, им предстояло прочесать восемьдесят квадратных километров леса и скал, в которые вряд ли когда-либо ступала нога человека, помножив это на змей, комаров, трубкозубов и лемуров. Звучало гораздо более выполнимо и гораздо менее рискованно — Тигнари вполне устраивало.
— Знаете, что? — заявил проходивший мимо Кавех, у которого вся кожа была красной от постоянных хлопков. — Марокканские каникулы мне нравились больше.
Кавех на метр подпрыгивал от любой похожей на змею палки. Дэхья напрягалась, едва слышала в ветвях копошение лемуров. По всему лагерю стоял стойкий запах средств для отпугивания насекомых, но, если не брать в расчёт этот нюанс, Тигнари, кажется, единственный был в полном восторге.
Джунгли кипели жизнью, и он слышал каждый её звук. Он начинал понимать, какую часть культурного кода упустил в угоду водопроводу и доставке еды.
На собрании в заново построенном штабе, когда долгий марш-бросок по тропикам склонил день к закату, Сайно обозначил план. Круг с диаметром в десять километров разбили на двенадцать секторов, в каждый сектор — по двое. В лагере оставалось с десяток человек для прикрытия и координации; аль-Хайтам, Кандакия и Тигнари в том числе.
— Конечно, в идеальной ситуации ты пошёл бы с Сайно, — не то подбадривала, не то пугала Кандакия на следующее утро. — Им бы там пригодился…
— Магический детектор, — кивнул Тигнари.
— Я хотела сказать про культуру, но, в общем, — Кандакия пожала плечами. — Пока можешь расслабиться. Если нам сильно не повезёт, мы задержимся здесь на всю неделю.
Возможно, в их понимании Тигнари, чтобы расслабиться, мог освоить фигурные прыжки на лианах или терапевтическое карабканье по пальме. На деле же первую половину дня он провёл с Кандакией в штабе: та заново обработала его ладонь, а теперь расспрашивала о Барселоне и учила более-менее сносно играть в карты. Тигнари был не против; это отвлекало от всего, что могло съесть его заживо при малейшей попытке расслабиться и побыть с собой наедине.
Он старался не думать о Тадже, о Дори, о страшилках из мира перестрелок и охоты за сокровищами, даже о матери, даже о Коллеи — старался, потому что думать получалось само собой. И каждый раз, когда по рёбрам било фонтаном беспокойства и вины, Тигнари сам себе напоминал: ты поможешь им там, если постараешься здесь. Это не успокаивало, но дышалось легче.
А потом, после обеда, им действительно сильно не повезло. Но совершенно в другом смысле.
На общем столе Кандакия оставила рацию — время от времени она оживала отчётами о том, что Кавех пережил встречу с очередной змеёй, и через пару часов Тигнари перестал обращать на неё внимание. Спасительная влажная прохлада внутри штаба и размеренный, мелодичный голос Кандакии действовали вместо медитации — волей-неволей Тигнари действительно расслабился.
Пока рация не ожила снова.
— Пятый сектор, юго-западная сторона. Рация ловит сигналы со сторонних частот.
Кандакия оборвала свой монолог о бонусных очках с дополнительного хода и свела брови в лёгкой тревоге. Аль-Хайтам, закопавшийся в дальнем углу штаба с ворохом новых топографических планов, поднял голову. Лёгкая прохлада будто разом скукожилась до неприятного холодка.
— Шестой сектор, юг, — затрещало снова. Дэхья. — Подтверждаю помехи.
Тигнари открыл было рот, но Кандакия приложила палец к губам. Напряжённая, как кошка перед прыжком, она вслушивалась в радиошум.
— Кавех, — обрывками велел Сайно, — попробуй перехватить сигнал. Дэхья, Набил, оставайтесь на месте.
Рация отозвалась согласием, и несколько долгих минут прошли в полной тишине. Тигнари осторожно постукивал кончиками пальцев по столу, сбрасывая беспокойство. Если в этих джунглях, в трёхстах километрах от ближайшего города, кто-то был — то либо туристы, которые свернули с пешеходной тропы в каменном лесу, либо…
Рация взорвалась голосом Кавеха:
— Твою мать, шифрованный канал. Там сраные наёмники!
Неприятный холодок превратился в полноценную морозилку. В штабе никто не сказал ни слова, и треск рации на фоне общего напряжения зазвучал как землетрясение.
— Всем группам, — скомандовал Сайно, — возвращайтесь в лагерь. Повторяю: возвращайтесь в лагерь. Немедленно. Кандакия, охрану по периметру. При малейшем признаке постороннего движения разрешаю огонь на поражение.
И спокойный, мирный лагерь под навесом тропической листвы превратился в полный хаос.
Кандакия выскочила из палатки с винтовкой наготове, аль-Хайтам щёлкнул затвором пистолета. Обрывистые указания, быстрый бег, шипение радиочастот, по которым матерился Кавех — всё занялось и зашумело. Тигнари остался сидеть посреди горящей комнаты, оглушённый и отчаянно думающий:
а теперь-то мне можно пистолет?
На воздухе, снаружи, кто-то будто поджёг фитиль и взорвал залп новогодних салютов за раз. Заворчали моторы ранглеров, которые разгоняли по периметру, наёмники под указания Кандакии занимали позиции в тени деревьев. Мимо Тигнари пронёсся Рашид, и тот успел только охнуть ему вслед.
— На нас кто-то собирается нападать? — нервно уточнил Тигнари у единственного, кто остался рядом. Аль-Хайтам стоял у выхода из штаба памятником почившему спокойствию, с опущенным пистолетом в одной руке; лицо у него было такое, словно он сам не понимал, что с этим пистолетом делать.
— Вопрос времени, — отозвался, помедлив. — Если они в этих джунглях за тем же, за чем и мы — рано или поздно напасть кому-то придётся.
В голосе повисло хорошо читаемое: «А они здесь
точно за тем же, за чем и мы». Тигнари сглотнул и отступил назад, под хилую защиту брезента и собственного мира, в котором за дорогую игрушку кому-то максимум разбивали нос.
Сайно явился через полчаса — с быстрым дыханием и запутавшимися в волосах пружинками мха. К тому времени в штаб вернулись Кавех, который с новыми проклятиями пытался копаться в трёх рациях одновременно, и Дэхья, которая вместе с Кандакией отправилась налаживать охрану. Сайно хлопнул брезентом, как потревоженный зверь, бросил в Тигнари взгляд, кивнул:
— Порядок? — и опустил прямо в центр стола заряженную винтовку. Ответ ему вряд ли требовался, так что Тигнари предпочёл смолчать. — Кавех. Выяснил, с кем мы имеем дело?
— Могу предложить только свою невероятную интуицию, — огрызнулся Кавех. — Я ведь даже не слышу, о чём они говорят.
— Как думаешь, о нашем присутствии знают?
— Если мы ловим их помехи, они вполне могли уловить наши. Никаких гарантий, прости.
— А источник?
— Километров десять отсюда. Может, пятнадцать. Судя по первым помехам, к юго-востоку от нас.
Лагерь гудел и двигался за брезентовыми стенами потревоженным муравейником. Сайно уселся на свободный стул, странно дёрнул рукой — будто хотел потянуться к сигарете, но передумал. От него, мелькнула дурацкая мысль, пахло тропической жарой и лесом. Слишком приятный запах, чтобы перебивать его сигаретами.
Раньше, чем Тигнари успел это переварить, его вырвали наружу.
— Тигнари, — Сайно запустил ладонь в волосы; его хвост растрепался, и полдня в ходьбе по джунглям заставляли лоб блестеть от пота, — приведи Дэхью.
На секунду в нём зачесалось сначала-скажи-пожалуйста-желание, но Тигнари задавил его прикушенной губой. Дэхья нашлась в дальнем конце лагеря, за одним из остывших кострищ, такая же взвинченная, как и остальные. Милая тропическая полянка становилась похожа на готовящийся к осаде замок.
А их штаб — на самое сердце королевского военного совета. Разве что у короля вместо короны на волосах до сих пор лежал древесный мох.
— Так, — объявил Сайно, едва Тигнари завесил за собой вход. Он получил странный взгляд, но Сайно не стал его гнать, так что можно было принять за разрешение остаться. — Мне нужна круглосуточная охрана по всем направлениям, особенно на юго-востоке. В идеале ещё трое дозорных по километру в ту сторону. Плюс, — Сайно вдруг махнул в сторону Тигнари винтовкой, — охрана для него.
Тигнари подавился воздухом:
— Для меня?
— Каковы шансы, что боевики в джунглях устроили себе отпуск? — на губах Сайно дрогнул вялый оттенок сарказма. — Они здесь с той же целью, что и мы. Значит, ты их заинтересуешь в первую очередь.
— А если у них своя магическая лисичка на привязи?
— Тогда ты и вовсе самый очевидный кандидат на пулю в голову, — отрезал Сайно. У Тигнари в животе свернулось что-то тугое и склизкое; кажется, это называлось страхом. — Охрану — и лагерь не покидать. В случае прямой конфронтации Тигнари — наш главный приоритет. Это понятно?
Тигнари не хотелось быть главным приоритетом Сайно, равно как в принципе не хотелось привлекать к себе лишнее внимание и быть избранным для спасения мира. Сайно, в конце концов, мог достать себе другого валука шуна, а из Тигнари сделать кровавую жертву для конкурентов — но ему, наверное, было откровенно лень лететь в Конго в случае неудачи с ним. Или тратить неочевидный прогресс в общении на новую занозу.
Так что Тигнари кивнул. За ним кивнули остальные.
— Всё будет в порядке, — шепнула Дэхья украдкой. — Главное не высовывайся, а остальное на нас. Сайно, работу на территории заканчиваем?
— Заканчиваем, пока не разберёмся с гостями. Дождёмся темноты, и я попробую выяснить, с кем мы имеем дело.
— Ты уверен, что это хорошая идея?
Сайно взглянул на Тигнари так, будто тот проигнорировал его приказ не покидать лагерь и станцевал под чужими прицелами канкан. И, судя по лёгкой степени раздражения в ухмылке, станцевал крайне неумело.
— …в одиночку, — уточнил Тигнари просевшим голосом.
Кавех поднял глаза от своих раций и звонко расхохотался. Дэхья прокашлялась в кулак, Сайно попытался перегнать свою ухмылку в улыбку — и всё равно провалился.
— Расслабься уже. Мне ничего не грозит.
Тигнари неуютно повёл плечами — пусть не грозит, пусть Сайно залечит хоть десять, хоть двадцать дырок от пуль, которые ему оставят, если он попадётся. Вряд ли это отменяло тот факт, что их было
больно получать.
Сайно он об этом не сказал, но тугому и склизкому в животе идея всё ещё не нравилась — а других у Тигнари не было. Пришлось, как всегда, просто поверить.
— Всё это чудесно, — Кавех постучал рацией по столу, будто она была сломанной батарейкой, — но один вопрос остался. Маленький такой пустяк. Откуда они узнали, где искать?
В палатке повисло молчание. Ответа ни у кого не было.
***
Было предсказуемо и очевидно, как дважды два, но Тигнари всё равно злился на себя за то, что этой ночью не мог заснуть.
Тревога поднималась волнами цунами — от щекочущего беспокойства до настоящей паники. Он снова спал с Кавехом в одной палатке, в ней снова из воздуха появились ящики с непредсказуемым содержимым, самого Кавеха снова не было. Теперь Тигнари мог догадаться, где он гуляет по ночам, но спокойнее это не делало. Возможно, если бы он увидел, как может заснуть Кавех, он последовал бы примеру — но Кавех не спал, и вряд ли кто-то в лагере вообще собирался.
Над палатками сгустилось напряжение, какое бывает в аудиториях перед важным экзаменом. Все слова полушёпотом, стреляющие взгляды и нервные, резкие движения — Тигнари шарахался каждого лишнего звука, даже птичьего крика из леса, и половину потенциала своих ушей тратил на то, чтобы прислушиваться к разговорам по периметру. Внешне лагерь спал, но внутреннюю готовность схватиться за оружие можно было рукой нащупать.
На третий час пустых перекатов с одного бока на другой Тигнари понял, что не вынесет. Будь он дома, он бы взял себе стакан тёплого молока, осушил, как два пальца виски, и вернулся в кровать, но здесь вместо молока были лишь галлоновые бутыли с водой, а вместо мирного сопения Коллеи за стеной — тысяча звуков ночных джунглей.
Их воздухом Тигнари и выбрался подышать. Он оказался не один: Дэхья курила у костра, стряхивая пепел прямо в остывшие угли. Дробовик лежал рядом с ней, как лучший в мире собеседник, на плечи наброшен китель, взгляд где-то далеко.
— Полуночничаешь? — окликнула она негромко, едва Тигнари забрался под свет её огонька.
— Не спится. А ты?..
— Жду, — Дэхья снова затянулась. — Сайно вернётся, и нам понадобится новый план. Он всё равно не уляжется, пока не…
Она махнула рукой с сигаретой и замолкла. Был идеально подходящий момент о чём-нибудь её расспросить, хотя бы о том же Сайно, о Тадже, о — слово оставляло на языке странный привкус — махаматре, которым его, по всей видимости, называли когда-то давно.
Но Тигнари не стал. Игры в «выуди информацию, бей и беги» для него закончились на моменте, когда Сайно обозначил своё к нему хлипкое, но доверие. Тигнари жил по принципам зеркальных отношений, и если Сайно признал, что кое-где с ним перегибал палку — что ж, долго до него доходило.
— Хочешь? — Дэхья протянула ему пачку мальборо, и Тигнари помотал головой. — Зря. Хорошо ставит мозги на место, а получить пулю шансов больше, чем дожить до последней стадии рака лёгких.
— Я бы предпочёл однажды просто заснуть и не проснуться.
— Ну и скукотища! Точно не по мне.
Дэхья невозмутимо окутала угольки сигаретным дымом, а Тигнари поймал себя на том, что смеётся. Тихо и с мурашками по спине — в ночном тропическом лесу было аномально холодно даже для
тропического леса, — так что смех больше походил на истерический, но ему точно полегчало.
— Как ты вообще? Справляешься?
Дэхья смотрела участливо. А Тигнари снова не знал, что ей ответить — если соврать, ложь будет очевидна, а если сказать правду, то придётся хотя бы для себя размотать всю цепочку до конца.
— Ты в детстве, — медленно ответил Тигнари вопросом на вопрос, — играла в принцесс? Или, ладно… в пиратов? В войну?
— А то. У меня был кукольный домик, но я раздала каждой Барби по автомату и отправляла перехватывать лужайки для пикника у слизневых монстров, — Дэхья задорно хмыкнула. — Ну, лизуны, помнишь ведь. Ты это к чему?
Тигнари сцепил пальцы в замок. Чего-то такого он от Дэхьи и ожидал.
— Просто я работаю с детьми. Иногда. А дети боятся врачей. Им спокойнее, когда ты сочиняешь красивую сказку — да, это называется ларингит, но на самом деле ты, когда вырастешь, станешь волшебной сиреной. Да, быстрая утомляемость, но это потому что ты всю ночь защищаешь город от монстров, неудивительно. Понимаешь? Детям нужен воображаемый мир. Они справляются со страхом.
— Так. И?
Тигнари пожал плечами.
— У меня такого не было. Все мои фантазии жили на раскопках — а там ведь даже выдумывать не приходилось. Я чувствовал магию, когда археологи находили что-то магическое, я знал, что всё это правда. Мне не было страшно. А теперь, когда происходит то же самое, только с пистолетами… — Тигнари осёкся. До Дэхьи было сложно донести сами ощущения. — Это всё равно что я приду к девочке и скажу: это ларингит, а волшебных сирен не существует. И она снова начнёт меня бояться, потому что я злой доктор в белом халате.
Дэхья задумчиво ткнула окурок в кострище. Где-то над ними громко ухнула сова.
— Значит, ты боишься?
— Боюсь, — с лёгкой душой признал Тигнари. — Сто раз на дню жалею и хочу вернуться домой и не вспоминать об этом всём. Без обид, я…
— Да я поняла. Не знаю, лисичка, ты явно храбрее, чем сам о себе думаешь. Мы как-то взяли в Тибете проводника из местных — казалось бы, монахи, закалённые ребята, он не должен был падать в обморок при виде обычной двустволки. А у него прямо поджилки тряслись и голос ходуном ходил. Всё боялся, что мы тёмной ночью сбросим его с горы, почти не спал, бедняга. Ты справляешься куда лучше, чем он. Да чёрт возьми, лучше, чем почти любой гражданский, с которым нам приходилось иметь дело.
Тигнари молчал. Сайно сказал ему примерно то же самое — куда более лаконично, но это, наверное, был потолок его светлых чувств.
— И Сайно это видит, — мягко добавила Дэхья, будто мысли читала. — Отвратно показывает, но такой уж у него характер, ему всегда указать на недостатки проще, чем признать достоинства. Но ты точно сумел его впечатлить, иначе, поверь, гонял бы до седьмого пота. Тебе он позволяет больше, чем новичкам.
В словах Дэхьи, наверное, был резон — но если бы Тигнари не делал всего этого ради кого-то другого, то вёл бы себя как тибетский монах, если не хуже. Было нечем гордиться, пока его отчаяние и готовность идти на риск диктовались маленьким хрупким маячком в голове.
— Даже если я и сумел. Всё равно сейчас я немного… бесполезный.
— А ты и не обязан быть полезным двадцать четыре на семь. Я, если не заметил, тоже сейчас штаны просиживаю.
— Это не…
— Не накручивай себя, — Дэхья смешливо сощурилась. — И давай не делать поспешных выводов. Дождёмся Сайно — вдруг нашим новым друзьям повезло больше.
Повезло его заметить и подстрелить, и сейчас Сайно полз по джунглям, истекая кровью с кучей пулевых. Тигнари мелко вздрогнул самым хвостом, сглотнул вязкую слюну.
Почти две недели назад злорадство в груди заворочалось бы с радостным «так ему и надо». Но сейчас… сейчас Тигнари, даже зная всю картину, откровенно не хотел лишний раз видеть вампирские способности Сайно в деле.
Дэхья легонько ткнула его в плечо.
— Ложись-ка спать, лисичка. В обиду тебя никто не даст, а если уж так хочешь принести пользу — побереги силы, пока не пригодятся.
Тигнари кивнул. Заснуть он всё равно не заснёт, но Дэхье за попытку был благодарен.
— Ты разбудишь меня? Когда Сайно вернётся?
Откуда в нём только бралось это дикое волнение за человека, который с радостью сбросил бы его с обрыва, если бы это помогло ему найти посох? Или это в Тигнари говорила меркантильная сторона, знавшая, что теперь без Сайно ему не видать денег за всё это безумие?
— Разбужу, конечно. Иди уже, хвост на холоде трясётся.
Тигнари кивнул снова. Улыбка Дэхьи провожала его спину до самой палатки, и он рухнул в спальник — всё ещё взвинченный, всё ещё на пределе, но хотя бы самую малость удовлетворённый тем, что
признал. Признал для кого-то другого: он боится и хочет домой. И его за это не подумали пристыдить.
***
С рассветными лучами Тигнари понял, что Дэхья ему соврала: Сайно сам просунул голову в палатку.
— Через пять минут жду в штабе, — велел он, едва Тигнари продрал глаза. — Кавех, тебя тоже. Есть кое-что любопытное.
Соседний спальник заворочался. Кажется, Тигнари всё-таки заснул, и заснул достаточно крепко, раз не услышал, как Кавех вернулся.
Когда тот кое-как сел и прозевался, Тигнари был уже на ногах. Его уши локатором следовали за шагами и голосом Сайно где-то там, за пределами палатки — пружинистыми шагами, бодрым голосом. Грудь затопило облегчением, ноги подкосились.
— Живой, — выдохнул Тигнари.
Кавех фыркнул за спиной:
— А каким ещё ему быть? Идём, а то про себя того же сказать не сможешь.
Он ворчал, пока рылся по палатке в поисках одежды, ворчал, пока прыгал в одной штанине, и ворчал, пока прятал за поясом кобуру. Но стоило Кавеху войти в штаб — спина распрямилась, глаза заблестели, черты лица будто обточились нетерпеливым каменщиком. Он единственный на празднике кислых лиц и мрачных взглядов был стопроцентно доволен.
Тигнари уселся между ним и Дэхьей, пытаясь по лицу Сайно понять, с чем он пришёл и насколько сильно ему досталось. Глаза у Сайно казались стеклянными, плавали от Тигнари к Кандакии без особого узнавания; волосы растрепались, одет он был в ту же одежду, что и вчера. С виду цел и невредим, просто — как обычно — смертельно устал.
— Ты меня не разбудила, — шепнул Тигнари Дэхье.
— Не кусайся. Решила — пусть за меня выспится кто-то ещё.
Сайно встряхнулся потревоженной совой, сморгнул поволоку, хрустнул шеей. И безо всяких жалостливых прелюдий заговорил:
— Сначала плохие новости. Я засёк двадцать человек, возможно, больше. Все отлично вооружены и бойцы наверняка отменные — другого от Рахмана я и не ждал.
Сайно выбирал отличные моменты: Кавех, только вскрывший бутылку воды, выразительно закашлялся.
— Рахман? Ты хорошо разглядел?
— Как тебя сейчас.
Кандакия выдохнула, аль-Хайтам опустил плечи, Дэхья выругалась сквозь зубы.
— Хрена лысого здесь надо Рахману?
— То же, что и нам, очевидно, — Сайно изогнул губы тяжёлой иронией. — Посох.
Повисло молчание. Тигнари метался взглядом по чужим лицам, как никогда жалея, что гены валука шуна не наградили его телепатией — одно мрачное выражение на всех говорило не просто о проблеме, а о
большой проблеме.
Кажется, Кавех упоминал Рахмана — один из немногих достойных претендентов, которые в гонке за сокровищами могли составить им серьёзную конкуренцию. Тигнари заёрзал по пластиковому стулу, будто в бока одновременно воткнулись тысячи иголок. Этот серьёзный конкурент теперь был здесь, в паре километров от них, и руки друг другу при встрече уж точно никто пожимать не будет.
Сайно не дал ему достаточно времени переварить очередную свалившуюся с неба угрозу для жизни. Он подтянул к себе карту, над которой вчера трудился аль-Хайтам, зубами открыл маркер и поставил жирный крест.
— Лагерь в двенадцати километрах на юго-востоке от нашего, вот здесь. Скалистое подножие, максимально закрытая местность — зайти можно только с одной стороны, за спиной каменный лес. Врасплох не застанем, если атаковать, то в лоб. А атаковать придётся, потому что нам нужно то, что они нашли.
Кавех, который успел добыть себе полотенце на шею, выдавил усмешку:
— Я так понимаю, мы переходим к хорошим новостям? Грязную работу сделали за нас?
Впервые на лице у Сайно прорезалась эмоция светлее желания вскрыть кому-то глотку.
— Частично. Рахман охраняет вход в пещеру — судя по тому, что мне удалось услышать, внизу целый храм. Обследовать его они ещё не успели, но это лишь вопрос времени. У нас всего два варианта…
— Они могут и вовсе не попасть внутрь, — кашлянул Тигнари, — если у них нет… ну. Ключа.
И дёрнул хвостом, к которому Сайно приклеился взглядом. В нём застыло какое-то странное выражение: что-то в словах Тигнари Сайно хотел оспорить, но передумал.
— Валука шуна я не заметил, но выводов делать бы не стал. Итак, два наших варианта — дождаться, пока ситуация прояснится с их стороны…
— И Рахман схватит себе на задницу проклятие, — скрежетнула Дэхья.
— …или напасть первыми, — завершил Сайно с нехорошей усмешкой. — Как минимум охрана по периметру не знает о нашем присутствии — а значит, Рахман тоже, иначе они были бы настороже. Мы не можем сидеть и ждать, повезёт ли нам себя не обнаружить.
— То есть ты за второй вариант, — уточнил Кавех.
— Это опаснее. Больше риска, меньше времени подготовиться. Но речь идёт о Рахмане — с ним стоит разделаться как можно быстрее.
Пока новость о храме в пещере посреди мадагаскарских джунглей не разлетелась по чёрному рынку, довершил Тигнари мысленно. Если об этом месте по счастливой случайности или с чьей-то наводки узнал Рахман — нет никаких гарантий, что не узнают остальные.
Тигнари тряхнул головой и опустил уши. Он снова понимал чужой ход мыслей, и ему снова это не нравилось.
— Давайте отмотаем на пять минут назад, — устало предложил аль-Хайтам, — когда мы ещё не собирались махать перед Рахманом пистолетами. Что за храм они нашли?
Сайно закатил глаза.
— Вход в пещеру не просматривается, если не сунуться прямо под прицел. Когда зайдём внутрь, тогда и выясним.
— На звёздной карте, составленной валука шуна, координаты целого храма в каменном лесу, — аль-Хайтам помолчал, стуча пальцами по столу; взгляд из-под тяжёлых век упёрся в Тигнари. — Ты точно не припоминаешь ничего об этих местах?
Тигнари прикусил губу и, чтобы наверняка, царапнул заживающую рану на ладони. Боль помогала разогнать дезориентацию в пространстве, которое из-под него выдернули новостью о наёмниках. Наёмниках, которые явно не отличались таким же дружелюбием, как эти.
— Валука шуна любили строить храмы. Всё во славу Дешрета, они работали с людьми плечом к плечу. Но Мадагаскар — это для них слишком далеко, чтобы перебираться сюда и на целом тропическом острове поклоняться ему именно в каменном лесу. В камне нет жизни, — Тигнари представил исполинские колонны, которые хорошо просматривались с их поляны, и зябко передёрнул плечами. — Не думаю, что им понравилось бы в этом месте.
— Или у них не было выбора.
Тигнари дал себе пару секунд поразмыслить.
— Если этот храм построили валука шуна, которых изгнали из родных земель… это возможно, я просто не могу уловить связь. Мне нужно хотя бы посмотреть вблизи, но ты, — он повернулся к Сайно, — сказал, что ничего не видел.
Сайно натянуто хмыкнул: уж прости, что разочаровал. И поднялся на ноги, твёрдый, как все колонны каменного леса целиком.
— Ну, — в глазах сверкнуло хмурое веселье, — берём их сейчас или дождёмся, пока прямо у нас из-под носа не вынесут посох?
Дэхья, без особого интереса катавшая по столу колпачок от маркера, уронила его себе на колени.
— Я за то, чтобы лично пустить Рахману пулю в голову. С самого Руб-эль-Хали поперёк горла стоит.
— А я бы подождала, — сказала Кандакия. — Подраться мы всегда успеем, а если они и вынесут посох, то только нам в руки.
Они с Дэхьей переглянулись мимолётной болью — будто попали в школьных вышибалах в разные команды, но всерьёз ссориться из-за этого не собирались. Сайно снова смотрел на карту, прямиком в жирный крест — змеиное логово, фонтанирующее опасностью, которую он очень хотел выжечь и растоптать в зародыше.
— Я… — начал было Тигнари, но тут Кавех щёлкнул пальцами.
— Стоп, дайте-ка дописать строчку в нашем бюллетене. Зачем вообще с ними драться, если нас интересует пещера? Делов-то — выманить Рахмана куда подальше и заскочить в огромную дыру. Мы ограбили целый музей, битком набитый охраной, а теперь будем стрелять?
— В тот раз нам сказочно… — процедил аль-Хайтам — и тоже осёкся, стоило Сайно поднять руку.
— Погоди. Кавех, что ты предлагаешь?
Кавех озорно улыбнулся:
— Не знаю, как вы, а я на Рахмана даже со всем арсеналом армии США не пошёл бы. Если мы не хотим ни рисковать лоб в лоб, ни тратить время на просиживание штанов…
— Твою мать, — вдруг сплюнула Дэхья, — нет, чёрт тебя дери, даже не думай.
Кавех улыбнулся ей солнечным лучом, который первым пробился сквозь тучи:
— Я же просто делюсь личным мнением, тут все так делают. Нам нужна диверсия — а для диверсии нет лучшего способа, чем хороший взрыв.
