***
Первый день его купали в общей заботе. Дэхья исполнила угрозу, притащив с собой Кандакию, и под их присмотром Тигнари съел и выпил столько лекарств, что на языке до сих пор держался привкус порошка. Цокая, когда Тигнари пытался возражать, Кандакия заново обработала его травмы — начиная от истёртых верёвкой запястий и заканчивая сбитыми в кровь ногами. Кавех заглянул с порцией еды — жиденькой кашкой и парой бананов, «Хайтам сказал, что с голода нельзя слишком много есть, а то опять хлопнешься в обморок». Тигнари, которого и правда мутило, вернул ему пустую тарелку, сделав Кавеха счастливым, как ребёнка на новогодней ярмарке. А потом его просто… оставили в покое. Тигнари лежал в очередном номере — грязнее и грустнее, чем все предыдущие, но в нём была кровать, а не каменный пол — без охраны, нравоучений и списка дел. Он пытался поспать, чтобы дать организму хотя бы подобие человеческого отдыха, но спалось урывками и чередой картинок-кошмаров в голове. Рахман, вкатывающий его в Колоннадский музей в инвалидной коляске; наёмники, стреляющие в него из песочных пистолетов; огромный золотой скарабей с дырой во лбу. Кровь из дыры тоже текла золотая. На этом сне Тигнари был даже благодарен, что его вырвал наружу негромкий стук в дверь. — Я на два слова, — послышалось в коридоре. Тигнари прикусил губу. — Тигнари? Он тяжело сел на кровати, запутавшись в одеяле. Придать себе вид человека, который прекрасно себя чувствует, можно было и не пытаться, но Тигнари хотел хотя бы стряхнуть с лица тревогу и отёки. Не получилось. Присутствие голоса за дверью всё портило. — Заходи, — сдался Тигнари наконец. Взгляд у Сайно был официально самым мягким из всех, что Тигнари доводилось от него получать. Дыхание спёрлось, сердце пропустило удар: Сайно всё ещё странно было видеть… живым. Вот таким живым. Волосы растрепались в гнездо, одежда была мятой, из переднего кармана выглядывала пачка сигарет — всё то же самое и всё абсолютно новое. Тигнари поверит, что он не коллективная галлюцинация, только когда Сайно обвинит его в собственном же похищении, в своей неслучившейся смерти и для полного комплекта — в подхваченной простуде. Но Сайно не обвинял. Сайно прикрыл за собой дверь, помолчал и занялся занавесками на окнах — в номере было темно, а он явно хотел видеть, кому выговаривать. Тигнари решил ему помочь: — Собирать вещи? Это как раз два слова. Спина Сайно дёрнулась, будто он усмехнулся. — Нет. Мы задержимся, пока тебе не станет лучше. Вот здесь был подходящий момент, чтобы сказать: «И ты невероятно виноват в том, что нас задерживаешь». Но Сайно добавил лишь: — Не думай только на себя, мне самому нужно время. В джунглях остались тела, а я не Рахман, чтобы бросать своих людей гнить там же, где их убили. И наконец повернулся лицом. Теперь Тигнари липким холодком по спине понял, что в нём было за выражение — не мягкость. Скорбь. В стычке с Рахманом, где всё стреляло и взрывалось, где была кровь и смерть, не могло случиться так, что все выжили. — Кто… — Мади, — отозвался Сайно без эмоций, не дожидаясь, пока Тигнари начнёт глотать слова. — Наяб. Ещё четверо — вы вряд ли успели познакомиться. Тигнари пустым взглядом уставился в свои ладони поверх одеяла — они хранили на себе стёртые до лилового отпечатки верёвок, которые вряд ли полноценно заживут. Люди умирали, это факт, который врача не должен был удивлять, он ведь и сам играл со смертью наперегонки — сначала за Коллеи, теперь за себя. Но для Тигнари другие люди умирали где-то далеко, а не прямо перед глазами. Будь у него это знание в момент, когда он оказался с Рахманом лицом к лицу — возможно, он бежал бы из лагеря не в таких нерешительных соплях. Возможно, он бы… — Мне жаль. Сайно тяжёлыми контурами стоял на фоне заката. Лучи красили его волосы в сверкающий рыжий, но сам он казался блёклым и выжатым, как тряпка, и на Тигнари среагировал ровно никак. — Правда, — продолжил Тигнари. — Я… видел Рахмана. Ему до тебя далеко, — Сайно склонил голову, будто озадаченный, а Тигнари сбивчивой скороговоркой бормотал дальше: — Прости, я хотел забрать твоего скарабея. Хотя бы попытаться. Но меня и так едва не схватили, я подумал, что живым от меня будет больше… — Тигнари. — …пользы. Сайно помялся у окна: он явно не понимал, куда себя деть, и с тем впечатлением, которое он выстраивал вокруг себя неприступной крепостью с момента их знакомства, Тигнари подумалось, что камень этой крепости на его глазах разваливался по частям. Сайно казался придавленным и… потерянным. Это было не то его состояние, когда они следовали за подсказками и заворачивали в тупик — тогда Сайно начинал злиться, и это была понятная злость. А сейчас Тигнари и правда было жаль. Людей, которые погибли, чтобы они вдвоём могли пробраться в храм. Сайно, который потерял не какой-то возобновляемый ресурс с конвейера, а часть команды. Немного оставалось даже на себя — просто за компанию, потому что его тело всё ещё ныло на каждом движении, и об этом было не так легко забыть. Сайно сделал шаг к его кровати, но передумал, не спрашивая, и опустился прямо на пол. Поджал колени, дрогнул пальцами по скрещённым лодыжкам; передние пряди упали на лицо, закрывая взгляд. Он сидел близко, в самых ногах — и от него всё ещё… всё ещё тянуло тонкими искорками магии. — Тигнари, — начал он снова, пока в мозгу Тигнари всё сыпалось с полок чистого понимания в очередной бардак, — тебя забрал Рахман. Чёртов Рахман, от которого если уйдёшь живым — можно покупать лотерейный билет. Последнее, о чём ты должен был думать, — и изогнул губы, будто пытался болезненно улыбнуться, — это игрушка, от которой мне нет никакой пользы. Тигнари смотрел куда-то сквозь него. Ну, конечно. Он ведь должен был догадаться раньше. Должен был сложить элементарные два и два. Рахман держал скарабея прямо в руках — но его слепой глаз не стал видеть, а шрамы не стали затягиваться. Сайно получил пулю в лоб — но сидел прямо перед ним, живой и здоровый. Дело было не в скарабее. Сайно дурил и его, и всю команду — дурил годами, зная, что они не будут спрашивать, а Тигнари получит объяснение собственным инстинктам и отвяжется. Дурил, чтобы… что? Тигнари свесил ноги с кровати. Голые колени защекотало воздухом, перевязанные стопы коснулись пола; Кандакия выдала ему какую-то безразмерную футболку вместо пижамы, и теперь в сравнении с мышцами Сайно Тигнари сам себе казался мешком с костями. Они с Сайно оказались лицом к лицу — Тигнари мог наслаждаться редким моментом, когда смотрел на него сверху вниз, а не наоборот. Можно было спросить в лоб: Сайно выглядел слишком пусто, чтобы язвить или придумывать на ходу очередную отмазку. Но Тигнари перестал чувствовать интерес к ревностной погоне за каждой его тайной. Рано или поздно Сайно, наверное, расскажет сам — если захочет рассказывать. А если нет, что ж. Не обязан был. К тому же у Тигнари были куда более важные вещи, которые хотелось прояснить. — Я, — шёпотом сказал он, — думал, что ты погиб. К чужой тихой растерянности хотелось прикоснуться — убедиться, что Сайно перед ним действительно настоящий, а не обновлённый до приличной версии призрак или добрый брат-близнец. Хотелось поймать эту скачущую по венам искру энергии, заново поверить, что он зарастит на себе любой порез и исцелится от очередной пули. Что Тигнари больше не почувствует этот окутывающий холод и пустоту от равнодушного «Сайно мёртв». Тигнари сжал ладонь в кулак, комкая простынь. Сайно смотрел куда-то в его колени. — А я думал, что ты не выберешься. Квиты. — Квиты, — согласился Тигнари. И они замолчали. Если Сайно шёл за чем-то конкретным, ему явно давалось больших трудов подобрать слова и озвучить это вслух — Тигнари ловил его сбивчивое дыхание, когда фраза вот-вот сорвётся с языка и в последний момент глушится прикушенной губой. Он был бы рад помочь ему снова, но каток, который прошёлся по Сайно, вкатал в асфальт и его. Сил не было, и продолжать разговор казалось пустой затеей — пусть такой Сайно ему нравился гораздо больше его колючей версии. Рядом с ним Тигнари мог почувствовать отголоски того тепла, которое Сайно давил всей своей сухой душой. — Я бы… — начал Тигнари, привставая, но Сайно, будто меньше всего хотел сейчас оборвать концентрацию на своих тяжёлых мыслях, резко вскинул голову. — Постой. «…прогулялся до душа» повисло между ними и неловко шлёпнулось на пол. Тигнари сдвинул колени, не понимая, почему Сайно так упорно не хочет смотреть ему в глаза. — Что? — Я, — заговорил Сайно ровно и сухо, — должен тебе извинения. Тигнари сморгнул. Закатное солнце медленно красило комнату в красный, выписывая на лице Сайно оттенки того, что не пропускал вымученный тон — странную боль в глазах, искривившийся рот, приподнятые брови, будто он сам себе удивлялся. Но продолжал — негромко, явно не задумываясь: — Ты постоянно подвергаешь себя риску, которого можно было бы избежать, если бы я… заботился о твоей безопасности как следует. Со всем тем, как ты себя ведёшь, я забываю, что для тебя это абсолютно новая жизнь. Которую ты до сих пор умудрился не потерять с концами. Тигнари открыл было рот, в голове лампочками вспыхивали сотни возражений — что он в гробу видал «заботу о своей безопасности», что нормально он себя ведёт, что об этой новой жизни он, вообще-то, мечтал с самого детства. Но Сайно, эмоционально выжатый и придавленный собственным грузом забот, был не в настроении ссориться — просто излагал факт за фактом. Слёту заворачивая Тигнари из лабиринта аргументов в тупик. — Ты и правда хорошо справляешься, хотя судя по всему, что я ожидал, не должен бы, — Сайно помедлил, а потом, будто разозлившись на самого себя, процедил сквозь зубы: — Ладно, чёрт с ним, у тебя каждый раз выходит меня… поражать. Поэтому я должен тебе извинения — в том числе за то, что не верил, что ты вообще сможешь дожить до сегодняшнего дня. Но в основном за то, что позволил всему этому… случиться. Тигнари смотрел на него и отдалённо улавливал смысл — а по ушам вместо голоса Сайно ветром гуляли голоса других людей из других разговоров. «Если бы я не знала, что Сайно не умеет пугаться». «Всё вверх дном перевернул. Искал хоть какой-то намёк, куда тебя забрали». «Этот валука шуна на моей стороне». — В Гизе, — Сайно наконец поднял взгляд: он для себя уже всё решил, — я оставлю за тобой право выбирать, куда дальше. Если захочешь вернуться домой — значит, вернёшься домой, я заплачу тебе достаточно, независимо от того, найдём мы посох или нет. Ты… мне кажется, с тебя хватит, — и вдруг сухо усмехнулся. — Вот это были мои два слова. Однажды Сайно уже сказал ему, что Тигнари может возвращаться в Каир. Сказал, что человек его уровня выдержки в команде не нужен — Тигнари помнил все их разговоры, помнил до последнего ругательства на испанском. Тогда Сайно пытался вывести его на зыбкое, но доверие — путём манипуляций, как уж получилось. Сейчас было по-другому. Сейчас Сайно его отпускал. Тигнари сам не понял, как оказался на полу — колени уткнулись в жёсткий ковёр, Сайно сидел скорбной статуей в паре сантиметров от него. Молчал. Смотрел скупо и пресно, без выжидания — и Тигнари понял его мысль так ясно, будто прочитал неоном по лбу. Что бы он сейчас ни сказал, Сайно примет эти его слова точно так же, как принял Тигнари в свой отряд самоубийц. Это была высшая точка доверия, на которую он вообще был способен. Подрагивающей ладонью, запястье которой расцветало синяками, Тигнари потянулся к его лицу. И медленно, аккуратно заправил осточертевшую прядь волос за ухо, едва коснувшись скулы ребром большого пальца. От секундного тактильного контакта дёрнулись как будто оба. И Тигнари отодвинулся, не без странной радости отметив, как в глаза напротив возвращается осмысленность. Отвечать не хотелось и не моглось — кажется, его молчание и было ответом. — Я бы прогулялся до душа, — всё-таки вздохнул Тигнари. Сайно кивнул и, всё ещё балансируя с тяжёлым камнем на макушке, поднялся на ноги. Боль из глаз не ушла, но притупилась, а Тигнари этого было уже достаточно. — Ещё одно, — позвал Сайно на тон спокойнее уже у двери. И скованно улыбнулся за спину: — Я сказал тебя не трогать, но если сможешь собрать себя на ужин… Кавех на стены лезет, ему очень интересно послушать, как ты вообще выбрался. Тигнари поморщился. Лучше бы Кавех придумал всю историю за него — новую и весёлую, в которой Тигнари удирал бы по саванне в сердце бешеной погони на джипах с пистолетом в одной руке и гранатами — в другой. Это ему кое о чём напомнило, и Тигнари, одёрнув футболку, усмехнулся: — Я приду. Если дашь мне новый пистолет. «Новый пистолет» означал, что после Гизы он не вернётся домой. Сердце сжималось от мысли, что Тигнари заглянет к Коллеи всего на пару часов — а если не сможет придумать убедительную ложь для каждой своей царапины и успокоить её, то не заглянет вовсе, — но Тигнари решал для себя точно так же непреклонно, как Сайно. На кону стояло слишком много, а спокойную жизнь уже можно было хоронить на дне океана. Он готов был идти до конца. — Посмотрим. С пистолетами у тебя плохо выходит. Сайно пожал плечами, но брови дрогнули сарказмом. А потом дверь тихо прикрылась, и Тигнари остался сидеть голыми коленями на ковре, глядя в ту точку, в которой между ними впервые прорезалось что-то… близкое.***
Душ не помог ему избавиться от ощущения крови, песка и грязи везде, где только можно — но к ужину Тигнари чувствовал себя достаточно отдохнувшим, чтобы выбраться к остальным. Ужин это напоминало меньше всего. Они превратили скудное мотельное кафе в неофициальное заседание рыцарей Круглого стола — сдвинули столы в один большой квадрат и забили их вместо фруктовых нарезок и круассанов сомнительной свежести горячим мясом, рисом и вином. Тигнари не спрашивал, откуда это взялось, и никто не собирался ему объяснять. Гораздо больше вопросов посыпалось на голову ему. Сайно запретил им допытываться, сообщил Кавех на втором — или третьем — бокале вина, но Тигнари, по его же словам, мог послать его запреты, если считал их слишком надутыми. Его слушали в хоровом молчании, будто Тигнари не рассказывал о том, как ковырял гвоздём верёвку и падал с крыши, а с фонариком у лица сочинял страшилку. Рахман, понял он по лицам, и был для них страшилкой — даром что они столкнулись лоб в лоб. И не без последствий. Такого количества бинтов, синяков и ссадин Тигнари не видел даже на практике в травматологии. Тональник у Дэхьи сполз, открывая разлив бордово-синего на всю скулу, Кандакия морщилась, привставая, у Кавеха были опалены брови, даже аль-Хайтам где-то заработал почётный пластырь на носу. У кого-то на руке была шина, кто-то хромал. Но они всё ещё отделались легче, чем… те, кого здесь уже не было. После первой такой ночи в пустыне Тигнари понял, чем они занимаются на самом деле. Пили и веселились не для того, чтобы отпраздновать победу, а чтобы заглушить горечь от слишком высокой её цены. Тигнари видел этот отлаженный механизм так чётко, словно наконец встал на место недостающей шестерёнки — и паузу перед тостом, в которой за улыбками проявлялась тоска, и пустые стулья, которые оставили для тех, кто уже не мог сесть за общий стол. Сайно на ужине тоже не было — Дэхья грустным шёпотом пояснила, что он отправился назад в джунгли. Тигнари вскинулся было, что он уехал без сопровождения, но Дэхья покачала головой: нет, лисичка, он прощается в одиночку. Каждый справляется как может, и ему так проще всего. Этот вечер заставил Тигнари вспомнить кое-что важное — и умолчать об этом. Он хотел обсудить с Сайно, без лишних глаз, но Сайно не было, и пришлось удержать при себе. Остальные не знали про скарабея, не знали про Таджа — и странно-волнующим казалось хранить чужой секрет, который Тигнари дался слишком легко. Он мог бы почувствовать себя особенным, но чувствовал почему-то виноватым. Знать бы ещё, за что. Ночью кошмары его почти не беспокоили: Тигнари засыпал, убаюканный вином и тиканьем того механизма, в который поместился плотной шестерёнкой. Всё постепенно вставало на свои места. А на следующий день Сайно вернулся. Он постучал в номер к аль-Хайтаму — Тигнари сидел с ним в окружении его любимых топографических планов, ужасного вай-фая и гугла, который грузил карты по кускам. Без Сайно Тигнари хотел как можно больше выяснить о том, куда им предстояло отправиться, и аль-Хайтам был единственным, кто, вылив на него по дороге многотомник сухой истории, мог с этим помочь. Кавех валялся на кровати рядом и старательно мешал им ленивыми комментариями. — Если допустить, что твой глазомер промахнулся на пару километров, — аль-Хайтам наложил на свой чертёж кальку, которую Тигнари по памяти перерисовал с трещин на алтарном камне, — то мы впишемся в тот храм, который недавно раскопали. Тогда может сойтись. Кавех зевнул, перекатившись на живот. — И зачем нам целых три точки вместо одной? Посох валяется в них по частям, и мы будем собирать лего-конструктор? — Возрастная маркировка «тридцать плюс», — поддержал Тигнари тихим смешком. — Опасно для жизни. Он начинал осознанно шутить. Плохой знак для его окончательно слетевшей психики, но хороший, чтобы примириться с раскладом дел и расположить к себе хотя бы одного из двух присутствующих. Кавех заливисто рассмеялся: — Тогда ты в стороне, друг мой, возвращайся через два года… — здесь и раздался стук. — О! Надеюсь, это Кандакия вняла моим мольбам и нашла способ заказать сюда человеческие роллы. Он поплёлся открывать дверь — роллов за ней не оказалось, только Сайно. Немного посвежевший, избавившийся от щетины, спокойный и собранный. При мысли, что с таким интервалом его поездки по джунглям он вряд ли спал и эту ночь, Тигнари вздохнул. В его бутылку с водой исключительно в гуманистических целях стоило подмешать снотворное. — Отлично, — кивнул Сайно без предисловий, едва заметил на полу длинный хвост, — ты здесь. Тигнари открыл было рот, чтобы поинтересоваться, зачем он ему понадобился (а перед этим отмёл рефлекторное «что я сделал не так на этот раз»: ему ещё требовалось время привыкнуть к цивилизованному варианту Сайно, который не выговаривал ему за сам факт существования), но аль-Хайтам опередил: — Взгляни, — и кивнул на плоды их трудов, — кажется, мы поняли, куда нам. Кавех махнул рукой и, бормоча что-то траурное про роллы, удалился назад на кровать. Сайно поджал ноги на ковре, навис над картами. По комнате поплыл запах табака. — Вы сопоставили точки? — Мы сопоставили точки гипотетически, — подчеркнул аль-Хайтам. — Проблема в том, что карта, вырезанная трещинами на камне и перерисованная по памяти, не даёт нам точных координат. Мы можем лишь примерно ориентироваться по словам Тигнари, который знает местность. Сайно взглянул на него с куда менее тщательно замаскированным уважением, чем обычно. — Ты запомнил ту карту? — Примерно. Я не уверен до конца, но… тенденция интересная. Аль-Хайтам постучал по карте, которая на самом деле была распечаткой туристической брошюры, найденной в интернете. На ней номерами с бисерной легендой внизу были помечены все открытые для посещения раскопки в районе Гизы. — В общем, закономерность следующая. Мы точно определили одну точку — она единственная так близко к рукаву реки, — насчёт остальных есть вероятность, но нет уверенности. Все три точки — раскопанные храмы, последний обнаружили и открыли всего пару лет назад. — Хорошая новость в том, что они небольшие, размером со скромную усыпальницу. Плохая, — Тигнари пожал плечами, — их три. Мы так и не поняли, почему. — Лего-конструктор, — ввернул Кавех с кровати, но на этот раз Тигнари не продолжил шутку. Он ждал, что скажет Сайно. Сайно в задумчивости перебрал пальцами. — Здесь может быть та же история, что в Западной Индии, — прикинул он после долгого молчания. — Три храма, три испытания, чтобы открыть доступ к какой-то центральной точке. — И закончится она как в Западной Индии. Где в первом же храме ты получил стрелу в колено. — О, — Тигнари всё-таки повернулся к Кавеху, — так ему со стрелами не привыкать? Кавех расплылся в довольной улыбке: кажется, ему нравилась и новая версия Тигнари. Сайно оборвал следующий виток их шутки усталым: — Хватит уже, — хотя суровых морщинок у глаз не наблюдалось. — Хайтам, что это за храмы? Аль-Хайтам с лицом невыспавшегося учителя снова согнулся над картой. — Хнум, — он ткнул пальцем в одну обведённую точку, — Собек, — в другую, — Ибис, — в третью. — Три храма для трёх жрецов Дешрета, чтобы они могли тихо-мирно совершать свои молитвы без посторонних глаз. — Так, по крайней мере, считают археологи из гугла, — скромно кашлянул Тигнари. — Все трое в теории связаны с Дешретом и точно построены в период, близкий к его правлению. Других похожих храмов в Гизе нет, ближайший только в Луксоре и относится уже к эпохе Аару. Сайно на удивление притих. Снова задумался. — Ты говорил, — обратился он к аль-Хайтаму, — что шкатулка, которую мы нашли в Ай-Хануме, была сделана для жреца. — Я сказал «скорее всего», но в целом — да. — Двери тоже были запечатаны магией, которой обладали только жрецы. И теперь храмы, которые построены персонально для жрецов, — Сайно хмыкнул в ладонь. — Что ж, пока сходится неплохо. Хорошая работа. — Пакуем чемоданы? — потянулся Кавех с кровати. — Как только убедимся, что все готовы выдвигаться. Сегодня, — Сайно снова обернулся к Тигнари, напомнив ему про изначальную причину своего появления, — ещё есть дела. Идём. Тигнари поднялся. Тело проходило через стадию «болеть везде, где можно»: на стопах затягивались вспухшие мозоли, запястья не устраивали даже мази Кандакии, а на резких поворотах напоминала о себе ссадина на лбу. В такие моменты Тигнари напоминал себе, что ещё легко отделался, и с налётом раздражения, но — терпел. Кавех проводил его лукавым прищуром и потерянным: — Хайтам, а ты уже куда? Тебе бы поспать… Они выглядели существами из настолько разных миров, что Тигнари до сих пор не мог взять в толк, как они вообще сошлись, и не то чтобы собирался спрашивать. Интимные подробности чужой жизни его не касались. Сайно повёл его по периметру второго этажа вниз, к парковке, по пути роясь в карманах в поисках очередной сигареты. Тигнари думал было поинтересоваться, исцелятся ли его лёгкие от рака, но это значило поднять тему, которую он сам себе запретил. Пришлось вместо этого спросить: — Ты вообще спишь? Сайно повёл плечами: — Иногда, — и скосил взгляд, поняв, что Тигнари на пару шагов отстаёт. — До сих пор больно ходить? — Я же не ты. Заживёт через пару дней. В другой раз Тигнари не преминул бы огрызнуться, но Сайно не дразнил — просто спрашивал. И получил такой же простой ответ. Тигнари зеркалом отражал чужое к себе отношение, привык, чтобы вычленять из насторожённой толпы полезные знакомства, так что если Сайно не начнёт огрызаться первым — Тигнари не видел ни единой причины махать красной тряпкой самому. — Рахман обещал прострелить мне колено, — пробормотал он отстранённо, как погоду описывал, — если не расскажу ему ничего интересного. — Тигнари… — Я к тому, что мозоли — ещё не худший вариант. Потерплю. Они действительно завернули к парковке. Сайно наконец достал пачку вместе с ключами от ранглера, прикурил, покачал головой. — Ты… — начал сквозь дым и описал сигаретой абстрактный полукруг. — Если и правда так больно, я могу тебя понести. Тигнари дёрнул ушами. В повисшей между ними нелепой паузе лицо у Сайно было настолько сложным и настолько серьёзным, что он — он всё-таки не выдержал. И, прикрыв рот ладонью, рассмеялся. Сайно на пару сантиметров не донёс сигарету до губ — смотрел, как Тигнари трясётся посреди парковки, представив всю картину в голове. Он, забинтованный на манер настоящей мумии, израненный и стонущий о том, как ему плохо, — и Сайно, который с самым скрепным видом держит его на вытянутых руках, точно бомбу. — Вот эта, — оценил Тигнари сквозь смех, — была хорошей, — и обошёл ранглер по кругу, стараясь не слишком морщиться — чтобы не давать Сайно новых поводов думать о том, что он изнеженная принцесса. — Куда ты меня тащишь, кстати? Сайно моргнул. Его мозг будто пережил короткое замыкание и снова заработал, едва Тигнари начал оперировать понятными ему категориями. — Увидишь. Отъедем подальше, чтобы не привлекать внимание. Тигнари машинально кивнул. Не привлекать внимание — это замечательно, это ему и надо было, чтобы спокойно поделиться догадками наедине. Но настроение у него даже после половины дня с аль-Хайтамом было слишком хорошее, чтобы упускать возможность поддеть. — Если ты хочешь обмануть моё доверие и оставить умирать посреди саванны, я напомню, что один такой раз уже пережил. Какая-то его часть, обработанная анестетиком, отстранённо отметила: кстати, это было позавчера. Об этом напоминали и свежие раны, и собственные мысли, и даже малейший порыв ветра, который для Тигнари превращался в сковывающий холод ночной саванны. Согревало одно: теперь он был среди людей, готовых прикрывать ему спину. Теперь он был в относительной — до следующей адреналиновой погони по древним развалинам — безопасности. Только это, наверное, и сохраняло рассудок от новых лавин ужаса и ночных кошмаров. Сайно свёл брови. Вырывая Тигнари из замкнутого круга кровоточащих воспоминаний, разблокировал дверцы ранглера. — Только если ты сам прострелишь себе ногу, — и, затушив окурок, запрыгнул на водительское. — А раз уж я собираюсь дать тебе пистолет, то хочу убедиться, что ты этого не сделаешь.***
Тигнари не знал, в какой части Мадагаскара они вообще откопали этот мотель, но он стоял посреди очередного нигде — в паре минут езды действительно начиналась бесконечная саванна. Они ехали по направлению к скалистой равнине, откуда вырастали первые горы, когда Тигнари решил, что — пора. Лучше он скажет об этом сейчас, чем когда между ними будет лежать заряженный пистолет. — В том лагере, — сказал Тигнари, разглядывая далёкую вершину скалы вместо лица Сайно по левую руку, — я… случайно подслушал Рахмана. Никаких волн преувеличенного интереса не поступило, но по одному слову чувствовалось напряжение: — Так. — Он с кем-то разговаривал. Мне показалось — чисто логически, я не хочу додумывать, — что это был Тадж. Тигнари всё-таки повернулся: Сайно смотрел на дорогу, молча и непроницаемо, но Тигнари уже приучился замечать, как в редкие моменты злобы белеют костяшки его пальцев и на миллиметр сводятся брови. — Тадж, — кивнул Сайно с обманчивым спокойствием. Их первый разговор про Таджа не закончился ничем хорошим — а сейчас, когда они ехали по безлюдной саванне и ничто не мешало Сайно действительно вышвырнуть Тигнари из машины, ему стоило бы бояться активнее. Но бояться Сайно после всего, что он видел, Тигнари откровенно надоело. И обрывками того, что запомнил сам, он пересказал ему слова Рахмана. — …он точно сказал: два источника. Если это и правда был Тадж и если они с Дори потеряли возможность связаться со мной, — Тигнари перебирал пальцами, чувствуя давление чужих размышлений, — откуда ещё Рахман мог получить наводку про Мадагаскар? Сайно молчал, и лишь скорость, с которой ранглер лениво катился по пустынной дороге, давала понять, что он всё ещё слушает. Сейчас, в куда более спокойной обстановке, Тигнари мог оценить эту картину с другой перспективы — и собственная логическая цепочка ему не нравилась. — Больше никто не мог знать про ту звёздную карту. Только у нас были оба куска, чтобы добыть координаты. Сайно побарабанил пальцами по рулевому колесу. — И что первым приходит тебе в голову? — Тигнари прикусил губу. — Говори уже. По лицу видно. — А ты смотри на дорогу, а не на моё лицо, — немедленно оскорбился Тигнари. И вздохнул, умом понимая, что его «первое, что приходит в голову» Сайно наверняка не понравится. — У меня… всего два варианта. Либо прослушка, которую мы до сих пор не нашли, либо… либо кто-то докладывает о наших передвижениях. Кто-то из команды. У Сайно едва слышно скрипнули зубы. Что ж, как Тигнари и подозревал — не понравится. — Кто-то мог договориться с Таджем. Тот передал Рахману — и они получили преимущество. Если так, они уже наверняка знают про Гизу, — мысль пронзила Тигнари болезненным уколом, — и там нас могут жда… — Тигнари, — оборвал Сайно непреклонно; кажется, ему понравилось его имя — учитывая, сколько раз Сайно уже произносил его на разный манер. — Хорошо. Спасибо, что рассказал мне, но… — Ты хотя бы веришь, что это не я? — Да ради всего святого. Верю. Сайно ни секунды не колебался, просто сказал, что думал. Немного, но это успокаивало — по сравнению с малейшим подозрением Тигнари в не слишком ровном чихе, за которым он мог прятать масонский заговор, Сайно проходил целую эволюцию. — Но, — он слишком сосредоточенно смотрел на дорогу, будто гнал от себя даже намёки на подозрения, — я верю и всем своим людям. Ни у кого из них нет повода переходить на сторону Таджа, никто с ним даже не пересекался. — Ты точно в этом уверен? — В случае с Таджем — уверен. А искать сейчас гипотетического предателя равно потратить время и силы, которых у нас в обрез. — Понимаю, но… — Рахман сказал что-то про то, что второй источник пусть даже косвенно касается моей команды? Хоть какой-то малейший намёк? Тигнари тяжело покачал головой. Его память, к счастью или к сожалению, не имела свойства пропускать через шредер травмирующие воспоминания — наоборот, откладывала аккуратной стопкой и опрыскивала сверху обезболивающим, чтобы Тигнари не сошёл с ума, зарывшись в них с головой. Он был уверен, что запомнил правильно. — Нет. Просто — два источника. — Тогда мы не будем копаться в голых догадках, — подытожил Сайно сталью в голосе. И немного смягчился: — Пусть Рахман думает, что я мёртв, я в любом случае приму это к сведению. Но опускаться до недоверия… если мне и всадят нож в спину, тогда я точно узнаю, кто это сделал. Он снова замолчал, а Тигнари не нашёлся, чем поддержать разговор. И лишь одна мысль — мысль, что Сайно настолько уверен в собственной команде, что это и станет его ножом в спину — подтачивала его холодным сомнением, пока ранглер катил навстречу гористому плато. Ехать в гнетущем молчании им пришлось недолго. Сайно остановился за цепочкой низких скалистых холмов, откуда дорога не проглядывалась в упор, вытащил Тигнари на послеобеденное солнце и — в самом деле. В самом деле вручил ему пистолет. Его грубая и колючая версия вернулась ровно через пять минут. Такого количества закатанных глаз Тигнари даже у себя за всю жизнь упомнить не мог. Сайно критиковал всё — то, как он стоит, то, как он держит пистолет, то, как он его поднимает, то, как он дышит. Тигнари надоело, и он, отложив пистолет на капот, ворчливо сообщил: — Знаешь, преподаватели обычно перед тем, как разносить реферат, объясняют тему, по которой его нужно писать. Сайно глянул на него в упор и перевернул пистолет так, чтобы дуло не указывало ему в бедро. Он забрался на капот с ногами, снова смотрел сверху вниз и за второй по счёту сигаретой снизошёл хотя бы до: — Никогда не направляй дуло на человека, если не собираешься в него стрелять. Даже на предохранителе. Даже с пустым магазином. Никогда. Тигнари хотел было сказать, что здесь нет предохранителя — это единственное, чему он успел выучиться, — но выбрал вместо этого вызывающее: — Может, я и собирался. — Только пулю впустую потратишь и меня разозлишь. Ещё раз, и на этот раз держи его как пистолет, а не как котёнка. Тигнари фыркнул себе под нос и забрал пистолет с капота. Сайно выдал ему Глок — и не пояснил даже этого, Тигнари прочитал надпись на затворе. Рукоять была лёгкой, хорошо ложилась в хват, но Тигнари вертел его с ощущением, что какая-то его давняя мечта при исполнении оказалась разочарованием. Рано или поздно из этого пистолета действительно предстояло выстрелить — и не по пикселям в компьютерной игре или мишеням, которые Сайно обвёл прямо на скале, а по реальным людям. То, что Тигнари уже это делал, вообще никак не облегчало ему жизнь. В его воображении с пистолетом полагалось выглядеть круто. Пока что Тигнари, судя по смешкам, выглядел нелепо. — Его уводит, — буркнул он, раздосадованный, — ты выдал мне бракованный. На губах у Сайно задушенной улыбкой мелькнуло веселье. Он зажал сигарету в зубах, молча отобрал у Тигнари пистолет, соскочил с капота. И, не успел Тигнари даже прижать уши, выстрелил — раз, второй, третий. Ровно в центр мишени. С двадцати метров. Если он хотел повыделываться, мог и не стараться. Тигнари и так усвоил, что он стреляет лучше того, кто держал в руках оружие второй раз в жизни. — Оправдания, — усмехнулся Сайно, пыхнув дымом. Его было слышно сквозь лёгкий звон в ушах: ещё одним очевидным недостатком практической стрельбы был шум, от которого Тигнари никто не позаботился выдать подходящие наушники. — Ладно, иди сюда. Смотри. — Ты наконец-то начнёшь мне что-то объяснять? — Если на тебя теория действует лучше практики… — Сайно пожал плечами. Глок лёг в его правую руку. — Хорошо, с самого начала. Пистолет не бракованный: конкретно этот не простит тебе неправильную хватку или резкий спуск. Малейшая осечка — и его уведёт. Тигнари сморщил нос. — И зачем тогда ты выдал его человеку, который, очевидно, всё делает неправильно? — Проще один раз научиться стрелять правильно. Здесь тебе не надо разбираться с предохранителем или с курком, Глок сделает всё сам. Достаёшь, подаёшь патрон, стреляешь. Теперь смотри на хват… Сайно показал: указательный палец вдоль оси, левую руку поверх правой, основания ладоней плотно сжать вместе. Ноги на ширине плеч, сами плечи расслаблены, голова прямая. Вот он с пистолетом выглядел именно так, как ожидал Тигнари. Гораздо лучше, чем сам Тигнари. — Теперь ты. Стрелять не надо, просто повтори стойку и хват. Тигнари не любил общаться с людьми, которые хоть в чём-то были умнее, чем он. Типично студенческая слабость, подпитанная годами прекрасных оценок в медицинском: едва разговор заворачивал в тему, где Тигнари плавал неуверенно, он начинал чувствовать себя беспомощным пятилетним ребёнком, который не свяжет и двух слов. Он привык к кругу, где всё знает лучше всех, и сам факт, что Сайно — не кто-нибудь другой, а именно Сайно — его чему-то учил, самооценкой воспринимался крайне болезненно. В разговорах Тигнари обычно отмалчивался, но здесь отмолчаться было нельзя: их в этих скалах было всего двое, и его абсолютное невежество выплывало наружу, стоило взять пистолет не по инструкции. Тигнари сжимал зубы и усердствовал изо всех сил, но Сайно всё равно оставался недоволен. Он обошёл Тигнари по кругу — так придирчиво вряд ли осматривали моделей перед показом на неделе мод. Остановился за спиной, почти вплотную, чтобы Тигнари чувствовал хвостом его ноги, и натужно вздохнул в самое ухо: — Ладно, давай ещё раз. Указательный палец… — его руки вдруг оказались по бокам от Тигнари, легли сверху на обхват рамы; с головой затопило запахом табака, и Тигнари вздрогнул, прошибленный искрой энергии. — …ровно по оси. Сгибать его будешь, только когда я дам команду стрелять, не раньше. Левую руку ниже, она мешает спуску. Ладони вместе. Они должны плотно соприкасаться, а не гулять где-то ещё. Тигнари хотел рефлекторно окрыситься, но достойная язва вылетела из головы. Сайно накрывал собой со всех сторон — сзади, едва не вжимаясь грудью в спину, по бокам, поймав в захват плеч, впереди, держа свои руки поверх его. Основания ладоней прикасались к синякам на запястьях — там, где расцветали следы от верёвки. Сайно поправлял уверенной сталью, но туда давить как будто боялся. Тигнари был очень близок к тому, чтобы взять свои слова назад и вернуться к голой практике с голой критикой — пусть только Сайно перестанет дышать ему в затылок и рассылать по телу импульсы в двести двадцать. Электрический заряд такой силы кружил голову и натурально сводил с ума. — Вот так. Ноги шире, — и носок ботинка осторожно постучал по забинтованной лодыжке. Тигнари сдвинулся на миллиметр, но лишь затем, чтобы уйти от жгучего прикосновения. — Теперь правильно. Палец на крючок, ровно середина фаланги, плавный спуск. Готов? Стреляй. Тигнари сглотнул. И выстрелил. По ушам резануло, а чужие руки на собственных никуда не исчезли. Тигнари смотрел в мушку, в которой вместо мишени плясали цветные искры. — Хват крепче, — велел Сайно, даже не проверяя, куда угодила пуля. — Попробуй несколько подряд. Пистолет отклонится вверх, просто верни кисть на место и повтори. Его присутствие вплотную заставляло хвост организовывать Сайно щекотку по коленям, но он как будто не обращал внимания. Тигнари очень хотел бы себе тот же уровень контроля — дышать чужой магией и не ехать при этом крышей. Звучать ровно и спокойно, как на обычном уроке стрельбы, а не на испытании выдержки на прочность. Если раньше мимолётные проблески тепла Сайно грели дыханием костра, то теперь палили в доменной печи. Тигнари был даже не уверен, что действительно жмёт на спуск, и звуки выстрелов долетали как сквозь толстую стену. — Уже лучше, — пробившийся голос Сайно звучал куда более довольно. — Теперь замени магазин и попробуй так, чтобы я не стрелял за тебя. Он убрал ладони и сместил их на плечи, заставив выпрямиться. Табун мурашек захлестнул в себе до самых кончиков ушей; Тигнари опустил пистолет, чуть повернул голову. — Знаешь, что? Лицо Сайно оказалось в сантиметре от его собственного. Тигнари приклеился взглядом к его глазам — сплошное попробуй-догадайся-о-чём-я-думаю и немного светло-ореховых разводов по радужке. — Что? Спокойный выдох на самых губах врезал по голове с силой увесистого молота. Тигнари открыл рот, даже не зная, собирается он озвучить очередную пустую претензию или сделать что-то куда хуже и необратимее… И осёкся на звуке требовательной вибрации в чужом кармане. Сайно сделал порывистый шаг назад. Момент и на то, и на другое был безвозвратно упущен, и Тигнари остался с пистолетом в руках переваривать то странное и дикое, что забрезжило в голове неосмотрительным сбоем в системе. Нет. Только не это. Он же не собирался и вправду… — Кавех, — сообщил Сайно сухим смешком, вытащив телефон. — На вас напали, или тебе нужно, чтобы я посреди долбанной саванны достал тебе роллы? На Тигнари он больше не смотрел. А тот, даже уловив смысл (уже второй его на удивление хорошей) шутки, не нашёл в себе сил посмеяться. — Коробку обезболивающих, хорошо. Что-то ещё? Тигнари уставился на свои запястья. Даже подёрнутые синяками, они хранили на себе остаточное тепло чужой уверенной хватки мозолистыми ладонями. — Ты точно зачитываешь мне список лекарств, а не ингредиентов для взрывчатки? Тигнари прижал уши. Dios. Он и вправду собирался. — Ладно. Вернёмся через пару часов, — Сайно спрятал телефон, повернулся к Тигнари. — По дороге назад придётся ограбить аптеку. Ты хотел что-то сказать? «Не сказать. Сделать». Тигнари бешено потряс головой, чтобы избавиться от той ужасной, отвратительной, наверняка смертельной мысли, которая теперь отказывалась исчезать. Задней частью мозга он пытался схватиться хоть за какую-то зацепку — что угодно, что не выставит его идиотом и не скомпрометирует до конца жизни, — но натыкался только на картинки, которым здесь было не место. И выдавил в итоге лишь растерянное: — Мне стрелять дальше или?.. Носком ботинка Сайно похоронил окурок в песке. Если его хоть на долю секунды озаботило то, что между ними произошло, по его лицу можно было и не мечтать что-то прочитать. — Стреляй. Покажи сначала, как ты ставишь… — Я сам! Тигнари отступил на шаг. Ещё одного сеанса вынужденной тактильности его плавящееся тело точно не выдержит. — Пожалуйста, — смешливо хмыкнул Сайно, — только потом не жалуйся, что пистолет бракованный. Бракованным здесь оказался не пистолет, но Тигнари смолчал. Что угодно, хоть новый марш-бросок по саванне, но пусть Сайно держит своё чёртово вампирское тело подальше от его собственного. Тигнари ценил то, что осталось от его здравомыслия, и не хотел, чтобы последние его клочки растворились за тем, что ему… понравилось. Понравилась та едва уловимая ниточка сандала в шквальном запахе табачного дыма. Понравилось тепло чужой кожи. Понравилось, когда Сайно прикасался к нему вот так. Тигнари вздохнул и поднял прицел на уровень глаз. Эта пара часов обещала быть невероятно долгой.