Как поют пески

Перелёт в Каир позволил Тигнари понять, что одну милость Рахман ему всё же оказал: разделил его отношение к Сайно на «до» и «после». «До» было подкипающей ненавистью, такой ярой, что Тигнари, дай ему волю, вцепился бы Сайно когтями в горло и в процессе долгого, мучительного убийства исключительно на испанском зачитывал полный список всех к нему претензий. «После» оказалось взглядами украдкой, сбитым дыханием и абсолютным непониманием, куда при виде Сайно заворачивает его мозг. Тигнари плавал в медленном осознании, что эта глыба льда, которую ему было в жизни не растопить, подобралась слишком близко к его кораблю здравомыслия. А повторять судьбу «Титаника» Тигнари не хотел — но и оставлять эту глыбу дрейфовать в океане казалось почти преступлением. Сайно… изменился. В лучшую сторону. А Тигнари, как последний дурак, ни от кого и никогда не видевший хорошего отношения, и рад был потянуться ему навстречу. Каир в собственном лабиринте разобраться не помогал. Каир был неизвестной переменной, на которую Тигнари стоило переключить всё своё внимание. Каир вместо путеводной звезды возвращения домой стал огромной проблемой. — Если ты всё-таки остаёшься, — сказал Сайно, когда они возвращались в мотель с импровизированного полигона, — мне… придётся просить тебя не выходить в город. Тигнари, который успел наловчиться с мишенями и заслужить от него пару скупых похвал, не удивился. Просто внутри тихо оборвалась та единственная ниточка, которая держала его надежду увидеть Коллеи. Умом он понимал, что само их появление в Каире уже могло обернуться взрывом. Они собирались воротить древние храмы прямо под носом у Дори — у Дори, которую Тигнари успешно предал. Наведаться домой было равносильно огромному красному флагу на самой людной площади города: вот он я, магнит для тысячелетнего артефакта, подходите и забирайте. Дори не должна была знать, что он в Каире. А раз не должна была Дори — не должен был никто. Тогда Тигнари сказал, что понимает. Но сейчас молчал о том, как болело сердце, пока такси из аэропорта увозило их всё дальше и дальше от скопления вечерних огней. С Тигнари ехали сам Сайно и Кандакия. В этот раз не было общих домиков с Airbnb, отелей, мотелей и хостелов. Они рассредоточились по всей Гизе, смешавшись с толпой туристов и горожан под ворчание Дэхьи о том, как ей не нравится Египет. Дожди давно затихли, разве что противная морось барабанила по крыше такси и пушила хвост. Первые пару минут Тигнари смотрел на проплывающий город в окно, но оставил эту затею, когда стало ясно, что Каир ничуть не изменился. Это Тигнари смотрел на него иначе. Поэтому вместо города он выбрал разглядывать собственные ладони. Кандакия сказала, да Тигнари и сам видел, что они единственные не заживут и останутся бледными шрамами, но даже так было будто спокойнее. Яркое напоминание, иллюстрирующее, каким именно Тигнари вернулся в Каир — измочаленным и напряжённым, как недобитый зверь, готовый к прыжку на охотничье ружьё. — Эй, — окликнул Сайно, — порядок? Боковым зрением Тигнари заметил его ладонь: та дёрнулась по сиденью, будто Сайно хотел дотронуться, но в последний момент сжал пальцы в кулак. Тигнари всё ещё был для него хрупкой вазой, но Сайно оставил попытки сделать из фарфора титан. Тигнари поднял голову. Чем дальше от его дома они удалялись, тем сильнее натягивалась леска между рёбрами. Паршивое чувство двойного предательства стало почти болью, когда он увидел, где они едут. — Вон там, — Тигнари кивнул на купол Каирского университета, — у меня три дня в неделю вечерние лекции. А теперь я даже на порог не смогу ступить без знания, что за мной туда кто-нибудь явится. Как думаешь, это порядок? Сайно вздохнул. Фонарные огни вдоль дороги оставляли на его лице полоски искристого света, обтачивая черты, которые он с недавних пор принялся смягчать. — Это для твоей же безопасности, — напомнил Сайно тихим смирением. Тигнари прикусил губу. Mierda, он ведь не собирался на него вызвериваться. По существу, последний, кто был виноват в том, что ему так хреново, — это Сайно. Человек, который и носиться за Тигнари хотел меньше всего. — Знаю… знаю. Просто я… — Хочешь наведаться домой? — вдруг перегнулась Кандакия с переднего. Она в этой машине играла роль молчаливого наблюдателя — время от времени косилась на таксиста, чтобы убедиться, что тот их не слушает, и точно так же проверяла Тигнари в зеркале. Тигнари кивнул: отрицать очевидное никогда не было его сильной стороной. И Кандакия пожала плечами: — Не вижу ничего сложного. — Я вижу, — вклинился Сайно. — Так проводи его. Кто к нему подойдёт, если на каждого будет лаять такой шакалище, как ты? Кандакия улыбнулась, и Тигнари в проблеске надежды захотелось её расцеловать. Сайно скрестил руки на груди, хмурый и недовольный. Мысль ему не нравилась, но Тигнари уже смотрел — взглядом, который Сайно уж точно было непросто игнорировать. Требовательным выжиданием. И Сайно сдался. — Ладно. Закончим с делом, и если нам не придётся сбрасывать с хвоста весь Магриб, я подумаю. Тигнари мысль знакомить Сайно с Коллеи тоже не нравилась. Коллеи тяжело принимала новых людей, избегала чужаков — а с такими чужаками, как Сайно, который даже молчанием кричал о своём характере, она и вовсе замыкалась в себе. Но если согласиться на конвой было единственным способом с ней увидеться… Тигнари придумает для неё что-то убедительное — заставит Сайно раздобыть медицинский халат, на худой конец, чтобы соответствовать легенде про симпозиум. Просто узнает, что она в порядке. Хоть эта надежда позволила ему немного успокоить нервы. Такси довезло их до одного из самых приличных районов в Эль-Гизе с новыми, аккуратными многоэтажками и блестящими мопедами у каждой клумбы. Вдалеке, за рядами цветущих балконов, проглядывались верхушки пирамид. Кандакия оглядывалась по сторонам с тёплой улыбкой. — Так и знала, что эта квартира мне когда-нибудь пригодится, — радовалась она, пока, прихрамывая, уводила их по лестнице. — Кому-то придётся сходить в магазин, не уверена, что у меня в холодильнике за пару лет осталось что-то съедобное… Ну, заходите. Тигнари неуверенно переступил порог. Кандакия привезла их к себе домой. В её квартире лежал толстый слой пыли, но всё, от тарелок на кухне до заправленной кровати, держалось в безукоризненном порядке. Тигнари достался диван в гостиной, Сайно — старый матрас, который Кандакия вытащила из кладовой в свободный угол. «Ты привык, — объяснила она, пока Сайно со сложным лицом проверял матрас кончиком пальца, — а Тигнари я после Мадагаскара в жизни не позволю спать на полу». Тем вечером после долгого перелёта у них не оставалось сил обсуждать планы, искать подсказки или готовиться к завтрашнему дню. Кандакия на правах хозяйки отдала им на ужин быстрые макароны из ближайшего магазина и, первой заняв очередь в душ, закрылась в комнате. А Тигнари остался в гостиной наедине с диваном, старым матрасом и шумящей водой. Сайно вышел из душа, когда он уже лениво дремал в обнимку с собственным хвостом, завёрнутым в полотенце. По голым плечам Сайно стекала вода, мокрые волосы были собраны в неряшливый пучок, взгляд скользил без цели, но даже запах шампуня не мог перебить то, как от него тянуло намертво въевшимся в кожу табаком. Только это и позволяло Тигнари перебить иллюзию домашнего Сайно о напоминание, что завтра у них будет тяжёлый день. — Знаешь, — обратился к нему Сайно, как будто всецело занятый своим матрасом, — ты сможешь выспаться получше, если ляжешь. В горизонтальное положение. Тигнари вяло усмехнулся. Попытка была хорошей, но живого чувства юмора Сайно катастрофически не хватало. — Сказал человек, который вообще не спит. Как насчёт я лягу, а ты посмотришь, как это делается? Он на Сайно тоже предпочитал не смотреть. Он никогда не причислял себя к той категории людей, которые могут смутиться от разглядывания чужого голого пресса, но… но Сайно в одном полотенце в данном конкретном случае воскрешал в нём воспоминания о том, что всего два дня назад он был в шаге от одной большой ошибки. И Тигнари ещё не определился, что он чувствует по этому поводу. — Я не пойду спать, — хмыкнул Сайно. — Нужно проверить, как дела у остальных. А потом я хочу получше изучить те храмы. Завтрашним днём Сайно в компании аль-Хайтама собирался наведаться в каждый из них. Акт вероломного расхищения, согласно их плану, предстояло совершить вечером, когда раскопки закроются для туристов — а до тех пор Сайно был решительно против делать из Тигнари живой магнит для посоха. Даже если Тигнари сам на этом настаивал. Кажется, после Мадагаскара Сайно не собирался слушать я-пойду-с-тобой-идеи, если рассчитывал обойтись без внеплановых похищений. — Давай помогу, — Сайно повернул голову, открыл было рот, но Тигнари был уже на ногах. — Ты без аль-Хайтама даже не поймёшь, куда смотреть, а его здесь нет. Вдвоём мы что-нибудь выясним. Что-то за рёбрами предательски ёкнуло от этого простого «вдвоём», и Тигнари отмахнулся от него, как от комара. Сайно смотрел на него долгим изучающим взглядом — но затем неохотно кивнул. — Если я запрещу, ты всё равно не отвяжешься. Ладно. Так они с Сайно оказались на маленькой тесной кухне, за одним столом, который не уберегал от соприкосновения коленями. Сайно растрепал мокрые волосы по плечам, Тигнари подвинул к себе ноутбук Кандакии. Пока Сайно был занят телефоном (Тигнари весело было думать, что он собирал плюсики в групповом чате), они почти не разговаривали, но потом Тигнари пришлось подвинуть ему ноутбук — и теперь они соприкасались не только коленями, но и плечами. И локтями. И ладонями, когда Сайно отбирал тачпад. Мыльные фото храмов в интернете не дали практически ничего нового, но зато Тигнари узнал кое-что новое о себе. Тактильный контакт, от которого он бы раньше отпрыгнул на метр, стал хорошей отдушиной — просто чувствовать, что Сайно, спокойный и собранный, сидел рядом. Слушал его. Переспрашивал. И звучал при этом так, словно его действительно подменили. — Если эти статуи, по твоим словам, церемониальный элемент, то я всё ещё не могу понять… — Сайно постучал по тачпаду и осёкся на полувздохе. А затем констатировал: — Ты смотришь не на них, а на меня. Что ещё? Тигнари сморгнул мутную пелену с глаз. Надо же, чтобы привлечь внимание Сайно, нужно было всего-то внимательно пялиться на то, как острым углом играет его кадык. — Ты не хочешь, чтобы я шёл с тобой днём. А потом? Вечером? Сайно вздохнул снова. Ущипнул себя за переносицу, уходя от очередного пристального взгляда, пока Тигнари тихо радовался, что его присутствие по-прежнему доставляет Сайно неудобства. Только теперь это казалось неудобствами иного рода — будто малейший звук его голоса пробивал в Сайно брешь, которую ему срочно нужно было латать брезентом. — Если днём я не увижу признаков опасности… хорошо. Ты можешь пойти. Он вернулся к изучению тёмных пикселей. Кто бы ни делал этот репортаж про открытие новой гробницы, фотографа с ним послали явно без рук. А Тигнари, который должен был порадоваться очередной маленькой победе, снова почувствовал, что где-то они заворачивают в глухой тупик. — Сайно, — он пожевал губами. Ладонь дрогнула: хотелось уложить её на чужое плечо, как ребёнку, который не понимал очевидных истин. — Я… правда жутко впечатлён тем, как ты пытаешься держать меня подальше. До сих пор не понимаю, что с тобой такое, но подозреваю, что тебя загрызла совесть. Сайно усмехнулся, но так и не повернулся лицом. А Тигнари продолжал: — Но не надо превращать меня в какой-то кусок сахара. Я не хочу так и оставаться инструментом со смешными ушами и хвостом или забавным зверьком на фоне — раз уж принял меня в команду, дай приносить пользу. — Ты по-прежнему думаешь, что не приносишь пользу? Тигнари повёл плечами. Пока что все его старания говорили о том, что справляется он так себе. И тогда Сайно развернулся. — Хорошо, я скажу тебе о том, чего ты не запомнил, — и прикрыл глаза, будто восстанавливал картинку в голове. Заговорил тихо, отстранённо: — Там, на дороге, когда нас увело в кювет — я очнулся, а ты лежишь на сиденье и почти не дышишь. Глаза закрыты, лоб весь в крови, сердцебиения я не слышал. Если бы я не отвлёкся на тебя, чтобы выяснить, жив ли ты вообще, — Сайно невесело усмехнулся, — может, Рахману не удалось бы так легко застать меня врасплох. Тигнари недоверчиво хлопнул ресницами: — Ты опять меня обвиняешь? — Нет, — короткая пауза, тихий выдох. — Боже, нет. Перестань. Я пытаюсь сказать, что не хочу больше видеть тебя таким. Пострадавшим по моей вине. Прозвучало почти так же, как в номере дешёвого мотеля на Мадагаскаре — только в этот раз по лицу Сайно плясали не закатные блики, а придавленное напряжение. Что бы ни произошло конкретно с ним в той аварии, признать это давалось тяжело. Сайно не нравилось выставлять себя уязвимым. А Тигнари — вот беда — только по его уязвимостям мог понять, что ведёт разговор с человеком. — Рахман ведь, — язык споткнулся о простое слово, — убил тебя. По-настоящему. Да? Ещё один смешок. — Кажется, какое-то время я и правда был мёртв. Неприятное чувство. Но, готов спорить, было бы ещё хуже, если бы он не повёлся на скарабея. — А как он… откуда он вообще узнал? Сайно одарил Тигнари полноценным взглядом. Выразительным и очень странным. Взвешивал — сказать или нет, но раз уж начал… — Я отдал сам, — признал скупой волной по плечам. — Гарантия того, что хотя бы ты останешься невредим. Вариантов тебя защитить было не так много, а с магическим артефактом и валука шуна в руках Рахман наверняка бы… — Стой, — перебил Тигнари севшим голосом. Нет, dios, ему просто не верилось. — Ты отдал пустышку в обмен на мою жизнь? — Да. Тигнари в расфокусе смотрел куда-то ему в лоб — может, надеялся, что там откроется третий глаз и зачитает ему полный, развёрнутый вариант этой мысли. Мысли дикой и не сочетавшейся со всем, что Сайно делал до… до того, как они с Тигнари поварились в этом котле как следует. — Но ты… тебя буквально пристрелили! Ты знал, что так будет! Знал, что меня заберут! Как можно… — Тише. Рахману в качестве пленника я бы не пригодился, я был бы мёртв в любом случае. — Но ты мог… — Не мог. С тобой под ударом — ничего не мог. Твоя жизнь ценнее моей, — Тигнари поперхнулся желанием действительно заорать, а Сайно выпрямился, сверкнув глазами. — Хотя бы потому что у тебя она одна, и я взял за неё ответственность. И для любого из своих людей сделал бы то же самое. Это ты способен понять или продолжишь и дальше лезть на рожон, чтобы доказать мне свою полезность? Потому что мне больше не надо ничего доказывать. Я вижу, Тигнари. Этого достаточно. Они снова соприкасались коленями, мерили друг друга одним взглядом — слишком долгим и слишком приязненным. «Твоя жизнь ценнее моей». Со всем коллективным опытом предков Тигнари не согласился бы, но говорить об этом было равносильно новому спору, которых он больше не хотел. — Я с самого начала, — напомнил он вместо этого, — не собирался ничего доказывать. Я пытаюсь помочь. Тебе, упрямому дураку, который хочет сделать всё сам. — Почему? Остаточная искорка злости заново треснула по груди. Так спокойно сидеть и в лоб спрашивать, почему Тигнари пошёл за Сайно в огонь, когда тот буквально сделал то же самое — да откуда ему вообще знать? Потому что помогать другим — это, вообще-то, базовая человеческая опция? Потому что этот до зубовного скрежета правильный идиот наконец-то до него снизошёл? Потому что у них была цель выше и значимее, чем собственные друг на друга обиды? Потому что Тигнари готов был натурально задыхаться, ловя на себе редкие признаки заботы от куска камня и принципов? Потому что всё и сразу и катись нахрен? — Не знаю, — отрывисто сообщил Тигнари со всем достоинством. — Генетическая память валука шуна, видимо. Пытаться из любого дохлого ростка вырастить приличное дерево. Если на кого он здесь и злился, то только на себя. За то, что сам обвязался этой подпоркой из ожиданий, а стоило её выдернуть — шатался в пространстве и сгибался пополам. Тигнари встал на ноги, собираясь разделить эту злость со скрипучим диваном, но его поймали за руку — осторожно, почти невесомо, а Тигнари всё равно послушным щенком замер на месте. И голос Сайно, мучительный, будто он не понимал в упор, коснулся ушей: — Хотел бы я знать, что творится у тебя в голове. Тигнари зажмурился и прикусил губу. Вот тебе новость, генерал: если бы он сам знал, что творится у него в голове, на одного счастливого валука шуна в этой маленькой кухне стало бы больше. Но с прикосновением ушла и вспышка злости. Тигнари обмяк, осунулся, мотнул хвостом. Кажется, вот в чём была причина: он так отчаянно хотел от Сайно какого-то уважения, а добившись его в виде «ради твоей же безопасности», растерялся вконец. Кто из них ещё больший упрямый дурак. — Запомни уже, — шепнул Тигнари сдавленно, — что я готов рисковать. Ты дал мне пистолет, помнишь? Я могу за себя постоять. Сайно пустил на лицо блёклую усмешку, всем своим видом крича, что он в этом сильно сомневается — Тигнари тоже сомневался, если быть откровенным хотя бы с собой. Но Сайно кивнул, и этот кивок делал ему больше чести, чем любые слова, которые он сумел бы из себя выдавить. — Давай ты постоишь за себя в лежачем положении, — предложил он наконец — и, нет, шутка всё ещё была ужасна. — Иди спать. — А ты? — Сначала покурю. Не заставляй опять тебе приказывать. Для проформы Тигнари закатил глаза, но на губы всё равно наползала дурацкая улыбка. Оказавшись на диване, он как следует себя за неё отругал: «Мы не будем воспринимать обычное для людей явление как целый подвиг», — но это простое и светлое уже не желало никуда деваться. Тигнари думал, что будет долго ворочаться, слушая, как из приоткрытой балконной двери на кухне свистит ночной воздух и долетает тихий голос: Сайно снова вёл с кем-то задушевные беседы. Но Тигнари заснул раньше, чем рядом скрипнул матрас и в комнату окунулся шквал табака и сандала.

***

Сайно ушёл ещё засветло: Тигнари слышал сквозь сон, как он дышит и ходит, но, когда нашлись силы встать окончательно, матрас был уже пуст. Этот день казался замедленной в сто раз плёнкой: солнце плыло неторопливо и жарило вчерашнюю морось, а каждый раз, когда Тигнари думал посмотреть на часы, выяснялось, что он делал это пять минут назад. Сидеть и ждать от Сайно новостей было пыткой похуже, чем вариться безнадёжностью в лагере Рахмана. Там Тигнари пытался хоть что-то сделать — а здесь Кандакия могла предложить только сходить в магазин и приготовить перекус. За варкой бобов к ним присоединилась Дэхья, которая ввалилась в квартиру с пакетом новой косметики в руках и жаждой убийства в глазах. — Кавех всю ночь подъедал роллы из холодильника, — доложила она с порога, — и ныл о том, что Хайтам пойдёт гулять по раскопкам без него. Клянусь, ещё полчаса — и я бы придушила его этими руками, так что, надеюсь, у вас тут без грызни. Как дела, лисичка? Она в квартире Кандакии вела себя куда более уверенно: явно бывала не в первый раз. Тигнари поделился с ней питой, и Дэхья враз повеселела. В пакете у неё оказался тональный крем — замазывать синяк на скуле — и ещё один флакон арганового масла — взамен того, что Тигнари потерял вместе с чемоданом где-то в глубине мадагаскарских джунглей. Он получил наконец возможность заняться своим хвостом, который после марш-бросков по самым суровым условиям выглядел хуже некуда, а Кандакия с Дэхьей уселись болтать. — …всё утро светился, чем хочешь поклянусь. Когда заезжал к нам — я решила, что с неба спустился ангел и лично ему посох вручил. Даже Хайтама не заткнул, пока тот ворчал. — Значит, мне не показалось? — О нет. Готова спорить, кое-кто вправил ему мозги. Тигнари, занятый маслом на самом кончике хвоста, не сразу понял, что разговор стих и два одинаково загадочных взгляда смотрят прямо на него. Дэхья подпёрла голову кулаком, Кандакия улыбалась. — Что? — буркнул Тигнари. Быть «кое-кем» в контексте разговора о Сайно ему не нравилось. Он уже стал «кое-кем» во всей этой истории с посохом — и пока что ни к чему хорошему это не привело. — Ты околдовал генерала, лисичка, — на побледневшее лицо Тигнари Дэхья помахала рукой: — Нет, не в извращенском смысле. Но ты хорошо на него влияешь, это точно. — Очень за него рад. Премию можно выписать с тем же чеком, что и все мои деньги за эту работу. Тигнари вернулся к хвосту. Он продолжал на себя злиться — это была не новость, но конкретики хотелось. Казалось бы, прими всплески заботы, порадуйся, что рисковать жизнью придётся меньше, и успокойся уже. Но Тигнари, успевший привыкнуть к этому стальному стержню за собственной спиной, видел всю картину совершенно по-другому. Со своей стороны уж точно. Правда была в том, что он действительно. В тот день, когда Сайно добровольно вручил ему пистолет и нарушил все его личные границы, Тигнари действительно неосторожным порывом мог его поцеловать. Это было глупо: одна крошечная искорка внимания, а Тигнари тут же записал её на свой счёт и раздул до детского «о боже, я ему нравлюсь». И продолжал раздувать, бросаясь из крайности в крайность. И ведь загвоздка была не в том, что к Сайно тянуло: Тигнари прекрасно отличал природные инстинкты от человеческого желания заехать ему по лицу кулаком. Загвоздка была в другом. Больше этого не хотелось. И это — проблема. Enorme mierda problema. Валука шуна влюблялись всего раз в жизни, и Тигнари был в шаге от того, чтобы добровольно-принудительно выбрать себе худший для этого экземпляр. Не кого-то из своего рода, даже не человека, который испытывал к нему малейшую симпатию. Положим, тогда произошло бы то, чего не произошло на самом деле — и что дальше? Сайно не упадёт ему в ноги, а вся его чудесная сказка развалится, когда закончится работа. Загадывать дальше элементарной опеки, такой же, как за всю команду, такой же, что заставила Сайно пожертвовать скарабеем, — идиотизм. Поэтому Тигнари и злился. Потому что смел загадывать. И чем больше вспоминал с того момента, тем больше понимал, что он влип совершенно не по-детски. — Вот что я тебе скажу, лисичка, — тихим смешком Дэхья вырвала его назад к ним. — Ты до сих пор не понял. Мы, наёмники, очень простой народ: если находится кто-то, кто готов рисковать и вести за собой людей, зачем отдуваться нам? Сайно хочется — пожалуйста, я вот вперёд него не полезу. За ним, ради него — однозначно, без вопросов. Вместо него… — Дэхья с улыбкой покачала головой. — Мы не герои, мы шайка бандитов. А ты продолжаешь обо всех нас думать лучше, чем стоило бы. Тигнари липкими от масла руками вцепился в хвост. Хотел бы он не слушать — но уши поворачивались к Дэхье, как намагниченные, как бы он ни вертелся сам. — Меня бы это купило, — пожала плечами Кандакия, добавив Тигнари очков расстройства от поддержки неверной стороны. — Я не думаю о Сайно лучше, чем стоило бы. — Не злись на него, ладно? Точнее, иногда это ему на пользу, просто злись в меру. Но лучше попробуй понять: он… сначала он не мог привыкнуть, что ты не такой, как мы. А теперь не может привыкнуть, что вдогонку ещё и не такой, как остальные. Кандакия вдруг переглянулась с Дэхьей, и та громко расхохоталась: — Да я правую руку готова отрезать, если за Сайно хоть кто-то так носился! Он сейчас вообще не понимает, как к тебе подступиться. Тигнари украдкой вздохнул. Хоть в чём-то они с Сайно сходились: он вот тоже не понимал. Разговор живо свернул куда-то в сторону каирских торговых центров и подначиваний выбраться в город. Тигнари перестал слушать: после хвоста он занялся сотой по счёту перевязкой, избавился наконец от бинтов на порезанных ладонях и худо-бедно заклеил все мозоли на ногах. Синяки выцветали из бордового в жёлто-зелёный, в тон глазам, и Тигнари ещё долго пялился на себя в зеркало, не представляя, как объяснит это Коллеи. Драчливые пациенты или разгромный доклад на симпозиуме?.. Сказать ей правду хотелось нестерпимо: ложь спустя столько недель отсутствия, когда Тигнари перестал даже выходить на связь, потому что либо по нему стреляли, либо его брали в плен, начинала ощущаться вечным налётом на языке. Он мог хотя бы позвонить — и Кандакия, и Дэхья вряд ли будут против, — но терялся даже здесь. Самому себе Тигнари казался нерадивым отцом, который ушёл за сигаретами, не вернулся, успел пожалеть и долгий месяц спустя стоял под окнами собственного дома, так и не набравшись смелости постучать в дверь. Коллеи заслуживала правду. Но пережила бы — другой вопрос. И в результате никогда ещё собственная нормальная жизнь не казалась Тигнари такой далёкой, как в часе езды до дома. Сайно объявился ближе к закату: позвонил Дэхье и сказал, что возвращается с недовольным аль-Хайтамом в одной руке и свежей идеей в другой. Когда Тигнари полноценно увидел его на пороге, то едва не покатился со смеху: сегодня они играли туристов, и гавайская рубашка поверх футболки «Ай Лав Каир» в сочетании с шортами-бермудами выглядела на Сайно просто отвратительно. — Где ты это взял? — фыркал Тигнари бесконтрольно, пряча за ладонью тихую истерику. — На вас напали продавцы? Жестоко избили и отобрали приличную одежду? Сайно не смутился. Но первым делом отправился переодеваться — и, как будто что-то знал и издевался, выбрал именно ту майку, которая не оставляла от его бицепсов ничего приличного. Тигнари больше не смеялся и в его сторону предпочёл не смотреть. — Если с модным приговором мы закончили, — объявил аль-Хайтам, потирая виски, — то посмотрите сюда. Он не собирался переживать ни насчёт своей футболки, ни насчёт чистого пластыря на носу. В совокупности это придавало ему вид десятилетки-ботаника из песочницы — которого круги под глазами превращали в бёртоновскую декорацию. Аргановое масло и куча бинтов сместились в угол кофейного столика, а поверх аль-Хайтам расстелил неизменную карту. Всё та же брошюра с пронумерованными раскопками — только на этот раз её явно купили в той же лавочке, где и футболку «Ай Лав Каир». Тигнари снова затрясло, и он ущипнул себя за локоть, чтобы сосредоточиться. Лицо у аль-Хайтама было не в меру серьёзным: оно было таким всегда, но в моменты, когда требовалось показать, кто здесь самый умный, челюсть выделялась твёрже, а на скулах поигрывали желваки. — Мы проверили все три храма — они и правда небольшие, даже тридцати квадратных метров не будет. Богато украшены золотом и статуями, — аль-Хайтам хмыкнул, — в том числе и самого Дешрета. Археологи на этот счёт расходятся, но в храме Ибиса статуя очень похожа на ту, что по вашему описанию была в Ай-Хануме. Точки правильные. — Не тяни кота за хвост, — пробурчала Дэхья, — идеи-то есть, или вы только футболками закупились? Сайно сухо рассмеялся в ладони, аль-Хайтам с достоинством расправил плечи. — В храмах ещё ведутся раскопки. Храм Ибиса и вовсе закрыт для туристов, и я не хочу вспоминать, как мы туда проникли. Подвальные помещения, погребальные шахты, ложные двери — строго говоря, храмами это было когда-то давно. Жрецы умерли, и их похоронили там же, где они возносили свои молитвы, храмы опечатали и превратили в гробницы. Строение вполне типичное, храмы практически идентичны, два из трёх даже не разграблены — тем интереснее находка для людей, которые действительно ценят историю, — Дэхья цокнула языком. — Но — хорошо, мы нашли кое-что любопытное. Тигнари подался локтями вперёд, но вместо карты на столике продолжал упорно видеть прямо перед носом скрещённые запястья Сайно. — В каждом храме есть по статуе — типичный пример династического теротеизма, человек с головой животного. Крокодил, баран и ибис, как нетрудно догадаться, — аль-Хайтам поочерёдно постучал по точкам на карте, брови сложились в излом, как у человека, который в приступе дежавю пытается вспомнить то, чего нет. — Обычно в храмах статуя стоит на пьедестале в центре или в дальнем конце и смотрит на входящего. Однако здесь… они все смотрят в разные стороны. Эта нестандартная архитектура — единственное, что выбивается из привычных шаблонов. Сайно вздохнул, будто даже он потерял терпение: — Мы решили проследить направление взглядов по карте. Старый трюк, но больше там не было ничего необычного. — Только если не магия, которую вы не почувствовали, — кашлянул Тигнари со скромной улыбкой. Нет, он не собирался снова начинать — но оно стоило того, как Сайно на мгновение замешкался перед тем, как потянуться к маркеру. — Собек — на юго-запад, — он ткнул в одну из точек и повёл её по косой вниз. — Хнум — на северо-запад. Ибис — на запад. Они соединяются здесь. Сайно обвёл жирным кругом линию пересечения и, явно довольный пусть даже иллюзией прогресса, откинулся на спинку дивана. Тигнари и Дэхья с Кандакией склонились над картой. — И что здесь? — Ничего, — пожал плечами аль-Хайтам. — Пустыня. Триста двадцать километров до Гизы, пятьдесят — до ближайшей фермы. Если посох лежит именно там, пески похоронили его так, что копать придётся не один год. Дэхья безнадёжно вздохнула и хрустнула шеей. — Вы там были? А то вдруг за нас уже Рахман бульдозерами трудится, не хочу лишать его шанса как следует повозиться в жучином навозе. Тигнари боком придвинулся ближе к Кандакии. Спросил шёпотом: — У неё с Рахманом что-то личное, да? — Раньше Дэхья работала на него, — грустно улыбнулась Кандакия, — но ушла после какой-то заварушки в Руб-эль-Хали. Кажется, Сайно предложил ей условия получше. — …сейчас и проверим, — вклинился сам Сайно, вырывая внимание Тигнари назад к общему сбору. — Семь человек поедут со мной, обойдёмся двумя машинами. Дэхья, Кандакия — вы тоже. Дэхья, вызвони по дороге Кавеха, он может пригодиться. Лоб у аль-Хайтама пошёл морщинами, и каждая из них кричала что-то про раздражение — то ли теперь он был не в восторге, что Кавех идёт куда-то без него, то ли всё это в принципе казалось ему не лучшей идеей. Со знакомства в Марракеш-Менаре даже он, как будто не тот член команды, который всё время действует на передовой, незаметно осунулся и потерял в весе — Тигнари думалось, что ему не меньше Сайно не повредил бы здоровый сон. — Хайтам, — продолжал Сайно тем временем, — ты останешься с Тигнари. Тигнари подскочил на месте, как ужаленный. — Ты сказал, что я пойду с вами! — Я сказал: если не будет опасности, — отрезал Сайно. Тигнари набрал в грудь больше воздуха, но тот уже сдул свою сталь так же быстро, как закалил. — Мы просто взглянем, что там. Если ты понадобишься, я позвоню. Устраивает? Тигнари пфыкнул, окончательно прибитый этим компромиссным «устраивает». — Конечно, давай дам тебе мой номер… — он показательно хлопнул себя по карманам. — Ах, да, у меня нет номера. И телефона нет. Сайно перевёл взгляд на Дэхью — если бы его лицо могло выражать что-то кроме целого ничего, Тигнари готов был свой хвост поставить, что это была мольба. И отвернулся. — Поехали. Хайтам, позвоню через четыре часа. — Уж лучше бы, — проворчал тот. Дэхья потянулась и встала. — Ну, лисичка, не смотри на нас, как ребёнок без конфеты. Пока мы будем колесить по дюнам, вы можете заказать пиццу и украсть у Кандакии кабельное. Мы вам ещё завидовать будем, понимаешь? Тигнари поднялся на ноги. Мимо него уже сновала Кандакия, в одной руке держа винтовку, в другой — фонарик. Дэхья убрала карту со стола, Сайно говорил с кем-то по телефону — а аль-Хайтам уселся посреди всего этого хаоса на диван и сразу же уткнулся в ноутбук. Где, ради всего святого, он его постоянно брал? Дверь за остальными хлопнула; Тигнари, так и не удостоив Сайно ни единым лишним взглядом, остался мрачной тенью стоять в углу. Аль-Хайтам молчал долго и сосредоточенно, не поднимая головы, но затем вдруг позвал: — Что ты там стоишь? Тебе пеперони или барбекю? Тигнари поперхнулся своим удивлением. Аль-Хайтам — вот уж кто как будто никогда не интересовался его мнением — снова потёр виски и открыл было рот. — Что-нибудь с курицей и побольше грибов, — поторопился Тигнари, не собираясь слушать целую лекцию про холестерин. — Спасибо. Что ж, если его снова оставили с нянькой, он был… почти благодарен за то, что это аль-Хайтам. Никто другой не умел молчать так красноречиво, и никто другой не воспитал бы в Тигнари терпение буддийского монаха за рекордные пять секунд в одной комнате. В полном непонимании, чем ему теперь заниматься — не разговаривать ведь по душам с аль-Хайтамом, честное слово, — Тигнари раскопал пульт и принялся бездумно переключать каналы. На какой-то мелодраме ему в спину и прилетело внезапным: — Твой хвост заточен под настроение, или ты в состоянии его контролировать? Тигнари сощурился через плечо — скорее злобно, чем озадаченно. Надо же, спустя почти три недели до него добралось любопытство последнего, кого он интересовал. Даже Сайно успел — а аль-Хайтам, который пусто смотрел на этот самый хвост, как будто только сейчас заметил, что у них в команде появился валука шуна. — Я спрашиваю, — пояснил аль-Хайтам в выразительную тишину, — потому что… хорошо, если это грубо, то приношу извинения. У лисиц такое поведение хвоста — это сигнал тревоги, мне интересно, есть ли связь. Кажется, эра, когда Тигнари думал, что у них есть кое-что общее, прошла. Теперь он находил куда больше сходства с Кавехом и его желанием надувать щёки в ответ на… — Это и правда грубо, — кивнул Тигнари. Бровь у аль-Хайтама чуть дёрнулась. — А ещё можно было просто спросить, не собираюсь ли я за них переживать. И знаешь, что бы я ответил? Что я тут не один такой. Аль-Хайтам помедлил, но отложил ноутбук. Если до этого он как будто вёл диалог с самим собой и к ответу не обязывал, то теперь его взгляд, немного без точного фокуса, осознанно упёрся в Тигнари. И внезапно заиграл призраком иронии. — Ты понравился Кавеху, — пожал плечами аль-Хайтам, пока Тигнари мучительно думал, за что ему такие галлюцинации, — а я стараюсь прислушиваться к его мнению о людях. Ты один до сих пор не оставил беспокойство за человека, которого даже смерть не берёт. Тигнари обнял хвост, который компрометировал его яростными подёргиваниями, уткнулся в мех и тяжело задышал. Нет, он возьмёт свои слова назад — он был ни капли не благодарен, что его нянькой оказался аль-Хайтам, потому что никто другой не сумел бы так бестактно проезжаться по его порывам альтруизма. Который оказался даже не альтруизмом. А худшей для Тигнари проблемой, какую он только мог подцепить в этом неудавшемся эпосе. — Я тут, — улыбнулся Тигнари через сведённые зубы, — не один такой. Ты вот беспокоишься за Кавеха. — Конечно, беспокоюсь. Просто в твоём случае это неразумно, а в моём… Аль-Хайтам так и не договорил — покачал головой и окончательно потерял нить. Но Тигнари и без того понял. И тоже замолчал. Возвращаться к его хвосту они не стали, а больше аль-Хайтама ничего не заинтересовало. Ровно через четыре часа, когда аль-Хайтам практически спал под жужжание телевизора, а Тигнари нарезал по квартире бестолковые круги, переключаясь с волнения на злость, в коробках из-под пиццы раздалась вибрация. Аль-Хайтам успел подняться раньше, чем Тигнари — подскочить к телефону. Ни следа усталости в глазу, спокойная собранность и готовность ехать по первому приказу. — Сайно, что у вас? Над ним навис Тигнари, и аль-Хайтам закатил для проформы глаза, но включил громкую связь. Тёмную гостиную разорвало голосом, который пропадал в отсутствии сотовых вышек: — …расчищенный вход. Здесь до нас уже… — резкий обрыв, секундная пауза. — …никого. Кавех говорит… — снова потеря сигнала. — …Тигнари. Будем ждать вас на месте. Они с аль-Хайтамом переглянулись. Тот громко, по слогам заговорил в динамик: — Сайно. Повтори для протокола, нам выезжать? — Да, я же… Вызов прервался. Долю секунды аль-Хайтам смотрел на экран, потом тускло усмехнулся и поднялся на ноги. — Ты сам всё слышал, доволен? Собирайся.

***

Аль-Хайтам загрузил Тигнари в новый ранглер. На любопытствующий взгляд — вот какую эмоцию он чувствовал хорошо, так это любопытство — аль-Хайтам лишь качал головой: нет, мы не оформляем их в багаж в аэропорту, просто арендуем. Пока они ехали по оживлённым районам Эль-Гизы и освещённому шоссе, он молчал, и от Тигнари требовалось только молчать в ответ. Мыслями он был где-то там, в координатах среди насыпных дюн, где плохая связь пока что скрывала от него ответ на очередную загадку. Они возвращались в пустыню. Чертовски символично. — Как думаешь, — позвал Тигнари, зайдя собственными размышлениями в тупик, — что они нашли? Ему не хотелось застрять в одной машине со статуей. А единственное, что он знал об аль-Хайтаме, чтобы вернуть его на землю, — это его любовь говорить в пустоту и, вероятно, любовь к Кавеху. Недоказанная и явно не от мира сего, поэтому пришлось выбрать первое. Обрывки фраз оставляли много простора для воображения, но раз Сайно дал добро на его присутствие — значит, посчитал, что это безопасно. Или упёрся в дверь, для которой позарез требовалась кровь валука шуна, и тогда это не связь пропадала, а он закрывал динамик, чтобы поматериться. — Ничего, — аль-Хайтам скосил взгляд. — Сам ведь слышал: мы опоздали. — И что? На Мадагаскар мы тоже опоздали. Тигнари предпочёл бы больше никогда и ни при каких обстоятельствах не упоминать Мадагаскар, но желание выудить из аль-Хайтама хоть что-нибудь — раз уж он заказал ему пиццу — брало верх. — Ты… вряд ли понимаешь, — заговорил аль-Хайтам наконец. О, ну конечно. Куда уж Тигнари понимать. — Если нам наступили на пятки один, два раза — наступят ещё, но спасибо этому неизвестному, что мы не будем копаться в песке. Зайдём, ничего не увидим и погонимся уже не за посохом, а за тем, кому его успеют продать. Тигнари нахмурился: в его голове аль-Хайтам был как раз единственным, кто жил не деньгами от продажи артефактов, а процессом их поиска. Он наверняка присоединился к Сайно лишь потому, что кому-то надо было растолковывать, какую древнюю развалину они нашли на этот раз и какой у неё богатый историко-культурный контекст. — И тебе это не нравится, — констатировал Тигнари, аккуратно собирая всю цепочку. — Не нравится, что вместо безопасных руин мы теперь можем наткнуться на пистолеты. — «Безопасность» в руинах — очень растяжимый термин. — Но для тебя всё равно понятнее, чем другие наёмники. Аль-Хайтам чуть сморщил нос, словно прямота Тигнари била по самому… что там у него вместо сердца, энциклопедия? Тут не нужно было даже приглядываться, чтобы отметить, как аль-Хайтама выбило из колеи после Мадагаскара. До этого он брюзжанием закрывал дневную квоту, теперь… явно нервничал. И дело ведь было не в том, что ему понятнее, а что нет. — Ладно, я внесу ясность. Мне может что-то не нравиться, командовать я не собираюсь. Моё дело — доносить информацию, и меня это устраивает. Нет, Тигнари должен был сказать. Совесть сгрызала. — А Кавех… — Кавеха тоже всё устраивает, пока у него есть что подрывать, — проворчал аль-Хайтам. — Это не так плохо, пока живёшь в реальности, где тебя могут убить, а не строишь мечты о счастливой старости, которой никогда не будет. Ответить Тигнари было уже нечего: он ведь и Кавеху в зеркальном разговоре не нашёлся, что сказать. Салон увяз в гнетущем молчании. Они миновали приличное шоссе, и теперь ранглер на сбавленной скорости преодолевал сухой такыр, которому ещё предстояло смениться сплошными песчаными дюнами. Тусклые фары прорезали не менее тусклую картину. Здесь не было раскопок, ферм или сотовых вышек, а городские огни далёкими отсветами плавали на горизонте — и те казались сплошной иллюзией. Остались они, звёзды и пустыня. Тигнари зябко поёжился: такой пейзаж с некоторых пор навевал на него не самые тёплые воспоминания. Чем короче становилась полоска на навигаторе, тем активнее Тигнари принимался себя накручивать. Да, Сайно не отправил бы за ним без убедительных гарантий, но… он думал, что прибыл в Гизу подготовленным по мере сил. Со всей информацией о храмах и пистолетом, готовым стрелять. А сейчас аль-Хайтам вёз его в новую неизвестность, и Тигнари гадал, кто его похитит на этот раз. Когда впереди замелькали фонарные блики и почудилось движение, он уже был близок к героически-трусливому прыжку в окно. Хвост ёрзал по коленям ползучей змеёй, сердцебиение участилось — всё его преждевременное волнение перекочевало в стан долгоиграющего, так что из машины Тигнари выбирался на подрагивающих ногах. И на них же едва не свалился в песок от облегчения, когда в свете фар вырос силуэт Сайно. Улыбавшийся ему крайне жуткой улыбкой. — Ты хотел взглянуть, — сказал он вместо приветствия. — Идём. Взглянешь. Ранглеры встали у высокой дюны, больше напоминавшей застывшую морскую волну — казалось, если Тигнари отведёт взгляд, она обрушится им на головы. Передние фары мощными прожекторами били прямо на дюну, а в их золотистом свете купалась огромная чёрная дыра. Тигнари подавился вздохом. Песок струился по наспех обтёсанным строительным балкам, но больше дюна не хранила ни следа присутствия археологов. Вход как будто раскопали, а затем бросили среди песков, никому не нужный и позабытый. Тигнари ощутил по хвосту дрожь мурашек. — Что это такое? — Что я и говорила! — Дэхья выскочила совсем рядом, ткнула Тигнари локтем под рёбра. — Дикая скукота, мы ещё ничего не поняли. Внутри всё держится на честном слове, так что пойдём осторожно. Кавех говорит, вход взрывали… — И взрывали недавно! — поправил весёлый голос. Кавех шёл к ним по песку, помахивая налобным фонариком во все стороны. Он наверняка надел его по одной причине: чтобы широкая повязка прятала спаленные брови. — Явно не друзья Хайтама старались, археологи уже бились бы тут в истерике. Привет, Тигнари. Тигнари повёл плечами, стряхивая холодок. Кавеху он был рад, своим догадкам — не очень. — Взрывали, чтобы открыть как можно быстрее? — Друг мой, я не астролог, но почти уверен, что да. — Кто-то был здесь всего пару дней назад. Либо они успели всё вынести, — губы Сайно на мгновение сжались праведным гневом, — либо по какой-то причине сбежали. Выбирай, какой вариант больше нравится. — Ни один, если честно. Тигнари остановился в паре метров от входа. Чернота манила неизвестностью, но Тигнари уже научился понимать, что от исполинских проходов, в которых клубился мрак, в его жизни появляются сплошные проблемы. Проблемы даже похуже Сайно, который стоял рядом и одним этим мешал ровно дышать. Тигнари глубоко вздохнул и обернулся. — Там что-то есть. Не знаю, насколько серьёзное, но оттуда… тянет, — и раньше, чем Сайно снова переключился бы на светлую надежду, поспешил добавить: — Это может быть само место. Посох необязательно лежит внутри. Лампочка на лбу у Кавеха помигивала. Тигнари смотрел на собственную длинную тень по песку и задней мыслью думал: может, и с телефонами проблема не из-за отсутствия сотовых вышек. Такие места давили энергетикой. — Мы всё равно заглянем, — решил Сайно мрачно. — Соберу остальных. Пойдём прямо сейчас, пока есть шанс нагнать наших друзей, — и повернулся к Тигнари. Что-то в его глазах переключило всё выражение лица в другой спектр. — У нас нет времени подготовиться. Мы не знаем, что там. Если хочешь подождать… — Чтобы Рахман вернулся и пристрелил меня прямо на пороге? — пфыкнул Тигнари, не задумавшись. — Ну уж нет. Пойду с тобой. Сайно не стал его переубеждать. Кивнул и растворился среди теней уверенным голосом, оставив Тигнари топтать своё предвкушение в шаге от новой загадки. Ему начинало нравиться, как новообретённая покладистость Сайно решала за него половину проблем. — Что думаешь? Собирая волосы в хвост, Тигнари скосил взгляд. Аль-Хайтам с Кавехом стояли совсем рядом, Кавех свободно пожимал плечами: — Что сюда надо было приехать пораньше. А ты? — Я думаю, что это варварский подход и внутри не осталось ничего интересного. — Ну, вот, а я ждал лекцию по истории… — Кави, — аль-Хайтам вздохнул, помедлил. Тигнари дёрнул ухом: он не хотел подслушивать, но этот тон… усталое смирение в исполнении аль-Хайтама, который совсем недавно на Кавеха ворчал, казалось восьмым чудом света. — Всё, на что мы можем рассчитывать, — что внутри нас не ждут. История сейчас — дело последней важности. Теперь замолчал Кавех. Насколько могло судить периферийное зрение, он улыбался — светло и радостно, будто аль-Хайтам ему не ведро пессимизма на голову вылил, а спел серенаду. — Мы вернёмся, — решил Кавех наконец, — и ты поспишь. Столько думать противопоказа… — Так, собрались! Сайно вынырнул назад из тени — суровый, обточенный светом фар в кругу наёмников. Блестело оружие, царило торжественное, почти пафосное молчание. Тигнари тряхнул хвостом. Его прошибло острым чувством дежавю — как на самой границе Ай-Ханума, за миг до того, как открытый его кровью храм поглотил их всех. Сайно звучно повторил указания, оставил Тигнари в конце, с Дэхьей, и на этот раз, даже имея больше смелости препираться, Тигнари проглотил желание. Сайно смотрел на него пару долгих секунд, затем обратился уже ко всем: — Подпорки держатся неидеально. На стены не падать, без команды не стрелять, Кавех — забудь про гранаты. — Вот чёрт, а так хотелось… Первым звуком в глубине дюны раздался не шорох песка и не эхо шагов, а натужный скрип. Проход открывался в узкий коридор, который держало ненадёжное дерево — и Тигнари успел подумать, что аль-Хайтам в своём пессимизме был неправ, ему следовало предсказывать не погоню, а похороны заживо. Затем начали гаснуть фонари. Сайно далеко впереди ругнулся и постучал по ладони, но это не помогло: свет в тёмном тоннеле пропал короткой очередью, и теперь Тигнари видел силуэты вокруг только благодаря острому зрению и эху подсветки фар от самого входа. Между ними загулял ветер, скрип раздался сильнее и отчётливее — будто в глубине коридора что-то радовалось пойманной в капкан добыче. — Проклятье, — процедила Дэхья, снова хлопнув фонарём. — Эй, Сайно! Надо возвращаться за факелами! Они остановились, не пройдя и десяти метров. Сайно вздохнул: — Набил, сбегай в мою машину. Стойте на месте, я пока посмотрю, что впереди. Мимо Тигнари юркнула тень, послышался быстрый топот, и всё снова свелось к тихим скрипам. Дюна жила своей собственной жизнью, и чужаков она, остро чувствовал Тигнари, не приветствовала. Здесь не было той пустой, мёртвой магии, как в храме на Мадагаскаре — эта магия искрила какой-то запретной древностью. Сюда им явно не полагалось заходить. Тигнари навострил уши: мерное дыхание десятка людей и тихая, медленная поступь впереди. Внезапно он пожалел, что не стал спорить с Сайно насчёт его места в цепочке: будь он впереди, он бы хоть видел, что Сайно ставит ногу не в яму с шипами, а на твёрдый пол. Коридор шёл пыльными каменными плитами, и Тигнари чувствовал по ним слабую дрожь, будто они с трудом держали их вес. С этого всё и началось. С зыбкого, инстинктивного «пол сейчас обвалится». Тигнари не успел ни предупредить, ни даже открыть рот: скрип усилился до гула, гул — до рокота, и Сайно закричал из глубины коридора: — Назад! На выход! Всё смешалось в хаос и панику. Дэхья подхватила Тигнари за руку, но тот не сдвинулся с места, абсолютно парализованный. Плиты под ногами задрожали, взгляд поплыл — и упёрся поверх мельтешащих теней в одну чёткую точку. Сайно нёсся в противоположную сторону, сквозь ниточки песка — вперёд. Вглубь. Тигнари вырвался из хватки Дэхьи быстрее, чем сообразил, что вообще делает. Прямо под его ногами пол прорезался уродливой трещиной, завизжали подпорки, на голову посыпался песок. А Тигнари бешеными прыжками, с бешеным сердцебиением бежал сквозь завал навстречу тому единственному, за что зацепился взглядом. — Тигнари! Да стой же ты! По плечу ударило осколком камня, но Тигнари едва заметил. Прямо за спиной, чиркнув по хвосту, свалился увесистый кусок потолка, и пол застонал, уходя ещё ниже. Проход рушился на глазах, а Тигнари летел по нему, подгоняемый диким страхом. — Сайно! Арочная тень скрыла его от глаз, плита под самыми пятками рухнула в никуда, и Тигнари, не задумываясь дальше, прыгнул. Воздух на падении вышел из лёгких болезненным толчком, грохот за спиной заложил ему уши, песок на голове заставил зажмуриться и считать секунды до смерти. Тигнари лежал ничком на холодном полу и ждал, пока тоже провалится вместе с ним, хороня себя посреди пустыни. А потом… всё закончилось. Тигнари сел, потому что его заставила сесть чужая рука. В ушах гулял стойкий звон, взгляд сфокусировался на неясной тени перед собой. Прямо у глаз хлопнули в ладоши, и Тигнари наконец различил мрачное лицо с мрачным же голосом: — Какого хрена ты натворил? Тигнари обернулся — и вместо ровной арки увидел пыльный завал. Они с Сайно оказались в ловушке.