Как поют пески

— Дэхья! Дэхья, приём! Кавех! Хайтам! Да мать вашу… Сайно с размаха треснул рацией по завалу, и эхо удара утонуло в песке и камне. Тигнари машинально повёл ушами, позвал: — Сайно, это бесполезно. Нас отрезало. Их окружали темнота, неизвестность и чистый, пульсирующий гнев. Сайно на ощупь мерил шагами пол позади Тигнари: в дрожащих тенях можно было угадать его силуэт. Казалось даже, что различались яростный блеск в глазах и плотно сжатые губы, но Тигнари предпочитал не додумывать лишнего. Он не видел, а чувствовал. — «Нас отрезало», — фыркнул Сайно, всадив по завалу ещё раз — кулаком. Зашуршал песок. — Нас. У тебя проблемы с ориентацией в пространстве? Почему я говорю «назад», а ты несёшься в абсолютно противоположную сторону? Тигнари придавил стопой кончик хвоста — так, чтобы до боли, которая всё равно не помогла заглушить выцеженное: — Может, потому что как раз ты назад идти и не думал? — Я для тебя теперь пример для подражания? О чём мы с тобой говорили? Что ты опять пытаешься мне доказать? — Помочь я тебе пытаюсь, придурок! — Тигнари вскочил на ноги, повернулся на звук и едва не впечатался в Сайно лицом. Всплеснул руками, яростный и громкий, и эхо огромного зала подхватило его голос и разнесло по самым дальним уголкам: — Вот о чём мы говорили! Я хочу быть рядом, когда тебе понадобится сраный валука шуна, потому что, сюрприз, я здесь за этим с самого начала! — Ты не пони… — Заткнись. Я прекрасно всё понимаю, — Тигнари от души пихнул его в грудь, и Сайно, будто обескураженный, сделал шаг назад, уткнувшись спиной в завал. Теперь Тигнари действительно различал его глаза: большие и изрядно удивлённые. — А что ты пытаешься сделать, а? Захотел себе роскошный гроб? Или тебе мозги настолько пришибло этим долбанным посохом, что дальше можно не думать в принципе? Скажи-ка мне, генерал, — Тигнари задрал подбородок, дрожа от рвущегося наружу бесполезного крика, — твоя вампирская регенерация вытащит тебя из-под завала? Кости, может, срастит и череп из лепёшки соберёт, а выбираться ты как планировал? Песок и камень жадно глотали его крики, пока Тигнари отчётливо понимал, что смотрит в собственное отражение в чужих глазах. Если Сайно погнался за своей одержимостью посохом, то Тигнари — Тигнари погнался за ним. Мелким шагом Тигнари отступил назад, в темноту. И прибавил на резком контрасте — почти шёпотом: — Я испугался за тебя. Идиот. Сайно молчал. Переваривал его злобу, давал шанс прийти в себя или просто плавал в мыслях — Тигнари не знал и не собирался загадывать. Но когда Сайно заговорил, его голос звучал точно так же тихо: — Надо же, мы снова квиты. Тигнари обхватил себя руками, давя какую-то детскую, близкую к истерической дрожь по всему телу. Глубокий вдох — медленный выдох. С него хватило. Надо было что-то делать. — Завал не разобрать, — он дёргано кивнул Сайно за плечо, — туда обрушилась целая дюна. Даже звуки не проходят. Сайно как будто повеселел. Парадоксально в ситуации, когда они закопали себя заживо — и оба, идиоты, по собственной воле, — но с его голоса словно свалился тяжёлый камень: — Значит, пойдём вперёд. — Либо будем надеяться, что здесь есть мумия, которую можно съесть. — Тебе ведь не понравилась шутка. Тигнари нервно рассмеялся, скорее удивлённый тем, что Сайно запоминал его реакцию на свои шутки: — Она мне и сейчас не нравится. Просто если мы не найдём мумию — я съем тебя, ничего личного. Сайно хмыкнул: в его вселенной, где мёртвое чувство юмора плавало в вакууме, это должно было сойти за полноценный смех. Неплохо для человека, который только что орал и плевался ядом. — Смотри не подавись. Стой спокойно, мне, в отличие от некоторых, нужен свет. Послышался шорох, затем пара щелчков — и лицо Сайно и правда засветилось в метре от Тигнари, объятое хилым огоньком зажигалки. А следом за ним ожил и зал. По стенам зашевелились тени, эхо их голосов приняло форму. Коридор выводил в огромную залу, настолько высокую, что капители разукрашенных колонн тонули во мраке. По бокам замерли исполинские жаровни, в которых огонь горел тысячи лет назад; впереди из чернильных одеял оскалили морды сфинксы, обступившие пьедестал с обелиском; позади высились статуи воинов-стражей. У одного недоставало головы, но в остальном… — Сайно, смотри. Это место совсем не разрушено. Тигнари перешёл на шёпот: погребённый в дюне зал неосознанно давил своим величием. На колоннах сохранилась ярко-алая краска, крылья сфинксов растекались бело-синими мазками, стражи держали чёрные копья. Даже обелиск был практически нетронутым — молчаливая игла из слоновой кости, которая привидением вспарывала темноту. Тигнари шагнул вперёд, зачарованный этим тихим величием, но Сайно поймал его за руку. — Нет уж. Идёшь рядом со мной — так, чтобы я видел. Тигнари стряхнул заряд молнии по телу. Для того, кто боялся грозы, он слишком резкими судорогами реагировал на такие касания. — Как прикажете, генерал. Он попытался умерить и предвкушение, и страх одним глубоким вздохом. Спокойно, Тигнари. Это не первый богом забытый храм, в который вас с Сайно угораздило провалиться вдвоём. В прошлый раз всё обошлось — и в этот раз получится. Подняв зажигалку выше над головой, чтобы захватить больше пространства, Сайно медленно поднялся по каменным ступеням к обелиску. Тигнари прислушивался ко всему и сразу: к его дыханию, к сердцебиению, к шагам, к мёртвой тишине за завалом. Если они не найдут другого выхода… — Аль-ахмарский, — сказал вдруг Сайно. Он встал перед обелиском, на пробу коснулся выточенных по кости надписей. — Раннее царство. Что ж, это место точно связано с Дешретом. — Не знал, что ты тоже не обделён талантами к языкам. — Могу только выругаться на шести диалектах арабского, — Тигнари коротко усмехнулся в кулак: ладно, эта шутка была неплохой. Когда-нибудь у Сайно начнёт получаться. — Я слишком часто натыкался на аль-ахмарский. Отличить могу, прочитать… Сайно покачал головой. А Тигнари вдруг подумалось, что Ай-Ханум вряд ли был первыми руинами, в которых Сайно искал ниточку к посоху. Как же давно он за ним охотился? И на что рассчитывал, когда найдёт?.. — Ты сказал, что чувствуешь магию, — позвал Сайно. — Это обелиск? Тигнари помедлил. Пальцы коснулись холода кости: он готов был поклясться, что, не будь здесь огонька зажигалки, обелиск и сам мягко светился бы в темноте, как светится полная луна за тонкими облаками. Но: — Нет. То есть он тоже, но слабо — так же, как всё это место. Сильнее тянет, — Тигнари кивнул вперёд, — оттуда. Зал был сквозным — за обелиском ступени терялись в новом проходе. Они с Сайно переглянулись; Тигнари показалось, что зажигалка оживляет статуи за его спиной и сфинксы вот-вот бросятся на них, целясь когтистыми лапами в горло. Ощущение, что им не стоило здесь находиться, только усилилось. Несмотря на весь путь из подсказок, несмотря на то, что Тигнари был валука шуна, который по праву рождения мог по этому пути идти, какое-то шестое чувство подсказывало: ни один валука шуна сюда не ступал. Не потому что не добрался, не потому что это место занесло песками, а потому что когда-то давно, тысячи лет назад, им запретили сюда входить. — Аль-Хайтам прочитал бы, — вздохнул Сайно, — но у него, к счастью, хватило инстинкта самосохранения. — Это камень в мой огород? Тигнари нахохлился, готовый из обороны переходить в атаку, но тени вдруг разлили по лицу Сайно улыбку. — Успокойся. Если уж выбирать, кого из вас двоих терпеть, то ты хотя бы умеешь смеяться. Сайно обошёл обелиск и принялся спускаться, а Тигнари всё ещё стоял посреди древнего зала и потерянно моргал ему вслед. Это был комплимент или?.. — Ты идёшь? — Иду, — буркнул Тигнари. Шутки шутками, но ему было откровенно не по себе. И, пожалуй, он был впервые благодарен каменному лицу Сайно, которое диктовало не обращать на это внимания. Если в первом зале ощущение магии тихо подпитывало воздух, как аромат свежей выпечки по всему дому, то едва они переступили порог в темноту — на Тигнари навалилось. Что-то древнее шумело в самой крови, подкатывало толчками к мозгу и заставляло цепенеть перед силой, которая не оставила бы от Тигнари и мокрого места. Он ухватился за руку Сайно, даже не соображая, прошептал: — Здесь больше. Намного больше. Сайно выступил вперёд, удерживая его за спиной. Язычки пламени заплясали по широкому коридору, теряя его конец в длинных тенях. Здесь не было колонн, пространство как будто формировалось прямо из темноты, и если быстро обернуться за плечо — можно было увидеть, как колеблется воздух, подавая взгляду новую реальность. Коридор был пуст; лишь по бокам почётным караулом, наполовину закопанные в песках, стояли воины-шакалы с копьями вверх. Сайно чуть повернул голову, нахмурился: — Ты уверен, что правильно… И осёкся. Впереди что-то пришло в движение. Тигнари снова почувствовал дрожь в полу раньше, чем увидел её источник. С каменных копий посыпалась пыль, пьедесталы раскололись одним мощным треском — и тяжёлые ноги первой статуи с грохотом сделали шаг. Ожила стража древних руин. Тигнари подался назад, толкнув из горла полузадушенный писк: магия, старая и сильная, накрыла его штормящей волной. Он отступил, словно в замедленной съёмке глядя, как безучастная шакалья морда поворачивается к ним. — Тигнари, живо назад! Зажигалка погасла, утопив всё во мраке, послышался звон о пол. Быстротой молнии Сайно провернул пистолет из кобуры, щёлкнул затвором, выстрелил. Грохот помножился на грохот, Тигнари вжался спиной в арку проёма, пытаясь нашарить на поясе собственный Глок. Сайно хладнокровно всадил в шакалью морду весь магазин, но добился лишь того, что от камня откололась пара кусков. Копьё взмыло в воздух, Тигнари замер, цепляясь за пистолет, как за спасательный круг. Сайно ушёл резко в сторону, нырнул статуе под ноги, выстрелил снова — ничего. Кололись пьедесталы, дребезжал каменный пол. Шесть, задушенно подумал Тигнари, их было шесть. Слишком много на одного Сайно. Если бы он только мог помочь. Если бы от него было больше толку. Слепая морда первого стража, покорёженная пулями, обернулась к нему. Тигнари прижал уши, лихорадочно нашарил затвор, дёрнул на себя, поднял пистолет — из головы вылетело всё, чему Сайно пытался его научить, но главный принцип Тигнари помнил: достаёшь, подаёшь патрон, стреляешь. И Тигнари выстрелил. Пуля заскрежетала о камень, отбив у стража кусок усеха. Тигнари попытался сделать ещё шаг назад, но отступать было уже некуда: он зажал себя в угол. Шакал встал над ним, копьё медленно провернулось в воздухе… — Тигнари! Сайно вырос перед ним будто из-под земли, удерживая копьё в замахе голыми руками — и Тигнари задохнулся, увидев, как по его венам бегут пурпурные молнии. Всё переменилось в одно мгновение. Воздух пропитался тяжёлым озоном, как перед грозой, и Тигнари подавился собственным криком. С грузным треском копьё сломалось пополам, как хлипкая зубочистка. Сайно шагнул вперёд: волосы растрепались, руки были сжаты в кулаки, по коже плясало электричество, от которого вздыбило хвост. Сайно занёс ладонь, и в темноте блеснули сотканные будто из чистой энергии когти. А затем он бросился вперёд. В глазах у Тигнари сверкала вспышка за вспышкой: Сайно двигался с огромной, абсолютно нечеловеческой скоростью. Когти прошли сквозь камень, как нож сквозь масло, с лёгкостью, какой не могло быть у обычного наёмника — и по статуе, окутывая облаком бури с ног до головы, заплясали молнии. Истошный треск заполнил уши; Тигнари вжался в стену, чувствуя, как по хвосту ползут недобрые мурашки. Какого чёрта, отчаянно заметалось в голове, какого, мать его, чёрта? Первый страж зашатался и повалился грудой идеально разрезанных лоскутов — а Сайно уже исчез в клубах пыли, превращая следующее копьё в обломки. Грохот заложил Тигнари уши, росчерки молний слепили глаза, в горле комом собралась паника — хотелось кричать, и кричать до хрипа. Но он лишь смотрел. Боясь отвести взгляд, абсолютно парализованный тем, какая сила пропитала воздух. Сайно уклонялся от ударов так точно, будто чувствовал копьё раньше, чем оно занесётся — кувырок, блеск когтей, прыжок в сторону, новый удар. Он оттолкнулся от каменного древка, подпрыгнул, оказавшись на уровне слепых глаз, полоснул когтями и в момент, когда статуя рухнула, уже был за спиной у следующей. Свистел воздух, трещали обломки, бешено ревела гроза. Один за другим стражи падали к ногам Сайно, снова превращаясь в пыльные древние статуи, а он метался между ними ветвистым рисунком по небу. В темноте сверкали лишь когти — и глаза, в которых бесновалась бесконтрольная сила. Последним раскатом грома камень ударился о камень, последней молнией прорезался взгляд. Копьё двумя идеально ровными половинами застучало по полу, Сайно выпрямился — и всё закончилось. Зал снова был пуст и мёртв. Тигнари, кажется, тоже. Когти клацнули, возвращаясь в пустоту, веки прикрыли чистую силу и вернули на место осознанный, человеческий взгляд. Сайно стоял посреди каменных развалин, тяжело дыша, едва глядя перед собой — а Тигнари ловил его силуэт в остаточных вспышках и душил ладонью крик. Он будто со стороны увидел, как собственное тело на дрожащих коленях сползает по стене на пол. Тигнари выронил пистолет, Сайно обернулся на звон металла — и. И впервые за всё время Тигнари рассмотрел на его лице что-то похожее на страх. — Тигнари! Сайно бросился к нему, но замер в несчастной паре шагов — весь покрытый пылью, растрёпанный и взвинченный, без следа бушующей грозы в яркой радужке. Протянул Тигнари руку — ни малейшего признака когтей, лишь хорошо изученные мозоли и сбитые костяшки, которые затягивались прямо на глазах. — Ты в порядке? Не задело? Крик всё-таки вырвался наружу — придушенный ладонью, отдающийся вибрациями в горло. Тигнари уткнулся затылком в стену, в глазах задвоилось. Он понял. Он наконец-то понял. Сухие губы разомкнулись, и язык, завязанный в узел, вытолкнул наружу, как нелепое обвинение: — Ты джинн. Тигнари не объяснил бы, почему из всех сверхъестественных тварей, которыми Сайно мог оказаться, он выбрал именно… это. Но сдобренная шоковой терапией мозаика щелчок за щелчком вставала на свои места. Магия, которая шла не от потерянного скарабея. Прикосновение молнии, как будто по хвосту бежит статическое электричество. Само желание прикоснуться — Тигнари магнитом тянуло к Сайно, тянуло точно так же, как… к лампе Дори. Он должен был догадаться в ту же секунду. В первый же миг, как столкнулись их взгляды и его инстинкты пихнули это наружу, под самый нос. Должен был — но оставил Сайно право хранить свои секреты. Чтобы сейчас он смотрел на него с абсолютно человеческой болью в глазах. И давил тихое: — Нет. Тигнари, нет, я не… У Тигнари в горле склизким комом застряла истерика. И он, запрокинув голову, расхохотался: — Нет, ну конечно!.. Кому ты вздумал врать, долбанному магическому компасу? — Тигнари… — Я чувствовал, dios, всё это время чувствовал… и не смог понять такой простой, такой тупой вещи!.. — Тигнари, — Сайно сделал к нему порывистый шаг, но рухнул на колени, как подкошенный, — Тигнари, пожалуйста. Нет. Я не джинн. — Тогда кто ты, нахрен, такой? Тигнари подобрался, перекатился на пятки — достаточно красноречивое заявление, чтобы показать, что Сайно не посмеет к нему притронуться. Хвост до сих пор пушился статическим электричеством, нос до сих пор тянул запах озона. Никогда ещё так не хотелось, чтобы его перебило табаком и сандалом. Никогда Тигнари не боялся того, кто сейчас сидел прямо перед ним, — но, что ж. Пора было начинать. Теперь Тигнари боялся — до дрожи в коленях, до тремора в пальцах, до бешеного сердечного ритма. И даже не мог различить, дело в его давней фобии и покалывающем шраме — или в том, что только что произошло. Доволен, Сайно? Сайно вздохнул. Нащупал зажигалку на полу, щёлкнул, поставил между ними, как барьер, и медленно поднял пустые руки вверх. Заговорил тихо и аккуратно, как переговорщик на операции с террористами: — Тигнари. Выслушай меня, ладно? Я расскажу. Не отрывая взгляда, Тигнари нашарил под собой пистолет и сжал его ладонью. Сайно проследил за его рукой, горько усмехнулся: — Этого я и боялся. Послушай, я никогда не стану… я не причиню тебе боль добровольно. Ни за что. Тигнари крепче схватился за холодную рукоять. Даже умей он стрелять, даже не приводи его в ужас одна мысль направить этот чёртов пистолет Сайно в лицо — затея идти на джинна с тем, что было для него безобидной игрушкой, казалась по-настоящему смехотворной. Сайно выжил после пули в лоб. Тигнари мог с тем же успехом пощекотать его кончиком хвоста. — Прекрасно, — пробормотал Тигнари, пытаясь уцепиться хоть за одну целую мысль в раздолбанной голове, — я невероятно тронут… Ну и? Что дальше? Сайно не двигался. Продолжал держать руки на виду, как последний грабитель, которому нужно заслужить доверие плохого полицейского. — Ладно. Я не джинн, я… — прикрыл глаза на мгновение, собираясь с мыслями, и бросил на выдохе: — …скорее его сосуд. И замолчал, взорвав в голове у Тигнари ядерную бомбу. Он подавился вздохом: — Нет… Нет-нет-нет, это полный бред. Ты думаешь, я не знаю, что джинны живут в лампах? До сих пор держишь меня за идиота? — Я говорю тебе правду. Я сосуд, не больше и не меньше. Тигнари покачал головой, неспособный на искреннее удивление. Быть запертым в древних развалинах, чудом избежав смерти от оживших каменных статуй, наедине с человеком, в которого по-хорошему стоило бы выстрелить, потому что он оказался сосудом одного из самых опасных существ на целой долбанной планете… Нет. К этому Тигнари не был готов. В любое мгновение, что они были вместе, Сайно мог чиркнуть когтями и превратить Тигнари в мясную нарезку. Тигнари не ждал от него подвоха. И сейчас он… он ни черта не понимал. — Тигнари, прошу тебя. Сайно действительно смотрел на него с болью в глазах. И это была самая чистая, самая человеческая боль, которую Тигнари доводилось видеть — не то что в его исполнении, а… в принципе. В целом. До этого момента — никогда в жизни. Чёрт бы побрал его огромное и едва живое сердце. Тигнари это купило так же хорошо, как валука шуна из его сказки купился на пойманную в клетку птицу. — Рассказывай, — велел он одними губами, — расскажи мне всё, или, Сайно, клянусь, я тоже проверю, как быстро твой джинн исцелит тебя от пули в лоб. Тигнари хотел в доказательство своих слов хотя бы поднять пистолет, но рука предательски дрожала. Если Сайно это и заметил, то совести не пытаться его успокоить у него хватило. — Что ж, — Сайно сел, поджал к себе колени. И вдруг улыбнулся — честно, искренне. — Сайно аль-Харад Бадави. Моё полное имя. Давай начнём с этого, я не знаю, с чего ещё. Я никогда никому… Он осёкся, но общий посыл Тигнари уловил: я никогда никому об этом не рассказывал. Гордись, Тигнари, ты такой особенный. А знаешь, что наёмники делают с особенными свидетелями? Обычно их убивают, чтобы они не трепали языком. — Это ничего не доказывает. Гугл про тебя вообще не знает. — Гуглу и неоткуда знать имя мальчишки, которого кочевники нашли посреди аравийской пустыни, — Сайно пожал плечами, свесил ладони. Всё ещё без когтей — но Тигнари ведь не слепой и не страдал амнезией, там были чёртовы когти. — Мне было года два, наверное. Подозреваю, что родители меня бросили, потому что еле сводили концы с концами, но меня никогда не тянуло проверять. Новое имя мне дало кочевое племя, а старого я и сам не знаю. Вряд ли старое вообще было. Если вся эта затяжная прелюдия должна была играть на чувстве жалости, то Сайно своего добивался. Тигнари стиснул зубы, отгоняя ноющую боль в груди, процедил: — И? Напрашиваешься на доверие? «Я ведь и без этого тебе доверял. Доверял так, что бросился за твоей идиотской задницей под завал». — Рассказываю всю историю, — не повёл и бровью Сайно, — ты ведь этого хотел. — И давно случилась эта твоя история? — безнадёжный смех застрял у Тигнари в глотке. — Сколько тебе лет на самом деле? Пятьдесят, сто? — Тридцать четыре, — спокойно отмёл Сайно, — как я и сказал. В общем, я рос среди бедуинов. Вместо игрушек — бутылки и мусор, вместо школы — взрослая работа, вместо домашней собаки — верблюды. Потом… кажется, мне было восемь. Или десять. Племя встало на стоянку недалеко от старых руин, и я сбежал туда ночью. Хотел посмотреть. И провалился под землю, — Сайно мелко усмехнулся. — И… он был там. В старой лампе, прямо как в сказках. Какой ребёнок смог бы устоять? «Ребёнок с головой на плечах?» — хотел было саркастично предположить Тигнари, но прикусил язык. Слабый огонёк зажигалки танцевал на полу между ними, и в рассеянной темноте легко было представить всю картину. Прореха в потолке, из которой льётся свет звёзд, но до которой не дотянуться; древние руины, готовые съесть тебя живьём; сбитые колени, частое дыхание и липкий страх. И блеск старой, пыльной лампы, от силы которой кружилась голова, стоило взять её в руки. — Прямо там я чуть не умер, — ровно доложил Сайно. — Бедуины любят сказки про джиннов, ими до сих пор пугают детей так, что они ни на шаг от каравана не отойдут. Но тогда я… мне стало любопытно. Я ему понравился, он обещал, что будет защищать меня — если бы я только вынес его из руин, если бы показал нынешний мир. Я сказал, что взрослые отберут у меня лампу сразу же, как увидят. Сейчас, конечно, даже идиот раскусил бы простецкий обман, но я… «Я был напуганным ребёнком в шаге от безграничной магической силы». Сайно мог не продолжать, Тигнари и так понял то, что его гордость давила в зародыше. — И джинн предложил тебе сосуд понадёжнее? Сайно помолчал, перебирая пальцами по колену. Когда заговорил снова, в его голосе сквозь боль прорезалась ещё и вина. — Мы заключили сделку — все его способности, когда пожелаю, в обмен на то, что мы разделим тело. Той ночью я вернулся в племя, но оставаться там было как каждый день запирать себя в клетке. Через пару лет я сбежал в город — воровал на улицах, вовсю пользовался силой и, как оказалось, оставлял за собой крайне заметный след, пока за руку меня не поймал лично Тадж, — Сайно выдержал паузу, но Тигнари смотрел на него с пустой головой. — Так я узнал про большой мир с крадеными артефактами и чёрным рынком. Махаматра — старое прозвище, прижилось, когда я в одиночку разгромил целый отряд. Тадж… он ведь из обычных людей. Бывший профессор. Но он никогда не стеснялся в средствах и на джинне в коллекции не остановился — подбирал себе артефакты, вовсю пользовался магией. Так что ещё через пару лет я сбежал уже от него. Столкнулся с Дэхьей в Руб-эль-Хали, сочинил сказку про скарабея, остальное ты можешь представить. Конец. Теперь замолчал Тигнари. Мозаика собралась — но радости, как от разгадки какой-то давно не дававшей покоя тайны, ему это ощутимо не прибавило. Что-то в его отношении к Сайно снова перевернулось с ног на голову — в десятый, в сотый раз. Как только Тигнари убеждал себя, что наконец смотрит на его настоящую версию, Сайно подсовывал ему новое альтер-эго. Этот Сайно, растерянный мальчишка с душой нараспашку, очевидно, был призван его успокоить. А самое главное — у него получалось. Каждой клеточкой тела Тигнари хотелось ему верить. Он вздохнул крупной дрожью по спине и спросил в лоб: — Значит, Тадж знает про джинна? — Сайно молча кивнул. — А Дэхья? — покачал головой. — Кавех? Хайтам? Домашняя собака? Хоть кто-нибудь? — Нет. Больше никто. — Два человека на всей земле. Охренеть как я должен гордиться, наверное. — Думаешь, — едко усмехнулся Сайно, — кто-то из моих людей обрадуется, когда узнает? Что их генерал, который гоняет их по развалинам и подставляет под пули, который терпеть не может связываться с магическими существами, впустил в своё тело джинна? Что я… — Отличаешься от других людей? — щедрым сарказмом подсказал Тигнари, и Сайно подавился следующими словами. — Опасная магическая тварь? Нет, что ты. Я совсем не представляю, что это такое. В этой точке концентрированного яда, который собирался под ними в лужу, им положено было начать друг на друга орать. Но Сайно снова его удивил: понурился, будто и в самом деле почувствовал, что задел за живое. — Я… нет, я не это имел в виду. Зачем мне, по-твоему, нужен был чёртов скарабей? Почему я не трогаю эту силу до самого крайнего случая? Команде, которой я вру, чтобы заслужить их доверие, сам факт вранья вряд ли понравится. Тигнари фыркнул: — Вот тебе живой образец. Похоже, что я в диком восторге? — и прикрыл веки на мгновение, стряхивая кучу новых фактов в аккуратную стопку. Выходило у него ужасно: всему виной проснувшееся подозрение, что Сайно в любой момент всадит свои когти ему в глотку. — Ты поэтому нас всех так ненавидишь? Потому что однажды тебя обманула тварь, у которой в природе заложено обманывать? Тигнари задавал этот вопрос много раз. Но сейчас — сейчас ему с железной уверенностью казалось, что Сайно ответит. И ответит наконец голую, неприкрытую правду. И притворяться Сайно не стал. — Отчасти. В основном потому что я ещё не встречал тварей, которые не пытались меня убить. Тигнари принялся колупать ногтем руки, лежавшей на пистолете, крошащийся камень. Мысль про «я мог бы стать первым» он задавил тяжёлым прессом, потому что звучало как нелепый подкат — а только нелепых подкатов им сейчас и не хватало. — До меня ты и валука шуна не встречал. Так что — меня ненавидел за компанию? — Ты… с тобой сложнее, — Сайно покачал головой и, опустив подбородок, глядя на него исподлобья, всё-таки тихо, аккуратно сообщил: — Я не уверен, что ты понимаешь, что это такое. Джинн не может меня контролировать, но я чувствую его силу, чувствую обрывки мыслей и эмоций. Мы можем полноценно общаться, если он решит показаться, он читает меня, как открытую книгу. И валука шуна… — Дай угадаю, — слабо усмехнулся Тигнари, — джиннов в наших горячих поклонниках не водится. Сайно шутку не поддержал. Тигнари и не надеялся, но какой-то его части до боли хотелось снова увидеть его улыбку. — Тигнари, это… больше. Это застарелая ненависть сроком в тысячи лет, со времён самого Дешрета, которого этот джинн видел во плоти, — Тигнари открыл рот, но Сайно оборвал: — Я не буду оправдываться, с самого начала я сам мечтал, чтобы ты убрался подальше и дал мне делать свою работу. Но сейчас, — склонил голову ещё ниже, голос просел до едва слышного шёпота, — ты правда не представляешь, каково это — когда голову разрывает на две абсолютно противоположные эмоции. Когда я хочу, чтобы ты был в безопасности, а древняя ненависть тысячелетнего существа диктует разорвать тебя на части. Это существо дарило ему нечеловеческую силу и фактическое бессмертие, а Сайно всё равно казался абсолютно беззащитным. Если бы сейчас Тигнари действительно поднял пистолет и направил ему в лоб, Сайно лишь с усмешкой поправил бы косой прицел. Наверное, здесь Тигнари должен был испугаться полноценно. Джинн, от силы которого тело до сих пор искрило электричеством, мечтал вспороть ему глотку, а Тигнари пресно смотрел ему в глаза и не собирался ни защищаться, ни убегать. Он сдался. Сдался, подкупленный чужой искренностью, потому что если он в этом путешествии и научился ценить что-то сильнее собственной жизни — так это моменты, в которые Сайно был с ним искренним. Не так он представлял себе встречу с джинном. Но теперь-то какая, по существу, разница. — Мне кажется, — шёпотом сказал Тигнари, — я представляю. Постоянно чувствую то же самое, только без джинна в голове. Их взгляды встретились — абсолютное смятение против ясного понимания. И Тигнари показательно медленно убрал ладонь с пистолета. — Хорошо. Я верю тебе. Может, и не должен, но… maldito sea, я верю. Сайно выдохнул так, будто всерьёз решил, что он выстрелит: — Спасибо, — но они оба знали, что пистолет тут был ни при чём. Тигнари, просто сказочный идиот или сказочный идиот с по-идиотски большим сердцем, действительно ему поверил. — Последний вопрос. Сайно свёл пальцы в замок и неохотно кивнул. Тигнари в задумчивости покусал губу: это был не вопрос, это была сквозящая в мозгу догадка, слишком очевидная, чтобы озвучивать её без точки в конце. И слишком важная, чтобы Тигнари бросил её на самотёк. — Посох нужен тебе не из-за денег, верно? — брови Сайно едва дрогнули, но он смолчал. — И не из-за той ерунды, что ты наплёл мне про Сангема-бай. Ты не собираешься его кому-то перепродавать, ты бы не потратил столько лет на обычный артефакт. Ты хочешь держать силу под контролем. Забрать посох и… Тигнари осёкся. Нет. Неверно. Дело было в другом. Больше. Серьёзнее. И он задохнулся на тихом: — Нет. Ты хочешь его уничтожить. Сайно постукивал пальцами по костяшкам. Вся сила из его сгорбленной спины ушла, провалилась в чёрную дыру, которая не пропускала в себя ни единой вспышки света. — Джиннов, — вдруг сказал он, — удерживает на земле только посох. Без него им будут не нужны сосуды, они вернутся в те элементы, из которых были созданы. В тот раз я сказал тебе правду: Сангема-бай лишится оружия, миру будет угрожать на одну безумную силу меньше, а я бонусом освобожусь от своей сделки. Это, — его тело дрогнуло, будто он хотел добраться до Тигнари, встряхнуть за плечи — убедиться, что он понимает, — это хороший пат. Лучший из всех ходов, что у нас есть. Тигнари понимал. Кивнул дёргано, но — понимал. — Высокая цель для простого наёмника. — Единственный способ. Сайно не сказал, для чего именно, но Тигнари снова понял без слов. Рано или поздно, завтра или через сотню лет, джинн разорвёт их сделку сам — и тогда Сайно… Тигнари чувствовал себя как под ледяным водопадом. Ответы на вопросы, которые появлялись у него всё это время, сыпались, как из рога изобилия: сила, способность к регенерации, одержимость посохом, находка Ай-Ханума, разговор в Марракеше, который Тигнари посчитал за разговор с таинственным покупателем… щелчок за щелчком, всё на свои места. — Тигнари, — позвал Сайно неслышно, — я по-прежнему могу тебе заплатить. Это ничего не меняет. Я сдержу слово, но если ты хочешь… Тигнари потряс головой: — Ты совсем дурак? Я не из-за денег с тобой остался. Наверное, какая-то часть правды в этом была. Если бы ему нужны были только деньги — Тигнари тысячу раз воспользовался бы возможностью вернуться к Дори, всё упиралось в его проклятый долг, но… но Сайно, сидевший перед ним с устало опущенной головой, будто давал карт-бланш: ну же, давай, теперь ты имеешь полное право возненавидеть меня окончательно. Эту ненависть я приму. Её я заслужил. А силы на ненависть у Тигнари давно закончились. И вся питавшая её подоплёка их загадочных отношений — тоже. — И дальше пойду с тобой, — Тигнари распрямил плечи, — тоже не из-за денег. Это был способ показать, что для него разговор окончен: пора было двигаться. Они не могли вечно сидеть в руинах с одной зажигалкой на двоих и притворяться, что этот самый разговор оттянет момент, когда придётся заняться делом, куда-то в бесконечность. Но Сайно не поднялся за ним, когда встал Тигнари. Спросил тихо, недоверчиво: — Значит, тебе всё равно? — На то, что у тебя в голове джинн, или на то, что ты собираешься сломать древнюю реликвию об колено? — были бы у Тигнари силы ещё и на смех, он бы обязательно рассмеялся. Вся ситуация действовала на нервы и казалась чем-то за гранью понимаемого. — Что ж. Если ты когда-нибудь перегрызёшь мне глотку, я определённо расстроюсь. Но пока что — пожалуйста, идём. Не могу на тебя такого смотреть, с пистолетом ты нравишься мне больше. В тусклых глазах что-то потеплело. А Тигнари попытался сделать вид, что мужественно проигнорировал, как кольнуло у него в груди на этом коротком, ничего не значащем «нравишься». — Твоё нахальство, — Сайно усмехнулся половиной рта, — мне тоже нравится больше. — Всегда рад. Но! — Тигнари повернулся на него из-за плеча. — У меня есть условие. Лицо у Сайно в танце одинокого огонька выражало что-то среднее между запредельной усталостью и «ну, конечно, чего ещё я ждал». — Какое? Тигнари глубоко вздохнул, будто собирался кидаться с отвесной скалы в море, но вместо этого присел перед Сайно на колени. Последнее. На этот раз точно последнее. — Покажи мне. — Тигнари… — Покажи. Хочу почувствовать. Сайно прикрыл веки, проиграв его стальному стержню своей откровенностью. Сдался. — Ладно. Один раз. Тигнари думал, что готов — он видел и чувствовал сотни раз до этого, случайными или осознанными прикосновениями и на этом самом месте всего пару долгих минут назад. Но всё равно выдох так и застрял в груди, когда пространство между ними заискрило озоном и статикой. Сайно открыл глаза — ярко-алые, наполненные гневом бессмертного тысячелетнего существа. Поднял ладонь, по венам которой от самой груди текло электричество. Медленно, будто нехотя поверх кожи соткалась тёмная атласная лента — и сверкнули стальные когти. Тигнари задохнулся, сбитый с ровного сердечного ритма прибойной волной. Голову кружило. Он неуверенно потянулся ладони навстречу и коснулся древней магии своим живым теплом. По телу заплясал разряд, который выбивал воздух из лёгких с мощностью молнии; казалось, в этот момент вся нечеловеческая сила Сайно потекла по его венам, чистая и бурлящая. Тигнари стоило бы этих ощущений бояться. Но на страх силы тоже — закончились. — Сайно… — Всё, — его голос был низким и грудным. — Хватит с тебя. Сайно склонил голову, сжал руку. И всё ушло. Тигнари снова держал свою ладонь в его, грубой и человеческой, снова смотрел в его глаза, глубокие и сожалеющие. — Я никогда, — повторил Сайно непреклонно, — не воспользуюсь этим, чтобы тебя ранить. Тигнари хотел сказать, что он верил — иначе не просил бы. Дело ведь было не в страхе, эта гроза страх не нагоняла. Дело было в магии, в бурлящих эмоциях, которые мешались в огромной центрифуге. Но он повернул голову, оказался с Сайно лицом к лицу и понял наконец, что никакие его слова одного твердолобого генерала не убедят. — Eres un tarado, — фыркнул тихонько, — я тебя не боюсь. А раз словами было бесполезно, Тигнари попытался по-другому. Прикрыл веки, подался вперёд — и коснулся губ Сайно своими. Целовать Сайно было всё равно что подставлять лицо пустынному ветру, так же горячо и с тем же ощущением противостояния чему-то сильнее тебя. Всё пространство сжалось до жара чужого тела, ощущения сухих, обветренных губ на своих собственных. До застывшей в костях мысли: dios, что же я делаю? Частью сознания Тигнари хотел, чтобы его оттолкнули — растоптали хотя бы эту надежду, враз и до конца жизни оставили у разбитого корыта. Проклятье, он знал, что Сайно оттолкнёт. Может, поэтому Тигнари выплеснул в этот поцелуй всё, что у него накопилось, от мелких переживаний до страха за свою — нет, чужую — жизнь. Может, поэтому его сердце рухнуло в пятки на свободном падении, когда губы Сайно мягко, нерешительно приоткрылись навстречу. И Тигнари сорвался. Он прильнул к Сайно всем телом, пальцы скользнули по скуле, шея загорелась в чужих руках: Сайно сам притянул его ближе, бережной жадностью крадя каждый вдох. Они оба будто скользнули в пропасть с закрытыми глазами, и если это оборвать, если глаза открыть — осознаешь, что падаешь. Тигнари не хотел осознавать. Раз уж упал, то будет падать так долго, как только возможно, чтобы выжечь в памяти тот момент, когда их сердцебиение стало одним на двоих. Он не понял, кто остановился первым, не понял, когда в лёгкие вместо пожара вернулся воздух, и не понял, как посмотрел Сайно в глаза. В них плавал зыбкий туман, губы были приоткрыты — красные, припухшие от поцелуев, которые Тигнари на них оставил. — Не такой реакции я ждал, — признал Сайно хрипло. Тигнари набрал в свободную грудь кислорода, но все дерзости и оправдания испарились без следа. Ему не хватало даже на дыхание — только на медленное, постепенное осознание, что Сайно всё ещё был здесь. Всё ещё держал его лицо в руках. Всё ещё не думал останавливать ничего из того, что происходило. Его ладонь скользнула Тигнари по загривку, взметнула волосы, замерла в сантиметре от основания ушей. — Можно?.. Тигнари, окончательно сбитый с толку, кивнул. Сайно прошёлся кончиками пальцев вдоль прижатого уха, надавил на основание. Не изучая — пытаясь понять, на каком прикосновении в глазах Тигнари проскочит искра стыдливого удовольствия. Теперь Тигнари видел его улыбку и чувствовал его запах — табак и сандал, как и положено было Сайно, в которого он… mierda, хорошо. К чёрту. В которого он влюбился. Один раз. И на всю жизнь. — Прекрати, — выдохнул Тигнари, стоило Сайно почесать его за ухом, — я не котёнок. — Знаю, — задумчиво согласился Сайно. — Просто… они мягче, чем я думал. — То есть ты об этом думал. Сайно ушёл от ответа худшим способом, какой только мог прийти ему в голову. На этот раз он поцеловал первым — медленнее, осознаннее, самого себя убеждая, что это происходит. И следом за пространством в одну точку схлопнулось и время, оставив посреди древнего храма только их бесконечно долгий поцелуй. Наконец-то Тигнари разгадал и эту загадку.