Как поют пески

«Привет, Коллеи. Не волнуйся, я в полном порядке, меня всего лишь ограбили по дороге в Каир, а этот молодой человек обходительно подбросил меня до дома». «Привет, Коллеи. На самом деле я действительно продавал наркотики в Марракеше». «Привет, Коллеи. Не было никакого симпозиума, я просто всё это время мотался по свету в компании наёмников, которые охотятся за древней магической реликвией. Знакомься, это Сайно, их генерал. Не смотри, что у него пистолет, а я весь побитый, это обратная сторона его весёлой жизни». «Привет, Коллеи. Я тебе соврал…» Тигнари смотрел в свои колени так долго и так сосредоточенно, что до него не сразу дошло: они остановились. Седан припарковался в конце забитой улицы, отражение Тигнари плавало в лобовом стекле под фонарём полной растерянностью, а прямо за дверцей машины начиналась подъездная дорожка к его дому. Приехали. Сайно молчал, и молчал с тех пор, как Тигнари принялся грызть себя репетицией заранее провальной речи. Когда Тигнари наконец повернулся к нему, то отлично прочувствовал, как лицо теряет цвет вместе с отхлынувшей кровью. — Можешь зайти. В смысле… если хочешь. Наверное, в нём говорила элементарная вежливость: душой-то Тигнари надеялся, что Сайно откажет. Это не упростило бы ему объяснения, зато избавило бы от жуткой неловкости. В последний раз, когда кто-то бывал у него в гостях, всё закончилось не очень хорошо. Куча лекарств по всем поверхностям так и кричала, что Тигнари — проблемный экземпляр для свиданий, не считая его… природных особенностей. С тех пор Тигнари оставил на свидания надежду. Не с его набором для жизни. — Приглашаешь на чай? — Тигнари повёл плечами, не определившись с ответом и не оценив шутку, и Сайно для проформы помялся две долгих секунды. — Ладно. Ненадолго. В репетицию заранее провальной речи стоило внести пару корректировок. «Привет, Коллеи, это Сайно — я рассказывал тебе про него, помнишь? Он не врач, а неубиваемый наёмник, и в его голове сидит древний джинн, который меня ненавидит. А ещё я в него влюбился. В смысле — в Сайно, не в джинна. Мы как раз работаем над этой проблемой». Тигнари вздохнул и отстегнул ремень. Если он сбежал из лагеря Рахмана и пережил пару встреч с пистолетами в упор, объяснения Коллеи тоже как-нибудь переживёт. Наверное. Все заготовленные оправдания сыпались в голове карточным домиком. И бледное, солирующее среди них с самого начала: «Это было только ради того, чтобы достать для нас денег», — уже не казалось оправданием хорошим. Потому что перестало им быть в момент, когда Тигнари позволил себе тот поцелуй. Время было не вопиюще позднее, но на улице уверенно темнело, а в окнах горел свет. Тигнари машинально задрал голову: окно его кухни пустовало, занавески были задёрнуты. У общего порога со складом обуви не было ни знакомых босоножек Нилу, ни любимых затёртых кедов Коллеи — и Тигнари впервые забеспокоился о чём-то сильнее собственной лжи. С его жизнью в последнее время «ушли на прогулку» казалось обстоятельством из другой реальности. Он уехал рыскать по храмам, прыгать с обрывов и убегать от пуль, а Коллеи продолжала учиться, шить игрушки и есть творожные оладьи на завтрак. Они не виделись почти целый месяц — дольше, чем Тигнари рассчитывал, дольше, чем когда-либо ещё. Всё это было такой неправильной картиной. Его собственный дом, его занавески на окнах. Тигнари не должен был чувствовать себя грабителем, заходя под крышу, но именно грабителем он ведь и был. Пришёл украсть у Коллеи её спокойный, безопасный мир, а взамен предложить побитого себя и сомнительную компанию. Тигнари придержал слишком тяжёлый вздох, знаком показал Сайно оставить обувь и принялся подниматься. Только у самой двери он сообразил, что ключей при себе тоже не было: они остались в чемодане вместе со всеми вещами, если эти вещи ещё не растащили мадагаскарские лемуры. Но ключи и не понадобились. Когда на звонок изнутри не послышалось даже возни, Тигнари дёрнул ручку — и дверь свободно открылась в темноту коридора. И снова — ничего. Ни единого шороха. Тигнари переступил порог. Голос проседал на гласных: — Коллеи? Нилу? Темнота и тишина превращались в недобрый страх. Тигнари шагнул вглубь квартиры, щёлкнул выключатель: привычная обстановка, всё на своих местах, ни следа погрома. Верхней одежды Коллеи тоже не было — как и её самой в идеально прибранной комнате, и запаса её лекарств на прикроватной тумбе. На кухне стоял только-только разрезанный клубничный пирог и две пустые чашки с заваркой. Тигнари машинально тронул чайник: вода остыла, но стенки ещё держали остаточное тепло. Они собирались ужинать. Но как будто… передумали. — Коллеи! Тигнари позвал громче, хотя и глаза, и уши уверяли, что здесь никого нет. Он слепо завертелся по кухне, уверенный какой-то наивной частью, что сейчас на него прыгнут с радостным смехом прямо из кухонного шкафчика, и — ничего. Пустота. Тишина. И аномальный, липкий страх. — Коллеи… Его поймали за плечо. Тигнари повернулся, столкнувшись взглядом с Сайно: странный оттенок насторожённости в его глазах не обещал ничего хорошего. — Что-то не так? У Тигнари дрогнули губы. Нутро кричало, что не так было всё — от покинутой квартиры до собственной паники. Но он понятия не имел, как с уползающей способностью мыслить донести это до Сайно. Уцепился за хватку на плече, как за последний спасательный круг. И еле кивнул. Тогда Сайно потянулся к кобуре за пистолетом. Полезнее это не делало — не там, где слух Тигнари было не обмануть одиночеством, — но для Сайно это явно был рефлекс, который он после стольких лет в ситуациях с кодом «что-то не так» уже не контролировал. — Оставайся здесь. Я проверю. Наружу вырвался задушенный полусмешок-полувсхлип. — Бесполезно. Тут… пусто. «А пусто быть не должно. Должно быть громко и больно, но точно не пусто». Тигнари подобрал хвост, борясь с необходимостью сесть и перестать ловить головокружение. Взгляд скользил по комнате, не останавливаясь даже на Сайно. Подкоркой мозга Тигнари ещё фиксировал, что человек с пистолетом на его кухне выбивался из интерьера, но мозг целиком продолжал искать другое. Хорошо изученное, родное, то, чего здесь всё равно не было. Сайно помялся рядом, повернулся с явным намерением всё-таки обойти каждый квадратный метр и проверить каждую тень дулом пистолета. Но не успел и сдвинуться с места, как остановился. — Тигнари, — он кивнул на стол с телефоном, — смотри. Твоё? Тигнари посмотрел: спокойно подчиниться чужим словам казалось проще, чем метаться по собственной голове в полном непонимании и страхе. Домашний телефон, увесистая доисторическая коробка, мигал лампочкой пропущенных вызовов. А на саму трубку кто-то налепил клейкий розовый стикер. Знакомый номер знакомым бисерным почерком. Медленно, ещё оставляя шанс за что-нибудь схватиться, ноги всё-таки подкосились, и Тигнари осел на стул. Взгляд упёрся в красный огонёк, Тигнари несчастно хрипнул — и понял, что вообще не может говорить. — Это твоё? — Сайно навис сверху, Тигнари уловил блеск пистолета где-то на уровне глаз и, будто телу было мало, затрясся. Обе руки легли ему на плечи, голос прокрался в самое ухо: — Тигнари. Нари. Просто скажи. Это ты оставил? Тигнари помотал головой. Выдавил сквозь тяжёлый ком: — Это… это номер Дори. Кажется, в наступившей паузе Сайно протяжно выругался сквозь зубы. Кажется, Тигнари едва не силой развернули к себе лицом, кажется, Сайно спросил что-то ещё: Тигнари не разбирал и не слышал. В голове слабым туманом поплыло понимание, и едва оно забило собой все мысли, едва выстроилось в нужную цепочку — Тигнари жалко, надрывно всхлипнул. Всё бездоказательно встало на места: Дори не добилась ничего ласковыми уговорами и решила попробовать по-другому. Коллеи была у неё. Тигнари не понял, сказал он это мысленно или вслух, но сам факт будто повернул рычаг, пробил дыру в огромной дамбе — и она сломалась под натиском давящей, беспомощной паники. Тигнари уткнулся в ладони, спрятал лицо, и трясущееся тело на судорожном дыхании превратило всхлип в полноценный плач. Что-то накрыло его сбоку, какой-то призрак узнаваемого тепла — Сайно держал его в руках, крепко, чтобы наверняка. Дрожь не успокоилась, но Тигнари машинально вцепился пальцами ему в плечи, прижал уши; слёзы, которые у него не было сил контролировать, таяли на чужой груди. Тигнари сжимал пальцы до боли, так, что хрустели костяшки, но Сайно держал — держал, уткнувшись губами в макушку, держал, собирая сильной хваткой судороги, держал, пока Тигнари заходился на его груди собственным отчаянием. Нет. Этого… не могло быть. Не могло. — Это, — пробормотал Тигнари и на простом слоге задохнулся опять, — это неправильно. Это ночной кошмар. Я сплю. Я… — Нари. Тише. Макушку мазнуло теплом, Тигнари пробрало безнадёжностью ещё сильнее. Наверное, только благодаря Сайно в голову постепенно, по кусочкам мозаики, возвращался осязаемый мир. Новый, тусклый и бессильный, в котором Тигнари глотал воздух сиплым горлом и едва улавливал, что ему говорят. Потому что Сайно говорил, и его шёпот оседал на коже потоком слов без намёка на смысл: — Нари. Нари, всё будет хорошо. Успокойся. Дыши. Глубоко, вдох-выдох, вот так. Послушай меня. Я помогу тебе, слышишь, помогу, если ты всё мне расскажешь. Хорошо? Нари, пожалуйста… Голос сбился, и Тигнари выдавил в объятия последний задушенный хрип. Дёрнулся — и затих, глупо моргая, пытаясь хоть что-то в развалившемся старом мире привести в порядок. Вместо сердца за рёбрами ворочалась страшная пустота, вместо здравого рассудка волнами бушевал страх. И Тигнари — Тигнари задним умом вцепился в единственное, что осталось прямо перед ним. Вцепился в это чёткое «Нари», будто его не по имени звали, а бормотали молитву. — Сайно, — прохрипел одними губами. Замотал головой, разбитый, еле соображающий. — Сайно, её забрали. — Нари, спокойно. — Нет, ты не понимаешь!.. Дори её забрала. Я не могу, я так больше не могу, я… Сайно встряхнул его и медленно отстранился. Бледное лицо, глубокий взгляд, поджатые губы — Тигнари едва различал контуры за поплывшим окружением. Он держался до последнего, он строил из себя непоколебимую гору, он даже с угрозой собственной жизни скалил на эту угрозу зубы — но теперь всё. С него хватило. Он сломался. И Сайно видел его сломанным. Прекрасное напоминание о том, что Тигнари представлял из себя на самом деле — ничего выдающегося, ничего героического. Ничего, за что стоило бы так держаться. Ни единой причины, по которой Сайно всё ещё должен был оставаться здесь. И звать его: — Нари, — так осторожно и бережно. Тигнари поднял гудящую голову, которая давила на плечи камнем весом в пару тонн. По этому камню чётко пробежала одна-единственная цепочка слов — и он выдавил, не справляясь с голосом: — Это должен был быть я. Почему это не я? — Нари, — снова позвал Сайно, — тише. Я помогу. Правда. Но ты должен мне всё рассказать. Рассказать… В мозгу из обрывков каким-то чудом склеилась целая мысль. Коллеи. Сайно всё ещё не знал про Коллеи. И не должен был. До самого конца не… — Нари. Я здесь. По порядку, с самого начала, хорошо? Собственный мутный взгляд так и кричал, что Сайно не здесь — Сайно где-то далеко, за границей тумана и плавающих мушек. Но в его голос Тигнари вцепился мёртвой хваткой, в его искры тепла и силы — так, что не оторвёшь. И кивнул. Чёрт с ним, теперь было бесполезно утаивать. Тигнари весь последний час переваривал это знакомство, но не мог быть готовым к тому, что его вырвут из сердца калёными щипцами. — Хорошо. Я расскажу, только… идём. Когда Тигнари встал на ноги, его предательски повело назад — Сайно тут же оказался рядом, подхватил за плечи, но Тигнари шёл на чистом автоматизме. Молчаливая кухня осталась позади, а в комнате Коллеи за эти долгие минуты — или часы? — отсутствия в реальности так никто и не появился. Плывущим взглядом Тигнари осмотрелся по сторонам, ухватился за яркую точку на столе и побрёл туда. Ноутбук, за которым Коллеи честно перечитывала конспекты лекций, пока её не начинало клонить в сон, лежал на кровати в ворохе плюша и подушек; стол покрывали тканевые обрезки и катушки ниток. Коллеи трудилась над новой игрушкой. Тигнари снял с полки фото в рамке — единственное, которое она согласилась оставить в комнате. Те самые выходные на сафари, искусственное ружьё, туристический джип, зелёные волосы и улыбка до ушей. Тигнари успел забыть, как ярко она выглядела, когда улыбалась. Он повертел фотографию в руках, а затем, не зная, что ещё делать, протянул замершему на входе Сайно. — Это Коллеи, — пояснил натужно скрипящим горлом. — Моя… давай посчитаем, что сестра. Здесь ей семнадцать, это было ещё до… до того, как у неё нашли миастению. Стоило только начать — и воспоминания полились из груди неконтролируемым потоком. Тигнари сидел на кровати Коллеи, смотрел в её полные жизни глаза и рассказывал, сбивчиво и взахлёб, первое, что приходило в голову. Как они впервые встретились: шестнадцатилетняя девочка на пороге его старой квартиры, из всех вещей — только потрёпанный чемодан с одеждой и плюшевый кот под рукой. Как первые несколько недель Коллеи вообще не разговаривала, а рассмеялась впервые, когда Тигнари чихнул от щекотки собственного хвоста. Как целый год у неё ушёл на то, чтобы раскрыться настоящим цветком, бойким и острым на язык, и как несчастная пара месяцев снова закрыла этот цветок в вялый бутон. Как её быструю утомляемость Тигнари с лёгкой руки записал на травму после смерти родителей, а потом сообразил показать врачу. Как их жизнь из просто сложной стала совсем невыносимой, как они переехали в фондовое жильё, как их нашла Дори и как её помощь обернулась для Тигнари астрономической суммой на счету. Как он оставил Коллеи на Нилу, пообещав привезти из Марракеша красную помаду и решение всех проблем. Как наврал ей с три короба и готов был прямо сейчас переваривать последствия своей лжи, а не… это. К концу рассказа Тигнари снова начало трясти, и Сайно в полной растерянности приобнял его за плечи — пока не отпустит. А Тигнари, уже падая обратно в волну паники, бормотал в колени: — Ей нужны лекарства, за ней нужно круглые сутки присматривать, ей противопоказан стресс, Сайно, понимаешь? Она смелая, невероятно смелая, но если Дори… если она сделала Коллеи хоть что-нибудь, у неё может случиться приступ, это смертельно опасно, и я… я… Сайно прижал его крепче. И его голос, первое, что Тигнари услышал после собственных сбивчивых интонаций, накрыл какой-то детской простотой: — Почему ты не рассказал раньше? Я бы отправил сюда людей. За Коллеи присматривали бы точно так же, как за твоей матерью. Тигнари открыл рот — и закрыл, опустошённый и обессиленный. Он не знал. Держался за свою ложь во благо до самого конца, а теперь она ударила по нему обухом топора, который он не принял в расчёт. В его мире люди, даже такие, как Дори, не опускались до похищений детей. Но это — пустая квартира и розовый стикер-напоминание на телефонной трубке — уже не было его миром. Чужая жизнь добралась и сюда. Где-то на подкорке мозга эхом плясал голос Кавеха: «В нашей жизни отношения — роскошь и слабое место одновременно». Любые отношения, даже дружеские, даже семейные… И Тигнари опустил голову ниже, придавленный чувством абсолютной вины. Всё это было одной его большой ошибкой. — Я… я не знаю. Прости меня. — За что? Его простота не оставляла от Тигнари ничего живого. «За что?» С каких пор ты, Тигнари, просишь у него прощения? Откуда между вами это появилось? — Я, — шёпот бил по губам ударами молотка, — я должен был довериться тебе раньше. Сайно помедлил, вместо ответа чертя бестолковый узор Тигнари по плечу. Легче не становилось — и никогда уже не станет, теперь, когда Тигнари наконец понял, что такое настоящий страх. Но то, что ело его заживо, от этих прикосновений медленно… теряло аппетит. Успокаивалось. Позволяло дышать. — «Должен был», — пробормотал Сайно тяжёлой усмешкой, — вот как. Сомневаюсь, что я дал тебе хоть один хороший повод. Они замолчали. Умом Тигнари понимал, что надо было встать и что-то сделать — снова расплакаться, пошвырять вещи, явиться к Дори на танке, на худой конец. Но он не мог и не знал. Правда — ничего — больше — не знал. — Нари, — Сайно снова легонько встряхнул его за плечи, — мы вернём её, обещаю. Здесь ты мне веришь? Тигнари кивнул, не найдясь с ответом. Он хотел верить. — Хорошо. Говорить можешь? — новый кивок, куда менее уверенный. Сайно потянул его вверх. — Тогда идём. Тигнари тупо моргнул, дёрнувшись в его руках, как безвольная тряпичная кукла. — Куда? — Первый пункт переговоров с участием заложников — выяснить требования. Позвоним Сангема-бай. Именно этого, в конце концов, она от тебя и ждёт.

***

Тигнари не знал, сколько прошло времени, прежде чем он снова оказался на кухне перед телефоном. На улице совсем стемнело, мысли то и дело возвращались к тому первому вечеру, который закрутил его жизнь в мёртвую петлю — вечеру, когда он точно так же сидел, слушая чужие сообщения на автоответчике, и ещё не знал, что произойдёт. Разве что сейчас вместо вина у него был стакан воды, а вместо мерного дыхания Коллеи за стеной — Сайно прямо напротив. Его взгляд почему-то работал эффективнее любого успокоительного: дрожь в конечностях не прошла, но Тигнари с его помощью хотя бы мог связно мыслить и говорить. А только это от него сейчас и требовалось. Поговорить. С персональным ночным кошмаром. Он повторил про себя легенду, непослушными пальцами набрал номер — Дори могла не стараться, эти цифры наждачкой втёрлись в память — и сел ровнее, уложив трубку на стол. Один долгий гудок — и динамик ожил медовыми разливами: — Милый мой, ну наконец-то! Я как-то слишком долго ждала от тебя новостей, не находишь? Дори, всегда полная жизни, радости и нездорового энтузиазма, теперь звучала для Тигнари так, будто уже приставила пистолет к его виску. Опасности в ней было намного больше, чем казалось на первый взгляд, больше, чем Тигнари мог себе представить всего пару недель назад. Сейчас это казалось таким очевидным: почему он не подумал сразу? Почему на самом деле не рассказал Сайно? Почему решил, что все будут играть по честным правилам? Тигнари пустым взглядом уставился в точку левее головы Сайно. Поймал кивок, стиснул зубы. — Где Коллеи? — Ах, ты снова с места в карьер, — Дори театрально вздохнула, помолчала: Тигнари мог представить, как она елейно улыбается в пустоту своего кабинета, накручивая розовые кудряшки на палец. — Ну, что же ты так? У старых друзей сначала спрашивают, как дела и что нового случилось, интересуются здоровьем, о себе рассказывают… — голос заиграл новыми оттенками, тёмными и угрожающими. — Так давай, малыш, расскажи мне. Где ты пропадал целый месяц? Тигнари вцепился пальцами в колени, болью прогоняя тошноту. Дори обязана была убедиться, что ткнёт его носом в каждый провал, уколет тонкой иголочкой по каждой ошибке, раздавит его собственной виной — а потом, когда он будет не в силах сопротивляться, добьёт припрятанным козырем. Их первый разговор шёл по той же колее: тактика прекрасно работала на людях, потерявших всё, сработала и на несчастном валука шуна, который должен был благодарить госпожу Сангема-бай за проявленное снисхождение. И на этом она построила себе имя. На этом возвела Тигнари лестницу в другую жизнь. — Дори, пожалуйста… — Тигнари скакал по интонациям, и если бы это было актёрской игрой. — Я просто хочу знать, что она в порядке. Что-то в трубке щёлкнуло. Тигнари зарылся ладонью в волосы, другой вдруг поймал искорку молнии: Сайно сплёл их пальцы. Сжал, напоминая о том, что дал обещание. — Что ж, — в голос Дори просочились капризные интонации человека, затаившего глубокую личную обиду, — раз уж теперь ты чего-то от меня хочешь, давай на минутку позабудем, что мы друзья, хорошо? Тигнари, ты меня очень крупно подвёл. Разозлил, я бы даже сказала. Я не люблю злиться, злость мне не к лицу, но в твоём случае… Сайно усилил хватку, покачал головой: не встревай. Слушай. А Дори медленно, но верно входила во вкус. — Давай ты попробуешь себе представить, что я сейчас чувствую, м? Я вложила в тебя немалые деньги, малыш. И готова была вложить ещё больше! Всё ради того, чтобы вам с девочкой было хорошо и спокойно. Попросила взамен одну крошечную услугу, одно малюсенькое одолжение — пустяк, с которым у тебя не должно было возникнуть проблем. А что делаешь ты? Риторическая пауза. Отвечать Тигнари не стал, интонации стали жёстче: Дори рубила так, что летели щепки. — Сначала ты меня игнорируешь. Господину Радкани пришлось гоняться за тобой по всему Марракешу, чтобы мы убедились, что ты в порядке — а в его возрасте это, между прочим, крайне обременительное занятие. Потом ты снова отказываешься со мной говорить, будто я не стою твоего драгоценного времени. А потом и вовсе исчезаешь со всех радаров! И я стала спрашивать себя: как ты думаешь, уважаемая Сангема-бай, что же произошло? Может быть, ему нужна помощь? Может, господина Радкани отправить ему на выручку? А пока я мучаюсь в догадках, что же страшного случилось с моим хорошим другом — представь себе, я узнаю, что ты перешёл на другую сторону! И — милый, поправь, если я сейчас ошибаюсь — попросту предал меня? Здесь Тигнари должен был ответить. — Это не… — О, мой хороший, прежде чем ты начнёшь оправдываться, давай мы пройдёмся по всем пунктам, чтобы у нас не возникло несостыковок, хорошо? Не хочу тратить время на враньё. Итак, я отлично знаю, что в Ай-Хануме не было того, что я ищу. Знаю, что ты был в Колоннадском музее. Знаю, что там же, в Барселоне, ты выбросил телефон, ты ведь не нуждался в том, чтобы я за тобой присматривала, правильно? Я знаю, что следующая подсказка повела тебя на Мадагаскар, а следующая — в Гизу. Знаю, что меньше суток назад вы вынесли посох Алых Песков из самого тронного зала царя Дешрета. А ещё я знаю, что на каком-то из этих этапов вы с командой генерала Сайно договорились запудрить мне мозги. Хвост встал торчком, электризуясь на одном напряжении. Если бы Тигнари мог, если бы не знал, что сделает хуже не только себе — швырнул бы этот чёртов телефон в стену и прошёлся пятками по осколкам. — И вот я опять спрашиваю себя — может быть, на этот раз ты мне ответишь? Что обычный наёмник предложил тебе такого, что не предложит щедрая меценатка? Сайно легонько постучал по раскрытой ладони. Помнишь, что я тебе сказал? Повтори слово в слово. Тигнари глубоко вздохнул. — Дори, я… всё было не так. Сайно не оставил мне выбора. Я… Пришлось снова оборваться: Дори звучно зевнула в трубку. — Милый, меня не волнует, что он сделал и чего не сделал. Он отказался от нашего договора, его право. Рано или поздно я всё равно найду, чем его достать. В любом случае, раз уж моё предложение оказалось для тебя пустым звуком, мне пришлось действовать более… радикальными методами. И мне это тоже не по душе, поверь, но… — Прошу тебя, хватит! — Тигнари вскинулся, и только хватка Сайно заставила его удержаться на месте. Он уставился в стол, глаза обожгло влагой, голос сорвался на громком: — Просто скажи, чего ты хочешь, просто верни мне Коллеи! Звенящее молчание нарушилось тяжёлым вздохом. Когда Дори заговорила снова, в её голосе не было ни следа жеманных ноток и весёлых переливов; всё сжалось до сухого, делового: — Тебе пора определиться, на кого ты работаешь и чья жизнь тебе дороже, мой милый. Заберёшь у генерала посох — получишь назад и девочку, и её сиделку. — Дори, пожалуйста!.. Сайно больше не нуждается во мне, мы попрощались, он отправил меня домой. Я никак не смогу подобраться к посоху, я… Сайно ободряюще кивнул, но Дори как будто не услышала: — Что ж, пусть это будет твоей новой большой проблемой. Если поторопишься, я достаточно расщедрюсь, чтобы заплатить тебе ровно по договору, но моё терпение и так на исходе. — Дори… — Импровизируй, мой хороший. И передай генералу Сайно при случае, что он тоже очень и очень меня разозлил. Игры кончились, условие у тебя есть — либо выполняй, либо я тоже больше не нуждаюсь в валука шуна. Тигнари открыл было рот, но всё, что он собирался сказать, разбилось о короткие гудки. Дори повесила трубку, и он остался на холодной кухне наедине с собственным тяжёлым сердцебиением и таким же тяжёлым взглядом из-под сведённых бровей. Несколько долгих секунд он не понимал. В голове свистел ветер, губы потерянно дрожали: влага уходила из уголков глаз, но тело кричало, что он выплеснул не всё. А затем пришло элементарное решение. И Тигнари поднял голову: — Я отдам ей посох. И всё. Всё закончится. Сайно попытался улыбнуться, но вышло скованно. — Нари… — Что? Он фальшивый, Дори от него никакой пользы, я смогу… — Ты сможешь разве что набрать новых проблем на голову, когда она раскусит обман, — Сайно говорил мягко, но в глазах сверкала сталь. Он встал из-за стола, только чтобы пересесть на колени перед Тигнари и вот так поддеть его подбородок, заставляя посмотреть в упор. — Нари, у меня хватает сил, но даже я не смогу защитить тебя — и Коллеи — от всего, что с вами может случиться. Прошу, не пытайся вечно играть в героя. Тигнари резко выпустил воздух. Он не помнил столько различных вариаций слова «пожалуйста» от всех людей за всю жизнь, сколько от Сайно за один несчастный день. Не помнил, чтобы сам Сайно хоть раз выдавал ему — да кому угодно — разрешение просто… быть слабым. Но быть слабым Тигнари не мог себе позволить. Не здесь. Не сейчас. И не с ним. — Ты ведь сам её слышал, — Тигнари попытался придать голосу твёрдости, обернуть всеми слоями полного понимания, на что Сайно подписывался, сидя прямо перед ним. — На мне Дори не остановится, она придёт и за тобой, и тогда… — Что тогда? — Сайно ласково усмехнулся. — В сухом остатке её сила против моей. Если бы мы добрались до посоха раньше, всё было бы ещё проще, но… — пауза. Вздох. — Я и сам должен был догадаться, что она за тебя возьмётся, если не так, то иначе. С посохом придётся подождать. Тигнари опустил голову ещё ниже, впился ногтями в колени до красных отметин. В голове бешеной скоростью вертелось колесо: это твоя вина, если бы ты сказал раньше, если бы не ввязывался, если бы не повёлся на обманку… Сайно уложил сверху свою ладонь. Деликатно перевернул, уводя хватку наверх — и оставил на пальцах Тигнари сухой поцелуй. — Хватит так делать, — шепнул. — Ты отвлекаешься через боль. Не надо. Тигнари сморгнул злые слёзы, которые бежали прямо по едва высохшим уголкам век. Он делал так всю жизнь, сколько себя помнил — без конкретной причины, так казалось… проще. Справляться. Никто и никогда не сказал ему ни слова. У Сайно, чтобы заметить, ушло три недели. Грудь и так рвало на части, но теперь чудовище внутри принялось стараться ещё усерднее. Тигнари силой заставил себя сконцентрироваться на мурашках от поцелуя, а не на тупо свербящих царапинах по коленям. Вздохнул. Если и стоило что-то сказать, то хотя бы что-то правильнее голой паники. — Что нам делать? Поперёк бровей Сайно залегла мрачная вертикальная складка. Его хотелось поцеловать — успокоения ради, но Тигнари оказался способен лишь на то, чтобы склониться к нему и прикоснуться своим лбом к его. Хотя бы так. — Ты слышал, — медленно заговорил Сайно наконец, — что ещё сказала Сангема-бай? Она не знает, что мы добыли фальшивку. Думает, наш посох — настоящий. — Что ты… Звучная вибрация у Сайно в кармане оборвала Тигнари на полуслове и заставила дёрнуться их обоих. Сайно, ругнувшись, выпрямился и подхватил телефон. — Твою же… Дэхья, надеюсь, это что-то действительно срочное. Сквозь приглушённый динамик прорывались крики и удары, будто Дэхья звонила из сердца потасовки в баре. Её голос, который Тигнари уже и не надеялся услышать, сквозил напряжением: — У нас проблема. Лучше тебе приехать, я их не разниму. — Сейчас не самый подходящий… — Сайно, это Хайтам. Даже глядя исключительно в колени, Тигнари мог почувствовать чужую мимику как свою. Миллиметр бровей к переносице, вертикальная складка промеж, пауза по приоткрытым губам — непонимание. Насторожённость. — Что — «Хайтам»? Глухой удар. В тоне Дэхьи прорезалась злость, и она отпустила — быстро, на выдохе дробью в грудь: — Хайтам слил нас Рахману. И что-то в груди Тигнари в который за сегодня раз провалилось. Он со свистом втянул в себя пустой воздух, впился взглядом в Сайно, как в последний маяк спокойствия. Тот не изменился в лице; лишь странно сверкнули глаза. — Ты уверена? С чего вообще… — Мать твою, Сайно, стала бы я звонить! У меня тут Кавех сидит на тонне взрывчатки, они чуть не перегрызли друг другу глотки, ты правда хочешь меня убедить, что твоё свидание важнее? Ноги в руки — и сюда, разбираться всё равно тебе. Долю секунды — и это было как никогда отчётливо видно по опущенным плечам, — Сайно стоял с телефоном в руке абсолютно… потерянный. Шестерёнки у него в голове, недоверием и скепсисом подточенные до ржавой трухи, никак не желали стыковаться. Но затем он толчком неведомой силы вернул себя на землю. И голос, наполненный привычной сталью, прошиб до мурашек: — Постарайся удержать их до моего приезда. Сейчас буду. Вызов сбросился. Сайно взглянул на телефон с таким лицом, будто без чужой помощи ему было в жизни не расставить проблемы по приоритетности, но затем вздохнул и потянул Тигнари к себе. — Вставай, надо ехать. Вправлю им мозги, а потом… чтобы тебе помочь, мне нужна вменяемая команда, а не это. Тигнари кое-как поднялся на ватные ноги. Соображал он всё ещё как сквозь крепкий удар по затылку, мысли добирались до мозга неохотно, что уж говорить о словах, но какое-никакое облегчение ему удалось выкопать из пепла. Как, каким образом Сайно перевернул свой собственный портрет в его голове с ног на голову? Как из человека, на которого Тигнари хотел броситься с пистолетом, едва вообще получит пистолет, он стал единственным, кому Тигнари готов был безоговорочно довериться? — Ты думаешь, Хайтам и вправду?.. Тигнари не смог продолжить, а Сайно не смог ответить напрямую. — Я хочу, чтобы у всех троих был загадочный приступ белой горячки. Поехали. Пустую квартиру они покинули молча. Тигнари не забрал с собой ничего, даже ту самую фотографию в рамке: слишком давила на грудь тёплая улыбка Коллеи. Он пытался представить, где она сейчас — в доме у Дори, на каком-нибудь заброшенном складе или в сыром подвале, — но картинки одна другой хуже выбивали почву из-под ног. Последнее, что у Тигнари осталось, — это та самая тлеющая горстка пепла. Он хотел не дать ей потухнуть окончательно. Лишь в машине, уверив себя, что голос не просядет на таком ничтожном заявлении, он позвал: — Сайно, — и, когда тот склонил голову, вздохнул. — Спасибо. Сайно промолчал; одна лишь широкая ладонь легла на колено и крепко сжала, не давая отвлечься от себя ни на секунду. Мотор заурчал — и седан, набирая скорость, понёсся по ночной дороге обратно в Гизу.