Как поют пески

Утренние сумерки Тигнари встречал в тишине и одиночестве собственной комнаты. Квартира, в которой всё было знакомым и обжитым, теперь казалась холоднее кладбищенского склепа. Тигнари ходил на цыпочках, а потом вспоминал, что ему некого будить; прислушивался к дыханию за стеной, а потом вспоминал, что в той кровати никто не спит; на автомате отложил клубничный пирог в три тарелки, а потом вспомнил, что и есть будет в одиночестве. Уезжая, он оставил Нилу часть аванса Дори и последний оклад от Закарии, но ровная стопка наличных так и лежала в коробке из-под лекарств на кухонном шкафу. Нилу потратила едва ли половину — и тот факт, что она почти месяц обхаживала Коллеи за свой счёт, добил Тигнари окончательно. Он ведь даже ни разу не спросил, где и с кем Нилу живёт. Всё, что его волновало, — это собственная кратковременная свобода и азарт большого путешествия. После Ай-Ханума он бы не остался с Сайно так просто, если бы не хотел ещё раз почувствовать на собственной коже дыхание древних руин. Адреналин в крови вытеснил малейший намёк на трезвый расчёт, эгоизмом и глупостью Тигнари подставил других людей — и в таком случае он более чем заслужил всё, что сейчас произойдёт. Страшно не было. Было как после напряжённой смены в больнице переступать порог университета, зная, что вернёшься домой глубокой ночью и смертельно уставший — без ярого желания, только необходимость. Тигнари должен был, и точка. Когда внизу раздался рокот мотора и сквозь кухонные шторы блеснули фары, Тигнари был готов. Он не стал запирать квартиру, а в неё не стали звонить: раздались тяжёлые шаги по лестнице, щелчок затвора, грохот распахнутой двери. Тигнари, всё ещё приклеенный взглядом к розовому стикеру на телефоне, не повёл и ухом. — Уберите пистолет, господин Радкани, — попросил спокойно, хотя голос срывало остаточным волнением, — я пойду с вами и так. Пространство за спиной отозвалось скептическим хмыканьем. — Чудно, зверёныш, значит, ещё не все мозги растерял. Но связать мы тебя всё равно свяжем, не то опять удерёшь — я ведь прав? Тигнари похолодел. И медленно обернулся за плечо. Он ожидал столкнуться с поблёскивающим из-под очков взглядом карих глаз, но столкнулся со слепым бельмом и надменным прищуром. Рахман занял собой всю кухонную арку, на его лице светилось ликующее превосходство, в руке лежал пистолет. В доме Тигнари стоял человек, ставший причиной пары его ночных кошмаров. Тигнари остро задохнулся. Вмиг вернулось и ощущение холодка металла на коленях, и пересушенное пустынным солнцем горло, и натёртые на ногах кровавые мозоли. Запястья взорвались фантомной болью от верёвок, тело целиком — страхом, которого Тигнари малодушно надеялся больше никогда не испытать. — Что так смотришь — не меня ждал? — Рахман хохотнул, сделал в кухню уверенный шаг. За его спиной стояло ещё трое, все с оружием в руках. — Смирно, зверёныш. Сангема-бай тебя уже обыскалась, и на этот раз, так уж и быть, я провожу тебя прямо к ней. Мысль о том, что Тигнари был прав насчёт его с Дори сговора, потухла о блеск пистолета. Тигнари не сопротивлялся, парализованный полной растерянностью и шоком, и его вздёрнули на выход. Руки скрутили за спиной, но вместо верёвок щёлкнули наручники. Тигнари дёрнулся без особой надежды — нет, их расковырять гвоздём нечего было и мечтать. Весь план с самого начала покатился к чертям. [ — Допустим, мы оттолкнёмся от этого, — говорил Сайно, прислонившись спиной прямо к ящику с сигнальными шашками. — Сейчас они — то есть Радкани — знают, что Тигнари не с нами. Но как только мы якобы поймём, что посох не такой уж и фальшивый и на нём есть какие-то подсказки… — Мы «якобы» попытаемся вернуть Тигнари назад. Не впервые за эту ужасно долгую ночь Сайно посмотрел на аль-Хайтама с досадой. Для человека, который больше не собирался никем рисковать, со скрипом принятая им рокировка предполагала слишком много риска. Аль-Хайтамом, который должен был по собственной инициативе выйти на связь с Радкани (и нечаянно не сообщить всю правду), в том числе. Не говоря уже о… — Они не допустят, чтобы валука шуна снова оказался у нас. За тобой, Тигнари, — Сайно склонил голову к плечу, демонстрируя извинения, — начнётся гонка на опережение. Извинения или нет, а чувствовать себя монеткой, за которую дралась стая сорок, Тигнари не нравилось. Но кое-что он понимал — мантру про единственный способ, песню про собственный долг и черту характера про исправление наделанных ошибок. Те штрихи, которыми Сайно дорабатывал его самопожертвование, означали, что он на него согласен. Что здраво оценивает риск. Тигнари вяло улыбнулся: — Именно. И ты эту гонку проиграешь. ] Тигнари подтолкнули к лестнице. В затылок снова упёрся пистолет, конвой из четырёх человек не давал и шанса извернуться, а единственное, о чём он мог думать: значит, вот так они забрали Коллеи и Нилу? Вломились на порог, наставили пушки и силком вывели на улицу? Эта мысль оставила от страха чистый комок ярости, которую пришлось давить прокушенной губой. — Полиции, — Тигнари обернулся за плечо, ловя на коже отблески холодного утреннего солнца, — не боитесь? Рахман расхохотался: — Ты, зверёныш, до сих пор живёшь в каком-то чудном мире. Хочешь, я тебя отпущу постучать по дверям и позвать на помощь? Посмотрим, считают ли твои соседи тебя за человека. Тигнари стиснул зубы так, что те заскрипели. Им всем неоткуда было знать, сколько раз он оттирал краску с порога, вступал в коробку с гнилыми фруктами, выходя за дверь на утреннюю смену, или искал свою обувь по складам мусора на заднем дворе — но Рахман и в самом деле попал в десятку. Даже если бы Тигнари заорал во всё горло — дом остался бы пустым и тихим. И он пошёл. Молча. На том же месте, где Сайно оставил седан всего пару часов назад, теперь стоял исполинский хаммер с тонированными окнами. Перед Тигнари галантно распахнули заднюю дверь, пистолет подтолкнул в темноту салона — но раньше, чем он успел хотя бы огрызнуться, за спиной послышался знакомый щелчок. И знакомый голос: — Отпусти его, или я оставлю тебя без второго глаза. Рахман сориентировался куда быстрее, чем Тигнари, который был к этому готов. В одно мгновение мир провертелся перед глазами, его толкнули назад на улицу, пистолет впился в голое плечо прямо по свежему синяку. В болезненной вспышке под веками мелькнуло остро обточенное угрозой лицо. Сайно выразительно повёл дулом выше, упираясь Рахману куда-то в переносицу, но взгляд видел только Тигнари. Напряжённый, оценивающий — Тигнари ждал, что в нём будет гулять смех, но страх за его жизнь, кажется, был вполне настоящим. Здесь Сайно не притворялся. — Ну, надо же! — деланно удивился Рахман. — А ты быстро оправился, даже шрама не осталось. Не дашь контакты, кто вернул тебя с того света? — Я сказал: отпусти. — Надо было раньше мозгами шевелить, генерал. Зверёныш поедет к Сангема-бай, а как отдаст нам посох — он весь твой, — Рахман задумчиво постучал дулом по плечу Тигнари и добавил тоном продажника, заявляющего о хорошей скидке: — Если сам доживёшь, конечно. Сайно стоял в добрых метрах пяти ниже по улице, но Тигнари даже так видел и чувствовал бегущее по его крови электричество. Один незаметный кивок — и Сайно выпустил бы всю свою силу наружу, оставив от Рахмана ровно нарезанные лоскуты раньше, чем он сообразит нажать на спуск. — У тебя ведь есть мозги понять, что меня так просто не убить. — И что? Это значит, что я могу спокойно попытаться ещё раз. — Можешь, — кивнул Сайно, — но мне и в первый раз не понравилось. Я не стану возвращать должок, если отдашь мне валука шуна. — Ага, а за ним и твою барахолочную безделушку? Нет уж, второй раз я не… — Скарабея оставь себе. А за валука шуна я торговаться больше не буду — либо он, либо второй глаз. Что выберешь? Тигнари прочистил горло. — Хватит, Сайно. — Всё под контролем, правда. — Я тебе больше не нужен, помнишь? — Я сам предложил. — Давай, можешь пристрелить меня, чтобы никому не достался. — И я знаю, что делаю. — Руки так и чешутся, верно? Сайно ощутимо заколебался. Тигнари смотрел ему в глаза, стараясь выглядеть настолько спокойно, насколько это было возможно в наручниках и с пистолетом у плеча. — Не лезь. Ты в этом разговоре не участвуешь. — Но обсуждают меня, кажется? — Тигнари приподнял брови. Давай, это ведь так просто — вернуться в памяти на несчастный месяц назад и вспомнить, как хотелось проехаться по этому носу кулаком. Голос окреп застарелой, успевшей умереть ненавистью. — Я не работаю на тебя, Сайно. Даже без права выбора мне тебя хватило с головой. — Кое-кто отрастил себе яйца, — уважительно хмыкнул Рахман. — Слышал его, генерал? Зверёныш поедет с нами. Тигнари не сдвинулся с места. Медленно, едва уловимо покачал головой — и Сайно с абсолютно непроницаемым лицом провернул спусковую скобу на пальце. Сдался. Отпустил его. — Подсказка всё равно у нас, Рахман. Один валука шуна ничего не изменит. — Посмотрим, как далеко вы с ней заберётесь, — Рахман осклабился, надавил сильнее, и Тигнари отвернулся. — Парни, не стрелять. Всё равно ведь встанет, вампир драный. Пусть возвращается — пока будет плакать, что сам швырнул зверёныша в мусор, мы уже и посох достанем, и за его головой вернёмся. Поехали. Тигнари оказался на заднем сиденье, зажатый между двумя наёмниками, пистолетом и винтовкой. Рахман уселся на переднее, захлопнулись двери, заревел мотор. Хаммер припустил по улице, и Тигнари впился ногтями в ладони, чтобы не обернуться и не проводить взглядом неподвижный, искрящийся яростью силуэт. [ — Я прослежу за тобой, — заявил Сайно тоном, который подразумевал, что это не предложение, а приказ. — Во-первых, смогу убедиться, что всё идёт по плану. Если что-то накроется, я тебя вытащу. Тигнари грела мысль, что он не останется с собственными страхами в одиночку, но заявлять об этом напрямую было слишком… слишком. Спасибо Сайно за то, что избавил его от необходимости. — Во-вторых, — Сайно постукивал пальцами по коленям, — так для тебя будет безопаснее. Если я вернусь за тобой, это даст им понять, что ты всё ещё нужен. Сангема-бай ведь уверена, что ты её предал — так заставь её поверить, что это не так. Заставь поверить, что у тебя действительно не было выбора, что я тебе угрожал, что ты меня просто ненавидишь. Тигнари сморгнул, неуверенный, какое слово подогнало к горлу комок сдавленного смеха — «безопаснее» в условиях добровольной сдачи в плен или «ненавидишь» в условиях… да. В их с Сайно условиях. В наступившей тишине вслух расхохотался Кавех: — Ну, уж с этим у него точно не будет проблем! ] Рахман перегнулся с переднего сиденья. Кажется, с их последней встречи он успел взять у Сайно пару уроков дружелюбия — и теперь тоже улыбался так, что скалящийся тигр выглядел бы радостнее. — Ну, зверёныш, рассказывай, а то я от любопытства умираю. Как ты удрал в прошлый раз? Тигнари не хотелось с ним разговаривать. Тигнари и находиться с ним в одной стране не хотелось, но он напомнил себе, что подписался сам, добровольно. В конце, когда он уже готов был возвращаться в квартиру, Сайно сказал вдруг: «Нет, это слишком опасно. Я не могу так тобой рисковать», — и весь их план от его упрямства зашатался хлипким карточным домиком. Другого у них не было, а Тигнари дорога была каждая минута. Пусть он и рассчитывал далеко не на Рахмана. Тот факт, что один его голос вызывал по придавленному хвосту табун мурашек, мало что менял. — Через окно на втором этаже, — буркнул Тигнари в колени. — Я хорошо прыгаю. — Вот оно как! Значит, зря я пристрелил пацанёнка, которого оставил тебя охранять? Тигнари сморгнул пелену с глаз. Беззаботность, с которой Рахман направо и налево разбрасывался жизнями своих людей… Кажется, Тигнари только что получил ответ на свой давний вопрос из каменного храма на Мадагаскаре. Для Рахмана Тигнари был расходным материалом, для Сайно — полноправным членом команды. Они верили друг другу. Наконец-то без оговорок и недосказанностей — просто верили. Этой веры Тигнари хватило, чтобы распрямить плечи, приглушить боль в запястьях и остаток пути проделать в гордом молчании. Хаммер проехал утренний Каир насквозь, одной своей грозной аурой распугивая пробки из редких телег и мотороллеров. Тигнари угадывал маршрут по станциям метро: его везли прямо в дом Дори. Тот за месяц отсутствия ни капли не изменился; разве что охраны у кованых ворот стало на порядок больше, а за воротами они мешались с командой наёмников. Дори превратила своё жилище в полноценную крепость. Дом купался в оранжевых лучах, превращаясь в огромную полыхающую призму, и Тигнари, когда его пистолетом подтолкнули по садовой дорожке, успел только с ненавистью подумать: вот бы и правда сгорел. Он ступал по этим камням с целой кучей разных эмоций по рёбрам, но впервые в жизни чувствовал такую злость. И эта злость была другой — не бессильной, наоборот, крепнущей со знанием, что Тигнари самолично подточит все надежды Дори на красивую сказку. Дальше всё шло по отрепетированному сценарию. Мраморное фойе, смешки и косые взгляды по когтям, бронзовый имуги, свысока взиравший на то, как Тигнари прохлопали с головы до ног. В этот раз электронных замков Дори показалось недостаточно: каждую дверь охраняло по двое наёмников. Тигнари огляделся, отметив по периметру балкона десятки направленных на себя глаз — по счастью, без пистолетных дул, — и фыркнул: — Вот чем вы занимаетесь? Вы в курсе, что здесь не Букингемский дворец? — Какой ты юморной, когда посмелевший, — оценил Рахман мимоходом, — шагай давай, не то рука дёрнется. Его повели вверх по лестнице. Сердце у Тигнари принялось пропускать удары: рациональная часть выключилась, а все инстинктивные клеточки тела принялись старательно забивать свободное место мыслями, что за любой из этих дверей может быть Коллеи. Потому что если её здесь не было… что ж, тогда весь их план, и без того шатавшийся на сгнивших подпорках, рухнет окончательно. Кончик хвоста подёргивался боязливым ожиданием, Тигнари навострил уши, но в фойе царила тишина. Испарился даже Раунак — хотя вот чьего кислого пессимизма здесь откровенно не хватало. Тигнари был в одиночестве в самом сердце вражеской крепости. Более того, он пришёл сюда сам. Глупый ход в лучших традициях героя-неудачника. Рахман остановил конвой на втором этаже, по правую сторону от огромного имуги. На этой двери не было код-панели; пистолет убрали, и Тигнари почувствовал грубое копошение в наручниках. — Удачи попрыгать по крышам здесь, зверёныш, — осклабился Рахман напоследок, — хотя что-то мне подсказывает, что ты не станешь, если голова работает. И его втолкнули в темноту. Первым, что Тигнари увидел, стали бордовые солнечные лучи, пляшущие за тяжёлыми шторами и полосками металла. Единственное окно было прямо напротив, и сквозь узкие прутья решётки можно было действительно не пытаться прыгать — даром что выходили они на весёлый цветочный сад. А затем… — Нари? Тигнари, который принялся растирать запястья, так и замер с колющей болью под кончиками пальцев. Дёрнул ухом. Повернулся. Полумрак комнаты вспорол яркий, насторожённый блеск глаз. И Коллеи осторожно присела на кровати в ворохе одеял. — Нари! Тигнари споткнулся на ровном месте. Коллеи была прямо перед ним — живая, здоровая, насмерть перепуганная, но она была. Тигнари видел её лицо, слышал её голос. То, чего он так боялся всего пару часов назад, и то, на что он так отчаянно надеялся, глядя Рахману в дуло пистолета. — Коллеи… dios, mi tesoro… Нетвёрдый шаг навстречу стал испытанием, которое его телу было уже не под силу. Казалось, Тигнари сделает вдох, зацепится взглядом за что-то ещё — и проснётся в пустой, покинутой квартире, обнимая вместо родного человека собственный хвост. Он едва не рухнул на кровать плашмя, присел в изножье, попытался улыбнуться — и с треском провалился на скривленных уголках губ. Коллеи потянулась вперёд и без слов обняла его. Игнорируя собственную слабость, не отстраняясь и не позволяя отстраниться ему, вцепившись дрожащими пальцами в плечи, спрятав лицо в изгибе шеи. Сердце у Тигнари замерло окончательно, сжалось и рухнуло в пустоту, когда он расслышал первый тихий всхлип. — Я думала… они сказали, что ты вряд ли вернёшься! Я так и знала, что ты во что-то ввязался, Нари, что вообще происходит? Что ты натворил? В горле скопился тяжёлый ком, а все заготовленные оправдания посыпались костяшками домино. Тигнари выдохнул Коллеи в макушку, притянул её ближе — тепло было настоящим и живым. Родным. — Я так по тебе скучал, — прошептал он вместо полноценного ответа — и Коллеи в его руках затрясло ещё сильнее. В самом начале этой ночи Тигнари точно так же цеплялся за Сайно, давясь слезами ему в грудь. Если он что и усвоил из этого, если что и знал о Коллеи — то это была твёрдая вера. Кто-то из них двоих должен быть сильнее. Стоило держать её — крепко, не давая ускользнуть, пока не полегчает. И Тигнари держал. Так долго, что конечности онемели под чужим весом, а из головы вылетело всё, что он должен был делать дальше. Коллеи была здесь, с ним — остальное неважно. Они справятся. Он справится — ради неё. Реальность пришла понемногу. Раньше комната, видимо, была гостевой спальней: кровать была одна, но роскошная и огромная, на прикроватных тумбах стояла вода и лекарства Коллеи, в углу — книжный шкаф, вперемешку забитый старой классикой и журналами мод. Решётку вмонтировали явно недавно и явно с одной-единственной целью: Дори планировала это похищение, Дори заранее знала, на что будет давить. Он идиот. Последний наивнейший идиот. Рядом оказалась Нилу — бледная и встрёпанная, она молча присела рядом, и Тигнари рухнул в её объятия, пытаясь сдавленно шептать бесполезные извинения. Собственная вина стояла перед глазами подписанным приговором с официальной печатью: если бы не он, этого бы не случилось. Если бы не он, Коллеи и Нилу были бы в безопасности. — Рассказывай, — велела Коллеи призрачным всхлипом. Она отстранилась: на лице уже поселился оттенок усталости, но в красных глазах горела решимость. — Расскажи мне всё, Нари, потому что ты выглядишь просто ужасно, и я точно знаю, что врачи не возвращаются с симпозиумов с синяками по всему телу. Тигнари пробрало отчаянным смехом: она могла обвинить его в чём угодно, и он бы безропотно это принял, но выбрала тот факт, что он ужасно выглядел. Он не заслужил Коллеи. Жизнь сделала её какой угодно, но только не трусихой. — Расскажите сначала вы, — попросил тихо. — Пожалуйста. Если Рахман что-то сделал… Коллеи устало прикрыла глаза. Взгляд Тигнари нашёл Нилу, та прикусила губу: — Нам… нет, нам ничего не делали. Вчера вечером в дом постучал мужчина… — Со шрамом на глазу? — Нет. У него были очки, на вид лет пятьдесят, наверное. Очень аккуратный и очень… вежливый, — Нилу рассказывала своим сложенным ладоням, а не Тигнари, будто это она здесь была перед ним виновата. — Он показал пистолет, сотню раз извинился за неудобства. Позволил Коллеи взять лекарства и отвёз сюда. — Он ничего не объяснил, — пробубнила Коллеи, — сказал только, что это ненадолго. Для нашей же безопасности. Тигнари вздохнул. Тадж, который рассыпался в извинениях за то, что сам наставлял на человека пистолет, успел выветриться из головы: его место занял Тадж на коленях перед Сайно, со стиснутыми зубами и молчаливой гордостью в поднятом подбородке. Значит, сразу после Хадж-нисута он отправился к Дори. А затем, когда они окончательно поняли, на чьей Тигнари стороне… — Нас заперли здесь, — продолжала Нилу тихонько, — принесли ужин. Потом пришла… — Дори, — подсказала Коллеи. Её голос дрогнул недобрым огоньком. Коллеи встречалась с Дори всего раз, в самом начале, когда Дори лично сопроводила их к врачу, но она знала, кто Дори такая и сколько денег Тигнари ей должен. Она ведь лишь поэтому так упорно взялась за шитьё: игрушки шли на продажу, а деньги отдавались Тигнари. Компенсация за собственные лекарства. Грудь снова придавило булыжником вины. А за ним — злости. — Чего она хотела? — Ничего, — Нилу нахмурилась, сама удивляясь. — Спросила, когда ты в последний раз звонил, но мы ведь почти две недели тебя не слышали. Я вечно попадала на голосовую почту, Коллеи говорила, что ты, наверное, занят, вот я и… — Нилу опустила голову ещё ниже. — Прости, я должна была забеспокоиться, должна была что-то сделать. Сообщить в полицию хотя бы… Нилу, потрясающая, хорошая Нилу. Тигнари замотал головой: — Нет, Нилу, пожалуйста. Полиция ничего бы не сделала. — Но мне откуда было знать? Эта Дори сказала, что ты… что у тебя проблемы. И что мы побудем здесь, пока ты не вернёшься. Вот и всё. Две пары глаз смотрели прямо на него. «Вот и всё» означало, что теперь очередь Тигнари выкладывать карты на стол. И, dios, как бы он хотел рассказать обо всём, что случилось с ним за этот месяц, на маленькой тесной кухне в компании чая и клубничного пирога. Тигнари мерно вздохнул. — Что ж. У меня определённо проблемы. Больше всего это было похоже на исповедь, в которой священник комментирует и перебивает каждый твой грех. Тигнари начал с самого далёкого начала — с момента, как услышал от Дори про посох, как подписал договор, как дал согласие, чтобы Коллеи получила необходимое лечение. Перешёл на Марракеш, встречу в аэропорту, поездку до лагеря посреди пустыни. Уже к этому моменту Нилу недоверчиво поджимала губы, а Коллеи подытожила растерянным: — Значит, никакого профессора Сайно не было. И Тигнари стыдливо спрятал уши в волосах. Никто не ставил на нём жирный крест — но чувствовалось точно так же, как Тигнари расписывал Дэхье холодной ночью у костра. «Это всё равно что я приду к девочке и скажу: это ларингит, а волшебных сирен не существует. И она снова начнёт меня бояться, потому что я злой доктор в белом халате». Только здесь было наоборот. Всё это существовало, всё это было реальным, всё это сотню раз поставило жизнь Тигнари под угрозу. — Сайно был и есть, — признал Тигнари тоном, каким, наоборот, сообщают, что Санта Клаус — детская сказка. — Но он не профессор, он генерал. Правда, тоже фальшивый… Даже так он не мог рассказать им всей правды: на этот раз ему, наученному горьким опытом с лишней бдительностью, тяжело было избавиться от ощущения полной безопасности. В доме Дори, которая наверняка была бы только рада сделать из этой комнаты ещё один источник информации, он не хотел так слепо рисковать. Поэтому Тигнари описывал Сайно на вынужденном отсутствии энтузиазма, способный лишь бледно улыбаться и помахивать хвостом — слова против жестов. Коллеи должна была понять. Путаясь в своих отчаянных попытках смягчить рассказ хотя бы до не самых живописных подробностей, Тигнари принялся описывать Барселону и Колоннадский музей, а потом мёртвый каменный храм на Мадагаскаре. Двумя строками упомянул погоню, аварию и плен. Тигнари так потерянно лавировал между правдивым «я шёл пешком по пустыне целую ночь» и лживым «только ради того, чтобы потом меня вернули в Каир», что Коллеи в конце концов потребовала: — Нари, не надо и теперь меня защищать. Мне девятнадцать, я знаю, что такое секс, смерть и наркотики, и даже всё это вместе взятое по уровню угрозы здоровью не приблизится к твоей истории. Говори как есть. Тигнари сморгнул. Он забывал, что пик энергии Коллеи приходился на раннее утро: обычно, когда она открывала глаза, его дома уже не было. Это утро они впервые за долгое время встречали вместе, но обстоятельства… — Хорошо, — смиренно вздохнул Тигнари, — говорю как есть. Пока он говорил, он мог отсрочить момент, когда Коллеи посмотрит ему в глаза и обвинительным шёпотом спросит: «Но зачем ты всё это время мне врал?» Собственный ответ, что-то о её безопасности и страхе спровоцировать лишний стресс, теперь казался Тигнари до того жалким и смешным, что проще было притвориться немым и не открывать рот до конца своей — очевидно, не такой долгой и счастливой — жизни. В конце концов, о какой безопасности и лишнем стрессе могла идти речь в такой обстановке. Когда он добрался до рассказа про Хадж-нисут и завал, встав перед выбором, придумать про Сайно очередную грозную ложь или опустить весь эпизод в целом, Тигнари не дали этот выбор сделать. За дверью послышались шаги, лязгнула замочная скважина — и на пороге вырос тот, кого Тигнари и надеялся здесь увидеть. — Господин аль-Фахим, — Тадж галантно прокашлялся в кулак, — жаль встречать вас в такой обстановке, но Сангема-бай ждёт у себя. Тигнари поднялся. Лишь сейчас он сообразил, что в ярком свете утреннего солнца рассказ не нуждался в доказательствах: всё его тело было наглядным пособием по авантюрам и поискам древних артефактов. Порез о стекло в музее, порез о нож Сайно над алтарём в каменном храме, ссадина на лбу от аварии, стёртые запястья от верёвок, синяк на плече от завала… Тигнари не хватало только пули в голове, чтобы собрать полное комбо начинающего расхитителя гробниц. — Всё будет хорошо, — пообещал он за плечо. — Мы выберемся. Коллеи проводила его полным тревоги взглядом, Нилу стиснула её ладони в своих. Их молчание казалось дурным знаком. Тадж не стал связывать ему руки, не стал угрожать пистолетом. Двое охранников молча сомкнулись за их спинами, и Тигнари снова повели по периметру коридора. Он скосил на Таджа оценивающий взгляд: под чёлкой на виске наливался синяк, явно от удара прикладом, оцарапанную руку покрывали бинты, но в остальном Хадж-нисут будто вовсе не оставил на нём следа. Собранный и невозмутимый, Тадж в доме Дори смотрелся ещё более неправильно, чем цокающая когтями по мрамору, побитая пустынная лисица. Что ж. Другого шанса могло не представиться. — Господин Радкани, — окликнул Тигнари тихо, — можно будет с вами поговорить? Наедине. Тадж ответил не сразу. Лишь спустя несколько степенных шагов Тигнари понял, что он и вовсе не собирался отвечать. [ — Дальше, — Сайно выразительно покосился на концентрированный снобизм, забивший собой дальний угол комнаты, — всё будет зависеть только от того, не ошибся ли ты на его счёт. Это опасно вдвойне. Втройне. Я не хочу отправлять тебя рисковать настолько сильно. За всю ночь это было его сотое «я не хочу» и тысячное «рисковать», подразумевающее в связке с ними Тигнари. Сам Тигнари смотрел на него несчастно: он не знал, как напрямую объяснить Сайно то, что понял, не превращая обсуждение плана в очередные дебаты о сверхъестественных существах. И сказал он лишь: — Мне всё равно. Я попробую. ] — Прошу вас, — давил Тигнари шёпотом. — Сайно хотел кое-что передать. Вам нужно об этом услышать. На знакомом имени за стёклами очков мелькнул застарелый интерес. Тадж сохранил бесстрастное выражение лица, успев бросить первый ком земли на крышку гроба Тигнари, а затем — затем самыми губами обронил: — Позже. Тигнари перевёл дух. Возможно, надежда ещё была. Лишь это помогло ему не растерять остатки смелости, когда охрана расступилась перед дверьми кабинета. И он вошёл в драконье логово без меча и щита, но хотя бы со знанием, что за его спиной остался не враг. Сегодня Дори играла на контрастах. Белая блуза, чёрные брюки, блестящие губы и подведённые глаза. Стёрлась приветливая улыбка, затух дружелюбный огонёк, розовые кудряшки казались не дополнением к эксцентричному образу, а змеями медузы Горгоны. Холодно и в упор на Тигнари смотрела женщина, которая по щелчку пальцев отправила бы его на расстрел. — Садись, милый, — без долгих прелюдий она кивнула на кресло напротив. — Нам с тобой есть о чём поговорить. Дверь за ним захлопнулась, и Тадж прислонился к ней спиной. Тигнари сел. На столе не было ни чая, ни блюдец, ни даже бумаг — одна лишь старая лампа с джинном, которая магнитом обращала на себя всё внимание. Тигнари чувствовал эту энергию миниатюрной грозы, чувствовал слабый запах озона; почему он, буквально дыша с Сайно одним воздухом, абсолютно не обратил на это внимания? Как позволял инстинктам так долго себя обманывать? Дори заговорила, и каждое слово в её прежде беззаботных речах било по лицу наотмашь: — Итак, Тигнари, план у нас с тобой такой. Я задаю вопросы — ты отвечаешь. Если мне покажется, что ты врёшь — у меня в коллекции есть целая куча способов заставить тебя заговорить. Если мне покажется, что ты врёшь снова — мы продолжим нашу беседу в присутствии твоей девочки. Всё понятно? [ — Что бы там ни случилось, — Сайно едва не умоляюще сжал его ладони в своих, сухих и мозолистых, — прошу тебя, прикуси язык. Забудь про гордость, забудь, что ты сильнее, чем кажешься. Тяни время, как только это возможно. Пусть ей покажется, что она придавила тебя с концами. ] Тигнари молча кивнул. Дори прогнулась вперёд, как хищный лев в прыжке, и сцепила пальцы в замок. — Посох, который вы с господином Радкани нашли в Хадж-нисуте, фальшивый. Да или нет? — новый кивок. — Хорошо. Куда он ведёт дальше? Тигнари заколебался. Он гордился своим отточенным умением лгать — и всё равно казалось, что сейчас, в этот конкретный момент, правда написана неоновыми буквами у него по лицу, а малейший скачок в интонациях говорит не о том, что он до смерти напуган, а о том, что бесстыдно врёт. — Разве он должен куда-то вести? Дори с досадой прикусила губу. Вид у неё был как у ребёнка, у которого из-под носа увели лучший в жизни рождественский подарок; руки потянулись к лампе. — Это неправильный ответ, мой милый. Попробуешь ещё раз? Ярко-розовые ногти, выпиленные до стилетов, мерно стучали по старой латуни. Дори ждала, а Тигнари молчал, гадая, что с ним сделают, если поймают на лжи. — Позволь, — вдруг заговорила Дори обманчиво ласково, — я расскажу тебе, что произойдёт, если я нечаянно открою эту лампу. То, что там внутри… о, мой хороший, ты ему очень не нравишься. Джинн с удовольствием разорвёт тебя на части, но если мы с ним сойдёмся на том, что тебе стоит ещё немного пожить — это может длиться очень и очень долго. Он может ломать кости по одной, может кромсать кожу на кусочки, может влезть тебе в голову и заставить думать, что ты уже на пороге смерти. Поверь, милый, это хуже любой настоящей пытки. Самые крепкие наёмники, которые уверяли меня, что их ничем не напугать — и те не выдерживали и пяти минут. Мы с тобой точно этого хотим? Тигнари помотал головой. Здесь от него вранья даже не требовалось: чужая ярость чувствовалась прекрасно и не впервые. Если именно это Сайно испытывал каждый раз, когда на него смотрел… От лица отхлынула кровь. Тигнари опустил взгляд, пробормотал глухо: — Пожалуйста, хватит. Дори, я устал от постоянных угроз, я правда не знаю. Я сказал Сайно то же самое, мне больше нечего… Цоканье языком ударило по голове назойливым звоном. — Тигнари, посох мне намного важнее сюсюканья с твоими психологическими травмами. Если мы не придём ни к чему толковому, я буду вынуждена привести девочку. Я не монстр, мой дорогой, — Дори выдавила улыбку-оскал, — мне правда не хочется. Упрости жизнь нам обоим, хорошо? С губ сорвался прерывистый вздох. «Пусть ей покажется, что она придавила тебя с концами». — Ладно, может… — начал Тигнари медленно, убеждая себя самого в том, что сомневается до последнего, — на том посохе был… один элемент… Мне кажется, что на посохе самого Дешрета его быть не должно. Но я не уверен. Это слишком ненадё… Лампа стукнула по столу, Дори прогнулась вперёд. — Ну, наконец-то у нас с тобой прогресс. Что за элемент? [ — Мы дадим им приманку, — Сайно смотрел куда угодно, но не Тигнари в лицо, — а ты бросишь удочку и отправишь их по ложному следу. Все карты на руках у нас: аль-Хайтам даст наводку, в которую им нет причин не верить, Тигнари заполнит пробелы. И пока они будут копать пустую песочницу… Дэхья тряхнула волосами: — Мы продвинемся дальше к финишу, а у них отберём последние козыри. Звучит отлично, только… ] — Крокодил, — отпустил Тигнари на шёпоте. — Голова крокодила на втоке. Я не знаю, может ли это помочь, но если это указание на… — Постой, — Дори остановила его взмахом руки. — Господин Радкани, вы были там и видели посох. Он говорит правду? [ — …только есть ли у нас гарантии, что Радкани, которого Сайно расписал как последнего ублюдка, в штаны писается от желания нам помогать? Они молчали; брать слово не стал даже сам Сайно. Ответа ждали от того, кто был виновником всей этой абсолютно смертельной авантюры. Тигнари поднял голову, усмехнулся горечью: — У нас нет гарантий. Если я неправ… — Тогда ты труп, — без особого пиетета отрезал аль-Хайтам. Сердито сверкнул взгляд. — Если опустить моральную сторону вопроса — мы правда собираемся рисковать единственным валука шуна настолько необдуманно? Тигнари поймал выражение лица Сайно каким-то седьмым чувством — представил его в голове даже раньше, чем заглянул в глаза. Аль-Хайтам проехался по самой слабой его точке. По знанию, что он отправляет Тигнари не на курорт, а в камеру пыток. — Если я неправ, — упрямо продолжил тот, — польза от того, что я единственный, даст выиграть время. Меня не тронут, пока кто-то не найдёт посох. А я сделаю всё, чтобы его нашла не Дори. ] Тигнари невольно затаил дыхание, а сердце принялось отбивать такой громкий ритм, что его должны были услышать не только в этой комнате, но и во всём доме. Он подавил резкое желание обернуться, взглянуть на Таджа: сейчас всё действительно зависело только от того, не стало ли это его новой большой ошибкой. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Тадж отозвался: — Да. Он говорит правду. Тигнари в изнеможении прикрыл глаза, опасаясь, что откроет их уже после глубокого обморока; Дори и сама заметно успокоилась. На лицо даже вернулась вежливая улыбка, такая же фальшивая, как и весь этот шитый белыми нитками спектакль. — И? Что дальше? — Мы нашли Хадж-нисут благодаря подсказкам из трёх храмов жрецов, — Тигнари говорил в колени, но на самом деле до дрожи в пальцах боялся поднять взгляд. — Крокодил был символом Собека. Я… я бы вернулся туда. В его храм. Возможно, мы что-то упустили и… — Достаточно, мой хороший. Мне стоит напоминать, что будет, если выяснится, что ты мне соврал? — Тигнари замотал головой, как болванчик. — Чудесно. Господин Радкани, проводите Тигнари назад в комнату. И позовите ко мне Рахмана, пусть возьмёт отряд и проверит храм. Тадж почтенно прокашлялся: — А гражданские? — Раскопки перекроем, стреляйте в воздух, если понадобится. К полудню мне нужны результаты. Дори откинулась в кресле, потеряв к Тигнари всякий интерес: явный знак, что он свободен. На негнущихся ногах Тигнари встал, развернулся, и Тадж открыл перед ним дверь на выход. В голове маршировала целая колонна перекати-поле. Тигнари выиграл отсрочку до полудня, но дальше всё упиралось не в его способность убедительно врать, а наоборот — в способность убедительно говорить правду. Тадж в полном молчании довёл его до комнаты, но вместо того, чтобы отпустить внутрь, зашёл следом. Нилу привстала с кровати; Коллеи шумно выдохнула в стакан с водой. Поверх одеяла лежал пустой блистер от таблеток. — Нари! Что случилось? Тигнари приложил палец к губам. Рёбра ломались под натиском сердечной мышцы, и сейчас ему как никогда пригодилась бы очередная смертельная угроза, чтобы разогнать по крови лишний адреналин. — Ну, господин аль-Фахим, — хмыкнул Тадж, стоило охране вернуться на позиции, а двери — плотно закрыться, — я надеюсь, у вас была веская причина так беспардонно врать Сангема-бай в лицо. — Тигнари? На него смотрели так, будто он единственный здесь на что-то влиял и мог что-то сделать. К горлу подступил нервный смех: Тигнари был заперт в комнате со стальными решётками на окнах, под замком у, вероятно, самой опасной женщины на земле, под его опекой были больная девочка и её сиделка, а всё, что он мог им предложить, — это безнадёжное: — Нам нужна ваша помощь. Тадж прошёл вглубь комнаты, явно заинтересованный садовым пейзажем из-за решётки больше, чем самим Тигнари. — Судя по всему, — оценил он вполголоса. — Но, не подумайте лишнего, откуда у вас смелость о ней просить? Тигнари набрал в грудь воздуха. Давай, это тоже должно быть проще простого — убедить бывалого наёмника, с которым равнялся только Сайно, что он обязан рискнуть ради тебя жизнью. — Дайте догадаюсь, — усмехнулся Тадж в бороду, — вас никто не отправлял домой. Последний звонок, который я получил от вашей команды, вы подстроили, верно? Всё это вдруг показалось хлипкой реей, по которой Тигнари сумасбродно шагал, подгоняемый пиратской саблей. Одно неосторожное движение — и он сорвётся прямо в акульи пасти. Но ради Нилу, ради Коллеи… ради этого крошечного шанса стоило попробовать. Раз уж Тадж начал первым, говорить было безопасно. И Тигнари заговорил: — Верно. Мы поняли, что вы получали подсказки через аль-Хайтама, нам пришлось, — морщины Таджа обточились напряжением, но Тигнари вскинул руки: — Нет, пожалуйста! Дослушайте, это не шантаж. Сайно… я думаю, вам нужно знать. Он собирается уничтожить посох. Тадж молчал, и его молчание только усугубляло общую взвинченность. За тем, как кровь качалась к мозгу, Тигнари сам себя с трудом слышал: в уши пробился старый, знакомый звон прямиком из детства. Тоненький голосок, который нашёптывал про первобытный страх полной темноты и одиночества. Если они ошиблись… если Тадж был на своей собственной стороне… — С чего бы, — заговорил Тадж, когда Тигнари уже ждал снисходительный смех и скорую расправу за бунтарские подвижки, — Сайно хотеть уничтожить посох? Он всегда гнался за силой. Поверьте, господин аль-Фахим, я знаю Сайно лучше вашего: он вырос эгоистом, которого заботит только высота, на которую он может прыгнуть, — и чья же это заслуга, интересно. — Вы ведь догадались о том, кто он на самом деле? Вы и сами видели. — Нет, — признал Тигнари сквозь стиснутые зубы, — я не догадался. Он спас мне жизнь. И рассказал сам. И он кто угодно, но не эгоист. Тадж с любопытством склонил голову к плечу. Его взгляд следил за Тигнари исподлобья, будто оценивал, сколько секунд тому понадобится, чтобы броситься на Таджа с зубами и когтями. — Кажется, мы знакомы с разными версиями Сайно. И, признаться, я ожидал, что вам достанется худшая из них. — Сначала так и было, — Тигнари не кривил душой, хотя, скорее всего, самая худшая, та, что запирала неугодных в катакомбах, его всё же обошла. — Просто вы вырастили из него махаматру, а я смотрел на генерала. Вот и всё. Тадж наградил его оценивающим взглядом. Тигнари невольно съёжился, хвост пошёл дрожащей волной: Дори могла нагонять страх сколько угодно, но этот конкретный разговор был важнее. И пока Тигнари не сделал ничего, чтобы заставить Таджа броситься к нему посреди океана со спасательным кругом. — Значит, — констатировал Тадж, — вы всё ещё на его стороне, — Тигнари кивнул: незачем было отпираться от очевидного. В голове Таджа ожили шестерёнки. — И сюда явились по своей воле. С одной только надеждой, что я вам помогу. Потому что?.. Упрямство взыграло дёрнувшимся веком, и Тигнари сложил руки на груди. — Человек с вашими запасами магических артефактов не пошёл бы на джинна с одним пистолетом. У вас есть помощь Дори, есть собственный опыт — вы наверняка знаете, что делать с джиннами. Но вы выбрали не делать ничего. Типично профессорское любопытство блеснуло за стёклами очков — пожалуйста, вас очень интересно слушать, продолжайте. — Либо ваша учёная степень продавалась в метро, либо вы хотели обойтись малой кровью. Едва ли вы ищете посох, исключительно чтобы помахать им перед Сайно из чувства гордости, верно? Стоять и выговаривать Таджу Радкани по меркам Тигнари было верхом безрассудства, но он натерпелся и не такого. Встреча в Марракеше казалась чем-то из далёкого прошлого; Таджа он больше не боялся. Хотя невольные мурашки по спине говорили, что зря. Тадж вдруг невесело усмехнулся: — Может, вы и правы, но за чувством гордости вам как раз к Сайно. Даже если ваша догадка неведомо как попадает в цель… — Если вы сомневаетесь, то подумайте вот о чём: Сайно ничего не мешает отправиться в следующую точку и забрать новую подсказку, пока я танцую у Дори перед носом. А потом спокойно бросить меня здесь и больше не вспоминать. — Пожалуй, это я должен спрашивать, не сомневаетесь ли вы, что именно так он и поступит. Не отрывая взгляда, Тигнари покачал головой. Может, пару недель назад в нём и проклюнулось бы зерно размером с целый бобовый стебель, но это время стёрлось всем, что Сайно для него сделал. Тигнари верил — и должен был сделать так, чтобы поверил и Тадж. Одно лишь то, что его почему-то слушали, сдерживало дрожь по хвосту. — Вы сами сказали: мы знакомы с разными версиями Сайно. Он спас мне жизнь, и я на его стороне. И что-то мне подсказывает, что вы, так или иначе, тоже. Потому что всей этой погоней за посохом пытаетесь сделать из Сайно ту версию, которая уже существует, потому что… хотите того же, чего и он. — И чего я могу хотеть? Избавить Сайно от джинна. Дать ему свободу. — Уничтожить посох. Вот на чём держалась вся эта безумная идея. На слепом ощущении одного валука шуна, что Тадж — и тот Тадж, который плевался кровью в сердце Хадж-нисута, и тот, который обманом подтачивал команду Сайно, и тот, который позволил Коллеи взять с собой лекарства, прежде чем отправить к Дори под замок — был или хотел быть куда меньшим злом. И Тигнари до последнего момента не знал, ясновидящий он или обманутый собственной простотой дурак. До момента, пока Тадж не покачал головой: — Удивительная проницательность для такого, как вы, — и не заставил колени Тигнари подогнуться от… чёрт знает чего. Радости? Облегчения? Подступающего обморока? — Если вы говорите, что Сайно дошёл до этого своим умом… — Ему не нужен, — Тигнари запнулся и вытолкнул слово на самом краешке губ, как ругательство, — джинн. Не нужна чужая сила, которая рано или поздно его убьёт. Он её ненавидит. На лице у Таджа промелькнуло что-то… быстрая догадка, та эмоция, когда вставляешь последний кусочек пазла в морской пейзаж на пять тысяч элементов. Он явно понял, что Сайно подпустил Тигнари к себе ближе, чем следовало бы. Ближе, чем он сам рассчитывал, когда об этом просил. — И он поверил вам, — Тигнари давил, но единственное давление сейчас разрывало его собственную черепную коробку. — Он позволил мне прийти сюда. Попытаться… — Зная, что именно я воспользовался его человеком, чтобы получать от вас информацию? Тигнари осёкся: это была скользкая почва. Оставляя его на пороге квартиры, Сайно прямо сказал: «Ты можешь быть тысячу раз прав, но Тадж сделал то, что сделал. Мне плевать, были у него благородные побуждения или нет, даже если он поможет — пусть ими удавится». Играть во всепрощение Сайно не собирался, но вдруг, если при случае дать им объясниться… — Сайно, — Тигнари с трудом разомкнул губы, — рискует только ради меня. Прошу вас, мы на одной стороне. — И на этой стороне вам нужна моя помощь. Это не было ни согласием, ни отказом, да и по тяжёлому лицу Таджа было не понять, но Тигнари всё равно бросился за ниточкой, как собака за мячом. — Коллеи и Нилу нужно вывезти в безопасное место. Я дам адрес, вас там встретят, я просто… Сайно не может ничего сделать, пока Дори удерживает их у себя. Брови Таджа чуть приподнялись. А за спиной вдруг раздалось негодующее: — Что значит — «в безопасное место»? Нари, я могу… — Не можешь! — Тигнари вихрем развернулся: Коллеи смотрела на него большими глазами, в которых горела такая решимость, что должна была испепелить его заживо. Тигнари осёкся на мощном вдохе, голос упал: — Коллеи, пожалуйста. Это слишком опасно. — А для тебя, выходит, неопасно? Предлагаешь нам отсиживаться в кустах, пока сам… Коллеи вздрогнула, и Нилу с бессильного кивка приобняла её за плечи. Сквозь толстый слой ваты в ушах Тигнари разобрал тихое: — Он прав. Мы ничем ему не поможем, только сделаем хуже. — Но… — Я о тебе позабочусь, хорошо? Я буду рядом. Тигнари вернул к Таджу просительный взгляд. Он не смог бы сказать вслух — слова застряли бы в глотке, — но надеялся, что одного бледного лица будет достаточно. Сейчас человек, который угрожал ему в их первую встречу и сохранил тенденцию ко второй, был его единственным шансом. И Тадж наконец кивнул. Поверил. — Куда вы хотите их отвезти? — К Кандакии, — Тигнари присел, потому что ноги уже не держали. — Главное чтобы они оказались в безопасности. Вы сможете взять машину и?.. — Смогу, — усмехнулся Тадж. — Сангема-бай, к счастью, не догадывается, что у нас с ней немного разные взгляды на мир, иначе не приняла бы мои услуги так просто. У нас с ней, конечно, многое пошло не по плану, — он на мгновение сощурился, — но я бы хотел, чтобы это осталось для неё неприятным сюрпризом. — А Рахман?.. На этот раз морщины Таджа заиграли досадой. — Как раз Рахман в мои планы не входил. Ваша стычка на Мадагаскаре… частично я за неё в ответе, я рассчитывал на своих людей, а не на него, и мне не хотелось бы повторения. Но к тому времени как Сангема-бай догадается и Рахман начнёт представлять угрозу, девушки будут в безопасности. Тигнари кивнул. Значит, с большего он понял верно. Он не мнил себя знатоком психологии — зачёт на первом курсе медицинского был не в счёт, — но если у Таджа и была причина для таких противоречий, если что-то в его истории и не сходилось… то по итогу всё снова упиралось в Сайно. В желание Таджа освободить его от бремени, которое он сам на него и взвалил. — Я вернусь до полудня, — сообщил Тадж уже на пути назад к двери. Взгляд нашёл Коллеи в объятиях Нилу, морщинки у губ на короткое мгновение сложились в подобие улыбки. — Соберите вещи и будьте готовы, мои люди обо всём позаботятся. Господин аль-Фахим, что вы планируете делать дальше? Тигнари подавил смешок: — Водить Дори за нос, пока это возможно. Всё остальное зависит от Сайно. — Что ж, невероятная степень доверия к такому… необычному человеку, как вы, — Тадж помялся. — Знаете, заполучить в свою команду настоящего джинна — это хорошее подспорье для любого в нашем деле. Не обходится без последствий, но я и сам был моложе, я позволил амбициям взять верх. Это ошибка, за которую я несу груз вины, — его плечи на мгновение поникли, — и которую пытаюсь исправить. Когда вернётесь к Сайно, передайте при случае мои искренние извинения. Может, от вас он их выслушает. Тадж явно собирался что-то добавить, но в последний момент ограничился кивком. Глядя в его спину, Тигнари был уверен в себе как никогда; по мозгу ярко выжигалось: «У нас всё получится». Тадж заберёт Коллеи и Нилу, у Сайно будут развязаны руки, чтобы начать действовать, а если они соберут джекпот догадок пальцем в небо, то к полудню у них на руках будет новая подсказка и… Как только Тадж щёлкнул замком, стало ясно, что Тигнари замечтался. Спуском на землю оказался силуэт в дверях. Силуэт, который неприветливо осклабился и без особого труда отодвинул Таджа в сторону, чтобы, шагнув внутрь, заполнить всё пространство глумливой угрозой. — Все в сборе, отлично, — оценил Рахман, потирая руки. — Тадж, планы изменились. Вы трое — ноги в руки и на выход. Никто не сдвинулся с места. У Тигнари по спине побежал липкий холодок, Коллеи задохнулась, Нилу крепче сжала её в объятиях. Тигнари сделал к ним крошечный шаг, заслонил спиной, умом понимая, что эта самая спина Рахману всё равно что зубочистка. Тадж вежливо хмыкнул в кулак: — Что значит — «планы изменились»? — То и значит. Сангема-бай решила перестраховаться. Зверёныш едет с нами, девчонки тоже, — похлопав себя по бедру, чтобы обратить лишнее внимание на пистолет, Рахман довершил: — Будут подспорьем на случай, если нас опять хотят оставить в дураках. Хвост мелко затрясся, и Тигнари придавил его ладонью. Только что его зыбкое «вполне себе неплохо» переступило отметку в «критически ужасно».