Vivicendium

« Меня зовут Сириус Блэк, и я распутный придурок?» — спрашивает Сириус, повторяя слова так, будто не может поверить, что правильно ее расслышал. Однако по тому, как Вивиан ухмыляется ему, достаточно ясно, что он не ошибся. С насмешкой он отталкивает свой пергамент и перо и бормочет: «Я бы спросил, серьезна ли ты, но этот вопрос почему-то всегда вызывает у меня неприятные ощущения». Вивиан разразилась смехом, который нельзя назвать смехом, потому что ничто из уст Сириуса Блэка не может ее позабавить (или так она думает в этот момент), и прислонилась к парте в передней части неиспользуемого класса. Она уже успела ее вычистить, чтобы не испачкать свои безупречные мантии. На дереве образовался толстый слой пыли и грязи, который, вероятно, лежал там годами. «Может, лучше вместо этого заняться уборкой?» пробурчала Вивиан, скрестив ноги и откинувшись назад. Она смотрит на Сириуса, сидящего на одном из скрипучих древних стульев, и недоуменно поднимает бровь. — Не мог бы ты вместо этого заняться уборкой? Вивиан растягивает слова, скрещивает ноги и откидывается назад. Она моргает, глядя на Сириуса, сидящего на одном из скрипучих древних стульев, и легкомысленно приподнимает бровь. Он хмурится на нее. Подтягивая к себе пергамент, он бормочет: «Я бы предпочел услышать, как ты продолжаешь рассказывать о том, как ты завидуешь моим волосам». Он делает вид, что открывает чернильницу и окунает в нее перо, тратя больше времени, чем необходимо, чтобы стряхнуть излишки. Вивиан наблюдает с хладнокровным пренебрежением и просто отвечает: «Зачарование длится всего несколько часов. Если вы думаете, что какое-либо из моих заклинаний поможет вам в ваших детских шалостях, вы ошибаетесь». Сириус тут же усмехается: «Ну, это выставило тебя дурой на весь день, так что лично я думаю, что это сработало неплохо». Их глаза сталкиваются, от серых до коричневых, и гневные взгляды, которые они посылают друг другу, суровы и всеобъемлющи. Вивиан фыркает и надменно заявляет: «Сто строк должно хватить. У меня есть дела на вечер, и они не включают в себя присмотр за тобой до комендантского часа». В дополнение к выполнению своего задания по защите от темных искусств для различных темных существ, от которых оберегает Патронус, Вивиан также должна освежить свои руны фуорк на случай, если профессор Гилландерс выполнит свою угрозу дать им всем доп. контрольный опрос. У нее также есть звезда Дельфина для астрономии и эссе, связанное с мифологией, стоящей за ней, — все это должно быть готово до выходных. Если этого недостаточно, чтобы утомить ее и так, сегодня ночью у нее также есть патрули. Честно говоря, она даже не знает, почему Дамблдор решил, что сделать ее старостой было хорошей идеей. Не то чтобы она была звездной ученицей. Что касается учебы, она редко выходит за рамки того, что от нее ожидают. Что касается других аспектов ее жизни, то ее социальное положение в лучшем случае сомнительно. Сириус не выглядит очень впечатленным ее полным графиком. Он закатывает глаза и наклоняется над столом, чтобы начать выцарапывать: «Меня зовут Сириус Блэк…», и при этом ворчит: «Что, планируешь практиковать свои проклятия сегодня вечером со своими друзьями-пожирателями смерти?» Он ожидает, что с ее губ немедленно сорвется язвительный ответ, или хорошая словесная брань и всестороннее оскорбление. Вместо этого он получает тишину. Когда Вивиан не отвечает ему, Сириус поднимает голову, чтобы поймать ее взгляд, но обнаруживает, что она уже смотрит на него. Тяжесть ее взгляда заставляет его задуматься, но только на мгновение. «Разве я оскорбил великую Вивиан Блэр?» Сириус вздыхает с насмешливой насмешкой. Он останавливается на середине слова «распутник» и обращает все свое внимание на единственную женщину поблизости. То есть, если вообще можно было назвать Вивиан женщиной. Для него она больше похожа на бессердечного гуля. «У меня нет друзей-Пожирателей Смерти», — говорит она ему после долгой паузы. Ее голос странно собран и немного серьезнее, чем он ожидал. Это звучит почти так, как будто она пытается убедиться, что он это знает, как будто она пытается вбить эту информацию ему в голову. К сожалению, она, похоже, забыла, что у Сириуса Блэка очень толстый череп. Он усмехается и заканчивает писать слово «распутный» взмахом пера. Начав со слова «придурок», он бормочет: «Меня не одурачить. Мой брат, кажется, проникся к тебе блеском». Резкое упоминание Регулуса Блэка заставляет Вивиан приподнять бровь. Она может только предположить, что эти слова — результат того, как Регулус смеялся во время ужина всего несколько часов назад. Она не может полностью винить Сириуса за то, что он это заметил. В конце концов, Регулус никогда не смеется, и это зрелище наверняка привлекло внимание не только слизеринского стола. «Твой брат тоже не Пожиратель Смерти, и он приглянулся мне, потому что мы оба старосты», — сухо сообщает ему Вивиан, прежде чем добавить: «Тебе нужно написать сто строк. Лучше поторопись». Сириус бросает на нее раздраженный взгляд и начинает вторую строчку. У него, кажется, есть отягчающая склонность писать во время разговора, потому что, даже когда он проводит пером по странице, он шутит: «Он еще не Пожиратель Смерти. Это только вопрос времени». Вивиан должна признать, что она никак не ожидала такого разговора с Сириусом. На самом деле, то, что он активно не оскорбляет ее в данный момент, довольно удивительно для нее. Она размышляет, не сказать ли ему, что он, кажется, не очень хорошо знает своего брата, если он так низко о нем думает, но затем понимает, что молчание довольно приятно, и что ей не так уж интересно разговаривать с ним. Во всяком случае. Наблюдать за тем, как он сотни раз оскорбляет себя, намного привлекательнее. Так что вместо того, чтобы ответить, Вивиан просто роется в школьной сумке в поисках домашнего задания по древним рунам, решив, что сегодня вечером ей действительно нужно заняться чем-нибудь продуктивным. Однако сейчас она действительно должна признать, что у Сириуса Блэка много талантов. Прежде всего, это то, что он необычайно многозадачен. — Так ты действительно сказала, что глаза Эйвери голубее сапфиров? — растягивает он слова, начиная следующую реплику, и краем глаза бросает на Вивиан взгляд. Когда она делает паузу, его усилия сдержать улыбку огромны. «Просто пиши свои чертовы строки, Блэк», — говорит ему Вивиан. Ее голос испорчен самым заманчивым оттенком агрессии. Ему действительно нравится, когда это присутствует в ее тоне. Это означает, что он хорошо и действительно раздражает ее. Он пожимает плечами. «Я имею в виду, я могу понять твое заявление о том, что я чертовски великолепен, но делать комплименты Эйвери — это уже слишком». Она сердито смотрит на него, а он просто продолжает писать и говорить одновременно. «Конечно, мой любимый случай был, когда ты наткнулся на Пита по дороге на Трансфигурацию и сказала ему, что он заставляет тебя петь. Нам всем это понравилось. Кроме Питера. Я думаю, ты нанесла ему травму». Она стискивает зубы. — А то, как ты сказал МакГонагалл, что ее волосы похожи на сахарную пудру! Мерлин, я в шоке, что она не взяла за это баллы, она выглядела так, будто готова заморозить тебя взглядом. Она сжимает свою палочку. «Но… о, вот самое лучшее. Больше всего мне понравилось, как ты сказала Нюниусу, что обожаешь его сальные волосы «. Он расхохотался, просто воспоминание чуть не опрокинуло его чернильницу над столом от его неистового смеха. Вивиан делает паузу, ослабляет хватку на палочке и поднимает руку, чтобы вытереть рот. Его углы загнуты вверх. Дикий зуд, наверное. Сириус этого не видит. Он слишком занят тем, чтобы продолжать писать свои строки, чтобы он мог выбраться отсюда к черту и в то же время не умереть от своего смеха. Продолжая писать, он добавляет: «И Малфой… Мерлин, когда ты сказала ему, что более короткими палочками легче управлять, это было… это было… ты там задыхаешься?» Звук того, как Вивиан прочищает горло несколько раз, заставляет Сириуса поднять глаза, бросая на нее странный взгляд. Когда она приходит в себя и хмуро смотрит на него, он просто пожимает плечами. Кажется, он не замечает, что ее хмурый взгляд стал менее смертоносным, чем обычно, или что ее глаза сияют так, как он никогда раньше не видел. Сириус Блэк не слишком наблюдателен в отношении вещей, которые его не интересуют, особенно тех, которыми он изо всех сил старается не интересоваться, а Вивиан Блэр — вещь огня и серы, и всего, чего он обычно избегает. Но не сегодня. «В любом случае, я думаю, что мой второй любимый момент был, когда ты сказала моей кузине, что ее волосы цвета золота Гриффиндора…» Вивиан снова фыркает, но на этот раз это должным образом захватывает внимание Сириуса, и в течение очень долгого момента он ничего не может делать, кроме как сидеть и смотреть на нее. Ибо мир вдруг сжался, и случилось невозможное. Летающие свиньи и бешеные коровы не имеют значения в этот момент, потому что это момент, свидетелем которого Сириус Блэк никогда прежде не был. Вивиан Блэр — холодная, чистокровная слизеринка, чье лицо почти всегда насмешливо или хмуро — смеется. Она улыбается. Из-за того, что он сказал. Потому что она нашла это забавным. Он заставил ее смеяться. И вместо того, чтобы ругать ее за это и ехидно комментировать, что это действительно необычное зрелище, он может только смотреть на нее, потому что… Ну, это точно не потому, что он думает, что ее улыбка великолепна, или что звук ее смеха заставляет его сердце трепетать, или что тот факт, что она смеется из-за того, что он сказал, разжигает его эго. Так, как никогда. Это определенно не одна из этих причин. Нет, должно быть, он просто никогда раньше не видел ее смеющейся, не такой. Но она такая. Смеющаяся. Вивиан Блэр смеется. — Ты уверена, что не задыхаешься? — выпаливает Сириус, потому что думает, что должен сказать что-нибудь грубое. Обычно между ними так бывает, и он не может пойти и сломить характер только потому, что Вивиан Блэр смеется. Этот вопрос заставляет ее кашлять и менять черты лица, ее хихиканье заканчивается так же быстро, как и началось. Она прочищает горло, но едва заметный намек на ее улыбку все еще виден в ее глазах, когда она растягивает: «Строки, Блэк. Напиши их». Он смотрит на нее, сбитый с толку, все две секунды, прежде чем откинуться назад, бросить перо и заявить: «О нет, ты не можешь просто притворяться, что этого не было. Ты только что посмеялась над тем, что сказал я.» Вивиан сразу хмурится на него и решительно говорит: «Я смеялась над тобой, потому что ты такой чертов идиот». Рот Сириуса приоткрывается еще немного. — Ты смеялась, потому что слизеринцы просто не выносят комплиментов, — так же решительно поправляет он ее. «Я не смеялась. И это такая глупость.» Они смотрят друг на друга, и довольно резко легкая атмосфера, которая на мгновение захватила комнату, улетучивается. Остались только Сириус Блэк и Вивиан Блэр, заклятые враги. А потом… « Меня зовут Сириус Блэк, и я…» «Знаю, распутный придурок», — рявкает он и бормочет: «А ты чистокровная сволочь». Она фыркает и сухо бормочет: «Твои оскорбления поистине феноменальны, Блэк. Я поражена». Он бросается обратно к своему столу со свирепым взглядом и берет перо с насмешкой: «Заткнись, Годрик». Вивиан только смотрит в ответ, а затем снова берется за свое задание, чувствуя себя гораздо менее веселым, чем раньше. Тишина не прерывается довольно долго, когда Сириус, наконец, пишет свою последнюю строчку и бросает ей свирепый пергамент. Вивиан хмурится на него и хватает его. Взгляд на часы, висящие на дальней стене, говорит ей, что они занимались ими около сорока пяти минут. Не очень долгое задержание, но она не жалуется. Насколько ей известно, сорок пять минут наедине с Сириусом Блэком — это слишком долго. Он не говорит ни слова, хватая свою сумку с книгами и перекидывая ее через плечо. Он также не смотрит на нее, когда крутит дверную ручку и распахивает ее. Только когда он на полпути к двери, он оборачивается, чтобы поймать ее взгляд, останавливаясь на очень короткий момент, чтобы неохотно сказать… «Кстати, то, что ты сделал для Кларка сегодня в Защите? Это было… добро с твоей стороны. Для слизеринца». Затем он кивает, поворачивается и выходит за дверь прежде, чем Вивиан успевает произнести хоть слово. Не то чтобы ей есть что сказать. Подобно тому, как Сириус смотрел на ее смеющееся лицо и задавался вопросом, действительно ли она была ею. Вивиан смотрит ему вслед и задается вопросом о том же. Сириус Блэк никогда не говорил ей ничего доброго ни по какой причине и ни при каких обстоятельствах, и она наполовину убеждена, что просто придумала все это в своей голове. Как и он.

***

«Подожди, ты сделал ей комплимент до или после? Ты рассмешил ее?» — спрашивает Джеймс, опираясь на край дивана с задумчивым выражением в глазах. В гостиной Гриффиндора кипит жизнь, но это не удивительно. До комендантского часа еще час, и большинство старших все еще на ногах, смеясь с друзьями или пытаясь закончить последние задания до того, как они закончат ночь. То же самое, за исключением Римуса, который обычно отдает предпочтение домашней работе, а не проблемам, если только в этом нет необходимости, и Сириуса, которому каким-то образом всегда удается выполнить свои задания в рекордно короткие сроки (Римус иногда подозревает, что он платит другим ученикам, но только тогда, когда он чувствует себя особенно язвительно. (Он прекрасно знает, что Сириус умнее, чем думает большинство людей.) Сириус недоверчиво смотрит на Джеймса и восклицает: «Я не сделал ей комплимент. Мерлин, Сохатый, за кого ты меня принимаешь?» Сидя в кресле, Питер отрывается от своего эссе по Чарам и хмурится: «Для меня это звучит как комплимент». Римус кивает и, вычеркивая предложение из абзаца, над которым работает, беззаботно добавляет: — Ты сказал, что это «хорошо с ее стороны». Это определенно комплимент. Джеймс кивает и откидывается назад, как будто это конкретное дело закрыто, и берет свой учебник по истории магии, чтобы продолжить чтение с того места, где он остановился. Однако на это довольно сложно обращать внимание. Воспоминания Сириуса о своем заключении гораздо более заманчивы, чем чтение историй гоблинов. Особенно, когда Сириус действительно сказал что-то хорошее о Вивиан Блэр — и ей в лицо, не меньше. Сириус выглядит немного взволнованным. Сидя в кресле, он ворчит: «Но потом я сказал «для слизеринца», имея в виду, что хорошо это или нет, полностью зависит от контекста и обстоятельств». Остальные Мародеры переглядываются друг с другом, выглядя немного не впечатлёнными. Джеймс лишь ухмыляется. «Конечно, несмотря ни на что, есть универсальный взгляд на это, Бродяга». — …И как это, Сохатый? «Для слизеринца, Блэр не так уж плоха». Сириус делает гримасу отвращения. «Она в два раза хуже». Римус выцарапывает еще одно слово и растягивает: — Ты уверен, что она это знает? Она может подумать, что ты в нее влюблен после того трюка. Краем глаза он смотрит на Сириуса, наблюдая за его реакцией. Он выглядит совершенно опустошенным. « Влюблен в… Лунатик, что с тобой сегодня? Есть ли в этом месяце полная луна, о которой мы не знали?» Римус закатывает глаза. Питер смотрит в окно, чтобы увидеть, в какой стадии находится луна. Джеймс хихикает. «Нет никаких лун, только наш очень логичный и в настоящее время не пушистый друг пришел, чтобы удостоить нас правдой». Сириус прищуривается в тот момент, когда Римус толкает Джеймса локтем, бормоча что-то о том, чтобы тот не вмешивался в его «пушистую проблему», чтобы кто-нибудь не услышал. Тем не менее, как только это закончилось, Римус быстро добавляет: «Со мной все в порядке, Бродяга, но я думаю, что с тобой что-то не так. Я никогда не слышал, чтобы ты сказал хоть одну хорошую вещь о Блэр за все время, как мы были в Хогвартсе». Сириус делает паузу. Питер перестает делать свою работу и вместо этого начинает рисовать на полях, прислушиваясь к разговору, происходящему перед ним. Джеймс согласно кивает и отбрасывает учебник в сторону, решив еще немного помедлить. Римус продолжает работать, не обращая внимания на то, что Сириус хмуро смотрит на него. «Это потому, что о ней нечего сказать хорошего», — говорит Сириус. — За исключением того случая, когда она противостояла Мальсиберу, — растягивает Римус. «Ну, она никогда не делала этого раньше». «По крайней мере, не на публике». — Ты хочешь сказать, что видел, как она противостояла другим слизеринцам, Лунатик? — саркастически недоумевает Сириус, явно не веря, что подобное когда-либо случалось в истории Хогвартса. Римус делает паузу и признается: «Нет». Затем он добавляет: «Но она могла бы». Сириус закатывает глаза и отмахивается от слов. — Но вы не знаете, что она есть, поэтому весь ваш спор бессмысленен. Джеймс скрещивает руки на груди и заявляет: «Он прав, Лунатик. В любом случае — это не имеет значения, потому что это не меняет того факта, что ты сделал комплимент Блэр сразу после того, как рассмешил ее.» Он поправляет очки повыше на переносицу и откашливается в притворно-авторитетной манере, прежде чем задать вопрос: «Что именно ты сделал, чтобы рассмешить ее? Это было сделано намеренно или просто по счастливой случайности? «Я собираюсь проклясть твой смех» или просто один из этих странных девчачьих смехов?» Все трое мародеров смотрят на Джеймса так, словно думают, что он сошел с ума. Джеймс только поднимает бровь и ждет. «Девичий смех?» — повторяет Питер, выражение его лица немного искажается в задумчивости, как будто он пытается представить себе нечто подобное. Римус сосредотачивается на другой части этого предложения. «…Я прокляну твой смех»? Брови Джеймса поднимаются выше. « Мы говорим о Блер», — напоминает он им. Сириус фыркает и бормочет: «Это не было ни тем, ни другим. Это был просто… смех». Тут Джеймс останавливается и поворачивается, чтобы посмотреть на него. В его глазах есть что-то странное; какая-то эмоция, которую Сириус не может определить. От этого в его глазах мелькает что-то похожее на осознание, но это невозможно знать наверняка, потому что тогда Джеймс ухмыляется, и странный взгляд переходит в озорство. " Просто посмеялись? Ну что ж. Был ли это хороший смех?» он задается вопросом. Веселая нотка в его голосе заставляет Сириуса сузить глаза. Римус поджимает губы, чтобы скрыть улыбку, и возвращается к своему заданию. Питер продолжает рисовать, но останавливается достаточно долго, чтобы сказать: «Странный вопрос, Сохатый». Сириус тут же кивает. Непреклонно. Джеймс лишь ухмыляется шире, но, к счастью, больше ничего не говорит и просто мычит, возвращаясь к своему учебнику. Однако его глаза снова светятся тем же странным светом, даже когда он переворачивает страницу и начинает пролистывать слова. Что касается Сириуса… Ну, просто чтобы внести ясность, это был нехороший смех. Это был худший смех, который он когда-либо слышал. Это был отвратительный смех. Он сердито смотрит на Джеймса и фыркает, прежде чем повернуться и посмотреть на огонь. Огни весело мерцают в очаге, и — Нет, они не напоминают ему о том, как сияли ее глаза. Какая глупость так думать.

***

Вивиан не стала бы утверждать, что серьезно относится к своим обязанностям старосты. Ее родители были вне себя от радости, когда ей была оказана такая честь, утверждая, что Дамблдор имел полное право признать имя Блэр таким образом. Ее отец был старостой в школьные годы, по крайней мере, так он сказал ей, когда она летом получила значок, но Вивиан не могла представить, как он бродит по коридорам и обладает властью над другими учениками. Лукас Блэр — сила, с которой нужно считаться, но не та сила, в чьей власти есть что-то положительное. Она могла более ясно представить, как он использует свой авторитет в более корыстных целях. Это, в конце концов, то, чему он научил ее в детстве. « Мир не заметит тебя, если ты не заявишь о себе, Вивиан», — сказал он ей однажды. «Имя Блэр имеет силу, но только если ты его используешь». Она знает, что в какой-то степени он был прав. Она уже видела эффект, который производит ее имя, и то, как его произносит ее отец. Он редко кланяется другим, если только это не входит в какой-то его предвзятый план. У Лукаса Блэра такое же слизеринское мышление, как и у нее, и он всегда получает то, что хочет. Но чего она хочет? Ответ должен быть простым. В конце концов, Вивиан Блэр — чистокровка и элита. Она должна хотеть продолжить семейное наследие — ради достоинства или власти, это не имеет значения — и сделать так, чтобы ее отец ею гордился. Она должна хотеть позволить ему вести ее, направлять в ту жизнь, которая, по его мнению, будет для нее лучшей. Она верит, что Лукас Блэр никогда бы не навредил своему семейному наследию. Со вздохом Вивиан поворачивает за угол, поднимая палочку и освещая темный коридор, пока она идет по четвертому этажу. До сих пор ночь была тихой, никаких признаков беспокойства. Во всех кладовых для метел, которые она проверила, не было парочек, пришедших поздно вечером, и нет никаких признаков мародерства, по крайней мере, в районе, который она патрулирует. Она благодарна за это. Мародеров у нее уже достаточно, чтобы ей хватило на всю жизнь. Недавнее задержание, имевшее место всего несколько часов назад, заставляет ее немного съежиться, оглядываясь назад. Неужели она действительно смеялась над чем-то, что сказал Сириус Блэк? С твердым хмурым взглядом Вивиан усмехается про себя и поднимает палочку выше, освещая тени длинного коридора и заставляя картины на стене недовольно ворчать на нее. «Мы пытаемся уснуть, девочка!» «То, что мы картины, не означает, что нам не нужно отдыхать после целого дня общения с неуклюжими подростками!» Вивиан закатывает глаза и не отвечает. Она также не опускает палочку, из-за чего картины только больше ворчат, пока она продолжает свою прогулку. Честно говоря, ей следует просто отправиться в какой-нибудь неиспользуемый класс и сделать еще домашнюю работу, пока ее патруль не закончится, но если кто-то из других старост узнает, что она игнорировала свои обязанности, ее значок могут отобрать. На самом деле ей все равно, случится ли это, но она должна признать, что у нее есть несколько преимуществ, от которых она не хочет отказываться. Ей очень нравится получать очки дома, как и раздавать отработки. Кроме того, когда они узнали об этом, ее родители разрешили ей купить новую Серебряную стрелу. На данный момент это одна из самых быстрых метел на рынке, даже конкурирующая с новым Nimbus 1001. Она определенно не хочет, чтобы ее заставляли расставаться с ней в наказание за то, что она запятнала наследие старосты своего отца (или еще какую-нибудь гадость, которую он, скорее всего, изрыгнет). Особенно после пари, которое она заключила с Блэком. Спор. Она до сих пор сожалеет об этом. Трудно сказать, на какие безумства он ее заставит пойти, если Гриффиндор выиграет Кубок по квиддичу. Что касается ее… ну, у нее есть некоторые идеи, и она ухмыляется про себя, заворачивая за другой угол… А потом останавливается, потому что в конце коридора она видит кого-то, кого не ожидала. — Снейп? Что ты делаешь вне постели после комендантского часа? Вивиан подозрительно спрашивает и прищуривается, глядя на высокую темную фигуру. Она едва различает черную завесу его волос и землистую бледную кожу. Он эффектно сливается с темнотой, но звук его тяжелого дыхания выдает его. Он бегал по замку? Северус Снейп имел мало дел с Вивиан Блэр на протяжении многих лет. Вивиан занимается своими делами, и у него никогда не было причин обращать на нее особое внимание, кроме очевидного (во главе угла стоит чистокровное наследие). Мальсибер время от времени кричит о том, что Блэры — одна из самых могущественных волшебных семей, но помимо этого Северус очень мало знает о ней. Однако он знает две вещи: она ненавидит Мародеров и что ей нет особого дела до старост, что немного забавно, учитывая, что она одна из них. «Отойди в сторону», — бормочет он ей, его голос чуть громче шипения, когда он проталкивается мимо нее в коридоре. Вивиан не позволяет ему. Ее рука вытягивается вперед, чтобы схватить его за мантию, и она тянет его назад, лицом к себе. Прищуренные глаза, которые она послала ему, могли бы вселить страх в сердца младших школьников, но не Северуса Снейпа, хорошо знакомого с тьмой. «Отпусти, Блэр, если ты понимаешь, что для так будет лучше «, — шипит он на нее и тянется, чтобы схватить ее за руку в надежде оторвать ее от своей мантии. Вивиан поднимает бровь и смотрит на него сверху вниз. То есть она физически не смотрит на него сверху вниз, потому что он на несколько дюймов выше ее, его фигура гибкая и стройная, а подбородок поднят, чтобы поддержать изгиб его насмешки, когда он бросает ее на нее. Их взгляды ловятся, они сошлись в битве, но Вивиан только поднимает бровь, глядя на него, выглядя равнодушной. Нет, физически она вообще не смотрит на него сверху вниз, но Северус Снейп все же улавливает высокомерие в ее глазах. Она думает, что он ниже ее. Такой же взгляд посылают ему многие из его так называемых друзей, когда думают, что он ничего не замечает. Под надменными глазами скрывается определенная хитрость суждения; мера проницательности, как мысленное сравнение имеет место. Это игра, которую Снейп уже очень хорошо знает, этот толчок и притяжение идеологий. Это похоже на вращение шестеренок в машине, крутящихся взад-вперед по бесконечному кругу. Чистокровный против полукровки. Какими качествами он обладает, чтобы восполнить недостаток чистоты крови? Достаточно ли их, чтобы сбалансировать явные недостатки его обстоятельств? Ставят ли они его на уровень, сравнимый с собственным? Стоит ли с ним вообще общаться, или его связи никуда не приведут его в жизни? Это взгляд, который в настоящее время посылает ему Вивиан Блэр, и это взгляд, которым овладели многие из ее чистокровных братьев, особенно в отношении него. Он просто грязь под их ботинками. — …У тебя есть привычка бегать по залам ночью? — тянет она, с отвращением глядя на него. Его глаза темнеют. «Мои привычки тебя не касаются «, — шипит он, выглядя очень опасным и очень мрачным. Вивиан долго смотрит на него, а потом ухмыляется и бормочет: «Это Мальсибер научил тебя так разговаривать? Очень впечатляет, Снейп. Держу пари, он очень гордится своим питомцем». Слово «домашнее животное» имеет немедленные и громоподобные последствия. Снейп впивается ногтями в ее руку, достаточно сильно, чтобы разорвать ее хватку. Мгновение спустя он хватает свою палочку и сердито насмехается над Вивиан, которая сохранила ухмыляющееся выражение лица, несмотря на краткую вспышку боли в руке. Она также сохранила свою скорость мышления, поскольку в тот момент, когда Снейп достает палочку, она тоже. «Я ничей не питомец», — сердито говорит он ей. Вивиан фыркает. «Ты всегда будешь любимчиком чистокровных, Снейп. Мальсибер и Эйвери используют тебя. Ты так сильно хочешь быть принятым, что готов на все ради них, и они это знают». Он крепче сжимает палочку и язвительно говорит ей: «Ты ничего не знаешь о мире, в котором я живу, Блэр. Не притворяйся, будто знаешь». Вивиан насмехается над ним и возражает: «Я точно знаю, в каком мире ты живешь». Но Снейп только кривит губы и шипит: «После Хогвартса ты будешь не более чем племенной кобылой для какого-нибудь чистокровного придурка. Такова твоя судьба. Не веди себя так, будто ты бог, который знает все. Единственное, что ты умеешь делать, это нагибаться и… " Силентиум!» — рявкает она, бросая в его сторону заклинание и широко ухмыляясь, когда остальная часть его оскорбления тут же обрывается. Его рот немного хлопает, но слова, которые он пытается произнести, не произносятся, и сопровождающая это тишина очень приятна. Как и яростный взгляд, который он ей посылает. «Тебе действительно следует быть осторожным, разбрасываясь такими оскорблениями», — усмехается Вивиан. — Я думала, что в тебе больше здравого смысла, чем разговаривать с чистокровным таким тоном. В конце концов, ты воображаешь себя одним из нас, не так ли? Но это не так, Снейп. Ты не на моем уровне». Его глаза впиваются в ее, но она не боится Северуса Снейпа. Какая-то ее часть предостерегает ее от излишней надменности, но остальная ее часть просто презирает осторожный голос в глубине ее сознания и отбрасывает его в сторону, чтобы протянуть: «Раз ты слизеринец, я отпущу тебя с предупреждением. Возвращайся в общежитие и перестань шляться посреди ночи. Если я тебя еще раз поймаю, ты пожалеешь.» О, да, ей действительно следует быть более осторожной, наживая таких врагов, но Вивиан сейчас слишком нетерпелива, чтобы заботиться об этом. Долгий день давит на ее мысли, и ей больше всего на свете хочется лечь спать и притвориться, что едких событий последних двенадцати часов вообще никогда не было. Снейп, кажется, понял, что ему лучше не затевать драку с членом его собственного дома после комендантского часа. Если учитель услышит шумиху, которую они подняли, и придет разобраться, он будет наказан, а не Вивиан. Как староста, Вивиан имеет право быть здесь. Он нет. Но даже если на этот раз он решает отступить, то делает это очень неохотно, потому что насмешливые слова Вивиан изменили в нем что-то, что не так легко заметить. Суровое желание мести редко возникает у него. Снейп бросает на нее последний яростный взгляд, прежде чем развернуться на каблуках и ринуться по коридору в направлении лестницы, по пути подозрительно оглядывая коридор. Вивиан просто сердито смотрит ему в спину, пока он не исчезает из виду, и фыркает про себя, поднимая палочку обратно в воздух и быстро получая еще одну кучу жалоб. — Ты пытаешься ослепить нас, девочка? — ворчит кавалер с одной из картин справа от нее. «О, заткнись», — ехидно говорит она в ответ, к большому негодованию рыцаря, и возобновляет патрулирование. Однако в тот момент, когда она поворачивает за угол… «Итак, Бродяга, я просто хотел бы отметить, что в конце концов я был прав, и воспользуюсь моментом, чтобы сказать: я же говорил тебе», — шепчет Лунатик из-под мантии-невидимки. Бродяга поднимает бровь. «А? Прав в чем?» Сохатый фыркает: «Я думаю, Муни имеет в виду свой слабый аргумент, что Блэр противостоит большему количеству слизеринцев, а не только этой корове Мальсиберу». Лунатик глубокомысленно кивает, хотя слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Сидящий рядом с ним Червехвост оглядывается, словно беспокоится, что Вивиан и Снейп вот-вот снова появятся. Бродяга ворчит: «Как ни крути. Все ненавидят Нюниуса, так что это не так уж и шокирует. Давай уже начнем». Сохатый и Лунатик обмениваются взглядами, явно не очень впечатлены попыткой Бродяги замять все это, но спорить в конечном счете не собираются. Вскоре все четверо мародеров выходят из-под плаща и сверяются с картой, чтобы убедиться, что к ним никто не приближается. «Теперь, когда Нюниус перестал следовать за нами, как отвратительная змея, может, после тяжелого рабочего дня мы отправимся на кухню, чтобы перекусить?» — драматично вопрошает Сохатый, имея в виду их последнюю шутку, которая включает в себя коридор рядом с общежитиями Когтеврана и кучу навозных бомб, которые должны взорваться ясным и ранним утром завтра. Червехвост с готовностью кивает. « Лимонные квадратики сейчас были бы в самую пору». «Это кухня. Пошли, джентльмены», — соглашается Сохатый и протягивает руку, чтобы показать путь. Бродяга, однако, делает паузу и кашляет: «Э… ребята, идите вперед. Встретимся там. Сначала мне нужно кое-что сделать». Другие Мародеры посылают на него растерянные взгляды. Бродяга лишь пожимает плечами и вытаскивает из кармана клочок бумаги, с ухмылкой размахивая им и кивая в сторону, в которой только что исчезла Вивиан. Муни вздыхает. Червехвост сник. Сохатый делает вид, что вытирает слезу с глаза. «Мой Бродяга совсем вырос. Посмотрите на него, он уходит и разыгрывает людей в одиночестве». Бродяга слегка пихает его и хихикает: «Оставь мне лимонный квадратик, Червехвост. Джентльмены, я одолжу это». Он набрасывает мантию-невидимку на плечи и тут же исчезает. Затем, вырывая руку из ткани, он салютует им, и оставшиеся Мародеры корчат странные рожи при странном виде его руки, парящей в воздухе, казалось бы, не прикрепленной к остальной части его тела. Как только рука снова исчезает, они узнают, что Бродяга начал уходить, только благодаря карте, которая показывает, как он движется по коридору, чтобы догнать Блэр. «Я все еще думаю, что все это ужасная идея», — шипит Лунатик, когда они поворачиваются в другом направлении. Сохатый пожимает плечами: «Да, но Бродяга учится только на горьком опыте». «Чему он пытается научиться?» Червехвост растерянно спрашивает, слушая вполуха, потому что мечтает о сладком вкусе лимонных пластинок и ромашкового чая. «Каково влюбляться, Червехвост. У Бродяги с этим дерьмово», — отвечает Джеймс. Это только больше смущает Червехвоста. Что касается Муни… «У него будут эффектные неприятные последствия для него в конце». Сохатый просто снова пожимает плечами и хихикает: «Ну, как я уже сказал, ему на это насрать». Червехвост качает головой и бормочет: «Но Бродяга ненавидит Блер». Хотя ненависть — понятие относительное; постоянно меняющийся, всегда развивающийся. Или, по крайней мере, это то, во что Джеймс хотел бы верить, видя, как девушка, в которую он влюблен, кажется, испытывает к нему большие чувства. Джеймс только бормочет: «Я начинаю задаваться вопросом, действительно ли он…», и больше ничего не говорит на эту тему. Время покажет, прав он или нет. В конце концов, кто когда-нибудь слышал о любви гриффиндорца и слизеринца?

***

Говоря о гриффиндорцах и слизеринцах, Вивиан не ожидает, что этот день принесет ей что-то большее. Она уже запаниковала из-за потери своей книги, предатель крови разыграл ее собственным экспериментальным заклятием в результате этой выходки многие из ее товарищей по дому идут по тонкому льду, она отказалась от выполнения домашнего задания вместо того, чтобы делегировать Блэку наказание, а теперь она даже не может лечь спать, потому что ей еще нужно закончить патрулирование. Что еще может испортить ей день? Что еще она может… Совершенно неожиданно что-то пролетает над ее головой, и Вивиан издает самый девчачий звук, который она когда-либо издавала. Это бесхитростная смесь вздоха и визга, вызванная тем, что в темных коридорах слишком темно, а она должна быть одна. Она наполовину подозревает, что Снейп все-таки вернулся, чтобы проклясть ее, но когда она поворачивается и поднимает палочку, освещая густые тени коридора, она не видит ничего, что заставило бы ее насторожиться. Нет, это всего лишь клочок бумаги, развевающийся перед ней в воздухе. Она поднимает бровь и оглядывает коридор, чтобы увидеть, есть ли там кто-нибудь. Не заметив никаких признаков жизни, Вивиан снова поворачивается к развевающемуся пергаменту и с любопытством берет его в воздухе. Когда она открывает его, она думает, что ей, вероятно, следует быть настороже. Видимо, за двенадцать часов может произойти многое, а ее день еще не закончился. При свете своей палочки она читает: «Вивиан, Прерванная симфония гремит в хоре; Величие пилящего темпа, который проходит сквозь меня, как огонь. Это в каждом мгновении и в каждом ударе Это сердце поет припев к этой громогласной симфонии. Это вещь, которую я никогда не знал, мысль, которую я не могу передать; Эта любовь, которую я чувствую — она крадет мое сердце и перехватывает дыхание». Она тут же хмурится, ее взгляд притягивает маленькая собачья лапа, нарисованная в нижнем углу страницы. Как всегда, лапа — это единственное, чем отмечено письмо — единственная подсказка, которая у нее есть относительно личности ее тайного поклонника, или кем бы он ни был на самом деле. За последний месяц обучения в школе она получила уже три стихотворения, и она ничуть не ближе к пониманию этих писем, чем в самом начале. Закатив глаза, Вивиан бормочет: «Опять эта маленькая дрянь?», и засовывает письмо в карман, намереваясь полностью забыть о нем. Но — вес его там странно тяжел, и даже когда она продолжает идти, нарочно светя светом на картины, чтобы усугубить их, она с каждым шагом слышит тонкий хруст бумажных складок. И может быть, это просто ее разум снова играет с ней, но по какой-то странной причине, она клянется, что слышит звук чьего-то тихого хихиканья в течение кратчайшего мгновения, прежде чем все снова окутывает темнота.