You're on Your Own, Kid

Настенные часы раздражающе тикают. Тик-Так. Тик-Так. Уилл накрывает глаза рукой, прячет лицо в изгибе локтя. Его поясница неудобно упирается в щель между диванными подушками, запасное одеяло слишком короткое и не прикрывает щиколотки, но самое раздражающее… На часах половина второго ночи. Почти что утра. В его кровати лежит незнакомец, что само по себе было бы неплохо, но в другой ситуации, в той, где ему не приходится спать на диване, и в той, где этот незнакомец — не Майк, парень-мутант с улиц. Майк не спит, ерзает, переворачиваясь с одного бока на другой, и тут не нужно иметь сверхчеловеческий слух, чтобы услышать, как тот нарочно кряхтит и издаёт другие непонятные звуки. Назло. По окну продолжает барабанить дождь, ливень никак не прекратится, шум от раскатов грома заставляет вопить сигнализации припаркованных у дома машин, комнату озаряет светом молний. С каждой следующей вспышкой в небе Майк придумывает новый идиотский вопрос, заваливая ими Уилла уже битый час в своей не пассивной, а явно агрессивной, форме. — И что, хочешь сказать, ты носишься по городу в этом клоунском костюме или как? — сначала Майк звучит нечетко, безразлично утыкаясь лицом в подушку. Уилл отвечает вежливо, старается что-то объяснить, слегка тешит своё самомнение, представляя, что Майку реально интересно, хотя на самом деле тот, вполне вероятно, проверяет, заснул ли хозяин квартиры, чтобы удрать отсюда при первой возможности или прирезать его втихую. — Вообще-то, для ядовитых пауков, в природе, естественно иметь яркую окраску, — устало говорит Уилл, — у таких животных и растений меньше шансов быть съеденными. — Я думал, ты скажешь какую-нибудь патриотическую хрень, — фыркает Майк, — про цвета флага там… На вопросах типа «Откуда у тебя берётся паутина?» или «Как ты лазаешь по стенам в перчатках?» Уилл понемногу теряет терпение, но виду не подаёт. Он почти проваливается в сон, но убеждает себя, что должен уснуть только после Майка, ради всеобщей безопасности. — А если ты, в теории… Уилл вздыхает. — Ну, ядовитый, радиоактивный, — Майк гогочет, зевая через раз. — Если у тебя будет секс без резинки, то у девчонки вырастет вторая голова? Его щеки вспыхивают краской. Что за дурацкий вопрос… Хотя он даже не проверял это на практике. Но думать страшно. Уилл возмущенно приподнимается на диване и бросает взгляд через широкий проём, он испуганно вздрагивает, заметив, что глаза Майка в темноте горят ярко-желтым. Майк накрывается одеялом по самый подбородок с новым раскатом грома, он моргает и продолжает наблюдать за Уиллом. — Не мог бы ты выключить свои фонарики, — раздраженно шепчет Уилл, взбивая подушку, чтобы занять руки. — И ложись спать уже. Сколько можно?.. В квартире снова повисает тишина. Уилл чувствует себя каким-то придурком, когда Майк обиженно отворачивается от него в сторону окна, окончательно зарывшись под одеяло с головой. Ну, конечно, ему должно быть тяжело, пережить столько за один день: драка в переулке, отравленная пуля, ночь рядом с подозрительным незнакомцем… Так-то им обоим досталось. Уилл, типа, уже к такому привык, да и Майк выглядит как чувак, который ни то что не даст себя в обиду, а первым полезет в драку. И чего он боится, черт возьми? Гром гремит ещё громче, так, что аж стёкла дребезжат под напором ливневой воды, молния появляется где-то совсем близко, парень, лежащий на кровати, сжимается в комок. Уилл заинтересованно склоняет голову на бок. Он бесшумно опускает ноги на пол, вставая, пробирается через гостиную к спальне и останавливается у комода, вытаскивая из маленькой открытой коробки со всякой ерундой, вроде бальзама для губ и старых билетов в кино, ярко-оранжевые мягкие беруши. Он редко ими пользуется. Остановившись у кровати, Уилл понимает, что его заметили. Комок под одеялом замирает, переставая дышать — плечи и грудь не движутся. Он на пробу протягивает свободную руку, чтобы приподнять край одеяла, Уилл прикусывает кончик языка зубами, старается не спугнуть Майка… Майк хватает его за запястье, цепляясь своими человеческими ногтями, в полумраке квартиры Уилл видит лишь его горящие глаза, а с каждым ударом молнии всё лицо — бледное, словно лист бумаги, и черные спутанные волосы, как у настоящего мохнатого зверя. — Ещё раз так сделаешь, — тихо говорит Уилл, сглатывая от волнения, он смотрит на своё запястье, туда, где кожа белеет от нажима, а потом снова Майку в глаза, — и я пущу тебя на шубу! Майк глухо усмехается. Хмурит брови, задумываясь, медленно убирает руку. Уилл оставляет беруши на матрасе и уходит на свой холостяцкий старый диван, ложась наконец с чувством выполненного долга. Он же сделал всё, что мог, да? Осталось подождать… Голова приземляется на подушку, он вытягивает ноги и хочет промычать от усталости. Майк, кажется, успокаивается, он не говорит целых три минуты. Уилл считает. Ни единого звука, только тихое сопение. — Эй. Глубокий вдох. — Что? Майк снова зевает, его голос звучит так, будто он уже дремлет: язык заплетается, сознание потихоньку ускользает. — …не подкрадывайся ко мне больше. Уилл мягко сжимает одеяло в кулак, подтягивая его выше. — Хорошо. Да… Конечно. Майк наконец засыпает. Уилл проваливается в сон следом. Тик-Так. Тик-Так. Уилл стоит внутри огромной стеклянной коробки, на большой высоте, такой большой, что он может разглядеть паром, движущийся по Гудзону, людей, гуляющих по набережной. У него на лице широкая улыбка, сам точно не знает почему. Не помнит. Не может вспомнить. Через окна открывается чудесный вид на Манхэттен и в этот момент он безудержно счастлив: позади бегают дети, прилипая лицами к стеклянным перегородкам, они ахают и охают, завидев экзотическую стапелию с огромными розовыми цветками в форме звёзд, вокруг стапелии тянется длинной дорожкой через камни мох, а между зарослями мха протекает искусственный ручей. Тик-Так. — Купим мороженое? Тик-Так. Пол под ним становится прозрачным, видны все сорок этажей. Но где он находится? Это дендрарий? Шумит ручей, огибающий цветастые заросли, дети громко смеются, какая-то женщина, видимо, их учительница… да, точно, сегодня здесь экскурсия для младшеклашек, они ведь уже пересекались у входа… учительница тычет пальцем в окно высотой в десять футов, высоченное, гигантское окно, такое чистое, что, если не подходить слишком близко, может показаться, что его нет вовсе. — Не подходи. Он не узнаёт свой голос, слышит его как будто со стороны. — А мороженое? Тик-Так. Окно разбивается в щепки. Уилл подскакивает на диване, втягивая воздух, которого ему не хватает. В ушах звенит, он ничего не слышит на протяжении секунд, их можно пересчитать по пальцам: он загибает один, загибает второй… Звуки возвращаются. Типичные звуки Куинса: субботний утренний шум дороги и редких прохожих. Он оглядывается, проверяет спит ли Майк — на удивление, да. На часах полдень. Уилл начинает свою ежедневную рутину: складывает одеяло и подушку, убирает их в шкаф в спальне, передвигаясь на цыпочках, идёт в ванную и чистит зубы, рассматривает своё отражение в зеркале. Дотрагивается пальцами до щёк, думает — удивился ли Майк, когда узнал, что под маской Человека-Паука оказался всего лишь какой-то мальчишка. У него даже борода почти не растёт, так, светлые волоски над губой, которые он сразу же сбривает, стоит им показаться. Зеркало усыпано наклейками от старых жильцов. Глупые мультяшки — Микки Маус, Хэллоу Китти, Шрек, который только вышел в прошлом году. Пару наклеек Уилл содрал, стоило только въехать в квартиру. На кухне он не решается шуметь кофеваркой, но проверяет запасы еды в холодильнике: даже с его ускоренным метаболизмом приходится экономить, а теперь ещё и думать, чем кормить гостя. На тумбочке свернут вчерашний выпуск Таймс-Пост, который он захватил по дороге с работы, хотел вырезать купоны — на этой неделе двадцать пять процентов скидки на консервы из тунца, три упаковки тостового хлеба по цене двух — но не успел. Посуды на полках мало, он одолжил у мамы немного, рассчитывая на одного человека. Всё, что есть у него в квартире, идёт в комплекте на одного. Постельное бельё, столовые приборы, кружки — одна для чая, одна для кофе, в ванной одна зубная щетка, на комоде одна расческа и один лосьон для рук с антисептиком, в шкафу — одинокий костюм Человека-Паука… …на его кровати всё ещё мутант по имени Майк. Уилл подкрадывается, останавливается у раскладной сушилки с чужой мокрой одеждой: потрепанная кофта на змейке, в которую поместились бы два таких Майка, штаны на выброс (но его попросили оставить их), носки, семейники в клеточку и футболка с логотипом Нирваны. Майк лежит, запутавшись ногами в одеяле, всё ещё сжавшись в клубок. Уилл присаживается на пол у кровати, чтобы разглядеть его получше — он, наверное, второй или третий раз в своей жизни встречает мутанта, но тут не столько научного интереса к парню, как к подвиду семейства собачьих, сколько чистого любопытства к его персоне в целом. Майк точно не одинок, у него должна быть семья, кто-то же подписал его кеды? Уилл тянется рукой, чтобы тронуть парня за плечо и разбудить, но замирает на полпути, засмотревшись. Солнце мирно заливает комнату, едва показываясь из-за облаков, уже не так страшно, как вчера, когда били молнии, правда же? Он ведь не напугает его снова? Рука Майка безмятежно лежит на подушке возле лица, интересно, почему шрамы на том месте, откуда у него вырастают когти, не заживают до конца? Насколько это больно, когда они каждый раз рвут ему кожу? На запястье у парня электронные часы, под зелёными цифрами мигает огонёк… Возле глаза у Майка родинка, ресницы такие густые… Майк спал всю ночь в его старом полосатом свитере и это выглядит очень странно, непривычно. Уилл краснеет, чувствуя себя каким-то извращенцем. — Хэй, — он касается кончиками пальцев чужого плеча. Майк распахивает свои большие испуганные глаза, на секунду кажется, что его зрачки становятся вертикальным, линия плеч изгибается, мышцы рук напрягаются, вздуваются вены. Уилл не успевает придумать, как успокоить парня, Майк хватает его за руку и в следующее мгновение уже прижимает к матрасу, под скрип пружин и металлического каркаса кровати, нависая сверху. Из костяшек его правой руки на полную вылезают когти. Если это можно назвать когтями. Два длинных, острых, стальных лезвия со свистом насквозь проходятся через несчастную подушку Уилла, прямо рядом с его ухом, поднимая в воздух маленькие клубочки пуха. От лезвий исходит странный холодок. — Я просил не подкрадываться! — кричит Майк ему в лицо. Уилл краснеет, пыхтит от возмущения и заряжает Майку коленом прямо между ног, заставляя парня открыть рот в немом стоне боли. Кудрявой макушкой он падает по другую сторону от когтей на плечо Уилла. Майк сгибается, но не может перевалиться набок — его когти застряли в подушке, а вместе с ней и в матрасе. — А я тебе говорил, — раздраженно напоминает Уилл, — что пущу на шубу. Убери эту хрень от моего лица! — Я не могу! Уилл выползает из-под Майка, садясь на кровати рядом, парень беспомощно дергает рукой в попытке достать когти обратно, у него получается только на третью попытку. Майк лежит на спине, разглядывая свои руки. На одной ничего… Обычная рука. — Они не лезут обратно… — он смотрит Уиллу в глаза с едкой обидой и разочарованием. — Это из-за тебя. — Что? — возмущенно охает Уилл. — Да ты… Да, знаешь, что?! Он встаёт с кровати и ходит кругами на месте, сложив руки на груди, вися на одном волоске от нервного срыва. Да он этому придурку жизнь спас! Приютил у себя! Пусть скажет спасибо, что у него эти когти вообще вылезли: они же не знают, что там было в той отравленной пуле, какой там яд. Уилл бросает осторожный любопытный взгляд на парня, завороженный мощью чужих когтей. При всём ужасе, который охватывает его, стоит представить, как из собственных рук, хрен пойми откуда изнутри, лезут эти ножи, они выглядят впечатляюще. Внушительные, смертоносные, наверняка, очень опасные. Майк, который не может сунуть их обратно, напоминает ему Эдварда-Руки-Ножницы. Уилл весело и подло усмехается, отвернувшись. Он молча уходит на кухню, оставляя озлобленного Майка сидеть в гордом одиночестве и замешательстве. И ладно. Он все равно скоро вернётся к себе, обратно на улицу, или откуда он там взялся… В питомник? Уилл наливает стакан воды. У него не было особенных планов на свой выходной — поесть, поспать, тупить, уставившись в телик и, как обычно, следить за новостями. Он мимоходом нажимает на кнопку пульта и заходит в спальню, чтобы поставить стакан на прикроватную тумбу. Он специально не смотрит на Майка, не имея ни малейшего желания быть испепеленным чужим взглядом. Уилл садится на диван, устраиваясь поудобнее, в новостях пока ничего нового. Один… Два… Три. Майк входит в гостиную, агрессивно топая ногами, останавливается сбоку от телевизора. Он не садится на диван, не приближается, вместо этого неловко опускается на пол, опираясь на одну левую руку, правую держит перед собой, любовно, но с лёгкой грустью, рассматривая собственные когти. — Эй, — зовёт Майк. — Жук. Уилл прыскает в кулак, это даже забавно, его так ещё не называли. Были клички пообиднее. — Я не смогу, — Майк машет когтистой лапой в воздухе. — Выйти из дома вот так. — Да, — Уилл незаинтересованно кивает, — не очень хорошая идея. — А ты… — Майк нервно кусает губы, бегая взглядом по полу, — Говорил, что сходишь и проверишь что там как. Так что? Уилл вздергивает бровь. — Хочешь, чтобы я сделал это? — спрашивает он. — Это просьба? Майк закатывает глаза. — Да. — И кто так просит? — усмехается Уилл, — я уверен, ты можешь лучше. Может, он слегка перегибает палку? Но Майк такой не благодарный, постоянно кидается на него, кричит, обвиняет и ругается. Неужели так сложно хотя бы произнести маленькое «Пожалуйста»? Или просто быть чуть более вежливым? Он точно не ожидает того, что Майк, сверкнув опасным блеском в глазах, начнёт ползком на коленях двигаться к нему. Уилл хмурит брови, не понимая, что происходит — это такой трюк? Отвлекающий маневр перед нападением? С тех пор, как они встретились впервые, Уиллу казалось, что Майк ненавидит, когда лезут в его личное пространство. Да он точно в этом убеждён! Парень на каждый шорох реагирует с готовностью атаковать, не говоря уже о лишних касаниях. Майк останавливается впритык к ногам сидящего на диване парня. Уилл с хлопком соединяет колени, рефлекторно защищая самое ценное… Эти когти не внушают никакого доверия. Майк смотрит на него иначе: больше не зло, уже безразлично. Без ехидства, без игривости. Глаза чуть прикрыты, лицо завешано длинными волосами, губы сжаты в тонкую линию, но, в противовес этому, тому, что он явно не хочет, Майк кладёт руку без когтей на ногу Уилла, обхватывает щиколотку через пижамные штаны. Его пальцы длинные и холодные. — Перестань, — тихо просит Уилл, пораженный до глубины души, но не прикосновением, нет, а тем как легко Майк переключился… На это. — Убери руку, пожалуйста. — Тебе не нравится? — Майк двигает рукой выше, к колену, его движения чисто механические, а голос наигранно тёплый, неправильный. Уиллу больше нравится, когда он на него орёт, когда брыкается и мерзко-тупо шутит. Он хватает Майка за руку, встряхивает и смотрит в тёмные глаза, перехватывает его отсутствующий взгляд. — Нет, — говорит Уилл, — нет, мне не нравится. Не делай так… Зачем ты вообще это делаешь? — Ты сказал попросить, — Майк пожимает плечами. — А ты… — Уилл боится спросить, он может только догадываться, но то, до чего он уже догадался, ему совсем не нравится. — Тебя же не… Майк моргает, тупо уставившись на него. На его лице медленно расползается кривая самодовольная улыбка, плечи трясутся от тихого смеха. Майк вырывает свою руку из чужой хватки, демонстративно вытирая её о полосатый свитер. — Это прикол, — фыркает Майк, смотря на него с пренебрежением. — Ты повёлся? Боже… Уилл вмиг теряет остатки жалости, сочувствия, всего того, что зародилось в нем за одну минуту. Теперь он просто злится. Майк заставляет его испытывать все эмоции разом, как на американских горках, без передышки. Он неуправляем, невозможен! У Уилла внутри, где-то в животе или в груди, закипает котёл, от того, как сильно ему не нравится вся эта ситуация, а особенно то, как он сам ведёт себя в ней, продолжая проявлять участие, помогая. Да этого придурка надо послать на все четыре стороны! — Чудесно, — говорит Уилл, вскакивая с дивана, — но, знаешь, я всё равно пойду и проверю. И заодно проветрится. Он достаёт из шкафа первые попавшиеся штаны и кофту, хлопает дверью в ванную и выходит оттуда уже переодевшись, подхватывая с пола открытый рюкзак. Майк наблюдает за ним из проёма, прислонившись к косяку, рукой с когтями он чешет ногу. Уилл суёт в рюкзак свой костюм, в карман штанов телефон, надевает носки уже по пути к двери из квартиры, пинает одной ногой поближе к себе кроссовки, рядом с ними стоят подсохшие кеды Майка. — Ты знаешь куда идти? — недоверчиво спрашивает Майк. — Сам как думаешь, — Уилл закатывает глаза, поворачивая ключи в замочной скважине. Он останавливается всего на минутку, чтобы обернуться в дверях и строго посмотреть на Майка. — Сиди здесь, никуда не уходи. Ничего не трогай. Понял? Майк фыркает и, развернувшись на пятках, падает на диван, уставившись в телик. Уилл хлопает дверью так сильно, что ему самому становится неприятно. Он садится в свой подержанный форд и проезжает несколько кварталов, паркуясь на авеню возле сто шестьдесят восьмой улицы. Отвлечься от мыслей о том, как он возвращается к себе в квартиру и застаёт там Майка с огнеметом, не помогает даже любимая группа. Уилл грустно крутит в руках пустую коробку от диска с Weezer. Вспоминает, что давно не звонил Джонатану, с мамой он хотя бы виделся на прошлой неделе… Интересно, а если Майка вообще не будет в квартире, когда он вернётся? На секунду от этой мысли даже становится легче, пока совесть снова не начинает давить. Это теперь его ответственность. Уилл хлопает дверью машины, по тротуару идёт неспешным шагом, сунув руки в карманы. Нащупывает там телефон-раскладушку с дурацким брелком в форме бантика. Бантик уже потерял свой серебряный блеск, местами стал розовым, но по нему приятно проводить подушечкой пальца, надавливая острым краем на кожу. Успокаивает. Ветер слегка бьёт по щекам, под ногами лужи, через которые Уилл перепрыгивает. В этом районе полно баров и клубов, но их основные помещения уходят в подвальные этажи, до вечера там никого не ждут. У входов стоят бугаи с сигаретами, молодые девчонки-барменши и суровые женщины-владелицы, болтающие по телефону, приезжие рабочие-иммигранты, обедающие прямо на лавочках, сбившись в маленькие кучки. Ему здесь не очень нравится, свой район куда роднее, а уж пригород, где он родился и прожил всю жизнь, тем более. Напрягают одноэтажные здания, их косые крыши, сверху залитые бетоном или застеленные металлическими листами, по которыми всегда особенно громко барабанит дождь, окна изнутри закрыты фанерами — трудно понять что за ними происходит. Уилл, когда он просто Уилл, а не Человек-Паук, чувствует себя не в своей тарелке, беззащитным отчасти, но лишний раз показываться в своем альтер-эго в районе, где он живёт, идея так себе. Могут вычислить. Или он думает, что могут. Высокий мужчина в темных очках моет свою машину из шланга прямо на парковке у бара, он провожает Уилла долгим и задумчивым взглядом. Уилл прибавляет шагу. Он думает, что сейчас вот дойдёт до знаменитой Cara Mia, которая всегда в центре всех событий на шестьдесят восьмой, и разведает обстановку. Можно будет походить кругами, прикинуться на крайняк дурачком и начать задавать нелепые, но наводящие вопросы, а можно даже достать удостоверение журналиста. Формально, он не журналист, в штат его так и не взяли, но зато разрешают работать фрилансом, чтобы не платить за него лишний налог. Но, как обычно, планы меняются. Вдоль дороги у клуба стоят три полицейские машины, территория огорожена и оклеена желтой предупредительной лентой. Теперь это — место преступления. Уилл замечает вдали ещё парочку репортёров, чёрт! А он ведь второпях забыл дома камеру… Принимая вид «Я просто гуляю», Уилл проходится вдоль дорожки у соседнего здания, над дверью в которое висит кривая вывеска «Ремонт и Запчасти». Он знает многих полицейских в Куинсе, почти всех, в основном лишь по лицам, но один из них — его давний знакомый. И, конечно, его не проведешь таким глупым трюком… Уилл стопорится, вжимая голову в плечи, но со своим сверхзрением видит, как капитан полиции Куинса щурится, недовольно смотря на парня. Уилл легонько машет ему рукой, мужчина подзывает к себе кивком головы. Чёрт… Капитан Джим Хоппер отлично выглядит и в темной форме патрульного и в костюмах с галстуками, которые теперь носит. Уилл уже очень давно его не видел, он готов здесь, на месте, сгореть от стыда и некой вины, потому что они — далеко не чужие люди. Но каждый шаг, который он делает навстречу мужчине, даётся тяжело, трусливая частичка сознания кричит, чтобы он забил на всё и сбежал отсюда поскорее. Он идёт ей наперекор. Хоппер выглядит усталым, кажется, он выглядит таким всегда. На лице никакой щетины, но зато примечательные усы, как визитная карточка. В руке мужчина держит стаканчик с кофе, наверняка уже не первый за этот день. Уилл останавливается в шаге от него и улавливает родной запах, напоминающий о детстве. О игровых площадках с качелями и горками, о кафе-мороженом, о поездках на задних сиденьях машины с включенной на полную музыкой. А что из этого сейчас? Солнце за серыми облаками над Куинсом, грязные улицы, костюм супергероя в рюкзаке и место преступления как место обитания. — Капитан, — Уилл сдержанно улыбается Джиму. — День и ночь на страже порядка? Хоппер усмехается, отпивая кофе из стаканчика, он рассматривает Уилла так же, как это всегда делает мама, только, если она заваливает вопросами типа «Чем ты питаешься?», «Каким порошком ты это стираешь?» и «А как там твоя аллергия на…», то вот капитан предпочитает молчаливую тактику. — Как и всегда, ребёнок. — Джим кивает в сторону огороженной территории клуба, где по периметру снуют патрульные, а внутри, наверняка, хотя бы один детектив и судмедэксперт. — Ничего нового, но, мне кажется, теперь мы эту дыру прикроем. У Джима густые-густые брови с морщинкой залегшей между ними, серьезный взгляд и уверенный голос. Как много он знает из того, что здесь происходит? Знает ли он больше, чем Уилл? Знает ли Уилл больше, чем он? Уилл тянет руками лямки рюкзака, снова ощущая себя несмышленым своенравным школьником: когда-то он был готов кидаться в бой — больше потому что хотел показать себя, доказать что-то, а с недавних пор старается действовать с умом, не торопиться. Когда-то он и костюм носил под одеждой… — Можно поспрашивать? — интересуется Уилл с легкой улыбкой, не настаивает. Хоппер хмыкает, пряча улыбку в стаканчике. — Собираешь материал? — спрашивает он. — Или это из любопытства? — И то, и другое, кэп, — Уилл пожимает плечами. — Слышал, вчера была перестрелка… Я как раз поздно возвращался с работы. — Здесь всегда перестрелки, это же южный Куинс, — Хоппер смотрит ему в глаза, Уилл слегка нервничает, потому что говорить с полицией, когда на тебе нет маски, оказывается не так уж и просто. Он может сыграть любопытного гражданского с кем угодно, но не с человеком, который знает его всю жизнь. — Кто-нибудь погиб? — он спрашивает, сдерживаясь, чтобы снова не залезть руками в карманы. Если человек прячет от тебя ладони, значит ему есть, что скрывать, пацан. — Один человек, — Хоппер не уточняет. — Кого-нибудь поймали? — Уилл отводит взгляд, чтобы рассмотреть людей в стерильных костюмах, выносящих из клуба большие герметичные пакеты с уликами. Он слегка напрягает зрение и успевает разглядеть дверную ручку, деревянный обломок от какой-то мебели и документы, испачканные каплями крови. Но это не даёт ему абсолютно никакой информации. Улики погружают в кейс. — Скорее упустили, — Хоппер отходит, чтобы выкинуть стаканчик в мусорный бак, вернувшись, смотрит на Уилла чуть мягче, позволяет себе больше не скрывать усталости. — По слухам, главарь сбежал, чтоб его. От южных псов одни проблемы, они самые шумные твари… И самые пронырливые. Хоппер хрипло посмеивается, и Уилл не сдерживает улыбки. — Так вы хотите всерьёз за них взяться? — интересуется парень. — Да, — Хоппер кивает, доставая из кармана пиджака пачку сигарет. Он всегда курит те, что без запаха и вкуса. Мама, наоборот, любит ментоловые. — Шутки кончились. Это будет серьёзное расследование. Не знаю только, оставят ли его нам, сюда могут направить ОБН, а на добрых полицейских спихнуть всю бюрократию. — Несправедливо, — комментирует Уилл, незаметно вдыхая поглубже запах дыма. Джим смотрит прямо на пальцы Уилла, сжимающие лямки рюкзака. Точно не паучье чутьё, скорее чутье Уилла Байерса, подсказывает ему, загорается красной тревожной табличкой «Он знает! Он знает! Всё знает!». От этого чутья руки не покрываются мурашками, волоски на теле не магнитятся к воздуху, от такого только потеешь и ещё пересыхает в горле. Но Хоппер же не видит сквозь предметы в конце концов… И не будет же он досматривать его… Что за глупость? — Как ты, ребёнок? — вдруг спрашивает Джим. Уилл выдыхает. Расслабляется, поняв, что снова загнал себя в ловушку навязчивых мыслей. Он ковыряет носком кроссовок асфальт, пожимает плечами. — Всё хорошо, — говорит, — работаю, подрабатываю, ничего нового. На той неделе с мамой обедал… — Это хорошо, что хорошо, — кивает Хоппер. — Как дела у Джойс? Как дела у твоих друзей? — Хорошо, всё нормально, — не задумываясь продолжает Уилл. — Мама работает, хочет взять отпуск. Я ей предложил съездить куда-нибудь на Рождество, может, на горнолыжку. — Зимой лучше летать на море или к океану, — улыбается Джим. — Во Флориде круглый год лето… Только не говори, что я звучу, как старик. Уилл смеется, прикрыв рот рукой. — Не буду, Капитан. Мужчина тушит сигарету ботинком, поправляет галстук и снова выпрямляется, смотря на Уилла чуть серьезнее. — Не гуляй здесь слишком много, — предостерегает, на грани с поучительным родительским тоном. — Вообще объезжай этот район стороной, хотя бы пока. Идёт? — Да, — Уилл спокойно кивает, но он уверен, что на лице так и написано разочарование от безрезультатных поисков. — И заглядывай иногда, — просит Джим. — Просто заходи поболтать. Может, мне удастся вытащить твою маму с работы и сводить нас всех поужинать, как тебе идея? Можешь позвать друзей, м? — Конечно, — Уилл улыбается. Сердце предательски щемит, в животе разрастается пустота, но далеко не от голода. — С радостью, да… В любое время. И я постараюсь. Ну, зайти. Может на днях даже, если у вас время будет… — Время всегда есть, — напоследок говорит мужчина. — Об этом не переживай. Он уходит, широкий и важный, таким кажется Хоппер на фоне всех других полицейских. И пусть на нём костюм с галстуком, мужчина всё ещё ведет себя так, будто на нём обыкновенная форма с пятнами горчицы на груди, и он ловит хулиганов, прогуливающих школу. Хоппер ходит, как большой и грозный медведь, раздаёт указания, разговаривает с коллегами… И, наверное, планирует не спать трое суток, чтобы уйти с головой в расследование. Уилл разворачивается в сторону парковки на авеню. Порой костюм Человека-Паука ощущается бесполезной надоедливой тряпкой. Нэнси Уилер громко стучит каблуками по паркетному полу офиса Дейли Бьюгл, но это только цветочки по сравнению с шумом кипящего жизнью отдела редакции. Журналисты, редакторы, пиарщики, менеджеры — все они обедают прямо за рабочими столами, вися круглые сутки на телефонах, щелкая компьютерными мышками и наполняя пепельницы сигаретными бычками. Нэнси аккуратно обходит молодого парня с тележкой, полной документов, она обворожительно улыбается ему, здороваясь. Мальчишка заливается краской. Это даже льстит. — Уилер, — хвостиком за ней бежит Фред, поправляя свой клетчатый жилет. — Уилер, подожди! — Не сейчас, — Нэнси даже не оборачивается, грубо его отшивая. Наверняка, парень снова пристанет с какой-нибудь псевдонаучной ерундой, подбивая её заняться уфологией, упаси боже. — Бэтти, здравствуй. Бэтти Брант, секретарша их издателя, большой шишки и такой же огромной заносы в заднице, тепло улыбается ей, хоть они никогда и не были подругами. Не то что бы у Нэнси вообще было много подруг, ей хватает одной только Барб из отдела кадров: они всегда приятно проводят время за ланчем, а по пятницам не отказывают себе в удовольствии выпить немного вина и посплетничать, сидя в баре где-нибудь в Мидтауне. — Нэнси, — Бэтти вздыхает, увидев в руках девушки толстую красную папку, в которую та обычно собирает материал. — Он сегодня не в духе… — Но он на месте, ага? — Нэнси продолжает улыбаться. — Я зайду. — Нэнси, может не стоит сейчас… — Бэтти вяло её останавливает. — Уилер! Ну, послушай! Она входит в кабинет Джей Джоны Джеймсона, отгораживая себя от всех посторонних шумов и отвлекающих надоедливых факторов. Перед ней сидит типичный белый мужчина, однажды в своей жизни уверовавший в то, что сможет из любого дерьма сделать сенсацию… И вот где он теперь. В кресле начальника, в одном из крупнейших издательств Нью-Йорка, хоть местные порой и клевещут на них, как на желтую прессу, особенно после появления Человека-Паука в медиапространстве. Джей Джона курит уже которую сигарету, нервно стуча пальцами по столу из красного дерева, на нём же у него стоят вряд цветастые таблетницы, явно заставляющие мужчину ненавидеть всех и вся. Хотя эффект должен быть обратным. — Уилер! — кричит он то ли радостно, то ли язвительно: никогда не понять. — Какого черта я снова вижу твою кудрявую голову в своём кабинете?! — Я работаю здесь, сэр, — ядовито тянет Нэнси, почти закатывая глаза. — И у меня важный вопрос… — Какие вопросы? — Джей Джона оглядывается по сторонам и едва не сносит рукой со стола непрекращающий звонить телефон. — Какие вопросы, Уилер! Садись в такси сейчас же! И добудь мне материал о новой любовнице секретаря Национальной… — Я хотела бы заняться другим делом, — настаивает Нэнси, отмахиваясь от него. У неё все карты на руках, потому что она приносит Дейли Бьюгл самые высокие рейтинги и горячие статьи последние месяцы. Всё же, хватка пришла к ней с годами. — Оно связано с нелегальной торговлей оружием… — Ничего не знаю, — Джей Джона фыркает, отпивая из своей пузатой кружки «Босс Года», его седые усы похожи на малярную кисть. — Не хочу никакого оружия, мне нужен скандал! Дверь открывается и влетает нахмуренный Робби, посылая извинительную улыбку Нэнси, как только замечает её. Джей Джона закатывает глаза и восклицает, что это — не проходной двор… Робби кладёт перед ним газету конкурентов с огромной фотографией на развороте: место преступления вчерашней перестрелки в Куинсе. Нэнси подходит ближе и невзначай разглядывает сенсационный выпуск. — Чёртов Куинс, чтоб их там всех! — Джей бьёт кулаком по столу и тушит сигарету в пепельнице, тут же доставая новенькую из открытой пачки. — Робби, пошли кого-нибудь из наших, чтобы накопали грязного белья на отдел полиции… Нет, не так. На безынициативный и подкупной отдел полиции! Пусть разузнают о том, сколько бандюги отстёгивают за свою неприкосновенность… — Отдел полиции в Куинсе очень даже… — непонимающе начинает Робби. — Я сказал — пошли кого-нибудь! — настаивает Джей. — Уилер! Если твоя торговля оружием никак не связана с чьим-нибудь внебрачным ребёнком, то проваливай отсюда, пока я добрый! Нэнси закипает от злости, даже чувствует, как волосы на затылке начинают закручиваться в кудряшки ещё сильнее. Она стискивает зубы и кивает. Что ж, не в первой заниматься всем этим дерьмом в одиночку. Пусть босс и дальше думает, что она хочет всю жизнь копаться в чужой личной жизни и раскрывать тайные романы политиков. А тем временем Нэнси займётся настоящим делом. И, когда она закончит, то продаст материал газете-конкурентам, получит круглую сумму и утрёт Джеймсону нос! Она спускается на лифте, на ходу раскрывая папку и помечая важные детали выделителем, старается найти совпадения в деле, не глядя, по памяти, доходит до кофейни через дорогу от офисного небоскреба. Внутри слегка шумно, потому что обед ещё не закончился. Нэнси заказывает свой двойной капучино и садится за самый дальний столик в углу, игнорируя весь внешний мир… Эдди Мансон осторожно толкает дверь и входит в некую кофейню почти в самом центре Манхэттена, где он бывает крайне редко, чтобы не отсвечивать. Но трудные времена требует кардинальных изменений, теперь ему даже нельзя совать нос на родную сто шестьдесят восьмую улицу, потому что там его ждёт весёлая компания копов, готовая в любое время дружно сопроводить под конвой за решетку. У Эдди на голове кепка, с козырьком, натянутым чуть ли не на глаза — он думает, что у Майка, который так носит капюшон, наверняка за годы должно было развиться косоглазие, глаза Мансона скрывают темные очки. Он оглядывает маленькое помещение, занятые столики, вспоминая короткий телефонный разговор, подходит к барной стойке и заказывает большой латте с тройной порцией сливок и сиропом, чтобы убить время. Долго ждать не приходится. Кофе ставят перед ним, а на соседнем стуле материализуется давний друг. Приятель, товарищ и, в принципе, доверенное лицо. — Аргайл, — Эдди наклоняется к нему, чтобы приобнять. Друг похлопывает его по спине, широко улыбаясь, как обычно расслабленный после крепкого косячка. — Эдди, чувак, сколько лет… — Аргайл задумывается. — Погоди-погоди, нет, мы же виделись не так давно? — С неделю как, — хмыкает Мансон, отпивая из стаканчика и пачкая губы в сливках. — Ты справился с моей просьбой? Аргайл заказывает себе смузи из каких-то тропических ягод, широко разводит руками и убедительно кивает, доставая из кармана сложенный в несколько раз листок. Эдди подтягивает бумажку к себе по столу двумя пальцами, аккуратно разворачивая. — Чей номер? — спрашивает Эдди, делая ещё глоток и вспоминая, что в его жизни слишком мало сахара в последнее время, но слишком много стресса. — Уил-ла Бай-ер-са, — Аргайл наклоняется поближе, тихонько пропевая имя, он с опаской озирается по углам. — Это что за тип? — Эдди хмурится, слыша имя впервые. — Из наших? Коп? Преступник? Ещё кто?.. Аргайл благодарно кивает баристе, принимая в руки большой стакан с цветным соком, отпивает из него через трубочку, блаженно прикрывая глаза. Может, молится каким-то своим богам, Эдди помнит, что в последний раз друг увлёкся буддизмом. Сейчас — кто его знает? — Да простой парень, — пожимает плечами Аргайл. — Ничего особенного… Работает в цветочном, есть старший брат, мама живёт в пригороде. Закончил местную старшую школу с дохрена высоким баллом, даже странно, что не поступил никуда… — Так, слушай, — Эдди прерывает его, махая руками. — Мне биография этого чудика даром не сдалась. Ты уверен, что Майк там? И что он там забыл? Этот Уилл какой-то маньячина? Хотя, он с высокой вероятностью уже мёртв… — Не знаю, чувак, — Аргайл мотает головой. — Я слежкой не занимаюсь, ты знаешь. Только от-сле-жи-ва-ни-ем. Понимаешь? Эдди допивает кофе, снимает с себя кепку на минутку, чтобы поправить волосы. У него на лице куча шрамов и царапин, кое-как прикрытых пластырями, а тело усыпано синяками, потому что вчерашний день был просто адским: он попал в крупную передрягу, чтобы убедиться, что гандоны с Севера не схватили Майка, но вот родной клуб отвоевать так и не удалось. А ведь он хранил там, в одной из комнат, в коробке с бумагами, дурацкие браслеты из цветных резиночек… Они все порвались когда-то давно, но выбрасывать было ужасно жалко. — Я набираю, — кивает Эдди, беря в руки свой новый мобильный. На секунду он стопорится, случайно пересекаясь взглядами с какой-то леди, идущей к выходу и прижимающей к груди папку для документов, она хмуро смотрит на его изувеченное лицо, но быстро теряет интерес. Эдди пропускает мимо ушей целых три «Алло, это кто?». — Не алло, а здравствуйте. Аргайл увлеченно наблюдает за ним и старается додумать в голове фразы собеседника по ту сторону трубки. — Можно Майка к телефону? Не важно откуда. Да. Да. Нет, — Эдди вздыхает и раздраженно сжимает двумя пальцами переносицу. — А он похож на человека, который носит с собой телефон?! Слушай ты, маленький засранец, дай трубу… Привет, приятель! Ты как там? Бариста бросает на Аргайла застенчивый взгляд, кусая пухлые губы, парень отвечает милой улыбкой, неловко ловя трубочку ртом, втягивая последние крохи смузи, чтобы быстро заказать ещё. — Я тоже, парень, — мягко говорит Эдди. — Да, я знаю, это просто жесть… Но это временно, ладно? Если ты в безопасности… Да. Да. Хорошо, это было бы просто супер, главное не веди себя, как последний козёл. Ну, ты можешь… А что я-то?! — Простите, можно повторить? — просит Аргайл у бариста. Когда перед ним ставят новый стакан, на нём уже красуется номер телефона. Какой же прекрасный день. Просто чу-дес-ный. — Нет, я не знаю, зачем это всё было… Боже, что, блять?! Иисус… — Эдди едва не переходит на крик, но быстро сбавляет тон, сгибаясь ближе к столу. — Карапуз, скажи, что ты в порядке, пожалуйста… Слава яйцам… Нет, я правда не знаю. Это могут быть и не они, а кто-то со стороны, в любом случае дело мутное. Надо залечь на дно, Майки. Всё не прям хреново, но предпосылки есть, а я не хочу рисковать твоей младенческой задницей. За окном гуляют офисные клерки, туристы, ярко светит солнышко, облака расступаются на лазурно-голубом небе. Аргайл мечтательно вздыхает, нащупывая одной рукой самокрутку, спрятанную за ухом. Вот он ещё и курнет по пути домой… Чудесный день, чудесный. — Хорошо. Я не знаю, когда смогу выйти на связь… Прости-прости-прости, это правда хрень. Всё сложно, но ты под присмотром, окей? Ты будешь под присмотром, я придумаю новый план как только, так сразу, — Эдди делает самое печальное и виноватое выражение лица, какое Аргайл только видел у него. — Хорошо, да. Береги себя, окей? И, Майк… Разбей эти ебучие часы, на всякий… Не знаю? Молотком? Что там у вас есть? Утопи в унитазе, тоже пойдёт. Да. Да. Давай. И ты тоже. Угу… Эдди тяжело вздыхает, бросая трубку. Он переглядывается со своим другом и слегка приободряется от его солнечной улыбки. И замечает номер на стаканчике. — Чёртов ловелас, — цыкает Эдди. — Приютишь на пару дней? — Брат, — важно говорит Аргайл, нахмурившись, будто его глубоко задели. — Ты ещё спрашиваешь? Курнут они, похоже, вдвоём.