You're on Your Own, Kid

Притаившись в высокой, ещё не скошенной майской траве, двое подростков лежат на животах, наблюдая за свернувшимся у ствола дерева, растущего перед домом, комком. С иголками. Джейн приставляет к глазам бинокль, вглядываясь получше, хотя их с ежом разделяют едва ли пять футов. Уилл прижимается к ней одним плечом, прищурившись, в основном из-за яркого солнца, по направлению к их незваному гостю. Не то чтобы в Куинсе было мало всякой живности, ежиком во дворе его не удивить, просто Уилл старается поддерживать исследовательскую тягу подруги к изучению всего, что только можно изучить. На прошлой неделе они пытались ловить бабочек, а две недели назад Джейн мучала Джойс вопросом о том, водятся ли в подвале Байерсов крысы или мыши. Маму это не столько задело, сколько рассмешило. А вот Джейн всерьез хотела проверить теорию о том, что натренированная мышка может найти выход из лабиринта… А Уилл… Его интересует совсем другое. Там, сзади них, разворачивается бойня на длинных палках между Макс и Лукасом, пока Дастин делает вид, что ведёт счет, хотя сам играет в тамагочи, развалившись на надувном матрасе, валявшемся в шкафу со времен, когда они все вместе в последний раз были в аквапарке. Пятно на футболке Уилла пахнет ядерным вишневым Кул-Эйдом, оно осталось после того, как они пытались развести порошковый сок в пустой пластиковой бутылке. Что-то пошло не так. Слегка. Просто бутылка неожиданно вспенилась. Дастин сказал, это потому что надо было брать Зуко. Но плевать на сок, ему бы дико хотелось сейчас побеситься с друзьями, он прямо-таки не может усидеть, даже улежать на месте, дрыгая ногами в воздухе. Джейн шипит на него, потому что они рискуют спугнуть животное. — Глянь на его животик, — она тянет Уилла за ворот футболки, чтобы наклониться к его уху. — Он такой розовый! Уилл не сразу замечает, что ежик смотрит на них в ответ. То есть… По ежам вообще сложно сказать, куда они смотрят, у них маленькие черные глаза-бусинки, а этот не прекращал рыть носом землю на протяжении минут двадцати, если Уилла не подводят его электронные часы. Еж явно заинтересован, а пока они не шевелятся, то и убегать не торопится. Это молчаливая битва взглядами, или телепатический разговор. Уилл готов поклясться, что у Джейн есть какой-то тайный дар в общении с животными. В том числе и с тараканами, и с муравьями, и прочими не самыми милыми созданиями… Например, с Макс. Уилл оборачивается через плечо, испепеляя Мэйфилд взглядом: она все ещё торчит ему две упаковки жвачки Бабл-Тейп за последний раз, когда они на спор забросали тачку их завуча шариками с водой из окна кабинета математики. Поймали тогда его одного. И нет, они не делают это слишком часто… Но, Уилл уверен, мистер Хьюз скоро такими темпами уйдет в отпуск, лечить нервы. Когда он поворачивается обратно, Джейн уже наготове, она сидит на траве на пятках, отбросив бинокль в сторону, а еж понимает, что бежать ему некуда, перед глазами маленького существа проносятся все дни его короткой жизни. Уилл не сдерживает смешок, хоть и знает, что шуметь ему нельзя. И там, сзади, все ещё веселая бойня, кажется, с треском ломается чья-то палка, но… Джейн принимает крадущуюся позу, шуршит в траве, хвостик на её макушке забавно подпрыгивает, и в следующий момент она уже налетает на ёжика, поймав его в кольцо из рук. Уилл приоткрывает рот от удивления, замерев в ожидании, он смотрит, как ёжик носится на одном месте, дрыгаясь из стороны в сторону, но не понимает, что происходит и как ему сбежать. Уже никак. Джейн осторожно поднимает трясущегося ежа на руки, щекоча его розовый живот, она ярко улыбается, сощурив глаза, и ехидно хихикает. Солнце заходит за облака, а затем выходит из-за них снова, свет падает на десятки заколок в её волосах. Уилл чувствует необычные мурашки, бегущие по рукам, он смотрит на свои ладони и не может понять в чем дело. — А яблоки ещё остались? — спрашивает Джейн. — О, или картошка… — Зачем? — Уилл хмурится, поднимаясь на ноги. Что-то не так. — Ну, блин! Его же надо покормить… — Джейн вдруг подпрыгивает на месте. — Можем накопать червей! — Опять? — Уилл морщится. — Ты визжала в прошлый раз, когда Лукас сунул тебе одного в носок. — Потому что это неприятно! — возмущается Джейн. Она подходит ближе, и Уилл может разглядеть маленького ежика получше. Джейн держит его снизу, обхватывая ладонями бока, но она не выглядит так, будто боится иголок. Уилл на пробу касается его одним пальцем, потом уже двумя, иголки, как ни странно, не такие уж и колючие, надо сильно постараться, чтобы о них пораниться. — Скажи же, что он милашка, — Джейн смотрит Уиллу в глаза, а он не понимает, почему в груди возникает такое тяжелое чувство тоски. — Кстати, знаешь зачем ежу иголки? Цвет глаз Джейн меняется с темно-зеленого на карий, затем на какой-то серый, а потом снова возвращается к карему. Но правильный ли это цвет?.. Уилл оборачивается назад: во дворе больше никого нет. Он поднимает голову наверх: облака всё больше и больше заполняют небо, закрывая собой солнце. — Джейн, — говорит он вдруг. — Разве это было не ночью? — Что? — она не понимает, продолжая возиться с животным. — Ты меня слушаешь вообще? Говорю: ежи лазают по деревьям! А когда падают, то иголки смягчают падение. О! И ещё... — Но мы, — Уилл часто-часто моргает, пытаясь стряхнуть наваждение, но это ему не помогает. Он смотрит вниз, на свои ноги, замечает разбитые коленки и не может вспомнить, когда в последний раз клеил столько пластырей. Лет в четырнадцать, кажется, — мы же ловили ежа вечером… Да, даже ночью. Это было ночью, ежики не выходят на улицу днем, ты же сама мне говорила. Помнишь? Джейн наклоняется к траве, положив малыша-ежа обратно, тот сразу же убегает, теряясь за поворотом у дома. Она стоит напротив Уилла с мягкой улыбкой на лице. — Наверное, ты прав, — она убирает выбившуюся прядь волос за ухо. — Это точно было ночью… — Тогда почему сейчас день? — Уилл оглядывается по сторонам: он точно помнит, как выглядит улица, на которой стоит дом его мамы, по которой он катался на велике всё детство… Детство. Это ведь было давно. Сейчас улица выглядит не по-настоящему, размыто, как если бы он пытался по памяти нарисовать старые знакомые дома акварелью, растекающейся по бумаге. Только мамин дом он помнит четко. Образ Джейн помнит почти также хорошо. Как минимум, её заколки забыть сложно. — Это всё сон, да? — вдруг понимает он, чувствуя, как опускаются сами по себе плечи. — Я не знаю, — Джейн хмурится, продолжая смотреть на него. — Это может быть только твой сон… Но не мой, да? Уилл хватает её за руку, сжимая маленькую ладонь в своей. Джейн. Да он может по памяти рассказать всё, что о ней знает. Да они же чуть ли не брат с сестрой! Он знает её точный рост, размер ноги, помнит цвет её волос, все виды заколок — со стразами и без, любимые группы, любимые фильмы, её счастливую футболку с русалкой Ариэль, и зашитые на пятке белые носки, первую серьгу, которую она надела, когда проколола ухо… Но какого цвета её глаза? Что за глупость… Почему он не может вспомнить? У них же была целая куча фоток. Фоток, которые он, правда, давно не пересматривал. Наверное, почти год. Джейн смотрит на него обеспокоенно, но до безобразия мягко, она не понимает что происходит, возможно, он даже пугает её, но она просто не подает виду. Джейн старается улыбнуться. — Почему ты такой грустный? — спрашивает она. Уилл понимает, что плачет, только тогда, когда она дотрагивается пальцами свободной руки до его щек, стирая горячие слезы. Джейн вдруг начинает тихонько смеяться, качая головой. — Перестань, Уилл, — просит она. — Всё хорошо. Всё в порядке. Ты тоже в порядке. Он отрицательно мотает головой, отказываясь это признавать. Нет. Он не может быть в порядке, он всё ещё скучает по ней, он всё ещё не может отпустить её, справиться со всем тем, через что им пришлось пройти после её смерти. Это так несправедливо. Как она может решать за него — в порядке ли он? — Какого цвета твои глаза? — хмуро спрашивает Уилл. — Ты знаешь, дурак, — фыркает Джейн. — Присмотрись получше. Карие. Они точно были карие. — Я так… — он теряется в словах, медленно обнимая подругу, а затем и вовсе сгребая её в охапку, отказываясь отпускать, — так сильно по тебе скучаю. — Уилл, — зовёт его Джейн, по-странному спокойно, так, как было свойственно только ей в те моменты, когда Уилл переставал быть эмоционально стабильным, превращаясь в беспокойного светлячка, летающего от одной стенки внутри банки к другой. — Всё хорошо, я же говорю. Возможно, она права? — Мне так много надо тебе рассказать, — он сопливит её футболку, ничуть этого не смущаясь, чувствует, как краснеют от слез глаза. — Ты так много всего пропустила… Джейн хохочет ему на ухо. — Я… Фоном врывается чей-то тихий голос. Некто зачитывает текст, а затем… Гребаный синтезатор. Boogie Woogie Woogie Woogie Wu… — Это что? — удивляется Джейн, отстраняясь от Уилла. — Ты уверена, что хочешь знать? — вздыхает он. Тучи продолжают сгущаться на небе, картинка перед глазами колеблется, а значит досыпать ему осталось недолго. Словно гром звучит чужой голос. — Boys and girls, it's nighty night time… И, снова, он даже не старается петь, это больше похоже на скрип мела о доску. Джейн озадаченно смотрит на него, слегка смущённо улыбаясь. Уилл только успевает подумать — он бы тебе понравился, как сон исчезает. Он открывает глаза, понимая, что находится в своей спальне, лежит в своей кровати, а не на траве. Сегодня выходной, на часах едва ли десять утра, а Майк танцует перед зеркалом внутри дверцы шкафа, в одних только пижамных штанах, пока из его рта торчит желтая зубная щетка. Мокрые волосы парня собраны в хвост, вода с них капает на его затылок, голые костлявые плечи покрыты маленькими капельками, которые Уилл легко разглядывает, стоит ему протереть глаза руками. Он, совсем немножко, хочет убить Майка. А ещё вырубить этот орущий магнитофон, да хоть паутиной залепить. — Keep your light on as long as you can! — прямо с щеткой во рту напевает Майк, повернув голову в сторону Уилла. Уилл вытаскивает подушку из-под головы и накрывает ею своё лицо, издавая раздраженный длинный крик. Это был такой хороший сон! Впервые за долгое время Джейн приснилась ему не в кошмарах, он даже почти поговорил с ней. Черт бы побрал этого Майка… — Я вижу, что ты не спишь, — четко говорит Майк. Уилл убирает подушку с лица, совершая глупую ошибку, Майк снова оживляется, теперь используя зубную щетку как микрофон. — You're running on stumps, motherfucker! Он вопит так, что Уилл боится, как бы домовладелец сейчас не начал долбить в их дверь, но эта мысль быстро исчезает, стоит Майку начать изображать нечто, похожее на танец. Ну, он пытается. Это просто какие-то неуклюжие движения и повороты, слишком много рук, слишком много ног, штаны держаться на честном слове. Уилл смотрит на его выпирающие ребра и в очередной раз задается вопросом — куда деваются все те тонны еды, что парень поглощает ежедневно? Видимо, испаряются. — Майк, — Уилл откашливается после сна, не чувствуя ни малейшего желания вставать. — Какого хрена тебе не спится? Майк делает ещё пару поворотов под песню на месте, пока Уилл бесцельно пялится в одну точку где-то у него на груди, лишь бы не смотреть куда-нибудь ещё. Затем трек сменяется на другой, более спокойный, потому что это — их пополняемый сборник, был бы это альбом грёбаного Клоуна, Уилл бы предпочел временно впасть в анабиоз. Просто переждать. Это слишком для девяти утра. Майк исчезает где-то в ванной, Уилл слышит как поворачивается кран, включается вода и прочее, затем парень появляется в спальне снова, уже без щетки. Майк смотрит на него, коварно улыбаясь, Уилл приподнимается на локтях, нахмурившись. Не нравится ему такой взгляд… Майк подходит к кровати и сдергивает с него одеяло, отчего ноги Уилла тут же замерзают. — Вставай! — капризно просит Майк. — Отвали! — обижается Уилл, хватаясь руками за края одеяла, которое они тянут друг на друга. — Майк, прекрати этот цирк… — Сегодня важный день! — Майк отбирает у него одеяло и скидывает на пол у кровати, вместо этого залезает на неё сам, садится, и наклоняется к Уиллу. С его волос все ещё капает, теперь прямо на чужую пижаму в полоску. Уилл старается вспомнить, о чем таком важном он мог забыть. Но его жесть как сильно отвлекают голая грудь и живот Майка. И тут не в чем его винить: раньше Майк ещё вёл себя более ли менее прилично, но в последние дни совсем расслабился и ведёт себя, как… Ну, как Майк. Просто какой-то новый Майк. Неожиданный Майк. Теперь он спит в одних штанах и признается, что всё это время ему было дико жарко, и это правда, ведь его кожа почти всегда горячая, особенно руки. Уилл плюхается обратно на подушку, пряча лицо в сгибе локтя. — Я сегодня должен отнести ту папку в департамент полиции, — он вздыхает. — Ну, не я лично. Человек-Паук. — Это и есть ты, Уилл, — фыркает Майк, звуча по-занудному недовольно. В следующее мгновение кровать скрипит, а Уилл издает хрип от неожиданного веса, навалившегося на него. Он открывает глаза и видит Майка, излучающего какую-то неконтролируемую энергию и энтузиазм. Майк. Сидит на его коленях. Не на бедрах, намного ниже, давя на ноги своим костлявым задом. — Глянь, — он гаденько смеётся, начиная трясти над Уиллом своими волосами, чтобы того окатило каплями воды. Просто прекрасно, спасибо, блять, а то он до сих пор не сходил умыться. — Бодрит, да? — Зашибись вообще, — Уилл прикрывается руками, как может, а когда этот ужас прекращается, безжалостно тянет Майка за волосы, в отместку, чтобы не повадно было. Майк издаёт обиженные «Ой!» и «Ай!», отпихивая от себя чужие руки. Но он не слезает. Ладно. Уилл вздыхает. Хорошо, в этом в общем-то ничего такого нет, вполне себе по-дружески. И плевать, что он люто краснеет, к такому близкому контакту просто нужно привыкнуть. — Почему ты отводишь взгляд? — нахмурившись, спрашивает Майк. — Ты голый, — Уилл хмурится в ответ. — Я в штанах, — Майк в непонятках смотрит на свои ноги. — В общем! Ты пойдешь разбираться с папкой, а я, угадай, куда? О, он бы сказал. Но это слишком невежливо. Он не любит грубить Майку, но без этого часто просто невозможно, иногда, вместо того, чтобы срываться на гневные тирады, лучше ограничиться лаконичным матом. Блять — и все дела. — Либо к Сью, — Уилл перебирает варианты. Майк упирается руками в свои же бедра, смотря на него в ожидании. — Либо кормить котов… В последнее время, куда-то ещё они ходят только вдвоем, за исключением особых мест, типа, Дейли Бьюгл или школы, потому что Уиллу хватило одной работы, которую он теперь делит с Майком. Ему больше в радость потащить друга куда-нибудь в Бруклин, чтобы пошататься по магазинам и паркам вдвоем. Но всё чаще он задается вопросом — какого было бы познакомить Майка с друзьями? С Дастином? С Лукасом? К Макс он лезть всё ещё боится. — Не-а, — Майк мило улыбается, как будто бы смущенно приподняв плечи. — В общем… Ты же знаешь, что такое вечерняя школа? Короче, Сью сказала, что я могу сдать пару тестов, чтобы пойти в школу по программе-экстернат, только для этого надо, типа, хорошо подготовиться, поэтому сегодня она будет тестировать мои способности… Хотя я уверен, что не помню и половины всего, а математика? А математика… Ох, ебаная математика… Но, в целом, круто же?! Майк такой заведенный и радостный, он бегает взглядом по лицу Уилла, ожидая какую-нибудь реакцию, а Уилл всё никак не может собрать мысли в кучу, потому что чужие кости давят на него со всех сторон. Уилл аккуратно кладёт руки на ноги Майка, подтянув его всем телом вперед, давление тут же смещается, становится намного легче, а он аж вздыхает. Майк все ещё смотрит на него в ожидании, ничуть не возмущаясь. Уилл не убирает руки. — Это жесть, как круто, — честно говорит он. Было несложно догадаться, что диплома у Майка нет — каким бы ни было его домашнее образование, если парень жил какое-то время с Эдди — судя по всему, длительное — то диплом ему вряд ли нарисовали. Да и в школу официально не устраивали. И не то чтобы сертификат был какой-то важной вещью или необходимой деталью, но у Майка аж глаза загораются от идеи о том, что у него будет диплом. Не просто бумажка, не просто картонка. Документ. Пропуск к тому, чтобы получить специальность, если он когда-нибудь этого захочет. — Я мог бы помочь тебе подготовиться к SAT, — говорит Уилл, щипая ткань его штанов и потирая её пальцами. — И… Не знаю? Со школой тоже, со всем этим, я ведь сам закончил не так давно… — Уилл, — Майк склоняет голову набок, пару высохших прядок у его лица закручиваются, напоминая, внезапно, то ли о макаронах, то ли о диванных пружинках. — Кажется, у моей мамы дома даже лежат тетради с конспектами, — продолжает Уилл. — И надо подумать, что делать с учебниками, их выдают на экстерне? Я никогда не интересовался… — Уилл! — Майк смеется, наклоняясь вперёд, чтобы упереться руками в кровать, нависнув над Уиллом. Нет-нет-нет. Пожалуйста, не так близко… Уилл ничего не может с собой поделать: он просто краснеет, в душе ненавидя тот факт, что так невовремя начал осознавать, что Майк его привлекает. Это могло бы случиться позже! Когда они… Они… Ну, узнают друг друга получше? Это доверие между ними только начало укрепляться, Уилл безумно боится испортить всё, отреагировав как-то не так, сделав или сказав что-то не то, что-то лишнее. А Майк делает буквально всё, что может вызвать у него неоднозначную реакцию. Руки Уилла соскальзывают с ног Майка, и он, может, немножко в панике, прижимает их к своей груди, как какая-то невинная дева. Куда он должен деть руки?! Майк смотрит на него, как на придурка, но быстро смягчается. — Тебе не нужно помогать мне, — говорит он, — я имею в виду… Ты можешь, но не слишком много, хорошо? Я хочу попробовать сделать это сам. Проверить свои знания и всё такое, там уж точно не густо… — Брось, — Уилл фыркает, на минуту забывая о смущении. Майк снова улыбается, находясь в абсолютно удобном для него положении — колени по обе стороны от бедер Уилла, руки по обе стороны от плеч Уилла, с волос продолжает капать вода, но они оба игнорируют этот факт. — Я уверен, что всё не так плохо, — говорит Уилл. — И у тебя наверняка есть сильные стороны… Хочешь взять уклон на какие-то предметы? Или, может, ты бы хотел поступить… О, он мог бы распечатать для Майка список всех общественных колледжей в Нью-Йорке, да их здесь полным полно! Или Майк мог бы начать копить на что-нибудь покруче, или… Или ещё целая куча вариантов. Уилл чувствует себя так взволнованно, будто это ему предстоит поступать. — Думаешь, я смог бы? — Майк нервно облизывает губы. — То есть… Я пока не определился с тем, чего именно хочу. Мне всё подряд нравится. Но, если получится сдать все экзамены, то можно же сходить на всякие там дни открытых дверей, да? Блять, — он склоняет голову вниз, к груди, пряча лицо за волосами, — я слишком далеко загадываю, да? Уилл расцепляет свои руки, уверенно кладя ладонь на плечо Майка, он по-тихоньку перестает удивляться такой горячей коже, выводит круги большим пальцем. Майк поднимает на него робкий взгляд — его глаза огромные, полные надежды. Этот взгляд совсем не тот, что он видел у парня, загнанного в тупик в переулке, совсем не тот, что был у бешеного мутанта, каким он считал Майка, когда тот попытался напасть на него с когтями в их первую встречу… Это Майк, который верит в то, что он нечто большее, чем две пары когтей. Это Майк, который верит в то, что он больше не один… Возможно? — Давай вместе сходим, — Уилл улыбается. — Сходим во все колледжи, какие только есть, на все дни открытых дверей, наберем тебе целую коллекцию футболок и кружек с логотипами. Майк жмется щекой к своему плечу, туда, где лежит рука Уилла, он широко улыбается и смеётся так высоко, что это почти похоже на хихиканье. Уилл не может сдержаться от мысли, что Майк ужасно красивый. Особенно, когда он такой. — Тогда надо составить список! — Майк резко заваливается набок, ложась рядом с Уиллом на кровать, они прижимаются друг к другу плечами, и Уилл даже не хочет убить его за то, что тот елозит своей мокрой головой по простыням. Всё равно скоро стирка. Майк рисует пальцем в воздухе какие-то фигуры. — Во-первых, нужно узнать, учат ли бесплатно на ветеринаров… — Узнаем, — Уилл кивает, наблюдая за его незамысловатыми движениями. Небо за окном заволакивают густые темные облака, создавая приятный полумрак, а синоптики обещают, что снег пойдет уже на этой неделе. — Если ты вдруг захочешь пойти на флориста, то можно спросить у Сью… Вроде и сертификата хватит. — Но я бы тогда попробовал себя в дизайне, — Майк задумчиво мычит. — Хотя художник из меня хуевый. — Майк, — Уилл фыркает. — Ты, конечно, прав, но попробовать всё равно можно… — Эй! — Майк обидчиво поддевает его плечо своим, крича едва ли не на ухо. — Думаешь, что крутой, раз носишь семейники в горошек?.. — Ч-что, — Уилл вспыхивает красным, как пожарный гидрант. — Да ты… Да ты вообще носишь… Я не хочу говорить о трусах! — О, а я уже подумываю стать дизайнером трусов. Назло тебе, — Майк гогочет. Уилл пихает его ноги своими, они начинают дурацкое дикое сражение, разворошив всю постель. — Да, прекрати ты! — Да ты прекрати! — Уилл смеётся в голос. — Майк! Майк смеется в ответ, открывая для себя чудо: Уилл боится щекотки, ему даже стараться не надо, он просто тыкает парня пальцами в бок, попадая точечными ударами под ребра и ниже. Это маленькая-маленькая спальня, едва ли заполненная светом, в которой Уилл, неожиданно для себя, находит нечто особенное… Может быть, не только Майк больше не чувствует себя одиноким. Может быть, это он сам наконец снова начинает жить, наслаждаясь каждым маленьким моментом. И, пожалуйста, пусть большой и страшный мир за окном немного подождёт… В большой-большой светлой спальне, в Пентхаусе Стива Харрингтона, на последнем этаже дома на верхнем Ист-Сайде, в Манхэттене, стоит огромная такая кровать, блять, королевского размера. И в этой самой кровати Эдди Мансон чувствует себя, как коктейльная креветка, вот только коктейль смешали не в обычном стакане, а в литровой кружке. Короче, он расслабленно плавает по волнам идеально мягкого ортопедического матраса, чувствуя, как все его искривленные позвонки встают на место. Эдди вытягивает руки над головой с довольным протяжным мычанием, его ноги торчат из-под бежевого одеяла, он шевелит на них пальцами, чувствуя себя не меньше, чем особа голубых кровей. Этому способствует и куча аристократично-светлых подушек, которую они со Стивом вчера стряхнули с кровати одним неловким прыжком сверху. Валики, треугольники, квадраты и прямоугольники, какие-то круглые и пушистые… Серьёзно, Харрингтон, на кой черт тебе их столько?! Ладно, вчера Стив оправдался тем, что наконец перестал идти наперекор своим странным желаниям: вот хочется парню, чтобы под каждую часть тела ложилась подушка, под руку там, под бок, под ногу и так далее — вот она и ложится. А он так крепче спит, потому что кровать делить не с кем. Было не с кем. Эдди поворачивается набок, не зная, светит ли солнце там, за задернутыми наглухо тяжелыми шторами, но перед ним предстает лицо спящего Стива, и кажется, что лучше день уже быть не может. Эдди не сдерживает умиленной улыбки, протягивая руку к чужим мягким щекам, чтобы надоедливо потыкать в родинки. Тыкает в ту, что у глаза, в ту, что на подбородке, на кончике носа… Тыкать можно бесконечно. Стив — настоящее скопление чудесных хаотичных родинок. Харрингтон издает смешное фырканье, поморщившись, вяло моргает пару раз, а затем сон начинает ускользать и от него. — Привет, — сладко тянет Эдди, любуясь. Стив лежит, подложив руки под подушку, его ноги запутаны в бесконечном легком одеяле, под которым лежит и Эдди. Они оба чертовски голые. — Меня здесь нет, — Стив хватает одеяло за края и недовольно натягивает себе на голову. — Ничего не знаю. — Стиви, — Эдди весело смеётся. — Тебе точно тридцать, а не тринадцать? — Я не пойду в школу… Эдди хохочет, прочесывая свои волосы пальцами, чтобы придать им хоть какую-то форму после сна. Хотя, он уверен, что так сильно запутать их вчера постарался Харрингтон. А ещё у Эдди подозрительно печёт спину: он заводит руку назад, касаясь голой кожи и ощущает едва заметный знакомый рельеф. Он теперь уверен — там, сзади, всё украшено розовыми царапинами. А он уже и отвык от того, каким Стив бывает… Горячим. Один из мобильных, который Эдди взял с собой вчера, лежит на тумбочке у кровати и неожиданно взрывается громкой трелью. Эдди матерится себе под нос, поворачиваясь лишь на секунду, чтобы открыть и закрыть крышку телефона. Тот замолкает. А он, вообще-то, заслужил свои спокойные пару минут счастья после пробуждения. Стив вылезает из своего одеяльного королевства, нахмурив брови, они с Эдди вновь лежат лицами друг к другу. — Там что-то важное? — спрашивает Харрингтон. — Нет, — Эдди отмахивается, пододвигаясь ближе, чтобы, извернувшись под одеялом, переплести свои ноги с ногами другого мужчины. — Наверное, с работы. Сегодня могут поставить алкоголь, там с этими датами всегда проблемы… Вот как раз с алкоголем у него и ребят проблем не было никогда, о доступности и количестве можно было не думать. — Уверен? — Стив тянется рукой, чтобы убрать волосы с лица Эдди, касание его пальцев нежно и плавно спускается вдоль шеи, останавливаясь а ключицах, где все ещё висит цепочка с медиатором. Стив наматывает цепочку на палец, играясь, но его голос серьезный. — Может, стоит ответить? — Всё в порядке, — Эдди вздыхает, ощущая тепло его рук, засматриваясь на идеальный мужской маникюр. — Я ненавижу пропускать рабочие звонки, — Стив виновато улыбается. — Всегда думаю, что оно-то подождёт, а потом оказывается, что на меня свалили какой-нибудь проект. Прихожу в кабинет — на столе ебаная коробка с бумагами. — Что, прям коробка? — усмехается Эдди. — Это теперь один из моих ночных кошмаров, — убеждает его Стив. Эдди перехватывает его руку, поднося запястье к губам, и оставляет на коже маленькие аккуратные поцелуи, которые быстро переходят во влажные чмоки с раздражающим громким звуком, специально, чтобы заставить Стива смеяться. — Эдвард, — строго говорит Стив, едва сдерживая улыбку. — Ты хочешь поссориться с утра? — с обидой во взгляде спрашивает Эдди. — Я хочу, чтобы ты был чуточку серьёзнее… Эдди в следующее же мгновение, широко раскрыв дикие глаза, подскакивает, наваливаясь на Стива, и прижимает его запястья к кровати. — Эдди! — Стив смеётся. — Стивен?.. — Эдди наигранно удивляется. — Сколько лет, сколько зим… Стив запрокидывает голову, смеясь низким-низким тоном, а Эдди пользуется возможностью и прижимается губами к его горлу, не забывая провести языком широкую мокрую дорожку, больше ради веселья: он знает, что Стив не такой уж и любитель слюней, только если момент не располагает. Стив высвобождает руки из чужой хватки, зарываясь пальцами в копну волос Эдди, хорошенько её взъерошив. Эдди не перестает его слюнявить, переходя на легкие укусы в самые нежные места на шее, где ещё со вчерашнего дня остались розоватые отметки, которые точно сойдут за день. — Ты прям пёс какой-то, — ругается Стив. — Припал ко мне, как к куску мяса… — Не осуждай мужчину за его аппетит, — важно изрекает Эдди, подняв взгляд. — Будешь у меня вместо завтрака. Стив вздыхает. — А я хотел предложить кофе и круассаны… Ты же любишь те, что со сладким сыром. — О, не-е-т, — мычит Эдди. — Не дразни мой бедный голодный желудок. — Какой драматичный, — Стив цокает языком. — Сочту за комплимент, — Эдди улыбается, двигаясь вверх, чтобы укусить Стива за мочку уха. — Это он и есть, — тихо говорит мужчина, расплываясь в нежной улыбке, когда Эдди начинает шептать ему на ухо всякую ерунду. — Хочешь я завалю тебя комплиментами, Стиви? М? Это будет тяжело, потому что я понятия не имею с чего начать, смотрю на тебя и глаза разбегаются, думаю о тебе и из головы исчезают все адекватные здравые мысли… Можно я начну с твоей мощной мужицкой волосатой груди? — Я не могу это слушать, — Стив смеется, прикрыв глаза. — Боже, какой ты невозможный… — Эй, я прямо здесь! — возмущается Эдди. Он поднимается, чтобы столкнуться со Стивом носами, они смотрят друг другу в глаза, деля этот миг на двоих, Эдди старается изо все сил, чтобы снова не отвлечься на родинки, он наклоняется ниже, касаясь своими губами чужих. Это нежный, почти что робкий поцелуй. Ни одного лишнего звука. Но Стив тянется к нему навстречу, громко вздыхая, снова зарывается руками в волосы, и целует так горячо, что у Эдди перед глазами проносится вся прошлая ночи. А с ней за компанию приятная легкая дрожь по всему телу и предвкушение… Телефон снова звонит. Эдди игнорирует его, полностью отдаваясь поцелую, Стив под ним разводит ноги, позволяя устроиться поудобнее. Эдди ползет руками вниз, сминая мягкую кожу на талии мужчины… Телефон звонит и звонит. — Эдди, — Стив кое-как отрывается от него. — Кому надо перезвонят, — Эдди легонько царапает его бока, выбивая из Харрингтона шипящий громкий звук. — А вдруг там что-то важное, — Стив берет его лицо в свои руки, отстраняя. Эдди смотрит на него большими черными от возбуждения глазами. — Возьми трубку, а потом продолжим, ладно? — Харрингтон, — Эдди вздыхает. — Ты мной манипулируешь… Он аккуратно сползает с чужого тела, потянувшись рукой к телефону, ложится набок, надеясь закончить со звонком побыстрее. Стив устраивается сзади него, успокаивающе водя пальцами вдоль спины. — У аппарата, — отвечает на звонок Эдди. — Твою мать, Мансон! — Это Изи, и она явно очень злая. — Тут ребята разузнали кое-что, что тебе очень не понравится, поэтому тащи свой зад сюда, сейчас же, пока они сами не начали придумывать план… А, они уже начали! — Изи, дорогуша, — Эдди вздыхает, когда Стив прижимается губами к его плечам. — Это настолько важно?.. Я сейчас могу быть занят как раз-таки чужим задом. — Я, блять, не хотела этого знать, — ругается Изи. — Я тебя прошу… Это реально полный пиздец, молодняк весь на взводе, плюс ко всему Рикки разыскал свою сестрёнку! И, знаешь, лучше бы он не… — Черт, — Эдди сжимает пальцами переносицу, уже чувствуя, подступающую головную боль. — Я буду. Уже еду считай. Иззи благодарит его на всех известных языках перед тем, как отключиться. — Надо ехать?.. — Стив утыкается лицом ему между лопаток, согревая своим дыханием. Эдди недовольно и капризно мычит. — Я не хочу, — говорит он, переходя на серьезный тон. — Правда, Стив, я не хочу. Я бы с удовольствием остался с тобой в кровати, на весь чертов день, малыш. — Я знаю, — Стив улыбается, а Эдди чувствует его улыбку своей кожей. — Мы можем провести следующий выходной вместе?.. И весь день валяться, раз тебе так хочется. Но, знаешь… — Что? — Эдди игриво улыбается, повернувшись к нему через плечо. Стив поднимает свой взгляд, на мгновение снова напоминая ему того крутого парня из школы, короля, альфача, от которого текли все девчонки. Опасный сексуальный взгляд Стива Харрингтона. Эдди сглатывает. — Мы можем ночевать вместе, — говорит Стив. — Просто так… Знаешь, ты бы приезжал ко мне после работы, я бы к тебе. Конечно, сил не всегда хватает к концу дня, но порой быть рядом — просто спасение. Я имею в виду, быть рядом с тобой. У него замирает сердце. — Черт, — Эдди поворачивается полностью, ухватив Стива за щеки, он покрывает его лицо поцелуями. — Ты такой… Ты такой очаровательный. Стив целует его в ответ, потихоньку выталкивая из кровати. — Я знаю, — говорит мужчина. — Мне именно за это и платят. Эдди фыркает, вставая, и собирает по полу свои вещи. — Да-да, продолжай втирать мне, что твоя работа совсем не скучная! Стив разваливается на кровати, лежа на спине, и раскидывает руки и ноги в стороны. — А твоя прям-таки… Захватывающая. Целый день натирать стаканы. — Всё лучше, чем считать таблички в экселе. Напоследок он ворует ещё парочку поцелуев, прося Стива не обижаться на его слова и перестать бубнить, как старик. Они берут друг с друга обещание — встретиться снова, как можно скорее. Место, где сейчас укрываются псы — ничто иное, как старая заброшенная пожарная станция. На севере Куинса. Двухэтажное кирпичное строение с полуразваленной, протекающей крышей, залатанной досками в паре-тройке мест. Эдди пробирается к черному входу, к широким гаражным воротам, поддевая их руками снизу за перекладину, тянет наверх, а дальше они поднимаются автоматически. Перед ним стоянка, на которой когда-то стояли пожарные машины, но сейчас только пространство, заваленное бесконечным числом коробок. Его люди все ещё перебирают оружие, готовясь к набегу на кровных врагов. У них есть план. Небезупречный, держащийся на костылях, ведь, как бы то ни было, не все псы собрались здесь, на чужой территории, многие остались на юге, чтобы держать ситуацию под наблюдением. Или попросту струсили. Всё же Марсель и его люди — совсем не те фрукты, какими были приспешники Мигеля, когда он перешёл на темную сторону. Эдди проходит мимо своих ребят: пара матерых дам наполняют патронами магазины простеньких кольтов, но отвлекаются, чтобы весело поприветствовать его, одна из них подружка Изи, только вот Изи выделяться не любит, а эта леди в своём возрасте не стесняется красить волосы в кислотный розовый. Порой ему кажется, что вся женская часть южных псов получает процент за рекламу Manic Panic. Да и парни в стороне не остаются. Но его немногочисленным ровесникам легче побриться под Баз Кат, а вот молодняк отрывается, как может. Существуют они без изысков. Выживают, но держатся. С тех пор, как усилиями северных волчар был прикрыт клуб Cara Mia, репутация юга пошла трещинами, а отвоевать её — уже дело чести. Он не может позволить рухнуть этой огромной системе, внутри которой существовал годами. Он рос бок о бок с этими людьми, видел, как они приходили, присоединяясь к семье, видел, как они уходили — почти всегда не безнаказанно, так оно и было при Мигеле. Эдди снимает с себя куртку по пути, огибая пожарный шест, протянутый между первым и вторым этажом. Он поднимается по-старинке, ногами по лестнице, проходит по узкому коридору, где за дверями скрыты импровизированные спальни, скорее их можно назвать скудными ночлежками с матрасами на полу. За главной дверью — традиционная общая комната, открытое пространство, где они могут делать что угодно. Здесь они едят, здесь разговаривают и веселятся с бутылочкой пива, но также обсуждают дела и даже порой проводят переговоры с маленькими бандитскими группировками, отделившимися, чтобы стать независимыми. Изи курит, сидя на краю круглого стола в огромной кожаной куртке, а рядом с ней стоит её девушка. И все псы поголовно выглядят так же — облаченные в искусственную кожу, пропахшую сигаретным дымом, алкоголем, с яркими волосами и пирсингом. У них своя идеология, хоть и банальная — всё для семьи, всем всего поровну. Да и иерархия не вертикальная, они стремятся к горизонтальной с тех пор, как Эдди встал на место своего названного отца. — Изабелла, — он кивает ей, бросая взгляд на остальную часть стола, где расстелена гигантская карта Куинса, с нужными точками, отмеченными пластмассовыми домиками из монополии. Возле карты стоят молодые ребята, ещё совсем салаги. — Что у них там? Изи нервно и быстро докуривает сигарету, берёт Эдди под руку, улыбаясь напоследок своей девушке, и отводит его в дальний угол, переговорить. — По поводу тех девочек, — Изабелла произносит это тихо, её глазами наполнены грустью вперемешку со страхом, но не за себя. — Кто-то сказал, что там видели сестру Рикки. Эдди бросает взгляд на самого дерганного из детей: Рикки едва ли семнадцать, но им с сестрой отчаянно нужна была помощь, когда они просили о месте. О работе, о свободной койке, чтобы было где ночевать. Никто не идёт в бандитизм от хорошей жизни, за исключением в виде всяких психопатов и извращенцев. Он мог бы рассказать слезливую историю о каждом: об Изи, чей отец был близким другом Мигеля с карточным долгом длиннее, чем список женщин, которых он успел обрюхатить за годы своей молодости, так и о Кристобале, который не знал больше, куда ему идти, когда потерял свою дочь. У молодых всегда похожие причины, самая частая — родители. Родители-алкоголики, родители-наркоманы, отец, избивающий мать, и всё такое прочее. Но здесь они обретают силу, здесь они больше не одни. Они учатся выживать в суровом мире, где тебе не достался золотой билет на шоколадную фабрику, а письмо в Хогвартс потерялось по дороге, не пережив таможенный налог из Соединенного Королевства. Мир, в котором закон никогда не будет на твоей стороне, но зато всегда будут рядом друзья. Неловкая, нелепо собранная, семья. То, что Эдди стремится дать им всем… Он подходит к Рикки, положив руку пацану на плечо, и эта чуть ли не отеческая хватка заставляет его вспомнить о Майке. О Майке, у которого, если верить надежным источникам, вдруг появился шанс на нормальную жизнь. — Я не могу подвести маму, — цедит сквозь сжатые зубы Рикки, понуро качая головой. — Если Луна правда там… — Она там, — говорит другой из их компашки. — Она пыталась заговорить с моим братом, Луна узнала его, но… То, что они делают с ними… Эдди прикрывает глаза, вздыхая. Он ненавидит представлять эту картинку, хотя видел подобные места множество раз — бордели, которые они крышуют на юге. Ими полнится улица под номером сто шестьдесят восемь, но там девчонки относительно в порядке, чуть что могут и пожаловаться. И, самое главное, они достигли возраста согласия, совершеннолетия. Чего не скажешь об этом паскудном клоповнике, обернутом в золотую фольгу. Чертов мотель Глория, где они долбят мет и подсаживают на него не самых умных девчонок. Не самых умных, да, но это не делает их меньшими людьми, чем других, это не даёт всяким мудакам право на… Блять. Это отвратительно. Это мерзко. Это ужасно неправильно. Но это — реальный мир, тот, который не показывают по утрам по ящику, в программе «Доброе утро». Ведущие с идеальными прическами не стали бы приглашать к себе на беседу проституток, наркоманов или воров. Жертв. Паршивых винтиков в неисправной системе. Но это не значит, что их нет, что они не существуют. Они собирались совершить набег на мотель, но для этого нужно было выждать идеальный момент, когда внутри останется совсем мало северян, но теперь Эдди чувствует это настроение, которым захвачены мелкие. Дух бунтарства, жажду борьбы, переносящую его мысленно в собственные подростковые годы... Он знает, что если попытается вмешаться сейчас, то они всё равно сделают по-своему, а закончится всё очень печально. Поэтому он поступает иначе, давая Рикки шанс предложить свою идею. Псы собираются вокруг стола, разглядывая карту, по которой Рикки со своими дружками проводят маркерные линии, показывая, какой дорогой будет лучше ехать, как и где стоит притаиться перед нападением, они просчитывают до мелочей всё, даже время, когда меняется пост охраны, когда выходят на перекур младшие, когда все северяне садятся за стол — у них тоже своего рода традиция, всему виной мультикультура. Эдди удивляется тому, как прекрасно Рикки справляется, будучи в таком эмоциональном раздрае. Он держит себя в руках, а это отличное качества для будущего лидера. Под покровом ночи они садятся в свои фургоны, вооружившись, и едут окольными путями, подбираясь к мотелю со всех сторон. Эдди сидит внутри вместе с Изи, на них обоих находит некая тревога, стоит увидеть, что свет в окнах мотеля почти не горит, один-два окошка поздним вечером. Слишком уж легко, слишком уж всё плавно идёт… Не достает труда и сломать замок на воротах. Эдди быстрым шагом двигается вперед, к дверям, выставив перед собой пистолет, пока со всех сторон его окружают псы, словно настоящая шайка бродячих дворняжек. Он вертит головой по сторонам и теряется в этом вихре цветных волос, горящих в свете фонарей, но он чувствует себя сильнее всего, стоя с ними плечом к плечу. Изи подталкивает его в спину, Кристобаль идёт впереди, ведя с собой весь молодняк — одни выбивают окна, другие стерегут дверь. Ребята быстро открывают вход уже изнутри, впуская поток из людей в мотель. Вывеска Глория мигает дважды перед тем, как одна из букв перегорает. Эдди бывал здесь всего однажды, в те времена, когда они с Марселем ещё пытались пойти друг другу на уступки, хотя бы ради Крисси. Но им так и не удалось этого сделать. Он слышит выстрелы, слышит брань на незнакомых языках, идёт по коридору и видит, как из проема, ведущего на кухню, валится один из северян, а на него следом падает другой, за ними выбегает один из псов, выпуская контрольные выстрелы в лежачих мужчин. Эдди идёт спина к спине с Кристобалем, пока Изи выводит из мотеля уже двух девчонок — совсем ещё юных, одетых в какие-то длинные футболки, но сверху укутанных в чужие куртки. Они должны посадить всех девочек в фургоны и увезти как можно дальше, но уже здесь пожарная станция не кажется безопасным местом. Эдди и Кристобаль поднимаются наверх, к длинному коридору, направляя молодняк по разным комнатам, давая короткие инструкции — куда вести, чего не говорить. Главное — смотреть в оба. Кристобаль тянет Эдди за руку вниз, кучка северян выбегают из большого зала, но псы успевают начать перестрелку первыми, прикрывая друг друга. Эдди прижимается спиной к стене, переводя дыхания и перезаряжая своё оружие, у него звенит в ушах, но сердце бьется ровно. Он привык. Но, черт, он уже стар для этого дерьма. Они оказываются победителями, превзойдя врагов своим числом. Почти все девочки были выведены из здания, северяне либо пали замертво, либо оказались связанными на полу. Эдди стоит у окон на втором этаже, наблюдая за картиной внизу, когда к нему сзади подходит Рикки. Он оборачивается: Рикки с глазами на мокром месте, пара его дружков стоят рядом. — Мы не можем найти Луну, — сердито говорит парень, сжимая руки в кулаки. Эдди бегает взглядом по его лицу. — Третий этаж?.. Дальние комнаты? — Её там нет, — говорит один из парней. — Так, все быстро по машинам, — Эдди вздыхает, убирая волосы с лица. — Я… Мы с Кристобалем останемся и найдём Луну. Рикки кивает, собравшись с мыслями. — Я постою у… — Нет, — отрезает Эдди. — Ты идёшь в машину. Не хватало ему ещё снова потерять ребёнка. — Но Кристобаль сейчас тоже внизу… — Он поднимется, — убеждает Эдди. — Рассадит всех девчонок и поднимется. Марш отсюда! Мальчишки неуверенно переглядываются, но спешат выполнить команду старшего. Это ради их же безопасности. Эдди остается один в мотеле, пока его люди сторожат вход и ждут, что он спустится. В висках начинает пульсировать, совсем легкий страх, хотя он пытается убедить себя, что нужно держаться хладнокровно, быть крутым напоказ, чтобы самому поверить, что это так. Да, точно, обмануть мозг. Эдди фыркает. Он исследует зал, держа оружие наготове, игнорирует раздробленные кристаллы на столах, проходит в пустую гостинную. Идёт обратно, на третий этаж, где дверей просто не счесть, но пусто и за ними, даже в кабинете никого нет. Тогда он вдруг задумывается о том, была ни на первом этаже лестница, ведущая вниз… Есть ли в мотеле Глория подвал? Он осторожно спускается, стараясь не топать по ступенькам, рыщет по первому этажу в поисках какого-нибудь потайного прохода к лестнице, но ничего не находит. Лестница спрятана. Он проходит на кухню, переступает через тела, кое-как обходит осколки разбитых бутылок с алкоголем, но подошвы его обуви всё равно пачкаются в чем-то сладком и высокоградусном. Стекло хрустит под ногами. Раздается выстрел с улицы, слышен громкий рев мотора. Эдди тут же поворачивается к широкому окну, выходящему на парковку и видит, как у ворот тормозят чужие машины, псы вступают в очередную перестрелку. Эдди обнаруживает дверь у холодильника, которую легко можно было бы спутать с кладовой. Он хватается за ручку, тянет на себя… Бинго! Лестница вниз. Эдди всматривается в темноту, там не горит ни одной лампочки. Ничерта не видно. — По-мо… По-мо-ги… Помогите! — кто-то очень громко плачет, девушка, определенно она. — Эй, — Эдди кричит, ступая на первую ступеньку. — Ты в порядке?! — Я… — она всхлипывает и этот звук разносится эхом. — Я не могу подняться… Мои но… Мои ноги… Эдди чертыхается, спускаясь всё быстрее, он шарит руками по стенам, стараясь нащупать выключатель. Там же должен быть хоть какой-то свет, в самом деле. Он проходит одну ступеньку за другой, а они всё не заканчиваются. Немудрено, что никто сверху не услышал плачущую девчушку. Эдди оказывается внизу. Там холодно, словно всё вокруг тупо залито бетоном. Он слышит громкие всхлипы, переходящие в болезненное мычание, совсем близко. Эдди тянется к карману штанов, не видят абсолютно ничего перед собой. Полный мрак, непроглядный. Даже тусклый свет от прохода за дверью остался далеко-далеко позади. Он достает металлическую зажигалку, откидывая крышку вспотевшими от волнения пальцами. Девушка начинает громко выть. Эдди освещает тусклым огоньком целое ничего, но, сука, видит внизу, прямо возле своих ног, чужие ботинки. Он сглатывает, поднимая зажигалку выше, а вместе с ней и свой взгляд. Перед ним чужое лицо. Незнакомое. С жуткой желтозубой улыбкой. Какой-то ребёнок, блять, это точно ребёнок? Это вообще человек? Эдди чувствует, как всё внутри него замирает от страха, он мог бы выстрелить, мог бы убежать, но он даже пошевелиться не в силах, ведь… Какого черта здесь происходит? — Бу! — тихо произносит ребёнок. Девушка, сидящая где-то сзади, на полу, начинает орать во всё горло. Эдди моргает. Его ударяют по затылку чем-то тяжелым, из него вырывается хрип. Он теряет сознание.