Никто не верил в меня более, чем ты

Сверху Мелисандре сказали «гори», и она горит. Во имя Р’Глора — каждый шаг, каждый вдох, все для Него, она — сосуд Его воли. Вера во Владыку Света — все, что у нее есть. Все, что ей по-настоящему нужно. Остальное… вещи, люди… все это не имеет значения. Не должно иметь. Давос нравится ей своими противоречиями. Не веря в Р’Глора, он служит Ему. Не веря в Р’Глора, он сумел вернуть ей жизнь — буквально. Так, что после Мелисандра вернула жизнь лорду-командующему, ожив вместе с ним. Владыка Света слышал ее снова. Она бы не стала пробовать, если бы не Давос. Если бы не его слова — «я прошу женщину, которая доказала мне, что чудеса возможны». Но он не верил в ее Бога. Он верил… в нее. В нее, Мелисандру.

***

Снег опускается на ее волосы и тает, не долетая до огненно-алых прядей. Здесь, в Винтерфелле, Мелисандра выделяется сильнее обыкновенного: яркое алое пятно на белизне и серости. Кровавое пятно. Пламенное. Давос давится вином и ненавистью. На языке металлический привкус. Он так многим ей обязан, что не имеет права продолжать желать ей смерти. Желать ее он тем более не имеет права. Но… Это невозможно. Давос сразу знал, что Мелисандра погубит и Станниса, и его — Красная Женщина несла в себе смерть. Красная Женщина губила всех, кто слишком пристально смотрел в пламя.

***

Она говорила, что от его семени сможет зачать лучшую Тень, и, наверное, это единственная причина, почему Мелисандра сегодня в его постели. Давос не слушает, что жрица шепчет ему — все ее слова заведомо фальшивы, она так же клялась в верности Станнису, и в любви наверняка клялась, лишь бы он играл по ее правилам. Давос не слушает. — Будь мне кем-то, — шепчет Мелисандра. — Стань тем, кого будет… достаточно. Он не слушает, но слышит. Обычно любовниц у Давоса не было, кроме мимолетных шлюх. Мелисандра — первая. И последняя. Точно последняя. Ибо за ней — кромешный ад Неведомого.