Никто не верил в меня более, чем ты

Раскинувшийся поверх долин закат напоминает крест. Облака кружат стаей, словно перед грозой, но гроз здесь не бывает — не среди зимы, когда прозрачный воздух пахнет снегом, а цепи следов укрывает иней. Давос заглядывает в покои Мелисандры, сам толком не зная, зачем, и с удивлением обнаруживает жрицу спящей — она сидит у окна, склонив голову на плечо и закрыв глаза. Так не молятся. Так можно только спать. Давос ни разу не замечал, чтобы Мелисандра была сонной или уставшей. Ни разу не видел, чтобы она ела и даже пила. Она утверждала, что ее питает Владыка Света, но… неужели ей все-таки нужен сон? Или с ней что-то случилось? Осторожно и бесшумно войдя, Луковый Рыцарь садится рядом со жрицей, не сводя с нее глаз. Спит… она правда спит. Алые пухлые губы слегка приоткрыты, грудь тихо и мерно вздымается, прядь волос скользит по плечу… Давосу следовало бы отвести глаза, она опасна даже во сне — но он смотрит. Приятно видеть ее такой. Приятно видеть ее… человеком. Обычно Мелисандра держится так, будто является иным существом. Но она человек, женщина из плоти и крови, и Давос невольно проникается к ней еще большей симпатией. Вместо ненависти. Это пугает — ненавидеть ее было проще. Из-за нее погибли твои сыновья, напоминает себе Давос. Она хотела сжечь Эдрика Шторма. По ее вине погиб Станнис. Она родила Тень, убившую Ренли. Она жестокая, она равнодушная, она опасная… … седьмое пекло, какая же она красивая. Неосознанно Давос тянет руку, чтобы поправить алую прядь, чувствуя себя так, будто намерен прикоснуться к огню — и чуть не вскрикивает, когда Мелисандра вздрагивает, резко просыпаясь, и пару секунд часто дышит, глядя на него расширенно-удивленными глазами. — Сир Давос? — Кхм, — он прячет руку. — Вы в порядке, миледи? — Я… да, — она проводит ладонью по лицу, словно снимая незримую паутину. — Это просто чужие сны. Сумасшедшие видения, которые шлет Великий Иной… ибо ночь темна и полна ужасов. Ей снятся сны, с ужасом думает Давос. Она не просто спит, она видит сны. Она человек. Она женщина. Великие боги. — Зачем вы здесь, Давос? — Мелисандра быстро становится прежней. Не растерянной, а, как всегда, непоколебимо уверенной. Но теперь он знает — она такая не всегда. — Хотел… хм… пожелать вам спокойной ночи, — на ходу выдумывает он нескладную ложь, спеша отвернуться и направиться к двери. — Помните, я говорила, что ваше семя может породить силу намного большую, чем семя Станниса? — догоняет его ее голос и бьет в спину незримой стрелой. Давос замирает. Да. Нет. Да. Нет, никогда, у него есть Мария, он не хочет быть отцом чудовища и орудием Бога. Молча Луковый Рыцарь уходит, слыша тихий смех жрицы, который режет его ножом, и остаток ночи лежит без сна, представляя себе, что могло бы быть, если бы он остался у нее. Рассвет ярок и полон надежд, говорила Мелисандра, но Давосу сегодняшний рассвет приносит лишь боль в голове и смятение в душе. Будь она проклята, красная женщина и его желания. Он хотел остаться с ней. Он много чего хотел. Давос выходит на воздух. Во дворе Винтерфелла, на самой грани ясного утра у зажженных костров одной из огненных вспышек стоит жрица, и под ее раскинутыми в молитве руками пляшут ветры.