***
851 год, осень.
Чайки крикливо заполняли собой небосвод. Рут разглядывала маленькие прибережные городки и безлюдные бухты, проплывая вдоль берега на небольшом судне. Перевалившись через бортик, она считала ламантин, плескавшихся вдалеке. Столько неизведанных пляжей покоилось на западной стороне материка, что и сосчитать было сложно. Когда Магато в последний раз позволяла себе искупаться в ночном заливе? Насладиться отражением звезд в мягких волнах? Когда вообще делала что-то с целью напомнить себе о существовании такого странного понятия, как жизнь? Корабль отдавал сыростью. Плесень и ржавчина, кажется, доедали корму прямо у нее на глазах. Магато вновь перевалилась за борт, опустошая и так вывернутый наизнанку желудок. Она попыталась просчитать в уме количество предстоящих поездок к черту на рога — нет, в гости к дружелюбным дьяволам, выбивших из нее остатки жизни за несколько прошедших недель. Перед глазами замелькали числа, расчеты: Рут попыталась вспомнить, сколько лет Йегер планировал потратить на эту сомнительную операцию. Двузначное число сплавов на остров ее совершенно не радовало. Она едва пережила один, кажется, получив обезвоживание на этом треклятом разваливающемся корабле. Ей в руку толкнулась бутылка со свежей водой, но Магато отрицательно мотнула головой. — Пей, легче станет, — сиплым голосом проговорил низенький капитан рыбацкого судна. Зик явно забыл вписать ее нелюбовь к открытому морю в свой план. Или не сделал это нарочно. О пребывании добровольцев на разведывательных суднах должно было знать ограниченное количество людей. Обратно они добирались до малозаселенной части материка, и там их подбирали торговые судна, тоже подбитые Зиком на эту авантюру. Никому не было дела, на каких кораблях прибывала Рут обратно, если она смиренно докладывала отчеты об успехах своих псевдо-поездок. Капитан передал ей скудную папку с газетами за последние недели и короткими записками от Йегера с тем, как прошла делегация на западе, на которой она должна была присутствовать. Рут умела докладывать полную чушь с каменным лицом. Но план, держащийся на одних догадках и надежде, что все сработает, раздражал ее. Она любила четкую последовательность действий, решения без изъянов и следование продуманному списку задач. Импровизация была совершенно не ее коньком. — Я, кажется, только что выплюнула свою печень, — скривившись, пробормотала Рут и облизнула пересохшие губы. — О какой воде может идти речь, капитан? — Знаешь, сколько сопляков вроде тебя побывало на моем судне? Не будешь пить — станет только хуже, — против такого аргумента возразить Магато было нечего, и она неохотно взяла бутыль, с трудом отхлебывая мизерный глоток. — Как вообще Йегер уговорил тебя передвигаться морем? — Я задаюсь этим вопросом последние сутки, — она с сомнением покосилась в сторону поседевшего мужчины, мельком оглянулась на стоящих поодаль матросов и чуть понизила голос. — А Вас-то как занесло в ряды безнадежных борцов с империей? — Низкое жалование, — пожал плечами тот, и Рут издала булькающий звук, подавившись водой. Она кинула недоверчивый взгляд на совершенно беспечный вид мужчины и слабо усмехнулась, салютуя ему бутылкой. Какая мизерная причина. Ни борьба за справедливость, ни месть, ни куча геройских причин. Капитан корабля сразу ведь приглянулся ей — от него веяло простотой и приземленностью. Он явно был слеплен с того же теста, что и Рут. — Кстати, Йегер сказал отдать тебе, когда встретимся. Он втиснул во вспотевшую ладонь небольшой металлический коробок с витиеватым узором на восточный лад. Рут щелкнула ручным замком, приоткрыла крышку и смяла губы в попытке не озвучить вслух нелестные выражения. Но голодного огонька в глазах сдержать так и не смогла. — Вот же гаденыш, — прорычала Магато сквозь стиснутые зубы, оглядывая ровный ряд сигарет с дорогим пряным табаком. Она прикусила язык, почти ощущая щекочущее горькое чувство, перекатывающееся в груди терпким орехом. Зик умел подкупать Рут и догадывался об этом не хуже ее самой, а потому часто пользовался столь нескромной привилегией. — Знал же наверняка, в каком настроении буду возвращаться. Ну Вы видели, капитан? — она раздраженно помахала коробкой перед носом у мужчины и запрятала во внутренний карман пальто. — Он же купил меня за два десятка сигарет, только представьте. Раймар — капитан судна — лишь тихо хмыкнул на ее негодование. Ему было плевать, что курить, пока дым полоскал легкие. В море никогда не было разницы: сигареты отдавали привкусом мелких ракушек, песка и волн. Да и не его это ума было дело — представлять, что член высшего общества путался с погаными элдийцами и принимал от них подобные подачки, выдавая при этом дурные шутки. Капитан просто довозил добровольцев с одного места в другое, на этом его полномочия заканчивались. Он вдруг слегка встрепенулся, будто вспоминая о чем-то важном, и нагнулся к девушке, бессильно повисшей на бортике. — Ну так… Как все прошло? Какие они? — Титаны, как видишь, не сожрали меня живьем. Пожалуй, это хороший знак. А местные до безобразия самоуверенные и глупые, как дети, — невнятно пробормотала Рут. — Но за себя будут рвать глотки и в человеческом обличии, — Магато вспомнила, как к ней была приставлена охрана на все то время, что она провела на острове, и с неприязнью сплюнула остатки желчи. — Дьявольские отродья. — Я думал, добровольцы отправились туда из-за чистой и непорочной любви к народу Имир, — с усмешкой подметил отсутствие энтузиазма капитан. — А я думала, что ты помогаешь Зику не за горсть монет, — в тон ему ответила Рут. — Не думай, что у меня не может быть своих причин на это. Уверена, половина добровольцев так же искренне ненавидит элдийцев. Но Марлия насолила многим из них, так что я не порицаю тех, кто кланяется островитянам ради собственной выгоды. Эти слова капитан решил оставить без ответа. По большей мере потому, что Магато провисела на бортике корабля — без сил продолжать диалог — до самого прибытия в порт. Дорога до штаба прошла смазано — кажется, разгар лета должен был остаться где-то за горизонтом, но адская жара все еще распускала свои удушливые когти. Может, она покрывалась липким потом от неприятного предвкушения нахождения среди заносчивых офицеров, не удосуживающихся даже звания ее запомнить. «Девчонка, подай-ка планы эвакуации», — обычно к Рут обращались примерно так, словно она была работником на побегушках, а не заведовала несколькими отрядами. Скудными, не марлийскими, презираемыми почти со всех сторон, но все же крепкими и уверенными в боевых действиях. Совет был в самом разгаре. Ее короткий отчет о неудачах, составленный наспех в голове, когда она поднималась на третий этаж кабинета переговоров, звучал поистине жалко. Ей бы оправдывать действия делегации, объяснять, почему мирных отношений с северо-западным регионом достичь не удастся — Рут ведь было, что сказать. Причина крылась в оборванных торговых путях со стороны Марлии, в целой деревне местных, вырезанной марлийскими наемниками. И украденной нефтяной платформе. Но нет, все свято верили в то, что причина провала — недостаточная подготовка Рут. Несерьезность намерений. И то, что западный народ чрезмерно горд и упрям. Причина лежала на поверхности, но видеть ее никто не хотел. А отдуваться за проваленную миссию, на которой Рут на самом деле даже не присутствовала, было весьма паршиво. Ее продолжал вычитывать кто-то из приближенных офицеров. Рут, склонивши голову и разглядывая его вычищенные до блеска лакированные сапоги, представляла, как запихивает ему в глотку куриные яйца. Не то чтобы это как-то помогало ситуации, но слегка снимало общее напряжение. Магато хотелось ответить на каждое несправедливое замечание, гордо вскинув голову, но она продолжала ровно стоять, почти пристыженно потупив взгляд. Ее злило, что она была не в состоянии достойно ответить. Хотя бы раз. Лишь продолжала выслушивать хамскую картавую речь. Вместо того, чтобы защищаться, чтобы отстаивать свою правоту, молча соглашалась со всем, что ей говорили. Всегда. Более того — даже почти верила в несуразные высказывания. Верила, что ставит операцию под угрозу. Верила, что из нее никудышный командир. Верила, что во всем виноваты элдийцы. Остальное командование даже не скрывало недобрых усмешек. Еще бы, «старший сержант» на общих собраниях звучало для них унизительно. Еще унизительнее — выслушивать идеи какой-то невзрачной девчонки с рассеченным лицом, путающейся с элдийцами. То, что это происходило по долгу работы, многих и вовсе не интересовало. Они осознанно игнорировали факт того, что спихивали на нее грязную работу и продолжали смотреть на Рут снизу вверх, словно в их лени и нежелании марать руки была ее вина. И это, конечно же, злило до пены у рта — так злило, что хотелось вернуться на остров и сказать младшему Йегеру двигать на Марлию прямо сейчас, чтобы показать их напыщенным умам, что они ничего не стоят. Генерал закончил за офицера недовольную речь, прерывая его на полуслове — кажется, он утомился не меньше самой Магато, но на защиту вставать явно не планировал. Только многозначительно поглядывал на Рут, словно намекая, что пахать на фронте ей придется в два раза больше и активнее. Она продолжала стоять, вытянувшись по струнке. Кожей чувствовала отвращение присутствующих. Послушный до приторности солдат, носящийся за генералом и признанием командования, как подстреленная пташка. Никогда не перечащий Каруви. Аж тошно. Рука у виска мерно подрагивала. Она заслужила быть в составе штаба как та, к кому иногда можно прислушаться. Но ее здесь считали разве что надоедливой мухой. Рут почти тряслась от собственной ничтожности. Она потратила столько лет на реализацию не своих мечтаний, а надежд отца, потом — на служение генералу за просто так. За похвалу. За медаль. За очередную бесполезную награду на груди. Чтобы все равно в конечном счете остаться не важнее разносчицы кофе. Она знала, что с элдийцами могла вести себя выверенно и без колебаний, но среди офицеров статус Магато приближался к шутовскому. Рут не была ни героем, ни спасителем всея Марлии. Пыталась изредка убедить себя, что достигла потрясающих результатов к своим годам, что прыгнула выше планки, но это лишь беспробудно укореняло в ней пресность. Стирало лицо до костей. «Служить, служить, служить» — перед глазами мелькало лишь это. Чем лучше служить, тем большего можно добиться. Только вот зачем ей было этого добиваться — оставалось загадкой. Она не видела конечной цели — ни год назад, ни десяток лет, ни сейчас. Для чего же она так старалась? Все, что всплывало в мыслях в ответ на этот вопрос, неумолимо крутилось вокруг отца. Для мести ему. Для возвращения долгов прошлого — чтобы Тео знал, что она всего достигла сама, без его вмешательства и покровительства. Генерал коротко кивнул на дверь — очевидно, дальше совет планировался без ее присутствия. Горло сжалось противным удушливым спазмом от покосившихся на нее взглядов. Никто не упустил возможности кольнуть ее глазами, даже отец. Но выражение его лица на пару тонов отличалось от остальных. Он глядел со странной смесью сожаления, надежды и презрения, словно ждал, что она вот-вот что-то скажет. Озвучит, наконец, свою точку зрения. Но нет, Рут всегда была главным позором и разочарованием отца и беспрестанно винила в этом его чертово воспитание по струнке. Никаких промашек. Никаких ошибок. Идеальная дрессировка, словно вместо ребенка он завел себе охотничьего пса. Рут сглотнула першившие на языке аргументы — пусть отец любуется, кого он вырастил. Она могла бы доказать, что ее вины в проваленной делегации нет. Что местное правительство не пошло бы на союз даже под дулом пистолета. Но вместо этого Рут предпочла молча откланяться и покинуть кабинет. Кажется, разочарованный вздох отца она слышала даже отсюда. «Бей или беги», — сказала ей Ханджи во время первой встречи. Магато никогда бы в этом не призналась, но она бежала везде, кроме поля боя. На войне же Рут бросалась в гущу событий лишь по той причине, что иного поступка она бы себе не простила — словно пыталась отыграться на фронте за то, что сдавала позиции на протяжении жизни. Будто это могло бы компенсировать собственную паршивость. Рут бежала всегда. Вместо того, чтобы защитить себя, — поджать хвост и согласиться. Вместо того, чтобы спасти его, — покорно принять чужие приказы. Вместо удара на поражение она отступала. Не от страха за себя, а от собственной слабости. Нежелания оказаться вне доступности и хорошего расположения у штаба. Она ненавидела их снисходительность, но не знала, что бывает иначе. Почти не надеялась, что хоть когда-то это может измениться. Ошейник на горле почти не давил. Дорога обратно через весь душный город заканчиваться определенно не собиралась. Рут методично считала шаги от кабинета переговоров до пристани. От пристани до штаба воинов. Количество перевалило за несколько тысяч, когда она пересекала торговую площадь под призывные оклики местных шулеров. Запахи прелых трав и пряностей неприятно кружили голову. Сладкий приторный аромат выпечки подбивал желудок выписывать пируэты. Рут задела кого-то плечом, досадно шипя на чужую неуклюжесть, и мельком словила недоуменный взгляд неизвестно откуда попавшегося ей под руку Галлиарда, явно не ожидающего встретить тут Магато. — Сержант, — едва успел пробормотать он, прежде чем Рут коротко кивнула и молча направилась дальше, смахивая проступающий пот со лба. Она сошла с судна пару часов назад, а мир все еще неуверенно раскачивался перед глазами, и общий гам совершенно точно не помогал справиться с этим. Походная сумка оттягивала плечо. Порко, пристроившийся незримым хвостиком со свой неотъемлемой свитой в лице Пик и Райнера, оттягивал жизнь. Ей бы развалиться в прохладной ванне, а не выслушивать очередные жалобы подопечных. Рут не видела их где-то с месяц и с удовольствием продлила бы это время еще в пару раз. Галлиард непонимающе переглянулся с Пик. Непохоже было на сержанта — даже не вычитать их за неспешное прохлаждение улочками в разгар дня. Но она упорно шла вперед, на ходу закатывая привычно длинные рукава и оголяя посеченную кожу на руках. Скрывала бледное лицо под редкой челкой. Магато почти скрылась за чужими спинами в шумной толпе, вышагивая выверенным шагом — ей Богу, словно все еще была в академии, где за каждый лишний дюйм били палкой по ногам. Они нагнали ее через пару извилистых улиц под козырьком какой-то лекарственной лавки, где она приткнулась, прикладывая ладонь ко лбу раздраженным жестом. Рут приподняла бровь, вопросительно кивая в сторону воинов. До штаба воинов оставалось примерно пару сотен шагов. Пару сотен пульсирующих всплесков внутри после суток в море. И еще двадцать четыре шага вверх по ступенькам. — Ну чего вы таскаетесь за мной? — в голосе сквозил явный намек отвязаться от нее с любыми вопросами, которыми, судя по сбитому с толку виду, кишело сознание Порко. — Неважно выглядишь, Магато, — он окинул ее взглядом, подмечая, как сержант недовольно скосила на него глаза. Сколько бы с наглой рожей Галлиарда она ни бодалась, он принципиально упускал ее звание, словно в попытке дотянуться до нее по уровню. — Ненавижу блядские корабли, — наконец с ее языка слетело чистосердечное признание, словно оно должно было им хоть что-то объяснить. Воины удивленно вытянулись в лице. Хотелось еще добавить «и блядского Зика тоже», но это она все же сдержала при себе. В паре метров от нее, у прилавка, пожилая женщина закрыла уши какой-то девчонке и сердито осмотрела Магато, не скрывая плескавшегося в глазах укора за сквернословие. Рут мельком глянула на ее повязку и скривила лицо в презрительной гримасе. — Что? Элдийским ублюдкам не положено слушать бранную речь? Элдийка сжала зубы. Волна ее презрения, сочившегося сквозь кожу, встретилась с предупреждающим огоньком в глазах Магато. Женщина дернула девчонку за руку и, кидая взгляды полные отвращения через плечо, поспешила скрыться с поля зрения сержанта. — Что она тебе сделала? — в голосе Порко сквозили нотки все того же укора. Во взгляде Рут — усталость. Он продолжал удерживать вопрос резонансом в воздухе, чтобы у Магато не вышло отвертеться от ответа. Галлиард никогда не блистал особым умом, но за годы, проведенные в одних рядах с сержантом, приловчился неплохо ее читать. Знал, засранец, что ее отношение к элдийцам разнилось с командованием, и знал, что она умело не подавала виду. Галлиард был проницательным, но Рут по большому счету не было до этого дела. — Родилась, — коротко ответила она, подняла пальто и вышла из тени, направляясь дальше по четко выверенному известному маршруту. Пожалуй, это было самым правдивым, что Рут вообще говорила за последнее время. — Все, что ты скажешь после месяца отсутствия? — сдержанно уточнил Порко, все еще надеясь добиться от нее вразумительного ответа после того, как исчезла с тренировок на неопределенный срок. — Не все же время мне с воинами нянчиться. Есть задания от командования и поважнее, — хотя бы перед этими щеглами не хотелось выглядеть гончей на побегушках у штаба. Вспоминать о том, как ее позорно вычитывали, было явно лишним, и Рут раздраженно хрустнула пальцами. — Йегер у себя? Воины за спиной, продолжавшие семенить следом, словно если отстанут, то прилетит не только Зику, нестройно кивнули. У Магато, кажется, имелись глаза на затылке, раз она утвердительно хмыкнула. По тону сержанта было понятно, что Йегеру предстоит не самый приятный разговор — у Рут было очевидно паршивое настроение. Она на ходу откинула липнущие волосы и полезла в карман, доставая безвозвратно отсыревшие сигареты. Каждое неудобство она записывала на счет Йегера. Рут с досадой прицокнула и выкинула их в ближайшую урну. Следующей ее целью стала подарочная коробка — хребет внутри сворачивался пружиной от желания всунуть между зубов сигарету, даже если она была неописуемо дорогой. Пусть Йегер знает цену своим взяткам на фоне остальной нервотрепки. Галлиард позади нее шумно вдохнул. Рут, даже не оборачиваясь, могла поклясться, что он пускал слюни на дым: ему хватало и запаха, чтобы медленно терять крышу от такого табака. Настроения что-то говорить не было, выслушивать вопросы Галлиарда о том, откуда такое добро, — тоже. По крайней мере не тогда, когда голова раскалывалась и слышать паренька вообще не хотелось. Порко наверняка сумел бы вывести ее из хрупкого равновесия, в этом он был мастер. Рут закатила глаза, просчитывая все возможные варианты. Заткнуть мальчишке рот сигаретой было лучшим решением на опережение. Магато протянула одну за спину, ощущая, как Порко мгновенно выдернул ее с пальцев, даже не уточняя, ему ли это. Он никогда не упускал своих возможностей. Может, именно поэтому добился столь многого и прорвался в воины. Рут чиркнула зажигалкой и резко остановилась, когда Галлиард на ходу впечатался ей в спину, затем развернулась, подставляя огонек к кончику его сигареты. Порко блаженно затянулся. С благоговением выдохнул, словно это было конечной целью его жизни. После таких сигарет можно было и в могилу смело шагать. Галлиард глянул на Рут, как на божество, тут же забывая любые дополнительные тренировки, отработки и простреленное колено. Рут понимающе усмехнулась — мальчишка. В его жизни все было слишком просто. Обиды забывались, как по щелчку пальцев, и вернуть расположение можно было даже так, ничего не делая. Его взгляд лучился благодарностью. Рут было нелегко признать, что видеть Галлиарда с отголоском счастья в глазах было куда лучше, чем лицезреть его унылое лицо. После смерти брата он почти не улыбался. Пик показательно сморщила нос — запах табака она не переносила на дух. Магато, не глядя, протянула вторую сигарету Райнеру, пару раз пощелкав у него перед лицом, словно тот не видел собственной удачи. Он отрицательно мотнул головой и уткнулся взором в пол, не глядя на круги, которые сержант пускала в его сторону. — Браун, они стоят дороже твоей жалкой жизни, нелестно отказываться, — рявкнула Рут сквозь сжатые зубы. — Спасибо, но не хочу себя травить, — для Рут это было очевидным. Настолько же очевидным, как и сам праведный, вылизанный до скрипучей кожи Браун. Он был слишком упрямым. А у Рут было слишком плохое настроение — слишком для того, чтобы позволить себе не выплеснуть его на ком-то. Прямой мишенью должен был оказаться Зик, но по стечению обстоятельств не успел. Да и умел он выкручиваться из ситуаций, как скользкий змей. Рут знала: стоит шагнуть в его кабинет, как эта злость сморщится в плотный ком, и на Йегере выпустить пар уже не получится. А где-то все равно придется. — Это не предложение, бери, — Рут ощутила, как ее голос досадно дрогнул. От злости, наверное, — да черт знает, от чего. Она словила растерянный взгляд Брауна. Почти настолько же удивленные от ребят. Порко едва не выронил сигарету изо рта, глядя, как в глазах Магато вспыхнул недобрый огонек — редкое зрелище без особой на то причины. Галлиард и Фингер как по команде потупили взгляды — им-то приходилось встречаться со взбешенной по разным причинам Магато. В такие моменты обычно стоило заткнуть рот и молча следовать ее словам. Если при этом сделать страдальческое лицо — она могла и остыть, сменяя свою каторгу на милость. И все же Рут было сложно вывести из себя, и чем ей так не угодил Браун, воины понять не могли. Если бы только Магато сама знала ответ на этот вопрос. Оставить бы мальчишку в покое, да и черт с ним. Вон, сколько горечи в глазах плескалось, на всю роту с головой хватило бы. Сама Рут почти топилась в этой полыни, которая отдавала горькими лекарствами из военных госпиталей. — Я не хочу, — пробормотал он все тем же удивленным тоном, словно совершенно не мог понять, что от него хотят. Неужели она забыла? Он же говорил — говорил ей об этом на дозорной башне. Ее раздражало, что Браун колол сбитым с толку взглядом. Прищуривал уставшие прорези глаз. Раздражало, что он, в отличие от остальных, не умел просто делать то, что говорили. Ему обязательно надо было во всем разобраться, понять, задать глупые вопросы — какая дурная, изводящая в своей дотошности привычка. Еще Рут злило, что она до сих пор помнила, как он сопел ей под коленную чашечку во время дежурства. — А меня должно волновать, чего хочет или не хочет элдийский бастард? — внутри вспыхнуло опасное горючее, неаккуратно разлитое упрямством Брауна. — Выполняй приказ. Нутро на пару мгновений невольно сжалось — с чего это она? Впрочем, ответ невесело болтался на поверхности. Какая серьезная ответственная причина — выплескивать собственную желчь после встречи с командованием. Хотелось одернуть себя, ведь воины были не виноваты, что в штабе ее почти что отымели стратегическими документами и отказными письмами с запада. Но Рут знала: все элдийцы в какой-то мере были в этом виновны. Она сдула прядь волос с глаз, медленно двигаясь к Брауну. Тот быстро смекнул, не глупый. Сигарету взял, но взгляд волком не убрал, будто назло, чтобы она подавилась им ненароком, раз вздумала вести свою игру. Рут приблизилась, поджигая кончиком своей сигареты чужую — определенно нарывалась. Увидь ее кто-то из марлийских солдат, сразу побежал бы докладывать о непозволительном поведении. Но сейчас все это было не столь существенным, как горящая чужая обида. Его пальцы зло дрожали в нескольких оборванных сантиметрах, и по коже Рут нестройной россыпью взбежали мурашки. Она терпеливо ждала, наблюдая, как он затянулся и, судорожно кашляя, начал выдыхать дым короткими порциями. Боги, на кого она тратила дорогущую взятку Зика. Рут все молчала, не сводя внимательного взгляда со злых глаз Брауна, глядела, как он через силу продолжал вдыхать, видно, едва сдерживая рвотные позывы. Что-то в мыслях о том, что она портила его со всевозможных сторон — начиная от тренировочных испытаний на прочность и заканчивая внедрением едких медленно убивающих привычек, — заставляло кровь разгоняться по венам немного быстрее, чем обычно. Райнер старался дышать размеренно, кажется, вкладывая в каждое движение все презрение элдийского народа. Рут почти ощущала, как он мысленно сдавливал руки на ее шее, но на деле ничего не мог сделать. Ничего. Это было одним из маленьких бонусов ее положения. Титан, пробивающий стены Парадиза по щелчку пальцев, выполнял ее глупые прихоти только потому, что у нее было паршивое настроение. Губы Рут непреднамеренно растянулись в ухмылке — хоть что-то приятное за весь день. Когда на глазах Брауна проступила влага от дерущих глотку ощущений, он опустил глаза, и дальше наблюдать за его мыслями не получалось. Проскользнуло мимолетное, не совсем понятное самой Рут желание усугубить ситуацию. Райнер внутри брыкался, как необъезженный жеребец, но неизменно уступал. Это приносило незаменимое, но быстро угасающее удовольствие. — Так-то, — растеряв какой-либо интерес, протянула она, когда Браун закончил, сплевывая остатки прилипшего к губам пепла: он делал неумелые, слишком большие затяжки, сжигая по большой части сигареты одним вздохом. — Какая же дрянь, — тихо пробормотал он вслед Магато, когда она развернулась на пятках и продолжила свой маршрут как ни в чем не бывало. Райнер и сам не был уверен, говорил ли он о сержанте или о царапающем горло табаке. — Да, солдат. Хорошо, что ты это не забываешь, — кинула она через плечо, не удосужившись даже оскорбиться на это замечание, и направилась прямо к рабочему логову Йегера, оставляя воинов позади. Дальше с прежним энтузиазмом они за ней не последовали. Так и остались стоять посреди улицы, переглядываясь с кислыми минами. Сами виноваты — кто их уговаривал следовать за ней? Рут вывернула на небольшой двор перед зданием, подняла глаза наверх, сталкиваясь с прищуренным недовольным взглядом: Зик неодобрительно качал головой. — Что в моих словах «подружиться с Брауном» было непонятным? — Зик встретил ее прямо в дверном проеме третьего этажа напротив своего кабинета. Штаб пустовал, и он позволил себе фривольное общение. Рут прошла мимо него, раздраженно хлопая дверью кабинета, и кинула хмурый взгляд. — Что в словах «я не подчиняюсь твоим приказам, Йегер» — труднодоступно? Объяснись, какого черта Елена считает, что я — переметнувшаяся на твою сторону цирковая зверушка? Знаешь, что она сказала в первый день нашего знакомства с разведчиками? — на ее лице расплылось какое-то садистское выражение, словно в мыслях Елена была уже распята на центральной площади. Йегер мысленно вздохнул — кажется, Рут была не в лучшем расположении духа после встречи с разведчиками и недавнего посещения штаба. — Что ты сам меня выбирал и натаскивал. А еще, что мне можно сказать, чтобы я прыгнула камнем в море, и я, представь себе, прыгну. Рут оскалилась в паре метров от него, и Зик привычно поднял руки в защитном жесте. — Это неплохое начало твоей истории для разведчиков. Предлагаешь сказать, что тебе плевать на элдийцев с высокой башни? Невооруженным глазом было видно злость, идущую волнами от Рут. Зик знал: она выслушает его и даже простит за отвратную поездку и раздражающую Елену. Но позже. Он плюхнулся на диван, призывно хлопнув по мягкой обивке возле себя, и Рут нахмурилась, словно еще немного — и Зика отведут на исправительные работы под ее эгидой за такое несерьезное поведение. Йегер раздраженно закатил глаза: иногда ее попытки не поддаться слабостям переходили любые здравые границы. Он потянул ее на себя, усаживая на диван. — Тут никого нет, сержант. Тебе что, уставом совсем запрещено отдыхать? Магато наконец скинула с себя маску месячной длительности. Позволила усталости расползтись по лицу, скользнуть завитками у висков, обнажить вселенское обречение у глаз. Ей не хотелось быть исполнительным сержантом. Ей вообще не хотелось быть. Она сбросила на пол надоевшие сапоги, вытянула ноги на диване, давая Зику подхватить их. С шумным выдохом откинулась на бортик, когда мужчина начал ненавязчиво массажировать натертые костяшки. Он часто поддразнивал и никогда не касался больше дозволенного. Рут не знала: провела ли она эту грань сама или так сложились обстоятельства. Всегда за полкасания до. Сделай едва ощутимое движение ниже, дальше — и убеждать себя в том, что между ними приятельско-отцовские отношения, не выйдет. Но этих движений он не делал, и Рут не знала, чувствовала она в ответ досаду или благодарность. В конечном счете, если бы начальство словило Йегера за простым массажем уставших стоп, они бы посмеялись с услужливости Йегера марлийке. Если бы кто-то совершенно случайно застал их в горизонтальном положении, то проблемы были бы в первую очередь у Рут. Зику всегда было до чертиков легко ее купить. А вот ей ему — кроме участия в каких-то сомнительных планах — предложить было нечего. У Рут не было матери, которая обучила бы ее всяким женским премудростям. У нее была свора сыновей офицеров и местных оборванцев. Были кадетские будни в академии с совершенно бесполезными ей знаниями о похождениях ее однокурсников и умении писать стоя, если у тебя между ног что-то болтается. Девушек в академии было мало, их воспринимали как часть интерьера и братались с ними, моментами забывая, о чем стоит говорить, а о чем нет. Рут не умела вышивать и подбирать наряды, но попадала по движущейся цели из малокалиберной винтовки с пятидесяти трех метров. Она отменно ориентировалась по звездам, могла разжечь костер без спичек и просчитать лучшую траекторию для окопа, но общаться с мужчинами так, словно они не были мешками, набитыми дерьмом, оказалось для нее нелегко. Может, если бы ей и впрямь так сильно хотелось заполучить Зика, она могла бы попытать счастья у небезызвестного флирта, но прекрасно знала, что с ее уст могли слетать только приказы. Иногда редкое нытье о несправедливости жизни. И сухое озвучивание фактов. Ей в хитрых манипуляциях с Йегером было не тягаться. В его руках были все козыри, Рут же скромно перебирала шестерки с парой скрытых тузов и уныло оглядывала Зика. Ей действительно нечего было предложить, кроме беспощадной к обоим преданности. Он же подкупал ее сигаретами и мимолетной заботой — ровно столько, чтобы ей хватало, не более. В какой-то мере они были просто равноправными союзниками. Партнерами по негласной сделке, которые одновременно удачно и неудачно зависели друг от друга. — Елена успела пожаловаться на твою чрезмерную агрессивность, — проговорил Зик, и Рут неопределенно пожала плечами, кивнув сама себе. Вот почему Йегер не налетел на нее с сотней вопросов — отчет об экспедиции на Парадиз он уже получил от белобрысой выскочки. — Сладко оказаться среди марлийцев, которых можешь пару раз пнуть в живот, и ничего тебе за это не будет, — ее губы растянулись в подобие ухмылки. Сил на искренность не было, но оставить пару-тройку синяков у заносчивых недоумков она всегда была только за — и не имело значения, чья кровь в них текла. — Она рассказала, что Гувер погиб не своей смертью? Йегер вопросительно приподнял бровь, кидая на нее тревожный взгляд. — Значит, они точно заполучили себе Колоссального, — задумчиво потер подбородок Зик. — Слышала что-то об Энни? — Ни слова, — Рут отрицательно мотнула головой. — Думаю, было бы весьма странно, если бы я начала расспрашивать их о не сильно афишируемых вещах, когда за мной весь месяц ходили с ружьем или клинком, приставленными в спину, — Зик скосил на нее понимающий взгляд — они наверняка думали об одном и том же пренеприятном коротышке. — Зато братец твой запустил пушечные ядра едва ли не до горизонта по моей просьбе. Он явно в хорошей форме, титан сидит на нем как влитой. Магато продолжала коротко докладывать о почти бесполезных мелочах, которые ей удалось подметить за время пребывания на острове. О разведчиках, которых борьба с титанами потрепала не хуже, чем ее — война. О вечно подозрительном Аккермане, который следил за ней, кажется, даже во сне. О допотопных местных технологиях и искреннем восхищении каждого элдийца всем, что бы добровольцы им не показывали. О Ханджи, которая засыпала ее бесконечными вопросами днем и ночью, Рут тоже не поленилась рассказать. Когда их роли поменялись, и Зик стал монотонно вещать ей о произошедшем за последний месяц, а сама Рут почти задремала, за дверью послышался тихий шорох. Магато с тихим стоном откинулась назад, понимающе переглядываясь с Йегером, и опустила ноги с дивана. — Какие твои ставки: на этот раз с разбитым носом будет Галлиард? — тихо пробормотала она, натягивая неудобные сапоги. — Думаю, ему хватило последнего раза, — хмыкнул Зик и продолжил рассуждать о прошлой теме вслух как ни в чем не бывало. Рут преодолела расстояние до проема в один короткий шаг и распахнула дверь резким ударом пятки, вслушиваясь в несдержанный девичий писк. Вволокла за шкирку темноволосую девчонку, признавая в ней одного из кандидатов. Многозначительно дрогнула уголком губ от вида новой добычи. Габи сбивчиво извинялась в ее хватке, потирала ушибленный лоб, на котором ненормально быстро расползался синяк. Дрожала, как осенний лист по декабрьскому сильному ветру. По-хорошему следовало устроить ей ощутимую взбучку, еще лучше — выпороть на виду у всего Ребелио, но девчонка что-то жалобно щебетала о верности родине. Родине. А как же. Причем тут вообще родина к тому, что она подслушивала за дверью разговор двух своих командиров. Да, выпороть было бы лучшим решением, вот только стоило ей поднять наверх свои огромные глазищи, блестящие скупой влагой, Рут механично сжала руку на воротнике ее куртки. Вылитый Райнер в детстве. Даже мысли мелькали в глазах идентичные: страх и ненависть. Ненависть и страх. — Представим, ты узнала, что мы с Йегером готовим какой-то ужасный заговор против Марлии, — Рут сделала страшные глаза, пугая Габи еще сильнее. Стоило же хоть как-то наказать девчонку. Йегер на фоне тихо прыснул в кулак от открывающегося перед ним представления. — Твои действия? — Д-доложу командованию? — заикаясь, уточнила Габи. — Молодец, юная Браун! — Рут ободрительно хлопнула ее по плечу. Хоть кто-то ответил верно с первого раза. — Скажи, почему у тебя мозгов явно побольше, чем у твоего непутевого кузена? Где-то за дверью послышался тихий смешок — Рут поставила бы свое месячное жалование на то, что он принадлежал Порко. Габи покраснела, неуклюже мечась глазами по кабинету. Рут прищурилась, словно решала вопрос о судьбе кандидата прямо сейчас. — Хочешь схлопотать дополнительные тренировки? — Габи, казалось, побледнела еще сильнее и отрицательно замотала головой, труся своими темными завитушками на лбу. Рут оглядела ее и тихо проговорила: — Тогда скажи, кто стоит на противоположном конце коридора и кому из них пришло в голову подбить тебя на это? Габи смиренно молчала, но Рут видела, что держится та из последних сил, явно с трудом: лишние часы тренировок никому не приносили удовольствия. Самым забавным во всем этом было то, что девчонка была смышленой и наверняка понимала, что это — очередная внеплановая проверка. Но какой вариант был правильным в ее ситуации, она не знала. Что ей следовало сделать: исполнить приказ и ответить или не сдавать своих же? От ответа зависело многое — ставить кандидатов в критичные положения было весомой частью их воспитания. Приказ Марлии всегда должен был стоять выше любых личный предпочтений и моральных вопросов. Иначе в титанах почти пропадал смысл. — Предположим, ты — владелец титана, — вновь подала голос Рут, — а твои друзья подбили тебя рискнуть своей жизнью ради собственного спасения, из-за чего операция почти провалилась. Ты сдашь друзей, которые поставили под угрозу безопасность главного оружия Марлии? — Габи все еще молчала, и Магато подвела итог своего вопроса: — Что важнее: твои приятели или империя, которой ты служишь? — Галлиард, Фингер, Браун, Грайс и… — сбивчиво начала рапортовать Габи, как по заученному сценарию. — Можешь не говорить, чья это была идея, и так знаю, — скривилась Рут, перебивая список фамилий. — Вольно. Габи неловко застыла, глядя, как Магато наспех поправляет расстегнутый сапог. В глазах сержанта промелькнуло разочарование. Определенно точно — Габи видела своими глазами, что Магато была недовольна таким ответом. Но ведь она сдала друзей. Выслужилась перед империей. Разве это могло быть неправильным в глазах их командира? Рут коротко присвистнула, возвращаясь к дивану. По привычке закинула ноги вплотную к Йегеру, пачкая налипшей грязью с ботинок его светлые брюки. Он скрипнул зубами, но смолчал, глядя, как Рут лениво повернула голову к двери, у которой стояла не на шутку перепуганная Габи. — У вас ровно пять секунд, чтобы быть в кабинете, — громко проговорила Магато. — Кто не успеет… — она запнулась в размышлении, чем можно было пригрозить своре элдийцев, но отсутствие сил давало о себе знать слишком медленно ползущими мыслями. — Впрочем, я не придумала, но последствия вам не понравятся. Не прошло и половины времени, как команда нынешних и будущих воинов угрюмо стояла в кабинете. Зик откровенно веселился над ситуацией. Рут оглядывала их, подперев лицо ладонью. Кандидаты совестно тупили взгляды в мягком ковре, воины исподтишка, но с неподдельным интересом осматривали ее ноги, закинутые на диван в паре сантиметров от командующего. Смотрелось почти что неправильно — изломанно. Рут, конечно, выглядела старше своих лет: и блестящие на солнце седые волоски по бокам, и несуразные морщины на лице придавали ей некрасивых лет. Но факт оставался неизменным: Магато не так давно стукнул двадцать один год. А она помыкала владельцем Звероподобного, как пластиковым игрушечным солдатиком. Все Ребелио знало, что Зик был единственным элдийцем, которого уважало и командование и сама Магато. С ним общались почти на равных, а иногда даже прислушивались — это вызывало восторг и светлую надежду. В исключительно узких кругах — вроде компании воинов или самого генерала — догадывались, что они — закадычные друзья. Зик покорно принимал положение Магато, но иногда, за редким исключением, позволял незлые остроумные шутки, которые та сквозь пальцы допускала. Райнер глупо смотрел на остроконечный носок сапога сержанта. На то, как непозволительно близко рука Зика лежала у ног марлийки. Сжимал зубы и толком не мог понять, почему. Он осмотрел уставший вид Рут и расстегнутую пуговицу ее рубашки. Зика, оглядывавшего их компанию поверх очков. Внутри неприятно покалывала злость, словно на его глазах свершалось государственное предательство — что, если они были не просто приятелями? Но Браун тут же отогнал от себя эту мысль — глупая слишком. Даже несмотря на то, что Йегер считался уважаемым членом общества, Магато не стала бы марать руки. Никто не стал бы. Не о такого, как Йегер. И тем более не о такого, как он сам. Да и не его это было дело. Не его. В груди все еще пекло от противного горького дыма ее насильно всученной сигареты. Но стоило сомкнуть веки, как под ними вспыхивал неоднородный танец горючих искр, непреднамеренно обжигающих изнутри — от близости сержанта. Близко. Близко. Слишком близко. На полдюйма ближе дозволенного. Так, что ее поганое сигаретное дыхание било горячим воздухом по ресницам. Колыхало короткие пряди у лба. Так, что в ее глазах читалась вся глубина насмешки и презрения, и Райнер и сам почти поверил в то, что он — ничтожество. — Весело тебе, Покко? — Рут наконец соизволила прервать свою пытку давящей тишиной. — Думаешь, это боевое крещение такое — подсылать всех кандидатов под дверь кабинета? Если бы я решила, что за дверью кто-то шпионит, то прострелила бы проем насквозь. У тебя была заготовлена речь ее матери, чтобы объяснять ситуацию? Ведь это было бы на твоей совести, — она отклонилась назад, оглядывая собравшуюся компанию у дверей. — Вся информация, которая вам нужна, передается через Зика. Остальное — раз мы обсуждаем наедине — не вашего ума дела. Я доступно объясняю? В ответ ей послышался нестройный хор утвердительных ответов. — Вольно, солдаты, — она махнула рукой, стараясь игнорировать недовольный взгляд Галлиарда и суровый — Брауна. Послышался топот по ступеням. Потом их громкие голоса с улицы, пока они обсуждали планы на ближайшую операцию. Рут раздраженно вздохнула: — Им бы в салочки играть, а не по войнам шастать. — Кажется, ты была не шибко довольна ответом Габи, — подметил Зик, когда голоса воинов стихли за окном. Рут встала, с тоской рассматривая увядшие цветы на подоконнике. — Сдать своих друзей без промедлений, — резюмировала она. — Это — суть нашей армии? То, чему мы учим детей? — Раньше тебя это не тревожило, — проговорил Йегер, словив тоскливый взгляд Рут, отдающий печальной улыбкой у самых уголков губ. — Раньше я этого просто не замечала.***
Рут клацнула по кнопке секундомера, наблюдая за отточенной сборкой винтовки. Райнер укладывался в пару раз быстрее, чем до отбытия на Парадиз. Она хмыкнула своим мыслям и спрятала часы в карман — похвалить бы его, что ли. Лишь бы не зазнался. Габи с неподдельным восторгом осматривала уверенные движения Брауна и мельтешила перед его глазами, стараясь задать больше сотни вопросов в минуту. Что-то щебетала о силе титанов и ловила недовольное фырканье Фалько. Лицо Райнера покорно разглаживалось в компании юных кандидатов, теряло хмурые морщины и даже иногда выдавало отголосок легкой улыбки — непривычное зрелище. Почти невероятное. Софи с любопытством наматывала вокруг круги, Удо штудировал стратегическую литературу. Ему бы наверняка подошел Колоссальный, будь у Марлии больше мозгов. Где-то вдалеке послышался глухой звук, противный скрежещущий свист и вторящий ему взрыв. Рут, не сдержавшись, передернула плечами — учения артиллерии за городом всегда навевали на паршивые воспоминания. Хотела она или нет, но тело реагировало быстрее мыслей. Неприятное окоченение, почти легкая судорога, пронизывающая мышцы единым потоком — лишь малые последствия после горячих точек на фронте. Половина элдийцев на полигоне заметно напряглась, кто-то свернулся в три погибели, неосознанно стараясь занять меньше пространства, осунулся, вспоминая вылазки к средневосточному альянсу. Никто не любил громкие звуки, после военных операций это было очевидным. Рут обернулась на воинов, скользнула взглядом по побледневшему Райнеру — не хватало еще откачивать его посреди полигона. Он несколько раз медленно моргнул, расфокусированно оглядел Галлиарда и задал тот самый вопрос, который, Магато надеялась, никогда не услышит от него: — А где Бертольд? — Рут напряглась, сжимая губы в тонкую полоску — именно этого ей и не хватало для полного счастья. Пик с сомнением покосилась на Райнера, Порко, стоящий рядом, взметнул на него злобный взор. Ему лишь повод дай сорвать свои эмоции на ком-то, и Браун отлично подходил под роль боксерской груши. Галлиард недовольно пихнул Райнера в плечо. — У тебя совершенно отвратные шутки, прекрати, ты и так у меня в печенках уже сидишь. Браун нахмурился и скинул его руку, крепко перехватывая за запястье. В глазах вместо привычного уныния горел злой огонек. — Я не шучу, — если бы он только пожелал, то наверняка мог бы перебить весь полигон одним махом. Рут не нравился назревающий конфликт и нездоровый блеск в его глазах. — Где Гувер? Его голос звучал требовательно, на грани совершенно спонтанной ярости. Галлиард подскочил на месте, безуспешно пытаясь вырвать руку из стальной хватки, и встретился с Брауном не менее озлобленным взглядом. Рут досадно откинула в сторону свой сухой паек с обеденным перекусом. Не могли хотя бы подождать, пока их сержант отдохнет в свои заслуженные редкие минуты перекура. Пока она успела слабой трусцой добежать до воинов, они уже сцепились лбами, как два упрямых быка, бодаясь неотросшими рогами посреди клочка отдыха на полигоне. Элдийцы на другом конце стали заинтересованно поглядывать в их сторону. Кандидаты тревожно попискивали на фоне, бормоча что-то о том, что воинам следует успокоиться. Порко заехал Брауну в висок, тот в ответ приложил его кулаком под ребра — в принципе обычный день для этих двоих. Рут уже мысленно прописала объяснительную генералу, почему воины получают очередную отработку из ее рук. Говорить что-то было крайне бессмысленно, они все равно не слышали и тем более не слушали ее. Рут пару раз для проверки все же попыталась прогорланить их имена, но все было без толку. Она вцепилась в плечо Галлиарда и с нажимом попыталась оттолкнуть, краем глаза замечая, как к ней на помощь бежит пара марлийских капралов, патрулирующих полигон. — Солдат, отставить, — прорычала она, но Галлиард отмахнулся, пробормотав что-то о том, что Брауна давно пора поставить на место. Райнер же настойчивого прикосновения Рут в попытке оттолкнуть не потерпел, а ее слова о том, что он — безмозглый элдиец, не слушающий приказов, прозвучали спусковым сигналом. Браун кинул на нее злобный взгляд исподлобья, и когда Магато резко двинула его локтем в районе шеи, то перехватил руку, мгновенно заламывая за спину. Рут сломалась бы под ним, как спичка, согни он ее руку чуть сильнее. Одно дело — ловкость и проворность, другое — попытка обойти лоб в лоб такого противника, как Райнер, превосходящего ее в несколько раз. Галлиард в страхе отскочил, глядя, как Рут скрутилась пополам и тихо зашипела себе под нос от болезненного залома. Припала на колени, ощущая, как еще немного — и Браун, кажется, оторвет ей руку к чертям собачьим. С уст сорвался позорный скулеж, и Райнер где-то наверху шумно выдохнул, словно этот звук всколыхнул в нем запоздалый отголосок сознания, что он творит. Он резко убрал захват, плюхнулся на пятую точку и в страхе отполз от сержанта, пока она с трудом сдерживала нелестные выражения в сторону элдийцев и всех известных ей титанов. Порко даже не старался скрыть неподдельный ужас, мысленно просчитывая вероятность того, что Магато все же отдаст Бронированного прямо сейчас одному из кандидатов. Галлиард мог злиться и выходить из себя, мог повышать голос и угрожающе нависать над вечно флегматичной Магато. Но никогда не поднимал на нее — марлийку — руку, будь то обычные дискуссии, ссоры или даже тренировки. Райнер же, слетев с катушек, едва не сложил ее пополам. — Не понимаю, — тихо пробормотал Браун, вцепившись в ткань формы. — Не понимаю, где они… Где Энни… Рут, пошатываясь, медленно поднялась на ноги. Не с первого, и даже не со второго раза. Но с помощью Пик, умело подставившей ей локоть, твердо выпрямилась на своих двух. Смахнула с челки влажную землю, по которой она успела покорчиться на четвереньках, и приложила рукав к глазам в попытке стереть проступившую влагу. Хлестко махнула подбежавшим сержантам и молча указала им обратно на дежурный пост, лишь бы те не мешались под ногами. Райнер стал покачиваться из стороны в сторону, и Рут встала над ним узкой тенью. Злость и желание переломать ему кости за подобное поведение незаметно стекали по позвонкам от жалкого вида воина. — На меня смотри, Браун, — она тщетно пыталась словить его мечущийся по сторонам взгляд. — В глаза мне, солдат, — Магато схватила его одной рукой за щеки, останавливая нездоровые метания, и он наконец с трудом сосредоточил взгляд перед собой. Рут словила отголосок осознанности, сместила руку на плечо и, требовательно сцепив пальцами, потащила его к тени дерева. Ведомый чужой хваткой, он вяло следовал за ней на подогнутых ногах. Рут усадила его на землю, грубо привалив спиной к узорчатой коре. — Он совсем сбрендил, — начал оправдываться Порко, старясь сдержать свои злость и страх. Он не знал, что было в планах у Рут. Что, если она собиралась пристрелить его прямо здесь? Браун, конечно, был тем еще засранцем, но одним из немногих братьев по несчастью. — Меня уже достало это… — Что, не впервые так? — уточнила Магато, с сомнением покосившись на затравленный взгляд Райнера и заломанные пальцы, вцепившиеся друг в друга. — Не частенько, но бывает, — Галлиард потер шею и с неприязнью передернул печами. — В каком вообще мире он живет, что считает это забавным… — Не считает, — коротко перебила Рут, откупоривая бутылку с последними запасами воды. — И не шутит. Просто не понимает, где находится. — В каком это смысле? — протянул Порко, тут же отстраняясь от сержанта, когда она резко плеснула нагретой водой в лицо Райнеру. Не идеальный вариант, конечно, но на безрыбье должно было помочь. Она пихнула Брауна краем сапога, заставляя его поднять мокрое лицо и сосредоточить на ней внимание. — Ты — Райнер Браун, владелец Бронированного титана, воин Марлии, который вернулся с Парадиза три месяца назад. Энни и Бертольд предположительно мертвы. Ты — солдат, подчиняющийся своему командованию. — Это я должен был там остаться, — Райнер стал нервно сминать рукава пальцами, соскальзывая с ткани вспотевшими ладонями. — Они должны были вернуться, а я погибнуть там… — его бормотание прервала смутно отрезвляющая пощечина, и Браун вновь вскинул голову наверх, встречаясь с беспристрастным взглядом Рут. — Ты — Райнер Браун, владелец Бронированного титана. Повтори. — Он продолжал мерно подрагивать, глядя перед собой пустым взором, и Рут требовательно схватила его за воротник. — Повтори, солдат! — Я — Райнер Браун, владелец Бронированного титана. — Ты служишь Марлии. — Я служу Марлии, — ее хватка стала медленно ослабевать. — Энни и Бертольд погибли, а ты вернулся домой. Райнер несколько раз медленно моргнул и опустил взгляд. Дыхание постепенно выровнялось, дрожащие плечи успокоились. На расстояние с десяток метров опустилась вяжущая десна тишина. Фингер с Галлиардом неуютно оглядывали товарища — сейчас он придет в себя, и Магато поведет его к командованию. Сейчас он очнется, и его ждет карцер, и даже Зик ничем не сможет помочь. Райнер глубоко выдохнул и, не поднимая глаз, тихо проговорил: — Прошу прощения, сержант. — Рут в ответ лишь скривилась, болезненно хрустнув плечом. — Я поставил под сомнение свою верность империи и почетное право владения… — Прекрати бормотать себе под нос, — раздраженно рыкнула Магато. — На тренировках всякое случается. Ты ведь просто промахнулся в спарринге со мной, не так ли? — Райнер взметнул глаза, непонимающе покосившись на сержанта. Бегло переглянулся с удивленными воинами и вернул взор обратно на девушку. Соседние отряды стали с любопытством на них посматривать, и взгляд Рут стал более настойчивым. — Не так ли, Браун? — Т-так точно, сержант, — запнувшись, проговорил он. Не совсем понимая, что за благословление на него снизошло. Смекалки хватило лишь на то, чтобы едва заметно опустить голову в знак благодарности, но он даже не был уверен, заметила ли Магато этот жест. Да и была ли ей нужна эта благодарность. — Так что за казус произошел сегодня на полигоне, напомни мне, Галлиард? — она коротко очертила его взглядом, но тот так и продолжил молча хватать ртом воздух, не до конца понимая, что происходит, и Рут перевела глаза на Пик. — Фингер? — Мы практиковали вариацию захватов со спины, — чуть вытянувшись на месте, отрапортовала Пик. — Браун слегка перестарался и совершил залом руки своего командира. Сержант Магато отделалась легким вывихом. — Молодец, Фингер, — лицо Рут немного разгладилось, и она мягко кивнула, прежде чем развернуться на пятках спиной к остальным. — Запоминай, Галлиард. Кандидаты, за мной к оружейному арсеналу, покажете, чему вас научил добрый дядюшка Браун. Будущие воины спешно засеменили вслед за сержантом. Порко присел рядом с Райнером, оглядывая стекающую по щекам влагу и совершенно не понимая, в каком месте могли сойтись звезды, чтобы подобное происшествие имело хоть малейшие шансы затереться в спешке сегодняшнего дня. Без разбирательств, наказаний и выдвигания сержантом сомнений о патриотических помыслах Райнера. Они коротко переглянулись и словили прищуренный взор Фингер. Все думали примерно об одном и том же, но вслух свои мысли предпочитали не озвучивать. Лишь, не сговариваясь, повернулись в сторону Магато, поглядывая каким-то совершенно новым взором на то, как она мягко потирала на ходу ушибленное плечо. Что-то втолковывала кандидатам, будто это не Браун пару минут назад чуть не свернул ей шею. И неуклюже покручивала сустав, сжимая челюсть — боль, видимо, никак не проходила. В конце дня народ, сморенный очередными приказами командования и предстоящими планами, стал постепенно разбредаться. Рут тоскливо поглядывала на элитный марлийский отряд под предводительством молодого офицера — мужчина окончил академию как раз тогда, когда Магато только поступала. Она тихо вздохнула себе под нос, сглатывая подступившие осколки зависти: ей бы роту своих побратимов, а не элдийцев и набранного народа с разных завоеванных уголков империи. Рут позволила себе кинуть последний горестный взгляд на пустующий полигон и направилась к брусьям у самого края. Попыталась повиснуть на них и тут же спрыгнула: сустав неизменно болел. Размяла плечи, покрутила руки — что угодно, лишь бы не наведываться в госпиталь. Солнце садилось, а температура, кажется, становилась все выше. С каждым годом сезоны становились теплее. Лето обжигало своими песчаными брызгами, осень — сухим ветром. Рут скинула безрукавку, оставаясь в коротком топе. Вылила на себя остаток воды — прямо на волосы, лишь бы немного остыть и собраться мыслями, и вновь вернулась к брусьям, не замечая чужого взгляда. Райнер стоял за деревом и чувствовал себя почти что вором. Он не собирался прятаться, просто все ушли, а он остался. Остался, рассматривая, как Магато кривила лицо от боли в плече. Рассматривая, как она тщетно пыталась выполнить простейшие упражнения. Оголенные резные плечи и спину он тоже рассматривал. Не то чтобы военные увечья смотрелись на ней красиво, но органично — определенно. Как продолжение самой Магато. Осколки ее поганого характера. Липкий противный пот оглаживал выступающие нити напряженных мышц, которыми было прошито все ее тело. Как туго натянутые струны. Райнер сухо сглотнул, подходя к ней со спины. — Как плечо? — Рут замерла на долю секунды, едва заметно повернув голову, чтобы окинуть взглядом внезапного гостя, и вновь вернулась к разминке. — Пытаешься найти мою слабую сторону, чтобы ударить в спину? — она спросила об этом таким незатейливым тоном, словно всегда разговаривала с ним так. На равных. Будто Браун был ее марлийским приятелем, с которым можно было лукаво посмеиваться. — Это не плечо, если тебе интересно, — в ее голосе сквозила слабая усмешка. Рядом с Магато появлялось странное чувство, словно Райнер был совсем не собой, а они — знакомы много лет. Хотя это, впрочем, действительно было так. Она почти не замечала воинов, помимо коротких рваных команд и сухих распоряжений от генерала. И оттого дышать рядом с ней было чуточку легче, чем с остальными марлийцами. Райнер скривился, вспоминая, что когда она насильно пихала ему сигарету, то он так не считал. Браун не понимал, как Порко мог так скоро забыть, что сержант направила на него пушку и спустила курок. В нем самом злость кипела до сих пор за такую попытку указать им на свое место. Но когда он находился на расстоянии доступности от Магато — это пропадало. В моменты, когда ей было необязательно ненавидеть элдийцев, она на них, кажется, даже не обращала внимания. Как на дозорной башне, где он перебрасывался с ней короткими бессмысленными фразами. Или сейчас, когда она будто была совсем не против его присутствия. — И где же твоя слабая сторона? — Райнер всего-то попытался поддержать тон разговора, но стоило Магато обернуться с насмешливо приподнятой бровью, он неловко сник. Рут забавляли его вопросы. Слабые стороны? У нее их было хоть отбавляй: желание доказать что-то отцу, морская болезнь, редкое тепло, исходящее от Зика, зависимость от морфия и табака, слабый сустав левого бедра. У резонирующей пустоты в глазах Райнера и щенячьего взгляда — словно она спасла его от плахи, а не просто прикрыла безмозглый зад перед остальными — были неплохие перспективы посоревноваться за место в нише ее слабостей. Она не записывалась в няньки к потерянным воинам. Вот только сам Браун без конца ошивался возле нее, будто должен был ей что-то. И вот этот вот жалкий паренек, которому было некуда приткнуть свой взгляд, — щит Марлии? По-хорошему она должна была испытывать дикий ужас за империю, но по большей мере ей было жаль детей, которых кидали в бойню с детства. Интересно, кто от этого получал больше: Марлия или родители кандидатов, желающие пробиться в высший свет за счет своих отпрысков? Райнер полностью осознавал ответственность, возложенную на него матерью, и эта ответственность не просто отягощала его — она лежала неподъемным многотонным камнем — так, что Брауну было нечем дышать вот уже лет пять. — Мал еще слишком, чтобы знать это, Браун, — вместо ответа на молочной коже Райнера проступил слабый румянец. Рут подумалось, что он выглядел вполне сносно, когда не хмурил брови и позволял эмоциям проступить на лице сквозь кожу. Еще она не упустила возможности побаловать себя мыслью, что этот самый румянец наверняка неплохо смотрелся бы на его шее и плечах. Забавно — на кончиках ушей. Рут снисходительно хмыкнула на его реакцию, дергая уголками губ вверх, и покрутила плечом. — Думаю, что ничего серьезного. Пару дней и оклемаюсь. — Можно было бы сделать настойку из шалфея, она неплохо снимает воспаление, — Рут не сдержала любопытства во взгляде, и Райнер поспешил объясниться: — Мать занималась таким в детстве. Делала лекарственные отвары и продавала, когда… — Он запнулся, словно не был уверен, что эта информация была кому-то нужна. — Когда с деньгами было туговато. — Я тоже знаю неплохую лекарственную настойку, — хмыкнула Рут, мягко уклоняясь от темы, — скотч называется. Или ром. Еще есть… — Почему ты так поступила? — вдруг перебил ее Райнер, выпалив вопрос одной сплошной скороговоркой, и Магато нахмурилась, скользя глазами по полигону, словно там мог быть запрятан ответ. — Весь день руки чесались спросить, да? — невесело усмехнулась Рут, стараясь утопить взгляд в песочном покрытии. — Не спеши думать, что я прикрыла твой зад перед командованием ради тебя. Или ради элдийцев. Или черт знает из-за каких еще благородных мотивов. Здесь и так слишком много тех, кто из вас, воинов, делает какое-то посмешище, вот и все. Вы сражаетесь, как сражаются остальные — достойно. А я не разделяю солдат по классам и происхождению на поле боя: и элдийцы и марлийцы сражаются на одной стороне, потому наказания и поощрения у всех будут одинаковые. Она скосила на него глаза, проверяя, верно ли тот все уяснил. — Может, тогда стоило бы упростить программу для… — тут же начал он, не упуская редкого шанса, когда можно было обратиться к сержанту в терпимом расположении духа. — Палку не перегибай, Браун. Это был единичный случай. Я тебе не закадычный друг, которого можно просить о поблажках, — отчеканила Рут, но стоило воину поспешно кивнуть, слегка расслабилась. — Сдам командованию за отлынивание. — Видимо, рано или поздно это будет неизбежным. Неизбежным было не это, а его отношение к любым угрозам. Казалось, ему хоть сейчас петлю на шею натяни, он и то не против будет, лишь бы перестали его трогать уже с извечными приказами и бросаниями в гущу событий. Из горла Рут вырвался почти неконтролируемый смешок. — Думаешь, твой командир и впрямь так просто отпустит тебя на тот свет, солдат? Не думал же, что я говорила всерьез? Ты — щит Марлии — вернулся живым с острова дьяволов, Браун, а это… — Они не дьяволы! — его лицо всего на мгновение исказилось злобной гримасой, прямо как днем посреди тренировки, и Рут ощутила горсть щекочущих мурашек, раскиданных по спине. Райнер выглядел вполне пугающе, когда сжимал кулаки до побелевших костяшек. Когда пелена на глазах отзывалась зеркальной гладью на любые ее слова. — А обычные люди. Кажется, его дыхание даже успело потяжелеть, прежде чем он осекся, загнанно опуская глаза. Странный, почти нечеловеческий контраст. Уловить, что съедало его изнутри, было почти невозможно, но Рут точно видела — каждое слово и новый день давались ему с непомерным трудом. Браун устало выдохнул сквозь стиснутые зубы, и на его лице отразилось очередное принятие. Будто Рут прямо за поясом держала розги для наказания воинов, ей Богу. Если бы она выставляла подопечных элдийцев на отработки каждый раз, стоило им ляпнуть что-то лишнее в разговоре, то все воины наверняка сбежали бы от нее. В конечном счете Браун оказался прав: не были они дьяволами. Несчастными, брошенными, ненавистными всем остальным миром людьми — пожалуй, это больше походило на правду. На еду накидывались, словно их с детства не кормили. Дурачились как дети. И текла в них обычная человеческая кровь — такая же красная, как и у остальных. Добраться до нее парой метких выстрелов было так же несложно, как и до марлийской крови. Байки, сочиненные за последнее столетие, переплюнули правду во множество раз. Рут даже разочаровалась в народе Имир с острова — это их-то так боялись декадами? — Пусть будет по-твоему, — пожала плечами Магато. — Но если кому скажешь, что я не отправила тебя на отработку после таких слов, пеняй на себя. — От меня все равно не так уж и много прока… — Это приказ, — Рут насмешливо сощурила глаза. — Не вздумай умирать, солдат, потому что так тебе говорит командование. — Командование говорит мне не умирать, а потом толкует о том, что может устроить комфортабельную поездку на тот свет, и насильно пихает в глотку сигареты, — ненавязчиво заметил Райнер. — Кажется, у командования свои взгляды на жизнь. — Извиняться не буду, — коротко предупредила она. — Учись у Галлиарда, как не попадаться мне под горячую руку, глядишь, и сигареты в глотку пихать перестану. — А что тогда, если не сигареты? Она скосила на него глаза. В нем удивительным образом сочеталась мальчишеская дерзость и умение выставлять ее в выгодном для себя свете. Он определенно не боялся ни ее, ни последствий. Выставить себя слабаком было для него куда более неприятным. Его слова срывались за грань дозволенного, но он в силу возраста этого, кажется, еще не понимал. Или понимал, но пытался делать вид, что так и должно быть. — Раз так сильно неймется запихать что-то в горло, могу угостить выпивкой, — она отвернулась от него вновь, — если не боишься. — Я не пью, — Рут мгновенно закатила глаза, ощущая спиной почти виноватый взгляд воина. — Как же скучно ты живешь, Браун. Уж кому-кому, а тебе здоровье беречь явно незачем. Райнер почти оскорбился на такое высказывание. Еще с утра он бы, пожалуй, так и сделал. Но сейчас отчего-то был уверен, что сержант говорила не столь серьезно, как могло бы показаться. Может, ее слова всегда несли незлой смысл, но раньше он этого просто не замечал? Браун не хотел оступиться. И верить марлийке тоже отчаянно не хотел. Но не замечать таких вещей почему-то больше не выходило. Надежда на внезапного соратника вплелась в сознание плотным паразитом — у Райнера никого не было. Никого, кому он мог бы доверить хоть часть из своих полуночных размышлений. Они разошлись у края полигона, когда сержант вспомнила о ночном дежурстве и коротко откланялась ему, напоследок пожурив, что когда он опомнится и распробует исключительную ценность алкоголя, то просить ее угощения будет уже поздно. Рут скрылась между узких улиц города в два счета — она вписывалась в обстановку этого отвратного места как нельзя лучше. Браун так и остался стоять у входа полигона, не сумев озвучить вслух вопрос о месте ее дежурства. Вполне вероятно он мог бы снова наткнуться на нее. Совершенно случайно. Чтобы вновь поговорить о незначительных вещах, помогающих ему на короткое мгновение забыть о том, что часть его жизни безвозвратно сожжена. Все, кто помнил о Райнере Брауне — члене Разведывательного корпуса, — ненавидели его, словно он был злом во плоти. Впрочем, он этого даже не отрицал. Весь Парадиз мечтал стереть его существование в мелкую пыль. А Райнер, быть может, хотел хотя бы на один день вернуться туда. В прежние деньки в кадетском корпусе, выслушивая грандиозные планы Эрена или тихий смех Хистории. Совместные вечера за дубовыми столами. Суровые вылазки в горы. Он так не хотел забывать об этом и в то же время отдал бы все, лишь бы сжечь воспоминания о прежних друзьях до пепла. Оказалось, сжигать все было необязательно. Можно было просто болтать о чем-то другом, пока чужая компания не давала ему погрузиться в свои мысли. Быть может, этим вечером ему могло повезти. Он, конечно, не собирался выбираться из дома в ночное время — совершенно точно не собирался. Но все равно размышлял, что вместо удушливых рокочущих снов было бы неплохо вновь оказаться на дозорной башне или любом другом марлийском посту. Клевать носом. Слушать редкие замечания сержанта о том, что она не даст ему и дня отгула, если он вдруг простудит себе селезенку. Браун постарался сдержать мысленную усмешку: кажется, Магато совершенно не разбиралась в том, можно ли было простудить этот орган, но ее это не беспокоило. Она обладала редким умением говорить абсолютно любые вещи устрашающе. Почему-то Райнеру казалось это интересным. Интереснее упреков матери, приказов Зика или затянувшихся споров с Галлиардом. Он не понимал Магато. Она размывалась неточным пятном на фоне остальных. Казалось, она скрывала намного больше, чем было положено ей по статусу. А может, Райнеру просто хотелось в это верить. Неужели его так легко было подкупить всего одним-единственным поступком, чуть менее отвратным, чем остальные? Неужели он мог настолько просто довериться кому-то заново только потому, что к нему проявили каплю сочувствия. Райнер не знал, так ли это. И не знал, был ли он всегда таким ведомым, или дело было в годах, проведенных на Парадизе. Но надеяться ему, так или иначе, хотелось. Словно эта надежда была последним значимым после всего, что ему удалось пережить. Будто в этот раз он был готов поставить на кон все. И Райнер не совсем знал, что ему с этим делать — что делать с Рут Магато, которой по немыслимым причинам хотелось доверять.