***
851 год, начало зимы.
Роскошная люстра поскрипывала на непрезентабельно шатких цепях. Блики хрусталя отливали по всей комнате, придавая ей особое величие. Впрочем, чего еще можно было ожидать от приемного конференц-зала королевы? Рут пристроилась у края комнаты, стараясь скрыть себя в тени, слиться с бледно выкрашенными стенами. Она поковыряла взглядом лепнину в углах, замысловатые статуи прямиком из прошлого века. Очертила взглядом неприятный больничный цвет и скучающе зевнула, не удосуживаясь даже прикрыться рукой. Ей хватало подобных сборищ дома, в Марлии, и выслушивать очередные чертовски важные советы, не несущие никакого смысла кроме попыток раскачивания прав, у нее не было ни малейшего желания. Очевидно, что каждая из сторон, находящихся здесь, считала себя ощутимо умнее друг друга. Думала протолкнуть в игре свои козыри и уйти с побитыми целями, вот только со стороны этот цирк выглядел не серьезнее перетягивания каната. Каждый хотел ухватить себе лакомый кусочек — гарант безопасности и уверенности в будущем. Рут фыркнула: будто это вообще было возможно в нынешней обстановке. Добровольцев довезли до Стохеса на личную аудиенцию королевы. Какая честь. Честь общаться с офицерами и генералами, которые ничем не отличались от марлийских — такие же пузатые и лысеющие. Наверняка и титана-то живого не видели, посылая молодняк на бойню. Им-то что? Местные торговые пути развивались и так. Рут скучающе подняла глаза к потолку. Все были одинаковыми. Люди на материке и на острове не отличались ничем, кроме стороны моря. Хистория Рейсс ровно восседала на узорчатом кресле, сверкая глазами-льдинками на присутствующих. Можно было подумать, что она глядела сверху вниз с такой высокой башни, что простым смертным рассмотреть ее с высоты скромного паркета было нелегко. Но стоило заглянуть за прорези глаз, отогнуть поросль ресниц, то за ними читалась полнейшая скука. Вполне вероятно присутствие королевы было больше символическим, потому что даже ее благородная кровь ничего не могла сделать против упрямства офицеров. Магато приподняла бровь и незаметно наклонилась, меняя угол обзора. Рейсс скинула свои изящные туфельки, по-детски мотыляя ногами под столом. Рут усмехнулась, выпрямляясь в полный рост. Королева, кажется, с большим удовольствием помчалась бы с разведчиками по глухому лесу на их странных, но в своем роде гениальных устройствах пространственного маневрирования. Елена пыталась быть вежливым посредником между пленными инженерами, строившими порт, и упрямыми элдийцами. Марлийцы жили на острове уже добрых полгода, но уважать местных так и не научились. Рут их понимала: если бы ее запрятали на Богом забытом клочке земли, наставляя клинки и угрожая огромным скалящимся титаном, она бы тоже не сильно жаловала этот народ. Но они хотели жить, а элдийцы — не отставать в развитии от Марлии, потому старались работать слаженно — настолько, насколько это вообще было возможным. Методом проб и ошибок, уговоров и угроз, порт начинал свое строительство. Того и гляди, друзья Йегера с востока захотят наведаться сюда — по крайней мере у Рут был как минимум год на то, чтобы передохнуть. Ситуация на фронте приняла тактику медленного обострения, но в постоянном присутствии воинов и ее отрядов не было нужды. Магато могла сбивчиво выдохнуть: у нее образовалась небольшая передышка «после» и «перед». Стоило заняться отсеиванием бесполезных солдат и набором новых. Генерал заказал больше сухопутных рот. Будто делать ей было нечего — таскаться по гетто и вычленять из щуплых пареньков тех, кто мог сгодиться на убой. Рут устало потерла переносицу. Хотелось домой. Даже несмотря на то, что конкретного понятия дома у нее не существовало. Она краем уха прислушалась к неутихающим дискуссиям и попыткам озвучить донельзя забавную философию: «За морем не только враги, но и друзья». Рут снисходительно улыбнулась: Армин часто говорил вещи, труднодоступные ее пониманию. Враги были не только за морем — враги были везде, даже у них под носом, но они этого пока что не знали. Арлерт не был глупым, но наивным — определенно. Даже после всех прогремевших открытий для их привычного мира он все равно не мог отделаться от веры в светлую сторону людей. Хотела бы Рут, несмотря на очевидные минусы, пожить пару деньков в его шкуре. Вспомнить, каково это: не воспринимать людей, словно они хотят причинить ей вред, даже не зная ее. Но были вещи, о которых она вспомнить уже не могла: о чувстве полной безопасности — фантомные взрывы и крики раненных людей слышались даже тихими ночами, о полном беспрекословном доверии, о каких-то личных желаниях и помыслах — таких, чтобы скулы сводило в попытке достичь их. Рут выскользнула в приоткрытую дверь, ощутив, как нахождение в зале начинало медленно утомлять. По правде говоря, основной причиной стало все же дерущее чувство в легких от нехватки табака, ведь слушать нудные собрания она вполне привыкла. Магато любопытно побродила коридорами, разглядывая огромные портреты, пока не заприметила небольшую веранду, поблескивающую припорошенным снегом. Дым приятно щекотал кончик носа. Она пробыла в долгожданном одиночестве несчастный десяток минут, прежде чем услышала, как к ней кто-то присоединился. Если бы Магато сделала ставку на ее нежелательного собеседника, то наверняка сорвала неплохой куш — на всем треклятом Парадизе был только один человек, безостановочно стремящийся найти с ней общий язык. — Я могу хотя бы пару мгновений провести без наслаждения твоей очаровательной компанией, Ханджи? — кинула она перед собой, даже не оборачиваясь. — Можешь, — послышался еще менее желанный голос, и Рут скосила глаза в сторону Аккермана, пристроившегося за Зое незримой тенью. — Но вот от моей пренеприятной компании скрыться не удастся. — О, да что ты, — коротко хмыкнула Рут. — Разве столь пренеприятная? Ты, кажется, просто душка. Леви фыркнул, явно не оценивая иронию в ее голосе, и пристроился у противоположной стороны веранды. Он явно не желал оставлять свою подругу наедине с Рут. — Там такой балаган поднялся, когда речь снова зашла о воинах, — хмыкнула Ханджи, явно не настроенная на очередные расспросы — видимо, они оба сбежали с общего собрания, как и Рут. Женщина выглядела вымотанной. Управление Разведывательным корпусом, очевидно, угнетало ее не хуже новоприобретенных проблем с Марлией. — Они были всего лишь оружием Марлии, но их ненавидят больше, чем саму империю, подославшую детей на остров. Вроде и понятно, но как-то… — Она запнулась, пытаясь подобрать слово. — Глупо. Нелогично. — Воины живые, — пожав плечами, предположила Рут. — Из плоти и крови. Они видели их, жили с ними, делили кров и провизию. Ненависть к ним можно потрогать руками, ощутить комком в груди, ее очень легко разжечь даже спустя годы, потому что они — уже неотъемлемая часть их жизни, которую вырезать из воспоминаний не выйдет. А Марлия — неосязаема. Кого же им ненавидеть: бесчисленное количество офицеров, которых никогда в глаза не видели, армию, солдат? Такая ненависть долго не протянет. Воины — олицетворение предательства элдийского народа. Олицетворение Марлии для вас, разве не так? — Как ты впуталась во все это? — спросила вдруг Зое. — Как так вышло, что ты занимаешься воинами и кандидатами? Ты выглядишь довольно… — Неопытной соплячкой, — услужливо закончил за нее Леви, и у Рут вырвалось короткое хмыканье. Задеть ее подобным было сложно. Это почти обижало: неужто ее вправду могли неприкрыто оскорбить, не получив никакой реакции? Хоть возмутиться бы для приличия. Достоинство свое защитить. Но ей и впрямь всегда было наплевать на подобное. До безобразия тошнотворное безразличие. Магато пожала плечами, краем глаза замечая многозначительный суровый взгляд, отправленный Ханджи на капитана. — Раньше этим занимался мой отец. Помимо него никто не хотел так много возиться с элдийцами. Все думают, что это просто, думают, что хватит побоев, грубой речи и попыток смешать их с грязью. И вуаля — доступные и верные воины на блюдечке. Но это не так, они ведь не собак безмозглых дрессируют, это — дети. Знаете, сколько дерьма нужно влить им в уши, чтобы они сами стали ненавидеть себя и свой народ даже сильнее, чем марлийцы? — И ты этим занимаешься? — с долей досады уточнила Зое. — Да, — Рут отвела потяжелевший взгляд. — Это не просто тренировки, это — воспитание. Прошлые воины боялись своего командира, как нечеловеческой кары, и генерал под давлением Зика решил, что стоит внести немного… свежих взглядов. Наверное, первый и последний раз, когда он позволил консерватизму отступить, — ее лицо на мгновение исказилось чистым презрением. — Старый маразматик. — Что за свежие взгляды? — Поставить меня, девчонку, без многолетнего опыта в бою и отвращения к элдийцам. Я ближе к ним по возрасту. Я могу их понять. Мне не обязательно угрожать им каторгами, чтобы меня слушались, можно просто напомнить им, что они — элдийские отродья. И пригрозить прежними условиями с престарелым злобным командиром. Этого хватает, — Рут словила недоуменный взгляд. — Мы с ними не друзья, Ханджи. Они — мои подчиненные, а я их командир. Но если воинов будут выпарывать розгами каждый раз, когда они, свалившись без сил, не смогут пробежать очередной круг на тренировке или неправильно назовут состав динамита, то от них не будет никакого прока. Генерал решил, что в наших реалиях этот подход показал себя лучше. У нас с воинами, — на мгновение запнулась она, — не такие натянутые отношения, как бывало раньше между ними и надзирателем. Они знают, что командир — тот, кого стоит бояться. И тот, к кому нужно идти в первую очередь, если они куда-то вляпаются. Что, к слову, происходит довольно часто. — Ты печешься о них, — негромко подметила Ханджи. — Об элдийцах? — презрительно слетело с языка Рут, но она тут же одернула себя, устало потирая переносицу. Было сложно. Сложно сдерживать свои порывы. — Потому что того требует ситуация, не более. — Или потому что в какой-то мере ощущаешь за них ответственность? — уточнила Зое, многозначительно мелькая глазами на Леви. — Есть тут у нас один такой же. Свой отряд, кажется, ненавидит сильнее титанов, но стоит любому из них куда-то влипнуть, так первым побежит спасать этих малолетних засранцев. — Рут дрогнула уголком губ, услышав скептичное цоканье Леви. Он пробормотал себе под нос что-то не сильно дружелюбное, но отрицать, кажется, не собирался. — Я думаю, ты в какой-то мере ощущаешь вину за то, что тебе приходится… — Уволь меня от таких разговоров, — прервала ее Рут. — Я и так прекрасно знаю, что они — дети, выращенные, как свиньи на убой. Вы — несчастные людишки, у которых от дьяволов одни названия. Я — безликий сержант кровопролитной милитарной империи, которая возомнила себя правителем мира. Это вполне очевидные факты, если хоть немного включить мозги и задуматься об истинном положении вещей. Но так думать мне не положено. Мне — как сержанту Марлии. — Ты сейчас не в Марлии, — уточнила Зое и оглядела неодобрительно качавшего головой Леви. Они пару мгновений обменивались понятными лишь только им взглядами, а затем Аккерман, словно уловив какой-то весомый довод в глазах Зое, тяжело вздохнул и отступил. Ханджи кивнула Рут в сторону выхода. — Пойдем, я тебе кое-что покажу. Они плутали длинными сырыми коридорами, отдающими плесенью и унынием. Наталкивались на редких патрулирующих, кажется, не видевших солнце неделями. Спускались по ступенькам на такую глубину, что Рут успела удивиться отсутствию шахт. В конечном счете Зое постучала в неприметную хлипкую дверцу и тут же дернула ручку. — Погуляй пока снаружи, Хитч, — тихо проговорила Ханджи. — У нас тут гости. — Марлийка, что ли? — наспех оглядев непривычную одежду гостьи, скривилась та, но тут же многозначительно отступила в сторону от входа, заприметив раздраженный блеск в глаза Магато. — Ладно, кто будет отказываться от незапланированного отдыха? Они зашли внутрь, и Рут напряженно сжала челюсть — долгий маршрут и так навевал не на самые лучшие размышления. Им ничего не мешало завести ее куда подальше и оставить от нее изрубленные кусочки. Вопрос стоял в другом: зачем было вести так далеко, чтобы избавиться от той, у кого не было на острове почти никаких прав? Рут не могла сказать, что за столь короткое время между ними образовалась хотя бы крупица доверия. Но отголосок уважения и понимания все же изредка мелькал. Если бы у них возникли какие-либо подозрения — вопрос наверняка прозвучал бы в лоб. Попытка избавиться от нее в каком-то отдаленном от поверхности погребе явно была не в их приоритетах. — Я уж было начала переживать, что вы ведете меня в особо страшную комнату пыток, — хмыкнула Рут, пригибаясь под нависшей балкой и рассматривая большое помещение, скрытое под землей. — Но на тебя, коротышка, было не похоже упустить момент для иронических насмешек, пока мы… Рут на мгновение запнулась, едва не перелетая через низкую ступеньку. Неосознанно задержала дыхание, хватаясь за стену в поисках равновесия, и усиленно заморгала для уверенности, что ей не чудится. С ее губ сорвалось облако пара — Рут шумно выдохнула распирающий изнутри воздух. Подошла на пару шагов ближе, вопросительно оглядываясь: не прирежет ли ее кто со спины за близкий контакт. Но Ханджи с Леви стояли у входа, смутно помалкивая и с интересом осматривая ее движения. Рут недолго понаблюдала за бликами, заполняющими всю комнату, а затем приложила ладонь к твердой мутной поверхности, сквозь которую прослеживались очертания знакомо-незнакомого лица: заострившегося носа, отросших прядей светлых волос, осунувшегося выражения. Она мягко провела подушечками пальцев, словно пыталась прочувствовать отголосок жизни по ту сторону, и прислонилась лбом к одной из граней. — Ну привет, Энни… — Магато коротко обернулась на пристроившихся поодаль разведчиков и тихо пробормотала почти в самую поверхность. — В каком отчаянии ты должна была оказаться, чтобы запихнуть себя в эту дрянь? Слышишь меня, Энни? Помнишь меня? Марлийцы добровольно на острове и работают почти бок о бок с разведчиками, чтобы свергнуть Марлию, — звучит не сильно убедительно, верно? — Рут облизнула пересохшие губы и хмыкнула абсурдности собственных слов. Следовало сказать так много, но мысли россыпью покинули голову. — Ты всегда была самой живучей, знаю. Никогда бы не поверила, что ты так просто сдалась этим охотникам за головами, Леонхарт. — Что ты ей там бормочешь? — недовольно повысил голос Леви. — Она что, слышит нас? Рут пару мгновений понаблюдала за закрытыми глазами девушки и отстранилась, отшагивая от нее спиной. — В какой-то мере, — напряженно потерла шею Магато, продолжая с интересом рассматривать кристаллический кокон. — Ты знаешь, что это за чертовщина? — Ханджи приблизилась к ней, скользя взглядом по оболочке в тысячный раз. — Она вроде как спит. Долго и беспробудно. У нас не было возможности достоверно изучить эту возможность владельцев титанов, но мы предполагали, что так работает их защитный рефлекс. Регенерация в какой-то мере — тоже, для любых действий нужна тяга к жизни и хорошая сила воли. Энни хотела жить и хотела вернуться домой, потому и запрятала себя в эту штуковину. Вот только на что она надеялась — ума не приложу. Рут говорила честно. Устало изломив брови, нахмурившись. У них не было способа, как можно было вытащить ее оттуда. Разве что дать в пасть Порко, да ведь тот ненароком мог раскусить кристалл вместе с самой Энни. Зик наверняка не обрадуется, узнав эту новость. С другой стороны, можно было немного выдохнуть: они хотя бы не заполучили себе Женскую Особь, что уже делало их не столь опасными противниками. Но были ли они противниками? Или обозначили временное перемирие? Рут, привыкшая жить по принципу «все окружающие тебя — враги», не могла ответить на этот вопрос наверняка. Да и был ли смысл в каких-либо наименованиях, если в конечном счете каждый все равно оставался при своей истине? Элдийцы, дьяволы, грязнокровные ублюдки — по большому счету ей было совершенно плевать, как их называть. Как и до самих потомков Имир ей не было дела: ни до Ханджи, глядящей на любые марлийские безделушки с непередаваемым восторгом, ни до группки подростков, каждый из которых был упрямее другого. И воинов они напоминали до безобразия. Глупые дети, верящие в светлое будущее. План Зика был неточен и до безобразия шаток. То, как повернут их жизни и решения спустя время, предугадать было почти невозможно. Много переменных и неизвестных данных для попыток предсказать конечную точку этого масштабного пути, как и то, на какие позиции в конечном счете разбредется каждый участник этой рискованной шахматной партии. Они простояли рядом с Леонхарт до самого прихода Хитч, оповестившей их, что командующий Пиксис переполошил половину военной полиции в поисках пропавших капитанов и марлийки. Ханджи, игнорируя суровые взгляды Леви, пообещала устроить Рут свободное посещение Энни. Магато не видела в этом никакого смысла, но почему-то согласилась. Они с Леонхарт в какой-то мере были в одной лодке. Появился необъяснимый порыв рассказать о том, что происходит в Марлии: об отце, который упорно ждет ее, о воинах, которые неизменно скучают по ней. О Райнере, который винит себя во всем, произошедшем на острове. Хотелось рассказать обо всем, ведь перед Энни не нужно было объясняться, не было нужды пытаться оправдывать себя и свои поступки — можно было просто говорить как есть, ведь в ответ не раздавалось ничего, кроме молчания. Когда они поднялись наверх, солнце отбрасывало морозные лучи на крыши города, а юные разведчики собирались на запланированный поход за город, дабы опробовать привезенные из Марлии новенькие винтовки. Пиксис жалостливо развел руками — будто ему и самому не хотелось сбежать в близлежащий лес, подальше от местных офицеров и проблем, которые им предстояло обсуждать. Магато пыталась сослаться на головную боль и усталость, но когда командующий пообещал обеспечить ей медовую настойку собственного производства, неожиданно сдалась. Еще один вечер в черте удушливых высоких стен и людей, наполняющихся презрением при ее виде, опустил бы ее настроение до критично низкого уровня. По крайней мере, разведчики больше не собирались всунуть ей клинок между зубов при любом удобном случае. Причин идти с ними не было. Не идти — тоже. Пытаться отнекиваться и искать причины, чтобы не следовать их настойчивым предложениям, было сложнее, чем просто согласиться. Рут всегда выбирала вариант, требующий меньше умственных действий. Меньше нервотрепки. Меньше любых телодвижений, обеспечивающих ей усталость. Они покинули черту города после полудня, проехав на гнедых лошадях под массивными воротами. Магато двигалась неспешной рысью, с долей упоения поглаживая кобылу по холке: в городе, наполненном автомобилями и городским смогом, точек соприкосновения с природой было катастрофически мало. Саша захватила с собой Николо — кажется, он ей определенно приглянулся. Тот долго упирался — больше для виду, но затем все же набрал целый рюкзак продуктов и соизволил присоединиться к их небольшой делегации. Рут досадно покачала головой: редкие пленные марлийцы все же до удивительного быстро прижились на острове, потому что внезапно осознали, что никаких демонических отродий не существует. Магато коротко пошутила о том, что навыки Николо наконец оценили по достоинству. Он, кажется, даже не стал спорить, лишь кинул на нее недовольный взгляд. Рут казалась ему одним из немногих земляков, не желавших испепелить всю элдийскую империю. С ней было на удивление просто — она отличалось от той Рут Магато, которую Николо видел пару раз мельком среди военных. Будто здесь — на острове — ей не нужно было отыгрывать роль сурового солдата. Они ехали едва меньше часа. Рут прикрывала глаза, щурясь солнцу, слушала хруст веток под мощными лошадиными копытами, с наслаждением вдыхая покалывающий воздух. Холодный ветер остужал промерзлую землю еще сильнее, погружая окружающие пейзажи в голубые тона. Оньянкопон, увязавшийся с ними, спешил поделиться боевым опытом, и Рут словила себя за мыслью, что ей и впрямь не было дела до того, где выслушивать очередные споры Кирштейна с Йегером или нудные причитания Аккермана. Все шло своим неспешным чередом. И Магато солгала бы, сказав, что такие умиротворенные паузы в бешеном темпе жизни ей не нравятся. Было в этом свое очарование. Даже в Ханджи, едущей по правую руку и неизменно задающей вопросы о строении титанов, или в Пиксисе, раздающему подзатыльники младшему поколению и курящему, как паровоз. Рут подумалось, что стоило бы привезти ему хорошего восточного табака — он наверняка придется командующему по вкусу. Когда они дошли до небольшого перелеска, расположившись под густыми елями, Оньянкопон стал демонстрировать свои глубокие познания флоры. Магато даже не знала таких простых фактов о добровольцах: оказывается, до плена марлийской армией он был местным военным биологом. Но его умения и навыки даже не учли, запихнув в морские войска. Марлия всегда заносила всех пленных под одну гребенку. Где-то на подкорке сознания Рут чувствовала слабую досаду, граничащую с раздражением. Они собирались установить свои правила на всем материке и даже не задумывались о том, чтобы потратить на это немного больше ресурсов и сделать все практичнее. Было бы желание у добровольцев предавать Марлию, если бы она хоть изредка заботилась о них? Рут не знала. Но военное командование уже видело свою победу в кармане, даже несмотря на то, что эта победа медленно утекала сквозь пальцы. Оньянкопон рассказывал о колючих сухих кактусах, выгодно подчеркивающих пустынный ландшафт, и о своей родине — некогда свободной и процветающей стране, почти исчезнувшей под гнетом Марлии. О традициях, которыми был преисполнен его народ, о местных песчаных горах и ледяных ночах. Он даже раскрыл перед ними карту, заставив юных разведчиков столпиться вокруг нее с неподдельным интересом. — Здесь много лет никто не живет — земли неплодородные, да и посевы делать нелегко, — пояснял он. Молчаливый Николо тоже вклинился в разговор — он был с южных островов, известных обильной и успешной рыболовлей. Этого Рут тоже не знала. Маленькие, ничего не значимые факты — думала ли она о них раньше? Видеть, как они рассказывали о своих родных краях с терпким замиранием сердца, с проросшими на солнце улыбками, было странным. Рут никогда всерьез не задумывалась, каково это: пытаться выживать, когда ничего из прошлой жизни толком не осталось? — Эй, Пересмешник. Как там тебя? — окликнул ее Жан, отдаленно напоминающий ей Галлиарда своей непередаваемой наглостью. Кажется, он намеренно забывал ее имя раз за разом. Рут лениво повернула голову в сторону, вопросительно приподнимая бровь. — А ты с какой части? — Вам не понравится ответ, — она неопределенно пожала плечами, словно тема разговора совершенно не интересовала ее. — Я не хочу вести длинную дискуссию и отвечать на вопросы, которые неумолимо последуют за этим, так что давайте просто притворимся, что я не услышала вашего любопытства? Кажется, придуманный на ходу план провалился: юные разведчики почти синхронно хлопали глазами, явно не соглашаясь с ее предложением. Рут вздохнула, медленно приближаясь к карте, и тыкнула пальцем почти на середину, мазнув краем глаза по названию ближних городов. Удивленный вздох послужил ей мгновенным ответом. — Марлия?! — подал голос Кирштейн. — Ты… Ты что, не переметнувшийся солдат? «Я что, правда похожа на ненормального фанатика элдийцев?» — захотелось вдруг съязвить Рут, но она сдержалась. — А чего вы ждали после слов Елены, что я служу у генерала? Воспринимаете их как идиотов, которые не будут штудировать всю родословную до пятого колена, прежде чем принимать на такую службу? Эрен, как самая эмоционально нестабильная личность, угрожающе схватил за грудки порядком утомившуюся от этого зверинца Рут. — У них хотя бы есть мотивация отомстить — их города и страны были почти стерты с лица земли. А ты будешь убеждать нас в том, что тебя интересует искренняя и безвозмездная помощь элдийцам против своей же родины?! — Не буду, — коротко ответила она, скидывая с себя чужие руки. — С чего вы вообще взяли, что мне есть до вас дело? Думаете, у всех безвозмездные помыслы как у тебя, мальчишка? Спасти мир? Защитить друзей? Пожил бы ты в армии пару лет — все рвение стараться ради других поубавилось бы. Я здесь исключительно ради личных мотивов — так, чтобы сразу это прояснить. И так уж совпало, что эти личные мотивы добиваются сотрудничеством с добровольцами и вами. И, что самое главное, вы не вызываете у меня неконтролируемые приступы ярости, как у большинства марлийцев, — по-моему, этого достаточно для старта. — Не достаточно, — ровно ответил Эрен, сдерживая напряженно подрагивающие руки. Рут с долей интереса оглядела его приятелей, столпившихся рядом полукругом. В этом они с Зиком явно делили одну кровь на двоих — умением вербовать людей на свою сторону и убеждать их в своем мировоззрении. — Значит, ты живешь там с рождения и все равно приехала сюда для воплощения плана против своей же родины? — примирительно уточнил Армин, и Рут утвердительно кивнула. Хоть кто-то, не устраивающий истерики по поводу и без. Командиры искоса поглядывали на разговор, перетекающий из дискуссии в конфликт и обратно. Принадлежность Рут к Марлии была почти очевидна — ей не было дела до спасения кого-либо кроме себя. Но бывшие кадеты, кажется, едва начали это понимать. Вмешиваться не было ни желания, ни нужды — пусть юные разведчики сами учатся анализировать людей и их поступки. — Тогда в чем смысл?! — в злом, почти отчаянном непонимании зашипел Эрен. Рут мелькнула взглядом в его взволнованные глаза. Он пытался понять. Не просто злился из-за слепой ненависти к ней, а хотел разобраться в том, что было верным и неверным. В том, почему окружающие его люди поступали тем или иным образом. Магато прищурила глаза: он был похож на Райнера. Держал глубоко внутри что-то неоднозначное. Огромный ком, раздирающий изнутри, с которым Йегер совершенно не знал, что делать. Он был не просто в растерянности, а в животном ужасе от чего-то, что клубилось где-то под сердцем. Рут могла понять — в конце концов за последний год на них навалилось столько неоднозначных факторов, что держать их все в голове и оставаться в здравом уме было нелегким испытанием. — Какая твоя выгода? Магато оглядела его прищуренным взглядом. Сказать, что ли? Был ли в этом особый смысл? Повысить лимит доверия с ними явно не мешало, вот только говорить о таком вслух казалось не самым приятным. Здесь не было никого постороннего. Елена — слава богам — осталась в городе. Кучка юных разведчиков, их командиров, да пара гостей с материка. Рут раздраженно выдохнула, стараясь скрыть за этим нежелание говорить. Совершенно непривычным нервным жестом потрепала волосы, ускользая взглядом из-под любопытных глаз окружающих. — Скажем, у меня был жених, — уголок ее губ странно дернулся вниз, и Магато сдержала порыв спрятать глаза под челкой. На лице потухли любые эмоции, сузились, осыпались дряхлым пеплом — она говорила так ровно, словно зачитывала список военной провизии, но почему-то в искренности слов у разведчиков усомниться не выходило. Она не говорила об этом вслух так много времени. Много лет. Кажется, все должно было остыть и забыться, но в конечном счете лишь продолжало пульсировать внутри гниющей плотью, которую Рут никак не могла отрубить, вот и продолжала выстраивать жизнь и решения, опираясь на этот незаурядный фактор. Губы неприятно покалывали, словно не желали озвучивать эту информацию вслух. — В день, когда он сделал мне предложение, его убили марлийцы, — вот и все, так просто. Крупица правды, растертая между горным воздухом. Не было в этом ничего сложного, но казалось, будто она совершила целый марафон. Рут кинула хмурый взгляд на Эрена, почти виновато опустившего плечи. — Как думаете, есть у меня повод их ненавидеть? Краткие сухие факты. Ни больше ни меньше. Душу изливать перед ними она явно не собиралась. — Мы настроили цели! — громко выкрикнула Ханджи, развеивая напряжение одним махом. Все тут же засуетились, оборвав тему на полуслове. Ответить было нечего, да никто ответа и не ждал. Вопрос закрылся сам собой. Доверие не то чтобы повысилось, но крохотное понимание засквозило внутри у разведчиков. Солнце медленно клонилось к закату. Магато вытянула пальцы над горизонтом, прикидывая, сколько времени до темноты у них осталось. Короткие выстрелы разрезали сухой поблескивающий воздух, изредка прерываясь на звук попадания по целям. У Эрена был неплохо наметан глаз, Аккерман — что было уже даже не удивительным с его ненормальными талантами — попал по всем целям без промаха. Рут пару раз склонилась над Браус, молча двигая ее локоть на верную позицию, — девчонка имела отличные перспективы. — Не хочешь показать нам свою военную подготовку? — вновь послышался голос Жана, когда на поляне стали играть первые сумеречные тени, а лес опустился в продолжительную тишину. Его голос звучал с издевкой, но в глазах определенно мелькал гложущий интерес. Рут пару мгновений побуравила его взглядом — так, для профилактики, чтобы спеси в голосе поубавилось, и взяла протянутую винтовку. Пару минут молча прислушивалась к звукам леса, не замечая любопытных взглядов остальных, а затем довольно сощурила глаза — как хищник, заметивший лакомую добычу. Магато полезла под куртку, совершенно неожиданно выуживая плотную цепь с блеснувшим на ней кольцом. Обручальным. Все как по команде вытянули головы, перекидываясь многозначительными взглядами. Неужто то самое? Рут пнула чьи-то рюкзаки ногой, сгребая их в одну кучу, улеглась сверху поудобнее, зажимая кольцо зубами. Ее манипуляции разглядывали странными непонимающими взглядами, даже у Аккермана, безразлично стоящего поодаль, блеснул огонек интереса в глазах. У Жана на короткое мгновение возникла мысль уточнить, знала ли она, что цели стояли в другой стороне, но идеальную тишину разбивать не хотелось — попросту было страшно. — И придет кара на землю проклятых, — едва слышно пробормотала Рут сквозь стиснутые зубы, сильнее прикусывая кольцо. — И не будет места благим намерениям, — она дернула затвор, продолжая говорить себе под нос. Уткнулась прикладом в плечо, глубоко вдохнула и, кажется, застыла вне времени. Придвинулась лицом к прицелу. Глаза не моргали — застыли в одной точке, не двигаясь. Даже ветер обходил мимо, будто забыв о ее существовании. — Что изменчиво — станет отнятым. — Что ты там за молитву читаешь себе под нос, лучше бы к цели по… — раздраженно начал Аккерман. Послышался глухой выстрел. В лесу взметнулась стая птиц, и Рут отстранилась от винтовки, выплевывая кольцо изо рта. — …Нет пощады нам, нет спасения. — Мне стоит спрашивать, не пристрелила ли ты там, часом, живого человека? — хмуро уточнил Леви. — Пойди проверь, коротышка, — лениво протянула Рут, но к той стороне леса уже бежали наперегонки Саша с Конни. — Фазан! — прокричала Браус спустя недолгое время. — Дикий, годовалый! Мы таких у деревни стреляли с отцом! Ты что, ведьма? — Рут приподняла бровь, пытаясь сообразить, как девчонка могла прийти к этой мысли. — Заклятия какие-то читаешь, пока целишься, вот и попадаешь. — Нет, я просто душу продала, чтобы попадать по безмозглым птицам, — кажется, большинство разведчиков воспринимало ее слова всерьез, и Рут устало выдохнула. — Я была стрелком в отряде разведки. Раньше, еще до отбора элдийцев. В военной академии специализировалась на этом — куда еще щуплых девчонок могут брать? Кажется, это было меньшим, что их интересовало, и Оньянкопон поспешил разъяснить: — Это ритуалы. Вроде наставлений самому себе перед стрельбой, чтобы попасть. — Ритуалы? — в голосе Леви слышалось плохо скрытое недоверие. — Шаманские, что ли? Оньянкопон искренне рассмеялся со сбитого с толку вида остальных, краем глаза уловив понимающую усмешку Рут. — Нет, что-то наподобие традиции марлийских солдат. Военные привычки. У имперских снайперов разные «ритуалы» перед стрельбой: большинство молится, одни жуют табак, другие — напевают себе под нос. А кто-то… — он кинул короткий взгляд на Рут. — Стихи читает. Считайте, искупление грехов перед тем, как забрать чью-то жизнь. — А кольцо-то в рот зачем тащить? — с отвращением пробормотал Аккерман, добавляя что-то про нечистоплотность. — Это моя связь с кем-то, кто сидит там, наверху, и ставит перед нами неисполняемые задачки и цели, — Леви нахмурился на очевидную иронию в голосе Рут, припоминая что-то о Боге, о котором рассказывал им Оньянкопон. Магато не была похожа на ту, кто вообще хоть во что-то верил. Его сомнения явственно отобразились на лице, и Рут закатила глаза. — Это всего лишь насмешка. Издевка, понимаешь? Обычно мои подчиненные верят в высшие силы, молятся кому-то перед походом в бой. Но Бога нет, коротышка. А если и был, то меня он покинул давным-давно. Она коротко мазнула кольцом перед его глазами, тут же запрятав его обратно под одежду. — «Что изменчиво — станет отнятым. Нет пощады нам, нет спасения»? — вдруг протянул он, вопросительно поднимая взгляд. — О чем эти строки? — О том, что если ты без конца сменяешь чужие образы, то рано или поздно твоя жизнь будет отнята вместе со всеми твоими ролями, — пожав плечами, ответила Рут. Смысл строк казался ей до очевидного прозаичным. — И тот, кто надеется, что ему все сойдет с рук, тот, кто забирает чужую жизнь — врага, союзника, соперника, любовника, — должен знать, что спасения ему не будет уже нигде и никогда. Ни при жизни, ни даже после смерти. Леви нахмурился, оставив ее слова без ответа. Осмотрел только Магато внимательным взглядом, хмыкнул и отвернулся. «Ненавязчиво-загадочная, — думалось ему. — Умеет всех на нужный себе образ настроить». Он коротко переглянулся с Пиксисом, с отстраненным понимаем разглядывающим их нового союзника-пересмешника. Рут спасения даже не искала. Это было очевиднее всего. Она искала искупления. И все слова о мести за жениха, о ненависти к марлийцам, верности Зику — все это было ничем. Леви не верил ни на йоту этим красивым, но показательно геройским словам, не верил, что она играла по чужим правилам и что готова была поставить их интересы свыше своих. Но во что он точно верил, так это в ее желание прощения, в дикую, испепеляющую потребность быть услышанной. Это было единственным настолько сильным, что могло дать ему хоть каплю уверенности. В конце концов этим она напоминала ему о своем прошлом. Ошибками и неверными решениями, с которыми существовать ради себя уже не было возможности. Они расположились в деревянном домике на склоне — сказали, раньше тут была ферма. Рут осмотрела холмистую местность, вдохнула запах промерзлой смолы у веранды и покосилась на быстро темнеющее небо — ночью будет гроза. Сочные поля простирались на север. Магато на мгновение — совершенно короткое мгновение — подумалось, что если бы она и планировала дожить до старости, да хотя бы до четвертого десятка лет, то наверняка где-то здесь. Без марлийцев, элдийцев, воинов. В каком-то домике глубоко в горах, с небольшим загоном скота и маленьким садом. Да, Рут хотела фруктовый сад — еще тогда, много лет назад, когда отец не рассорился со своими родителями, которые изредка забирали ее за город в прибережную деревушку. Были в ее жизни моменты, о которых она, кажется, совсем забыла. Было интересно: каково это — жить в таком месте. Без правил. Без приказов. Без войны? Магато встряхнула головой — видимо, горный воздух действовал на нее не лучшим образом, навевая на такие мысли. Она знала свое будущее. Знала еще тогда, когда решила последовать за Зиком, потому что рядом с ним шансы прожить долго сводились к нулю. Рут вернулась к разожженному камину на первом этаже, присела у потрескивающих дубовых поленьев, пахнущих давно потерянным уютом и размеренностью. Кажется, она погрузилась в свои размышления слишком глубоко, а когда вынырнула, ощутив холодный тянущий сквозняк, разведчики, совсем недавние курсанты, уже мирно дремали по разным углам. Она прикрыла глаза, вполуха слушая спор старшего поколения о природе взаимоотношений Елены и Зика — не заметить ее восхищение было очень трудно. Оньянкопон все пытался объяснить им каково это: внезапно поверить в кого-то, чьи силы превосходят народ Марлии — ненавистный народ. Обрести того, за кем можно следовать. — А ты что скажешь? — подал вдруг голос Пиксис, протягивая Рут небольшую флягу с плескающейся выпивкой. Согреться в такой промозглый вечер без повышения градуса в организме было нелегко, и Рут взяла напиток, коротко кивая в благодарность. Она часто замечала на себе оценивающие взгляды главнокомандующего гарнизоном, словно он пытался выловить любой подозрительный оттенок в ее поведении. Он выглядел простым и доверчивым стариком, но из-под густых бровей выглядывала осторожность. Мудрость. Острое недоверие, и Рут могла поклясться, что если бы она вдруг решила выхватить посреди бела дня нож, он бы приложил свой клинок к ее горлу быстрее, чем она пискнула. — Она сказала, что ты служишь ему, но ты не похожа на ту, кто будет хотя бы слушать элдийца. — Мы с ним… — Рут на секунду запнулась, стараясь подобрать подходящее слово. — Союзники. Но я знаю, на что он способен. А Елена — нет, — отсалютовала командующему Магато, сделав обжигающий глоток. — Он не Бог и не спасение их пропащих душ. Просто пытается действовать в интересах простого народа — того, кого судьба обделила правом на свободную жизнь. Зик поступает благородно и безвозмездно, но он обычный смертный, как и все мы. Если хочешь за ним следовать — верь в его дело и его идеи, а не в то, что он просто ниспослан свыше, как спаситель мира. — Что же такого нужно было совершить элдийцу, чтобы получить столь восхищенные слова от сержанта марлийских войск? — любопытно прищурился Пиксис, и все кинули заинтересованные взгляды на Магато, досадно сжавшую челюсть в отчет. — Ты, кажется, не в меньшем восторге, чем Елена, просто не в столь слепом и умело скрываешь это. — Я не восхищена, — отчеканила Рут. — Просто благодарна ему. — Поведай нам — старикам, прошедшим многолетнюю войну — в этот скудный вечер свою историю, Рут Магато, — Пиксис склонил голову, вытягивая флягу из ее рук, и она нахмурилась. — Как сложилась твоя жизнь, что ты и владелец Звероподобного смогли стать союзниками? Рут откинулась затылком к стене, смакуя медовый привкус на языке. Был ли смысл изливать душу? А молчать? Она ничего не теряла. Эти знания, факты о ней — о ее не особо приятном и тем более совершенно не светлом прошлом — все равно не смогли бы сыграть никому на руку. Образ доверчивой девчонки, ненавидящей марлийцев и готовой открыться небольшой компании от пары глотков настойки, искусно вышивался поверх очередной маски. Рут умела лгать. Особенность выстраиваемого ею образа была в том, что в этот раз лукавить не было необходимости. Рано или поздно их с элдийцами дороги пойдут в разные стороны, и ее истории будут погребены вместе с ними внутри этих стен. В плащах со знаменем крылатой свободы. Потому-то разницы в том, какую историю им рассказывать, не было. — Он просто наткнулся на меня тогда, когда это было обоим на руку, полагаю, — в тот самый вечер. Я была у дозорной башни — места, где почти никогда никто не шляется, потому что оно находится у самого края элдийского гетто. Я бежала туда через весь город, не слыша и не видя ничего. Натыкалась на всех подряд. Кто-то даже успел пару раз пнуть меня на ходу. Ноги сами привели туда. — Почему… — начала вдруг перебивать Ханджи, не уловив последовательности истории, но Пиксис коротко коснулся ее руки, позволяя Рут собрать хаотичные мысли в порядок. Ее уже здесь не было — мысленно, по крайней мере. Она наверняка была не на Парадизе, а в той самой упомянутой дозорной башне. — Когда Кая убили, — она сжала пальцами цепочку на шее. — Казалось, что я потеряла что-то важное. Ценное. Часть себя — хорошую часть. Ту, которой я когда-то хотела стать, не думая, что военная служба единое необходимое. Было слишком страшно — так, что думать ни о чем не хотелось. Буквально выколотить все мысли из головы — острым ножом, тонким камнем, хоть чем-то. Оставить плотный вакуум, позволить ему заползти в глаза, уши, легкие, выжать весь воздух, лишь бы больше не знать ничего о собственной жизни. Волны внизу развивались слишком приветливо — так, что чувство инородности уходило. Не было ничего абсурдного в этом, все было правильно. Правильнее точнейших математических расчетов, — она нахмурила брови, кутаясь шерстяной плед, протянутый Ханджи. — Я не верю в судьбу, но знаю, что обязана Йегеру жизнью. — И причем же тут он? — аккуратно уточнил Пиксис. — Он пробыл со мной всю ночь. На морозе, без куртки. Черт его знает, как вообще оказался там. Я даже не заметила, как он поднялся, будто из ниоткуда возник. Молча, без лишних слов и вопросов, словно каждый день встречал марлийского капрала у обрыва. Сидел на противоположном конце башни до рассвета, не переубеждал меня, ничего не делал, просто рассказывал. О детстве. О своих размышлениях над природой титанов, выдвигал какие-то глупые теории. Просто говорил, не прекращая, чтобы его голос звучал без остановки, не давая мыслям в моей голове лишнего вздоха — клочка пространства, которого хватило бы, чтобы мгновенно разрастись, как паразит. А когда солнце взошло, я вдруг рассказала ему, что случилось. Рассказала про жениха. О том, что он мертв. Почему он мертв. Всю правду, без утайки. И Йегер… Проявил сочувствие. Не решил, что это глупо, не решил, что кто-то из нас виноват, а просто молча кивнул и сказал, что так уж устроен наш мир. И я поняла, что вся моя дальнейшая жизнь сконцентрируется вокруг того рассвета. Он мог бросить меня там, оставить самой разбираться в мыслях, дать мне сдохнуть, ведь я просто поганая марлийка, которая измывается над ним и его народом. Меня бы здесь не было, если бы не он. — Это не значит, что ты обязана ему чем-то, — тихо возразил Леви из другого угла комнаты, и Рут вскинула короткий взгляд, силясь рассмотреть мужской силуэт. Аккерман слился с тенями, отплясывающими от притихшего пламени. — Значит, — она лишь качнула головой. — Я обязана ему всем. — Это был обычный выбор человека. Решившего, что втереться в доверие к марлийке из военной касты может быть полезным, — он многозначительно приподнял брови. — У тебя есть все по ту сторону моря — все, о чем многие из нас не просто мечтать не могли, а даже не ведали о существовании таких благ. И вместо любого собственного пути ты выбираешь союз с тем, кто убивал сотнями. — Я тоже убивала сотнями, — глухо отозвалась Рут. — Война — есть война. Наших косят целыми отрядами: залп артиллерии — и половины нет. Мы выжигаем их десятками. Это просто… Это круговорот жизни, который никто остановить не в силах, потому что каждый сражается за свои интересы и не готов уступать. — И ты выбираешь неизменное следование этому круговороту, когда у тебя есть выбор? — Леви иронично приподнял бровь. — Это — твоя свобода? Да люди на острове посвободнее тебя будут. — Вы не знаете, что такое свобода. Это — страх. Это — растерянность. Когда перед тобой лежит любое решение, все пути — знаете, как тяжело что-то выбрать? Все считают, что свобода — это высшее благо, но забывают, что вместе со свободой приходит ответственность за свои поступки и решения. Если ты что-то натворил, то обвинить того, кто держит конец поводка, не выйдет. Ты должен будешь сам принимать последствия. Думаете, все, как один, заточены под свободу? Готовы к ней? — она коротко мотнула головой, словно задавала этот вопрос сама себе. — Нет, нужно просто согласиться, что не всем лучше жить вольно. Иногда признать, что тебе намного спокойнее в золотой клетке, на привязи, но у уверенных теплых ног хозяина, — тоже геройский поступок. Главное не лгать себе в этом, — многозначительно хмыкнула Рут. — У некоторых хотя бы есть выбор, — глухо прозвучал голос Ханджи откуда-то сбоку, совсем рядом c Рут. Она и не заметила, как та вновь подобралась к ней. — И они выбирают привязь — я не осуждаю, ты не подумай. Но когда выбора нет и ты даже не знаешь, что бы ты выбрал, ведь возможности даже помыслить об этом нет, — это еще паршивее, разве не так? Мне кажется, то, о чем ты говоришь, — страх. Слабость. Тебе проще кому-то служить. Бездумно. Не тратя лишние мысли, чтобы взвесить, хорошо ты поступаешь или плохо. — Что, если меня это не волнует? — усмехнувшись, спросила Рут. Ханджи было подумала, что за насмешкой она старалась скрыть лукавость, но в глазах Магато плескалась искренность. — Конечно, когда-то мне хотелось быть бравым солдатом, сражающимся за честь и справедливость. Но я, наверное, родилась не в том месте, чтобы быть героем баек — чтобы в целом быть героем. Со временем то, на какой стороне ты сражаешься, перестало нести смысл, потому что оказалось, что нет «хороших» и «плохих». Каждый бьется за свою правду, свою истину и свои цели. И действует грязно тоже каждый. Так что нет разницы, на какой стороны ты сражаешься, — вы все равно будете друг для друга злом во плоти. Если подразумеваемо плохой человек пообещает спасти твою семью — почему ты должен отказываться? Только потому, что он делает плохо для других? Но какое по большому счету тебе дело до тех других, если для тебя он поступает хорошо? — Ты говоришь о целях и желаниях всей стороны. — Рут уловила едва различимую тень сомнения на лице у Зое. — Но как же твои личные цели? — Я просто солдат, Ханджи, — она слабо отсалютовала ладонью, имитируя воинское приветствие. — Бесцветный, безвкусный, безликий. Спусковым псам цели не нужны. У меня есть кров, теплая кровать и вкусная еда. Этого вполне хватает для жизни. — Тогда это не жизнь, — мотнула головой Ханджи, мелькая почти разочарованным взглядом сквозь тени комнаты. — Ведь жизнь таких существ, как мы с тобой, должна нести смысл. Свой личный, хоть какой-то. Иначе жизнь и вовсе теряет ценность. — Так и есть. Не все жизни имеют ценность. Некоторые, — она многозначительно подняла глаза, явно подразумевая себя, — созданы для пушечного мяса. Фоновых персонажей для заполнения чужого пространства, и все. Их разговор зашел в тупик. Каждый негласно остался при своем мнении и был этому почти несказанно рад. Если бы только не сомнения, щекотливо поселившиеся под ребрами: в чем на деле была разница между плохими и хорошими людьми, если их взгляды совершенно отличались, но каждый был по-своему прав? Рут заняла дальнюю комнату на втором этаже, больше похожую на заброшенный чулан. Юные разведчики под гнетом холода сплелись в один неразборчивый клубок у догорающего камина, остальные разбрелись по свободным комнатам. Медовое тепло от выпитой настойки расползлось приятным пятном в груди, утягивая в вязкий беспокойный сон. Гроза разбушевалась не на шутку. Хлипкие створки вяло поскрипывали, ведя нелегкую борьбу с настойчивым холодным ветром. Деревянные рамы сквозили морозом, кажется, почти содрогаясь от звуков приближающегося грома. Белесые молнии, разрезавшие небосвод, отдавались неясными вспышками во снах Рут. Она сжала челюсть, тревожно ворочаясь под тонким пледом. Липкие сны прокрадывались из-под прогнивших половиц, сплетались с тенями по углам, заполняли комнату удушливым дымом. Рут судорожно вдохнула — раз, второй, третий, — пытаясь протолкнуть в легкие глоток кислорода. Сжалась в клубок, когда от спазмов в груди и безудержных криков в голове тело стало ощутимо потряхивать. Пиксис с Ханджи подорвались на месте почти одновременно, натыкаясь сонными взглядами на бодрствующего Леви, пристроившегося у стенки. — Уже минут десять как скулит, — коротко пояснил он, кивая на соседнюю комнату. — Надо же, марлийские солдаты не умеют бороться с кошмарами так же, как и грязнокровные элдийцы, — насмешливо кинул он вслед выскочившим за дверь командирам. Зое тронула скрючившуюся на полу Рут за плечо, пару раз безуспешно потормошила. Магато что-то настойчиво бормотала сквозь сон, сжимая зубы так, что скрип был слышен из соседней комнаты — еще немного, и эмаль, кажется, треснула бы. Ее руки потянулись к голове, сжались вокруг, будто она пыталась отделаться, скрыться от окружавшего шума. Ханджи вновь хорошенько встряхнула ее за плечо, резко отшатываясь, когда рука Рут отточенным движением сунула ей в лицо пушку. Ее едва распахнутые глаза медленно фокусировались на комнате и сидевших возле нее элдийцах. Сонный стеклянный взгляд обретал осознанность, но палец все также подрагивал на спусковом крючке. Механизмы защиты, выдрессированные в академии, работали быстрее мыслей. Перед глазами были взрывы, пыль и противный писк в ушах. Наступающая техника, бегущие с винтовками и гранатами враги. Окопы и влажная земля, осыпающаяся с них. Выстрел, второй, третий, перезарядка. Стрельба во всех подряд, ведь стоит чужим солдатам спуститься в окопы, различить врага и союзника в сплошной смеси дыма, пыли и крови становится невозможным. Следующей картинкой мелькнули чьи-то светлые волосы — Рут была почти уверена, что Зика, но щенячий пустой взгляд говорил о принадлежности Брауну. Светлые доверчивые глаза. Испуганные, как на полигоне, — наваждение, мутное видение, словно отголосок будущего заблудился в ее сне. Кровь на ее руках. Размазанная, как мазок помады, красным росчерком на его лице и шее. Вязко стекала по скуле, капала с подбородка. Рут коротко опустила взгляд на дуло пистолета, подрагивающее в ее руках, и резко уронила пушку на пол, в диком осознании пиная ее пяткой через всю комнату. Она не привыкла ночевать не в одиночестве. Полезла рукой в карманы брюк, куртки — знала, что морфий закончился, но отголосок надежды все равно подстегивал делать бессмысленные вещи. Ханджи дернулась к ней в бессознательной попытке хоть как-то помочь, но Пиксис молча остановил ее. Достал пачку сигарет, протягивая Рут, и сел подле нее, глядя, как жадно она прикладывает огонек и затягивается, глубоко дышит, унимая дрожь в руках, смотрит невидящим взором в одну точку. — Сколько сражений на твоем веку? — понимающе спросил он, поджигая вторую сигарету и заполняя комнату редким дымом на пару с Магато. — Четырнадцать, — тихо пробормотала она на выдохе. — Снилось одно из последних, да? — он едва заметно усмехнулся в усы на ее непонимающий взгляд. Он знал об этих ночных кошмарах. Знал побольше, чем она сама. — Сколько людей ты потеряла? — Почти весь батальон. Двести пятьдесят три человека. Отправила их в кровавое месиво под артиллерию, чтобы удержать мост, по которому доставлялась провизия, — затянулась она, ныряя в свои мысли. — И они удержали. А награду дали мне. За первоклассное командование и сохраненный критический объект. Об элдийских ублюдках, которые своими телами преграждали солдатам путь, даже не вспомнили. И словом не обмолвились. — И тех, кто выжил, будет ждать наказание похуже смерти, верно? Мы несем ответственность за жизнь, которая есть у нас и которой уже нет у них. И мы несем память. Многие думают, что мы — счастливчики, но ты-то знаешь, что это не так. Счастливчики те, кто не должен нести в себе надежды и цели тех, за кого он был в ответе, верно? Такая уж судьба, сержант Магато. — К черту судьбу, — хмуро выплюнула Рут. — Нет здесь ничего возвышенного, это просто нелепая случайность, вот и все, — она наспех потушила сигарету о половицу, неуверенно поднимаясь на ноги. — Пойду подышу воздухом. Рут спешно сбежала по ступенькам и, прихватив с собой чей-то плед на первом этаже, выскользнула за дверь — прямо в эпицентр зимней бури. Снега не было — только холодный воздух, пронизанный осколками поблескивающих над горами молний. Почему-то вспомнился Браун — наверняка тот терпел подобные паршивые сны каждую ночь. Извечно повторяющееся чувство загнанности, словно сон — очередная клетка, из которой нет ни выхода, ни спасения. Сбоку послышался тихий вздох, и Рут вопросительно скосила глаза на пристроившегося у крыльца Армина, явно настолько же не ожидавшего встретить здесь кого-то еще. — Не спится? — тихо уточнил он в попытке разбавить повисшую неловкость. — Вроде того, — пожала плечами Магато, приваливаясь к деревянному столбу, подпирающему крышу. Они молча наблюдали за неоднородными облаками, обволакивающими небо, просачивающимся естеством природы. Под звук грома оба синхронно вздрагивали плечами, думая каждый о своем. — Райнер всегда не любил грозу, — подал вдруг голос Арлерт, продолжая разглядывать горный пейзаж. — Был такой непробиваемый, смелый, без конца брался защищать остальных кадетов, ответственность за других брал. Но как гроза — ходил мрачнее погоды на улице. Выбирал место поспокойнее, забивался куда подальше и читал. — Кажется, здесь все считают его не лучше грязи, прилипшей к ботинку, — Рут многозначительно скосила глаза. — Но не ты. Армин неловко потупил взор и нахмурился. — Я думаю, что все не так просто. После всего, что мы узнали о внешнем мире, мне показалось, что мы могли бы… Понять воинов. Не простить, нет. Но понять — вероятно, — он замер, с напускным интересом рассматривая собственные ладони, а затем как-то горестно выдохнул. — Я знаю, что Эрен злился бы на меня, но я ведь помню их — помню Райнера и Бертольда. Им нравилось с нами, поверь. Они могли притворяться и лгать, но были дни и моменты, когда они были настоящими — я уверен, даже более настоящими, чем у себя на родине. — Он боялся грома в детстве, — внезапно вырвалось у Рут, словно этот факт имел хоть какую-то значимость. Захотелось рассказать еще, приоткрыть Арлерту завесу воинов — таких, какими они были в Марлии. — Помню, как отобрали первых кандидатов и устроили им полосу препятствий прямо посреди грозы. И какой-то малец расплакался: сопли, слезы, зареванные глаза. Можешь представить его таким? — Армин несдержанно хихикнул в кулак вместо ответа, и Рут дернула уголком губ. — Его желтая одуванчиковая макушка виднелась с любого края полигона: он, как промокший цыпленок, все время отставал да вязнул в грязи. Тоска неприятно обвила легкие шиповой лозой. Рут хотелось бы винить в этом покалывающий мороз, но затихающий гром напоминал лишь напуганное лицо Брауна. Кто приводил его в норму, пока она была на острове? Кто давал понять, что он — дома, в Марлии, а не на острове совершенно один посреди врагов? Почему ее вообще, к черту, посещали эти мысли? — Скучаешь? — спросил вдруг Армин, и Рут опустила взгляд — кажется, слишком отрывисто, резко. Арлерт почти испуганно вздрогнул от ее острого взора, поспешив утонить. — По своему жениху. Он кивнул на ее руку, и Магато шумно выдохнула, отнимая ладонь от груди. Укоренившаяся привычка теребить кольцо между пальцев с годами становилась лишь явственнее. — Не думаю, — она ответила совершенно прямо, как есть. — Я не успела узнать, какой он — кто он на самом деле. Прошло четыре года, и я… Кажется, даже забываю, как он выглядел. Забываю, что я чувствовала к нему. Все, что осталось — злость. И ненависть. За то, что случилось. Армин понимающе кивнул и неловко поелозил на месте, не найдясь с ответом. На эту тему сказать ему было нечего. Он не знал, каково это: забыть, зачем и ради чего сражаться, но все равно упрямо это делать, как неисповедимую дань прошлому. — Расскажи мне о Брауне, — вдруг проговорила Рут, глядя куда-то вдаль: за стену, за море. Кажется, даже за горизонт. Армин вскинул непонимающий взгляд: что он мог рассказать? В ее глазах плескалась странная, будто не понятная ей самой тревога — нечто, чему она никак не могла придать конечную форму. Вопрос расползся на кончике языка, не успев разбить тишину. Армину вдруг подумалось, что рассказать ему нечего, и в то же время он мог говорить до утра. — Это будет долгая история, — перед глазами замелькали картинки, одна за другой: кадетские будни, миссии, посиделки у костра и ночные прогулки втихую от Шадиса. Арлерт вновь мазнул взглядом ввысь. Теперь в глазах Рут была не тревога — странная необходимость, почти голод. Будто узнать о годах, которые воины провели здесь, было чем-то действительно важным. — Я никуда не спешу, — хмыкнула Магато. — Пожалуй, стоит начать с того дня, как он не удержался на тренировочном УПМ… — кажется, на улице стало немного теплее. Глаза Армина с острыми смешинками закрылись, и Рут последовала его примеру, вслушиваясь в рассказ. — Я в первый и последний раз видел его таким покрасневшим, а все потому, что Хистория смеялась и смеялась с этого — по-доброму, конечно, — и никак не могла успокоиться. — Ваша королева? — удивленно переспросила Рут. — Да, так уж вышло: мы учились вместе, пока не узнали, что она — королевских кровей. Ее любили все. — Даже Браун? — Рут вспомнила светлоглазую красавицу-королеву и угрюмого замкнутого воина. Что-то здесь явно не вязалось. — Он как-то по секрету признался мне, что хочет на ней жениться. Магато сменила гамму эмоций на лице, прежде чем шумно втянуть носом воздух, стараясь сдержать отголоски смеха, щекочущие небо. Не хотелось показывать перед мальчишкой то, насколько несуразным был этот факт. Малец Браун, оказывается, имел весьма обширные планы на Парадиз. Армин кинул на нее короткий прищур и рассмеялся. Рут приложила ладонь к лицу, позволяя уголкам губ расползтись в широкой улыбке — лицо почти свело судорогой. Боги, она не помнила, когда ее в последний раз что-то настолько веселило. Частичка жизни Райнера откололась от острова Парадиз и упала кристаллом холодного дождевого града к ней в ладони, растворяясь чужими воспоминаниями под кожей. В какой-то момент стало ощутимо больно. Воспоминания мальчишки-разведчика о Брауне болезненно просачивались между лопаток. Ее нутро не пускало в себя этого, потому что примерно догадывалось, что за этим следует. Знало на инстинктивном уровне, что вступать в личную жизнь человека, крошить его прошлое — действовало хуже в обратном порядке. И Рут отчаянно сопротивлялась этому. Эти воспоминания больше нельзя было ни выкинуть, ни сжечь из памяти. Но ей все равно хотелось, что Арлерт поделился ими. Разделил того Райнера, которого знал, с ней. Магато не совсем понимала, зачем ей это. И паскудная боль, расплывающаяся от холода по коже, напоминала, что стоит прервать мальчишку и пойти в дом, забыться крепким сном. Подальше от чужих воспоминаний, подальше от всего, что было связано с ее очеловеченной частью. Но Рут все равно упрямо стучала зубами и слушала. Внимала словам, позволяя кадетским будням Брауна раствориться звездной россыпью в кончиках пальцах. Прикоснешься — и свет засияет ярче прежнего. Проблема была в том, что в жизни Магато не было места этому свету. И она растерянно рассматривала очищающееся от туч ночное небо, не совсем понимая, что с этим делать.