***
852 год, конец зимы.
Рут никогда не любила столпотворения людей. Особенно, когда причиной тому являлись чрезмерно эмоциональные события. Она старалась не присутствовать во время проводов солдат на фронт, не любила вокзалы с витающим запахом тоски, горечи и скорбных новостей об очередных смертях. Всегда избегала оглашения списка элдийцев-смертников. Рут часто отшучивалась Зику, что ее гримаса отвращения будет явно лишней в такие моменты, но Йегер знал, что ей не всегда удавалось отыгрывать роль марлийского солдата, позабывшего, что такое человеческие чувства. После того, как мать одного из ее солдат, погибших на фронте, повисла на ней, рыдая в горьком бессилии, Рут больше не появлялась на таких мероприятиях. И не приносила элдийцам известия о смерти собратьев. Зик знал, что она не могла смотреть в их поникшие лица, когда они узнавали, что чей-то сын или брат погиб совершенно не геройской смертью у стана врага. Знал, но никогда это не озвучивал, позволяя Рут убеждать себя в собственном безразличии. Эта самовнушенная жестокость была одним из ключевых столпов ее неизменной стабильности. Сейчас обстоятельства не играли ей на руку: Рут прибыла в порт вместе с ощутимой частью марлийского флота. На пристани было не протолкнуться: встречающие, провожающие, жены, дети, родители. Восторженные крики, визги радости, счастливые слезы. Ее со всех сторон облепила толпа, пропитанная ощутимым облегчением. У каждого солдата были те, кто ждал их с фронта. Встречали всех. Кроме Рут. Она примостила дорожную сумку у края причала, смахивая снег с рукавов, и тяжело вздохнула. Поездка выдалась паршиво-длинной. По пути с Парадиза пришлось завернуть на завоеванные территории, и это ощутимо продлило ее пребывание вне дома еще на пару лишних недель. Солдаты набрали больше двух сотен пленных — скалящихся, плюющихся, лишь завидев ее марлийскую форму. Ее империю ненавидели почти все свободные державы и их солдаты. Она отобрала с десяток самых сговорчивых и перспективных для допроса в штабе, но двое из них так и не доехали с ней на корабле — подрались с охраной, и те ненароком забили их до смерти. В военном городке, где ей пришлось перекантовываться это время, было неспокойно. Шумно. Солдаты, не знавшие ротаций и отдыха. Раненные. Мертвые. Пока она с конвоем добиралась до флота, едва не словила снаряд. Поездка и впрямь выдалась нервной. Потому сейчас смотреть на все эти приторно-счастливые лица не было ни малейшего желания. С Парадиза ее вызвались провожать Ханджи и вечно добродушный Дот Пиксис. Леви тоже был неподалеку молчаливой тенью, но, кажется, желания прикончить ее во сне больше не испытывал. Они были неплохими ребятами. Даже вполне приятными, невзирая на происхождение. Провожать ее поехали вон через пол-острова. А здесь, на родине, она стояла совершенно одна. Среди радостных объятий. Нежных взглядов. Каких-то слезных скупых ласк. Рут резко отвернулась, сжимая зубы: смотреть на это было отчего-то невыносимо. Словно она была в эпицентре того, частью чего не являлась и являться не могла. Даже само наличие подобных размышлений вызывало непомерное раздражение — не место было таким мыслям в ее распорядке дня. — Что, неужто ласки захотелось? — послышался насмешливый голос совсем рядом, над макушкой, и Рут качнула головой, даже не поднимая взгляда. — Ты опоздал, Йегер, сколько мне прикажешь ждать? — Ну, разве я могу заставлять тебя ждать? — Зик встретился с ироничным огоньком в ее глазах. Хорошо играла непринужденность. И хорошо соскакивала с темы. Словно он не видел, с какой тоской Рут оглядывала всю эту толпу, наполненную неописуемой радостью. Он подхватил ее дорожную сумку, без труда подвесив на плечо, и они побрели к выходу с пристани. Магато жаловалась на ощутимую слабость левого фланга: Марлия продолжала присылать новобранцев, которые с трудом держались несколько дней, не больше. Пленных кормить было нечем, некоторые дохли от голода, другие — от болезней и ран. Марлийские медики не собирались заниматься чужими солдатами. — Каруви собирается отправить два твоих свежих взвода и воинов, — Зик неуверенно потер шею неприсущим нервозным жестом, и Рут вопросительно приподняла бровь — привычки Йегера она изучила вполне неплохо. — Но? — Но для поддержания качества тактики вы поделите обязанности с твоим отцом, так как он вполне неплохо знает воинов и их повадки, — Магато сжала кулаки, на долю секунды запнувшись на месте, прежде чем продолжить движение дальше. Зик видел, как она старалась сдержать внутри кипящее негодование, и по сравнению с былыми временами получалось вполне недурно. Она училась выдержке — это было необходимым. — Рут, тебе двадцать один. Ты неплоха для своего возраста — весьма неплоха — и прекрасно знаешь это. Но военная тактика — дело не только хорошего ума, но и опыта. Ты должна это понимать. Конечно, она понимала. Но ответом его все равно не удосужила. Коротко кивнула и угрюмо насупилась: в словах Йегера был резон, да вот только какой в этом толк, если от присутствия отца рядом в ней перегорали любые здравые предохранители. Рут сделала жадный глоток воздуха, поднявшись на этаж кабинета генерала. Шумно выдохнула, уперлась ладонями в колени — последние дни она была без сил, усталость валила с ног даже от таких недолгих подъемов. — Йегер, — она требовательно щелкнула перед собой пальцами, и Зик, уловив просьбу без слов, достал пачку сигарет. Протянул одну Рут, почти не глядя втискивая ей между зубов. Она уже склонилась вперед, к услужливо подставленному ей огоньку, когда позади послышалось раздраженное цоканье. Они синхронно повернулись, сталкиваясь со взглядом внимательных глаз и демонстрируя странную картину: Рут — вытягивая губы в сторону зажигалки, Зик — по короткой команде достающий ей сигареты. — Подожди меня внутри. Рут махнула рукой в сторону кабинета, выдохнув первый сбитый глоток дыма сквозь зубы. — Есть, сэр, — насмешливо отчеканил он, показательно вставая по струнке. Мазнул пальцами по плечу, задерживаясь взглядом в ее стремительно темнеющих от довольства глазах ровно настолько, чтобы словить еще один злой вздох за спиной. Примостил ее сумку у двери и, кинув напоследок многозначительный взгляд на Тео, ставшего свидетелем их короткого диалога, нырнул в кабинет. Рут распирало изнутри. Может, именно поэтому она так рьяно цеплялась за Йегера — потому что нотка безумия и горячей, вязкой, как карамель, мести была у них одна на двоих. Зик чувствовал ее острее всего, и позволял утолять свои маленькие помыслы так, как заблагорассудится. Рут вздернула уголок губ: всего пара плохо скрытых жестов, демонстративно выставленных напоказ, уже образовывала показательную сценку в коридоре для одного-единственного наблюдателя. Можно было додумать все что угодно. Это было ничего не значащей, но чертовски приятной победой над праведным Тео Магато. Она вернула ему взгляд, сталкиваясь с глазами, наполненными показательным отвращением. — Закончила свой спектакль? — презрительно поинтересовался он. — Поверь, даже если бы он трахал тебя, мне бы до этого не было дела, можете не распинаться с ним на пару. После четырех лет, на протяжении которых почти единственной точкой соприкосновения с отцом был кабинет генерала да редкие поездки на фронт, их общение сквозило повсеместной холодной грубостью. Быть может, дело было в том, сколько бранной речи в его адрес вылилось из уст Рут в день их ссоры. Но ей было почти что плевать на это. — Даже? Как мало надо, чтобы твои взгляды изменились. Раньше тебя это, кажется, весьма беспокоило. — Рут выждала короткую паузу, нарочно отводя взгляд, но даже периферийным зрением было видно, как дернулись желваки на мужском лице. — О, да брось, Тео, лгать ты так и не научился, — обращение к нему по имени вошло в обиход прямо с того самого вечера. Рут заметила, как зло дернулась рука отца, сжимая сухие пальцы в кулак. Он больше не мог отправить ее на отработку за такую дерзость. Он вообще больше не был над ней властен. Иногда Рут казалось, что он в полной мере осознавал свою вину за тот случай и потому спускал ей любые препирания с рук. Но даже если бы он порывался отправить ее в карцер за подобное обращение к старшим по званию, ее бы не останавливало и это. — Что, сильно прельщает нюхаться с этими ублюдками назло мне? — он, наконец, вложил свое раздражение в слова. — Назло тебе? — ее губы искривились в презрительной гримасе, словно он не стоил и секунды времени, проведенного с ним. — Ты все еще переоцениваешь свою значимость в моей жизни. — А ты все еще ведешь себя как заносчивая выскочка, — он хмуро оглядел ее нервные щелчки зажигалкой. — Я переезжаю, забери остаток своих вещей, иначе выкину на помойку. — Так ты все еще их хранишь? — насмешливо изогнула бровь Рут, не в силах сдержать искреннего удивления. Из-за двери высунулся дежурный офицер, поторапливая их, и Магато безразлично пожала плечами, прежде чем шагнуть к двери. — Делай с ними, что хочешь, хоть сожги, мне плевать. Тео остановил ее, цепко ухватив за локоть, и Рут подняла похолодевший взгляд — еще немного, и, кажется, заморозила бы его ледяной гладью в глазах. Но руку он не убрал, уже научился справляться с ненавистью дочери. — Твой ручной пес передал тебе, что нас ждут на западном направлении? — Ты же не думаешь, что я отдам воинов тебе? Не надеешься, словно мой отряд будет слушаться твоих приказов? — зло выплюнула она. — Быть может, я прислушаюсь к твоим советам, потому что в подготовке безэмоциональных отбросов общества ты и впрямь мастер. Но на большее не рассчитывай. Она вырвала руку, не убирая злобной обиды во взгляде. Не нужно было читать ее мысли, чтобы понимать, что намекала она на себя. Рут зашла в кабинет, громко хлопнув дверью. Коридор опустел. Плечи Тео чуть поникли, и он потер напряженную шею. Выскочка. Никогда не думала о последствиях и была такой же упрямицей, как мать. Он вздохнул, тяжело глядя на растворяющиеся клубы дыма под потолком. Неужели его дочь — его плоть и кровь — и вправду могла думать, что он без зазрений совести выкинет все, что когда-то было частью ее жизни? Все марки, которые она собирала. Вырезанные из дерева статуэтки артиллерии, подаренные им на праздники. Все бережно хранимые ею мелочи, которые с возрастом перестали быть значимыми для нее, но остались напоминанием для него. Напоминанием о прежних днях, когда он был не сам. Когда дочь всегда была рядом. В тот вечер она так и не вернулась домой. Ни тогда, ни после. И все вещи — все, что ей принадлежало, так и осталось лежать нетронутым в ее некогда детской комнате. Каруви стоял, склонившись над картой, уже битый час. Старшие офицеры — ленивые засранцы — незаинтересованно спорили о тактике. Рут вяло отгавкивалась отцу на тему его несуразных проигрышных идей, но по первому слову генерала замолкала. Собрание заходило в тупик: никто не мог согласиться на единый план укрепления проседающего фланга и наступления на западном направлении. Рут, откинувшись на диване и вполуха слушая очередные отчеты, отстраненно думала о Брауне. Интересно, часто ли он приходил на дозорную башню просто посмотреть? Не зарабатывал ли отработок у заменяемых ее офицеров? Она мысленно чертыхнулась — на кой черт ей вообще сдался этот мальчишка. Глупые, неуместные мысли. — Сержант Магато, — рявкнул Каруви, и Рут подскочила на месте, больно приложившись бедром о край стола, но все равно вытянувшись по струнке. — Напомни, для чего я держу коротконогую девчонку, по совместительству командира элдийских взводов, на собраниях с планировкой стратегических атак? — Для выдвигания действенных предложений по решению актуальных проблем, сэр, — отчеканила она. — Тогда какого черта ты второй час подряд протираешь штаны в моем кабинете и молчишь, не считая колких фраз в сторону старшего Магато? — он хмуро оглядел ее. — Ты какая-то несобранная сегодня. — Я жду разрешения докладывать, сэр, — коротко ответила Рут, едва заметно пожав плечами. — Тебе что, мое дозволение на любое действие нужно? — недовольно скривился он. — Задницу без моего разрешения тоже не подтираешь? Послышался громкий гогот офицеров. Каруви коротко оглядел оставшееся беспристрастным лицо Рут, привыкшей к подобным вульгарным грубостям еще с кадетских времен. Хороша дрессировка. Генерал призвал всех к тишине одним коротким хлопком по столу, протягивая в руки Рут карандаш. Она встретилась с ним взглядом, и в этот момент Каруви уже стал смутно догадываться, что ее предложение будет одним из самых недурных, что они сегодня обсуждали. Магато докладывала коротко и по делу. Чертила неровные линии по карте, оставляла пометки. Пара капитанов порывались прервать ее речь возмущенными отрицаниями — она желала потратить слишком много ценных ресурсов, — но суровый взгляд генерала затыкал их на полуслове. Рут отложила карандаш, складывая руки за спиной в ожидании вердикта. Каруви совершенно несвойственно ему присвистнул. — Это грязный ход, — первым подал голос Тео, тревожно покосившись на дочь. — Мы не можем использовать гражданских, это нарушение сразу нескольких военных правил. Диверсия — не выход. — Кажется, именно по диверсиям твоя дочь вполне неплохо специализируется, если ты немного пораскинешь мозгами и вспомнишь, благодаря чьему отряду мы получили новости о наступлении, Тео, — задумчиво потер подбородок Каруви. — Она хочет, чтобы наши люди сдались в плен, а потом вырезали сторожевых изнутри, чтобы открыть войскам проход? Пленные?! Кем мы предстанем потом перед остальными странами?! — Победителями, — глухо ответила Рут. — И как записывать эту битву в истории — будет уже нашим решением. — Почти все солдаты погибнут! — Элдийцы? Ну и пусть подыхают к чертовой матери, — гавкнула она, словив вопросительный взгляд Зика у окна, и оскалилась. — Что, Йегер, я не права? — Ты и не права? Такого не бывает, — усмехнувшись, пожал плечами Зик. — Я полностью поддерживаю идею сержанта Магато. Иногда хаотичная, безумная ненависть Рут почти пугала его. И в то же время восхищала. Дуализм Рут и ее искреннее, нелукавое мнение были идеальны. Безупречны. Она была самим воплощением его идей. Чем-то, что существовать не могло, но почему-то существовало. — Ты, кажется, не так давно говорила, что мы должны больше принимать марлийцев в наши войска и не использовать элдийцев как пушечное мясо, — вопросительно пробормотал Каруви. Рут уткнулась взглядом в поседевшие виски генерала. Перед глазами мелькнуло лицо Райнера — напуганного Райнера. Райнера, с покрасневшими скулами. Магато сжала челюсть и чуть встряхнула головой — это были жертвы. Элдийцы были просто очередными жертвами для победы, вот и все. — Отчаянные времена требуют отчаянных решений, генерал. От того, что пара сотен элдийцев не вернутся с войны, нам хуже не станет. Я слышала, что у нас проблемы с поставкой продовольствия к прифронтовым зонам. Меньше голодных ртов — больше силы у остальных. Каруви поморщился: пути поставок были их ощутимо слабой стороной. Помолчал немного, покручивая карандаш между пальцев, и небрежно кинул: — Собрание окончено, все свободны. Подготовьте мне подробный план на основе последней идеи, начинайте собирать ресурсы, — он обвел всех взглядом, кивая на последок, и остановился на Рут. — Молодец, сержант Магато, хоть у кого-то в твоей семье есть яйца, — Каруви кинул короткий похолодевший взгляд на Тео и вернул его обратно. — Задержись, Рут. Она встретилась взором с отцом, не удержав дрогнувшего уголка губ в победной ухмылке. Рут знала, что этот бумеранг закинул сам Тео: он запустил череду событий, которая привела именно к этой точке невозврата. И этот же бумеранг она была готова собственноручно засунуть ему прямо в глотку. Зик задержался у двери последним. — Сержант, вещи? — он демонстративно приподнял ее потрепанную дорожную сумку. — Занеси в штаб, Йегер, и двигай к воинам. Предупреди, что сегодня их ждут госпиталь, осмотры и проверки, — она устало потерла переносицу. — Нам скоро выдвигаться. Зик откланялся и вышел. Рут словила чуть насмешливый взгляд генерала, кажется, ощутимо расслабившегося после ухода остального командования. Встала с дивана, разминая уставшие ноги, и направилась к окну, чтобы глотнуть свежего морозного воздуха. — Преданный, — он коротко кивнул, и Рут проследила отголосок почтения в этом незамысловатом движении. — Вещи за тобой носит, удобное ты им применение нашла, — Магато мазнула уголком губ ввысь — нечасто генерал позволял себе такое общение. Каруви вздохнул, словно вспоминая что-то. — Йегер посоветовал личные тренировки с Брауном. — Да что Вы? — сжав зубы, пробормотала Рут, глядя на Йегера, пересекающего небольшую площадь перед штабом командования. Тот, словно почувствовав, что говорят о нем, обернулся и растянул губы в широкой ухмылке. — Так и сказал? — Владелец Бронированного титана сдает позиции. Он отличный воин, хороший солдат, но в последнее время совершенно не идет на контакт. Особенно, когда ты на фронте, — многозначительно скосил глаза Каруви. — Остров подкосил его, Магато. Он мне нужен в здравом уме. Будь так добра, позаботься, чтобы на его лице не читалось перманентное желание смерти. — И как Вы предлагаете это сделать? — ей бы вложить хоть каплю дерзости и насмешки в тон за подобные слова, да вот нельзя. Генерал четко реагировал на любое неуважение. Хотя бы намек на него. Он скучающе развалился в кресле — кажется, Каруви стал относиться к ней более доброжелательно. Позволительно. Рут не обязательно было стоять по струнке, чтобы в его глазах мелькал намек на уважение. Магато это переполняло воодушевлением как никогда. Словно он оставил ее не для дополнительных инструкций, а чтобы просто обсудить какие-то дела. Из-за доверия к ней. Он редко общался с ней на равных, но сегодня будто бы был особый случай. Генерал повернулся к ней. В глазах читалась совершенно непривычная для него усталость. Рут почему-то задумалась о том, насколько сложно было командовать военной мощью империи. Сколько времени это отнимало? Признаться честно, она не помнила ни единого раза, чтобы его не было в штабе. В любое время суток он неизменно находился здесь: заваленный бумагами, отчетами и списками встреч, среди которых протиснуться на пару важных донесений было невозможно. Была ли у него семья? Ему бы с внучками на пенсии быть, а не сидеть здесь и решать будущее империи. — Включи фантазию. Галлиард вон с тобой по струночке почти ходит, а Браун вроде не такой истерик. Только давай на этот раз без фокусов, Магато, — он кинул на нее короткий ровный взгляд. Рут ощутила, как страх едва заметно сковал тело. Зачем ему было это вспоминать? — Ты была юной, я понимаю, кровь бурлила в венах ощутимее ума. Что ж я, сам таким не был? Думаешь, сам по молодости не имел элдийек одну за другой? — на его лице промелькнула короткая насмешка. — Мне не было дела до того, кто ее мать или отец, если она была с такой же милой мордашкой, как и остальные. Но затем приходится взрослеть и занимать свое место в обществе. При нашем с тобой послужном списке такое не положено, Магато, и ты должна это понимать. В голосе Каруви слышалась странная вовлеченность. Понимание. Он не отчитывал ее за прошлое, и, кажется, даже если бы она призналась прямо сейчас, что затаскивала в постель кого-то из воинов, он бы лишь отмахнулся от этого и попросил так больше не поступать. Правила, почти непререкаемые заповеди Марлии, на деле были больше мишурой. Если доверенный офицер изнасилует любую элдийскую девчонку — ему это явно сойдет с рук. Вероятно, в глазах генерала Рут медленно, но уверенно шла ввысь в военной карьере, оттого тон опускался до снисходительного тона. Но… Было же треклятое «но» во всем этом. — Тогда зачем? — сорвалось с ее губ, прежде чем она смогла себя остановить. — Зачем в тот вечер Вы… — Почему пустил твоего несостоявшегося женишка в расход, если мог просто пожурить и отправить обратно в далекое гетто? Почему мне так необходима была его жалкая смерть? — Он словил короткий кивок ее головы вместо ответа. — Потому что ты бы побежала за ним, даже несмотря на то, кем он был. Потому что тогда это было бы для тебя важнее родины. Магато, мне плевать, с кем ты спишь, и плевать, для каких целей будешь использовать элдийцев. Но это должно быть односторонне и никоим образом не влиять на тебя. Не давай кому-либо из них помыкать тобой. Тогда иного пути не было. Если ты хотела добиться моего расположения, то в тот вечер у тебя вышло. Сейчас, спустя столько лет, ты думаешь, что сделала правильный выбор? — Конечно, сэр. — Потому что он погиб. А если бы этого не случилось, ты бы так и осталась бесхребетной. Я сделал тебе одолжение в тот вечер, подарив свободу от этого поганого народа, — Рут ощутила, как рвотный позыв сдавил глотку. Одолжение. А как же. — Вложился в твое будущее. И посмотри, где ты сейчас — кажется, ты не знаешь, что такое сомнения. И я доволен, Магато. И впрямь доволен тобой. Так что вылепи из Брауна что-то наподобие милого щенка, каким он был до Парадиза. Хочешь, таскай его на задания, хочешь, бери на дежурства. Если ему заблагорассудится — пусть хоть спит у твоих ног, но он должен быть в форме. И преданным до зубов Марлии. Марлии, Магато, а не Зику. Я же могу на тебя положиться, сержант? Кажется, все в командовании знали о ее треклятом тщеславии. Внутри у Рут резко потеплело. Генерал военных сил империи спрашивал, может ли он на нее положиться. Она млела от этого почти так же, как девицы — ее ровесницы — растекались лужами от похабных взглядов офицеров. — Сэр, — Рут позволила себе не вытягиваться по струнке в попытке выслужиться. Лишь коротко глянула на него, едва заметно кивнув. Губы генерала растянулись в подобие слабой усмешки. Кажется, он оценил это. — Ты взрослеешь, Магато. Слепая преданность хороша для солдата, но для командующего, — он коротко глянул на нее, — чувство собственного достоинства тоже важно. Рут никогда не считала генерала особо выдающимся или умным человеком. Просто влиятельным. Но сейчас закрадывалось понимание: чтобы добиться этого самого влияния, требовалось, пожалуй, весьма активно работать своими мозгами. Каруви какое-то время помолчал, словно формируя на устах вопрос. — Скажи, сержант, что в голове у Йегера? — задумчиво спросил он, уловив, как на лице Рут непроизвольно расплылась презрительная ухмылка с долей изломанного отчаяния. Такую, даже если сильно захотеть, нарочно отыграть или повторить не выйдет. Слишком тонкие нити собственных эмоций были прошиты насквозь. — Уж я-то и сама хотела знать, сэр, поверьте. Каруви верил. Только глупец не поверил бы ее тону. Йегер удачно держал Магато на своем месте надзирателя. Рут же неизменно держала Зика на расстоянии вытянутой руки и в полной преданности командованию. Они работали в странном слаженном тандеме, не доступном его пониманию. Но пока в Рут горел огонек надорванной нужды в Зике, Каруви подобный расклад дел более чем устраивал. Крытый полигон был построен пару лет назад, когда появилась необходимость в постоянном пополнении войск. Война предполагала подобные убытки, но Марлия, казалось, конфликтами с другими странами буквально питалась — росла, сочилась, ожесточалась с каждым днем. Будто война была ее кровью и плотью. Будто Марлия сама была войной. Малые тренировочные залы не вмещали в себя десятки отрядов, которым моментами приходилось заниматься одновременно, и командование не поскупилось на пару «загонов для скота», как их любил называть Каруви. Рут тыкнула пропуск в нос задремавшему охраннику. Тот что-то неразборчиво промямлил в ответ и открыл перед ней дверь, кажется, тут же ныряя обратно в сон. Внутри большого куполообразного помещения, покрытого полупрозрачными ставнями, было душно. Пахло табором мужчин, потом и мускусом, и Рут с неприязнью скривила нос — вентиляция тут была не из лучших. Она заприметила воинов у дальнего края и направилась в их сторону, на ходу расстегивая куртку. Порко сидел верхом на Райнере, явно пытаясь свернуть тому шею. Рут прошла мимо, скептично перешагнув через чье-то колено — они были настолько поглощены друг другом, что наставь она в процессе на кого-то их них пушку — и то не заметили бы. Зик что-то усердно демонстрировал кандидатам на приколотой к потертому столу карте. Вышагивал расстояния циркулем, ставил отметки. Рут вспомнила свое обучение в академии: она могла часами сидеть на лекциях по изучению местности. Фалько откровенно скучал, рассматривая залетевших под купол птиц; Габи слушала Йегера, почти заглядывая к нему в рот. Она напоминала Марселя — боги, как же напоминала. Хорошие были времена. Пик что-то активно рисовала — ей тренировки до последнего издыхания были ни к чему. Лишь бы не ползала на четвереньках, распугивая марлийских солдат. Фингер в общем и целом была милейшим дополнением команды воинов: кроткая, молчаливая, неконфликтная. Ей много чего спускалось с рук — даже сейчас Зик явно не имел ничего против того, что она проводила тренировочный досуг своим образом, пока сам кидал короткие команды Райнеру с Порко. Рут краем глаза осмотрела морской пейзаж на холсте, дельфинов, плещущихся в воде — у Пик явно был талант. Жаль, что времени использовать руки, растущие из того места, у нее было не так уж много. Штрихи карандашом гипнотизировали, успокаивали, погружали в вязкое сонное состояние, и Рут встряхнула головой, словив себя на зависании в одной точке. Надо было взбодриться. Она перевела взгляд на полигон, мгновенно сморгнув усталость, и уставилась перед собой во все глаза. Кажется, на мгновение будто получила короткий удар под дых — разряд между лопаток и вдоль позвонков. «Отлично взбодрилась, Магато». Рут хрустнула шеей в попытке скинуть странный холодок: воины, взмокшие после очередной потасовки, поскидывали футболки. На улице — за границей крытого полигона — слабый мороз. Рут так и не согрелась: стояла, разминала суставы, хрустела пальцами. А этим хоть бы что. Она была и рада молча отвести взгляд, да вот только выходило с трудом. Честно признаться, не выходило вообще, будто не нагляделась она на это в военной академии. Но тут все было иначе. Это не безмозглые однокурсники. Это — Браун, вечно потерянный в своих мыслях, задумчивый и нахмуренный, словно в любой момент был готов вступить в схватку. Рут продолжала рассматривать его исподтишка. Подумать только: он уезжал мальчишкой ростом ниже ее плеч. Наглым желторотым птенцом. Сейчас же она почти неосознанно скользила взглядом по его плечам, шее, расслабленно прикрытым векам. С чего бы это? С чего бы ей заглядываться на мужское тело? Рут вдруг словила себя за осознанием: ему было восемнадцать — какое там «мужское»? Ей стало почти стыдно своих мыслей. Но что она могла поделать, оглядывая его красиво подтянутую спину? Рельефную, вылепленную из-под рук скульптора, знающего свое дело. Чертово искусство. Чем-чем, а силой и красотой природа поганых элдийцев не обделила. Хотелось убеждать себя, что он все еще мальчишка, но Рут знала, что это давно не так. Она сжала челюсть, рассматривая влажную молочную кожу. Интересно, ощущалось бы его тепло, если бы он стоял в паре сантиметров от нее? Взмокший. Разогретый. Пропитанный запахом свежей тренировки. Она знала о своем пунктике после гладко выбритого надушенного молодняка из академии. Поросль волос на груди была совершенно не детской, и полоса, опускающаяся от пупка, оставляла место для фантазии. Чертовски, мать ее, хорошей фантазии. Рут резко отняла взгляд и грязно выругалась сквозь сжатые зубы, привлекая внимание недоуменной Пик. Она удивленно обернулась, оглядывая сержанта с головы до пят. Рут приложила ладонь ко лбу и выдавила воздух из легких одним коротким выдохом — Пик знала, что Магато всегда так делала, чтобы сбросить напряжение. Галлиард, подметивший сержанта, хвастливо вытянул руки вверх, покрасовался плоским животом и поиграл мышцами. Рут демонстративно показала ему кулак — для наглядности, чтобы слишком не выпендривался, но его это, кажется, не остановило. — Что, Магато, наверняка среди твоих марлийских мальчишек на фронте, где ты стала пропадать, нет таких сильных и мужественных солдат? — он замер в неудачной модельной позе, и Рут, сдерживая смешок, сделала вид, что прошлась по нему оценивающим серьезным взглядом, прежде чем выдать вердикт. — И где же эти «сильные и мужественные» здесь? — не то чтобы это было попыткой обидеть, но Галлиарда, кажется, зацепило. Он обиженно замер, неверяще оглядываясь по сторонам, дабы убедиться, что никто не слышал такой гадкой издевки. Это вызвало волну странного веселья, и Рут многозначительно помахала ему рукой. — Я могла бы сложить тебя одной левой, Порко. Кажется, Галлиард мог бы припомнить пару случаев, где он неоспоримо поддавался ей в спаррингах, или тот день, когда Браун вжал ее носом в землю, ощутимо вывихнув руку. Но глубоко залегшее оскорбление явно не дало ему вспомнить таких очевидных фактов. — Я же не буду всерьез состязаться с девчонкой, — его голос был странно растерян, словно ему не хотелось выставлять себя слабаком, но и подвоха в ее словах он не видел. Рут многозначительно потупила глаза, дернув уголком губ, и выдала контрольную беспроигрышную фразу: — Нет, конечно, я пойму, если ты испугаешься. Кажется, после ее слов тишина опустилась на весь полигон, хотя Рут был уверена, что никто, кроме близстоящих, не слышал их разговора. У Порко нервно дернулся глаз — редкое зрелище для самоуверенного Галлиарда. Но не успел он и рта раскрыть, как один из марлийских капралов — кто-то из танкового выводка Пик — прогорланил: — Старший сержант Магато против Зубастого в борьбе на руках! — все мгновенно оживились, и Рут кинула хмурый взгляд на молодого паренька, виновато пожавшего плечами и тут же подмигнувшего. — Знаешь, сколько я нагребу за то, что поставлю на тебя? В его кармане были все ставки. И почти каждая — на Порко. Рут негодующе фыркнула, досадно хрустнув шеей: она вновь чувствовала себя лошадью на скачках. Магато рваным движением скинула рубашку, вставая перед побледневшим Порко. Он явно был уверен в своей победе, но определенно боялся последствий, если и впрямь победит. Но не победить он не мог — это было бы просто нелепым. Ощущался странный подвох, раскусить который у него не выходило. Рут словила прищуренный взгляд Райнера. Он неловко приподнял ладонь в приветствие, и Магато кивнула головой в ответ — на полсекунды дольше обычного. Как что-то особенное, личное приветствие, предназначенное только ему. В груди у Брауна непреднамеренно потеплело, будто между ними была особая тайна, неизвестная больше никому. Что-то, разделенное с ней лишь на двоих. Он приподнял уголки губ вверх и подумал, что в этом споре поставил бы на нее. Это читалось в коротком насмешливом взгляде в сторону Галлиарда, и Рут сделала еще один кивок — будто в благодарность за такое неоспоримое доверие в ее силы. Все замерли с недоверчивыми заинтересованными взглядами. Толпа вокруг давила друг на друга, стараясь рассмотреть забавное зрелище, в котором сержант Марлии продует элдийцу. Не каждый день удавалось такое встретить. Большинство солдат, конечно, уважало Рут, но даже ее тугие сухожилия не могли соперничать с широкой формой Галлиарда — они не раз видели его силу в действии. Зик наблюдал со стороны, распустив кандидатов, старающихся пробраться между чужими спинами к самому центру. Сколько раз он видел этот прием? Все по незнанию велись, не зная простых правил. Капрал поставил их руки на стол, проверил, чтобы каждый стоял ровно и не жульничал. Положил ладонь поверх их сцепленных пальцев и начал обратный отсчет. Все тут же подхватили, и Рут, словив напряженный взгляд Порко, насмешливо подмигнула ему. Ладонь капрала соскочила с их рук в конце отсчета. Все загалдели, скандируя поочередно их имена. Порко напрягся со всех сил, кровь мгновенно прилила к лицу, разогретая после тренировки кожа вновь покрылась липким потом. Он испуганно мелькнул на довольное лицо Рут, которая должна была сложиться под его давлением еще со старта, но почему-то все еще упорно удерживала ровный баланс. Она коротко выдохнула скомканный в легких воздух и, дернувшись всем телом, молча положила руку Порко на поверхность стола. Галлиард пару мгновений неверяще смотрел на свою ладонь, а затем с тихим стоном распластался по столу, уткнувшись носом в деревянные доски. Полигон взорвался глухим шумом: кто-то хохотал, кто-то обвинял их в том, что они все подстроили, а кто-то просто был не прочь подхватить общее настроение и откосить от тренировок. Марлийский капрал хитро скалился, пока остальные недовольно расходились по сторонам. Что-то укоризненно говорил им о том, что следует больше верить в имперских военных. Магато послала ему многозначительный взгляд, явно отсылаясь к тому самому дню, когда он и сам впервые повелся на это, поставив на громилу с академии. — Подумать только, проиграл девчонке… — промямлил Порко куда-то в поверхность стола, накрывая голову руками. — Меня же засмеют… — Дело не в силе, Галлиард, — Рут заметила, что Порко так и лежал с покрасневшим от стыда лицом в стол, и подняла его за загривок. — Нужно правильно использовать свой вес. Здесь играет роль не размер мышц, а умение работать со своим телом и делать уместные импульсы. Считывать напряжение противника, обращать его силу против него же, — Галлиард, кажется, не слышал ее. Только тихо поскулил вместо ответа и попросил скормить кому-нибудь поскорее, иначе он больше никогда не отмоется от этого позора. Магато отвесила ему короткий щелбан и спихнула со стола. — Манатки свои собирайте, нас уже ждут в госпитале. Она краем глаза очертила закопошившихся кандидатов и заметила, как напряглись плечи Зика, стоило ему кинуть взгляд куда-то ей за спину. — Крошка Магато демонстрирует отличную боевую форму, — послышалось откуда-то позади, и Рут обернулась, натягивая на лицо выражение крайней отстраненности. По старой въевшейся привычке поправила одежду — словно так и не выросла из девчачьих комплексов — и откинула волосы с лица, сузив глаза на хищный манер. — Чего тебе, Робертсон? Томас Робертсон был одним из самых молодых офицеров элитных взводов марлийских войск. Было в его командовании что-то уникальное — то, почему его отряды возвращались с победой. Хорошая тактика и подготовка. Стратегия. Умения. Он был любимчиком Каруви, и все это прекрасно знали. — Просто проявляю обычную солдатскую вежливость, — Томас оглядел ее цепким взглядом. — Я тоже хочу попытать удачи, — он приподнял вверх правую ладонь, вскидывая брови. — Не сочтешь за милость? — Нет настроения, — Рут нахмурилась и убрала руки в карманы — тон Томаса ей не нравился. Восходящая звезда Марлии никогда не интересовался ей. Даже, кажется, имени ее не знал. Неужто его подкосил тот незаурядный факт, что генерал предпочел ее план наступления? Задел гордость? Рут самодовольно приподняла уголок губ, молча накинула куртку, неприятно мазнув тканью по вспотевшей коже, и направилась к выходу, присвистнув воинам. Томас преградил ей дорогу через три с половиной шага — слабо столкнулся с ней полубоком, но намек остановиться Магато прочла без слов. Она замерла в паре сантиметров от него, плечом к плечу — натянутая, словно готова была сцепиться с ним в рукопашном в любую секунду. Солдаты в его подчинении заметно напряглись позади него. — Тело свое безмозглое подвинь, Робертсон. — Зубастая, — протянул он, встречаясь с ней взглядом, а затем насмешливо мелькнул глазами куда-то вниз и тихо добавил. — Там тоже зубки имеются? — Проверь, — они пару долгих, изрядно затянувшихся мгновений играли в гляделки. На лице Рут плясали желваки, во взгляде, не скрываясь, бушевало ощутимое последнее предупреждение. Томаса, казалось, это весьма забавляло. — Свали с дороги по-хорошему. — А не то что? — стоило его лицу озариться ухмылкой, на заднем фоне синхронно, как по выверенной беззвучной команде встали воины. Рут не видела — чувствовала спиной их угрожающие взгляды. Глубоко внутри впервые в жизни разрослось понимание: она ведь верила им. Верила на полигоне, верила в гетто, может, доверилась бы и на поле боя, даже если от них зависела бы ее собственная жизнь. — Щенков своих натравишь на меня? — Кто знает, а? У них-то зубки поострее моих будут. Откусят твою любимую игрушку по самое не могу — нечем будет трахать офицерских жен. Его взгляд блеснул холодной угрозой всего на мгновение, но тут же вернул прежнюю насмешку, словно этот раунд он осознанно играл в поддавки. Томас отступил в сторону, пропуская Рут с подчиненными, и показательно расстроено пожал плечами — мол, что я могу сделать-то. Когда Рут на мгновение остановилась перед выходом с полигона, чтобы посильнее натянуть капюшон, ей вслед насмешливо донеслось: — Я ведь однажды проверю, Магато, не сомневайся. Она показала ему средний палец и, не оборачиваясь, покинула полигон. Первые минуты прошли в полном молчании воинов и тихом негодовании Рут в сторону офицера. Зик кинул многозначительный взгляд и с усмешкой провел у горла, чувствуя негодование Магато, а затем откланялся у входа — его привилегии позволяли ему не поддерживать общее расписание воинов. — Безмозглый бастард, — пробормотала Рут, когда они вышли из тренировочного квартала, ныряя в гущу города, и обернулась к воинам. — Будьте так добры, ведите себя сносно в госпитале, мне жалобы на вас уже поперек горла стоят. — Что не так с этим Робертсоном? — поинтересовался Галлиард, пытаясь припомнить, когда он в последний раз видел, чтобы сержант вступала с кем-то в открытый конфликт. — Обычная офицерская сука, — она покосилась на густо краснеющих кандидатов от таких многозначительных выражений. — Ну, извольте, его иначе и не обзовешь. Он просто умный засранец, который отменно знает свое дело. Его все боготворят. Как вспомню, сколько девчонок по нему вешалось в академии, аж тошно, — Рут с неприязнью сплюнула на землю. — Эти чертовы бумажки с вашим допуском на фронт заполняют одни бюрократы. Если быстро закончим — дам вам завтра отгул. Отдохнете и соберете вещи, скоро будем выдвигаться. Галлиард молчаливо расцвел позади нее, спустя мгновение уже покрывая Рут благодарностями и строя планы на внезапный свободный день. Инцидент с его проигрышем уже отошел на задний план. Именно поэтому Магато искренне ценила Порко: с ним было очень просто договориться. Габи что-то воодушевленно рассказывала о предстоящей поездке на фронт. Ей бы живой вернуться. — Сержант Магато, Вы научите меня? — до Рут донесся явно повторяющий вопрос среди монотонного попискивания, и она в непонимании опустила взгляд. — Научите так же побеждать Галлиарда? — Для такого соперника тебе еще придется подрасти, — она насмешливо прищурилась. Габи смотрела с искренним восхищением, словно Рут не была марлийским командиром, через раз обращающейся к ней, как к куску дерьма. Внутри колыхнулось странное чувство — неприятное пощипывание от полного и безоговорочного доверия в глазах юного кандидата. — Но как-нибудь обязательно научу, Габи, — Магато чесанула носком сапога горсть снега, усмехаясь своим мыслям. — Не помню ни одного кандидата с таким настойчивым желанием быть воином. Наверняка тебе достанется Бронированный. Габи, кажется, разомлела от ее слов где-то за спиной, пока Рут продолжила размеренное движение к госпиталю. Но затем замерла на месте, мгновенно осознавая смысл сказанных слов, и обернулась: кандидаты радостно поздравляли Габи, словно им не предстояли еще годы обучения, воины с теплом поглядывали на них. Рут впервые стало тревожно. Она коротко глянула на Райнера, но он будто и не услышал сути ее слов. Воины всегда жили с этим: с осознанием, что рано или поздно погибнут в муках, отдавая своего титана не выросшим детям. Она говорила о его смерти так открыто, почти в форме дурацкой ироничной шутки, а он этого даже не замечал. Элдийцы впитывали это с рождения, как данное им, как уплату за долги прошлого, в которых были даже не виноваты. Магато резко одернула себя — так было нужно, она тоже вступала в эту должность с осознанием, что каждый из ее подчиненных — смертник со сроком в тринадцать лет. Но ее тоскливый взгляд не остался незамеченным. — Что, Магато, — многозначительно зашевелил бровями Порко, подметив странную растерянность на лице у командира. — Думаешь о том, что будешь скучать за нами? Райнер взметнул взгляд ввысь, впитывая слова Галлиарда. Постарался понять уровень дозволенности его фраз. Рут многое спускала с рук Порко и Пик. Зику так и подавно можно было травить неоднозначные шутки. Райнер хотел понять. Научиться не перегибать палку, научиться вести такие же незначительные разговоры, не отхватывая за излишне панибратский тон. — Я вами, засранцами, и при жизни-то по горло сыта, — без злобы огрызнулась Рут и многозначительно приподняла брови, позволяя сдержанному веселью расчертить лицо. — Особенно твоей бессовестной рожей, Галлиард, которая явно напрашивается на отмену завтрашнего выходного. Он шумно втянул носом воздух. — Но, Магато, погоди, — он поспешил оправдаться. — Мы же это даже не обсудили! Рут сделала вид, что не расслышала последовавшего после этого нытья. Сделала несколько ровных шагов к госпиталю, толкнула дверь и вопросительно замерла в проеме. Никто за ней идти не спешил, и она почувствовала нутром неладное быстрее, чем заметила, что Браун от них отстал. Райнер застыл посреди улицы, и даже с расстояния нескольких метров было видно его подрагивающие плечи. Рут возвела глаза к небу с тяжелым выдохом. Пару мгновений устало поразглядывала мерно кружащиеся снежинки. За что ей это? Галлиард, уловив ход мыслей Рут, недовольно пробормотал: — Разбирайтесь с ним сами. — Но в госпиталь так и не пошел: присел на бортик у входа, всеми силами показывая свое раздражение от Брауна. Обеспокоенность на лице скрыть не удалось, и Рут многозначительно хмыкнула. Несмотря ни на что, Галлиард переживал о своем приятеле. Райнер тяжело дышал. Выдыхал пар, стараясь прийти в себя. То сжимал, то разжимал кулаки и слегка качался от пяток к носкам, словно его стан затапливали прибережные волны. Пик аккуратно протянула ладонь, но тот в страхе откинул ее, поднимая искаженное от непонимания и горечи лицо. — Солдат, — Рут перехватила его руку, сжимая в кармане пистолет. Делала ту же ошибку, но почему-то хотелось верить, что больше Райнер вреда ей не причинит — седьмым чувством знала это. Она щелкнула у него перед глазами пальцами, чуть сильнее сжала мужское запястье и сделала шаг назад. Он подвинулся в ее сторону, бездумно вторя ее движениям. Еще. И еще. Сел на бортик рядом с Галлиардом, продолжая все так же тяжело дышать. Руки покрывались мелкой дрожью, но он неизменно молчал. — Порядок? Райнер неопределенно кивнул, и Рут неосознанно сжала его плечо, заглядывая внутрь госпиталя через запотевшее стекло. Браун от этого незамысловато движения дернулся под ее рукой в сторону, словно от пощечины. И так и остался сидеть вполоборота, зажмурившись, словно в ожидании неизвестной боли. Боги, разве она могла сделать ему что-то плохое, когда он был похож на потерявшегося ребенка? Его дыхание стало более поверхностным, плечи продолжили мерный мандраж. Сам он начал мотать головой и что-то тихо бормотать себе под нос — еще немного, и, кажется, задохнулся бы от резких глотков воздуха. Жалкое зрелище. Рут продолжала держать за его плечо. Мягко сжимать. Едва заметно втирать подушечкой большого пальца спокойствие. Вряд ли это было заметно сквозь ткань пальто, но ей хотелось, чтобы он ощущал чье-то присутствие. Короткую связь с реальностью: он был дома, а не на Парадизе. Райнер резко вскинул руку, вцепившись в ее локоть как за единое спасительное, делая короткие жадные глотки воздуха, в глазах блестел все тот же страх. Кандидаты сочувственно поглядывали на него. Пик — странно смотрела не на Брауна, а на Рут. Будто пыталась найти ответы на скрытые в глубине мыслей вопросы. — Они ненавидят меня… Райнер ощущал, как собственные слова доносись вязко, будто извне. В голове было пусто, только странное непонимание: где он и что он, необъяснимый страх. Вот же вроде сидит у госпиталя, но этого знания будто не хватало в полной мере. — Дыши, шкет. Просто глубоко ды… — она замерла на полуслове, ощутив, как его ладонь сместилась с локтя, поползла выше. Вторая рука обвила ее предплечье по всей длине, как лиана. Он вцепился в нее обеими ладонями, сжимал все сильнее, почти до синяков — и Рут болезненно сцепила зубы, подавив шипящий вздох. Промолчала. Его ладонь могла бы накрыть ее руку с лихвой. Пальцы были настолько теплыми, что касания, несмотря на морозный воздух, просачивались даже сквозь пальто. Странное ощущение. Насколько бы ей было тепло, если бы он схватился за ее кожу, не прикрытую тканью? Коснулся огрубевшими мозолистыми ладонями — смогло бы это согреть ее? Кажется, в Брауне было столько обычного человеческого тепла, что хватило бы даже на ее нечеловеческую проплешину в душе. Он совершенно потерянно уткнулся лбом ей в плечо. Порко рядом удивленно выдохнул. Коротко мазнул взглядом по нечитаемому лицу Рут и вновь уперся глазами в Райнера, забывая о какой-либо тактичности. — Ты дома, Браун, — ей следовало сказать хоть что-то для того, чтобы не стоять всем вместе в неловкой тишине. Рядом, благо, никого было. Все просто делали вид, что так и надо, что ничего странного не происходило. И не замечать, что Магато не скидывала его руку в презрении и попытке напомнить, что элдиец не смеет прикасаться к ней так, словно они старые друзья. — В безопасности. Райнер продержался еще два десятка секунд, прежде чем его хватка ослабла, и он поспешно отнял руки, так и не подняв взгляда. Остался сидеть в ожидании вердикта. В ожидании, пока Магато выставит его посмешищем — ей Богу, он бы еще расплакался ей в рукав. Но она коротко сжала руку на его плече, проверяя, точно ли Браун пришел в норму, а затем развернулась к остальным, водружая на лице прежнее негодование. Словно ничего не произошло. Будто они все прибыли сюда всего пару мгновений назад. — Передышка закончена, — недовольно обозначила она. — От медосмотров вам все равно не отделаться, все марш внутрь. Последующие несколько часов Рут нудила по длинным коридорам госпиталя. Подгоняла врачей, заполняющий бесконечные бумаги. Рявкала на медперсонал, предпочитающий отлынивать от работы за разговорами. Кандидатов быстро отпустили, но вот воинов всегда осматривали с тщательной дотошностью. Там было, на что посмотреть. В конечном счете Рут коротала конец рабочего дня за бессмысленной болтовней о ценах на жилье с Мией Дарвиш — девчонкой, учившейся с ней в академии на пару лет младше. В отличие от Рут, она пошла в военный госпиталь — не вынесла грубой дрессировки и требований наравне с суровыми мужланами. Мия все болтала и болтала о том, как пара ее однокурсников женились, что престарелый уорент-офицер, преподающий военное право, стал захаживать к ней с цветами. Рассказала, что одна светлоглазая красотка-капрал недавно лишилась ребенка из-за стресса, но кто-то поговаривал, что она крутила роман с женатым лейтенантом и это не было случайностью. Поток ненужной информации лился почти не переставая. Мия не была плохим человеком, просто за неимением важных проблем ее жизнь наполнялась такими глупыми вещами и темами. Думать о поездках на Парадиз или элдийцах, склонных к обесцениванию жизни, ей не приходилось. — Слушай, а ты не знаешь… — как-то замялась она. — Ты же с ними много времени проводишь… — Ну что ты мямлишь, — раздраженно кинула Рут. — Спрашивай давай. — Браун один? — Рут совершенно сбил с толку этот вопрос — что значит «один»? Может, их должно быть два? Вон он, сидит рядом с Галлиардом, явно не один. Но Мия заправила прядь волос за ухо, и у Рут от этого жеста расползлось паскудное понимание смысла вопроса. — Нет ли у него кого… — Дарвиш, — опасно протянула Рут, сузив глаза. Она ведь могла просто посмеяться с этого, пошутить: «Нет, голыми на тренировках она их не лицезреет и длину их титанических агрегатов не знает», — как в былые времена, когда они были девчонками в академии, а не натравленными псами с выработкой своего конкретного дела. Теми, кто мог позволить такие дурацкие шуточки. Но сейчас так говорить не хотелось. Рут боялась даже подумать, почему. Почему слова Мии вызывали странную злость. — Ты последние мозги себе хлоркой промыла, пока за больными ухаживала?! Он элдиец! Магато не знала, почему так взбеленилась. На них стали поглядывать посетители, и доктор, осматривающий воинов, недовольно покосился в их сторону через приоткрытую дверь. — Ты можешь не так горланить? — она нервно сжала папки в руках. — Я просто подумала… Он же воин, и я решила, что это допустимо… — Напомни-ка мне формулировку семнадцатого пункта военного устава, капрал Дарвиш, — она опасно склонилась над Мией. Несмотря на то, что были они одного роста, та слабо подогнула колени, упираясь затылком в стену. — Рут, да что на тебя… — Формулировка, Дарвиш! — взревела Магато, хлопнув ладонью по стене. Штукатурка опала на темные вьющиеся волосы Мии, покрывая их мутным слоем. Рут ощущала, как ярость сочилась из глазниц. Стекала по щекам, оседая покалывающими песчинками на губах. Нутро дрожало, готовое сорваться в мертвую петлю в любую секунду, если ей дадут еще хоть повод. Из кабинета любопытно выглянули воины, отмахиваясь от раздраженного доктора с седым затылком и редкой бородой, который пытался вернуть их обратно. — Любой представитель марлийской крови не имеет права… — Громче, черт бы тебя побрал! Мия мелькнула поникшим взглядом на Брауна, недоуменно разглядывающего открывающуюся перед ним сцену, и встретилась с Рут злобной искоркой в глазах. — Не имеет права вступать в какие-либо отношения с носителем элдийской крови. — Последствия? — коротко уточнила Рут. — Лишение городских допусков, привилегий и прав при доказательстве лишь частичной виновности. В противном случае военный трибунал с возможной казнью. — Надо же, Дарвиш, помнишь до зубов, а так и не скажешь, — она оттолкнулась от стенки, презрительно кривя губы. — Чтобы больше не подходила ко мне с такими вопросами. — Я-то думала, ребята просто что-то не так поняли, — глухо поговорила Мия, посылая Рут взгляд, пробирающий вдоль позвонков. — Когда сказали, что ты и вправду стала послушной собачонкой у генерала. Видимо, нет. Она развернулась и покинула коридор сбивчивым шагом быстрее, чем Рут придумала, что ответить. Вот как теперь видели ее прежние товарищи? Все было слишком сложным. Не весь молодняк ровно и безоговорочно восхищался национализмом своей державы. Поколения сменялись, росли с элдийцами, сражались бок о бок — и в них что-то ломалось. Как они могли ненавидеть тех, с кем проходили ужасы войны, с кем делили последние запасы лекарств и провизии? Рут все это видела: видела их взгляды, не различающие ни пола, ни нации, ни крови. Была бы, наверное, такой же, если не воспитание отца. Она ведь и сама стояла на грани вплоть до того самого вечера. А затем запретила себе даже помышлять о том, что империя могла быть в чем-то неправа. Ненависть к элдийцам была единственным здравым выходом, и больше — ничего. Рут вцепилась в эту мысль клещами и не отпускала последние годы — боялась. Боялась, что если даст сомнению хоть немного скользнуть во въевшиеся в сознание правила, то вся ее система пойдет крахом. Все, что она так бережно, так ревностно выстраивала в своей жизни, рассыплется на глазах, потому что на самом деле Рут прекрасно знала, насколько шаткой была ее жизнь. Насколько шатким было все, во что она верила, и все, в чем себя убеждала. И потому она цеплялась за правила еще сильнее. Правила есть стабильность. Стабильность есть предсказуемость. А Рут боялась неизвестности. Магато знала. Знала, что с приходом в ее жизнь Йегера и его она отталкивала от себя людей. Даже неплохих. Даже тех, кто был не столь омерзителен, как остальные, а мог стать вполне неплохой компанией, чтобы скоротать вечера. Но Рут ничего не могла поделать — по крайней мере упрямо убеждала себя в этом. Магато не знала: пыталась ли она оградить от этого себя или их. Быть может, она стала слишком потакать своим прихотям и выметать из жизни совершенно всех, кто мог бы ее осудить, даже не спрашивая их мнения. Рут чувствовала себя совершенно запутавшейся в происходящем. — Вы закончили? — глухо уточнила Рут замершим воинам — слинять по-тихому им не удалось. — Сказали, передадут тебе документы через пару дней, — неуверенно ответил Порко. — Мы можем быть свободны, сержант? Рут неопределенно кивнула, хмуро разглядывая след от штукатурки на руке, но когда воины достигли противоположного конца коридора, вдруг окликнула: — Браун, задержись. Дело есть. Они шли по безлюдному клочку на границе элдийского гетто и марлийских жилых кварталов. Рут жила совершенно неподалеку — специально, чтобы если при случае в гетто вдруг перевоплотится взбешенный титан, она успела бы оценить обстановку быстрее, чем тот сотрет город под ноль. Рут молчала. С момента, как она отпустила остальных и пошла из учреждения в другой конец города, она не произнесла ни слова. Только выкуривала сигареты почти одну за другой — благо, ему больше не предлагала — и о чем-то глубоко размышляла. Райнер уныло шел за ней, на пару сантиметров дальше, чтобы лишний раз не мозолить ей глаза. Когда он уже было решил, что она и вовсе забыла о его присутствии, Рут вдруг остановилась, оглядывая свору драных уличных котов, пристроившихся на низких крышах соседних домов. — Видел ту девчонку? — спросила вдруг она, не оборачиваясь. — Медсестру. — Ту, с которой вы о чем-то спорили? — он совсем растерялся от такого странного вопроса. Дискуссия Магато доходила до них лишь обрывками. — Ты ей приглянулся, — Рут приткнулась спиной у песочной стены, вслушиваясь в тихое мяуканье. Ей нужно было поднять совершенно другую тему, связанную с ее прямыми обязанностями и приказом генерала, а говорила она об этом. И сама не знала, зачем. Может, хотела обвинить его в том, что подстрекает марлиек мешать кровь с грязными отродьями вроде него. А может, просто… — Ты ревнуешь, сержант? — Райнер вскинул уголки губ в добродушной улыбке. Так бы сказал Порко. Но стоило Магато поднять потемневший взгляд, мгновенно выставил руки в защитном жесте, не на шутку пугаясь. — Я пошутил, клянусь, — она продолжала прожигать его непонятным взглядом, и Браун сжал зубы: почему он говорил такие необдуманные глупые вещи? Почему не мог остановиться, отделаться от странного образа, будто они были всего-навсего приятелями. — Сержант, я… Не хотел, прошу прощения, я просто неудачно пошутил и… — Ты хоть иногда думай, что несешь, шкет, — она вполне удачно скрыла за раздраженностью мелькнувшую растерянность. Может, из-за того, что его шутка и впрямь раздражала. Но не по той причине, по которой следовало, а потому, что его слова внезапно оказались спорной догадкой. Рут ощущала странное чувство. Воины принадлежали ей — целиком и полностью. Примерно то же чувство она испытала, когда Зик сказал, что отец присоединится к поездке на фронт. Ревность. Было что-то приятное в том, что титаны Марлии выполняли ее приказы. В том, что какой-то девчонке дали в руки оружие империи, и она могла привить им сильную преданность. Ей не хотелось — до искр под глазами от сжатых век не хотелось, чтобы кто-то еще имел на них влияние: от других военных и до каких-то девчонок, имеющих все шансы утащить сердца молодых юношей. Очевидно, что им могли отдавать приказы любые офицеры и высокопоставленные военные, но их командиром была она. И дело было исключительно в этом. Конечно, только в этом, и ни в чем другом. Браун засунул руки в карманы, пряча покрасневший — от холода — нос за плотный шарф. Рут вновь молчала. Стояла, не двигаясь, лишь изредка подносила сигарету к губам. Браун начинал нервничать, будто она привела его сюда, чтобы пристрелить без свидетелей. Иной причины ее странного поведения он не видел. — Ты сказала, что есть дело? — неуверенно подал голос он. — Да, — спохватилась Рут, словно вспомнив, что она здесь не одна. — Скоро на фронт, между поездками воинам будут давать возможность больше отдыхать, а ты будешь усиленно заниматься со мной, понял? Генерал сказал подтянуть тебя. — Я что, сдаю позиции? — голос Райнера мгновенно просел. Теперь ему стало понятно, почему она выбрала место наедине — чтобы оповестить, что его титан достанется кому-то другому. Он оплошал. Опять. Оплошал на острове. Оплошал здесь. Он вновь сдает позиции. Вновь становится последним в приоритете… — Браун! — она пару раз пощелкала у него перед глазами, глядя, как стремительного его взгляд набирает обороты безумных оттенков. — Боги, давай только снова без выкрутасов, я не буду с тобой нянчиться каждый раз, когда у тебя начинаются эти заскоки. Можно мне какой-нибудь выключатель? — Она окинула его сомнительным взглядом. — Возьми себя в руки, будь так добр. Это не наказание, а поощрение, ты совсем дурной, раз не понимаешь? Почему-то ее искреннее недовольство и такие простые слова расслабили мышцы, сжатые спазмом. Райнер вопросительно приподнял брови, позволяя глупой улыбке скользнуть по лицу. «Видимо, и впрямь дурной», — подумалось ему. — Я подумал, что я не так исполняю свой долг… — Вот только давай не о долге родине, почетном владении титаном и прочей чепухе? Мы не в штабе, тут можно быть не таким слащаво-праведным, — многозначительно приподняла бровь Магато, и Райнер поспешно кивнул. Значит, она позволяла ему не травить себя очередным притворством, будто он и впрямь считает владение титаном почетным. — Зик много времени проводит в штабе и не всегда будет присутствовать на операциях, нам нужны его мозги здесь. Если покажешь себя хорошо на западном фронте, то летом сделаем из тебя заместителя командующего — такой расклад подойдет? — Разве мне может что-то не подойти? — уточнил он, и Рут в ответ хмыкнула. Брауна можно было отпускать на заслуженный выходной. А можно было позвать его с собой на дежурство — для профилактики, как сказал генерал. Чтобы приучался к выдержке и беспрекословной верности своему командиру. Райнер продолжал вопросительно смотреть, ожидая от нее хоть каких-то слов о его дальнейших действиях, и Рут по привычке хрустнула плечом, словно один его вид рядом напоминал о дне, когда он вжал ее носом в землю. — Что случилось-то сегодня у госпиталя? — она хотела спровадить его куда подальше, но вместо этого вскинула вопросительный взгляд, и Райнер выпрямился, не совсем понимая, как ему отвечать. Должен ли он был докладывать как командиру или мог просто поделиться тем, о чем думал? Он немного помолчал, разглядывая, как облака пара растворяются на фоне светлого неба. — В день, когда мы с Бертольдом и Энни второй раз проломили стену, в городе был хаос. Кадеты, едва окончившие обучение, оказались в эпицентре событий. Было там… Всякое. Много наших погибло, — он прикусил язык, тяжело вздыхая. Грань его сознания была слишком тонкой. — В смысле, местных. И один паренек услышал, как мы с Гувером разговариваем о нашей миссии. — Ты о Марко? — с пониманием уточнила Рут. — Кажется, Галлиард выдал что-то очень похожее на то, что сказал тот паренек, верно? Тогда начались твои проблемы, когда ты стал путаться в том, кто ты: забывать, воин ты или солдат, не так ли? Его глаза округлились. Рут нахмурилась, пытаясь сложить пазл: видимо, Райнера так сильно отягощало собственное предательство, что он выбрал самый легкий и короткий путь — забвение. Намного проще было влиться в команду врагов, если забыть, что они — враги. Это был ужасно слабый и непрофессиональный поступок как для воина. Но порицать его было сложно. Она бы с таким не справилась. — Откуда ты… — Я читала твои отчеты о Парадизе. Не шибко из тебя приемлемый писатель, но под стакан-второй чего-то крепкого сойдет. — Все? — казалось, его удивлению не было предела. — Я же твой командир, конечно, мне необходимо знать, что ты там творил. — Но Зик сказал, что эти отчеты — лишь формальности, и никому до них нет дела, — он заметил, как Рут недовольно поджала губы. — Напомни мне выпороть Йегера на следующем собрании, — тихо пробормотала она, игнорируя смешок со стороны Брауна. Потерла переносицу и оглядела Райнера коротким беглым взором. — Предположим, мне было интересно почитать о ситуации под твоим углом. Рут показалось, что щеки воина покраснели еще сильнее, хотя при колющем холоде это было неудивительным. Его взгляд неловко метнулся в сторону, и он несколько раз вздохнул, ощущая молчаливое ожидание продолжения. История была не завершена. — Я верил, что если смогу выполнить миссию, то приеду марлийцем. Настоящим. Что моя жизнь изменится, но на деле… Мне разве что стали бояться плевать в спину, не более. Бертольд часто напоминал мне: «Мы воины, Райнер. Воины, а не солдаты, разве ты забыл?» А я не хотел помнить. Я просыпался с ними под одной крышей, убеждал, что они все заслужили смерти. Что их близкие и друзья заслужили смерти, потому что в них течет дьявольская кровь. Как и во мне. Но когда я оказался там, когда закончил их академию, слушая эти глупые геройские цели каждого кадета — спасти их мир от титанов. Я вдруг подумал, что я не хочу быть воином. Не хочу, чтобы в мире, в котором жил я, нужно было убивать людей для того, чтобы стать марлийцем. Чтобы очистить себя от крови предков. Я хотел быть солдатом, как они. Который борется за самое справедливое — за свою жизнь. — Внезапно оказалось, что там простые люди, верно? Такие же, как и ты. — Я не думал, что прижиться среди них будет так легко. Думал, что все они будут отвратительными, злыми, коварными, — он говорил уже почти не думая. Стараясь откинуть от себя мысль, что Магато могла сдать его за такое — и любой другой сдал бы. Но она стояла и смотрела. Слушала. Даже почти небезучастно. Райнер отстраненно присел на корточки, поглаживая облепивших его котов. — После того, как погиб Марсель, я понял, что мы не сможем идти дальше без него. — И взял на себя его роль, полагаю? — хмыкнула Рут. Самый очевидный поступок для недалекого Брауна, всегда стремившегося быть лучше, чем он есть на самом деле. Всегда стремившегося быть другим. Сильнее, чем Порко, умнее, чем Пик. Увереннее в себе, чем Марсель. Он всегда старался занять чью-то роль, совершенно не понимая, что в этом нет нужды. Это было таким очевидным и в то же время проклюнулось странным осознанием внутри у Рут только сейчас. — Я старался действовать как он. Поступать как он. Быть им. И в конечном счете я не уверен, кем я стал. Тем, кем должен был быть Марсель, или тем, кем должен был стать я. Я был тем, на кого можно положиться там — верным другом, а приехав, понял, что эту роль играть необязательно, но… Я к ней прижился. И не знаю, где эта грань. — А надо ли ее искать? — Рут пожала плечами, и Браун поднял вопросительный взгляд. — Тебе необязательно быть кем-то, кем тебе следовало быть раньше. Так уж вышло, что в тебя вплелись черты Марселя, ну и пусть, разве нет? Если хочется быть шумным раздражающим пареньком — будь им, если хочется помолчать и прожигать окружающих своим угрюмым взглядом — делай так. В чем проблема? — Я не уверен, что я знаю, чего я… Хочу. Кем я хочу быть. Я даже не знаю, с кем мне об этом говорить. — Говори со мной, — она сказала быстрее, чем подумала, и тут же поспешила уточнить: — Я же твой командир. И когда у тебя какие-то проблемы, то должна знать в первую очередь, разве не так? — Сержант, я подвел Марлию. Подвел, потому что хотел стать героем империи. Мы бы вернулись втроем. Живые. С информацией, которую успели выбить. Знаешь, что сказала тогда Энни? Что если мы пробьем вторую стену, то погибнет много наших друзей. Ведь они были мне друзьями, но я… Не хотел, чтобы это было так. Не хотел ощущать к ним того, что ощущал. Все ошибки нашего отряда лежат на мне. Я не понимаю, почему… Почему из нас четверых выжил именно я — тот, кто вообще не должен был оказаться в воинах. — О чем ты… — Это все Марсель, — вдруг выпалил он, поднимая глаза, наполненные затертой тоской. — Он сказал, что специально подстроил это. Рассказывал всем, какой из Порко никудышный кандидат, потому меня и выбрали. Рут молчала, сжимая челюсть и переваривая информацию. Марсель всегда отличался ловкими идеями и острым умом. Недурно. Мальцы-кандидаты оказались расторопнее, чем командование — каждый пытался сохранить жизнь близкому и действовал в своих интересах. Но в конечном счете никто не мог знать, кто справится лучше. Штаб пошел ва-банк и проиграл, но быть может, все пошло бы намного хуже, останься Марсель жив. Рут не знала и не видела нужды в бессмысленных предположениях, когда партия была уже сыграна. Райнер наблюдал за сменой злых и досадных эмоций на ее лице. — Ты думаешь, что все это оказалось глупой ошибкой? — вновь подал он голос, продолжая гладить котов, словно пытался скрыться от нервозности. Будто они могли помочь ему говорить те вещи, о которых не всегда удавалось признаться даже себе. — Что мне стоило остаться в Марлии и дать Порко поехать туда, потому что я ничего не стою? Думаешь... — Я думаю, что ты хороший человек, Браун, — она наблюдала, как кошки терлись о его широкие ладони. Мурчали, льнули к ласке. Как он мягко поглаживал их за загривком. Райнер скормил невиновного паренька титану, чтобы добиться цели, потому что хотел стать нормальным человеком. Проблема была в том, что он уже им был. По его вине погибли тысячи мирных жителей острова, потому что он знал, что, если вернется домой с пустыми руками, его ждет смерть. Это были обычные инстинкты выживания. Что плохого в том, что он хотел жить? Почему кто-то считал, что его жизнь менее ценная, чем жизнь того паренька Марко? Каждый из них боролся с тем врагом, о котором знал с рождения, вот и все. Рут бы посадили за такие мысли как государственную изменницу. Она не мела права так думать. Но она не могла не думать так, глядя, с какой необъяснимой нежностью его грубые пальцы касаются кошачьей шерсти. Райнер вскинул на нее непонимающий, почти испуганный взгляд. Словно ее слова были проверкой. Рут встретилась с его глазами, с отражающимися, лениво падающими снежинками. Она молчала, не поясняя, что именно имела в виду, и Браун понял: это звучало не с целью проверки, но для чего она дала ему знать — так и осталось в тени сомнений. Райнер коротко мотнул головой, будто не был согласен с ее словами, но все равно едва заметно улыбнулся. Кажется, кошки от этого замурчали громче. А потом он вдруг стащил с головы шапку, запихивая в нее самого худого облезлого котенка. Рут вопросительно приподняла бровь, глядя на его растрепанные волосы и любопытно выглядывающий из шапки хвост. Райнер что-то пробормотал про то, что давно хотел завести кошку. Магато пожала плечами и махнула рукой, отпуская паренька на все четыре стороны. Постояла на месте, неспешно выдыхая дым. Поглядела вслед тому, как животное подставляло свои неровные уши рукам Райнера. И мурчало. На секунду — короткую неуместную секунду — в ее голове всплыла крайне нелепая мысль: этой кошке несказанно повезло.