***
853 год, осень.
Рут всегда знала, что ненависть была циклична и закономерна. И если в Марлии Магато была высшим звеном в пищевой цепи, то здесь, на Парадизе, все смотрели на нее, оскалив пасти. Ненависть к прибывшим с материка была у местных в крови, хотя связаны оны были лишь косвенно. Марлийцы не принижали местных, не казнили на площади в наказание за непослушание и не отнимали детей в раннем возрасте для нужд армии. Но те, кто знали о происходящем за стенами и о существовании Марлии только из редких газет, могли плюнуть Рут под ноги, лишь завидев ее на улицах столицы. Даже если она снимала военный плащ. Даже если куталась в неудобную местную одежду, Рут была другой. То, как она ходила, как разговаривала, как смотрела на остальных — выдавало в ней чужака. Осень нагрянула на Парадиз внезапно. Летняя сухость сменилась дождями. Рут, как вызов самой себе, согласилась на охоту с разведчиками. Она бы с бóльшим удовольствием осталась в столице, с Ханджи — кажется, единственной на всем чертовом острове, кто был несказанно рад ее периодичным визитам. Но Зое была капитаном Разведкорпуса, и раскачивание по деревьям перестало быть ее приоритетом. По большому счету это перестало быть приоритетом для всех, вот только дети, взращенные на войне, иссыхали на мирных улочках столицы. Рут их понимала даже больше, чем хотела бы. Те, кто дожили до сегодняшних дней со знаменем крыльев за спиной, не умели спать по ночам без кошмаров и не оглядываться по сторонам за стенами. Они могли сражаться за мирное время, но существовать в нем было уже не по силам. Это была плата — совсем небольшая, по их мнению, для достижения целей. Но Магато знала: война рано или поздно закончится, а они останутся посреди выжженого поля, не зная, что делать. Они умели держать в руках клинки, но не домашние инструменты. Умели натирать до блеска новенькие устройства для маневрирования, но прозябать дни на бесполезной королевской службе для них — бремя. Что им мелкие воры да преступники, если раньше их врагами были титаны? — Много думаешь, Пересмешник! — Жан промчался мимо, разрезая воздух тросом прямо перед ее лицом. Рут отклонилась, зацепилась за ветку, маячившую в просветах широких крон, и подлетела выше. Было в этом что-то — Рут никогда не смогла бы отрицать. Она помнила, с каким воодушевлением Йегер рассказывал ей об этих допотопных и в то же время гениальных устройствах. Вправо. Обогнуть дерево. Вспрыгнуть на ветку, ощутив, как порывы ветра обдувают лицо. Разведчики, пропитанные радостью от возможности сбежать из столицы в родные леса хоть на время, сновали между деревьями, как насекомые. Рут едва поспевала. Даже вздрогнуть уголком губ успела пару раз, не в силах сдержать отголосков восторга. Не об этом ли вспоминал Райнер, когда его мысли вновь и вновь возвращались к Парадизу? Магато сама не поняла, как заблудилась. Верхушки деревьев уходили вверх, исчезая в опускающихся сумерках. Они летали наперегонки, как дань воспоминаниям о детстве. О детстве, которое было даже у детей Парадиза, но только не у нее. Рут приловчилась к устройствам маневрирования, но тягаться с разведчиками ей было не под силу. Количество синяков с каждой вылазкой непомерно росло. Для них тросы — дополнительные конечности, которые они чувствовали лучше, чем собственные ноги. Клинки — вторая пара рук. Рут справлялась уверенно, но медленно. И клинкам предпочитала винтовку. Разве что новенькие копья грома, которые со дня на день должна была привезти Азумабито, ей пришлись по душе. Рут спрыгнула на землю и осмотрелась напряженно. Свист ветра да тихий шепот высокой травы. Лес без края и конца. Встряла. Разведчики унеслись далеко вперед, Рут же осталась где-то позади и даже не допускала мысли о том, что оставить ее в лесу одной было осознанной идеей. Почти не допускала. У совсем еще юных умов не было такого количества грязи, как у марлийских командиров, которые, для развлечения, могли кинуть тебя в стане врага. По крайней мере, ей хотелось так думать. Она брела долго. Солнце садилось на западе даже на этом ненормальном, искаженном историей острове. Хотелось надеяться, что рано или поздно ей удастся куда-нибудь выбрести. Если по пути не попадется какой-то особо голодный медведь. Рут даже усмехнулась — настолько ее позабавила эта мысль. Ветеран войны, надзиратель кандидатов мог подохнуть в глуши Парадиза только потому, что поддался на провокации бестолковых детей. — Эй, девка, чего веселого нашла? Рут мазнула пальцами по ребру винтовки и обернулась на молодого паренька, в одной руке держащего ручку маленькой повозки с тушей оленя, в другой — топор. — Ничего, — Магато одернула плащ и покосилась на него. — Сам подстрелил? — А тебе-то что? — недоверчиво сощурил глаза он. — Я налоги плачу, если ты из столицы. — Просто интересуюсь, — Рут бегло оглядела простреленную шею оленя, довольно хмыкнув. — Меткий глаз. Из чего стреляешь? — Лук, что же еще? — Они встретились взглядами. Магато поджала губы и вновь накрыла пальцами ствол винтовки, когда парень осмотрел дуло за ее спиной и показательно сплюнул на землю. — Так ты из этих? Рут хотелось продырявить его взмокший лоб с прилипшей челкой — за то, что он смотрел на нее таким презрительным взглядом только потому, что она прибыла из-за моря. Еще ей хотелось высказать что-то едкое. Что-то о том, что на ее родине таких, как он, могут сжечь только за само существование. За то, что он посмотрит не туда и вздохнет рядом не с тем человеком. Ей много чего хотелось сказать, но пока они играли в молчанку, в ее голове сформировалось иное. — Ты ранен, — она коротко кивнула на его ногу, перевязанную пропитанной кровью тряпкой. — А тебе-то что? — как по заезженной пластинке огрызнулся паренек. — Иди своей дорогой. — Я-то дойду, — Рут заблокировала устройство маневрирования и достала из небольшой походной сумки аптечку. — А вот ты вряд ли доползешь. Где живешь? Сколько до ближайшего селения? — Две мили, — с неохотой ответил он, и редкий свет очертил юное лицо. «Совсем юное», — подумалось Рут. Едва ли дотягивал до разведчиков. — Истечешь кровью за полторы, — оповестила его Магато, — если не дашь помочь. Он согласился. Нехотя, правда, да вот только бедро болело явно сильнее. Сказал, что его зовут Рой. Сказал, что он охотился в этих лесах со старшими братьями, которые подались в разведчики несколько лет назад да так и сгинули за стеной. Рут засыпала его рану кровоостанавливающим. Рой был метким, но не сильно смышленым — напоролся на свою же ловушку. Они добрели до небольшой деревушки к ночи. Рут чувствовала себя здесь лишней, несуразной, как дезертир в тылу врага. Его семья — родители да младшая сестра — пустила ее в дом. Магато все отнекивалась, говорила, переждет на веранде рассвета да пойдет в город, но суровая матушка Роя была непреклонной. Ее накормили сытной мясной похлебкой. Рут и забыла, когда в последний раз ужинала так: со свечами, в кругу чьей-то семьи, которая все смеется за ужином и травит байки. — Я вот не понимаю этой бессмысленной вражды, — отец Роя затянулся пахучим табаком после ужина. — Если один народ виновен в геноциде второго, то нет ничего удивительного в этом, — дернула плечом Магато, помешивая остывший чай. — Море разделило нас давно. — Какая разница, на какой стороне моря мы живем. Чья кровь течет в жилах. Мы же все люди — разве не так? Рут хрипло рассмеялась и не ответила. Лишь головой покачала, поблагодарила за ужин и ночное пристанище и вышла на улицу. Так и не сомкнула глаз до утра, всматриваясь в густые кроны деревьев на горизонте, пока их не окрасили лучи восходящего солнца. Разве этот элдиец был неправ? Она распрощалась с семьей Роя с первыми петухами. Паренек только мазнул любопытным взглядом по ее расхристанной рубашке, тыкнув грубым пальцем прям помеж ключиц. — Ты тоже похоронила кого-то? — Вроде того, — она зажала зубами сигарету и поспешила спрятать блеснувшее кольцо под одежду. — Вот видишь, — сказал ей напоследок отец Роя. — Все мы одинаковые. Рут вспомнилась недавняя задержка у генерала после собрания. Как он плеснул ей выдержанного виски. Как они разговаривали об успешном контрнаступлении. И как он кивнул на ее шею — она тоже вспомнила. — До сих пор носишь эту безделушку? — он указал взглядом на кольцо. — Чтобы никогда не забывать о своих ошибках, сэр. — Похвально, сержант, — он махнул ее рукой, отпуская. — Похвально. Рут тогда почти взбесилась. Наговорила воинам кучу непотребного, злого, утробного — потому, что под руку попались. Отправила их на дополнительные построения. Генерал не понимал. Никто, кроме Зика, всецело не понимал ее ошибки. Рут думала об этом, когда перескакивала с дерева на дерево по пути на север. И тогда, когда баллоны с газом опустошились, и она побрела по петляющей дороге к столице. И когда стражники города встретили ее с искривленным лицом и повели к разведчикам, она тоже об этом думала. — Жива, — констатировал Леви, не отрываясь от каких-то бумаг. — Мои сожаления, что не смогла сделать твой паршивый день хоть чуточку лучше своей кончиной, — сказала Магато, плюхнувшись на кресло в кабинете и закидывая ноги на стол. — Откуда такие познания в том, какой у меня сегодня день? — его глаз нервно дернулся, когда он уперся взглядом в подошву ее сапог. — У тебя не бывает хороших дней, — она откинулась на спинку, сонно прикрывая глаза. — Убери свои поганые ноги с моего стола, — раздраженно дернул уголком губ Леви, и Рут усмехнулась. — Ты никогда не задумывался о том, что окружающим тебя людям было бы намного проще с тобой, коротышка, не будь ты таким дотошным говнюком? — она все же села по-человечески и вопросительно склонила голову. — Не будь я таким дотошным говнюком, половины из них не было бы уже в живых, — без особого энтузиазма ответил он и тут же мелькнул глазами в сторону, будто вспоминая о чем-то. — Скажи лучше, что это за дьявольская конструкция, которую ты притащила с собой? Она не рванет, если кто-то вроде Конни начнет тыкать в нее палкой? Рут кинула на него взгляд из-под прикрытых век, скрывая приподнятую бровь за свисающими прядями волос. Как бы Аккерман ни пытался придать голосу равнодушного тона, оттенка заинтересованности ему скрыть не удалось. — Конструкция? — ее голос прозвучал с каплей издевки. — Ты о проигрывателе? — Знаешь, сколько солдат я отправлял на отработки за подобный тон в мою сторону? — заметил он, неотрывно вычитывая что-то на бумаге. — А что не так с моим тоном? — она прищурилась, когда Леви отложил бумаги в сторону и кинул на нее предупреждающий взгляд. — Хорошо, что я не твой солдат. — Да, — на мгновение на его губах мелькнула слабая улыбка, и Рут почти подавилась слюной от такого редкого зрелища. — Хорошо. — Устроим сегодня вечером танцы, — она хлопнула себя ладонями по коленям и спрыгнула с дивана, разминая уставшие ноги. Потом запнулась, застыла на полпути к выходу, чувствуя, как напрягается спина миллиметр за миллиметром. — Что, Пересмешник, — теперь настала череда Леви впутывать в слова издевательский тон. — Совсем мои разведчики тебя расклеили, да? Танцы вон предлагаешь. А когда-то дуло мне в рот совала да Эрена подорвать была готова вместе с кораблем. Рут обернулась на него через плечо. — Много ты болтаешь, коротышка. Леви откинулся назад, осматривая ее вздрогнувшие ресницы. — Что же дальше, Магато? Узнаю, что у такой поганой дряни, как ты, еще и сердце имеется, а? Рут ничего не сказала. Сама не могла ответить себе на вопрос: задели ли ее слова. Она уже ни в чем не была уверена. Знала, конечно, что сердца у нее нет. Наверное, оно сожглось на войне. Может, когда Магато потеряла свой взвод элдийцев. Может, когда впервые увидела умирающего на руках матери ребенка. А может, когда погиб Кай. Рут не знала, когда именно его лишилась. Забрать свои слова обратно она не успела. Вечер подкрался внезапно — усталость от прогулок по лесу и попыток дотащить дурного раненого охотника сказывалась прикрытыми глазами и желанием выпить чего-то покрепче. Сделать ей этого, конечно же, не дали. Кирштейн подловил ее на полпути к своей комнате, уперся ладонью в стену. — Капитан сказал, что ты покажешь, как работает эта странная музыкальная машина. — Он, верно, перепутал меня с кем-то, — вяло огрызнулась Рут, пытаясь протиснуться мимо него. Ей даже удалось сделать несколько спасительных шагов по коридору, прежде чем остановиться самой, без чужих настойчивых просьб, и тяжело вздохнуть, потирая переносицу. — А ты небось Микасу на танец пригласить хочешь? Со стороны Жана послышались странные булькающие звуки. Рут осмотрела его краснеющее лицо через плечо. Сощурилась. Кончики ушей у него краснели, как у Райнера. Интересно, выглядел ли он так же, когда Галлиард говорил что-то о ней? У нее заныло в груди. Как Браун выглядел, когда думал о сержанте? Думал ли вообще? Она опустила глаза. Изредка в ее жизни проскальзывали странные импульсы. Тяга к тому, чему она никогда не обучалась. К радости. К счастью. К трепетной нежности. К вечерам, которые можно было провести в компании забавных ребят, не чувствуя себя изгоем. Слишком высокая по статусу и званию для элдийских подчиненных. Слишком низкая — для марлийских офицеров. Коротконогая девчонка на побегушках у генерала. Охотничья собака. — Не дави на нее, — сказала вдруг Рут. Вздохнула снова и развернулась в сторону небольшого зала — туда, где все наверняка толпились вокруг проигрывателя. Туда, где все отчего-то ждали от нее дьявольской магии. — Дай Микасе привыкнуть и расслабиться. Я вижу по глазам, что она на войне почти всегда: даже дома, даже в окружении самых близких. — Магато посмотрела на него, проверяя, точно ли Жан внемлет ее словам. — Хочешь пригласить — приглашай. Но не в лоб, Бога ради, сперва заведи разговор о незначительных мелочах. Есть у тебя что-то, что может рассказать о Жане Кирштейне лучше всего? Жан помолчал, рыская глазами по стенам от внезапной вовлеченности Магато. — Я рисую, — он уловил, как лицо Рут начало разглаживаться. — Люблю рисовать. — Вот и расскажи ей об этом. Может, она заинтересуется. Спроси, что нравится ей. Спроси, чем она увлекается. А потом можешь ненавязчиво позвать потанцевать. Как приятель — не как рыцарь сердца. Народу в зале и правда было немало. Старшие и младшие разведчики. Курсанты. Рут, всего лишь поставившая пластинку на проигрыватель, выглядела для них запредельной невозможностью. Будто она была факиром, жонглирующим горящими факелами. Все переключились на музыку. Магато не могла не чувствовать себя первооткрывателем: разведчики впервые слышали блюз. Ноты, наполнявшие Марлию последнее десятилетие, достигли Парадиза. Кажется, даже Аккерман вытянулся, стараясь расслышать получше. На лице Рут мелькнула теплая улыбка. Надо же. Как много они еще не ведали о мире, расположенном за стенами. Это было даже приятным. Хорошо, что собираясь на очередной маршрут на остров, она задумалась о том, что стоит привезти им эту «дьявольскую конструкцию». Слышать радостные возгласы юнцов оказалось неплохим развлечением для ее уставшего, воспаленного «я». Все танцевали. Жан что-то уверенно бормотал Микасе, но судя по ее отстраненному выражению лица, слушала она вполуха. Рут вздохнула — подход к девчонке найти было сложно. Не тогда, когда она кидала болезненно-преданные взгляды на Эрена каждые полминуты. Было хорошо. Рут сидела позади, помогая Аккерману сбалансировать слишком воодушевленное выражение лица Ханджи своим угрюмым взглядом. По крайней мере ей хотелось так думать. По крайней мере она надеялась, что никому из окружающих не будет видно ее рокочущего внутри довольства. И если первое время ей еще удавалось удерживать свой образ, то, когда перед ней возник Пиксис, она не сдержала дрогнувших уголков губ. — Позволите, мисс? — он театрально поклонился, пошевелив бровями. — Пора бы и старику кости размять. Периферийным взглядом Рут видела напряженных младших разведчиков. Кажется, где-то неподалеку мелькнула искаженная гримаса Флока — и этого оказалось достаточно, чтобы позволить себе забыть о войне на пару мгновений. — Не могу отказать Вашему обаянию, — усмехнулась Рут. Дот танцевал так, что смеялись все. Даже Магато, упорно поджимавшая губы, в конце концов не сдержалась. Это был тот редкий вечер, когда ее маска шла трещинами. Момент, который она потом бережно укладывала рядом с единицами таких же, позволяя себе вспоминать о них. О чем она вспоминать не хотела — так это о том, что было после этого танца. О том, как, прерывая звуки музыки, к ним вбежал запыхавшийся Оньянкопон и оповестил о прибытии послов из Хизуру. О том, что все сразу осунулись, нахмурились, и сама Рут вдруг будто вынырнула из глубоких вод. Какие танцы, когда на носу война между двумя мирами. Какие танцы, если они собрались тут дипломатии ради, а не для панибратства. Ханджи сразу заметила эту перемену в Магато. Как весь ее стан менялся на глазах, когда они шагали навстречу делегации. Как ее лицо стягивалось иссушенной маской. Улыбка — внезапно юная и подходящая ее годам — искажалась в глиняное искривление губ, в изогнутую дугу. Морщины на лбу проступали явственнее, серость в глазах становилась выцветшей. — Рада видеть Вас в добром здравии на стороне врагов империи, сержант Магато, — расплылась в напускной улыбке Азумабито. — Весьма неожиданно встретить Вас при подобных обстоятельствах. Глаза Рут блеснули плохо скрытой угрозой, когда она вежливо поклонилась Киеми. — Рада, что удалось потешить Вас своим присутствием. — Как Зик? — вскинула женщина брови, и только Рут собралась ответить, как позади послышался еще один голос. Который Магато предпочла бы больше никогда не слышать. — Боюсь, у Пересмешника слишком много забот на фронте для встреч с Зиком. — Боюсь, Елена, тебя не спрашивали, — желваки Рут напряглись. — Мои отношения с Зиком тебя не касаются. — Отношения? — приподняла бровь Елена. — Как громко сказано для марлийской подстилки, — было видно, как неудержимо сильно ее злила вседозволенность Рут. Так, что едва удавалось сдерживать себя в руках. Еще бы: грязная, порочная девица из командования играла в одной лиге с тем, кого сама Елена преподносила до божества. — Язычок попридержи, — Магато дернула уголком губ. — Он тебе еще понадобится, когда будешь стоять на коленях перед кем-то из… — Ты, — Елена нависла над Рут ядовитой змеей, желающей впиться клыками в жертву, — оказалась здесь по чистой случайности. Только потому, что была удобна Зику, но на самом деле ты не стоишь и его мизинца. — Послушай, солдат, — Магато насмешливо склонила голову, тыча ей перед носом значком надзирателя с сержантскими заслугами. Елена почти истекала пеной изо рта — чистой, неразбавленной яростью. — Знаешь, что это? Это звание, которое я выгрызала зубами. Стоит мне только щелкнуть пальцами, и Зик окажется в любой точке мира: в карцере под Ребелио, на фронте, на Парадизе. — Она выждала затянувшуюся паузу, смакуя растекающееся под языком тягучее удовлетворение. Рут любила власть. Это было поганой отравой, притупляющей трезвость ума. Магато это знала, но все равно никогда не отказывалась от того, чтобы в очередной раз напомнить себе, что она чего-то стоит. — А если мне захочется, так и с послушно приоткрытым ртом между моих ног. Елена молчала. Зло дрожала бровью и сжатыми кулаками, и Рут заговорила снова. — Если бы у меня была возможность выжечь твои города заново, я бы с удовольствием это сделала, — прорычала Магато. — Все вы такие. Вашу нацистскую кровь не искоренишь. Ни металлом, ни огнем, — хмыкнула Елена, наконец накидывая на лицо въевшуюся маску презрения. — Вот он, истинный лик Пересмешника. Они разошлись на натянутом пожелании друг другу приятного времяпровождения и хороших снов. Дышать в коридоре — где они пересеклись — стало тяжело всем: от разведчиков и до членов делегации. Словесным ядом пропитались даже стены. Этой ночью Рут снова не сомкнула глаз. Все ворочалась неустанно. Думала о Зике и о том, вдруг Елена действительно права. Вдруг сержант Магато просто оказалась в том месте и в то время, вплетаясь в хитросплетения Йегера козырем в рукаве? А не другом или напарником. Наутро надо было возвращаться в строй. Снова. Она бы предпочла провести рассвет вдали от стен и людей. Где единственным звуком станет шум деревьев и мурчание дикого кота. Рут не любила размышлять о кошках, потому что они напоминали ей о Райнере. О его детских обидах и неумелых попытках спрятать покрасневший взор. О том, какая глубокая складка пролегает у него меж бровей, когда он тревожится за нее. Когда поджигает ей сигареты и негодует о том, что она снова чем-то травит себя. Королевский приемный зал снова наполнился шумом и гамом. Как пару лет назад, когда они только строили порт у моря. Делегация с востока упорно спорила о чем-то с добровольцами. Местные военные слушали их с недовольными гримасами. — Ей можно верить? — тихо пробормотала Зое, откинувшись спиной на стену. — Азумабито? — переспросила Рут, поджимая губы. — Вполне. Превыше всего она ценит прибыль, так что если обеспечите им немного доступа к ресурсам Парадиза — они станут вам неплохими союзниками. — Ты с ней не сильно любезничаешь. — Раньше мы воевали с Хизуру, — передернула плечами Магато. — Кровавые были бойни. Меня тоже отправляли вырезать ее людей, так что у нее нет поводов любить меня. Сотрудничать — дело другое. Они замолчали, внимательно вслушиваясь в тактики и предложения. Рут рассматривала королеву — какой она стала по сравнению с первой встречей. Осунувшейся. Серьезной. Стержень внутри было видно невооруженным глазом. Вспомнился рассказ Армина — маленький, разделенный на двоих секрет. Осколок настоящих мыслей Райнера о юношеской влюбленности в будущую королеву. Что бы он сказал о ней, увидь здесь, в приемном зале? Как сильно его бы ранил вид Хистории? Рут хотелось думать о болезненном состоянии королевы, но в голове назойливым мотыльком билось иное. Кого бы он предпочел сейчас? Магато тяжело вздохнула и опустила веки. Встряхнула волосами, будто это помогло бы сбросить наваждение. Не выходило. Даже вслушиваться в слова членов делегации выходило с трудом. Когда слово дали Киеме, Рут закатила глаза. Точно, «чудесный» план Зика, про который она почти забыла на фоне военных действий. Засранец, решивший, что у него выйдет переиграть всех. Военная мощь, вмешательство Хизуру, наследие титана-зверя членом королевской крови — он продумал все до мелочи. До каждой детали. Даже то, что Хистория встрепенется, подаст решительный голос и согласится на абсурдный план, он тоже наверняка знал. Магато даже скривилась: дурость у элдийцев на острове была заложена с рождения. Необъяснимое, беспочвенное желание спасать чужие бесполезные жизни. Чертовы герои, не понимающие, что их жертвы ничего не стоят. Рут закурила, обессиленно выдыхая дым к потолку. Кто-то из местных гаркнул на нее. Сощурил предупредительно глаза и выдал что-то о том, что в приемном зале курить нельзя. Магато затянулась, стряхнула пепел на отполированный пол и хрипло рассмеялась в ответ. Жалкие людишки. Мнут, что, окружив себя взводом правил, будут казаться устрашающими. Кажется, офицеру это не понравилось. Он даже приосанился весь, грудь колесом выкатил и тыкнул палец в ее сторону, когда Рут выпустила очередное облако дыма. — И что ты такого смешного услышала, дрянь? Магато только качнула головой и затянулась сильнее. — Знаете, как у нас относятся к самому важному человеку в стране? Многие тратят годы, чтобы добиться его милости: сидеть верным псом у ног в числе десятка тех, кто удосужился такой чести. И каждый, слышите? Каждый готов за него словить пулю в грудь. Не потому, что мы его любим или уважаем как человека. А потому, что так называется преданность. Вам вообще известно это понятие? Готовы кинуть тощую девчонку разгребать общее дерьмо, — она тыкнула сигаретой в их сторону. — Грош цена вашим титулам, если вы не пошевелите и каплей мозгов, чтобы спасти ненаглядную королеву. После ее слов в зале начался балаган, и Рут выпроводили взашей с общего совета. По большей мере они сделали ей услугу. Леви был недоволен ее вольностью, а Ханджи — едва сдерживала расползающуюся усмешку. Идею отправить разведчиков на континент Магато не одобряла. Не одобряла всеми своими аргументами, но ее голос был не важней мнения блохи на бездомной собаке. Она сразу предупредила Киеме, что следить за выводком детей не собиралась. Нянчиться — тем более. Они спорили за закрытыми дверьми добрых полчаса, вспоминая все грехи народов, войну, мирные времена и все, на чем стоял белый свет. Никто из них не уступил, но у Азумабито был острый нюх и козыри, которые Рут крыть было нечем. — Потеряются птенчики твои элдийские. Глядишь, кто из марлийских солдат заподозрит неладное. Жалко будет, если такой военный потенциал сгниет в вашей тюрьме, а? — Слишком глупо надеяться, что такая дешевая провокация тронет меня, Киеме, — огрызнулась Рут и, потушив сигарету, вышла из комнаты. Из ее злости и растраченных нервов можно было вязать тросы. Провокация была дешевой — настолько, что Магато глотала реальность отрывками. Пришла в себя только тогда, когда на горизонте показалась земля. Под ногами — корабль, везущий ее и разведчиков в портовый городок вдалеке от фронта. — Будешь блевать — прыгни за борт, подальше от меня, будь так добра, — Леви с отвращением отпихнул ее от себя. Его голос можно было расслаивать на полутона. Рут внезапно приловчилась улавливать в словах Аккермана едва ощутимое беспокойство. В следующий раз она собрала мысли воедино уже на каменной кладке улицы — одной рукой удерживая Браус за шкирку, а второй — расплачиваясь с каким-то незнакомцем, на которого налетела свора разведчиков. И если их взгляды на музыкальный проигрыватель казались ей забавными, то блестящие детским восторгом глаза сместили эту позицию. Она сдалась. Не поехала прямиком в Ребелио, а взяла билеты на военный поезд на следующий день. Для вида пробормотала Ханджи о том, что оставлять их в руках одного Оньянкопона опасно. Что он не справится. И нет, остаться с ними ей не хотелось. И да, разведчики все еще вызывали у нее раздражение. Рут лукавила. Конечно, лукавила. Она привыкла: ложь въелась ей под кожу с поступлением на службу. Ты не ел двое суток на посту? Голоден? Сознаться нельзя, иначе снимут с особого курса по выживанию. Нет сил идти? Надо бежать, чтобы быть первым в рядах сокурсников. Быть лучшим. Словить хотя бы каплю одобрения в глазах отца. Подъем в половину пятого, построение. Очередной день наперегонки с выживанием. Очередной день под эгидой сомнений в собственной целесообразности. Дочь, а не желанный сын. Даже до служебной собаки пока не дотягивает: гавкает, но не кусает. Ее кинули на войну, как кусок озлобленного мяса, но она так и не прекратила лгать себе в том, что империя в ней нуждается. Слишком медленно. Слишком слабо. Слишком неумело. Рут всегда была слишком не такой. Серый городок манил разведчиков похлеще яркого кукольного театра. Магато только равнодушно пожимала плечами: застройка была стандартной, довоенной. Кирпичные стены, грубые колонны — ее отряд не раз разрушал такие селения. Все смазалось, захватываемые города сменялись слишком быстро. Они проигрывали войну, когда Зик только вернулся с острова, таща за собой подбитых титанов. Сейчас возмужавшие и натасканные воины шли напролом. Фут за футом, город за городом. Сейчас внутри войска о ней отзывались все сдержаннее. Но это внезапно затиралось, когда она, сморенная вечерним солнцем, рассматривала резвящихся разведчиков. Что ей та война, когда у них перед глазами был целый мир? Что ей смерти врагов, которыми привыкла упиваться, если у них жизнь была на самом кончике языка — они едва могли ее опробовать. Было странное чувство безмятежности, в которое погружал ее план Зика. Ей нравилось знать, что она поступает неверно, и чувствовать за это собственную бесполезность. Не бежать от последствий, не изменять будущего, не пытаться исправить хоть что-то. А просто стоять перед громадной волной — цунами, надвигающегося на берег, — и не убегать. Смаковать конец, обреченность — единственное, что все еще заставляло ее чувствовать отголоски собственной живости. Единственное, напоминавшее ей, что она все еще существует. Обернуться назад — на пустой пляж — и подумать, что уже поздно. Рут могла побежать. Попытаться спастись. А вдруг не успеет? И был ли смысл, если она могла не успеть? Потому Рут стояла. Год, второй, и вот шел уже третий. Стояла и глядела на волну, затмевающую солнце. Думала, что совершает что-то настолько непоправимое, что сметет ее подчистую. Но может, хоть тогда, на самом краю смерти, она наконец вспомнит, каково это — быть живой? Настоящей Рут Магато, которая, задыхаясь, будет топиться в своих поступках и наконец начнет бояться? Рут не боялась. Не боялась смерти. И из-за этого вся прямая, которая извивалась до финальной точки, теряла свой смысл. Может, если она испугается, то сможет хоть что-то изменить? Может, тогда она и узнает, кто такая Рут Магато? — Они сбежали, — Ханджи, видимо, уже какое-то время тормошила ее за плечи. Рут сонно открыла глаза. Задремала. Совсем вымоталась за последние дни. И бесконечная болтовня разведчиков о диковинках Марлии оказалась не хуже снотворного. Хотелось огрызнуться, что она предупреждала. Что им не сиделось на месте — пора сажать на цепи. Рут бы так и сказала, если бы не знала местные народы, бежавшие когда-то от войны в отдаленные точки империи. — Расслабься, Зое, — выдохнула Магато, откидываясь на спинку лавочки. — Они наверняка познают местную фауну. Аккерман с Ханджи убежали в город на поиски, пока Рут осталась лениво рассматривать опускающиеся над крышами сумерки. Холм над трущобами открывал удручающий вид, еще хуже элдийского гетто: мусор, шаткие дома и горящие бочки вместо отопления. Но оттуда — снизу — лилась музыка и доносился смех. Дети шастали по узким улочкам, и никто не думал о «завтра», когда существовало «сегодня». Неописуемая, непередаваемая легкость, которой марлийцы были обделены с рождения. Громкие голоса, звон выпивки и перекрывающий все остальные звуки цокот цикад. Рут рассмотрела беглецов в открытом настежь окне одного из домиков. Приложила глаз к прицелу винтовки, чтобы получше видеть их. Пьяные. Беспробудно пьяные дети с румянцем на щеках и широкими улыбками. Господь Бог, и кто же додумался влить им столько крепкого? Можно было спуститься вниз и надавать им по шее, но Рут не сдвинулась с места. Достала примятую пачку с последней — вот досада — сигаретой. Закурила, несколько раз щелкнув зажигалкой вхолостую. У них уже были опекуны в лице Леви и Зое, пусть хотя бы сейчас, в мгновения, когда можно было забыть о войне и долге, дети побалуют себя безмятежностью. Тем, чего у Рут не было. Она простояла на пригорке, пока луна не осветила город. Зябко сжала плечи, с усмешкой рассматривая, как Аккерман, ввалившийся в крохотный домик, вычитывает разведчиков. Раздраженно встряхивает за плечи Эрена. В его взгляде — злость, но побитые маски в глазах выдавали в нем много иного. Тревогу. Облегчение. Было бы не так поздно — Рут уверена — Леви бы пристроился молчаливой тенью у входа, наблюдая со стороны за своими щенками. Потом, может, отчитал бы их для виду, но обманывать остальных у него выходило все меньше. Размяк Аккерман. И Рут размякла. Что-что, а потерю контроля они делили с ним на двоих. Магато не вслушивалась в их вялое перегавкивание, едва доносившееся обрывками. Она смотрела на звезды. Те, которые неизменно горели и на Парадизе, и в Ребелио. Те, на которые прямо сейчас, пожалуй, смотрел Райнер из окна своего дома. Быть может, смущенно проводил по лицу, вспоминая ее визит к нему домой. Рут смотрела на звезды — те, которые обещал подарить ей Кай. Но он солгал. Рут привыкла к тому, что многие лгут даже не нарочно, не рассчитав свои силы. — Пересмешник! — раздалось почти над ухом, и Рут скривилась, выражая недовольство от чужого вмешательства. — Ты ведь давно нашла щеглов. Магато вопросительно приподняла бровь, лениво поворачивая голову к Леви. За его спиной — Ханджи, скрестившая руки на груди. — Вы сказали их найти — я и нашла. О том, чтобы доставить этот пьяный клубок к вам, речи не было, — она вернула свой взгляд на горизонт за ночным городом. — Не смогли их поднять и оставили там? — понимающе усмехнулась Рут. — Придется ждать, пока они будут в состоянии хотя бы устоять на ногах, — он устало потер лицо. — Засранцы. Магато хохотнула и скосила глаза, стоило Ханджи плюхнуться по левую сторону. — Каково здесь жить? — спросила вдруг Зое, пытаясь рассмотреть в городе то, чем любовалась Рут. Леви присел по другую сторону — тихо, почти бесшумно. Сделал вид, что отвернулся, но Рут поняла: ухо держит востро, интересуется. — Паршиво, — честно хмыкнула Магато, покручивая кольцо на цепочке. — Поверь, не лучше, чем у вас, вдалеке от всего, что зовется Марлией. Ханджи накрыла ее пальцы вспотевшей ладонью. Рут как током прошибло. Хотелось одернуть, а тело не слушалось — отвыкла она от такого. От искренних улыбок и подбадривающих жестов. От полного понимания в чужих глазах и желания выслушать. От сочувствия. — Расскажи, — Зое едва заметно сжала ее нервно подрагивающие на кольце пальцы. — Расскажи, какой была Рут Магато до того, как ей дали позывной «Пересмешник»? Рут рассказала. Снова. Снова поддаваясь чужим просьбам. Снова выплевывая из себя слова, как комки желчи. В тот раз она отдирала от себя частичку прошлого, стоя в кабинете Брауна, когда он еще несмело касался ее ладоней. Сбито. Не умея говорить, что внутри. Не умея скрывать преданный щенячий взгляд, говоривший самой Рут столько, что у нее болезненно ныло под ребрами. — Мне едва исполнилось семнадцать, — Рут откинулась назад, на смятую траву, всунув сухой стебель между зубов. — Я была влюблена без памяти — то, что всегда мне казалось мифической сказкой, вдруг обрело плоть и кровь. Странное чувство, которое мне… Тяжело вспомнить. Не могу прощупать эти воспоминания, и уже кажется, будто ничего этого не существовало. Все вокруг почти перестало иметь значение — ни страна, ни служба, ни приказы командования. — Звучит как паршивая романтическая история, — хмыкнул Леви, и Рут пожала плечами. — Сейчас я бы плюнула в лицо тому, кто верит, что солдат Марлии и романтика могут сосуществовать в одной жизни, — хрипло хохотнула она и тут же вздохнула. Обезоруживающе. Совершенно нелепо пытаясь скрыть обнаженные воспоминания. — Мы шатались по ночным улочкам почти целый год. Прятались в заброшенных домах Ребелио. Прятались, потому что дочка офицера Марлии — вещь рисковая. Дочка офицера Магато — недоступный щенок, который может навлечь гнев отца. Так, по крайней мере, думала я. Кай что-то рассказывал о том, что он кадет южного специального корпуса. Рассказывал, а я не слушала. Даже не искала его в бесконечных списках солдат, не уточняла о нем информацию — ничего. Потому что мне было плевать. Что могло сильнее пьянить, чем первые робкие поцелуи на крыше какого-то дома? Сильнее выбивать дух, чем пугливая мысль, что ты кому-то можешь быть нужен. Не за идеальные баллы в академии, а за то, что ты просто есть. — У этой истории не было хорошего конца, Магато. Даже если бы я не знал, чем все закончилось, все равно был бы уверен в этом. У вас, поганцев, не бывает ничего по-нормальному, — хмыкнул Леви. — И что случилось потом? — Потом случился отец, — Рут снова передернула плечами. — Наверное, никак не мог смириться, что военная карьера перестала быть для меня в приоритете. Не мог понять, что случилось. Что изменилось. А мне просто было не до этого. Зачем идти в армию, зачем отдавать жизнь, если я ее еще даже не пожила. — А сейчас ты спусковой пес, который скорее отдаст жизнь, чем захочет ее сохранить, — Рут нутром чувствовала проглоченную издевку со стороны Аккермана. — Как иронично все вышло. Магато пожала плечами. Говорить об этом было не больно. Уже не больно. Она почти забыла, что такое бывает. Только когда о Брауне вспоминала, почему-то покалывало под ребрами, как от дерьмового анестетика. — Отец мог бы гордиться, — негромко сказала Рут. — Ведь когда началось военное обострение, я была первой в рядах добровольцев. Когда у меня отняли желание жить, осталось одно — воевать. До порванных глоток противников — и не важно, кем они были раньше. Союзники, друзья, командиры. Все смешалось в такую неразделимую массу, что в конце концов почти забываешь, с чего все начиналось, — Рут пожевала травинку, разглядывая блеклые созвездия. — И что, твой жених попал под чью-то линию огня? — вписалась Ханджи в разговор, когда Рут замолчала. — Причем тут вообще твой отец? — Кай не раз предлагал сбежать, — Магато передернула плечами. — Бросить все и убраться подальше от кровавой Марлии. Я даже хотела согласиться, но не могла оставить отца. Он потерял жену, а потом и дочь исчезла бы? Тогда мне еще казалось, что, возможно, где-то глубоко внутри он… Не забыл, что я живой человек, одна плоть и кровь с ним. — Рут какое-то время посмаковала свои мысли, перебирая пальцами траву под боком. — Я сказала отцу в тот вечер, что не хочу идти по его стопам. Думала, так будет для него проще, думала, что он поймет. Сказала, что я хочу уехать, взять перерыв, объехать страны, с которыми назревает конфликт — пока это еще возможно, пока еще есть шанс. — Нужно быть полной дурой, чтобы… — Мне было семнадцать, коротышка! — нервно гаркнула она, оборачиваясь на Леви. — И я впервые за всю свою поганую жизнь была кому-то нужна, — она сжала ладонью сумку. Ни сигарет. Ни морфия. Никакой дряни, которая бы заглушала нервно дрожащие руки и сдерживала словесные порывы. — Отец не понял меня. Никогда, к черту, не понимал. Сразу почуял что-то неладное, а когда ему приходит что-то в голову, то со следа не собьешь ничем. Мы слегка повздорили, конечно, и я решила: будь что будет. Я ведь предупредила отца, он был не вправе решать за меня. И пришла к Каю сразу после этого, когда он… Рут прервалась. Рассмеялась тихо, и Ханджи снова потянулась к ее руке, сжимая стальной хваткой. Смех Магато дрогнул и затих. Она вертела в руках кольцо, рассматривая сквозь него луну. — Кай подарил мне его в тот вечер. Тоненькое, дешевое, но мне — хоть бы он из проволоки его свернул — было все равно. Это внезапно оказалось самым важным из всего, что для меня было. Самым ценным подарком. И я решила, что даже не буду возвращаться домой: забегу в казарму, захвачу немного вещей и уйду из города, в котором от меня всегда ожидали чего-то свыше. Вот только возле казармы нас уже ждали. Отец… — ее голос дрогнул с отвращением на этом слове, — просто не смог смириться с этим. Проследил за мной, видимо, черт его знает. Как же. Его дочь внезапно была готова уйти с кем-то другим, с кем-то, о ком он впервые слышал. Оставить его одного. Блядский эгоист. — Зачем убивать? — в словах Ханджи всегда была наивная, почти раздражающая праведность. Зачем убивать. Зачем идти войной. В ее понимании, кажется, таких понятий не существовало. — Не мог же твой отец так сильно ревновать к какому-то юнцу, чтобы просто вздернуть его? — Я и не говорила, что это сделал отец, — Рут дернула рукой, пряча цепочку под рубашку. — Но он сдал командованию. Вместо того, чтобы смириться, что я плевала на его идеалы, он встретил нас с парой патрульных офицеров и отвел к генералу. Тогда я едва имела возможность говорить с ним лично, коленки подгибались от одного его взгляда — вот он, глава всей армии Марлии. — Но почему… — запротестовала Ханджи, сбитая с толку, под тяжелый вздох Леви под боком. Аккерман передернул плечами. Слишком очевидно. Слишком иронично. Военной гончей соответствующее наказание — он ее не жалел. Почти не жалел. — Твой женишок был элдийцем, не так ли? — медленно, растягивая слова, проговорил Леви. Дотошно смакуя каждый из оттенков обречения в глазах Рут. — Откуда мне было знать? — тихо хмыкнула она, опустив голову. — Говорили, его разыскивали на юге. Мол, избил он марлийского солдата за то, что тот приставал к его младшей сестре. Кай просто сбежал оттуда, а затем смешался с гетто в Ребелио. Наверняка хотел идти дальше, в сторону вольных городов, но познакомился с глупой марлийкой. — Ты думаешь, что твой отец… — начала Зое. — Я думаю, он все понял, когда встретил нас у казарм. Внезапно осознал, что его дочь может идти против правил. Против него. — Он мог дать ему уйти, — упрямо нахмурилась Ханджи. — Зная, как важно это для тебя. Не позволить тебе покинуть армию, но хотя бы отпустить его, дать возможность… — Мог, — перебила ее Рут, сцепляя руки в замок. Что угодно, лишь бы не выдать дрожь. — Но не стал. Считал, что так воспитывает во мне солдата. — Ему удалось, — Леви едва заметно вздернул бровь. — Ему удалось, — эхом повторила Рут, поднимаясь с травы и всматриваясь в потухшие окна ближайших домов. — Если бы ты могла вернуться — изменила бы хоть что-то в своей поганой жизни, Магато? — Леви встал по правое плечо от нее, всматриваясь в опущенные ресницы Рут. — А могла ли я? — она выдохнула облако влажного пара в холодную ночь. — Мне кажется, точка невозврата была тогда, когда я отказалась уходить с ним в первый раз. Бежать. Потому что не хотела предавать империю и отца. Возможно, сейчас я была бы вдалеке от войны и не знала ничего ни о Парадизе, ни о ваших поганых распрях. — Но ты испугалась последствий, — хмыкнул Леви. — Как ожидаемо. — Я просто не могла поверить, что идеальная Магато может не пойти по стопам такого же идеального отца. Что я могу заслужить разочарование в его глазах, — она опустила голову, утыкаясь взглядом в носки высоких сапог. — Я все думаю, что не сбежать было самым неверным решением за всю мою жизнь, потому что после него все начало рушиться. Рут думала, что в ее жизни было много поворотных моментов. Иллюзии выбора. Выбора, в котором не было выигрышного варианта. Выбора, в котором как бы ты ни поступил — ты проиграешь. Рут считала, что окончательно проиграла свою жизнь в тот вечер. В вечер, когда генерал отдал короткий приказ.