***
— Какого хера какие-то ушлёпки просто берут и избивают школьника?! — Кричит Тэхён, чувствуя сильную хватку рук Джина и Чимина на своих руках, пока рвётся врезать противному директору по его растерянной роже. Вены вздулись на шее и руках Кима от злости и распирающих эмоций. Ведь его маленького, незащищённого Гука очень сильно избили и выбросили за школой, как никому не нужного котёнка. А это была всего лишь какая-то нищая шайка школьных хулиганов. Теперь он в больнице с избитым в кровь лицом, кучей синяков, с одним ножевым ранением в область печени (слава Богу, сам орган не пострадал), с тремя сломанными рёбрами и рукой. Его ещё и ободрали: телефон уже сдан в какой-то ломбард. Все наличные у тех хулиганов. Все украшения где-то вместе с телефоном. Верхней одежды нет. Сумку тоже забрали. Но это не удивительно. Она ведь лишь на несколько тысяч дешевле, чем телефон. Тэхён очень зол. Настолько, что готов прямо сейчас перебить тех ничтожных мальчишек и всех учителей. Ведь куда они, блять, смотрели! Повезло ещё, что друзья Чонгука прибежали быстро. Они пришли на место, где был Гук, как только не заметили его в школе во время. Добились признания нескольких людей и узнали, что произошло за какие-то несчастные семь минут. Чонгук сегодня приехал на несколько минут раньше друзей. Этим воспользовались те, кому вчера он очень не понравился. Теперь он лежит в больнице под капельницей и начинает чувствовать боль из-за окончания действия обезболивающих. Он пришёл в сознание почти сразу после наложения швов на ранение от ножа. Чонгук чувствует себя жалким. Он обещал, что не даст себя в обиду. Обещал, что будет защищаться. И защищался на самом деле. Всем прилетело от него по лицу. Все хулиганы убегали с несколькими синяками. Кому-то Гук даже сломал нос, от чего костяшки правой руки ужасно печёт, а один палец, кажется, сломан. Но школьник ещё не может двигаться, чтобы посмотреть или подвигать им. По ощущениям вроде не сломанный, но очень ноет. Более отчётливо он ощущает дыру в своём боку. Пусть она и не насквозь, но всё же дыра. Ещё, когда он дышит, чувствует нытьё в рёбрах, очень противное и будто раздирающее. Чонгук чувствует себя жалким, потому что дядя снова очень переживает за него. Он снова приносит ему неприятности. Так как быстро поправиться и нормально встать на ноги точно не получится, кому-то придётся за ним ухаживать. И осознавать это просто ужасно. Чонгук ненавидит привлекать внимание. А осознание того, что кто-то будет обхаживать его в прямом смысле этой фразы, полностью ему претит. Кому-то придётся его мыть, потому что ходить самому будет тяжело где-то недели две-три из-за раны в животе и сломанных рёбер. И как он вообще сможет делать всё самостоятельно со сломанной правой рукой? От безысходности Чонгуку хочется плакать. Всё так быстро происходило, что он даже не успевал соображать. Он приехал в школу и почти вошёл, но резкая хватка со спины за локти не позволяет ему открыть дверь, и он буквально за тридцать секунд оказывает на заднем закрытом дворе школы, вбитым спиной в стену. Без слов и объяснений, без хоть каких либо причин в его лицо сразу прилетает удар. За ним ещё и ещё… Чон сразу отпихивает подручного Пильгёна, что бил его первый, и быстро наносит ответный удар, сконцентрировав взгляд, который по чуть-чуть начинал плыть. Парень, которого ударил Чонгук, откидывается назад и чуть не падает на землю, но его ловит товарищ. Теперь на Гука, который немного пришёл в себя или по-другому понял, что происходит, налетели двое. На этот раз они бьют не по лицу. Все удары прилетают по корпусу: в живот, по рёбрам и по печени. И некоторые из ударов он мог избежать, прикрыв бок локтем или отступив немного в сторону, но его тут же возвращали в предыдущее положение. Чонгук уже не мог сопротивляться, когда все хулиганы налетели на него кто с чем: у кого-то была бита, кто-то бил ногами, кто-то руками, а кто-то потом и ножом, из-за чего Гук оказался на земле. Он помнит всё, вплоть до момента, когда ему ломают руку. Чон кричит от раздирающей боли и ужасного хруста костей в своей руке. Тогда он потерял сознание. Что происходило дальше, он уже узнал от друзей, которые, допросив всех, кто может, хоть что-то видел, слышал или знал, составили почти подробную картину происходящего. Причина, почему это произошло, никто так выяснить и не смог. Может, просто их задело вчерашнее унижение от Юнги, когда тот защищал Гука. Или им стало очень завидно от состояния, которого, к слову, у Чонгука и нет, но есть у его дяди. Или им просто не понравился сам Гук. Неизвестно. Это уже позади. Всё уже позади. Впереди лишь разъярённый Тэхён, который уже приказал своим людям найти и привести всех грёбаных сопляков, которые тронули Гука. Сам он уже едет в больницу, после того, как всё-таки избил директора, забрал документы Чонгука из этой школы и уже отправил их в частную. Он закроет эту шарашкину контору в течение суток, и ничего его не остановит. Тэхён морально не готов к избитому унылому лицу Гука, который точно будет говорить, что сожалеет о том, что никак не ответил, и обязательно исправиться в другой раз. Вот только Чон ещё не знает, что другого раза больше точно никогда не будет. Ким не позволит этому произойти. Больше нет.***
Тэхён ворвался в больницу, как гром среди ясного неба. Весь персонал напрягся из-за вторжения нескольких десятков людей в чёрных строгих костюмах, которые, судя по виду, только возвращались с чистки после перестрелки, а кто-то ещё даже не успел смыть кровь с одежды, рук и лица. — Дядя… — еле слышно произносит Чонгук, как только взволнованный, запыхавшийся мужчина появляется в палате. — Дядя… — глаза за секунду наполняются новым слоем слёз, глядя на старшего, чей костюм испачкан кровью всюду, где только можно было видеть. — Дядя. Всё хорошо… — уверяет он, окинув взглядом замершего Кима, который злыми стеклянными глазами смотрел на синяки, покрывающие опухшее лицо Гука. Вся одежда Кима запачкана кровью, волосы слипаются от запёкшейся жидкости, а лицо, как и было чисто мраморным, так им и осталось. Белые перчатки, которые Тэхён одевает только на очень важные операции, сейчас были полностью красными, без единого чистого миллиметр. Как будто он двадцать минут назад вырвал кому-то сердце. Чонгук испугался. Сразу в голову пришли образы хулиганов из школы, которые и причинили ему боль. Он почему-то на все сто был уверен, что кровь на теле дяди принадлежит именно им. Тэхён резко срывается с места, идя вглубь палаты, а Чонгук напрягается сильнее, ведь действия старшего могут быть слишком непредсказуемыми. Младший закрывает глаза, когда дядя приближается к постели, и снова замирает. Секунды тишины, воцарившиеся в палате, казались Чонгуку вечностью. Но ничего не происходило. Резкий звук ударяющихся колен об плитку доносится к ушам Гука. Ощущая смятение, Чон быстро распахивает глаза. — Слёзы… дядя, почему вы плачете?! — вздрагивает Чонгук, резко дёрнувшись, желая подняться, но боль от ран не позволяет этому случиться. Он шокировано смотрит на Кима, который, вытирая бегущие слёзы рукой, всхлипывает и закрывает лицо, склонив голову. Когда Чонгук дёрнулся и зашипел от боли, Тэхён оторвал руки от лица и поднял голову, посмотрев на него уже красными глазами. — Дядя, всё хорошо… — плача не меньше, чем Тэхён, повторяет в очередной раз Чонгук, от безысходности и не имея нормальной возможности двигаться, смотря на старшего. — Не хорошо, — подавленным тихим голосом произносит Ким, уткнувшись лбом в кровать и закрыв глаза. — Малыш, сейчас в этой ситуации нет ничего хорошего… абсолютно ничего — тихо добавляет он. Тэхён продолжал говорить с опущенной головой ещё долгие двадцать минут. Он говорил о том, насколько плоха нынешняя ситуация. И не тем, что Гук думает, что это его вина, ведь те, кто действительно виноват, точно поплатятся. А тем, что сейчас ощущается. А именно: моральная боль, отчаяние, страх, отвращение Тэхёна к самому себе из-за того, что он не сумел защитить, безысходность и стыд Чонгука из-за своего вида, нервозность Тэхёна и много чего другого. Тэхён, плача, еле мог говорить. Он захлёбывался слезами, но миллиард раз повторил, что такого больше никогда не будет. Позже он также плача, возмущался и кричал на Чонгука за то, что тот не избил их всех в ответ, хоть и мог. На такое заявление Гук расплакался сильнее дяди и сказал, что не мог. Он не мог нормально дать сдачи, так как просто не умеет. Никогда не умел. А всё, что мог, так это отпихивать их. А те несколько ударов, что он всё-таки нанёс, выбили его косточки на руке, причинив огромную боль. От такого ответа Тэхёна накрыла новая волна слёз, и он присел на кровать возле Гука, начав вытирать ему слёзы, забывая о своих. Он наклонился и шептал в дрожащую грудь младшего извинения, хоть и извиняться не за что. С каждым новым словом больничная пижама Гука в области груди всё больше становилась мокрой от слёз, капающих из глаз Кима. Чонгук умолял старшего не просить прощения, ведь он не виноват, и прекратить плакать. Но тот будто совсем не слышал, что говорит младший, и продолжал лить слёзы и вымаливать прощения.***
Четыре месяца спустя…
Сегодня первое сентября, то есть день рождения Чонгука, к которому его дядя готовился, словно к собственному. Всё спланировали до мельчайших деталей, досконально продумали каждый момент. Из гостей сначала будут только друзья Гука, с которыми они посидят дома после первой линейки в школе. На ужин придут деловые партнёры и враги Кима, которые с первого дня появления Гука с Тэхёном на страницах журналов считаются и его собственными врагами. Утро дня рождения для Гука началось с жарких поцелуев, ласковых пожеланий, а позже и совместного душа в компании любимого человека, где они, конечно же, не забыли обменяться взаимными ласками, которые, кстати, начали дарить друг другу совсем недавно. Ещё в самом начале их сказочных отношений пара договорилась. Точнее, Тэхён дал клятву, что у них не будет секса, и он не будет настаивать ни на чём ровно до тех пор, пока Гуку не исполниться восемнадцать. Но о взаимных ласках речи не шло, поэтому никакой договор не нарушен. Все четыре месяца пролетели очень быстро. Первые полтора месяца у обоих был словно барьер с внешним миром. Никто из них двоих не покидал границу их дома, и никто посторонний не смел входить. Тэхён не беспокоился о делах организации. Они все и легли на плечи секретаря и Чимина с Джином. А Чонгук совсем не общался с друзьями, пусть те и пытались вывести Гука на связь. Полтора месяца Тэхён с Чонгуком полностью отдали друг другу. Отдали на исцеление всех ран, как физических, так и моральных. Сразу после выписки из больницы, а это произошло на следующий день после операций, за Гуком всё время ухаживал Тэхён. К ним начал ходить психотерапевт. Несмотря на депрессию, которая буквально накрыла обоих, Ким ухаживал за Гуком с любовью и трепетом. Он каждый день перевязывал младшему раны. Каждый день мыл его, кормил, укладывал спать, читал ему книги, развлекал. И это помогало ему самому исцелится. Исцелить ту жалость и боль, которая сидела внутри его тела и каждый день съедала по кусочку. Поначалу Гук очень смущался и возмущался, не хотел смотреть на то, как старший ухаживает за ним, таким беспомощным. Чонгук пытался его отталкивать, чтобы Тэхён не смотрел на него такого, но тот продолжал. Тэхён продолжал, несмотря на слёзы обоих. Физическая боль проходила быстрее моральной, из-за чего каждое неверное слово, движение или ещё что вызывало у обоих слёзы. Некоторое время им снились кошмары о смерти и мучениях друг друга, от которых они просыпались в холодном поту и слезах. Но спустя какое-то время кошмары прекратились. То избиение Чонгука не стало чёткой причиной их совместной депрессии и отстранения от мира, но это стало толчком к этому. Слишком много всего накопилось. Тот инцидент освободил их эмоции, и наружу полезли абсолютно все. Все, что накопились за всю жизнь. Все плохие моменты, собранные внутри Гука: первое, что пришло в голову — это смерть родителей, воспоминания и осознание прошлой жизни, оскорбления и избиения в школе, работа, вечная бедность, служение прихотям матери, насмешки, слёзы, синяки, истерики, образ матери, повторяющий, что всё пройдёт, а главное — быть умным. А насилие — это плохо. Очередные унижения, избиения, насмешки, попытка самоубийства, крики мамы из-за того, как Чонгук смел так поступить, мольбы о прощении, вечное исполнение приказов родителей. Тэхёна мучили: его детство, часть которой было практически на помойке, а вторая — в клетке, избиения, десятки изнасилований и побоев. Деньги, наркотики, наркотики, деньги, родители, сестра. Спасение жизни благодаря львам, смерть одного из четырёх животных, побег сестры, убийство родителей и всей семьи. Жажда смерти и крови. Унижения в обществе. Неприятие обществом, не принятия собственного тела. Тяжесть группировки. Раскол группировки. Тяжесть строительства группировки с начала. Долги вначале. Смерть. Много смертей, крови, денег, злости, оружия. Слава. Зависимость, жажда, месть. Отключение чувств. Ноль эмоций. Ноль переживаний. Ноль заморочек. Ноль жалости. Ноль поддержки. Всё переболело. Физическая боль ушла, забрав с собой моральную, которая болела долгими годами.***
— Поцелуй меня… — Просит Тэхён, повиснув на спине Гука, обхватив его талию и уткнувшись носом меж лопаток. — Мышцы стали ещё твёрже, — бормочет он, ощупывая появившиеся кубики на животе младшего с закрытыми глазами. Его волосы взъерошены и немного мокрые, поэтому приклеиваются к спине младшего. — Чего не реагируешь? — немного возмущённо спрашивает он, оторвав голову от лопаток Гука и посмотрев на него через зеркало. Ведя рукой с кубиков к груди, которая уже не слабее пресса, он начал улыбаться, почувствовав резкое напряжение мышц. — Я зе убы тищу… — отвечает Гук, опираясь ладонью о раковину и немного наклонившись, чтобы сплюнуть пасту. — Как я поцелую, если у меня весь рот заполнен пастой… — добавляет он, перед этим выплюнув упомянутую жидкость. — Со спермой во рту как-то же целовал! — возмущается Тэхён, полностью прилёгши на спину младшего. Даже его ноги не касались земли, пока он располагался на быстро выросшей спине младшего. Чонгук промывает рот, наклонившись над раковиной максимально низко, от чего Ким скользит немного выше. Когда выравнивает спину, берёт Кима под бёдра, чтобы тот не соскользнул по его оголённому, всё ещё немного влажному телу. Он ничего не отвечает на последнее возмущение Тэхёна, лишь поворачивается, придерживая его за бёдра так, чтобы он теперь оказался повиснувшим на нём спереди, а не сзади. И целует. Очень нежно и плавно, но глубоко и мокро. — Дядя, ты слишком похудел за эту неделю… — произносит Гук, отстранившись и сведя брови, одной рукой держа старшего под ягодицами, скрытыми одной лишь тканью белья, а второй за талию, которая действительно кажется слишком тонкой. — Это из-за того, что вернулся к работе? — ощупывая талию, спрашивает он, смотря в сияющие счастьем глаза старшего. — Нет, ничего я не похудел… Это ты в последнее время слишком много времени проводишь с тренером… — цокнув, отвечает Ким, обхватив талию младшего ногами и сведя пальцы в замок на его шее. Он немного отворачивает голову, смотря куда-то за Гука. — Ревнуешь? — хихикает Гук, наклонив голову так, чтобы перекрыть взор Тэхёна. — Ещё чего… — отвечает Ким, повернув голову в другую сторону. Но ему не удалось избежать взгляда Гука, потому что тот снова перекрывает весь вид своей головой. — Почти зажило… — шепчет он, опустив голову и смотря на рисунок на плече Чонгука. — Мг. Думаю, ещё день-два, и можно будет срывать все плёнки, — произносит Чонгук, посмотрев туда же, куда и старший. — Болит? — интересуется Тэхён, аккуратно водя пальцем по полностью за татуированному правому плечу младшего. Чонгук отрицательно помахал головой, сказав, что уже не чувствует боли, и продолжил наблюдать за пальцами Кима, которые скользили по его плечу и руке.***
— Ты давно не виделся с друзьями. Думаешь, они тебя простят? — интересуется Тэхён, когда машина уже подъезжала к новой школе. — Я думаю, за то, что мы оплатили их обучение здесь, они не просто меня простят, а ещё и зацелуют, — только после того, как машина останавливается и водитель выходит, встав возле двери, отвечает Гук. Он как раз в этот момент переписывается с одним из друзей, обговаривая их планы после школы и все ли они ещё в силе. — Они придут? — спрашивает Ким, пытаясь немного оторвать любимого от телефона. Но тот залипал в него с того момента, как вышел из душа. Он очень хочет прочитать то, о чём же они там говорят. Настолько, что уже ногтями начал штаны царапать. Но он не может это сделать… не может позволить себе влезть. — Да, после школы мы приедем вместе, — отвечает Гук, оторвав взгляд от гаджета и улыбнувшись, посмотрев на старшего. — Дядя, ты слишком напряжён, расслабься, — просит он, чмокнув действительно напряжённого Тэхёна в губы и улыбнувшись шире. — Ничего я не напря… — Я всё вижу, поэтому перестань делать вид, что это не так, — хихикает Чонгук, схватив старшего в крепкие объятья и поцеловав в шею, в то место, где сейчас Ким наиболее чувствителен. — Люблю тебя… — шепчет он, прикоснувшись губами ко лбу Кима. — И я тебя, — таким же шёпотом отвечает Тэхён, закрыв глаза и выдохнув. — Не позволь никому обидеть себя… Никто не имеет на это права. А если это сделают, то просто… — Эй! Я что, зря боксом всё лето занимался?! — перебивает Гук, от чего Ким вздрагивает. — Я пообещал, что такого больше не случиться. К тому же я знаю, что ты оставил здесь охранников чуть ли не на каждом углу, — Тэхён шокировано вздрагивает, подняв непонимающий взгляд на Гука. — Да я всё знаю. Прошу тебя, не беспокойся, всё будет хорошо, — сразу добавляет он, пока старший ещё только открыл рот. — Хорошо, — кивает Тэхён со спокойным лицом, пока внутри него настоящее пламя. Он так переживает. Так волнуется о том, что его малыш пострадает снова. — Дядя, я люблю тебя, — заметив взгляд Тэхёна в пустоту, произносит Чонгук. — Ты должен мне доверять. А я говорю, что всё будет хорошо. К тому же, ты же видел моих друзей. Никто из них не даст меня в обиду. И сам я никому не позволю что-то с собой сделать, — убеждает он, заглядывая в немного испуганные глаза Кима. — Хорошо… — кивает Тэхён. — Иди, пока я не передумал, а то сейчас обратно домой поедем, и будешь учиться там, — говорит он. — Всё, хорошо, — начинает хихикать Чонгук, видя столь сильную опеку старшего. Он чмокает его на прощание и берёт сумку в руку, сразу вылезая из машины. — Люблю тебя, — напоследок шепчет он, повернувшись и чмокнув Тэхёна ещё раз. — Иди уже, — закатывает глаза Ким, вытирая слюни Чонгука, которые тот оставил намерено. — Жди нас к трём. Только одеться не забудь, а не как последние три месяца, — уже отходя от машины, хихикает Чонгук, ища взглядом три уже родные физиономии, которые по плану уже должны быть где-то здесь. — Вот наглец… — хихикнув, отвечает Тэхён себе под нос, провожая младшего взглядом и расположившись на сидении удобней.