***
— В дыхательных путях чисто, — Чимин осторожно придерживает подбородок крупно дрожащей омеги с голубовато-серыми голубиными перьями в спутавшихся грязных волосах. Он выбрасывает специальную деревянную палочку и успокаивающе улыбается. — Давайте зашьем порез у вас на лице. — Эт-ти волдыри, — омега крупно содрогается, поднимая дрожащие руки — кожа на них красная и воспалённая, покрытая крупными вздувшимися волдырями белёсого цвета. — Ч-что это? Это было оружие. Биологическое оружие? — Мы пока не знаем, — Чимин делает свой голос настолько успокаивающим, насколько вообще может, хотя внутри у него всё сжимается. Ему страшно думать о том, что могло стать причиной и что может стать последствием. — Как только мы что-то выясним, то сразу… — Его нигде нет! — его обрывает всклокоченный и встревоженный альфа с чёрными вороньими перьями и широко распахнутыми чёрными глазами. Он сбивчиво отчаянно тараторит: — Я искал везде, но его нигде нет, просто нигде, я… — Кого? — Чимин непонимающе переспрашивает, встревоженно отмечая у альфы симптомы шока. — Кто… — Наш сын, Минсок, Сокки. Он был со мной, мы покупали ботиночки, мы… — омега начинает судорожно истерично дышать, задыхаясь, и Чимин торопливо успокаивающе бормочет: — Дахён, пожалуйста, дышите глубже. Я сделаю вам укол успокоительного, хорошо? Он старается сохранять спокойный вид, помогая омеге справиться с паникой и инстинктивно излучая успокаивающий феромон, но сам чувствует подступающий к горлу комок. Ботиночки. Они с сыном просто покупали ботиночки, и теперь… — Вот так, Дахён, уже все, — он осторожно наклеивает на место укола небольшой кусочек пластыря и пытается успокаивающе улыбнуться, даже зная, что его улыбки будет не видно под маской. — Постарайтесь сохранять спокойствие, хорошо? — Чимин поворачивается к едва ли спокойному альфе и твёрдо и размеренно спрашивает: — Как он выглядит? — Ему десять. У него каштановые, чуть вьющиеся волосы, он гибрид воробья, у него карие глаза, и… и ещё брекеты, — альфа, явно зацепившись за возможность сделать хотя бы что-то, судорожно и сбивчиво тараторит. — На нём были коричневые вельветовые штанишки и зелёная футболка с жабой на ней, а ещё белая курточка, но он потерялся, господи… — Сэр, если он здесь, то мы его найдём, — Чимин ободрительно кивает, поспешив, когда видит, что альфа вот-вот сорвётся в истерику, и вслепую нашаривает рукой ещё один шприц. — Сэр, я сделаю вам успокоительный укол, хорошо? Он пытается игнорировать тревогу, которая поселяется у него внутри.***
Джин тщательно контролирует себя, чтобы не измениться в лице, пока смотрит запись с планшета из торгового центра. На ней двое мальчишек восточной внешности лет семнадцати идут по коридору за несколько минут до взрыва, и за плечами у одного из них крупный рюкзак. Он невольно дёргает хвостом, когда поднимает взгляд и смотрит на одного из них на кушетке. Альфа, гибрид крысы, он крупно дрожит, глядя перед собой невидящими глазами, и слабо шевелит губами, сжимая в пальцах дрожащий хвостик. Сердце Джина невольно сжимается. После того, как у них с Намджуном появились свои собственные малыши, ему стало гораздо сложнее отстранённо воспринимать любое дело с детьми. — Сегодня будний день. Почему ты не на занятиях? — крупный альфа медведь в классическом деловом костюме, плотно обтягивающем крепкое тело, рассерженно мечется по кабинету. Он откровенно давит своим феромоном, откровенно рычит, нависая над альфочкой. — Что вы делали в Лотте? — Где Ники? — мальчик вскидывает голову, невидяще глядя на нависающего над ним медведя. Его негромкий голос дрожит, и Джину приходится сдерживать внутреннюю омегу, чтобы не шагнуть вперёд, инстинктивно загораживая ребёнка от разъярённого альфы. — Где мой друг? — Ники мёртв, Кай. Мы остались здесь только вдвоём, — медведь низко опасно рычит, откровенно угрожающе обнажая крупные белые клыки. Он звучит так грубо и резко, что Джин непроизвольно прижимает округлые львиные ушки к голове. Он ненавидит, когда приходится работать совместно с НСЦ. — Теперь ты хочешь поговорить со мной? Что было в голове у твоего друга? Кай! В этот раз агент откровенно прикрикивает, словно готовый наброситься, и Джин уже не может сдержаться. Он говорит холодно и спокойно, прожигая альфу неприязненным, но отстранённым взглядом: — У него порваны барабанные перепонки, агент. Велика вероятность, что он вас не слышит. — Мы его забираем, — медведь несколько мгновений смотрит на него тяжёлым, испытывающим взглядом, а потом властно кивает лобастой, коротко постриженной головой с округлыми чуткими ушами. Пришедшие вместе с ним молчаливые альфы в костюмах — оба гибриды волков, и оба не имеющие с Чонгуком ровным счётом ничего общего, они уже собираются было забрать альфочку, но Джин их решительно перебивает: — Вы не можете забрать моего пациента, агент Чон. Ему необходим присмотр, — его голос звенит от тщательно сдерживаемого негодования, а полная верхняя губа подрагивает, норовя обнажить крупные львиные клыки. Джин чувствует в себе только готовность показать, что не зря хищных омег боятся не меньше, а иногда и больше, чем альф. — Вы сказали, его травма не тяжёлая, — агент прищуривается, в два шага сокращая между ними расстояние и нависая уже над Джином. Киму приходится задрать голову, чтобы посмотреть ему прямо в лицо, но его это совершенно не смущает. — Я сказал, что провёл первичный осмотр, — он немигающе смотрит в прищуренные, глянцево блестящие чёрным глаза альфы, ожидающего, что он отступит. Чёрта с два. Джин воинственно прижимает к голове уши. — У него могут быть внутренние… — Значит, он был близко к взрыву? — Чон бесцеремонно перебивает его, хищно приподняв уши. Его глаза блестят холодно и испытующе. Джин возмущённо набирает воздух в грудь: — Я сказал только… — его голос звенит от тщательно сдерживаемой злости, но альфа снова перебивает его, буквально выводя из себя: — Совсем близко? Джин не успевает ничего на это ответить, потому что Кай начинает заваливаться с кушетки, падая на пол. Он отпихивает недовольно рыкнувшего альфу с дороги, опускаясь на колени рядом с упавшим мальчиком, и окрикивает: — Мне нужна помощь! Медбратья торопятся на его голос, распахивая двери кабинета, а Джин торопливо проверяет состояние пациента: он прикладывает пальцы к его шее, проверяя пульс, и умело пальпирует живот, встревоженно бросая: — У него тахикардия и твёрдый живот. Срочно готовьте операционную! — Разве вы не пластический хирург, чтобы точно быть уверенным в этом решении? — альфа-медведь встаёт в проходе, скрещивая руки на груди и загораживая его своими широкими крепкими плечами. Он подбоченивается, с явным неодобрением наблюдая за тем, как пациента поднимают за подмышки и под коленями, укладывая его на каталку. Джин почти что шипит, остро блеснув стальными глазами: — Мой муж — военный полевой травматолог. Вы думаете, я рядом с ним ринопластику делал, пока он оперировал раненых в окопах? С дороги, агент Чон. — Аджумони, — альфа упрямо мотает головой, рыкнув, и на мгновение Джин лишается дара речи. Тётушка, значит? Медведь говорит низко, рычаще и властно: — Мне необходимо допросить его. Он — единственная зацепка для того, чтобы разобраться в том, что случилось. И если он умрёт на операции… — А если окажется, что он невиновен, и он погибнет из-за того, что вы не позволили мне вовремя провести операцию, на ваших руках окажется кровь невинного человека, агент, — Джин откровенно рычит, хлеща себя по ногам хвостом и разрезая острой ухоженной кисточкой воздух. Он прижимает уши к голове. — С дороги! — Аджумони, прошу вас, — альфа с очевидным трудом выдавливает просьбу, непримиримо нахмурившись, но Джин лишь встряхивает головой, перебивая его рычанием: — Я доктор! Вы главный там, а я главный здесь, агент. С дороги, чёрт вас возьми, или, богом клянусь, я собственноручно перееду вас этой каталкой! Ещё несколько мгновений они непримиримо смотрят друг на друга, не желая отступать, но под грозным взглядом Джина альфа всё же неохотно делает шаг в сторону, освобождая путь. Он хрипло бросает замершим за его спиной волкам: — Дайте им пройти.***
Чонгук резко и быстро лавирует между висящим брезентом, уворачиваясь от торопливо снующего вокруг персонала, — из-за объявленной угрозы атаки биологического оружия приёмное отделение больницы в срочном порядке превратили в импровизированный пункт принятия. Он невольно прижимает уши к голове, сдерживая порыв прикрыть лицо рукавом халата даже сквозь маску, — чувствительный волчий нос зудит от забивающейся в глотку смеси дезинфицирующих средств, страха, крови и боли. Чонгук ненавидит такие дни и такие случаи. Всё у него внутри клокочет от тщетно сдерживаемой злости, когда он слышит отчаянный крик кого-то из персонала: — Сюда, пожалуйста! Мне нужна помощь! Чонгук оглядывается, вскидывая чуткие уши, чтобы уловить источник звука, несмотря на царящий вокруг гомон. Плач и стоны режут по ушам, но он легко вычленяет просящий о помощи голос и стремительно бросается к нему. Хочется зарычать, когда он видит лежащего на прорезиненных ковриках мальчика едва ли десяти лет с перьями в спутанных каштановых волосах и проводящую ему сердечно-лёгочную реанимацию работницу в полной защитной амуниции. Чонгук буквально подлетает к ним, падая на колени и совершенно не обращая внимания на пачкающуюся форму и халат. Он прижимает два пальца к тонкой шейке, прощупывая отсутствующий пульс, и торопливо, но осторожно приоткрывает веко, чтобы посветить в глаз фонариком. Работница отчитывается, с явным трудом глядя на него сквозь слегка запотевшую маску: — Всё было нормально, я только успела обработать, как он упал. В путях чисто, но он не дышит, пульса нет, без сознания уже практически минуту. — Блять. Каталку и набор для трахеостомии, — Чонгук хрипло ругается и властно кивает, уже не обращая на неё внимания, ритмично надавливая на худенькую грудную клетку. Есть мрачная ирония в том, насколько сильно он ненавидел делать СЛР детям, будучи детским хирургом. Обладая недюжинной даже для альфы силой, Чонгук всегда подсознательно опасался, что, пытаясь помочь, может сломать хрупкому малышу рёбра и навредить ещё сильнее. Он стискивает зубы, когда замечает под рёбрами сочащуюся кровью проникающую рану, и запрещает себе думать о чём-то кроме того, что должен сделать сейчас, низко рыкнув: — Мне нужен набор для трахеостомии, сейчас! — Он у меня, — и Чонгук не может отрицать облегчение, которое чувствует, когда слышит знакомый низкий и бархатный баритон. Он вскидывает голову и невольно улыбается, глядя, как Тэхён опускается на колени с другой стороны, торопливо подготавливая набор. — Что у нас? — Остановка дыхания и пульса, проникающая травма груди, — Чонгук говорит быстро, но чётко, позволяя сменить себя — Тэхён надавливает на грудь малыша ритмично и уверенно, и хотя это самое базовое знание для любого хирурга, Чонгука этот вид парадоксальным образом успокаивает. — Надо резать, — Тэхён легко подхватывает его, встревоженно прижимая к голове тигриные ушки, и Чонгук невольно вскидывает голову, выдыхая: — Ты хочешь? — Ну уж нет, ты начал, ты и продолжай, — Тэхён дёргает головой, кривовато усмехнувшись и обнажив клыки. Из-за резких движений пряди его волос растрепались, разметавшись по лбу, и Чонгук странным образом отмечает это, пока торопливо натягивает перчатки и готовит поле для торакотомии. Они торопливо переворачивают ребёнка на бок, осторожно придерживая руку за локоть и Чонгук, крепко сжав скальпель в пальцах и облив тонкую, бледную кожу бетадином, решительно надавливает острым концом, ведя глубокую режущую линию. Он ненавидит такие дни.***
Намджун плавно, но решительно пробирается через лихорадочно движущуюся толпу людей, пытаясь добраться из травмы до операционной. Он чутко оглядывается, легко подхватив едва не упавшую омегу под локоть и остановившись, чтобы убедиться, в порядке ли она, и замирает, случайно услышав обрывок новостей из висящего на стене телевизора. — …больница Бантан-Сонённдан. Есть опасения, что сыпь на руках и частях тела у большинства из пациентов вызвана радиацией от так называемой «грязной» бомбы, и похоже… — Блять, — Джун хрипло рычит себе под нос, смеряя репортера на экране разгневанным взглядом. Его хвост недовольно мечется, а глаза опасно прищуриваются, когда он видит фон, на котором репортёр, чёртова сорока — о, как Намджун ненавидит чёртовых сорок-репортёров — говорит. Он слишком хорошо знает, как выглядят жалюзи на окнах кабинета шефа. Сорвавшись с места, он пробирается с удвоенным энтузиазмом, буквально пропихиваясь к журналисту и едва глотает хриплое рычание, когда видит импровизированную съемочную команду из нескольких человек. — …кажется, к нам вышел глава травмы! Доктор Ким, вы… — по какой-то неизвестной причине узнавший его репортёр тут же тянет к нему микрофон, и Намджун сдерживается, чтобы не смять его в ладони, ломая не особенно качественный пластик. Омега слегка отшатывается от него, но задор не теряет, бойко щебеча: — Прокомментируйте… — Прекратите нести чушь! — Намджун рычит, контролируя себя, чтобы не надавить на омегу феромоном. Он невольно думает, что всё было бы гораздо проще, будь на её месте не менее раздражающий, но гораздо менее чувствительный к агрессии альфа. — Никакой речи о сибирской язве и радиации не идёт, о ней говорите только вы. Официальная позиция больницы заключается в том, что пока ещё неизвестно, что это. Так что направьте свою чёртову фантазию в более безопасное русло! Он откровенно срывается на рычание и отступает на шаг, чтобы не напугать омегу, но судя по тому, как она уже собирается было открыть рот, Намджун зря беспокоится. Он выплёвывает, тряхнув головой и обнажая клыки: — Вы же чёртов новостной канал, сообщайте реальные новости и прекратите пугать и без того напуганных людей! Кто, блять, вообще вас сюда пустил? — он резко поворачивает голову, прожигая направленный на себя объектив разъярённым взглядом, и с удовольствием отмечает, что камеру держит альфа. На него Ким рычит без всяких угрызений совести, откровенно хлестнув своим феромоном: — Убирайтесь! И выключите эту чёртову камеру! Он уже подбирается было, чувствуя, как на загривке начинает подниматься шерсть, но альфа торопливо выключает камеру, глядя на него широко распахнутыми испуганными глазами, и едва ли не поднимает руки в сдающемся жесте. Намджун прищуривается, собираясь лично выставить их взашей, но резко вспоминает о вызове. Блять. — Я с вами ещё разберусь, — он хрипло рыкает, смерив не сорок, а самых настоящих стервятников тяжелым взглядом, и резко разворачивается на каблуках, направляясь в сторону операционной. Места в больнице откровенно не хватает, даже несмотря на сортировку потерпевших по цветам от зелёных, не требующих хирургического вмешательства, до красных, ждущих срочной очереди в операционную. Он поспевает ровно в тот момент, когда в широкие двери ввозят каталку, и невольно облегчённо выдыхает, когда видит Джина: — Привет, малыш. — Ты не представляешь, в каком я бешенстве, детка, — Джин тоже явно выдыхает, торопливо приподнявшись на цыпочках, чтобы чмокнуть его в губы, и показывает электронную карту пациента, торопливо говоря: — Перитонит, возможна перфорация кишечника. Томография показала мозговую травму, а ещё у него лопнули барабанные перепонки, я уже вызвал Юнги, он догонит тебя, как только разберётся с чем-то в третьей. — Окей, — Намджун коротко кивает, успокаивающе скользнув ладонью по предплечью омеги — хвостик Джина мечется, хлеща по бёдрам, и, даже будучи не менее взвинченным, альфа словно сам мгновенно успокаивается, когда чувствует необходимость в том, чтобы успокоить свою омегу. — Мы справимся. — С ним хотят поговорить, — Джин дёргает ухом и сжимает в пальчиках его запястье, глубоко втягивая воздух. Намджун намеренно позволяет своему феромону усилиться, зная, что его львица так пытается успокоиться. — Он подозреваемый из-за взрыва. Вызовешь меня, когда закончишь, хорошо, любимый? — Беги, крошка. Я позабочусь об этом, — Намджун, не удержавшись, смазанно целует его на прощание и решительно проскальзывает в операционную, прижимая к голове уши. Стоит только его омеге уйти, и злость и гнев начинают снова бурлить в нём с удвоенной силой. Джун проглатывает рычание.