***
— Растворитель? — Чимин снимает с лица осточертевшую маску, наконец вдыхая полной грудью и пытаясь поспеть за уверенно идущим Намджуном. У высокого альфы большие и решительные шаги, а у Чимина круглый и тяжёлый животик, так что ему приходится торопиться изо всех сил, чтобы хоть как-то не отставать от него. Он недоуменно хмурится. — Это шутка? — Так написано в отчёте, который официально направили шефу, но он сейчас на какой-то конференции на другом конце света, так что, пока он экстренно возвращается, со всем этим бедламом разбираюсь я. Как будто мне травмы не хватает, — Намджун низко рыкает, хлестнув себя хвостом, и ускоряется ещё сильнее. Чимин сосредоточенно поджимает губы, пыхтя и старательно перебирая ножками. — Это он вызвал все эти волдыри и странное раздражение. В Лотте была химчистка, и, пока спасатели и пожарные добирались, пострадавшие лежали в лужах с чистящим средством. — Значит, это была просто бомба, а не химическая атака? — Чимин позволяет надежде проскользнуть у себя в голосе, но он звучит запыхавшимся, и Намджун наконец замечает это, притормаживая и позволяя беременной омеге отдышаться. Прежде чем он успевает ответить, их окликает дежурная медсестра: — Шефы, вам стоит это увидеть. Она делает звук на телевизоре погромче, и Намджун с Чимином, не сговариваясь, вскидывают головы. Пак утешающе сжимает его плечо в маленьких пальчиках, когда Намджун с явной угрозой начинает рычать на мельтешащего на экране репортёра. — …Мы будем своевременно вас информировать. В настоящий же момент следствие установило, что в печально известном торговом центре «Лотте» взорвался газопровод, что и послужило причиной, как выяснилось, несчастного случая. Официальные лица и представители правительства уже сообщили нам, что доказательства преступления не обнаружены и звучавшие ранее подозрения об одном или серии предумышленных террористических акций оказались необоснованными. — Слава богу, — Чимин на мгновение прикрывает глаза, обмякая от неожиданно сильного облегчения, и встревоженно охнувший Намджун подхватывает его за талию, помогая удержать равновесие. Смутившись, Чимин похлопывает его ладошкой по крепкой груди и мягко отстраняется. — Спасибо, хён, я в порядке. Просто немного устал. — Не перенапрягайся, ты и так здесь просто потому, что шеф повёлся на твою умоляющую мордашку, — Джун ворчит, но под этим он просто плохо пытается спрятать неприкрытое беспокойство, встревоженно прижимая к голове уши и глядя на Чимина так, будто он прямо сейчас либо потеряет сознание, либо начнёт рожать. — Если ты чувствуешь, что это слишком, иди домой, Чимин. Ты никому не поможешь, включая своего малыша, если будешь чувствовать себя плохо. Юнги, конечно, вряд ли сейчас свободен, но если нужно… — Всё в порядке, Джун, — Чимин звучит благодарно, но твёрдо, мотнув головой и невольно положив ладонь на округлый тяжёлый животик. — Вы с Юнги и так носитесь со мной, как с хрустальной вазой. У меня всё под контролем, честное слово, если что-то случится… — Доктор Пак! — его неожиданно прерывает запыхавшийся Феликс. Он выглядит измотанным, а передняя часть его одноразового халата практически полностью залита чужой кровью, но глаза у него радостно блестят. — Кажется, мы нашли того мальчика, про которого вы спрашивали. Доктор Чон и доктор Ким увезли его на операцию. Они уже закончили, он стабилен, находится в двенадцатой палате. — Слава богу, — Чимин облегчённо повторяется, прижимая к груди маленькие ладошки. Часть него чувствует огромное облегчение. Он коротко оглядывается на Намджуна, радостно бросив: — Я немедленно сообщу об этом его родителям! — Я слежу за тобой, Пак Чимин! — Намджун окликает его вслед встревоженно и недовольно одновременно, но Чимин уже не обращает на него никакого внимания, торопясь к своей пациентке. Он ловко уворачивается от попадающихся ему врачей и пациентов, придерживая тяжёлый животик, и довольно быстро добирается до нужной ему койки. Слабо дремлющая из-за успокоительного и обезболивающего Дахён мгновенно вскидывается, глядя на него встревоженными глазами, а альфа рядом с ней, Богём, сжимает в пальцах её маленькую дрожащую ладошку. Её голос почти срывается: — Что-то стало известно о нашем сыне, доктор? — Мы его нашли! У него была операция, — Чимин говорит быстро и радостно, но, увидев, как побледнела при последнем слове омега, торопливо добавляет: — Но всё уже хорошо! Она прошла успешно, он сейчас отходит от наркоза в палате. Я могу проводить вас, если… — Пожалуйста, — Дахён мгновенно вскидывается, торопливо скидывая одеяло, — она едва держится на ногах, но муж тут же подхватывает её, помогая встать. Они смотрят на Чимина такими отчаянными и счастливыми одновременно глазами, что он просто не находит в себе сил на то, чтобы вынудить омегу оставаться на своём месте. — Умоляю, доктор. Поджав губы, Чимин лишь коротко кивает, постаравшись улыбнуться, и ведёт их к нужной палате. Даже несмотря на то, что омеге явно нужна помощь альфы для того, чтобы идти твёрдо, она не висит на нём полноценно, лишь тяжело опирается о крепкую руку. Чимин слышит их сбитое, встревоженные дыхание, чувствует лёгкий оттенок страха и чудовищного облегчения в их запахе и невольно поджимает губы ещё сильнее, стараясь держаться. Он осторожно приоткрывает дверь в палату и мягко говорит, сглотнув: — Вот он. — Птенчик мой, — увидев лежащего в постели мальчика, омега словно на мгновение набирается сил, чтобы рвануться к нему, оседая на колени рядом с кроватью. Она судорожно сжимает в дрожащих пальцах его маленькую ладошку, прижимаясь к ней порывистыми поцелуями, и всхлипывает. — Мой мальчик, мой маленький птенчик. — Сыночек, — альфа слабо опускается рядом с ней, крепко обнимая жену одной рукой и кладя свою большую ладонь поверх их. На мгновение он словно обмякает, уткнувшись лбом в матрас, и прерывисто шепчет: — Сокки, как же ты нас напугал, малыш. Они отчаянно прижимаются друг к другу, то ли плача, то ли смеясь, и крепко сжимают маленькую ладошку спящего сына. Чимин осторожно прикрывает дверь, оставляя их наедине. Его сердце обливается кровью. Раньше при подобных историях он чувствовал облегчение, когда всё заканчивалось хорошо. Тревога и грусть, неизбежно проникающие в его чувствительное сердце, проходили, оставляя за собой лишь приятное чувство от выполненной работы, но сейчас… Чимин поджимает дрожащие губы, держа себя за животик обеими ладошками, и торопливо идёт по коридору, находя ближайшую же дверь в служебное помещение. Он буквально влетает внутрь, сразу же захлопывая за собой дверь и опираясь на неё спиной и… Конечно. Конечно же, блять. Прямо перед ним замерший Юнги со стопкой упакованных в небольшие стерильные пакеты бинтов. Альфа тратит на ошеломление несколько секунд, глядя на него мгновенно расширившимся зрачками. Естественно, от его взгляда не уходят ни ладошки, инстинктивно придерживающие живот, ни дрожащие поджатые губы, ни переполненные слезами глаза. Юнги встревоженно выдыхает, небрежно откладывая бинты в сторону и делая к нему стремительный шаг: — Пташка? И его взволнованный, мягкий от любви низкий голос ломает Чимина окончательно. Он громко всхлипывает, слабо протянув к альфе ладошки, и буквально оседает в чужих объятиях, рыдая. Юнги невольно хрипло ругается себе под нос и осторожно опускается на землю вместе с ним, не рискуя лишний раз поднимать, но усаживая к себе на колени. Он ошеломлённо бормочет, поглаживая омегу по голове и позволяя уткнуться себе в шею: — Чимини? Что такое, детка? У тебя что-то болит? Что случилось, маленький? Чимин только слабо качает головой, громко всхлипывая и пытаясь нормально вздохнуть, — его постепенно накрывает самая настоящая истерика, и Юнги это прекрасно чувствует, прижимая его к себе крепче. Всегда мягкий и ласковый голос становится твёрдым, глубоким и властным, именно таким, какой Чимину всегда нужен для того, чтобы успокоиться: — Дыши со мной, давай, Чимини. Не думай ни о чём, сосредоточься на мне, на том, что я говорю. Давай, омега, дыши. Тяжелый, властный феромон окутывает Чимина с головой, заставляя мгновенно обмякнуть. Внутренняя омега чувствует альфу, слышит его властный голос, чувствует его запах и мгновенно начинает успокаиваться, прижимаясь крепче и пытаясь спрятаться от всего пугающего снаружи. Не в силах противостоять ему, Чимин послушно начинает дышать глубоко и медленно, синхронно с альфой, и успокаиваться — его тело постепенно перестаёт пробивать крупная дрожь, а узел, туго стянувшийся где-то в горле, постепенно расслабляется. Он наконец может слабо выдохнуть: — Юнги… — Я здесь, крошка, я держу тебя, — Мин мгновенно смягчается, когда понимает, что его омега немного пришла в себя, и ласково поглаживает Чимина по всё ещё содрогающейся спине. Он слишком хорошо знает, что Чимину и его внутренней омеге нужно, чтобы успокоиться. — Я защищу тебя, я защищу нашего птенчика. Говори со мной, малыш, что тебя расстроило? — Птенчик, — Чимин всхлипывает, сжимая в пальчиках халат у Юнги на спине и прижимаясь ближе. Сейчас, когда его животик прижат к альфе, когда он сам в его крепких и надёжных объятиях, объятый его запахом, его присутствием, Чимин чувствует себя гораздо спокойнее. — Моя пациентка. У них потерялся птенчик, они были в Лотте. Они пошли покупать б-ботиночки. — Ох, малыш, — Юнги хрипло сбито выдыхает, прижимая его к себе крепче, и порывисто целует куда-то в висок, обвивая его гибким хвостом. — Они нашли его? — Д-да, — Чимин несчастно сопит и совсем немного отстраняется, только чтобы посмотреть во встревоженное лицо альфы. Он беспокойно скользит ладошками выше, к широким плечам альфы, и с инстинктивной силой сжимает в пальчиках его халат, словно нуждаясь убедиться в его присутствии. Чимин хнычет, усердно пытаясь не расплакаться снова. — Но он был такой маленький, Юнги. Они пошли покупать ботиночки в торговый центр, и вдруг случился взрыв. В торговом центре! Как можно жить в мире, где можно умереть, когда ты идёшь покупать ботиночки? Как я смогу жить спокойно, зная, что наш птенчик будет жить в таком мире? — Чимин, Чимин, — Юнги аккуратно обхватывает его лицо своими большими ладонями, нежно стирая крупные горячие слёзки большими пальцами, и прижимает к голове чёрные уши. Он порывисто целует омегу в лоб и внимательно смотрит ему в глаза, говоря низко и чётко: — Это несчастный случай, такое бывает. Но всё закончилось хорошо, ведь так? — А если нет? — Чимин всхлипывает, сжимая в пальчиках запястья альфы, и сводит брови. — А если в его школе появится очередной недолюбленный ребёнок, который решит открыть огонь? Если опять взорвётся газ? А если на этот раз это будет настоящая террористическая атака? Что будет тогда, Юнги? Что будет, если он умрёт? А если он заболеет, господи, а если у него будет синдром внезапной детской смерти! — Детка, послушай меня, — Юнги, явно потеряв надежду дождаться момента, когда у Чимина кончатся все пугающие сценарии, просто глубоко и нежно целует его, перебивая. Он звучит мягко, но уверенно: — Мы не можем знать, что случится, это правда. Но я сделаю всё, чтобы и ты, и наш птенчик были в безопасности, хорошо? И даже если с ним, не дай бог, что-то случится, ты же знаешь: мы с тобой оба хирурги высшей категории, и все наши друзья тоже хирурги. У нас есть целая больница с новейшей аппаратурой, у нас есть деньги, у нас есть все необходимые связи. Если уж кто-то в целом мире и будет защищён, так это наш птенчик. — Ты будешь? Ты не оставишь нас? — Чимин слабо всхлипывает, отчаянно цепляясь за Юнги. Сейчас, невыносимо чувствительный, невыносимо уязвимый, он слишком сильно нуждается в альфе, нуждается в Юнги. Нуждается в доказательстве того, что он будет рядом. — Ты не оставишь меня, альфа? — Никогда, — Юнги почти что рычит, прямо, открыто глядя Чимину в глаза, и на мгновение ему кажется, будто радужки альфы действительно полыхают самым настоящим золотом. Альфа скользит ладонью по его щеке мучительно нежно, мучительно любовно и хрипло спрашивает: — Ты выйдешь за меня, Чимин? Чимин замирает. Он немного растерянно хлопает ресницами, чувствуя, как с них слетают тяжелые капли слёзок, падающие на щёки, и невольно приоткрывает рот. Он молча смотрит на Юнги несколько секунд — всё его омежье существо, переволновавшееся, невыносимо чувствительное, нуждающееся, не может осознать вопрос полностью. — Станешь моим, крошка? — словно желая убедить его, Юнги нежно стирает слёзы с его щек и горячечно шепчет: — Позволишь заботиться о тебе и о твоём птенчике, защищать и оберегать тебя? Я знаю, что сейчас далеко не идеальный момент, что и я тоже далеко не всегда идеален, что могу ворчать и не люблю мятное мороженое с шоколадной крошкой, которое тебе так сильно нравится, но я обещаю, что буду любить тебя. Что люблю тебя. Ты выйдешь за меня, Пак Чимин? — Да… да, да, да! — Чимин пищит, хватая Юнги за воротник халата и притягивая к себе, чтобы глубоко и нежно поцеловать. Его голова слегка кружится от любви и эмоций, а всё то плохое, что накрывало его ещё несколько мгновений назад, словно затирается и становится совершенно не важным. Он высоко попискивает, часто-часто помахивая своим крохотным хвостиком и оставляя на лице смеющегося Юнги маленькие беспорядочные поцелуи, сбивчиво шепча: — Я люблю тебя, Юнги, люблю, я выйду за тебя замуж. Одной рукой альфа притягивает его себе поближе, поглаживая по пояснице, а второй… Чимин немного отстраняется, когда слышит негромкий щелчок, а затем пищит, закрывая рот ладошками. Юнги немного смущённо признается, пошевелив чёрными ушками: — Я давно собирался это сделать, но не мог решиться. Впрочем, мне кажется, это не самый плохой момент из всех, что мог бы быть? Я имею в виду, я ведь мог ляпнуть это и на операции, и… Ну, по крайней мере, никто не умер. — Господи, я наверное так отвратительно сейчас выгляжу, — Чимин шмыгает носом, торопливо вытирая слёзы со снова раскрасневшихся щёк, и протягивает чуть подрагивающую ладошку, чтобы альфа с болезненной нежностью надел ему на безымянный пальчик колечко. Омега чуть приподнимает ладонь, любуясь тем, как искры играют на гранях крупного прозрачного камня в лаконичном окаймлении платины. Он невольно шепчет: — Юнги, оно же дорогое… Тебе не стоило, хён… — Глупости, крошка. И первое, и второе, — Юнги хрипловато фыркает и нежно целует его в губы, явно смакуя их вкус. Он отстраняется, ласково оглаживая большими ладонями чиминову талию, и счастливо улыбается уголками губ, обнажая белоснежные клыки: — Если бы я знал, что для того, чтобы ты перестал плакать, тебе достаточно сделать предложение, я бы сделал его ещё давно. — Хён! — Чимин деланно надувает пухлые губы, беззлобно похлопав по крепкой груди нежными маленькими ладошками, и ахает. — Ох, боже. У меня же пациенты. — Блять, — Юнги хрипло ругается себе под нос, приподняв чёрные уши, после чего легко поднимается на ноги, попросту утягивая запищавшего Чимина за собой. Юнги поспешно хватает забытые бинты с полки, притягивает омегу к себе за талию, чтобы утянуть в быстрый, но головокружительно глубокий поцелуй, и торопливо бросает: — Обсудим всё вечером, ладно, крошка? Не перетруждайся, ты и так сегодня много сделал, подумай о птенчике. — Ладно, — Чимин глуповато хихикает альфе вслед, прижимая к припухшим от поцелуев губам ладошку с поблёскивающим на ней обручальным кольцом. Несмотря на то, что глаза у него немного ноют от слёз, а малыш внутри беспокойно пинается, Чимин чувствует себя невероятно хорошо и спокойно. Он ласково поглаживает животик, заворковав: — Тише, маленький. У тебя появился папочка, да? Папочка о нас позаботится, птенчик мой. Всё ещё нежно поглаживая свой живот, он оправляет свою форму, ещё раз проходится пальцами по щекам, чтобы окончательно убрать с них лишнюю влагу, и решительно выдыхает, шагая наружу. Сейчас он снова чувствует, что может спасать жизни.***
— Я официально заявляю, что это был один из самых длинных дней в моей сраной жизни, — сидящий за столом в комнате для отдыха Хосок обречённо стонет, устало упираясь лбом о скрещённые руки. Он невнятно ворчит, дёргая правым ушком: — Я сегодня принял экстренные роды, вы в курсе? Сраный хирург-ортопед не должен принимать сраные роды во время сраной операции! — Я был на связи, хён, всё было не так страшно, — Чонгук устало сползает на диван, откидывая голову на его спинку, и даже не протестует, пока зевающий Тэхён перекидывает через спинку руку, обхватывая его за плечи и притискивая поближе к себе. Альфа-волк только выдыхает, слегка ёрзая, чтобы положить голову на надёжное плечо, и невнятно бормочет: — Я сегодня оперировал столько детей, что не могу даже сосчитать. Чёрта с два я поведу своего будущего ребёнка в сраный торговый центр. — Чёрта с два я ещё раз соглашусь на то, чтобы общаться со сраными репортёрами, — Намджун грузно опирается о кухонную стойку, делая большой глоток свежезаваренного кофе из своей фирменной кружки с джиновой мордашкой. Сам Джин кладёт голову ему на плечо, прижимаясь и переплетая их хвосты, и устало бормочет: — Сраное правительство и сраные агенты сраного НСЦ. Милый, погладь мне спинку, а? Или я буду плакать. Намджун послушно перекладывает кружку в другую руку и кладёт большую ладонь Джину на спину, ласково поглаживая чувствительное местечко чуть выше хвостика через униформу. Джин мягко удовлетворённо выдыхает, очевидно расслабляясь в руках мужа, а Хосок невнятно ворчит, застучав тяжелым хвостом: — Бесите. Тут и так хоть вешайся, ещё и вы… со своим этим самым. — Завидуй молча, Хоби, — Намджун беззлобно огрызается, притискивая довольно замурлыкавшего Джина к себе поближе. Даже несмотря на усталость, очевидно, как он напитывается энергией рядом со своей омегой и чувствует себя лучше. — Я тебя сколько раз пытался познакомить с симпатичными омежками? А ты что? — Ну я что, виноват, что они все какие-то не такие? — Хосок возмущенно вскидывается, задрав треугольные двуцветные ушки и блеснув ярко-голубыми глазами. — Одна не рис заливает бульоном, а добавляет рис в бульон. Другая не понимает, что среда — это красный, четверг — жёлтый или коричневый, пятница — голубой, а воскресенье — фиолетовый. Третья даже танцевать нормально не умеет! — Хён, просто держу в курсе: ты умрешь в одиночестве, — Тэхен дёргает тигриным ухом и скептично тянет. Когда Хосок возмущенно на него поворачивается, он не может удержаться, и негромко хрипло смеётся. — Нет, ну правда. Вы ведь не должны подходить друг другу идеально, просто совпадать… в определенных вопросах. Он понижает голос до хрипловатого соблазнительного мурлыканья и нежно кусает Чонгука за край дёрнувшегося треугольного ушка. Чон в его руках едва уловимо вздрагивает и сползает чуть пониже, сохраняя спокойное выражение лица, но его с головой выдаёт застучавший по дивану хвост. — Вы меня тоже бесите, — Хосок кисло морщится, грустно опустив уши, и снова упирается лбом в скрещённые руки. Он невнятно ворчит: — Я хочу напиться. И умру в одиночестве, потому что женюсь на работе. — Ты слишком драматизируешь, — Джин закатывает глаза, неохотно поднимая голову с надёжного плеча Намджуна, но не успевает закончить свою наверняка неимоверно философскую мысль, потому что в комнату входят Юнги с Чимином. Ким приветственно гудит: — О, привет, голубки. Как вы? Чимин совершенно очаровательно приплясывает на месте, переминаясь с ножки на ножку и из-за этого окончательно напоминая слегка подпрыгивающий воздушный шарик, и взволнованно блестит глазками, то и дело косясь на Юнги. Неимоверно нежно, непривычно широко улыбнувшийся Мин довольно хлещет себя по ногам тяжёлым чёрным хвостом и осторожно подхватывает своей большой ладонью ладошку Чимина, демонстрируя… Джин ахает, прикрывая ладошками нижнюю часть лица: — О боже! О мой бог, о мой бог, о мой бог, я сплю, господи! — Джин агрессивно пищит, вцепившись в халат Намджуна и тормоша его изо всех сил. Подавившийся своим кофе альфа кашляет, ошарашенно выпучив глаза и вздыбив хвост, пока Джин едва не срывается на визг: — Джуни, ты видишь, что это кольцо, или это только я вижу? Ты видишь, потому что я точно вижу, а значит и ты видишь, а значит, это чёртово обручальное кольцо, о мой бог! — Детка, если ты продолжишь меня тормошить, я встречусь с богом, которого ты так агрессивно призываешь, раньше, чем тебе это понравится, — Намджун ворчит, вытирая рот от кофе, но тут же широко клыкасто улыбается. — Поздравляю! Значит, ты всё же наконец набрался смелости, хён. — Ты знал? — уже подлетевший к Чимину, чтобы хорошенько рассмотреть колечко на хорошеньком пальчике и потискать беременную омегу, Джин давится очередным умильным мурлыканьем с громким вздохом, резко разворачиваясь на мужа. Он суживает глаза. — Ты знал и ничего не сказал мне, Ким Намджун? Ну раз уж ты не считаешь нужным говорить со мной, я с тобой не разговариваю. — Ну львёночек… — Намджун растерянно гудит, прижав уши к голове, а Юнги кашляет в кулак, тщетно пытаясь спрятать смех. — Чёрт возьми, Чимин, поверить не могу, — Тэхён широко клыкасто улыбается, рассматривая колечко на изящной ручке, и утягивает Чимина в крепкие объятия. Он чмокает омегу в макушку: — Я так рад за тебя, цыпочка. А ты можешь не зыркать на меня так агрессивно, хён, я всё равно теперь неизбежная часть твоей, я надеюсь, долгой семейной жизни. — Ты раздражаешь меня так сильно, что почти начинаешь нравиться, — Юнги миролюбиво фыркает и даже позволяет Тэхёну слегка приобнять себя. Он всё равно считает должным негромко проворчать: — Но это не значит, что я не слежу за тобой, Ким Тэхён. — Счастья вам, — широко улыбающийся Чонгук тоже крепко обнимает их по очереди, поцеловав Чимина в разрумянившуюся щёчку. Несмотря на это, его объятия Юнги принимает с большей охотой. Альфа-волк слегка склоняет голову к плечу и лукаво блестит глазами. — Значит, теперь у двух сладких птенчиков появился папочка? — Именно так, — Юнги довольно клыкасто улыбается, приобняв мгновенно смущённо раскрасневшегося Чимина и прижав его поближе к себе за талию. Он наклоняется, нежно куснув румяную щёчку, и негромко мурлычет, обвивая бедро Чимина гибким и ловким хвостом: — Правда, пташка? — Это совершенно неприлично, Мин Юнги, — Чимин негромко, но совершенно очаровательно пыхтит, заставляя альф рассмеяться, и к этому моменту в себя наконец приходит слегка заторможенный Хосок. — Чёрт возьми, поверить не могу, — он качает головой, вздергивает чёрно-белые ушки, но хвост у него виляет быстро-быстро, с головой выдавая радость своего хозяина. Хосок широко солнечно улыбается и обнимает их обоих сразу, крепко стискивая в своих объятиях: — За сегодня вы единственная сладкая парочка, которая меня не бесит, знаете ли. Уже решили, что со свадьбой? — Нет ещё, — Юнги улыбается, уже чувствуя, как начинают побаливать щёки, и немного неловко трет ладонью заднюю часть шеи, признаваясь: — Если честно, я понятия не имею, как это всё устраивается и что вообще с этим сделать. — А это значит, что вам неимоверно сильно повезло, что я всё это знаю и всё устрою, — Джин, слегка оттаявший после долгих и убедительных извинений виновато прижимающего к голове уши Намджуна и нескольких поцелуев холеной ручки, снисходительно кивает. — Это будет лучшая свадьба в этой больнице, сразу после моей, конечно. — Мы будем очень благодарны, Джин-хён, — Чимин нежно улыбается, растягивая пухлые сладкие губки в улыбке, и нежно переплетает с Юнги пальцы. Он щебечет: — Ты нас так выручишь с этим — не знаю, что бы мы без тебя делали. — Видишь, Ким Намджун, как жизненно необходимо моё участие? — буквально засветившийся от удовольствия Джин слабо стучит покорно опустившего голову Намджуна по голове каким-то журнальчиком, явно схваченным в порыве эмоций. Он звучит наставительно: — То-то же! И пока Намджун начинает оправдываться, а Тэхён с Чонгуком снова о чём-то беззлобно цапаться на фоне, Юнги пользуется моментом, чтобы утянуть Чимина в нежный и долгий поцелуй. Хосок что-то страдальчески мычит про то, что поторопился со своими выводами, Тэхён свистит, но… Чимин счастливо улыбается в поцелуй. Он чувствует себя на своём месте.