Падшее Солнце

      Вопреки моим ожиданиям, ни один из учеников Абсолютной Академии не поспешил наброситься на меня с кулаками и яростными криками. Вообще, понять их было нелегко. То они цинично целятся в тебя пистолетом, грозясь вынести мозги, то встают на твою сторону, пытаясь защитить от кровожадности Монокумы. Но, стоит рассудить, был ли у них выбор как таковой? В продолжении нагнетания отношений взаправду заинтересован разве что Монокума, наш общий враг. В одиночку мне его не одолеть. Что бы между нами ни случалось, мы должны стать союзниками, и не имеет значения, нравимся мы друг другу или противны — перед нами стоит вопрос выживания. Мы находим способ прервать резню или натыкаемся на метод её ускорения — всё или ничего. Увы и ах, золотая середина есть не во всех ситуациях. Жизнь не играет по ценностям, иначе бы она потеряла интерес.       — Я могу настаивать на том, что твой талант — ложь? — полюбопытствовал Шуичи, проигнорировав моё предыдущее предложение. Серые глаза выжидали реакцию. Этот проницательный взгляд почему-то напугал.       — Да, — я неуверенно кивнула, — я не Абсолютный кукловод.       — Тогда кто ты?       Вопрос Шуичи прозвучал громом средь ясного неба. Что мне ответить? Сейчас я стою на очень и очень скользкой развилке, решающей не только дальнейший ход диалога, но и, уверена, в какой-то степени мою судьбу в целом. Я уже давным-давно усвоила, что за языком в стенах этой академии следить не просто обязательно, а жизненно необходимо. На ум приходили всего лишь два разумных варианта ответа, оставляя за собой очередной, гнетущий разум, выбор. Пойти влево — солгать, что у меня вовсе нет абсолютного таланта, и я вообще не смекаю, о чём речь. Вправо — вывалить на несчастного парня и близ стоящих свой настоящий талант, чтобы потом до хрипоты усердно пытаться разжевать им его значение.       Первый вариант звучал слишком неправдоподобно и раскачивал воображаемую лодку подозрений куда сильнее допустимого, зримо намекая, что, в таком случае, меня прихлопнет если не сам Монокума, то кучка абсолютов рядом, поэтому я отмела его сразу. Второй же был гораздо более оправдан, и я решила остановиться на нём. К тому же, в конце-то концов, лгать вовсе не всегда необходимо. Я хотела дать ответ, однако была прервана Широганэ.       — Видимо, ты не помнишь, — она огорчённо поднесла ладонь к щеке. — У нас уже был похожий случай…       — Подожди, Цумуги, она же не договорила! — упрекнул её Шуичи, глядя исподтишка.       Цумуги испуганно вжала плечи и скорчила виноватое лицо.       — Ни-ши-ши, просто признайся, что у тебя нет таланта! — широко улыбаясь, пропел Кокичи и поставил руку в бок. Я провела по нему недоумённым взглядом.       Кокичи что выглядел, что вёл себя совершенно неестественно для человека, которого недавно огрела тяжёлая травма. Или не тяжёлая — в увечьях я не разбиралась. Впрочем, на деле степень полученного ранения не имела значения, — травмы не бывают не тяжёлыми. Да даже если им где-то и находилось место, то Ома не должен, нет, не может быть таким весёлым и беспечным. Понятия не имею, сколько времени у него заняла реабилитация в прошлый раз, но я своими глазами наблюдала, как он несколько дней не вставал с кровати и был не в силах даже есть. А тут он, как ни в чём не бывало, стоит предо мной и зорко улыбается, словно ничего и не произошло, а окровавленный бинт на его голове оказался волей случая.       Кокичи умел виртуозно переобуваться в прыжке, и, похоже, снова эту истину доказал. Что Хирург, что Наёмная убийца давали ему подозрительно одинаковый срок отхода — плюс-минус две недели. Следовательно, травма, полученная Кокичи недавно, приблизительно равносильна предыдущей. Но тогда почему ему не стало хуже вдвойне, а наоборот — будто лучше? Как возможно так лучезарно лыбиться с побитой головой? Что он, блять, скрывает от всех нас?       Я нервно выдохнула и, будто вынося себе приговор, ответила:       — Вообще-то, нет. Есть. Я Абсолютный Нетсталкер.       Воцарилась тишина. Она нисколько не удивила — дивиться тут нечему. Мой талант всегда вызывал у людей множество вопросов и недоумений, а иногда в том числе и у меня самой. Он был настолько узконаправленным и малоизвестным, что в большинстве стран мира о нём нигде и не услышать, а только удивлённо распахивать глаза. Я закатила взгляд, готовясь со скверным выражением лица начать разъяснение, как вдруг вновь оказалась заткнутой.       — Ньех, и кто это? Звучит уныло, — прищурилась Химико и натянула ведьмину шляпу пониже.       Я пересилила желание подойти и разбить её голову об стену. Ты, родная, всё это время покорно молчала как мышка, и именно сейчас вставила свои пять копеек? Моё лицо измученно осклабилось, и я, заведя руки за спину, кратко пояснила.       — Это люди, которые, м-м… ищут информацию в интернете.       Так нетсталкеров ещё никто не оскорблял. Но зато это было самое ёмкое для непосвящённых объяснение, сводящее на нет потенциально возникшие негодования. На деле суть нетсталкинга заключалась в поиске труднодоступных, редких и скрытых от глаз обычного обывателя данных. Если интернет — это огромная помойка, то нетсталкеры — прошареные бомжи, ищущие в грудах мусора слиток золота. Поиски начинались с трансляций с камер видеонаблюдения, о которых не знала жертва, краткосрочных ссылок невесть куда и запрещённой литературы. Заканчивались правительственными документами, чрезмерно шокирующим психику контентом и супер-редкой-важной таблицей со сравнением характеристик циркониевого браслета и мужской цепи арго. Ты никогда не знаешь, куда тебя приведёт клацанье по клавиатуре на этот раз — в этом и заключается всё удовольствие, всякий вкус и наслаждение. Поиск неизвестного и его структурирование — редкое то, в чём я действительно была потрясна. Ни один загадочный феномен, головоломка, Игра в альтернативной реальности не могли ускользнуть от моих любопытных глаз, то и дело заглядывающих куда не надо.       Сколько бы я ни пыталась, никогда не удастся понять, почему именно к этой сфере тянулась моя душа. Со своим-то усердием и терпеливостью я могла сгодиться в лучшего программиста, лучшего специалиста по кибербезопасности или кого-нибудь иного лучшего в большой IT-корпорации, который уж точно сможет гордо и заслуженно хвастаться величиной своей ежемесячной зарплаты. Но, увы и ах, это меня не привлекало. Копировать код с первого же сайта в поисковике за круглые деньги казалось делом не столько грязным, сколько унылым. Разве это интересно — часами смотреть на разноцветные надписи на тёмном фоне? Или, что казалось ещё большей мукой, днями напролёт взламывать то, что должно быть взломано по определению?       Никакой интриги, никаких загадок, никаких эмоций. Это работа, работа — это не удовольствие. Работу нужно работать. Нетсталкинг не был ей в принципе. Нет такой должности, нет таких вакансий. Никто тебе не платит, ведь никому это не нужно, кроме тебя самого. Ты можешь отложить очередное исследование Глубокого Интернета на дальние месяцы, чтобы потом грандиозно вернуться с крепкими амбициями и обязательно отыскать что-то цепляющее настолько, чтобы не забыть об этом через три странички.       — Я никогда не слышал о чём-то подобном, — скептично заметил Кайто.       — Этот талант реален, — процедила я. Неужто думает, что я выдумала какую-ту айтишную хуйню, чтобы запудрить мозги? Я продолжила: — Нетсталкинг зародился в Восточной Европе и только там же и развивается, так что неудивительно, что вы в Японии ничего о нём не слышали.       — Эй, не обязательно говорить таким тоном! — воскликнул парень, в его голосе промелькнул испуг. Я холодно взглянула на Кайто, явно показывая, кому здесь стоит закрыть рот. Тот, почему-то слишком сильно страшась, отшатнулся назад с ещё большим ужасом. Видно, Кайто ещё не отошёл от моего перформанса. А я ведь вскользь упомянула, что следующая пуля вылетит без предупреждения.       — Это так утомительно, — промямлил Кокичи, привлекая внимание. — Вы упускаете нечто очень важное… — На его лице прояснилась тяжёлая печаль, словно тот вот-вот расплачется.       — И что же? — подал голос Кибо.       — Пока вы все разговаривали, я размышлял о высоком. Как вы считаете, является ли умалчивание ложью?       — Просто скажи прямо, — поторопил Шуичи любителя разлить воду.       — Среди нас есть ещё два лжеца, — обычным, совершенно будничным тоном сообщил собеседник. — В смысле, кто эти два человека, знающие Абсолютного Нетсталкера?       Я почувствовала животную тревогу, прокатившуюся по телу. Первый человек — несомненно, Кокичи Ома.       — Я ставлю на то, что это ты сам, — тут же прошипела Химико.       — Не притворяйся дурой. Тогда кто второй?       Если с Омой всё яснее чистого неба, то что насчёт Цумуги? Помнит ли она меня? А если тот некий ещё один лжец это вовсе не она? Я внимательно и настороженно оглядела людей рядом. Надежды не оправдались: я не вспомнила ни одного лица. Все люди в этом помещении, за исключением двух, были для меня практически незнакомцами, общалась с которыми я от силы двое суток.       — Все опечаленно молчат, — огорчённо заметил Кокичи. Когда тот понял, что никто не собирается вступать с ним в заведомо бессмысленный диалог, он продолжил.       — Вы настолько преуспели в своей никчёмности, что даже Абсолютный Верховный Лидер не в силах воздействовать на вас!       От его слов я дёрнулась и мозги встали на место. Так, какой ещё Абсолютный Верховный лидер? Какая никчёмность? Что он вообще только что сказал? Я неспешно оглянулась вокруг в поиске того самого лидера, чтобы через три секунды сообразить, о ком говорил Кокичи. Абсолютный Верховный Лидер. Таким, значит, талантом, Team Danganronpa его оклеймили. Только что произнесённая им и всё ещё не понятая мною реплика мигом вылетела из головы. Вместо того, чтобы разумно держать её в уме, я растерянно пыталась вспомнить его заслуги из прошлой убийственной игры, за которые можно было наградить таким многообещающим титулом. Попытка увенчалась успехом: действительно — на Кокичи держался весь наш план по завершению убийственной игры, а всякие планы закономерно вешают именно на лидеров.       Однако, если говорить по существу, тот самый великий план никогда ему не принадлежал. Инициативу сжечь эту Академию дотла первой проявила Рэйма, а Кокичи лишь поступил самым бессовестным образом — присвоил её себе и стал развивать. Каждый раз, когда Рэйма своевольно вникала в повествование и вставляла в его фантастический бред копейки рационализма, он лишь кротко отвечал:       — Да-да, это наш общий план.       И с невозмутимым выражением лица продолжал нести свою чушь дальше. Но тогда Рэйма вальяжно обходила его спереди и до посинения с наигранным удивлением сообщала:       — Но брать во внимание мои предложения тоже надо.       Однако Ома всегда оставался непреклонным, и я этому завидовала. Если я была импульсивной бомбой, действия коей диктовали бурные чувства внутри неё самой, и которую, только прояви упорство, окажется проще простого склонить к чему бы то ни было, то Кокичи вовсе и не являлся бомбой, если закрыть глаза на его резкие скачки поведения от ребяческого до жутко-серьёзного. Во втором варианте он вполне был сравним с теми самыми детективами-гениями из сериалов, которые по движению одной мышцы лица могли мгновенно выяснить причастность человека к преступлению, параллельно прикидывая дальнейший ход противника. Несомненно, среди всех пятерых из нас, добравшихся до конца пятьдесят второй Данганронпы, совершенный лжец точнее всех вписывался в эту роль.       А если говорить о его первой и наиболее частой модели поведения… наверное, он ведёт так себя и сейчас. Если и дальше проводить параллели с детективными сериалами, по которым я несколько лет назад сходила с ума, то Рэйма была второй актрисой на этой роли, но уже почти без «сюрпризов». Она с не менее важным видом маялась близь доски с чертежами, воодушевлённо рассказывая, каким волшебным образом каждый из нас укроется от всепоглощающего пожара.       Расхаживала она напротив закадычной подруги Цумуги, что, привычно облокотившись о школьную парту, то поддакивала, то задавала вопросы. Этакий персонаж в сценарии, благодаря интересу которого зрителю объясняется та или иная сюжетная часть. Широганэ невинным голосом спрашивала:       — А какой смысл об этом распинаться, если по всей этой Академии, — она многозначительно покрутила пальцем вокруг классной комнаты, служащей нашим местом для собраний, — раскиданы камеры, прослушка, я уверена, всевозможные датчики и бог ещё знает что?       — Хороший вопрос! — вскинув палец, воскликнул Кокичи и тут же переменился в лице. — Это секрет. Все мы понимаем, в чём изюминка этого плана. Сказать в открытую мы не можем, — он пожал плечами и устремил свой взгляд куда-то в сторону, будто обращаясь к кому-то извне.       Рантаро, сгорбившийся над своей партой, учтиво кивнул ему. Он впрямь выглядел так, словно эта информация значила для него целую жизнь. Амами был тем самым персонажем, скептически отзывающимся о всём ему сказанному. Он сомневался во всём и всех, хоть мне и с колеблющимся успехом удалось убедить его сотрудничать с нами. Но стоило ему во что-то поверить, это что-то он тут же начинал считать неопровержимой действительностью, в непорочности которой никто не был способен его усомнить.       — Рантаро, даже я этому поверила, — с лёгкой улыбкой сказала ему я. Тот обернулся и в который раз произнёс всё ту же фразу:              — План хорош, но это не отменяет того факта, что он может не удастся.              — Да как не удастся?! — сердито повторил Кокичи. — Всё, всё-всё-всё! Каждая деталь продумана и предопределена! — Он грозно ткнул пальцем в зелёную доску на стене в схему Академии. — Мы с Рэймой… нет, со всеми вами, — Он провёл этим пальцем по нашим склонившимся физиономиям, — в заложниках у этого поехавшего медведя! У нас должен быть хоть какой-то план!       — Иначе мы не выживем, — добавила Рэйма. — Без стремления выжить ты бы давно сгинул ещё до первого суда, понимаешь?       Рантаро хотел было возразить, но я решила вставить своё слово.       — Тем не менее мы не можем доверять информации Монокумы. У нас нет никакой гарантии того, что из убийственной игры вообще возможно выбраться. И что-то мне подсказывает… что уже как одиннадцать человек сдохло зря.       Я была персонажем, эфемерной фигурой маячившим где-то на заднем плане. Молчаливость и отстранённость — это не только про Рантаро сейчас, но и про меня почти всегдашнюю на этих «собраниях». Если авантюрист изредка, да проникался речью самопровозглашенных дикторов, то я витала где-то в облаках, размышляя о чём-то отвлечённом, порой выдавая что-нибудь пессимистичное, как например сейчас. Мне нравилось отворачивать голову к заколоченному окну и предполагать, о чём думал архитектор, который планировал Академию Одарённых Узников. Знал ли он, на какое дело пойдут все его труды? Я была убеждена, что да. Это здание было построено сугубо для проведения игры на выживание, и это нам давали понять не раз. Горячо любимое «учебное заведение» вовсе им и не являлось что снаружи, что внутри.       Пример очевидный — исследовательские лаборатории вытесняли немногочисленные классные комнаты. Можно было подумать, что первые были попросту переделаны под вторые, однако это утверждение невозможно в виду того, что некоторые Исследовательские лаборатории имели слишком большие просторы, чтобы являться таковыми. Совершенно нелогичные коридорные ответвления, ведущие к одной своей двери, сбивали столку вместе с почти полным отсутствием каких-либо иных школьных помещений, за исключением далее упомянутых. Столовая — есть, учительские — нет. Медпункт — берите на здоровье, раздевалка — много просите. Школа мечты, не иначе!       — Ни-ши-ши, всё ещё не догоняете? Ну ладно, скажу напрямую: среди нас есть мерзкие предатели, предатели-предатели! — рассмеялся Кокичи.       — К-Кокичи, перестань нас ссорить… — робко сказала Цумуги. Она вжала плечи, стараясь стать как можно меньше, чтобы спрятаться от назойливости Верховного лидера.       — А? Но разве вы не сами себя ссорите? Я же просто предположил, а вы снова обвиняете во всём меня-я-я-я! — его глаза намокли, а лицо раскраснелось. Я поняла, что он вот-вот разревётся.       — Кокичи, хватит уже! — Кайто яростно сжал кулак, отчего я опешила. Не хочет ли он учинить физическую расправу? — Разве не ясное дело, что Монокума вновь оболгал нас, чтобы стравить последних живых другом с другом? Он уже много раз это проворачивал!       — Анда? — вдруг обратился ко мне Шуичи. Мотив его голоса предвестил о чём-то нехорошем.       — Что?       — Ты говорила, что знаешь Кокичи.       Моё сердце рухнуло в пятки. Вот же, чёрт, приехала.       — Однажды… встретились в магазине, всего-то, — сморозила я первую же чушь, стукнувшую в голову.       Встретились в магазине. Господи, какая глупость! Как я могла до такого додуматься? Мне ведь теперь придётся следовать этой идее. А может, я всё-таки ошибаюсь, и не такой уж и гнилой она звучит? Разве люди не могут познакомиться в просто магазине? А в каком магазине? Продуктовом? В секс-шопе? В магазине цифровой техники? Ой бля-я-я-ять… От услышанного Ома взревел и истошно завопил:       — Я никогда не забуду, как ты толкнула меня! Я обронил весь свой пакет с яблоками-и-и-и!       В душе же я ликовала тому, что Кокичи встал на мою сторону. Теперь самое важное это не запороть всё.       — Ты, вообще-то, сам споткнулся!       — Ньех, ты вся красная… — настороженно заметила Химико, с подозрением пялясь на меня.       Дело было в том, что я начала переживать.       — Разве я могу быть не красной от злости, вспоминая эту историю? — из меня сочилось раздражение.       — Хватит на меня кричать!       — Пойдёмте в столовую, — ровным и безмятежным тоном напомнила о себе Цумуги.       Она сказала это так легко и просто, что никто не захотел сопротивляться.

***

      …Убийственная игра убийственной игрой, а завтрак по расписанию. Простодушную дурочку меня начнут заваливать вопросами, на которые я не сумею придумать ложь и мне ничего не останется кроме того, как обнажить не самую приятную правду. А дальше будет по накатанной. Монокума вовремя примет противодействующие меры и выкосит меня, Кокичи и Цумуги, чтобы облегчить остальным путь к победе. Так я думала, зайдя в столовую. Столовая была выполнена в пастельно-жёлтых цветах. Кафельный пол невообразимой чистоты отражал потолок, а на скатерти вытянутого стола красовались шесть тарелок и стаканов. На стене справа расположились несколько круглых окон причудливого вида, напоминающих железной пластиной в центре спасательный круг. Нахождение в этом месте взбудоражило в едва ходящей от недосыпа мне ранее упорно игнорируемое чувство голода. Аппетитный запах мяса ударил в нос, и я, блаженно прикрыв глаза, вдохнула неописуемый аромат карри.       — А-а-а? Карри?.. Вряд ли я смогу его съесть, — понуро сказала Химико и зашагала к столу, попутно снимая шляпу.       — Ты не любишь карри? — поинтересовалась я.       — Мой желудок не переваривает карри, который подаёт Монокума. Но, кажется, ему наплевать.       Мы присели за стол в странной спешке. Справа от меня находилась Химико, по левую сторону — Кокичи, супротив нашли место Маки и Шуичи. Кайто и Кибо с Цумуги сели по бокам. Все принялись за завтрак без лишних слов, исключая меня и Химико. Последняя наотрез отказалась принимать порцию и великодушно уступила. Будучи очень голодной, я дважды поблагодарила её и вернулась к завтраку. То и дело я ловила на себе чьи-нибудь взгляды исподлобья, в особенности Химико. Мне казалось, что она не решалась высказать мне некую мысль, не предназначенную для чужих ушей.       — Химико, не пялься на меня, — ухмыльнулся Кокичи. Как оказалось, я была неправа: она смотрела не на меня, а на Ому через моё плечо. Его улыбка показалась мне чересчур сделанной, словно тот даже не старался над правдоподобностью.       — Ты убил Анджи и Тенко, — упавшим голосом констатировала та.       — Корекиё их прибил, не я, — он подпёр голову локтем. — Его вини, Верховный лидер зла здесь не причём.       На лице Химико не было печали, как я ранее могла предположить. Она глядела сухими глазами, чётко стоя на своём.       — Ты убийца, почему тебя не казнили?       В разговор с готовностью встрял Шуичи.       — Скажи всем честно, Кокичи. Мы обещаем не нападать на тебя в случае, если моё предположение окажется правдой. Ты — кукловод? В глубине дышу я надеюсь, что ошибаюсь в тебе, что ты снова всех оболгал. Не ты ли навзрыд рыдал, узнав, что Каэдэ убила Рантаро? И ты не был рад тогда, когда обнаружили трупы Рёмы, Анджи или Тенко. Ты творил много глупостей, но и часто оказывал помощь в расследованиях, за что я, признаться, благодарен. Последнее дело поставило меня в тупик в твоём отношении, за твоей злобой и ненавистью скрывается нечто, что заставило тебя перемениться. Это так называемая «Тайна внешнего мира»?       Молчанием Кокичи показал, что ждёт продолжения мысли.       — Так вот, чем бы она ни была, я не верю в неё.       Сперва мне почудилось, будто Ома выпал из реальности. Он приоткрыл рот, глядя на Шуичи с неверием, не доверяя тому ни на каплю, ни на долю. Это утверждение требовало времени для осознания, но он пришёл в себя, рассмеялся и со змеиным оскалом ответил:       — Да что ты, Шумай?       — На классном суде Альтер-эго Гонты был задан вопрос об этой «правде». Он отказывался раскрывать её, сославшись на то, что она слишком ужасающая и мгновенно приводит к отчаянию. И она поразила тебя в том числе, однако с появлением Анды достоверность содержания этой тайны ставится под вопрос. При нашей второй встрече она вспомнила свой последний день перед попаданием сюда. Перескажи его, Анда, — потребовал Шуичи.       — Ни месяца, ни дня недели уточнить не смогу, но общие события восстановлю. После школы я заскочила домой переодеться для подработки в комбини. Возможно, потому я единственная из нас, кто одета не в школьную форму. После работы заглянула в продуктовый, где произошла небольшая стычка с Кокичи, о которой я уже ранее говорила. Не упомянула я о ней ранее потому, что лицо того парня запомнила смутно и была не уверена в том, что оно было Кокичи. А теперь, конечно, с уверенностью скажу, что это был именно он. Я не помню, пришла ли я домой или нет. А о происходящих в мире в те дни вещах я без понятия — политикой не интересуюсь. А так, конечно, без этого тот день был самым нормальным.       Я тактично умолчала про то, что всё это чушь чистой воды. Правда только то, что политика мне не интересна, и я подрабатывала в комбини какой-то срок. В действительности последним днём я прибыла с роскошных островов в оздоровительный комплекс и сразу же слегла в кровать не переодевшись. Мне тогда ничего не приснилось — и я проснулась сразу в Данганронпе. Без моего сопровождающего, личных вещей и понимания какого, блин, хрена. Никаких контрактов перед сном я не заключала, согласиями без моего менеджера тем более ни разу не раскидывалась. Мой менеджер вообще от меня не отлипал, словно я пятилетняя девочка, за которой глаз да глаз! Но в мой номер, спасибо господи, он не горел желанием залезать.       Но и не был рад тогда, когда я скрывалась за его дверью, наверняка вечно желая держать мой силуэт в поле зрения. Сперва это настораживало, пугало и злило. С какой стати за шестнадцатилетней девочкой по пятам шагает взрослый мужик? Кто знает, что у него на уме? Когда я прямо спросила Алехандро, он поспешил сообщить, что у него жена и двое детей, и ничего подобного в его голову никогда не приходило. Его ответ успокоил меня, вскоре я стала чувствовать себя в его компании свободно и расслабленно. Подумать только: стоило однажды в смертельной игре посекретничать с подружкой, что мне нравится испанский язык, в частности испанские песни, так мне приставили менеджера-испанца! А может, причина заключалась в том, что у сценаристов Данганронпы есть полное досье на меня, из которого они эту любовь и вычленили, не знаю.       Я долго не могла смириться с тем, что я искусственная от начала и до конца. Сама идея поддельности концепции меня не укладывалась в мозгу. Разве каждая моя черта — чьё-то творение? Чья-то, блять, зарплата, труд? Моя тайная мечта с давнего времени: отыскать того горе-сценариста и прописать ему по морде. Личность-личностью, но, с одной стороны, и бог с ней. А с другой — кому раньше принадлежало моё тело? Была же девушка, радушно отдавшая его на благо Данганронпы.       Той девушки, той жизни нет — их стёрли. Как на листе бумаге ластиком стёрли надпись и написали другую, так и в это тело уместили другого человека. А Коноэ Анда, в отличие от той многоуважаемой, не выбирала. Ненавидела треклятую судьбу и дарованную жизнь. Моя бы воля, я бы прекратила существование в любом своём виде. У меня до недавнего времени не было ничего, кроме внушительной суммы на карте и тоненькой веры не растратить её попусту. А теперь нет ни-чер-та.