Защитница

Отослав служанок, которые забрасывали её бесконечными вопросами, эльфийка могла наконец-то насладиться столь желанной тишиной. Горячая вода в купальне и лёгкий аромат трав успокаивали — Эрианэ никак не могла вспомнить, когда в последний раз она позволяла себе расслабиться. Сейчас эльфийку ничто не беспокоило: даже боль в плече, которая неустанно давала о себе знать, утихла, и взглянув на рану зеленоглазая поняла, что она начала затягиваться. Рано или поздно все печали остаются позади. Нужно научиться жить дальше. Была бы её воля, из тёплой купальни она бы никогда не выходила, однако настойчивые девушки то и дело напоминали ей, что совсем скоро начало пира. Уместно ли было празднование победы, когда она далась ценой тысяч жизней? Эрианэ согласилась идти туда лишь из приличия, дабы не оказать неуважение к тем, которые помогли ей встать на ноги и заботились о ней после ранения. Эльфийке сейчас было точно не до веселья. Возможно, прямо сейчас галадрим хоронят павших воинов при Хельмовой Пади, а Фродо и Сэм сражаются с тварями, которыми кишат владения Саурона. А что с Фарамиром? Добрался ли он до Минас Тирита? В Гондоре сейчас было чрезвычайно опасно, ведь он граничил с самим Мордором, а потому одинокий всадник мог стать лёгкой мишенью для орков, даже несмотря на виртуозные умения гондорца владеть мечом и луком. Ещё Эрианэ слишком хорошо помнила прощальный пир в Эреборе: эмоциональную речь Торина и печальные лица гномов. Ей тогда кусок в горло не лез. И как бы эльфийке ни хотелось вырвать ужасные воспоминания из сердца, прошлое ни на секунду не оставляло её. Стоило ли всего этого эльфийское бессмертие? Зеленоглазая всячески откладывала это непростое решение, ссылаясь на нехватку времени, ведь пока что она даже не подозревала, что истинная причина крылась намного глубже. Служанки любезно принесли ей белое вышитое платье и чёрный кожаный корсет — многие девушки Эдораса одевались именно так, вне зависимости от случая. И хотя этот наряд и рядом не стоял с теми, которые Эрианэ носила в Ривенделле или Лотлориэне, в нём она чувствовала себя вполне комфортно — ткань была лёгкой и приятной к телу, а корсет, на удивление, совершенно не сковывал движений. Но в отличие от здешних красавиц, которые заплетали свои светлые волосы в косы, вплетая в них ленты или цветы, эльфийка решила оставить свои тёмные локоны спадать свободной волной за спину, убрав лишь передние пряди за острые уши. Из главного зала Медусельда уже доносились громкие возбуждённые голоса, что свидетельствовало о том, что девушки оказались правы и пиршество совсем скоро начнётся, а войдя внутрь, Эрианэ сразу же бросились в глаза яства и напитки, от которых ломились деревянные столы. Собравшиеся воины со своими семьями, а также члены Братства Кольца, которые находились в первом ряду, с нетерпением ждали появления короля. Мерри и Пиппин то и дело поглядывали на кушанья, перешёптывались и заливались громким смехом, вызывая любопытные взгляды роханцев. Но пребывание в центре внимания нисколько не смущало хоббитов, даже наоборот — так они чувствовали себя как рыбы в воде. Гимли и Леголас как всегда о чём-то спорили, но если эльф выглядел как никогда расслабленным и умиротворённым, то гном наоборот — насупленным. Должно быть, сын Глоина принимал подтрунивания лихолесского принца слишком близко к сердцу. Гэндальф стоял у стены, тихо беседуя о чём-то с Гамлингом, хотя было видно, что мысли мага витали совершенно в другом месте — далеко за границами Рохана, где два маленьких хоббита боролись с трудностями и своими страхами, ступая по вражьей земле, где на каждом шагу их поджидала опасность. После битвы при Хорнбурге Эрианэ так и не поговорила с Арагорном, хотя, как ей казалось, следовало бы. Вот и сейчас мужчины нигде не было видно, что невероятно беспокоило эльфийку. Несомненно, его гложило проклятие, что наслал на него Саруман, поэтому он нуждался в чьей-то поддержке. Но что означали слова теперь уже мёртвого колдуна? Может, он просто пытался запугать сына Араторна, дабы сомнения помешали мужчине взойти на престол, принадлежащий ему по праву? Ведь даже сам Саурон до ужаса боялся его, видел в нём своего величайшего соперника. Ничего удивительного — Арагорн являлся наследником Исильдура, который отрубил палец Тёмного властелина вместе с Единым Кольцом. Когда король Теоден вошёл через парадные двери вместе с Эомером и Эовин, все присутствующие тотчас прервали свои разговоры и поднялись на ноги, склонив головы в знак почтения. Правитель, окинув собравшихся быстрым взглядом, высоко поднёс руку, в которой держал полный кубок с вином. — Сегодня мы поминаем тех, кто пролил кровь, защищая нашу страну, — громко произнёс монарх. — Слава павшим воинам! — Слава! Слава! Слава! Как только заиграла музыка, молодые рохиррим поспешили пригласить на танец девушек. От внимания эльфийки не укрылось то, как один светловолосый юноша подошёл к королевской племяннице и стоял, выжидающе глядя на золотоволосую красавицу. Этим вечером Эовин сверкала ярче золота, что покрывало крыши и столбы королевского дворца: на ней было длинное небесно-голубое платье с богатой золотой вышивкой, а голову украшал нежный венец под стать своей хозяйке. Племянница Теодена не отказала молодому человеку и, взяв его под руку, сама потянула его танцевать. Движения золотоволосой были плавными, а шаги — уверенными. Она явно делала это не впервые. Однако Эовин никак не могла сполна насладиться празднованием, ведь то и дело пыталась отыскать в толпе высокого темноволосого мужчину, который запал в её юное сердце. То же самое делала и Эрианэ, но с другой целью — поговорить. Эльфийка нуждалась в этом так же, как и сам Арагорн. Пробираясь через уже малость пьяных роханцев, она увидела Гэндальфа. Волшебник как и раньше стоял у стены, покуривая трубку и с ухмылкой на губах наблюдая за хоббитами, которые уже успели войти во вкус и принялись лихо отплясывать прямо на столе, распевая весёлую песню: — Весь мир ты можешь обойти И пива разного найти Но будь уверен ты в одном Хмелей оно в краю родном, Но будь уверен ты в одном Хмелей оно в краю родном! Ты можешь пить прекрасный эль, Такой, что пьют на троне, Но лучший эль для храбрецов В Зелёном лишь драконе! — Хоббиты, — наигранно покачал головой Митрандир, отпив из бокала. — Время идёт, а они всё те же, — натянуто улыбнулась эльфийка, становясь рядом с магом. — Знаешь, я давно хотела с тобой поговорить, вот только никак не могла найти подходящего момента… Улыбка медленно сползла с лица Митрандира, а его светлые брови сдвинулись на переносице. Эрианэ вкратце, насколько это было возможным, пересказала своё видение, которое столько времени не давало ей покоя. Гэндальф слушал внимательно, не перебивая, лишь иногда тяжело вздыхая и кивая каким-то своим мыслям. — К сожалению, я должен огорчить тебя, — далеко не сразу отозвался Гэндальф. — Я не имею никакого отношения к тому, что ты видела. Боюсь, тогда мне было не до этого. Воспоминания о битве с балрогом отразились на лице Гэндальфа, заставляя Эрианэ пожалеть о том, что она затронула эту болезненную тему. Но отступать было некуда, ведь она так долго искала ответы на интересующие её вопросы. Терпение эльфийки было на исходе. — Хотел бы и я знать, что это могло значить, — вздохнул он, — но не в моих силах это. Не мне принадлежат пророческие слова о твоём предназначении. Зеленоглазая медленно перевела на мага взгляд, чувствуя, как внутри неё растёт тревога. — Если не тебе, не Глорфинделю, не лорду Элронду и не владычице Галадриэль, — протянула она, сглотнув тяжёлый комок в горле. — Кому же тогда? — Твои догадки верны, — сочувственно улыбнулся Митрандир, махнув рукой, подзывая прислугу наполнить его кубок. Наконец пазл в голове эльфийки сложился воедино, но от этого легче ей точно не стало, скорее наоборот. Саруман. И хотя пророчество было озвучено задолго до того, как колдун перешёл на сторону Врага, он не захотел объяснить его значение, но в этом не было ничего удивительного, ведь Саруман никогда не верил в людей и эльфов. С самого начала он был убеждён в собственной непревзойдённости, что в последствии переросло в нечто большее и стало причиной его гибели. Он не посчитал нужным истолковать предсказанное, ведь то, что происходило со смертными, его никогда не интересовало. В этом и крылось главное отличие между ним и Гэндальфом — Митрандир всегда помогал слабым и указывал нуждающимся верный путь, в то время как Саруман стремился к неограниченной власти и могуществу. Что случилось бы, если бы он не примкнул к Саурону, а наоборот, попытался бы свергнуть его, используя свои знания и умения? Быть может, им удалось бы одержать победу гораздо быстрее, но скорее всего это стало бы началом нового Тёмного Лорда. — Значит ли это, что мы никогда не узнаем правды? — неуверенно спросила эльфийка. — Мне остаётся лишь надеяться, что я исполнила пророчество, когда помогла жителям Эсгарота спастись от уничтожающего пламени Смауга? — Саруман покинул Арду, оставляя в наших сердцах сомнения, — невесело вздохнул волшебник. — За содеянные грехи его душа не узнает покоя, однако и нам не удастся спать спокойно. — Он постарался на славу, — подытожила Эрианэ. — Оставил после себя хаос, с которым мы теперь должны разбираться. Что эльфийка, что маг ушли в свои мысли, наблюдая за танцующими медленный танец рохиррим. О чём думал Митрандир — Эрианэ не могла и представить, хотя сейчас ей было не до этого. Разговор с Гэндальфом принёс ещё больше вопросов, чем было ранее, и что с ними делать зеленоглазая не знала. — Арагорн не появлялся? — как бы невзначай спросила она волшебника, на что он лишь неоднозначно пожал плечами. Вдруг кто-то прямо возле эльфийки тихо прочистил горло, из-за чего она невольно вздрогнула. — Ох, простите, я не хотел Вас напугать, — поспешил извиниться Эомер, улыбаясь кончиками губ. — Ну что Вы, — отмахнулась Эрианэ, задумываясь, как много он успел услышать. Хотя, даже если племянник Теодена находился там с самого начала, то вряд ли он знал синдарин настолько хорошо, чтобы понять беглую речь. — Позволите пригласить Вас, несравненная госпожа, на танец, дабы я смог как-то загладить свою вину? Лесть так и лилась непрерывным потоком из уст роханца, словно мёд, хотя, кажется, он этого совершенно не замечал, и пока зеленоглазая судорожно соображала, какое найти оправдание, брат Эовин протянул правую руку, заглядывая ей прямо в глаза. Эльфийке пришлось поддаться его настойчивости. И хотя Эрианэ догадывалась о симпатии Эомера, у неё и в мыслях не было, что под воздействием горячительных напитков он начнёт так открыто её оказывать. И пока они кружились в быстром танце, эльфийка про себя отметила, как же всё-таки кардинально отличаются эльфийские праздники от человеческих. Эльдар предпочитали спокойную мелодию, под которую танцевали в основном только молодые пары, а эльфы постарше отдавали преимущество тихим беседам у камина за бокалом прохладного вина. Здесь же повсюду был слышен смех, играла громкая музыка, а в глазах рябило от разнообразия всевозможных блюд. Одни пускались в пляс, другие — подпевали, третьи — громко беседовали при закусках, а некоторые так вообще устроили конкурс кто кого перепьёт. К слову, в последнем брали участие Леголас и Гимли, но если эльф выглядел как обычно — непринуждённо, то гном держался из последних сил, чуть было не упав со стула. Племянник Теодена оказался непревзойдённым и очень опытным танцором, чья горячая ладонь уверенно держала руку эльфийки, а вторая расположилась на её талии. Как только танец закончился, Эомер потянул эльфийку к столу, где находились традиционные блюда роханской кухни. — Прошу, отведайте! — бодро произнёс он. — Наверняка Вы такого ещё не пробовали, эльфы такого не готовят! — Благодарю, — вежливо улыбнулась Эрианэ. — Всё выглядит действительно очень аппетитно. Из вежливости она решила не вспоминать о том, что эльдар обычно не употребляли в пищу мясо, из которого были сделаны практически все солёные закуски на столе. Именно поэтому она решила попробовать самый беспроигрышный вариант — фрукты, и, к слову, не прогадала, ведь они оказались свежими и сочными. И пусть Эомер и был довольно интересным собеседником, но излишнее внимание, которым он одаривал эльфийку, заставляло её чувствовать себя весьма неловко, да и мысли Эрианэ были отнюдь не с ним. Брат Эовин поделился с зеленоглазой печальной судьбой своей матери Теодвин — сестрой короля Теодена, которая скончалась от горя после смерти своего мужа Эомунда, и тогда роханский правитель забрал сирот к себе и воспитывал как собственных детей. Теоден в них души не чаял, как и в своём единственном сыне Теодреде, которого не так давно убили орки по приказу Сарумана. Именно Эомеру предстояло в будущем взять на свои плечи нелёгкую ношу правления, но пока что он не желал об этом даже думать. — Теперь настал и Ваш черёд поделиться подробностями о своих приключениях, которых, сдаётся мне, Вы повидали немало, — сказал Эомер, пристально глядя Эрианэ прямо в глаза и лукаво улыбаясь. — Ты прав, — несколько заторможенно кивнула она, невольно перейдя на менее официальное обращение. — Хотя что тут говорить, если, должно быть, тебе и так уже рассказали обо мне всё что только можно рассказать. — Что ж, ты угадала, — ещё шире улыбнулся молодой рохиррим, — однако согласись, что гораздо интереснее будет услышать всё из первых уст. Эрианэ не хотелось показаться невежливой, а потому она решила утолить его любопытство, хоть и рассказала всё вкратце, не вдаваясь в детали: детство в Ривенделле, путешествие с гномами в Эребор, жизнь в Лотлориэне. И хоть эльфийка и доверяла роханцу, но говорить о Фродо и Кольце всё же не рискнула. Меньше знаешь — крепче спишь. — Получается, что я всю жизнь прожил в обмане, — протянул Эомер, когда между ними повисла тишина. — Мне всегда говорили, будто владычица Лотлориэна — колдунья, которая обладает страшной силой и способна убить одним лишь взглядом. — Когда я прибыла в Рохан, обо мне ходили похожие слухи, — улыбнулась эльфийка. — Леди Галадриэль действительно очень могущественная и сильная, но также милосердная и справедливая. Поверь, она никогда не использовала бы свои способности, чтобы кому-либо навредить. Эомер сменил тему разговора — на этот раз речь пошла о битвах, в которых ему пришлось поучаствовать, но Эрианэ слушала своего собеседника лишь вполуха. Она мечтала только о том, чтобы поскорее коснуться головой мягкой перьевой подушки и забыться крепким сном. На ней сказалась сильная усталость: от шума голова казалась тяжёлой, а от неудобных танцевальных туфель её ноги были непослушными, словно ватными. Племянник правителя Рохана опустошал бокал за бокалом, что Эрианэ уже сбилась со счёта, но, кажется, его это не особо волновало. Он еле волочил ноги, но повёл эльфийку на ещё один танец — заключительный. Зал постепенно пустел: одни расходились по домам, другие, как например Гимли, заснули прямо за столом, явно перебрав с напитками. Но Эомера это ничуть не смущало. Поймав ритм, он повёл зеленоглазую в танце: шаг друг к другу, от себя, поворот. И снова — вперёд, назад, поворот… Пальцы племянника короля стиснулись на талии эльфийки, прижимая её к себе так близко, что она буквально чувствовала разгорячённое дыхание воина на своей шее. И когда рука Эомера неожиданно прошлась по её ключице, задев большим пальцем подвеску с рунным камнем, подаренным когда-то Кили, Эрианэ отскочила от него как ошпаренная, а в её ярко-зелёных глазах полыхнуло тёмное пламя злости. Пальцы Эрианэ невольно задрожали, и ей пришлось сжать их в кулак, дабы не выдать нарастающего внутри неё волнения. — Не совершай того, о чём потом будешь жалеть, — гневно прошипела эльфийка, а затем, резко развернувшись на пятке, быстро зашагала к выходу из парадного зала Медусельда. Глоток прохладного ночного воздуха принёс практически моментальное, однако столь желанное облегчение, давая Эрианэ на миг забыться. С террасы королевского дворца открывался просто волшебный вид на живописные просторы владений Теодена, и даже тёмная ночь не была тому помехой. Россыпи белых звёзд загадочно мерцали высоко над головой, и хотя время близилось к рассвету, небо оставалось чёрным как смоль, но блестящий серп молодого месяца сиял ярко, заливая бескрайние роханские луга зеленовато-голубым светом. Лёгкий ветерок колыхал ветви одиноких деревьев, что простирались к звёздам, словно стремясь дотянуться до небес, и чуть отросшую траву, по которой, словно по морю, бежали волны. Эрианэ не злилась на Эомера, ведь понимала, что это был весьма опрометчивый поступок с его стороны, о котором утром, проснувшись с ясной головой, он горько пожалеет. Племянник Теодена был человеком порядочным, в этом у эльфийки не было ни малейших сомнений, поэтому его совесть заставит гордость поутихнуть и прийти к ней с извинениями. Терраса была широкой и длинной, так что можно было обойти вокруг всего дворца, любуясь ночным Эдорасом, чем, собственно, Эрианэ и занималась. И хоть голоса в парадном зале утихли, город не спал — роханцы расходились по домам, напевая застольные песни на рохиррике, в которых восхваляли своего короля. В конце террасы, спиной к эльфийке, стоял высокий силуэт мужчины в бордовой рубашке, чьи тёмные волосы сливались с ночным небом. Сердце Эрианэ на секунду остановилось, но лишь затем, чтобы через мгновение забиться в разы чаще и сильнее. У неё будто камень с души упал. Она подошла к нему тихо, почти неслышно. — Тебя не было на празднике, — констатировала она факт. И снова тишина. Арагорн устремил задумчивый взор серо-голубых глаз в небесные светила, которые, возможно, хранили ответы на его вопросы, но упорно молчали, как вековые свидетели прошлого. — Я знаю, о чём ты думаешь, — тихо произнесла эльфийка. — Позволь мне разделить твою печаль. Эрианэ нежно накрыла ладонь мужчины своей, которая по сравнению с его казалась совсем маленькой, хрупкой, и он почувствовал, как по его телу разливается тепло. — Ты — наследник великих королей, — продолжила она, — твоя судьба тесно связана с великими событиями. Не позволяй печали омрачить твой путь. Не тревожься понапрасну из-за слов какого-то безумца. Помнишь, что я тебе сказала? — улыбнулась зеленоглазая, сжав руку Странника немного сильнее. — Тебя ждёт долгая и счастливая жизнь с теми, кто готов пойти за тобой хоть на край света, хоть в сам Мордор, хоть в лапы самого Моргота. Арагорн почувствовал, как присутствие эльфийки, словно волшебство, рассеяло его грусть, давая ему вздохнуть полной грудью. — Не стану скрывать, впереди тебя ждёт немало испытаний, но я верю, что тебе под силу преодолеть все трудности. Ты не один, помни это. Именно в этот миг, стоя на огромной террасе Медусельда, Арагорн увидел в зеленоглазой эльфийской деве совсем не ту воительницу, которая презирала его с первых секунд их встречи в трактире, а свою верную союзницу, надёжную опору. Ту, которая готова поддержать его во всех стремлениях. Ту, которая готова делить с ним не только радость, но и печаль. Ту, которая всегда будет идти рядом, даже если его путь будет тёмным и опасным. Он был не один. Арагорн словно увидел её впервые: её тёмные волосы, что спадали волнами на ровную спину, обрамляя светлое лицо, в лунном свете казались почти чёрными; в её зелёных глазах, которые сверкали словно самые редкие изумруды, можно было увидеть отражение звёздного неба, а улыбка на её алых губах дарила его душе покой как первый солнечный луч после длинной ночи. Их судьбы были переплетены задолго до их рождения. Оба провели всё детство в Ривенделле, оба росли без отцов, которые героически погибли в битвах с орками. Им предсказывали большое будущее, великие свершения, хотя иногда, как например сейчас, им просто хотелось помечтать, забыть о жизненных проблемах, посмотреть на звёзды. В этот момент, в этой тишине, они были свободны от всех забот и обязательств. Странник поднёс изящную руку эльфийки к губам и невесомо, будто боясь спугнуть, поцеловал тыльную сторону её ладони. Время замедлилось. По коже Эрианэ пробежали мурашки, когда их взгляды встретились. Она замерла, боясь пошевелиться. В этом невинном поцелуе было нечто большее, чем просто благодарность. Это был первый шаг на пути к чему-то новому. К тому, о чём они прежде и не догадывались. Мужчина молчал, ведь слова стали излишними — его действия говорили ей больше, чем любые речи. Арагорн прижал её к себе, словно думал, что она исчезнет, растворившись как видение, если он её отпустит. Эрианэ наслаждалась тишиной и теплом, что исходило от человека, уткнувшись носом в его широкую грудь. Под плотной тканью рубашки его сердце стучало в унисон с её. Однако их идиллии не суждено было продлиться вечно — из комнаты, где расположились Хранители, раздался пронзительный крик. Эрианэ увидела на лице Арагорна такой же испуг, который испытала она. Не проронив ни слова, человек и эльфийка бросились на помощь. Всё ведь было так хорошо, ничто не предвещало беды — что могло случиться? Одна догадка была хуже другой. Не церемонясь, Арагорн толкнул дверь и она с громким скрипом распахнулась. На полу, прямо посреди комнаты, лежал навзничь Пиппин, глядя в потолок мутными глазами, в которых застыл ужас. Возле него лежал большой гладкий шар, внутренность которого пылала слепящим красным пламенем. Это был тот самый палантир, который выронил Саруман. По всей видимости, отнюдь не случайно. — Тук! Болван! Гэндальф был не на шутку взволнован. Он сидел подле полурослика, приложив одну ладонь ко лбу, а другую на запястье, проверяя пульс Пиппина. Зажмурив глаза, маг шептал заклинания на непонятном для всех присутствующих языке. Эрианэ огляделась: в комнате, помимо Перегрина, волшебника, Арагорна и неё самой, находился Мерри, а также Леголас с Гимли, которые испуганно смотрели на хоббита, чьи крики вырвали их из мира сновидений. Эльфийка вдруг ощутила лёгкий укол совести, ведь ей предоставили отдельные просторные покои, в то время как её друзья теснились в одной небольшой комнате. Пиппин резко сел, жадно хватая ртом воздух и размахивая своими маленькими руками, как будто пытаясь от чего-то заслониться. — Нет! Не скажу! Ничего не скажу! — закричал как в бреду хоббит. Его взгляд бешено метался по всей комнате, задерживаясь на Митрандире. — Прости меня, Гэндальф! Умоляю, прости! — Что ты видел? Что? Скажи! — требовательно произнёс маг, встряхнув хоббита за плечи. — Не молчи, Перегрин! — Дерево. Белое дерево в каменной крепости… — жалобно залепетал Тук, — погибшее. Всё было в огне. Гэндальф помрачнел. Эрианэ медленно перевела взгляд на Странника и впервые увидела его в такой несвойственной ему манере: он растерялся. Белое Древо было символом Минас Тирита — столицы государства, королём которого он являлся, пусть пока короны у него и не было. В его реакции не было ничего удивительного. — Это всё что ты видел? — не унимался волшебник, сверля суровым взглядом перепуганного до смерти Пиппина. — Отвечай! — Нет, нет, не всё… Потом пришёл он. Я видел его. Я слышал его голос… — полурослик с трудом проглотил тяжёлый ком в горле, в который раз проклиная себя за излишнее любопытство. — Что ты сказал ему? — Он спрашивал моё имя. Я не сказал. Потом он стал мучить меня и… — Ты сказал что-то про Фродо и Кольцо? — перебил его Гэндальф. — Нет, ни слова. Некоторое время Митрандир пронизывал лицо Тука строгим изучающим взглядом, из-за которого хоббиту стало не по себе, но затем лицо мага смягчилось, а в его голубых глазах промелькнула тень старческой улыбки. — Ты не врёшь, а это главное. Всё могло бы кончиться куда хуже, будь ты поумнее, — покачал головой он, а затем его лицо вновь стало серьёзным. — Но если у тебя опять станут чесаться руки, ты уж скажи мне сразу. От этого можно вылечить, поверь мне, я найду способ. Мерри подошёл к другу и помог ему добраться до кровати, присаживаясь на неё вместе с ним и раздосадованно качая кудрявой головой. — Сегодня все мы были на волосок от гибели, но нам странным образом повезло, — подытожил Гэндальф, медленно обведя взглядом всех присутствующих. — Что стоите? Отдыхайте. Если, конечно, сможете…