Agust D — So Far Away (feat. Jin & Jungkook)
Придя домой, Пак первым делом достаёт из скудного гардероба чистую удобную одежду для Юнги и заставляет того пойти в душ с наставлениями о том, чтобы парень не появлялся тут ближайшие полчаса. Нужно же хорошо согреться, не хватало Мину только заболеть. Находясь в теплой квартире ранним утром, кажется, что за окном стоит лютый холод. В уютной комнате свет с улицы приглушен плотными шторами. Из небольшой кухонной зоны слышен звук закипающей воды в чайнике. На фоне слегка шумит телевизор, и одной лишь тетушке Квон известно сколько тому лет. Юнги сидит на диванчике, пока Чимин суетливо бегает по кухне, гремя кружками и тарелочками со скромными угощениями. Когда вся суета заканчивается, Пак присоединяется к Юнги на диване, подкладывая под себя ногу, смотрит не отрываясь и коротко отрезает: — Я жду. Мин поднимает голову и, ничего не понимая, решает уточнить: — Что? Тебя с ложечки поить, что ли? — Я жду объяснений. Почему ты тут, а не в Тэгу, да ещё и был в таком виде… — Не думаю, что это увлекательная история. Лучше ты расскажи, почему в столь юном возрасте живёшь один. Это ведь ненормально. Или нормально? — Для меня — вполне, — выдыхает Пак и тянется к кружке на стоящем рядом табурете. — Я всю жизнь чувствую, что один… Даже не знаю, каково это, быть… с кем-то. Чимин не замечает, как слова сами льются, срываясь с губ тихим голоском. И становится неважно, что рассказчиком тут должен быть Юнги. Он делится своей жизнью в родном городе Мокпхо, как родители после развода и вовсе забыли о существовании младшего сына, как мать пропадала неделями в поисках новой жизни и ярких ощущений. Как старший брат все свое время проводил с отцом, углубляясь в бизнес и изучая все тонкости. Затем Чимин вспоминает, что Юнги спрашивал у него об учёбе. А поступить банально не получилось. Из-за своего же отца. В день сдачи вступительных экзаменов в престижный университет Сеула, буквально за двадцать пять минут до начала, ему позвонил отец с указанием привезти важные документы, ссылаясь на то, что все его помощники находятся на важных переговорах в филиале какой-то там страны. А тут сын как раз в столице — чем не помощник. Чимин прекрасно помнит, как отец останавливал все его попытки объяснить, что экзамен очень важный, и не будет другого дня, чтобы его сдать. Старший Пак лишь ответил, что учёба сыну не нужна, Чимину вовсе не стоит беспокоиться о будущем, потому что бизнес — дело семейное. Чимин никогда не любил цифры. Никогда не желал быть офисным сотрудником, бегающим из кабинета в кабинет. Тем более в фирме отца. Он всегда хотел заниматься чем-то, что ему нравилось. Но… шанс упущен. Возможно, он попробует в следующем году, хотя… Стимула уже нет абсолютно никакого. — Мне жаль, что так получилось… Знаешь, твой отец напоминает мне моего, — произностит Юнги, когда Чимин заканчивает рассказ. Пак поднимает взгляд, слегка стушевавшись, ведь успел рассказать слишком много. Вероятно, Юнги стало скучно ещё в самом начале… Тем временем Мин продолжает: — Отец — известная шишка в Тэгу. Сам с нуля всё начал, всего добился, открыл этот сраный автосалон. Уверен, он и нелегальным чем-то занялся, раз так быстро поднялся и обзавелся кучей сомнительных друзей. Он с детства учил меня в тачках рыться, тогда у нас были хорошие отношения, как у многих отцов и сыновей. Матери у меня никогда не было, она при родах умерла. Вот и жили вдвоём… — Юнги на секунду замолкает, задумавшись, и говорит, слегка обреченно: — А потом появилась одна мадам, и отца будто подменили. Сначала вида как-то не подал, ну живет она с нами и живет. Хрен с ней… А как мне восемнадцать стукнуло — всё, пиши пропало, — Юнги чуть откашливается и хватает свою кружку с того же табурета, что и Чимин ранее. Молчание в комнате не заставляет чувствовать себя неловко. Каждый из парней сидит, думая о своём. Чимину хотелось бы узнать всю историю, ведь сказанное Юнги никак не объясняет то, почему сейчас он находится в Кунсане. Со стороны Мин кажется беззащитным и одиноким, но не хочет таким быть в глазах чужих людей. Хоть он и старше, но такие очевидные вещи не проходят мимо глаз Чимина. Вероятно, Чимин давно уже не мелкий… — И всё же, как ты оказался тут? — спрашивает Пак, когда молчание затягивается. — Всё тебе знать нужно, заноза. — Чего же ты хотел? У меня нет друзей, с которыми можно было бы вот так сидеть, пить чай и болтать о жизни, — Чимин взмахивает руками и смешно выпучивает глаза, чуть дуя губы. — Согласен… У меня давно их нет, благодаря жёнушке отца… — Юнги откидывается на спинку дивана, запрокинув голову вверх. Смотреть на собеседника становится слегка смущающе. Мин молча сканирует потолок взглядом, терять ему нечего и некого, поэтому рассказывает дальше. Юнги учился в младшей школе, когда Наён пришла в их дом с отцом под ручку. Девушка не была слишком молода, но и старой не казалась. Бегала хвостиком за отцом, будто тот смысл всей ее жизни, и совсем редко строила из себя новоиспеченную мать для Юнги. Указывала она ему только тогда, когда что-то было нужно. Например, не говорить, что к ней приходили разного рода гости, когда Мин-старший в своем автосалоне обсуждал новую поставку товара. Или настаивала не рассказывать отцу, почему все друзья его сына перестали к ним заходить. И почему Юнги вовсе остался без друзей. Годы шли, Юнги уже заканчивал старшую школу, как раз перед своим совершеннолетием. Наён в его день рождения решила показать, что такое взрослая жизнь, и явилась в комнату к пасынку ночью, пока муж спал. Юнги тогда благим матом ее послал и выбежал из дома, вернувшись только утром. Но попытки Наён не оставила, так и продолжая разными способами лезть и домогаться Юнги. Она это делала даже в присутствии мужа, когда они ели, распуская руки под столом, пока отец не видел ничего вокруг, штудируя свой телефон. Работа в последние дни стала всем смыслом его жизни. Ради сына и ради жены. Все эти вещи просто смешили Юнги, ему было даже все равно, что из-за действий его «матери» в детстве он потерял друзей, что в школе ходили разного рода слухи. Оказалось, Наён не оставляла возможности тронуть приходящих в дом друзей Юнги, заставляя тем самым оставить его в покое. Его стали обходить стороной все: школьники и даже учителя, не решаясь терять рабочее место. Семья Мин могла одним лишь словом лишить всего тех, кто им был не по душе. Смешили её действия лишь до одного случая. Наён пришла с какой-то посиделки с подружками и стала ручьем лить слёзы. Говорила, что она плохая мать, раз не может приручить единственного ребенка. Что тот ее не слушался, и отец перестал ей уделять внимание должным образом. А как все разрешить — понятия не имела. На утро она явилась, вся при параде, в спальню Юнги и нагло заявила — она его мать. Он должен, даже нет, он просто обязан слушать ее и выполнять все ее «хотелки». Юнги тогда хорошенько с ней разосрался и кричал, что матери у него никогда не было. И если бы его родная мать вела себя так, как эта мерзкая Наён — он бы лучше жизни лишился, чем мать такую иметь. Юнги той весной поступил в университет в Сеуле и стал реже появляться в доме. Казалось, что Наён пришла в себя, всё осознала, но она лишь делала вид. Последние две недели Юнги находился в родном городе, проходя практику в отцовском автосалоне. Отец ходил весь взвинченный и нервный, Юнги думал, что это касается работы, раз автосалон скоро откроется еще аж в трех местах, и один из них будет за пределами Тэгу. Наён первые дни казалась совершенно спокойной, и Юнги даже поймал себя на мысли, что та повзрослела и стала относиться к семье с уважением. Но не тут-то было. Юнги сидел в гостиной, смотря какую-то дораму. Наён подошла сзади и стала делать ему массаж. Юнги вздрогнул, хотел было встать и уйти к себе, но та, перелезла к нему на диван и села на его колени, зарываясь рукой в волосы и всем телом прижимаясь к Юнги. В этот момент в дом зашел отец, и казалось, что земля затряслась под ногами от его криков. Отец не стал слушать возмущения сына, а Наён снова закатила истерику, в слезах рассказывая, как Юнги начал лезть к ней. Мин-младший не успел осознать, как оказался на полу, и как отец стал наносить удары по телу и лицу с такой легкостью, будто не сына родного бьет, а какую-то игрушку. Отец избивал Юнги, произнося вслух все свои догадки о том, что сын давно уже этой херней занимается. Что Наён рассказывала, как он делал это, учась еще в школе, но отец ничего не сделал, так как узнал, что тот уезжает из города в Сеул. Эта шлюха где-то на фоне плакала, задыхаясь, и шеплата что-то о том, как Юнги мог делать такое с «родной матерью», и почему же она все годы молчала, дура. Юнги же лежал, не сопротивляясь, лишь терпел и ждал, когда это всё закончится. Когда отец остался без сил и довел все свои костяжки на руках до крови — плюнул в лицо сыну и помог подняться женушке с дивана. Юнги лежал в гостиной долго. Когда понял, что под ним какого-то хера мокро, повернул голову и увидел свою собственную кровь — в момент драки с тумбочки упала ваза и разбилась, украсив пол своими осколками. Юнги лежал в осколках и луже крови до тех пор, пока не понял, что находиться тут больше нет никакого смысла. Всё уважение к отцу как рукой сняло, а о Наён даже вспоминать не хотелось. Матери у него как не было, так и нет. Поднявшись еле-еле, опираясь на всё, что можно было, наплевав на собачий холод за окном, Юнги вышел из дома, успев лишь накинуть на себя тонкую куртку и схватить из шкафа рюкзак с документами, зачетной книжкой и прочей херней, чтобы никогда сюда не вернуться. Полдороги он провалялся без сознания в машине попутки, поэтому не сразу понял, где находится. А когда водитель сообщил о его местоположении, парень лишь облегченно выдохнул. В Кунсане нет ни единой знакомой души, поэтому у него есть время обдумать все последующие действия. Ну а остальное Чимин прекрасно знает, поэтому решил остановиться на этом. Мин открывает глаза, замечая, как взгляд застилает влажная пелена, его ногти до боли впиваются в кожу собственных рук. Откашлявшись, парень выпрямляется и поворачивает голову к Чимину. Тот, кажется, и с места не сдвинулся, пока слушал. По его лицу стекают дорожки слез, и Юнги думает, что тот его сейчас выкинет из дома. Наверняка ему противно сидеть рядом с таким, как он. Его друзьям, определенно, было. — Прости, — срывается с губ Мина. Он пытается встать с места, но в спину тут же бьет острая боль. Юнги это пытается скрыть и все же встает с дивана, направляясь в прихожую. — Глупый. Юнги на секунду останавливается и хочет уже возмутиться, но Чимин продолжает. — Глупый, глупый хен! И почему ты постоянно пытаешься убежать?! Посмотри на меня! — Чимин осторожно поворачивает за руку старшего к себе и тихо шепчет, смотря прямо в глаза. — Во-первых, тебе надо было сразу сказать, что ты ранен. Не хочу ничего слышать — мне придется обработать все твои раны, так нужно, понимаешь? А во-вторых… — Чимин подходит к Юнги еще ближе, аккуратно складывая свои руки у старшего на шее, чтобы не задеть раны. Немного придвигает к себе, чтобы обнять. — Она не твоя мать, Юнги. И никогда ею не станет. Ты ничего ей не должен. Ты никому ничего не должен, слышишь? Юнги молча кивает и обнимает Чимина в ответ, положив свои руки ему на талию. — Уверен, твоя родная мать была бы самой лучшей матерью на свете. Никто не виноват в том, что так получилось. И отец не виноват, что поверил этой Наён… И ты не виноват… не виноват в смерти мамы, знаешь? Чимин чувствует, как тело Юнги дрожит у него в объятиях, и как слезы впитываются ему в футболку. Они стоят так долго. А потом Чимин молча укладывает Юнги спать. И плевать, что ложиться спать в десять утра — странное дело.___
Чимин просыпается первым от громкого лая соседской собаки за окном. Бросив короткий взгляд на настенные часы, Пак приходит в лёгкий шок — шестнадцать пятьдесят две. Юнги всё ещё сопит в подушку, лёжа на животе, и дышит ему в то самое плечо, куда зарывался утром, обнимая. Чимин аккуратно встаёт с дивана и идёт в ванную, чтобы набрать таз с тёплой водой. Достает чистое полотенце и тянется за аптечкой в шкаф. Уложив все на табурет, с которого предварительно убирает пустые кружки в раковину, Чимин садится лицом к Юнги и засматривается. Не хочется будить такого уютного хёна, который выглядит так правильно в его постели, но маленькие красные пятнышки на его футболке не дают Чимину сидеть спокойно. Кровь давно запеклась, и раны не беспокоят спящего, но обработать их всё же необходимо, чтобы не допустить заражения и убедиться в том, что осколков никаких в них нет. Слегка замявшись над футболкой старшего, Пак все же тянется к ней и поднимает вверх, приоткрыв рот больше от удивления, чем от чего-то ещё. Вся поясница окрашена в бордово-синий цвет, царапины, пусть и не глубокие, но яркие настолько, что кажется, будто из них вот-вот начнет сочиться кровь. Чимин окунает в таз полотенце, слегка намочив, протирает спину и бока Мина. Юнги хоть и принимал душ утром, но точно не трогал повреждения мочалкой или чем-то ещё, потому что ему определенно было больно. Чимин вчера сразу заметил, что с хёном что-то не так, когда обрабатывал ссадины на лице. К тому же ему досталось ещё ночью от сотрудников кафе, поэтому Чимин сочувствующе обрабатывает все спиртом и мазями, лишь догадываясь как старшему неприятно от этого. Юнги давно не спит и молча ждёт, когда Чимин закончит, слегка шипя от боли, когда младший касается ран спиртом. Чимин шепчет под нос всякий бред, лишь бы побыстрее все завершить. И когда все готово, убирает с постели лишние предметы и дает Юнги чистую футболку, чтобы тот переоделся. Мину неудобно самостоятельно стянуть одежду, поэтому Пак незамедлительно пытается помочь, коротко задержав взгляд на груди хёна. Живот на вид оказывается без повреждений, и Чимин, кивнув самому себе, оставляет старшего одного, чтобы сходить за продуктами, перед выходом крикнув лишь, чтобы Юнги был дома, когда тот вернётся. А Юнги ждёт и совершенно точно никуда не уходит, думая о том, что ему очень повезло встретить Чимина у берега реки. Дважды.