Свидание с Эрикой в итоге оказалось не таким, каким его планировал Томоя. Он-то думал, что они встретятся один на один, но вместо этого, гулена-фотограф решила притащить с собой парочку совершенно отбитых на голову подружек. Эти пустые намалеванные макияжем куклы раздражали Томою. Его раздражало в них все: как они были одеты, как вели себя, как смеялись и как подкалывали его какими-то абсолютно тупыми шутками, а она им это позволяла. Либо вообще молчала. Таким образом, он начал ощущать себя каким-то опущенным. Неужели для этого он и был нужен ей? Раз любит, значит все стерпит?
Какое-то время он просто ходил со скрещенными на груди руками, нахмурившись, пока они в итоге не зашли в кафе. Как она могла так поступить с ним? Неужели ей абсолютно ни капли неинтересно его общество? Они ведь занимались сексом. И не один раз. Она ему рассказывала самое сокровенное. Да и он ей тоже. И в итоге, он просто чувствует себя лишним, да еще и опущенным. Парень отстраненно глядел куда-то в сторону, думал о чем-то. «Расставить точки над «i». Что же это такое? Что хотела сказать этим Энн-Мари?
Пока японец прибывал в раздумьях, он почувствовал, как на колено ему легла чужая ладонь. Блондинка с химической завивкой, огромным красным бантом на голове и белым платьем в темный горошек заигрывала с ним. Почему Эрика снова молчит? Томоя растерялся лишь в первые секунды. Хотелось схватить ее за худощавое запястье, обвешанное разноцветными браслетами, и на обозрение всем просто убрать от себя со всей жестокостью. Но тут-то японца и осенило. Если он сделает это, то он просто падет, как мужчина в собственных глазах. Не стоит упоминать про Эрику, которой, кажись, вообще все равно. Он сам себя растопчет. Поэтому, он выбрал иную тактику. Его рука, готовая перехватить чужую, так и замерла. Пальцы чуть расслабились. Парень закрывает глаза и откидывает голову назад. Блондинка ощущает, как его прохладная ладонь плавно ложится поверх ее. Он ведет ее под натиском собственных сил к промежности. Это был зеленый сигнал для незнакомки. Как же быстро распаляется страсть в такие моменты. Сакураги ощутил, как жадные губы, намазанные щедро алой помадой, оставляют свои метки на его шее и частично даже на одежде. Он тяжело дышит, его рот слегка приоткрыт. Он практически готов выдать свой первый в жизни стон в общественном месте. И, кажется что, ему это удалось. Тогда-то он и заметил, как на них смотрят Эрика и ее третья подружка. Если та смотрела взглядом тупой овцы, продолжая также мерзко и звучно надувать пузыри из своей бледно-розовой жвачки, то вот Эрика не ожидала такого поворота событий. А как же она? Почему он не сопротивляется и не кричит о том, как она важна ему? Она-то тоже имела свои планы на эту встречу. Конечно же, туда входило и поднятие самооценки. Показать им, как она готова им крутить и вертеть, а он сделает для нее все. Ведь его симпатию к себе она ощущала. Вот он, этот молодой дурачок, которого она прогнет под себя. Но как бы не так! Томоя вышел из замкнутого круга невзаимной любви. Он сорвал с себя оковы и больше не будет запасным или удобным. Периодически он размыкал веки, чтобы посмотреть на реакцию Эрики. Понимая, что он полностью взял ситуацию под свой контроль, ему захотелось улыбнуться. Хищно и самодовольно, продолжая весь этот разврат на виду у всех.
«Ну что, сучка? Как тебе нравится теперь эта встреча?» — вопрошал голос в темных недрах его души.
И тут, словно немым ответом, послужило то, как предательски дрогнули ее брови. Томоя активировался. Резко сорвавшись со стула, он хватает пустышку за руку, заставляя подняться следом, и уводит ее в сторону уборной, оставляя Эрику с подругой за столиком одних.
Японец был не ласковый, а напротив. Скорее, он полностью слился с самой темной стороной своей души. Ему было абсолютно наплевать на то, кто с ним. Значение лишь имело то, что у него был презерватив с собой, а это означало, что больше никаких забот у него не было. Им было категорически тесно в этой душной кабинке, но в то же время, его жутко возбудил тот факт, что он затащил какую-то шалаву в мужской туалет. Она была так настойчива, что ему хотелось плюнуть ей в лицо и унизить грязно. Такие девушки не заслуживали уважения. И относиться он к ней будет соответствующе, раз она так хотела член. Подружка его некогда любимой девушки как-то нервно обернулась на звук открывающейся двери. Сдрейфила. Но Томоя прижал ее, напирая грудью на хрупкую спину.
— Один писк и я выкину тебя за дверь. Пусть они тебя обоссут, — прорычал он шепотом, с силой стягивая блондинистую шевелюру у самых корней. Ее бантик сорвался и упал прямо в унитаз. Блондинка обиженно замычала с досады, но Томоя тут же плюнул ей на щеку.
— Заткнись, сучка. Заткнись.
Она, кажется, была напугана в этот момент. Он почувствовал, что она начала как-то рвано дышать. Не станет же эта шлюха наслаждаться от мыслей, что ее унизят все мужики, помочившись на намалеванную физиономию. Во всяком случае, на это он и надеялся. Выиграв себе немного времени, парень торопливо изъял презерватив, вскрыл его и кинул упаковку куда придется, натягивая на уже возбужденный член. Колготки гламурной девицы начали звучно трещать. Вскоре также затрещали и белоснежные кружевные трусики. Ему было все равно, намокла она или нет, но он настойчиво протолкнулся внутрь нее. К слову, даже не встретив никаких препятствий. Как и ожидалось, она вдоль и поперек обдолбленная членами. Он уже ощущал нечто похожее с Софи. Но Софи была благороднее. Да, она пыталась держать маску невозмутимости перед ним, но как оказалось, она была совсем другой. Она стремится к чему-то. У нее есть мечты. А здесь было полное «ничто». Ровно, как и у нее между ног. Но Томою это не интересовало. Он просто долбил ее. Бездушно, быстро и отрывисто. Он делал ей больно, просто потому другого она не заслуживала. Она сама напросилась. Сама хотела этого.
И так как это не ресторан для богатеньких, а простая проходная кафешка между улицами, то и надеяться на какую-то романтику было откровенно глупо. Заводная девица уже успела пожалеть о том, какие звуки ей довелось услышать из соседних кабинок. Но Томоя-то точно знал, что другого уровня она не заслуживает. Совершив очередной грубый толчок, он заставил партнершу удариться лбом о стенку кабинки. На мгновение он застыл и процедил сквозь плотно стиснутую челюсть ей на ухо.
— Хочешь я буду делать это, окунув твою голову в унитаз?
Он полагал, что добился того, что застыдит и приведет в чувства оторву, но та начала получать кайф со столь мерзкой и постыдной интрижки. И к своему ужасу, Томоя понял, что его телу это тоже нравится, хотя разум и твердил, что вся эта ситуация в целом и в общем — отвратительна. Он опустился до низменных чувств и просто бездумно сношал девушку. Вот она жизнь. Вот она реальность.
***
Выйдя из туалета спустя минуты четыре, парень столкнулся взглядами с Эрикой, которая буквально вскочила со своего места. У него получилось. Ему даже не пришлось выжидать ее реакции. Как миленькая сама себя выдала. Она была ошарашена и возмущена одновременно. А он, слегка растрепанный и покрасневший от испарины, самодовольно, даже чересчур нахально улыбался. Даже голову вздернул вверх, гордясь собой. Слишком долго он переживал и ожидал чего-то. Дверь оказалась закрытой. Он понял это наконец-то. Но и он не позволил ей превратить себя в забитую омежку. Не из той породы Сакураги.
Сократив между ними дистанцию, он почти вплотную встал напротив нее и осмотрел, периодически чуть склоняя голову, то вправо, то влево. Он щурил свои глаза хитро, будто дикий кот, осматривающий загнанную в угол мышь. Слова здесь были неуместны. Он понял, что это все ни к чему именно с ней. Поэтому, он молча достал из джинсовки деньги и кинул их на столик, оплатив тем самым не только свой коктейль, но и их тоже.
— Хорошо оторвались, — только и выдал он, перед тем, как развернуться и уйти.
Уходя, он все еще чувствовал на себе взгляд Эрики. Только вот его больше не интересовало, что она будет думать обо всем, что случилось. Слишком долго он терпел. Она воспользовалась его распахнутой настежь душой. И ее плевок в нее был куда более унизительнее, чем тот, что он отпустил в сторону той шалавы. Сегодня она показала себя во всей красе, унизив своим игнором и редкими глупыми шуточками, отпущенными в сторону его растерянности. А ему даже смеяться не потребовалось, чтобы спустить дамочку на землю. Ибо слишком уж высоко она взлетела, чувствуя себя столь обожаемой. Пусть говорят о нем. Пуста та мразь расскажет, как он, не удовлетворившись ее вагиной, воспользовался ее задницей для того, чтобы кончить. Пусть она знает о том, каким он может быть. Пусть повторит каждое слово, сказанное им в запале презрения и страсти. Это его победа.
***
Домой он вернулся ближе к десяти вечера. С бутылочкой минералки в руках. Пройдя в дом, он без каких-либо задних мыслей, спустился в мастерскую. И да, он застал там Энн-Мари. Энн-Мари, которая рисовала с натуры. Перед ней стояла женщина лет сорока, позирующая в образе бесстыдной монахини, задирающая свою мантию перед зеркалом. Томоя оценил фигуру натурщицы. Причем, он даже игриво повел бровями, смотря на нее, чувствуя, что та смущается.
— Уже вернулся? — совершенно спокойно поинтересовалась Энн-Мари, не отрываясь от работы.
— Я никогда еще не чувствовал себя так хорошо. Не думал, что такое бывает.
— И что она сказала тебе?
— Она ничего не сказала. Все, что мне нужно было знать — было в ее глазах.
— И что ты будешь делать?
Томоя открыл бутылочку с водой и сделал пару обильных глотков, чтобы промочить горло. Отдышавшись после, парень лениво склонился к дверному косяку, налегая на него плечом и головой.
— Жить дальше.
