ID работы: 13102258

Белая камелия

Гет
NC-17
Завершён
34
автор
Размер:
101 страница, 24 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
34 Нравится 19 Отзывы 3 В сборник Скачать

Часть 22

Настройки текста
Тот вечер сблизил Томою и его хозяйку. Из статуса работодательницы и подчиненного они плавно перекочевали в пару. И так как жили они в пригороде, то и прятаться им было особо незачем и не от кого. И опять же, это был неспешный процесс. Он требовал особого подхода к обеим сторонам. Томоя учился ухаживать красиво за своей дамой. Он не брезговал ходить с ней по магазинам, выбирать наряды. Более того, он даже со своей мужской колокольни выступал неким советчиком. Молодежный взгляд точно не был бы лишним. И она начинала пересматривать свои взгляды на него. Энн-Мари воспринимала Томою молодым любовником, но без дальнейшей перспективы на будущее, потому как стареть на его глазах она просто не хотела.

***

Как и было ранее оговорено, они планировали на Рождество посетить сына художницы. И для того, чтобы поехать, она должна была выглядеть достойно. Посему день за днем, женщина приглашала к себе в дом косметологов, парикмахеров и массажистов. Она хотела выглядеть отдохнувшей и жизнерадостной. Как бы абсурдно то не звучало, но между ней и парнем все еще не было интима. Томою этот момент напрягал. И нет, не потому что у него «зуд» был в одном месте. А потому что он хотел сделать ей приятно, как мужчина женщине. И он выбрал не самую стандартную ситуацию для этого. Платиновая блондинка расположилась в комнате отдыха и отдала свое укрытые полотенцами тело умелым ручкам китайского юноши, который прекрасно умел работать с женским телом. Томоя тихонько подошел к нему сзади и что-то прошептал. Тот лишь кивнул и послушно вышел из комнаты, оставляя парочку наедине. Энн-Мари лежала и с маленьким полотенчиком на глазах в довесок, и потому не имела возможности наблюдать воочию всю эту суету. Ее молодой любовник довольно быстро заменил собой массажиста. Закатав рукава белого джемпера, парень смазал руки маслом и начал неспешно растирать тело женщины. По наитию. Как только умел. — Джингджинг, у тебя невероятно мягкие руки. — Благодарю, мадам, — проговорил он шепотом, дабы не выдавать себя. — Наклонись, я хочу понюхать твою шею. — Слушаюсь, мадам. Японец забрался на кушетку, расставив ноги по обе стороны от бедер художницы, и буквально накрыл ее тело собой, но не налегал, чтобы не обмазаться в масле. Сакураги послушно наклонил голову, подставляя свою шею под ласку женских губ. Продолжая одаривать своим вниманием красивое, аккуратное и такое визуально приятное для него тело, парень начал прерывисто дышать. И его женщина тоже. Особенно, когда она нарочно притянула его к себе за шею ближе и, специально, провела рукой вверх, дабы убедиться в наличии серьги в ухе. И да, ее догадки подтвердились. Томоя понял, что попался, но при этом ласк он не прекращал. Он почувствовал, что это тот самый момент, когда они могут уже физически сблизиться. Когда все не ограничится одними лишь свиданиями и подростковыми поцелуями, а будет теперь уже по-настоящему. Он повел рукой вверх по женской ножке, проник под полотенце и коснулся пальцами женской плоти. Она была такой горячей, такой манящей. И судя по тому, как прерывисто начала дышать его дама, он убедился в том, что все сделал правильно. Ловкие пальцы юноши скользили вверх-вниз по взмокшим половым губам, задевая клитор. Он стремился войти внутрь. Очень и очень часто дразнился, будто намереваясь проникнуть в нее, но каждый раз этот кайф просто-напросто обламывал. Он безумно привык к ней. Он тянулся к ней. Энн-Мари была самой неприступной, но самой чувственной женщиной в его жизни. И ему это нравилось. Он понял, что это тот типаж женщины, который ему действительно нравится. Не всякие там перелетные птички, аферистки и другие любительницы поиграть в чувства. А вот такие, зрелые и вполне себе состоявшиеся, как личности. Он знал, что может рассчитывать на поддержку от таких женщин. И так как он все еще молод, то ему просто необходимо это наставничество. По мере того, как Томоя работал пальцами, блондинка извивалась под ним и тихонько постанывала, перебирая его волосы, периодически крепко сжимая у самых корней. В конце концов, он понял, что она скоро начнет хныкать и умолять его. Но от нее мольбы были не нужны. Она с самого начала была с ним больше, чем просто искренна. Поэтому, парень проникает в любовницу пальцами и начинает усиленно работать ими внутри вагины. Вот оно. Первое и официальное подтверждение того, что они действительно миновали порог отношений «мама-сын». Парень желал ее. В нем распалялась такая страсть, что в самый раз было бы спичку подносить. И это было взаимно. А поэтому долго длиться все это просто не могло. Через пару минут женщина испытала долгожданный оргазм. У нее так давно не было оргазма, что стон и тот даже казался каким-то восхищенным. Будто с ней это происходит впервые. Придя в себя, Энн-Мари убирает полотенце с глаз и смотрит на своего молодого любовника, взглядом полным благодарности. Томоя отвечает ей на это поцелуем, чтобы закрепить эту новую связь между ними. С этого дня теперь так будет ровно до того момента, пока они будут нужны друг другу.

***

Франция в канун Рождества воистину преображается. Особенно Париж. Город напоминает прямо какую-то сказку. А люди…люди становятся такими живыми и счастливыми. Семьи и пары. Все куда-то спешат. Особенно в какой-нибудь сувенирный магазин, дабы успеть перед самым закрытием хоть что-то выкупить в подарок близким. Благо, Томоя и его женщина позаботились об этом заранее. И потому они ехали в такси, удерживая в руках небольшие, но символические Рождеству подарки. Все было небольшое, за исключением торта, который он делал сам. Обещала объявиться и старшая дочь Энн-Мари — Жюли. Томое было очень любопытно посмотреть на отпрысков своей зрелой любовницы. А если и нужно, то еще и токсично подшутить, чтобы настраивались потихоньку называть его «папой». Уже стоя аккурат прямо напротив двери, женщина ощутила, что ее начинает трусить. Томоя, продолжая удерживать одной рукой огромный пломбирный торт, второй взял руку женщины в свою. И подарил ей ласковую улыбку, на какую только был способен. — Ты сможешь. Кивнув в знак одобрения, она поднесла руку к звонку и нажала на него указательным пальцем. Какое-то время они стояли и ожидали. Томоя представлял, что она ощущала сейчас. Ей хотелось сбежать. Точно хотелось, ведь ее рука дрожала, словно она готова в любой момент вырваться и сбежать, нарушив данное ему обещание. А ведь он пожертвовал собой ради этой встречи. И она сама понимала, что эта жертва просто не может быть напрасной. Вскоре дверь открыла симпатичная миниатюрная шатенка. И ее удивил такого рода визит. Она-то думала, что мама мужа заедет одна, но у нее была пара. Примерно одного возраста с ними, чуть младше. Она сразу поняла в каком они статусе, обратив внимание на переплетенные пальцы рук. — Проходите, пожалуйста, — лучезарно улыбнулась Катрин, пропуская гостей внутрь уютной квартирки. Но Энн-Мари оценила, однако. Несмотря на то, что жилплощадь была не такая большая, как ее хоромы, здесь было уютно. Дом был украшен по-праздничному. Было очень тепло. Где-то неподалеку слышался детский смех и топот маленьких ножек. Неужели?.. Разувшись и сняв верхнюю одежду, они вручили девушке подарки, после чего последовали за ней в сторону гостиной. И там сидел он. Ее Кристиан. Красивый, светловолосый юноша с чертиками во взгляде. Одна улыбка чего стоила. Сам парень был один в темную водолазку и темные приталенные джинсы. Любовь к минимализму ему точно досталась от мамаши. Только та предпочитала все белое. Они были, как инь и янь. До чего же было непривычно видеть его таким. Взрослым. Возящимся с маленькой девочкой, которая была одной крови с Энн-Мари. И она глазам не могла своим поверить. Больше она не держала на него обиду. Увидев это маленькое сокровище, едва ли научившееся нормально бегать, с милыми косичками, в голубеньком праздничном платьюшке, женщину охватило чувство восторга. Томоя наблюдал за ней с улыбкой. — Мама? — позвал женщину Кристиан. Платиновая блондинка перевела взгляд на сына. Он распробовал это слово с такой непривычкой спустя столько времени, проведенное порознь. Тот неспешно поднялся с дивана и сделал пару шагов навстречу. Ей снова захотелось убежать со страху. Почему-то было чувство, что он накричит на нее и прогонит из дома вон. Но Кристиан был ее сыном. Несмотря на то, что между ними произошло, все же, ощущалось, что он действительно рад ее видеть. И как он был раним в такой момент. В момент воссоединения. — Прости меня, Кристиан. Прости за то, что я пыталась задержать тебя с собой. В тот момент, когда ты уже был готов выпорхнуть из семейного гнезда, я не смогла принять этого. Из кухни вышагивала модельной походкой Жюли, неся в руках украшенное закусками блюдо. Завидев мать, она хотела спросить ее, какого хрена она тут сырость разводит, но Томоя будто предчувствовал этот подлый жест и опередил девушку. Оказавшись позади нее, он накрыл ее рот ладонью, после чего потащил обратно, в сторону кухни, вместе с блюдом. — Для меня вся наша жизнь была словно один день. Будто ты вчера родился. И вот на следующий день уже такой большой мальчик. Но в моих глазах ты по-прежнему ребенок. Я так хотела, чтобы у тебя было достойное будущее. Я ушла в работу с головой. И я страдала, что не могла больше отслеживать твою жизнь, участвовать в ней, как мать. Поэтому, мне было проще запретить тебе что-то, чем потом узнать, что ты попал в какие-то неприятности. Не осуждай меня, пожалуйста. Я только спустя время поняла, насколько это был глупый поступок с моей стороны. Я должна была больше доверять тебе и принять тот факт, что ты повзрослел. Ведь это принял отец. А я так и осталась в том самом моменте, когда меня выписали из роддома. Кристиан слушал мать, а глаза его начинали наполняться слезами. За его ногу держалась любимая дочка и отчаянно просила внимания, щипая отца за ткань штанов. Но он был сейчас не здесь. Лишь на автомате, он уложил свою ладонь на белокурую макушку и начал поглаживать. — Я и не думала, что у тебя были серьезные намерения на… Катрин, верно? Женщина перевела взгляд на невестку и та смущенно улыбнулась, притягивая к себе ребенка, чтобы посадить на колени и занять чем-нибудь. — Ты ведь никогда ее не приглашал. Ты знаешь, возможно, если бы я увидела ее, я бы…успокоилась. Никогда бы не подумала, что у нее такие добрые глаза. И я могу сказать точно сейчас…она отличная мать. И ты, я вижу, тоже отличный отец. Ты вырос, сын. Ты теперь настоящий мужчина. — Благодаря тебе. Она никак не ожидала это услышать. — Мам, неужели ты думаешь, что я всю жизнь тебя ненавидел? Нет. В последние полгода мне было безумно стыдно перед тобой. Только тогда, когда я сам стал отцом, я начал понимать тебя. Твои чувства. И хотя Шантель сейчас маленькая, я иногда лежу в постели ночью и думаю: хоть бы она не заболела. Знаешь, всякие такие мысли стали лезть в голову. Я стал переживать по несвойственным мне мелочам, которые… ну…для меня были когда-то не столь важны. Я только недавно наконец понял, что ты ощущала, когда говорила мне: «Кристиан, если я узнаю, что ты не оделся потеплее, то я тебя задушу». Я тогда думал, какая же ты надоедливая и противная. Позоришь меня перед друзьями. И теперь я сам знаю, как много значат тепленькие носочки для детских ножек. Особенно в холодное время года. Томоя держал в своих объятиях Жюли, а та будто гвозди проглотила. Сказать не могла абсолютно ничего. Только шумно дышала в его ладонь, боясь пошевелиться. — Приятно познакомиться. Меня зовут Томоя. Можешь звать меня просто «папочка». Определенно, у нее было что-то общее с матерью. Например, выбор стрижки и цвет волос. Внешностью же она пошла в отца. Видать, этот засранец был чересчур красивым в молодости. И хотя Томоя поймал себя на мыслях, что не слишком-то заинтересован в девушках возраста Софи и Жюли, но та вызывала определенную реакцию в его штанах. Однако, было не время. Не время и не место. Поэтому, Сакураги просто провел кончиком языка по ее тонкой шейке, слегка задевая ожерелье из жемчуга. — И что самое важное, мам… Я понял, что только благодаря тебе, я стал таким родителем, которым мне быть не стыдно. Я смотрю на своего ребенка твоими глазами. Энн-Мари снова дала волю эмоциям. Женщина слушала сына и стирала бесконечно накатывающие слезы с глаз, не в силах перестать улыбаться. В конце концов, материнский инстинкт взял верх и побудил ее заключить сына в объятия. И тот охотно ответил на них. Воссоединение семьи всегда будет самым приятным и самым желанным событием. Вопреки многим обидам и недосказанностям. Только они есть у нас. И только мы есть у них. Женщина осторожно отстранилась, чтобы стереть слезы с щек сына. Она не изменилась. Все также смотрела на него, будто на восьмилетнего мальчишку, шлепнувшегося с горки на детской площадке. Все также, как и раньше. Просто он стал немножко старше. А после, платиновая блондинка перевела взгляд на малышку. Удивительно, как она была похожа на ее собственный детский портрет. Вот такой вот подарок сын сделал матери. Девочка сидела на коленях у Катрин и обнимала свою любимую куколку, смотря своими большими и выразительными серыми глазками на бабушку. — Можно я к ней подойду? — робко поинтересовалась Энн-Мари у сына. — Мам, ну конечно же, — усмехнулся он, отходя в сторону дивана. Но Кристиан не сел. Он склонился над дочуркой и начал ей тихонько приговаривать. — Это бабушка. Помнишь, я показывал тебе ее на фотографиях? Пойди и поздоровайся с бабушкой. Катрин поставила девочку на пол и чуть подтолкнула вперед. Та неуверенным шажками, смотря в пол, пошла навстречу женщине. Томоя вошел в комнату вместе с Жюли, тихонько наблюдая за всем происходящим. И когда кроха остановилась возле бабушки, та опустилась на корточки и уложила свои ладони на маленькие плечики. — Привет, Шантель. Я твоя бабушка. И я очень рада тебя видеть. — Привет, бабушка, — раздалось едва внятно в ответ. Ребенок поднял свои глазки наконец-таки. И даже улыбнулся. Контакт пошел. Радостная и переполненная чувствами художница притянула к себе внучку и крепко обняла. Застолье выдалось, если не обычным, то крайне положительным. Без резких высказываний, негативных эмоций и споров. Энн-Мари поговорила и с дочкой, поинтересовавшись, когда та перестанет жить одной лишь богемной жизнью и решится наконец-то завести семью, но никакого внятного ответа не было. — Мам, а ты правда встречаешься с этим мальчиком? — с ноткой высокомерия спросила Жюли. — Ему скоро двадцать. — Недалеко ушел, — засмеялся Кристиан, заканчивая разливать шампанское по бокалам. Парень был первым, кто решил подняться и предложить тост. — Я бы хотел предложить выпить за то, чтобы перед Новым годом, мы оставили все неприятные истории позади. Чтобы между нами всегда были понимание, взаимоподдержка и любовь. Мы все очень разные. Но каждый из нас человек. А человеку нужен человек. Времена меняются. Люди тоже. Так давайте ценить то, что имеем здесь и сейчас. И чтобы никакой денежный, квартирный или любовный вопрос нас не оскотинил. Сакураги понравилась столь вдохновленная и искренняя речь. Он в первых рядах взял свой бокал и поднялся следом, присоединяясь к тосту. — И чтобы женщины всегда сияли с прекрасными мужчинами. Женщина — это все. Начало всех начал. — Уж кто бы говорил, — едко усмехнулась Жюли, вставая и попутно расправляя юбку от своего синего костюмчика. Энн-Мари и Катрин поднялись следом. Семейство поочередно соединяло бокалы в торжественных звонах. Удивительно, как прекрасен был этот момент. Будто бы так оно было всегда. Все были счастливы и все желали другу другу всего самого доброго. Неужели этот праздник придумали специально, чтобы только раз в году близкие люди имели возможность сказать, как они важны друг другу? Остановиться. Забыть всю бытовуху и просто оглянуться вокруг себя. Однако, в разгаре приятного времяпровождения, Томоя вышел на балкон, закрывая за собой дверцу. Какое-то неприятное и давящее чувство поселилось в его груди. Он решил, что ему нужно какое-то время побыть одному. Парень смотрел на ночной Париж с высоты пятнадцатого этажа. Не так уж много людей на улице. Лишь иногда можно было краем уха уловить редкие крики. Скорее всего, это были таксисты, решившиеся подхалтурить в рождественскую ночь. Все куда-то спешили. Всех кто-то ждал. А его родители? Как они там? Все-таки это было его первое Рождество без них. И от того становилось тоскливее. Он скучал по ним. Скучал по брату. Мимолетное ощущение, что он часть семьи своей женщины куда-то резко испарилось, как только перед глазами всплыло грустное лицо матери. Будто она стоит где-то посреди комнаты и смотрит на него обиженно. Он начал ощущать фантомные запахи рождественского стола в его родном доме. Поочередно, каждый. По его щекам побежали слезы, а пальцами, он все сильнее хватался за перила металлического ограждения. На секунду стало страшно. Он один. В чужой стране. Что если это когда-то закончится? А оно непременно закончится. Что он будет делать? Как он вернется домой? Сам он с трудом верил, что подобное прокатит в случае с его семьей. Хотя, именно сейчас, под легким градусом алкоголя, он осознал, как его тянуло на родину. Домой. Завтра, возможно, уже все будет иначе. Но именно сейчас он был готов простить своего отца и вернуться с самым глубоким поклоном в его ноги, лишь бы тот простил его спонтанный уход и принял обратно в семью.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.