чистые листы

—Итак, Джеймс, как прошла неделя? Ингрид опирается на спинку дивана, фалангой указательного пальца подтягивая очки на переносицу. Она закидывает ноги облачённые в широкие брюки одну на другую, смахивая ладонью с ткани невидимые пылинки. —Точно также как и прежние,—он делает небольшую паузу и продолжает. —Я вычеркнул из своего списка ещё одно имя. Баки в очередной раз поправляет кожаные перчатки облепляющие его ладони, нервно дёргая ногой. Он бросает мимолётный взгляд на спокойно сидящую женщину рядом и снова отворачивается, прожигая дыру в стене напротив. —Расскажете, что за список или это что-то личное? Барнс сводит густые брови вместе; смотрит в её глаза с лёгким прищуром, выискивая следы лжи. Ингрид даже не дёргается; стойко выдерживает испепеляющий взор стальных глаз, слегка постукивая указательным пальцем по подлокотнику. —И вправду не читали записи о моём состоянии? Дюбуа небрежно машет головой, отрицая. Она вгрызается зубами в нижнюю губу, задевая слой помады; пытается оттереть его языком от эмали. —Я повторюсь ещё раз, Джеймс. Всё, что мне нужно для вашей терапии, я узнаю только лично от вас. Мужчина слегка мнётся, едва заметно тушуется под изучающим взором зелёных глаз. Привычка не отводить взгляд теряется в ярких малахитовых радужках напротив, что мысленно дырявят его голову в попытке выжать из его мозга всё нужное для изучения. Баки закусывает внутреннюю сторону щеки, жалея что сыворотка притупляет такую незначительную но желанную боль. Он вспоминает сороковые, те где ещё не было войны и фашистов; вспоминает худощавого щуплого мальчишку Стива Роджерса с небесно-лазурными глазами; вспоминает свою маленькую сестрёнку Бекку, которую немыслимо обожал и желал защитить; запах маминого вишнёвого пирога и её нежные ладони, гладящие по макушке; мягкие ярко-алые губы юных дам на гладковыбритых скулах. А ещё вспоминает кодовые слова; холодное оружие в ладони и звук ломающихся под ногой костей; бесчисленные литры крови на своих ладонях; звук выстрелов и ножа входящего в чьё-то тело; вспоминает меркие белые халаты, промывку мозгов и состояние марионетки в руках Гидры. Он помнит всё, не смотря на то, что отчаянно желает забыть. —Мы можем не обсуждать это, если вам сложно. Ингрид смягчает взгляд, заметив его задумчивость; слегка приподнимается на диване, протягивая ладонь к его плечу, едва заметно касаясь, не зная какой будет реакция на прикосновение. Баки поднимает расфокусированные глаза на девушку, зыркает на протянутую руку, пожимая плечом, чтобы откинуть её. Ингрид сжимает её в кулак, впиваясь короткими аккуратными ногтями в кожу, опуская руку на диван. —Список ошибок, которые я должен исправить. Я пытаюсь искупить свою вину перед теми чьих близких я…,—он обрывается на последнем слове, сжимает губы в тонкую полоску, жмурясь словно в ожидании удара. Ингрид и правда бьёт, не физически—нет, морально расшибает затылок чем-то тяжёлым. —Убили. Скажите это, Джеймс. Баки стискивает зубы до противного скрипа, челюсти ходят вперёд-назад от напряжения. —Да, убил. Я их убил. Сдерживает рвущийся наружу истерический крик сквозь сжатое спазмами горло. Ингрид терпеливо молчит, даёт время на отдышку. —Не вы. Гидра,—отчеканивает женщина, придвигаясь к нему ближе. Кожа слегка скрипит от её движений, Баки тяжело вздыхает. —Но я был тем, кто оборвал их жизнь. Их кровь на моих руках,—он утыкается лицом в ладони, трёт ими глаза, до белых пятен надавливая пальцами на глазницы. —Это были не вы, Джеймс. Это был солдат сотворённый Гидрой с помощью промывки разума. Ингрид пытается заглянуть мужчине в глаза; протягивает свою руку к его колену, мягко сжимая его в знак поддержки. Баки не отвечает; скрипит зубами, двигая челюстью; отнимает ладони от лица. Он сжимает в ладонях обшивку дивана, оставляя вмятины и заломы на материале. —Вы можете идти, Джеймс. Встретимся на следующей неделе. Баки встаёт с дивана, подходя к двери, оборачивается уже тогда когда схватился за ручку. —Спасибо. Ингрид в ответ лишь кивает, стягивая очки, растирая переносицу от давления. Признаётся сама себе, что с Джеймсом терапия сложнее чем с остальными её пациентами. И что Джеймс довольно красив, что катастрофически противоречит её профессиональной этике(не то, чтобы её это сильно заботило).