forget umbrella & fall in love

Началось всё с третьей зубной щётки в стаканчике. Лиам проснулся тогда раньше всех, открыл шкафчик и на несколько секунд замер, рассматривая новую розовую зубную щётку. Через полчаса он столкнулся в коридоре с Гарри, держащим её в руках, и Луи, смущённо пробормотавшим: «оставь щётку здесь, ты вечно забываешь». Потом были футболки на бортиках кровати и на спинке дивана, приоткрытое окно в комнате Томлинсона, пакет вишнёвого сока в холодильнике, а вскоре и сонное «Лучик, мы опоздаем» по утрам. Гарри просто был там. С ними. По вечерам, когда они заказывали азиатскую еду и хохотали все вместе из-за странных шуток ведущего такого же странного ток-шоу. Когда они готовили ужин, когда учил Лиама рецепту рисового супа. Гарри был с ними днём, когда дрессировал Шпрота или когда стирал одежду. Когда протирал пыль или мыл полы. Когда читал на диване или курил на балконе. Когда Зейн и Найл снова неловко топтались в проходе, а потом звонко смеялись на полу, пока Шпрот облизывал лицо Малика. Гарри был на рассветах, когда Луи засиживался до четырёх утра и сквозь дымку подступающего сна и отступающих теорий чувствовал нежные руки. Гарри был на закатах, когда они шли в супермаркет, переплетая пальцы. Гарри был глубокой ночью, ловя каждый вздох и каждых стон. Одним из любимых воспоминаний Луи с того времени всегда будет январская суббота их первого года вместе. Канун дня рождения Гарри подкрался незаметно, и в тот день они заглянули в «Dusty Groove» на Ашленд авеню. Стайлс буквально прилип к стеклу, пытаясь рассмотреть всё, будучи снаружи. Луи схватил его руку, ведя за собой к прозрачной двери. И тогда даже челюсть Томлинсона отвисла. Тёплые приглушённые овалы света обнимали прилавки с виниловыми пластинками и CD-дисками. На оранжевых стенах весели плакаты и футболки с названиями рок-групп. Каждый квадратный сантиметр был пропитан музыкой. Гарри сразу подбежал к одной из витрин. — Лучик! Боже мой, Лучик! Смотри! — восторженно позвал он, указывая на пластинку ABBA. И так было абсолютно около каждого стеллажа. Забрав у Стайлса куртку, Луи стоял, облокотившись на жёлтый шкафчик, и наблюдал за тем, как Гарри рассматривал мельчайшие детали горящими глазами и с широченной улыбкой; как он выбирал одну из самых раритетных пластинок и подбегал к парню, чтобы рассказать всё, что знал о ней; как он закатывал рукава свитера и заправлял выпавшие кудряшки, чтобы было удобнее; как он помогал продавцу осторожно поставить «Beautiful Boy» Джона Ленонна. Луи наблюдал за тем, как прекрасный кудрявый мальчик танцевал под приглушённую музыку, и не мог понять: неужели он пропустил момент, когда влюбился совершенно безвозвратно? Всё утро Луи пытался убедить себя в том, что он не романтик. Ни капли. Он никогда не был им. Однажды он подарил девочке, которая ему нравилась, червяка. Так что, ничего романтичного в Луи не было, а сейчас… сейчас ему просто казалось, что это всё до безумия важно — важно напомнить Гарри, что звёзды на его стороне. Что Луи на его стороне. Ещё иногда Томлинсону казалось, что Гарри любит его слишком сильно. Если честно, он не знает, как это объяснить, но просто… просто взгляд Гарри, его прикосновения, его присутствие. В ответ Луи пытался отдать Гарри всё, что только мог — от утренних поцелуев до ключей от квартиры; от своей любимой футболки до замены в разговорах «я» на «мы». Но даже этого не было достаточно, чтобы убедить Стайлса, что Луи никуда не уйдёт. Гарри будто не видел, что был тем, кто идеально подходит Луи. Этот, по истине, жуткий трепет часто пробирался и в сердце самого Луи. Он тоже боялся потерять своего мальчика так сильно, что челюсть сводило. И всё потому, что влюбился. Это прозвучит глупо, но, наверное, Луи до сих пор влюбляется в него: когда Гарри улыбается, внимательно слушая истории Зейна; когда он прикрывает рот ладошкой, чтобы скрыть смех после каждой попытки Лиама что-нибудь приготовить; когда Гарри хмурит брови во время написания чего угодно; когда он грызёт ручку, если не может сосредоточится, и даже, когда бурчит себе под нос, потому что не может справится с морковью для их любимого кекса. Утром первого февраля Гарри посапывал, запутавшись в оранжевом одеяле и крепко прижав к себе подушку. Луи стоял в дверях, наблюдая за тем, как тело юноши едва заметно шевелится, когда он делает вдох. Томлинсон прислонился лбом к раме, прикрывая глаза. Несколько дней назад Луи говорил с мамой по телефону, и вдруг она оборвала его на полуслове: — Он действительно сопит, когда спит? — Да? — И ты всё ещё спишь с ним в одной комнате? — Конечно. На кого ему тогда складывать все свои длинные конечности и- — Ох, Луи... — Мама? — Ты так влюблён в него. — Я- — Ты всё детство выгонял Лиама на диван, чтобы он не сопел тебе на ухо. И никогда не мог спать с девочками, потому что они укладывались на тебя. Да ты даже сейчас, когда приезжаешь, скорее будешь спать на полу, чем с кем-то в одной постели! — Значит, он моя карма. — Значит, он твой человек, глупый. Возможно, Луи и хотелось бы сказать, что его мама перегибает палку, но… вообще-то ему совсем не хотелось. — Лучик? — Гарри сонно бормотал в подушку, пытаясь нащупать парня рукой. Томлинсон разомкнул веки, подходя ближе к кровати. — С твоим днём, малыш, — сказал он, присаживаясь рядом и оставляя на виске Гарри поцелуй. Именинник улыбнулся, перекатываясь на спину и наконец-то открывая глаза. — Ого... — Гарри провёл рукой по гитаре, покоившейся у Луи на коленях. — Думаю, время для первого подарка. — Серьёзно?! Взволнованное недоразумение вскочило, усаживаясь удобнее среди подушек. Луи расхохотался, заправляя разлохматившиеся кудряшки Гарри за уши, задерживая пальцы на шее. — Я... Ты... — волнение вдруг накрыло его с головой. — Ты, наверное, помнишь, когда мы ехали, и ты пел эту песню, и это написано в твоём Инстаграмме, и я подумал- — Лу... — Гарри приложил указательный палец к губам Томлинсона, нежная улыбка расцвела на его губах. — Всё хорошо, это всего лишь я. Стайлс наклонился, оставляя на потрескавшихся губах Луи поцелуй. — Ты воняешь, — пробурчал парень ему в губы. — О, ну, извините, мистер Вставай-в-свой-день-рождения-с-утра-пораньше-и-слушай-мой-подарок! Луи рассмеялся. Он всегда смеялся с глупых шуток Гарри. — Ладно, — Томлинсон положил ладонь юноше на затылок, снова притягивая к себе. — С днём рождения, моё солнце. Гарри немного сместился ближе к изголовью кровати, отодвигая одеяло, и обнял руками свои колени. Пальцы Луи пробежались по струнам в первый раз. Он откашлялся, ловя взбудораженный взгляд Стайлса. — Somewhere past tomorrow is better than it seems... The life you're livin' dreamed If you're ever broken, there's always an open door, A beacon towards the shore… Зелёные глаза непрерывно исследовали лицо Луи: каждую мелочь, каждый взмах ресниц, каждое мимолётное прикосновение кончика языка к верхней губе, каждый вздох. Гарри будто пытался найти в голубых глазах напротив ответы на все тайны мира. Может, поэтому Луи зажмуривался, чувствуя, как тиски сдавливают сердце. — Sometimes it takes darkness to feel a little light. Sometimes you need fire to see through the other side. So get up off your knees, hope is still alive That place you're searchin' for, I know you'll find, Cause the stars are on your side. Yeah, the stars are on your side… Едва парень закончил, Гарри бросился вперёд, обхватывая шею Томлинсона руками и прижимая его к себе. — Я так сильно люблю тебя, ладно? — прошептал он. — И я тебя, ладно? — ответил Луи, откладывая гитару в сторону. Гарри быстро закивал, перебираясь на колени того. Стоило им показаться на кухне, сразу же взорвались хлопушки. Разноцветные бумажки разлетелись повсюду, и пара запуталась у Гарри в кудрях. Он захохотал, убирая зелёный блестящий прямоугольник с носа Луи. За барной стойкой чёткой линией выстроились Лиам, Найл и Зейн со Шпротом на руках. У всех были праздничные разноцветные колпачки, а у Найла даже два, будто рожки. «Идиот», — пытаясь сдержать улыбку, подумал Луи. Лиам держал в руках торт и вдруг громко крикнул: — С Днём рождения, кудрявый!!! Все они заверещали, и даже Шпрот весело залаял, спрыгивая на пол и подбегая к Гарри. Стайлс, конечно, подхватил его, прижимая к своей груди. Зейн подошёл первый, утаскивая друга в объятия. Он что-то шептал ему на ухо, но единственное, что Луи расслышал было: «Ты будешь счастлив, я обещаю тебе». Следующим был Найл — он бесконечно повторял, как сильно любит Гарри. Найл был загадкой: вроде, простой и улыбчивый парень, но то, как иногда он смотрел на своих друзей... или то, как он говорил о медицине, — это восхищало Луи. Найл похлопал его по плечу, выдёргивая из мыслей. Лиам подошёл к Гарри, чтобы обнять. — С Днём рождения, друг!! Не знаю, как ты терпишь нашего Луи. Этого уже достаточно, чтобы быть самый крутым человеком в мире! Парни рассмеялись, а Гарри только притянул Томлинсона к себе, оставляя поцелуй на его лбу. — Я не знаю, что загадывать в этом году, потому что всё, что я когда-либо хотел, у меня уже есть. Это было так приторно и банально, но Луи так сильно нравились эти слова. Слишком сильно. После дня рождения Гарри время неумолимо побежало вперёд. Через несколько дней грозилась наступить весна, пробираясь в повседневную жизнь под прикрытием распахнутых курток. — Ну, и куда ты ведёшь меня? — хихикал Луи, перешагивая сразу несколько ступеней винтовой лестницы, чтобы поспеть за Гарри. — В секретное место, — улыбнулся тот, на секунду оборачиваясь. Луи снова захотелось сфотографировать его: раскрасневшиеся из-за холода щёки, блестящие глаза и спадающая шапка-ушанка. Наконец-то они дошли до последнего этажа одной из многоэтажек района, где жила мама Стайлса. — Не могу поверить, у тебя есть секретное место, — смеялся Луи. — Ты такой типичный студент литературного факультета! — Перестань анализировать меня, мистер Не-стереотип, — покачал головой Гарри, выбираясь на крышу. Он обернулся, помогая Луи забраться следом за ним. Солнечные лучи прорезали морозный воздух, оставаясь блестящими поцелуями на снегу. — В этом доме живёт Зейн, — сказал он, щурясь из-за света. Луи хмыкнул, подходя ближе к краю. На выступах крыши весели ряды сосулек. Под ногами Гарри скрипел снег, и Томлинсон обернулся, хватая края его шапки. — Ты так и не сказал мне, откуда это? — улыбнулся он. — Шапка-ушанка? Вы с Лиамом сговорились? В этом году флешмоб странных шапок? — Всё лучше, чем красные уши, — ответил Гарри, накрывая своими ладонями уши парня. Он наклонился, чтобы оставить поцелуй на замёрзшем носу Луи. Томлинсон развернулся, прижимаясь спиной к груди юноши и откидывая голову тому на плечо. Он прикрыл глаза, слушая согревающий голос Гарри. — «Вы говорите: “Любовь — то, любовь — это ветви тюльпанного дерева, ивы усики, ветер и гребни дождя, звон и капель, звон и капель — уплывающие ветки.” Ха! Любовь никогда и не бывала в этих краях…», потому что вся любовь в моих руках. — Стайлс? — М? — Выходи за меня замуж. — Что? — Ну, знаешь, однажды. Когда будешь уверен, что я тебе не надоем. — То есть когда решу, что подписка лучше пробной версии? — Ты придурок. — Ты должен быть уверен, что я тебе тоже не надоем. Я и мой морковный кекс. — Я люблю тебя. И твой морковный кекс. — Я тоже люблю тебя. Наверное, теперь, обращаясь к памяти, что через годы начнёт мерцать, как мерцают мозаичные окна церквушек по утрам, пока их, таких прочных, прорезают дрожащие солнечные лучи, сотканные из пыли точно как люди… наверное, теперь, обращаясь к мерцающей памяти, становится так прекрасно больно. Ботинки, перепачканные в тающий снег; мигающие вывески; кривой значок Метро; сладкие вафли и не вкусный кофе; но самое главное — вопрос. Может, он был и в тот день, но через годы он точно проявится чётче, словно всю жизнь пришлось окунуть в водо-спиртовой раствор, чтобы наконец-то разглядеть его на чистом листе — а оно того стоило? Например, стоили ли того промокшие красные носки Луи, пока он бежал по лужам и на его лоб попадали огромные дождевые капли. Гарри хохотал впереди, крепко сжимая в своей ладони его ладонь. Дождь их застал недалеко от зоомагазина — Шпрот перегрыз любимую игрушку и теперь вздыхал так удручённо, что даже сердце Лиама замирало. Они бежали по вечерней улице к машине, Луи всё бормотал о том, что зимой должен идти снег, но дождь, наплевав на любые возмущения, всё целовал щёки Гарри. В темноте моргнула сигнализация и уже через секунду двери одновременно захлопнулись. Гарри стянул капюшон, тихо хихикая, пока Луи дрожащими руками настраивал печку. — Сильно замёрз? — спросил Стайлс, накрывая своей ладонью покрасневшие пальцы парня. Он поднёс ледяные руки ближе, выдыхая на них горячий воздух. Возможно, Луи хотелось бы ответить что-нибудь, но он просто не мог. Тёплые свет панели приборов раскрасил лицо Гарри разными огнями, его щёки покраснели, да и плечи подрагивали, а он всё прижимался губами к холодной коже, оставляя самые нежные в мире поцелуи. Томлинсон потянулся ближе, прикасаясь кончиками пальцев к щекам юноши. Стоило ему податься вперёд, как их губы встретились — Гарри, как всегда, улыбался в поцелуй. Он упёрся животом в рычаг управления, хватая лицо Луи, чтобы прижать к себе, как можно ближе. Дождь всё стучал по стёклам и крыше — может, предупреждал. — Я… — прошептал Гарри, проводя кончиком языка по зубам парня, — я хочу… сейчас… На секунду Луи замер, приоткрывая глаза. Его взгляд встретился со страстью и желанием. Гарри ринулся вперёд, перелезая на водительское сидение и седлая колени Томлинсона. Их открытые губы сталкивались, языки сплетались и даже периодически задевали друг друга. Одной рукой Гарри стащил с себя куртку, а второй откинул спинку сидения, укладывая Луи на спину. Он опускался губами к шее и прослеживал путь обратно языком. Грудь Томлинсона тяжело вздымалась. Он чувствовал холодные руки, чувствовал горячее дыхание, ловил прерывистый шёпот. И лучше бы он остался в этом мгновении навсегда. Потому что все свои лучшие поцелуи Гарри оставил на губах Луи. Гарри улыбался всю дорогу домой. Его пальцы гладили ладонь Луи, лежавшую у него на колене. — Мы с Лиамом думаем сходить куда-нибудь вечером, — сказал Томлинсон. — Хорошо. Заедем в Теско? Хочу мороженого. Луи улыбнулся, кивая. Через несколько часов, Луи занёс последний пакет в квартиру. Проходя в сторону барной стойки, он чмокнул Гарри в висок. Шпрот тут же запрыгнул к парню на колени. — Нет, дорогой, мамочка Гарри уже покормила тебя, теперь моя очередь, — Томлинсон показал собаке язык. — Перестань называть меня так, — пробормотал Гарри, закатывая глаза. Перед Луи оказалась тарелка с грибным супом, а сам Стайлс сел напротив, поставив перед собой стакан с соком. — Мне нравится так называть тебя, — ответил Луи, пожимая плечами. — А мне не нравится, что ты так называешь меня. — Это мило. — Нет. — Да. — Нет. — Д- — Привет женатикам! — Лиам зашёл в комнату с широкой улыбкой на лице и огромным зелёным яблоком в руке, – очень по-Лиамовски. — Ммммм, пахнет вкусно, — он потрепал сначала макушку Шпрота, а потом и Гарри. Лиам посмотрел на Луи, приподнимая одну бровь. Томлинсон кивнул, давая понять, что их планы на вечер в силе. Гарри покачал головой, помогая Шпроту забраться на соседний стул. Пейн радостно хлопнул в ладоши и пританцовывая, пошёл в комнату собираться. Луи посмеялся, притягивая Стайлса к себе на колени. — А ты чем займёшься сегодня? — спросил он, утыкаясь носом в шею парня. Гарри вкусно пах: вишнёвым соком, морозом и шампунем Луи. — Думаю, съезжу домой. Давно там не был, — тихо ответил кудрявый, постукивая кончиками пальцев по столу. Конечно, Гарри нужно было съездить домой. Может, ему было неуютно так часто находится в квартире Томлинсона. Но, может, Луи слишком сильно переживал. — Ты… — начал Луи, прижимая парня ближе к себе. — Ты ведь не устал от меня или что-то вроде того? — Нет! — тут же произнёс Стайлс, оборачиваясь так, чтобы положить ладони Луи на щёки. — Нет, конечно. Просто я скучаю по маме. И по Зейну. — Малыш, твой отец… — Хэй, я справлялся с этим раньше. Луи вздохнул, кивая. — Обещай мне, что, если что-то пойдёт не так, ты позвонишь мне, — попросил он, соприкасаясь кончиком своего носа с кончиком носа Гарри. — Обещаю. Как только разноцветные огни овладели телом Луи, а музыка навязчиво пыталась разорвать барабанные перепонки, он откинул голову, прикрывая глаза. Он чувствовал в этом примитивную свободу, чувствовал, что может всё, что угодно, и горьковатый алкоголь убеждал его в этом всё больше. Луи танцевал с ребятами и даже стоял у диджейского пульта вместе с однокурсником Лиама. — Я скучал по тебе, Лу-Лу!! — крикнул Лиам, закидывая руку на плечо безостановочно подпрыгивающего Томлинсона. Сине-фиолетовые огоньки били по глазам, облака дыма обнимали, липкое дыхание замирало в безликих вздохах. — Давай, Луи!! — заорал Стив, протягивая парню рюмку. Затем была вторая, третья, четвёртая… И Луи было хорошо. Ему удалось развеять клубную дымку, застилающую не только глаза, но и мозг лишь в тот момент, когда Лиам вытянул друга на улицу, чтобы проветриться. Луи откинул голову на кирпичную стену, проводя по лицу ладонями. Парни закурили, и Томлинсон поморщился: татуировки и сигареты — вот его табу. Постепенно становилось легче контролировать свои конечности… и думать. — Сколько уже? — спросил Стив, разглядывая толпу, собравшуюся у дверей клуба. Лиам достал телефон, прикрывая пальцами зевок. — Четыре утра, — ответил Пейн, но вдруг замер, не отрывая взгляд от экрана. — Эй, Ли, ты чего? Ку-ку? — Луи посмеялся, притягивая друга к себе, чтобы тот не мешал проходящему мимо парню. — Ли, что там у тебя? — Томлинсон помахал руками перед его лицом, и Лиам наконец поднял на него испуганные глаза. Очень испуганные глаза. — Где твой телефон, Луи? — растерянно и едва слышно произнёс он, будто это был даже не вопрос, а он просто озвучил то, что было написано у него в телефоне. Луи непонимающе нахмурился, похлопывая по карманам. — Гарри... — растерянно прошептал Лиам. Будто в замедленной съёмке Луи достал телефон из заднего кармана. Затем его рука упала с плеча Лиама, и он дрожащими пальцами несколько раз нажал на кнопку включения. Экран загорелся, делая лицо Луи бледным. Двадцать пять сообщений от Гарри. Луи закусил губу, медленно моргая. Он прокрутил их, вчитываясь в каждое. Сначала всё было в порядке: Шпрот поел, Гарри выпил кофе, Гарри сфотографировал закат в окне автобуса. Гарри добрался до дома. Гарри злился. Гарри просил забрать его. Десять пропущенных звонков. Мысли скреблись в голове Луи, оседая кислотой на языке. Его... Пять пропущенных звонков от мамы Гарри. Пятьдесят пропущенных звонков от Зейна. И только одно сообщение — «Где твой телефон, Луи? Ты, мудак, был нужен ему.» ...его не было рядом. Телефон выпал из рук, и Луи казалось, что сам он полетел прямо за ним, но он просто сполз на грязную землю, хватая руками воздух. Всё исчезло. Вокруг не было ничего. Луи не было рядом с Гарри. Больше ничего не имело значения. Он не смог помочь. Если он не смог помочь Гарри, как он может… — Поехали, Луи, твою мать, приди в себя. Такси ждёт, — голос Лиама был приглушённым. Будто он пытался докричаться до Томлинсона, пока тот медленно, совсем как в фильмах, погружается под воду — она заполняла горло, перекрывала дыхательные пути, тянула вниз, но это была вина. Лиам запихнул, иначе сказать нельзя, Луи в машину. Он слышал, как Пейн назвал водителю адрес, а тот переспросил, точно ли им нужно в больницу. В больницу. Там Гарри. Его Гарри. — Лиам, — хрипло позвал Луи, чувствуя, как губы становятся солёными. — Тшшшш, — Лиам придвинулся ближе, сжимая друга в объятиях. — С ним всё нормально. Он в порядке. — Мой Гарри. Огромная больничная дверь захлопнулась, но холод продолжал пронизывать Луи, словно сквозь его кожу проходила нитка, и он чувствовал каждый её миллиметр. Томлинсон оглянулся, проводя ладонью по покрасневшим от слёз и недавнего веселья глазам. Волосы Луи торчали в разные стороны, и Лиаму пришлось держать ладонь за его спиной, потому что Пейн боялся, что его друг вправду может упасть. Зейн оказался рядом уже через секунду. Он схватил Луи за воротник футболки, встряхивая. Затылок с ужасающим звуком ударился о больничную стену. Единственное, за что зацепилось внимание Луи было то, что белый халат, укрывающий чёрную водолазку, спал с плеч Малика. — Ты! — закричал Зейн, и Луи тут же всхлипнул, закрывая лицо руками. Он не хотел смотреть в сонные и разочарованное глаза напротив. — Молодые люди, все разборки на улице! — строго и немного испуганно сообщила медсестра, подбежавшая к парням. — Никому не нужна помощь? — Прошу прощение, всё нормально, — Лиам отодвинул Зейна от Луи, стараясь улыбнуться женщине. Он вытолкал всё ещё заведённого Зейна на улицу, лишь раз оглянувшись на безразлично плетущегося за ними Луи, который прижимал к своей груди белый халат. Стоило Томлинсону оказаться за приделами больницы, ветер обдал его морозной свежестью. Луи только сейчас заметил, что снова шёл снег. Снова таяли снежинки. — Мудак! — Зейн ударил кулаком стену. — Знаю, — тихо ответил Луи, пялясь на мигалки скорой помощи, подъезжающей к отдельному входу. — Он не позвонил мне сразу, потому что ждал, что ты ответишь. Луи почувствовал, как на его губах появляется кровь. Он даже не понял, что сжимал её между зубами. — Что с ним? — произнёс Луи. Глаза снова щипало из-за слёз. — Он упал с лестницы. Разбил лоб, швы накладывали. Отец толкнул его. Рядом лежал пакет с бутылками, на который Гарри напоролся, — на одном дыхание проговорил Зейн. — Как он сейчас? — безжизненно спросил парень. — Иди нахер, Луи, — зло бросил Малик, снова ударяя стену. Он остановился. Луи наблюдал за тем, как напрягаются его плечи, и, если честно, надеялся, что Зейн всё-таки ударит его. — Всё ещё вытаскивают осколки, — вместо этого выдохнул тот. Луи зажмурил глаза. Будто бы это могло помочь. Будто так всё закончится. Будто, когда он откроет их снова, всё будет в порядке. Луи не было рядом. Следующие два часа, наверное, были худшими в жизни Луи. Он провёл их, сидя на стуле в бледно-голубом коридоре. Примерно к половине шестого утра он уснул, но почти сразу проснулся, потому что услышал голоса — это были всего лишь мама Гарри, Зейн и Лиам. Пейн стоял чуть поодаль, похлопывая Зейна по плечу. Он ездил в квартиру, чтобы привезти что-нибудь из вещей для Луи. Уже позже Томлинсон отправил сообщение: «зелёный свитер, средняя полка». Конечно, Лиам знал, что он принадлежал Стайлсу. Укутавшись в свитер, Луи проследил, как Зейн провожает Лиама и Энн до выхода и прощается с ними, напоследок кивая. Луи залез в свитер с головой, притянув колени в груди. Запах больницы и монотонность коридора вызывали у него тошноту. Услышав шаги, Томлинсон поднял голову. Около его лица появился пластиковый стаканчик. — Кофе здесь отвратный, — хриплый голос нарушил стерильную тишину. Не то, чтобы Луи хотел, но ему пришлось взять стакан. Зейн сел на кресло прикреплённое рядом. — Что есть, то есть, — пожал плечами Томлинсон. — Ну да, — Малик вздохнул, убирая волосы с глаз. — Есть не хочешь? — Перестань. — Ладно. Прежде чем Зейн снова заговорил, Луи успел сосчитать каждый прямоугольник плитки, из которой был выложен пол. — У Энн никогда не было времени на него, знаешь? Отец… и так понятно. Ему был нужен кто-то, кто будет заботиться. Свободной ладонью Луи сжал рукав свитера. Он знал это всё и так, и ему не хотелось, чтобы Зейн продолжал, но Зейну было плевать. Всё же Малик не умел читать мысли, хотя, кто знает, может, и наоборот. — Луи... как же ты так прое- — Я не знаю, — перебил юноша и вдруг всхлипнул. Он прикрыл рукой глаза, будто содрогающееся тело не выдаёт его. Зейн вздохнул, придвигаясь ближе и перекидывая руку через плечо парня. — Не раскисай, Томмо, — сказал он, прижимая Луи чуть ближе. — Всё уже нормально. Мы скоро зайдём к нему, а он, знаешь ли, не особо обрадуется, если ты будешь заплаканный. Ты и так выглядишь не очень, если честно. — Почему ты больше не злишься на меня? — сквозь слёзы пробубнил Луи. Он так и не смог посмотреть Зейну в глаза, ему так не хотелось видеть в них то, что он увидел у входа в больницу. — Злюсь, — пожал плечами Малик. — Не переживай. Очень злюсь. Я хочу сломать тебе нос прямо сейчас, но... — он вздохнул, — но он любит тебя. — Луи сосредоточился на пятнах, которые появились на толстовке парня из-за его слёз. — Да и тем более ты сидишь тут уже несколько часов и- — Хочу содрать с себя кожу, потому что меня не было рядом. — Меня тоже не было рядом. — Зейн, я обещал ему, — голос Луи звучал гулко и одиноко. Больничным коридорам не нужны его обещания. — Ему будет тяжело, но он не захочет, чтобы ты уходил. Луи сглотнул и впервые за всё это время посмотреть прямо в космически-чёрные глаза. — Я никогда не смогу уйти. В палату разрешили зайти только в половину восьмого. Практически всё время до этого Луи проспал, уместив голову на плече сопящего Зейна. Их разбудил Найл. Он устало улыбался и сказал, что теперь уже точно всё в порядке. Тогда Луи будто увидел совсем другого человека. Найл был там, когда Гарри накладывали швы. Он помогал, а Луи был бы готов закрыть глаза ладонями, лишь бы не видеть боль, плескающуюся в глазах любимого человека. Но Найл держал Гарри за руку — конечно, он держал Гарри за руку. В том больничном коридоре Найл был серьёзным и взрослым, сильным. Дверь тихонько скрипнула. Гарри был там. Его губа разбита, бровь заклеена пластырем. Он хмурился и прикрывал глаза каждый раз, когда пытался пошевелиться. И делал всё, чтобы не встречаться с Луи взглядами. Тот стоял в дверях, сжимая пальцами рукава свитера. Зейн любезно сообщил Томлинсону, что его глаза уже опухли от слёз, но мокрые дорожки всё равно исследовали щёки. — Прости меня, — едва уловимый шёпот. Гарри покачал головой. — Здесь нет ни капли твоей вины. — Я должен был- — Нет! Ты не должен! — вспыхнул Гарри и тут же сам зажмурился из-за собственного голоса. — Ты ничего не должен мне! Тело Луи вдруг стало совершенно маленьким и неудобным. Он заметил стул, стоящий рядом с постелью. Гарри проследил за каждым движением парня, пока тот садился. — Гарри- — Ты никогда не спасал меня, Лучик. И сейчас тоже не нужно. Никогда не будет нужно. Я сам могу. Луи замер, словно он сделан из фарфора. Словно прямо сейчас он рассыпится точно, как чёртовы фигурки волшебных шахмат в Гарри Поттере. Чёртовы Гарри. Сзади зашуршали бахилы, и уже в следующую секунду в дверях появились Зейн и Найл. Они топтались у входа: Хоран держал в руках поднос с едой из больничной столовой, а по хмурому лицу Малика можно было понять, что всё это время они оба стояли прямо под дверью. — Как дела у Фрэнки Штейна? — посмеялся Найл. — Мне нужно выйти, — на одном дыхание произнёс Томлинсон, вскакивая со стула. Он уже был в дверях, когда почувствовал руку Зейна, сжимающую его плечо. Луи постарался улыбнуться ему, но как только захлопнул за собой дверь, прислонился к стене, теперь стараясь сделать вдох. Конечно, ему был слышен каждый звук, исходящий из палаты. — Что ты сказал ему? — вздохнул Хоран. Тишина. — Гарри, что ты сказал ему? — угрюмо повторил Зейн. — Ты видел его?! — едва ли не кричал Гарри, будто он находился на грани истерики. Его голос звучал совсем не так, как буквально пару секунд назад. — Ты видел, как он выглядел? Это я с ним сделал! Это я! Я и для него стал проблемой. Луи вправду показалось, что его сердце перестало биться — ничегошеньки: ни ямба, ни хорея. Глупый Гарри. — Гарри… что ты говоришь вообще? — спросил Найл. — Я хочу спать. Я устал. Дверь скрипнула, заставляя Томлинсона тут же поднять голову. Найл улыбнулся ему, присаживаясь рядом. — Тебе нужно поехать домой. Поспи хотя бы, — сказал он, взъерошивая волосы Луи. — Совсем уже на птенчика похож. Луи лишь безэмоционально кивнул и попросил вызвать ему такси. Добравшись до квартиры, Луи сразу же осел на пол. Он прислонился затылком к входной двери и проплакал целый час. Шпрот забрался к нему на колени и проводил своим мокрым носом каждый раз, когда громкие всхлипы вырывались из груди парня. Луи чувствовал себя маленьким ребёнком, а Гарри будто был его детской, не требующей возражений потребностью. Как он чувствует себя? Смог ли он уснуть? Больно ли ему? Удобные ли кровати в той больнице? Ему предлагали покушать? В реальность его вернул звук уведомления и загоревшийся в сером свете комнаты экран телефона. «Я скучаю.» Луи снова откинулся на дверь, притягивая Шпрота к себе. На трясущихся ногах он добрался до ванной, быстро принял душ, переоделся, покормил Шпрота и уже спустя две минуты его шаги эхом отдавались от бетонных стен подъезда. Дверь в палату громко лязгнула об стену. Луи едва не поскользнулся и всё-таки осел на пол у самой кровати Гарри. Руками он обхватил колени парня, оставляя поцелуи через одеяло. — Прости меня, прости меня, прости меня, прости меня. — Лучик... Луи подскочил, покрывая аккуратными и нежными поцелуями каждую ссадину на лице Стайлса. И просто каждый миллиметр: кончик носа, уголки губ, родинку на щеке, складочки на лбу. — Прости меня, — поцелуй. — Прости, — поцелуй. — Прости, — поцелуй. — Прости, прости, прости. — Лучик... — звонкий смех Гарри разнёсся по палате, и он дотронулся до живота, который болезненно сжимался из-за этого. — Я люблю тебя, — поцелуй. — Люблю, — поцелуй. — Люблю, — поцелуй. — Люблю, люблю, люблю. — Лучик, пожалуйста, — он улыбался, положив ладони на плечи Томлинсона и осторожно отодвинув его от себя. И только тогда Луи заметил, что с другой стороны кровати стояли Энн, медсестра и врач, неловко прижимающий к груди карту больного. Лицо Луи удивлённо вытянулось, уши покраснели. Гарри хихикнул, проводя кончиком пальцев по его щеке. — Пять минут, нам нужно закончить, — прошептал он. — Ладно? Луи поспешно кивнул, извиняющейся улыбаясь. Той ночью он уснул на больничной кровати, держа в руках самое ценное, что когда-либо у него будет, и сдувая с его лица кудряшки.