forget umbrella & fall in love

Ещё в Лос-Анжелесе один из хиппи-друзей Гарри сказал ему в четыре часа утра в перерыве между прочтением учебников по американскому романтизму и монографий об Эдгаре По: «Ничего не ободряет так, как пробуждение в одиночестве». Тогда эта фраза показалась ему до нельзя поэтичной, а теперь… теперь ему не хотелось просыпаться вообще. Работа шла уже почти месяц. Стайлс практически был готов сменить рубашки и пиджаки на тёплые свитера и собрать волосы в пучок. Конечно, Гарри понимал, что улетает не на неделю и даже не на четыре, но в его планы не входили практически ежедневные встречи с Луи. И уж тем более в планы не входила улыбка Луи. Гарри чувствовал себя нормально, когда мужчина рассказывал что-то или рассуждал; когда он слишком сосредоточенно смотрел на бумаги или слушал коллег; даже когда в коридоре к нему то и дело подбегали студенты, вереща «мистер Томлинсон» так громко, что Стайлсу приходилось сжимать пальцами переносицу. Но как только улыбка трогала тонкие губы, Гарри хотелось завыть. Именно в такие моменты осознание, сколько прошло времени, накрывало с головой. Вот он Луи — стоит, облокотившись на свой любимый подоконник (ведь, как позже узнал Стайлс, большую часть времени они занимали именно аудиторию, в которой обычно вёл лекции Томлинсон. Во втором семестре студенты Луи уделяли больше внимания практике, поэтому помещение было свободно, а, если кому-то и нужно уединиться с трудами Джеймса Бьюдженталя, мистер Томлинсон без особых почестей или раздумий вручал ключи от своего небольшого кабинета, скрывающегося в углу той же комнаты), между пальцами он крутит острозаточенный простой карандаш, из-за чего на его ладони иногда появлялись крапинки, и улыбается. Луи забыл. Луи смог оставить всё в прошлом. Луи двигался дальше. Луи всё ещё потрясающий. Когда-то давно Гарри заметил, что вызвать его улыбку совсем просто. Луи всегда улыбался мелочам. Всегда было достаточно одного смешного слова, мимолётного поцелуя или глупого действия, и он уже смеялся. Иногда Гарри смотрел на то, как воодушевленно Томлинсон рассказывал коллегам о психологических приёмах и уловках, иногда даже отходя от темы. Улыбка расцветала на лице мужчины и, может быть, Гарри скучал по ней. Скучал по вечерам, когда он лежал в постели, подложив руки под голову, а Луи сидел рядом, сложив ноги в позу лотоса, полностью обнажённый и лохматый и без остановки лепетал о гештальт-терапии. Переведя дыхание только у огромной деревянной двери, Гарри открыл её, придерживая локтем, пока делал глоток горячего ристретто, купленного по дороге. — Не выспались, мистер Стайлс? — сказала профессор Джонс, протягивая бывшему студенту бумаги с набросками плана новой программы. — Есть такое дело, — кивнул Гарри, прикрывая ладонью зевок. — Совсем отвык от шумных чикагских ночей. — Да, у тебя было достаточно времени, чтобы забыть, — женщина похлопала Стайлса по плечу. — Всё ещё не могу поверить, что твои волосы такие длинные, Гарри. Мужчина посмеялся, приглаживая кудри. Миссис Джонс сказала, что должна провести лекцию для третьего курса, и вышла из кабинета. Гарри остался один. Так часто было по утрам пятницы — у многих были лекции в первой половине дня, так что, он проводил несколько часов в одиночестве. Стайлс подошёл к зеркалу, висевшему у двери. Из-за ветра он стал похож на косматое чудище. Гарри собрал волосы в пучок, придвигаясь ближе. Кончиком пальца он провёл по синякам под глазами и… вздрогнул. Из коридора послышался громкий голос. — Ох, я понимаю. Да, да, но… Чёрт, что не так? Шпрот отличный пёс и… Невольная улыбка тронула губы Гарри. Он снова посмотрел на своё отражение. Когда-то его распорядок дня обязательно включал в себя кормление Шпрота и борьбу за сыр перед каждым завтраком. По вечерам, пока Стайлс с головой уходил в чтение, шпиц сворачивался в пушистый клубок на его коленях, но потом приходил кое-кто ещё и занимал место Шпрота, укладывая того на свой живот. Гарри так и замер напротив зеркала, едва шелохнувшись, когда Луи вошёл. Томлинсон тут же встретился с ним взглядом через отражение. В животе так закололо, будто Луи не замер в проходе, а подлетел к зеркалу, сорвал его со стены и бросил прямо в Гарри. Белая футболка была Луи немного большевата, брюки подчёркивали талию и неизменное зелёное лоденевое пальто, наверное, творило чудеса. О, Гарри не сомневался в том, что экзистенциальный подход в психологии достаточно популярен в стенах этого университета. Он мог представить, с какими увлечёнными лицами студенты ловили каждое слово, обронённое Луи. — Привет? — тихо поздоровался Гарри, наконец-то оборачиваясь. Хотелось быть вежливым. — Здравствуй, — Томлинсон кивнул, падая на стул рядом с преподавательским столом. Луи выглядел уставшим и вымотанным: круги под глазами, влажные кончики волос, на пальцах засохшая розовая краска. Он тут же начал искать что-то в ящиках, перебирая бумаги. Даже пару раз взглянул на листы, оставленные профессором Джонс для Гарри. — Какие-то проблемы? — вдруг спросил тот. Луи резко поднял голову, размыкая губы. Он почесал затылок и нахмурился. — Я… нет? — взгляд Томлинсона пробежался по зелёному свитеру Гарри, пристально следящего за тем, как кончик языка Луи смочил губы. — Звучит не очень убедительно, — пожал плечами Стайлс. Он подошёл ближе, проводя пальцами по поверхности стола. — Я думал… думал, ты не работаешь сегодня, поэтому думал... в смысле, поэтому я полагал, что никому не помешаю, если поработаю здесь. — Да, я… — начал Томлинсон, встречаясь взглядами с мужчиной. — Нужно было забрать кое-что, — растерянно пробормотал он. Гарри кивнул. С минуту он молча наблюдал за тем, как Луи роется в ящиках, озираясь по сторонам. — Кому не угодил наш мистер Шпрот? — едва слышно спросил Стайлс. Слово «наш» осело противной пылью, из-за которой у Гарри зачесалось в носу. Откашлявшись, он присел на край стола. Луи замер, отодвигаясь от ящиков. — Подслушиваете, Стайлс? — он выгнул бровь. Оболочка взрослого успешного мужчины дала трещину, и Гарри, воспользовавшись моментов, придвинулся ближе. — Громко разговариваете, Томлинсон. Луи хмыкнул. — Мама оставляла его соседке на несколько дней. Та, эм, не в восторге. — Шпрот живёт с твоей мамой? — Гарри нахмурился, выпрямляясь. Казалось, Томлинсон пришёл в себя, снова сгибаясь над ящиками. — Да, он напоминал мне… — затараторил Луи, — эм… он… просто он больше не мог жить со мной. У меня слишком мало времени. — О… мне всегда думалось, вы неразлучны. Нечитаемое, даже в секунду ставшее абстрагированным от всех житейских проблем, выражение лица Луи напугало Гарри. На секунду он поймал на себе взгляд Томлинсона, и там будто бы искрилось — «только со Шпротом?», но тут же отвернулся. В следующее мгновение в дверном проёме показалась Элеонор с огромной синей папкой в руке. — Лу? — позвала она. — Не это, случайно, ищешь? Луи бросил взгляд на папку в её руке, его лицо снова просияло. Он забрал её из рук девушки, чмокнул ту в щёку и едва ли не выбежал из аудитории. Постепенно комната стала заполняться людьми, и у Гарри не было выбора — он должен был погрузиться в работу. В конце концов, именно это и было целью поездки. Удача, казалось, стала преследовать Стайлса, а, может, пятницы объявили ему войну. Потому что ровно через неделю, прикрыв за собой дверь, он обнаружил Томлинсона, который снова возвышался над столом и что-то увлечённо искал там. А ещё через неделю стоило Гарри войти в аудиторию, предварительно поправив волосы и скрестив пальцы, он практически напоролся на студента, распахнувшего дверь. Парень смеялся, откидывая чёлку с глаз. За его спиной, облокотившись на стол в первом ряду, стоял Луи, его губы украшала игривая улыбка. — Ох, прошу прощения, — произнёс парень, обращаясь к Гарри. — До свидания, мистер Томлинсон! — громче сказал он, махнув рукой. — Подумайте о том, что я сказал вам о судьбе. Луи рассмеялся, запрокинув голову. Не успел Гарри опомниться, как рыжего паренька уже и след простыл. Почему-то Стайлсу вдруг стало неловко. Шаркая ботинками, он приблизился к кафедре, и именно в этот момент его телефон зазвонил. Имя Льерта высветилось на экране, и, тяжело вздохнув, Гарри принял вызов. Их разговор длился от силы полторы минуты, за которые Льерт успел назвать Гарри малышом раз пятьсот. И, конечно, это было отчётливо слышно в пустой аудитории. Сложив руки на груди и чуть наклонив голову, Томлинсон наблюдал за ним. Поэтому раздражённо пробормотав «перезвоню позже», Гарри сбросил. — Я не верю в судьбу, — прохрипел Гарри. Он нахмурился, прикладывая ладонь к горлу. — Прости? — Луи наконец-то отмер, подхватывая пальто с лавочки, и направился к выходу. — Не думаю, что верю в судьбу, — повторил Стайлс чуть громче, но его голос всё ещё сипел. — А я верю, — пожал плечами Луи. — Неужели? — Угум, — промычал мужчина, расстёгивая молнию на кожаном рюкзаке. — Так или иначе, мы встречаем кого-то подходящего под это определение. Вряд ли, конечно, этот человек останется с нами до конца жизни, но это не повод не верить в неё. Всё равно будет мелькать. — Он поднял голову, протягивая Гарри пакетик Терафлю. — Вот. Кажется, вы немного приболели, мистер Стайлс. — Тогда поскорее сбегайте от меня. Заражу ещё, — улыбнулся Гарри, потрусив лекарством. Луи поджал губы, чтобы сдержать смешок, и попятился к двери, согнув руки в локтях, демонстрируя своё поражение. В следующую пятницу Луи в аудитории не было, что по непонятным причинам разозлило Гарри. Улыбка, которой Томлинсон одарил студента, не выходила из головы всю неделю. Не удержавшись, он даже сообщил об этом Найлу. Тот был удивлён, справедливо заметить, не безосновательно. Всё указывало на то, что Луи всё-таки решил избрать тот путь, который был нужен Гарри с самого начала, — вежливое игнорирование. Когда их взгляды встречались, Томлинсон поджимал губы или пожимал плечами, что теперь только распаляло Гарри. Это был понедельник, Луи выступал с докладом. — Таким образом- Томлинсон даже не успел закончить, как Гарри перебил его, потирая пальцами переносицу. — Я не согласен, — произнёс он, отворачиваюсь от окна. Взгляд Луи тут же встретился со взглядом зелёных и настойчивых глаз. Пользуясь моментом, Стайлс рассмотрел мужчину с ног до головы. Всё же, что-то остаётся неизменным. Никакие пиджаки и длинное пальто не могут тягаться с растрёпанными карамельными прядями. — С чем на этот раз? — Луи закатил глаза. — В каком смысле на этот раз? — Гарри выпрямился, хмурясь. Большим и указательным пальцами левой руки он сжал край пшеничного кардигана. — Вы не довольны чем-то ежедневно, — не отводя взгляд, произнёс Луи. — Если, знаете, если у вас какие-то проблемы в личной жизни, то мы все здесь- — Я бы попросил- — О, знаем мы, как вы умеете просить. Глаза Гарри распахнулись. Он хотел было что-то сказать, но никак не мог подобрать нужных слов, сжимая ткань всё крепче. Лицо Луи моментально покраснело и, кажется, кто-то даже охнул. — Я имел в виду… Господи, простите… я… это совсем не то, что я… Мужчина начал оправдываться и уже было двинулся в сторону Стайлса, но тот остановил его, вытягивая руки вперёд. — Ничего не говорите, мистер Томлинсон. Пожалуйста, просто ничего больше не говорите. Следующие дня два-три Луи избегал любого контакта с Гарри. Стайлс понимал, что, наверное, мужчине было… стыдно? Неловко? Он перегнул палку и ещё с молодости не любил признавать свои ошибки. Поэтому, повинуясь странным душевным порывав, Гарри решил, что так вправду будет лучше. Его прибывание в Чикаго стремительно неслось к своему логическому завершению, и, честно говоря, мужчина не до конца понимал, что чувствует по этому поводу. Возвращаться к рутине в Берне не казалось прямо-таки плохой идеей. Может, Гарри даже немного скучал по своим студентам в университете. Иногда за обедом Элеонор рассказывала о забавных случаях, приключившихся во время занятий. До понедельничного инцидента бывало и Луи поведает о своих «подопечных», их юных умах и свежих взглядах, и Гарри становилось совсем одиноко. Ведь, кто, в конце концов, все эти люди, кто с такой страстью жаждет часами говорить о чём-то, что их волнует? Вечные студенты — преподаватели в университетах. Наверное, и не существует больше людей, которых так же настойчиво преследовала бы необходимость быть услышанными, необходимость хоть в какой-нибудь, если угодно, экзегезе. Людей, которые создают впечатление всегда одиноких. Та же самая Элеонор — красива, успешна, увлечена своим делом и в придачу всем миром, но одинока. Как-то раз она, посмеявшись, сказала: «Не переживайте, Гарри, мы просто слишком умны, чтобы ввязываться в это дерьмо». Может, она и права, но вообще-то у Гарри всё ещё был Льерт, смс которого чётко два раза в день — утром и вечером, при чём по швейцарскому времени, — высвечивались на экране мобильника. А вообще, в основном, американские вечера практически ничем не отличались от швейцарских. Даже телефонные разговоры с Найлом и Зейном так и остались телефонными из-за усталости, поглощающей любые праведные порывы после работы. Вернувшись домой в понедельник, Гарри мечтал поскорее забраться на кровать с ноутбуком и посмотреть, как минимум, четыре серии «Сумеречных охотников» в обнимку с банкой мороженого, которые должны были отогнать мысли, крутящиеся вокруг всех расспросов коллег о напряжении между ним и мистером Томлинсоном. Всё это не переступало границу вежливости, но в глазах играли искорки хитрости, так и спрашивающие: «Что между вами? Проблемы? Междоусобная война? Секс?» Гарри отогнал паршивости, облепившие его мозг, с шумом выдвигая ящик небольшой морозилки — мороженого там не оказалось. Он вздохнул, оседая на пол. Не было уже никаких сил, поэтому, поднявшись, Стайлс сразу побрёл в прихожую, натянул тёплые ботинки, пуховик сверху толстовки, заправил клетчатые пижамные штаны в носки, схватил ключи, телефон и кошелёк и вышел, громко хлопнув дверью. Теперь, возвращаясь домой с пакетом из Теско, переполненным розовыми коробочками Баскин Роббинс, Гарри усиленно размышлял о том, не забыл ли он закрыть дверцу морозильной камеры. На асфальте размылись жёлтые пятна фонарного света. Всё же здесь всё было по-другому. Теперь Гарри редко бывал в Чикаго. Его мать переехала в Берн спустя четыре года после его отъезда, и у Стайлса больше не было причин находиться в этом городе. Зейн говорил, что на самом деле у него просто не хватает смелости столкнуться лицом к лицу с прошлым, но ведь теперь именно это и происходило, да? Вроде, Гарри держался молодцом. Листья кружились под его ногами — если не взлетишь, то и не упадёшь? Детский вскрик напугал мужчину. Он вскинул голову, очнувшись от беспорядочных рассуждений. Маленький человек врезался в его ноги. Гарри растерянно обернулся, находя перед собой девочку лет шести: её волосы были заплетены в неряшливые косички, жёлтая куртка немного большая, в руках она держала плюшевого зайца. Улыбнувшись, Гарри присел на корточки и поправил её зелёную шапочку, съехавшую на глаза. — Привет? — Пливет, — девочка улыбнулась, но тут её выражение лица сменилось на восторженное, и она снова вскрикнула, дёргая Стайлса за кудрявые пряди: — Ты похож на плинцессу! Она говорила практически полностью чисто, вот только буква «р» всё никак не давалась. — Правда?! — старясь звучать так же самозабвенно, спросил мужчина. — Это же сказочно! — Плавда, — кивнула малышка. — Знаешь, мой Лу-Лу говоит, что, если у тебя зелёные глаза, кудлявые волосы и ямочки, то ты идеален. А если кто-то идеален, то сразу становится плинцессой, — с умным видом объяснила она. — Тогда… и ты у нас принцесса? — подмигнул Гарри, замечая, что улыбка его новой знакомой становилась всё шире. — Знаешь, вообще-то принцессы не должны всегда быть идеальными, достаточно быть добрым человеком. Девочка прищурилась, приподнимая подбородок. Эта фраза однозначно заставила её задуматься. Гарри наблюдал за ней, едва ли сдерживая смех, — ему даже показалось, что он уже где-то видел это выражение лица. — Ева! — растерянный крик заставил Гарри выпрямиться и посмотреть в сторону выхода из супермаркета. — Сколько раз я просил не выходит без меня на улицу?! — О! Это мой Лу-Лу! — обрадовалась Ева, указывая на силуэт в зелёном пальто, стремительно приближающийся к ним. Гарри бы хотелось сказать что-нибудь, но в голове стало совсем пусто. Его глаза встретились с голубыми, и сердце пропустило несколько ударов. Во рту пересохло. Ему не верилось, что он мог просто так стоять и говорить с ребёнком Луи. Луи разомкнул губы от удивления, взглядом скользя по лицу мужчины, но быстро пришёл в себя, подхватив девочку на руки. Гарри почувствовал, как непроизвольно сжал пакет со своим чёртовым мороженым. — Лу-Лу, это… эм… это, если честно, не знаю, как его зовут, но он плинцесса и говоит, что не нужно быть идеальным, а нужно… нужно… — Ева посмотрела на нового друга своими огромными глазами, прося о помощи. — Быть добрым, — прокашлявшись, произнёс Гарри, неловко потоптавшись на месте. — Да! — воскликнула Ева, довольно кивая. Луи улыбнулся. Иначе. Гарри никогда не видел, чтобы его улыбка была такой… Трепетной? Нежной? Любящей? — Думаю, он прав, — сказал Луи. Его выражение лица тут же стало неловким. — И я, думаю, вежливо было бы узнать у Гарри его имя… Точнее, — спохватился Томлинсон, — точнее, ты вообще не должна просто брать и разговаривать со взрослыми людьми на улице, Ева! Это может быть опасно, что, если… Я имею в виду, в следующий раз тебе может попасться не принцесса, а пират! Ева с умным выражением лица выслушала нотацию, а затем и девочка, и Луи повернулись в сторону Гарри, будто оба не знали, как им следует вежливо намекнуть, что пора бы уже и разойтись. — Так это… эм… — неловко начал Стайлс, почёсывая лоб. Он даже до конца не понимал, как должен был спрашивать об этом и должен ли вообще, и всё же… — Это твоя дочь? — Да! — Нет! Ева явно недоумевала, почему «нет». — То есть крёстная дочь. Это ребёнок Лиама, — торопливо объяснил Томлинсон. — О… я… прости, я… — Гарри, лицо которого покраснело абсолютно везде, потёр переносицу, ощущая, как природные румяна распространяются даже на уши. — Нет, всё в порядке, — поспешно добавил Луи, уже было потянувшись к мужчине, но тут же отдёрнул себя. — На самом деле… не хочешь поговорить? — Прямо сейчас? Их лица мерцали в софитах вывески супермаркета, вокруг одно за другим загорались оранжевым окна многоэтажек, в одной руке у Луи был пакет, из которого торчала руккола, а в другой — ребёнок, Гарри, нахмурив брови, водил ногтем по пятну от кетчупа на штанах. — Да? — пожал плечами Томлинсон. — Да, хорошо. В полной тишине они шли к детской площадке, спрятавшейся между домами. Даже Ева притихла, будто вслушиваясь в всё больше сбивающийся ритм сердца Луи. А, может, сосредоточилась на подрагивающих пальцах Гарри, который ещё недавно немного, но всё же надеялся на этот разговор, а теперь… теперь ему очень хотелось телепортироваться в Берн, а ещё лучше — попасть в прошлое и не возвращаться в этот город ветров. Или никогда не покидать его. Едва Луи поставил крестницу на тротуар, та бросилась в сторону качелей, размахивая своим плюшевым зайцем. Несколько секунд, пока Томлинсон смотрел девочке вслед, Гарри мысленно соединял практически незаметные родинки на лице того. Затем Луи, будто только очнувшись, перевёл взгляд на мужчину. Что, если в этот момент он тоже думал о том, как же сильно скучал по каждой неизменной чёрточке? Что, если тоже гадал, смогут ли они стать друзьями, чтобы узнать новые? Но с чего вообще Гарри взял, что разговор будет идти не о работе? Вздохнув, Томлинсон опустился на лавочку, прослеживая взглядом, как Гарри делает то же самое. Они снова молчали, и Стайлсу уже начинало казаться, что просто встать и уйти будет не трусостью, а одолжением. И всё же, прокашлявшись, он тихо спросил: — Как там Шпрот? На мгновение Луи растерялся, поворачиваясь к Гарри и будто ожидая, что тот вправду сейчас просто уйдёт, но потом покачал головой, посмеиваясь. — Сказал, что в порядке. — Так и сказал? — Да... просил передать. Гарри улыбнулся, потупив взгляд. Вспомнил бы его Шпрот? И что сказал бы Лиам? — Мне, наверное, нужно… — начал Луи, и в голове Гарри уже слышалось — «домой», — извиниться, — произнёс Томлинсон, ковыряя пальцем деревяшку. Несколько секунд Гарри, не отрываясь, смотрел на его чёлку, касающуюся кончика носа из-за положения головы, но потом перевёл взгляд на качающегося на качелях зайца, и Луи продолжил, вздыхая: — Тогда я сказал… Я не должен был. Мы… Наши… То, что было… то, что было между нами, не должно отражаться на работе и… это было давно, я имею в виду… — Всё в порядке, Луи, — поспешил сказать Гарри, прежде чем Томлинсон наговорил бы десяток совсем ненужных им вещей. Но, на самом деле, ничего не было в порядке. И не потому, что Луи сболтнул какую-то глупость, думал Гарри, а потому, что они изо дня в день делают вид, что никогда раньше не были знакомы друг с другом, будто бы просто придавая всё то, что хранили у себя в сердцах столько лет. — Нет, — Луи покачал головой, — нет, я не должен был. Выставил нас идиотами перед всеми. — Ну, вообще-то только себя, — ответил Гарри, тут же поймав взгляд Томлинсона, отчего тот захихикал. — Ладно тебе, мы оба хороши, — Стайлс пожал плечами, потянувшись к своему пакету, чтобы достать пачку чипсов, которые прихватил вместе с мороженым. Открыв, он протянул её Луи. — Так значит… у Лиама дочь? Томлинсон кивнул, достав из пачки немного хрустящей картошки, напичканной химикатами, и посмотрел на Еву. Снова появилась эта его странная улыбка. — Когда-то давно я сравнивал Лиама, Эмили и себя с персонажами «Гарри Поттера», — усмехнулся мужчина. — Лиам оказался Роном. Губы Гарри вытянулись в удивлённое «о». Он не помнил даже намёков на такой расклад… но, что же, справедливо будет заметить, его не было почти десять лет — за это время многое может измениться. На секунду Стайлс представил, как застаёт вместе с Луи осознание Лиама, а потом застёгивает манжеты на выглаженной белой рубашки Томлинсона и прикрепляет к его пиджаку бутоньерку друга жениха. А, может, первой поняла Эмили… в любом случае, Гарри там не было. Возможно, даже был кто-то, кто занял его место в отражении зеркала, в которое смотрелся Луи перед выходом к гостям. — А ты, получается, Гарри? — тихо спросил Стайлс, пытаясь скрыть свои мысли за тихой усмешкой. — Ну, — пожал плечами Луи, — скорее я был Джинни когда-то. На секунду Гарри замер, останавливая руку с горстью сырных чипсов на полпути ко рту, но, когда он повернулся в сторону мужчины, взгляд того уже устремился сквозь всё материальное, что возвышалось вокруг их скамейки — точная квинтэссенция романтизма. Был. Белый шум пробирался в каждый уголок головы Гарри словно чернота демонов «Гоетии» или осознание его беспомощности перед своими мыслями. Вчера его вечер мороженого и сериалов плавно перетёк в вечер вина и песен Адель. Тоска, вызванная целым часом наедине с Луи, не хотела покидать его напряжённые плечи. Он ловил каждый вздох мужчины, каждое слово, каждый взмах ресниц и каждую улыбку, скрывающуюся в уголках губ. Ни у одного из них так и не хватило смелости заговорить о прошлом, поэтому они всё болтали о настоящем — о работе Луи, конечно, и о Лиаме с Эмили, немного о Шпроте. О себе Стайлс говорить не хотел, да и Луи ничего не спрашивал. Они всё говорили и говорили, измазав пальцы в масло от чипсов. Смеялись и будто снова дышали хотя бы вполовину того, что называется «полной грудью». Несколько раз их колени случайно столкнулись, и Гарри готов был поклясться, что вот-вот мир схлопнется — так сильно стучало его сердце, но мир оставался на месте, а Луи, вежливо извинившись, отодвинулся чуть дальше. Конечно, после такого нужно было пропустить пару бокалов и прошептать, глотая слёзы: «You still look like a movie, you still sound like a song. My God, this reminds me of when we were young. Let me photograph you in this light in case it is the last time, that we might be exactly like we were, before we realized we were sad of getting old». Поэтому во вторник утром эмоциональное состояние Стайлса было, мягко говоря, шатким. Он едва ли не выбросил телефон в окно, когда Льерт сообщил ему в смс, что расстроен из-за того, что ему пришлось переспать с парнем, похожим на Гарри, потому что того нет рядом. Гарри ответвил ему умиляющимся эмодзи. И, возможно даже, случайно, потому что как раз в то мгновение, как он занёс палец над стрелочкой, означающей «отправить», шум в его голове рассеялся, благодаря громкому и практически истеричному бранному слову, прогремевшему на весь этаж. Гарри, как и большая часть участников коридорного движения, замер, сведя брови к переносице, а затем направился в сторону крика. Сначала он просто шёл, оглядываясь по сторонам, чтобы ничего не пропустить, но потом его взгляд наткнулся на знакомое зелёное пальто, будь оно неладно. Луи, схватившись за предплечья одного из студентов, пытался оттащить его от другого парня. Гарри тут же бросился ко второму — он был повыше своего противника, и волосы у него были более тёмные. Вокруг уже собралась охающая толпа, но их помощь только отвлекала мужчин он юрких студентов. Парни уже успели разбить горшок с каким-то огромным растением, из-за чего голубая толстовка с мультяшными супергероями блондинистого юноши, которого пытался удержать Луи, покрылась земляными пятнами. — Отпустите меня, сэр, иначе я ударю и вас! — крикнул тот студент, за плечи которого хватался Стайлс, и снова попытался хоть как-нибудь дотянуться до второго. Гарри пробормотал ругательства себе под нос, концентрируясь на том, чтобы не сделать больно парню, но при этом присмирить, и на мысли о том, что они с Томлинсоном будто управляют персонажами в видеоигре. — Что здесь происходит?! — крикнул Гарри, пытаясь поймать взгляд мужчины. — Я не знаю! Как с цепи сорвались! — ответил Луи. — Пустите меня, я сломаю ему нос! — прошипел «персонаж» Стайлса, и вдруг Гарри понял, что мальчик едва ли не плачет. — Я всё видел! Я видел, как вы шептались, идиот! Я видел! Парень почти схватился за воротник голубой толстовки, но Луи успел это предотвратить, заслоняя второго юношу собой. — Сам идиот! Это ты идиот! — кричал тот. — Я никогда, никогда в жизни, не поступил бы с тобой так! В груди у Гарри ёкнуло, глаза Луи тут же нашли его. Стайлс только поджал губы, прижимая уже практически выбившегося из сил парня к своей груди. Много лет назад они с Луи тоже вот так вот рвали глотки из-за друг друга, бросали друг в друга еду. Гарри точно помнил, как один из таких дней изменил всё, помнил нежные прикосновение после всех криков, шуршание снега и солнце, пойманное в ладонь. В это мгновение из-за угла появилась миссис Джонс. Профессор ахнула, прижав руки к груди, а потом поспешила к дерущимся. — Бога ради, Майкл, оставьте Оскара в покое! — она подбежала к Гарри, кружа вокруг, потому что не знал, с какой стороны подступиться. — Нет! — воскликнул Майкл. — Пустите меня, я ударю его! Пусти меня, кучерявый мудак! Кто ты вообще такой? Профессор снова охнула, посмотрев извиняющимся взглядом на Гарри, лицо которого замерло в удивлении. Давно к нему так не обращались, и он бы, наверное, прямо там бы и расхохотался, если бы в ту же секунду перед Майклом не появился бы Луи с покрасневшей от злости шеей. — Так, слушай меня внимательно, — резко начал Томлинсон, — если ты сейчас же не закроешь свой грёбанный рот, то я лично прослежу за тем, чтобы тебя отчислили, ты понимаешь это? — его голос был грубым, и желваки на его скулах пульсировали. Губы Гарри разомкнулись, то ли от ещё большего удивления, то ли от нехватки воздуха. Но как только Луи договорил, блондин, которого он держал до этого, ударил его в челюсть с криком: «Вы не имеете права так говорить с ним!» И вот тогда время действительно остановилось — Стайлс, миссис Джонс и Майкл так и замерли. Профессор, держась одной рукой за плечо Гарри, а второй прикрывая рот. Сам Гарри — оттягивая Майкла за капюшон, а Майкл одной рукой схватившись за предплечье мужчины, а второй пытаясь схватить своего парня. Оскар сразу же пришёл в себя, затараторив извинения. Тонка красная линия мерцала у Луи на подбородке, поморщившись, он обхватил челюсть пальцами. Заметив кровь, Гарри тут же отпустил чёртового Майкла, оттолкнул его чёртового парня и схватил за руку чёртового Томлинсона, уводя за собой в сторону уборных. Дверь ещё не успела захлопнуться за ними, а Гарри уже отрывал одно за другим бумажные полотенца и включил воду, чтобы смочить их. Не произнося ни слова, он подскочил к Луи, осторожными движениями протирая кровь с подбородка и контура губ. Томлинсон чуть слышно шипел, откинувшись головой на плитку. Он следил за прерывистыми и резкими, стянутыми напряжением, которого бы хватило на каждого хиппи не только Чикаго, но и всей Америки, движениями Гарри. Тот снова потянулся к крану, выкрутив регулятор слишком сильно. Стайлс вскрикнул, отдёргивая ладонь. — Чёртов кран! — мужчина перевёл дыхание, снова принимаясь за ссадину. — О, Томлинсон, скажи мне, пожалуйста, ты совсем идиот? — Гарри так сильно злился. В одночасье он стал похож на безумного профессора. — Господи, ты, вероятно, издеваешься! Что, если бы… он же мог… ты… — как заведённый бормотал Стайлс, боясь сболтнуть лишнего. — Через две недели нужно представлять на совете нашу концепцию! Благо, ты так легко отделался!! Что если бы он оставил синяк на твоём милом личике? Господи, Лучик, они ведь просто влюблённые дети! Зачем было лезть?! Мы ведь почти их успокоили! Ну, почти-почти… Чем ты думал, когда начал говорить с ним в таком тоне? — Луи снова зашипел, заставляя Гарри замереть и выругаться себе под нос. — Чёрт, сильно щиплет? Стайлс наконец-то оторвал глаза от распухшей губы, тут же встречаясь взглядом с Луи. На секунду он забеспокоился, разглядывая бледное, практически безжизненно-мраморное лицо перед собой. Казалось, голубое пламя переливается в радужке глаз Луи, или же это сияло иссиня-чистое небо в двух маленьких копиях огромной спирали вселенной. Блестящие дорожки, оставленные влажным полотенцем, медленно стекали по подбородку к шее, не останавливаясь даже перед воротником джемпера. Грудь равномерно вздымалась, растрёпанные волосы торчали в разные стороны, щекоча щёки и нос. Гарри потянулся к одной из прядей, трепетно, почти с благоговением и замиранием сердца, убирая её назад. Луи вздрогнул, прикрыв глаза, но тут же распахнул их. — Засохнет, — едва слышно прошептал он. — Что? — недоумённо произнёс Гарри, рвано выдыхая. Он не хотел, чтобы дымка, застилающая его глаза, рассеивалась. Он знал, что ему непременно станет стыдно. — Кровь засохнет, — повторил чуть громче Луи. — О Чёрт, я… прости, — Стайлс снова потянулся к крану, чтобы намочить кончик полотенца, и приложил его к губам мужчины ещё раз. — Прости. — Всё в порядке, — Луи попытался улыбнуться, но это больше походило на кривляние. Может, дело было в выражении лица Томлинсона, напряжённой ситуации, напряжённом дне, напряжённой неделе или напряжённом десятилетии, но Гарри рассмеялся. Просто рассмеялся, облокачиваясь головой на стену возле мужчины. Его плечи подрагивали, смех больше походил на лай дворняжки или предзнаменование панической атаки, но Луи тоже захохотал. — Карма неплохо сработала в этот раз, не так ли? — сквозь смех произнёс Томлинсон, поворачиваясь в сторону Гарри. — Карма? — прищурился тот, убирая волосы за ухо. — За всё, что мы устраивали здесь, — Луи неопределённо пожал плечами. — Да… да, наверное, — Гарри всё ещё глупо улыбался, смотря прямо ему в глаза. Ему впервые не было больно вспоминать. Возможно, он даже впервые за всё это время говорил об этих воспоминаниях вслух. — Он назвал тебя кучерявым мудаком, — прошептал Луи. — Да какая разница, как он меня назвал. Вдруг тебя за это- — У тебя кудри, Гарри. Это разные вещи. Тело Гарри вдруг стало таким тяжёлым, что колени предательски задрожали. Он попытался выпрямится, но только ещё больше ссутулил острые плечи. Он попытался было сказать что-нибудь стоящее, но получилось тихое: — Спасибо. И улыбка, из-за которой у Луи защемило в груди. За что? Гарри и сам не знал за что. Губы Томлинсона тоже растянулись в улыбке, но он тут же скривился из-за боли. Смех Гарри снова отдался стенам эхом, но, откинув голову назад, мужчина ударился о плитку. Он поморщился, потирая затылок. И теперь захохотал Луи. Стайлс не мог оторваться от любования этим мужчиной, даже когда черты его лица снова заострялись, и ставшая привычной рассудительность вытесняла мальчишку, в которого когда-то Гарри был так сильно влюблён. Луи отошёл от стены, направляясь к двери. — До встречи, мистер Стайлс, — бросил он через плечо. Гарри закусил губу и уже готов был ответить, но тут Луи остановился. Он облокотился подбородком на дверной косяк и тихо прошептал: — Ты назвал меня Лучиком. Его силуэт слился с десятками тех, что щеголяли по университетским коридорам, славящимся своей романтичной атмосферой, которую так любили классики, а Гарри, закрыв ладонями глаза, так и остался неподвижно стоять у стены туалета, как герой какого-нибудь современного подросткового сериала.