forget umbrella & fall in love

Вернувшись домой, Гарри, как в бреду, дошёл до кровати, так и не снимая пальто. Шарф болтался на его шее, словно распущенная петля. Внутри разрывало на части — трясло, ломало, выворачивало. То особенное чувство снова растеклось по его венам, вонзилось в каждый его атом, в каждый капилляр. Этот поцелуй был напоминанием о том, что Гарри потерял. Напоминанием, почему он это потерял. Закрыв лицо ладонями, Гарри заплакал — слёзы исказили его лицо, заставили зажмуриться и впиться зубами в распухшие губы. Луи никогда не заслуживал той боли, которую он ему причинил. И Гарри снова просто ушёл, ничего не сказав. Ушёл, потому что его дом на другой стороне океана. Потому что Гарри возненавидел этот город всего лишь из-за одного человека. Потому что сосредоточен на работе. Потому что, в конце концов, у него есть парень. Гарри ушёл, потому что однажды он уже был влюблён в Луи — дико и искренне. Гарри даже не нужно было прикрывать глаза, чтобы его мозг снова и снова воспроизводил одну и ту же сцена, будто где-то внутри заела плёнка: в тонкой полоске между стеной и дверью силуэт Луи, оседающий на мягкий пуф в прихожей, пока Стайлс закрывал за собой дверь. Луи словно упал, словно его ноги подкосились, словно у него больше не было сил, чтобы держаться. Гарри ушёл, потому что они, чёрт возьми, пережили это. Сейчас у Луи есть намного больше, чем Гарри когда-либо мог ему дать, — семья, любимая работа. В памяти всё ещё трепетали обрывки воспоминаний, похожих на листы пропитанные всё ещё не засохшей акварельной краской, — вот Луи злится, потому что не может сосредоточиться; вот Луи улыбается, но его улыбка больше не касается глаз; вот Луи слушает о мечтах Гарри, но не знает, что сказать о своих. Разве это справедливо? «Сколько раз я думал, что ты должен быть здесь, со мной». А должен ли? И мог ли Гарри смотреть в глаза Луи теперь? Мог ли стоять рядом с ним и продолжать делать вид, что их ничего больше не связывает? Ему нужно было всего лишь перешагнуть порог этой чёртовой аудиторию, натянуть чёртову улыбку и быть чертовски вежливым со всеми этими чёртовыми людьми. — Мистер Стайлс! Голос с резкими, точенным акцентом заставил Гарри обернуться. Позади него стоял Льерт, он улыбался, сложив руки на груди. Казалось, он был в точности как в то утро в аэропорту, когда Гарри улетал. — Was zur Hölle machst du hier? — прошипел Стайлс на немецком, хватая мужчину за локоть и уводя к подоконнику. Льерт нахмурился, обводя взглядом лицо напротив. — Und ich habe es vermisst, babe, — пробурчал Льерт, приобнимая Гарри за талию. Но тот отшатнулся и едва ли не захныкал как ребёнок. — Lass mich alleine! — сквозь зубы прошипел Стайлс. Покачав головой, Льерт принялся собирать длинную, вечно спадающую чёлку в пучок на макушке так, что теперь были видны выбритые под стать затылку виски. — Ich glaube nicht, dass es in einem freien Amerika als inakzeptabel angesehen wird, seinen Mann an einem öffentlichen Ort zu umarmen. — Льерт закатил глаза, но его внимание тут же переключилось на что-то, что находилось чуть выше плеча Стайлса. — Гарри! Мистер Стайлс! — громкий голос Элеонор прозвучал на весь коридор. Когда рядом с ней появился Луи, Гарри казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Во-первых, Луи выглядел так, словно совсем не спал ночью — под глазами залегли синяки, брови нахмурены, губы сжаты в тонкую линию, даже подбородок казался острее. Гарри попытался незаметно отодвинуться от Льерта, но не было никаких шансов, что тот телепортируется обратно в Швейцарию к своим занятиям в спортзале и пробежкам. — Доброе утро, — выдавив улыбку, поздоровался Стайлс. Он попытался поймать взгляд Луи, но тот рассматривал несколько комнатных растений на подоконнике. — Пррривет! — старательно, едва ли не по слогам, проговорил Льерт. Гарри только покачал головой — у Льерта был превосходный английский, и эти кривляния были ни к чему. — Меня зовут Льерт Хубер, я есть бойфренд Гарри. Дружелюбный голос утонул в абсолютной тишине. Элеонор непонимающе хлопала глазами, очевидно, пытаясь сдержать все терзающие её вопросы, а Луи... улыбнулся настолько легко, что у Гарри сдавило горло. — Прошу прощения за нашу нерасторопность, — спохватилась Колдер, пожимая руку мужчине. — Просто мистер Стайлс никогда не упоминал… — О, он такой, — рассмеялся Льерт. — Может, позавтракаете с нами? Вы, наверное, только с самолёта. Гарри нахмурился, хлопая Льерта по плечу. — Нет-нет, спасибо, мисс Колдер, — вмешался он. — Льерту нужно отдохнуть, — улыбнулся он, поворачиваясь к недовольному мужчине: — Hier sind die Schlüssel. Ich rufe jetzt ein Taxi. Bitte fass meine Sachen nicht an. Wir reden, wenn ich zurückkomme, okay? — Hast du dort etwas zu essen? — спросил Льерт, перекладывая связку ключей к себе в карман. — Nein. Nichts von dem, was du Essen nennst, — раздражённо ответил Гарри, слишком сосредоточенный на приложении для вызова такси. — Höflich, — закатил глаза Льерт, посылая Элеонор улыбку. — Dein unzufriedenes Gesicht ist völlig fehl am Platze. Гарри пожал плечами, разворачивая экран своего телефона в сторону парня. Тот просканировал взглядом марку и номер машины, кивая. Первое время друзья Льерта пытались указывать на недостатки в их с Гарри... отношениях, но спустя пару месяцев поняли, что это бесполезно. Да они и сами как-то пробовали что-нибудь поменять, но выходило паршиво. Они оба страдали практичностью, Льерт — врождённой, Гарри — приобретённой, поэтому иметь поблизости кого-то, с кем можно не только продефилировать до постели, но и выбраться на прогулку, было славно, но не более того. Как-то Льерт попробовал объясниться Гарри в чувствах, но тот, уже набравшийся не по-детски, расхохотался как полоумный. Льерт пробормотал: «das ist völlig fehl am Platze» и пару недель не звонил, но потом обида прошла. Понимая, что не выдержит ни пытливого взгляда Элеонор, ни отрешённости Луи, Гарри решил спуститься к такси. Они чмокнули друг друга в щёки, и жёлтая машина увезла Льерта с его небольшим чемоданчиком, который он обычно брал в командировки, вперёд по сложным улицам Чикаго. Избегать Колдер и Томлинсона было бы крайне глупо и безответственно, что ли, поэтому, тяжело вздохнув и поправив волосы, Гарри зашёл в кафетерий, сразу находя взглядом столик поближе к окну, за которым они обычно и сидели. Элеонор стояла у стула, опёршись о него ладонями и, судя по всеми, слушала заказ Луи, сидевшего запрокинув ногу на ногу. Гарри подошёл к ним, устроившись напротив мужчины. Тот бросил на него мимолётный взгляд и снова повернулся к девушке. Однако Элеонор сосредоточилась на новоприбывшем. — Ты скрывал от нас парня? — укоризненно спросила она. — Скорее, забыл упомянуть, — пожал плечами Гарри, закусив губу. Он не отрывал взгляд от Томлинсона. Элеонор покачала головой и уже было отошла, но остановилась, будто вспомнила о забытой на какой-нибудь лавочке сумке. — Гарри, тебе взять что-нибудь? — Кофе. Спасибо. Теперь, когда они остались вдвоём, удручённое выражение лица Луи начало немного распалять Гарри. Он заметил, что Элеонор бросала на них мимолётные взгляды. — Итак, вы с твоим Freund всегда так любезны друг к другу? — вдруг произнёс Луи, вскидывая брови для пущего выражения заинтересованности. — Что ты имеешь в виду? — Гарри придвинулся к столу, складывая на нём локти. — Dachte, er gibt dir gleich eine Handschelle, — серьёзно проговорил Луи, рыская глазами по лицу напротив. Губы Гарри разомкнулись в удивлении, а потом он захохотал, откидывая голову назад. Несколько преподавателей, сидящих рядом, обернулись, но Луи, сам еле сдерживая смех, вежливо улыбнулся им, шепча извинения. — Странно видеть тебя с кем-то, — тихо произнёс он. Смех Стайлса превратился в покашливания, и он посмотрел на свои ботинки, пожимая плечами. — У нас, эм, свободное... партнёрство? Типа того. Это, вроде как, нормально... прошло столько лет… ну, знаешь, отношения. Я имею в виду... эм... — затараторил он. — Гарри, я знаю, что значит слово «отношения», — закатил глаза Луи. Гарри нахмурился, доставая из салфетницы белый бумажный треугольник, и принялся складывать из него то ли кораблик, то ли повидавшего жизнь лебедя. Он снова перевёл взгляд на мужчину, спрашивая: — Они ведь… были у тебя после нас? — С чего я должен говорить тебе? — усмехнулся Луи, вскидывая брови и меняя ноги местами. — Я не знаю, я- — Боже, Гарри, — его голос стал громче буквально на тон, но тут он опомнился и сухо добавил: — просто помолчи. Гарри посмотрел на мужчину исподлобья. — Перестань так говорить со мной, — произнёс он. — Я всего лишь пытался жить дальше… Насколько я знаю, у тебя были достаточно бурные пару лет после того, как мы… Томлинсон вздохнул, сжимая переносицу. — О, ну, конечно, ты знаешь- — Стайлс? — знакомый голос перебил Луи. За ним послышался скрежет стула. Гарри поднял голову, а Луи обернулся через плечо, но тут же закрыл глаза, одними губами произнося всевозможные ругательства. Перед ними, держась за стул, как за единственный оплот нормальности, стоял Лиам с распахнутыми глазами. На секунду Стайлсу показалось, что он ударит его прямо там. Гарри медленно поднялся со своего места и, ей-богу, эта сцена заслуживала быть, как минимум, в Шоу Джерри Спрингера. Лиам сорвался с места, тут же прижимая Стайлса к своей груди. Луи громко простонал, закрыв лицо ладонями. Недоумевающая Элеонор тихо присела на стул рядом с ним. Лиам отступил от Гарри, всё ещё рассматривая его лицо, как гордая мама-утка, наконец-то нашедшая своего утёнка. — Твои волосы вправду такие длинные, — покачал головой Пейн, но тут же нахмурился, поворачиваясь в сторону Томлинсона. — Ты, придурок, почему опять мне ничего не сказал? Тот растеряно посмотрел на Лиама таким взглядом, будто прикончит его через секунду. — Лиам! Мы же в университете, — шикнул Гарри, подводя Пейна к стулу. На эти несколько минут всё стало таким правильным. Луи, который вёл себя точно так же, как десять лет назад. Лиам с его излишней эмоциональностью. И Гарри рядом с ними. Лиам заказал себе кофе с молоком и уже минут двадцать рассказывал Элеонор полу-выдуманную историю о каком-то из походе за продуктами, случившуюся в то далёкое время их студенчества, называя все вещи своими именами, кроме одной — он не произнёс имена Гарри и Луи в одном предложении ни разу, словно это был уже выработанный инстинкт. Томлинсон, в свою очередь, пялился в телефон, делая вид, что речь идёт о ком угодно, только не о нём. — Поверить не могу, — снова посмеялся Лиам, — Луи не сказал и слова о том, что ты вернулся! — Забыл упомянуть, — пожал плечами тот, делая маленький глоток горячего кофе. — Ну да, конечно. — Хмуро произнёс Пейн, но тут же оживился, поворачиваясь в сторону Стайлса, — Так вот о каком прекрасном принце говорила Ева! — он подмигнул. — Она говорила обо мне? — нежно улыбнулся Гарри. — Она замечательный ребёнок, Ли! Очень умная и добрая, такая творческая, — залепетал мужчина. — Надо отдать должное Лу-Лу! — Лиам потрепал волосы Луи, но тот фыркнул, заставляя друга опустить руку и снова нахмурить брови. — Ладно, я зачем приехал-то. — Наконец-то, — достаточно громко прошептал Луи. — Насчёт нашей поездки в Риверсайд на выходные, — пробормотал Лиам, почёсывая лоб, его лицо в миг озарилось радостью. — Кстати, Гарри! Поехали с нами? — Что? — Что? Одновременно едва ли не вскрикнули Гарри и Луи. Томлинсон перевёл на мужчину многозначительный взгляд. — Я... эм... не думаю, что это уместно, — начал мямлить Гарри, — и я обещал встретиться Найлу и Зейну. Я решил вернуться в Берн на следующей неделе, так что... — На следующей неделе? — резко произнёс Луи, поворачиваясь к Стайлсу, но тут же сжал губы в тонкую линию. — Отлично. — Вот именно, отлично! — Лиам хлопнул Гарри по плечу — его энтузиазм даже немного пугал. — Как раз Найл говорил, что хочет выбраться подальше от суеты, — улыбнулся Пейн, но его улыбка превратилось в удивлённое «о», скорее всего, обращённое к самому себе. — Найл? — переспросил Стайлс. — Мы общаемся иногда, — тихо объяснил Томлинсон. — Почему ты ничего не сказал мне? — Мы пересекаемся не больше, чем раз в год. Да и это уже не имеет никакого значения, не так ли? — бросил Луи, с шумом отодвигая стул. — Мне нужно работать. Проследив взглядом за удаляющейся фигурой, Гарри окинул взглядом замерших Элеонор и Лиама. — Мы с парнями постараемся, — поджав губы в линии, отдалённо напоминающей улыбку, сказал Гарри. — Спасибо, Лиам. Тот кивнул, возвращая руку на предплечье Стайлса. — Гарри, ты не думай… — с долей опаски произнёс Пейн, — не думай, что мы там… предали тебя. Мы ведь все были друзьями, а это… это так просто, ну, знаешь… вообще-то ни в чём из этого не было и доли простоты, — вздохнул он. Его карие глаза наполнились безмолвной печалью, и Гарри пришлось прикусить губу, чтобы не разрыдаться прямо там. — Просто вы… сначала мы думали, что всё вернётся на свои места, а потом вы… мы думали, просто мы подумали, что так будет проще, что ли. Ну, не пытаться втянуть вас в это снова, чтобы вы... не чувствовали себя обязанными делать вид, что... ничего не изменилось? — Всё в порядке, Ли, — покачал головой Гарри. — Я всё понимаю. — Немного погодя, он тихо спросил: — Так… Луи, Зейн и Найл…? — Ох, нет, — ответил Пейн, — нет. Они вправду пересекаются очень редко. Луи, как всегда- — Решает за других, — усмехнулся Стайлс, переводя взгляд на узор, оставленный на белых стеночках чашки растворимым кофе. Глупо было полагать, что вместе с миром Гарри остановился и мир всех остальных. Возможно, он и правда был настолько ошеломлён собственной болью, что на секунду забыл о чисто прагматической стороне человеческой природы — так или иначе, понятие души и сознания у всех общее, из чего следует и тот факт, что в каждом из нас есть мир, вселенная — планеты вращаются, с ними спутники и даже проносятся кометы, только у всех космические тела разные. Конечно, планеты Найла, Зейна, Лиама и даже Луи продолжали вращаться без него, только, очевидно, он не хило так выбил всех из общего ритма. Ему вдруг стало интересно, когда состоялась их первая встреча без него? А, судя по всему, и без Луи. Он мог представить, как Зейн, Лиам и Найл сидят втроём в какой-нибудь забегаловки вроде рыбного-фастфуда и пытаются разобраться в меню и с тем, на что стала похожа их жизнь, пока он и Луи были заняты своими эгоистичными потугами оправиться от собственной глупости. Лицо Найла, занимавшего в этой до странного идеалистической картине, нарисованной сознанием Гарри, и в входящем в неё же обтянутом оранжевой тканью диванчике, центральное место, стало размываться точно акварельный рисунок. Стайлс нахмурился, на странном уровне ощущая, что и его лицо влажное. Он уткнулся носом во что-то мягкое, но теперь казалось, что вода затекает ему за шиворот. Распахнув глаза и оттолкнувшись от подушки, Гарри заметил перед собой Зейна со стаканом в руке. Стайлс дотронулся ладонью до своего лица, практически плашмя, — только нос торчал между средним и безымянным пальцами, — чем вызвал смех Малика. И тут наконец-то Гарри понял, что сцена в придорожном кафе — плод его воображения, явившийся во сне, но вот вода, которую Зейн вылил на него была вполне реальной. Гарри повалился обратно на постель, закрывая глаза. — Если твоя тарзанья голова не поднимется с подушки, то я обещаю, что вылью на тебя ведро. Риверсайд ждёт нас, — бросил Малик, выходя из комнаты. — Как ты попал в квартиру? — крикнул Стайлс. Он поставил ноги на пол, пытаясь заставить себя сползти с кровати и принять вид хоть какого-то подобия Homo sapiens`а. — Твой друг как раз уходил на пробежку, — ответил Зейн. — «Hallo mein lieber Freund Zien», — Малик изумительно точно передразнил Льерта. Гарри потёр глаза, улыбаясь, и всё-таки поднялся, потягиваясь. Ему хотелось бы попросить Зейна поговорить с ним обо всём, что произошло за последние… десять лет, но тот увлечённо стучал посудой на маленькой кухне, да и электронные часы на макбуке показывали 8:57. Вернувшись из душа, Гарри застал друга за небольшим круглым столом — Зейн с грацией аристократа разрезал омлет на маленькие кусочки. Стайлс сел рядом, придвигая к себе тарелку. — Так и зачем пожаловал Льерт? — спросил Зейн, заинтересованно вскидывая брови. — Не знаю, — пожал плечами Гарри. — Наверное, ему захотелось развеяться. — Ты сказал ему, что уезжаешь на два дня? — У меня вчера не было настроения. Отправлю смс. — Каждый раз, когда я слышу что-то о ваших взаимоотношениях, — Зейн отложил нож в сторону и опёрся подбородком на руку, — меня это немного… как бы сказать… сбивает с толку. — Это называется «партнёрство и никакой привязанности», дорогой, — пожал плечами Стайлс. — Прогрессивно. Почему мне всегда казалось, что ты вкладываешь в слово «партнёр» иной смысл? — Полисемия. — И для чего тогда это... «партнёрство»? — Почему ты решил спросить у меня об этом прямо сейчас? — раздражённо пробормотал Гарри. Зейн поднял руки, сдаваясь. Едва ли они успели закончить завтрак, телефон Малика зазвонил, тот с улыбкой оповестил друга, что карета подана. Но стоило Гарри выйти из подъезда, и он так и замер с рюкзаком наперевес и контейнером в руках. Около шоколадной Audi Найла стоял широко улыбающийся Лиам и махал им с Зейном рукой, пока хмурый Луи складывал вещи в багажник — все эти дни он делал вид, что не замечает Стайлса. Неловко поздоровавшись со всеми, Гарри уселся на заднее сидение. Дверь с другой стороны открылась, и рядом приземлился Лиам, затем на пассажирское место впереди сел Зейн, за руль — Найл. Гарри едва не выпал, когда Луи распахнул дверь рядом с ним. — Двигайся, — сказал он, залезая следом. Стайлс уткнулся взглядом в жёлтенькую крышку своего контейнера и предпочитал делать вид, что всё в порядке. Всё и правда было в порядке, если не считать того, что они с Луи походили больше на безумных белок, за которыми в парке бегали дети, чтобы сделать фотографию, чем на людей, отправляющихся за город на выходные. Пытаясь разрядить обстановку, Лиам залепетал о Еве и Эмили, которые уехали ещё вчера, чтобы погостить у родителей девушки. Пейн не смог оставить работу и, собственно, поэтому теперь ютился на заднем сидении машины Найла. Гарри боялся шелохнуться и вдруг осознал, что ни слова не было сказано о том, где они все будут ночевать. Что, если они заедут к Луи домой? Сердце Гарри не выдержит, если ему придётся встретиться с людьми, которых он когда-то называл своей семьёй. Он знал о маме и сёстрах Томлинсона так много — ещё в первый год их отношений Гарри и Луи почти каждую субботу, развалившись на диване, планировали десятки совместных отпусков в будущем. Из радио чуть слышно доносился голос The Weekend, и, серьёзно, это шутка какая-то? Но Найл только отстукивал ритм песни по рулю, подпевая лишь «ууууу» и «another day». Зейн, прижимая к себе контейнер, который до этого был у Стайлса на коленях, пялился в телефон, с такой сосредоточенностью следя за красной движущейся стрелочкой, обозначающей их машину, что ему точно стоило стать официальным лицом какой-нибудь ассоциации навигаторов или юных картографов. Он даже периодически предупреждал Хорана о повороте раньше, чем голос женщины из его телефона. Лиам снова заговорил, но Гарри не мог сосредоточиться на его попытках разрядить обстановку, как бы не пытался. Ещё он пытался смотреть исключительно вперёд, потому что с другой стороны от него сидел Томлинсона, который… в общем-то, он просто сидел и меланхолично рассматривал пейзажи, проносящиеся за окном. Иногда хмурился. Ещё иногда поджимал губы. По мнению Гарри, в основном, он просто сидел. Машина резко дёрнулась. Гарри подпрыгнул, и едва не воткнулся в лобовое стекло, но почувствовал ладонь на своём животе, прижимающую его к спинке сидения и удерживающую от падения. Томлинсон громко выругался, ударяя ладонью спинку сидения перед собой. Найл испуганно посмотрел в зеркало заднего вида. — Ты мог бы быть осторожнее, Найлер! — схватившись за сердце, пробормотал Лиам. — Тем более с ходячей катастрофой в машине, — вставил Луи. — Единственный способ предотвратить её здесь, — вздёрнув подбородок, произнёс Зейн, не отрывая взгляд от окна, — наконец-то, — чуть слышно добавил он. Найл сделал музыку громче, а Лиам прекратил попытки отодрать неловкость от всех поверхностей машины. Только монотонный голос женщины из телефона Малика указывал через сколько метром следует повернуть направо. Гарри заёрзал на сидении, и только тогда Луи убрал ладонь с его живота. Вероятно, синие буквы, сложившиеся в незатейливое «РИВЕРСАЙД», нагнали ужас на взрослого мужчину намного больше, чем должны были, но Гарри ничего не мог с собой поделать. Каждая царапинка на белой табличке соответствовала царапинам на таком же выцветшем сердце Стайлса. Обстановка в машине стала ещё более напряжённой. У Гарри зазвонил телефон. Он нахмурился, вытаскивая мобильник из кармана куртки. — Was ist bei dir passiert? — сухо спросил он, встречая взгляд Зейна в зеркале. — Machst du Witze? Ich habe dir eine Nachricht gesendet. Ich habe keine Ahnung. Liert, ich lebe seit zehn Jahren nicht mehr in Chicago, ich weiß nicht mehr, welche Clubs hier gut sind. Ja. Danke. Vergessen Sie nicht, die Wohnung zu schließen. — Гарри сбросил, убирая телефон обратно. — Wenn Clubs in einem Gespräch mit einem Typen erwähnt werden, versuchen sie normalerweise, ihn eifersüchtig zu machen. — вскинув брови, вежливо заметил Луи. — Не наш случай, — ответил Стайлс, пожимая плечами. И всё бы ничего, но потом Льерт, кажется, только осознавший, что мужчина серьёзно уехал, перезвонил ему и практически сразу набросился с криками. Коленка Гарри подёргивалась так сильно, что он уже сам стал переживать за себя, но после того, как Льерт в пятисотый раз сказал, что его поездка «das ist völlig fehl am Platze», Стайлс не выдержал. Он давно так сильно не злился, и своим абсолютно холодным немецким на повышенных тонах напугал даже Луи, смотревшего на Гарри так, будто тот Астрид Линдгрен, только что отрезавшая волосы и решившаяся пройтись по улице, — то ли с осуждением, то ли с испугом, то ли с восхищением во взгляде. Собственно, когда порывы Гарри превратились в искорки стыда, ему захотелось выйти из машины, лечь на дорогу и ждать, пока Луи выгонит Найла с водительского сидения и переедет его. — Мне кажется, в последний раз в этой машине было так же тихо лет десять назад, — посмеиваясь, сказал Найл. — Помните, когда мы приехали сюда на Рождество впервые без... — Найл, какого чёрта ты несёшь? — зашипел Зейн. — Твою мать, простите, я не подумал, как это будет звучать, — тут же замешкался Хоран, поглядывая на парней через зеркало. — Останови машину, Найл, мне надо покурить, — сухо бросил Томлинсон. Даже не пробуя возразить, Найл съехал на обочину. Луи нужен перерыв. Вообще-то, всем нужен был перерыв. Томлинсон вышел, громко захлопнув за собой дверь. Гарри откинул голову назад, ударяясь затылком, но даже это чувство было лучше, чем то, что теперь творилось между ним и Луи. — Гарри... прости… — осторожно начал Хоран, оборачиваясь. — Не переживай. Мы все здесь заложники обстоятельств, — постарался улыбнуться Стайлс. — Так... эм... думаю, было бы неплохо, если бы вы рассказали мне о той поездке на Рождество? — Мы... ты... — растерянно начал Найл, поворачиваясь сначала к Зейну, а потом и к Лиаму. — Ты уехал, — начал Зейн, следя через стекло за дымом, который выдыхал Луи. — Просто уехал. А нам надо было жить дальше. Без вечеров в вашей квартире. Без поездок за город. Без встреч и без разговоров. Без вечного «Гарри и Луи». Конечно, мы понимали, что будем прилетать к тебе, ты будешь нам хотя бы звонить, но... — выдохнул Малик, пожимая плечами. — Но рядом с нами был ещё и Луи. Луи, которому ты бы точно не позвонил, и который знал, что больше нет ни единого шанса, что ты вернёшься к нему, — продолжил Лиам, и в его голосе впервые за все эти дни прозвучала настоящая обида. — Луи, который не мог даже находиться рядом с нами, потому что каждая его мысль была посвящена тебе. — Он плакал? — поддавшись наивно-детскому порыву, спросил Гарри, впиваясь зубами в нижнюю губу. Капельки крови маленькими пятнышками замерли на его передних зубах, металлический привкус вызвал тошноту. — Однажды. Случайно разбил твою чашку. — На следующий день я рассказал ему, — снова подал голос Зейн. — Это был наш последний нормальный разговор. Он выгнал меня. — Почему? Боже, почему, Зейн? — Гарри чувствовал, что его голос — да и состояние — становился всё более жалким. — Сказал, что я нужен тебе. Он всегда сначала думал о тебе. — Тот год был... — начал Найл, пытаясь подобрать слова, но в голову ему лезли только пустые сравнения с бесконечной увядающей осенью. — Он практически ничего не ел, — отрешённый голос Лиама заставил Гарри вздрогнуть. — Не ел, не спал — он ничего не мог делать, вообще-то. Я ненавижу всё, что происходило тогда. Ты знаешь, что он вернулся на магистрантскую программу только спустя два года? — спросил Пейн, качая головой, будто сам не верил своим словам. И Стайлс мог его понять — Луи предложили место ещё на последнем курсе бакалавриата. — И летал на Тибет по программе реабилитационного центра, — тихо добавил Найл. Гарри резко подскочил к нему, впиваясь пальцами в сидение. — Что с ним случилось? — испуганно произнёс он. — Перестал контролировать количество алкоголя в своей крови, — ответил Лиам. — Совсем серьёзных проблем не было, потому что он вовремя понял, что ему страшно. Начал ходить на групповую терапию в центр. Говорит, что ему помогло. С ними летал на Тибет. — В Риверсайд он теперь приезжает редко, — сказал Хоран, положив лоб на руль. — Тут мы без него и видимся, — кивнул Зейн. — Но тут же его дом… он так любил… — всхлипывая, забормотал Стайлс. Он провёл пальцами по щекам, размазывая мокрые дорожки. — Почему он… — Гарри… — Лиам покачал головой, — потому что Шпрот теперь живёт там, как и все ваши вещи, которыми завалена кладовка в доме Томлинсонов. Он не смог выбросить. — Если бы это было возможно, он бы и нас оставил на старом чердаке, — усмехнулся Зейн. — В общем, в год, когда… всё произошло, было наше первое Рождество, которое мы отмечали втроём, — грустно добавил Найл. — Луи, наверное, был в каком-нибудь отстойном клубе. — А ты за океаном, — Зейн пожал плечами. — Больше никого — только мы втроём. Дверь распахнулась. Найл поднялся, рассматривая Луи через зеркало заднего вида. Зейн снова уткнулся в телефон, Лиам стал протирать рукавом толстовки пятно на стекле. — Поехали, — откашливаясь, произнёс Томлинсон. Найл кивнул. Из мобильника Малика снова заголосила женщина. Луи мельком посмотрел на Гарри, но тут же снова сосредоточился на нём. — Ты плакал? — спросил он, посматривая на Лиама. — Нет, — ответил Гарри, вытирая тыльной стороной покрасневшие щёки. Он прикусил губу, замечая влажные ресницы Луи. Гарри откинулся на спинку сидения, закрывая глаза. Абсолютно каждое опасение Стайлса не было голословным. Превратившись в сгусток нервов, он широко распахнутыми глазами наблюдал за сменяющими друг друга невысокими домами. Гудок машины выдернул Гарри из прострации. Улыбающийся Найл начал часто сигналить — дверь одного из этих пряничных домиков открылась, и от туда выбежала Ева, размахивая уже знакомым зайцем. За ней вышла обеспокоенная Эмили — видимо, уже знала, что их пятёрка снова в сборе. Она практически не изменилась: всё те же кудри, собранные в хвост; узковатые, как у нарисованных в детских книжках фей, черты лица; огромные глаза. Следом показалась мама Луи, потом и сёстры вывались на улицу. Едва машина остановилась, Найл, Зейн и Лиам спешно вышли, радостно здороваясь со всеми и обнимаясь с каждым. Судя по частым взглядам Малика в сторону, они просто дали время на передышку. Гарри закрыл руками лицо, качая головой. Что он там, чёрт возьми, забыл? — Гарри, — едва слышно позвал Томлинсон, заставляя мужчину обратить на себя внимание, — всё будет в порядке, ладно? Не дождавшись ответа, он вышел из машины. Додумавшись до того, что теперь всё внимание будет сосредоточено на Луи, Стайлс выскочил сразу за ним. Ему так сильно хотелось, чтобы прямо в тот момент Луи сжал его руку в своей. И тут же вспомнилась их первая общая поездка в Риверсайд — та же табличка на въезде, та же улица и тот же дом. У Гарри тряслись коленки, а Луи всё хихикал с него. Притянув к себе, Джоанна обняла Гарри и прошептала, что она защитит его от приступов смеха этого «молодого человека, который до восемнадцати лет просил целовать его перед сном». Теперь всё было иначе: Гарри вжался в бампер машины, пока все выкрикивали имя Томлинсона, вскоре превращая приветственные речи в гомон. Ева запрыгнула к крёстному на руки, улыбка тут же расцвела на его лице. Гарри даже смог улыбнуться, но вдруг раздался собачий лай, и все голоса стихли. В ужасе Стайлс посмотрел вниз и обнаружил Шпрота, пытающегося разодрать его джинсы в районе коленей. Шпиц зацепился за них зубами и колотил ноги лапами. Луи уже было осадил пса, но Гарри опустился на колени, прижимая ладонь к мокрому носу. Тот зарычал, и это было больнее, чем Стайлс предполагал, но спустя всего несколько секунд Шпрот вдруг заскулил, прижимаясь к руке Гарри. Робкая улыбка озарило лицо Стайлса, и он совсем рухнул на землю, позволяя собаке облизывать своё лицо, дёргать волосы и шкрябать грязными лапами по белой куртке. — Гарри… — болезненно-нежно выдохнул Луи, тут же оглядываясь по сторонам, будто это вышло непроизвольно. — Лу-Лу, ты привёз с собой нашего принца! — восторженно воскликнула Ева. Девочка быстро сползла с рук мужчины и побежала в сторону отряхивающего с себя пыль Стайлса. Гарри подхватил её, и та уткнулась в его плечо. Осмелившись поднять глаза, Гарри понял, что все пялятся на него. — Здравствуй, Гарри… — растерянно произнесла Джоанна. — Здравствуйте, — отозвался тот. — Гарри? — неуместно громко вырвалось у Лотти, она тут же поджала губы. — Я... эм... — пробормотал Стайлс, но понятия не имел, что тут можно сказать. Все снова смотрели на Луи, будто он способен дать ответы на их вопросы. — Ещё не забыли его? Наш старый друг со времён университета, — посмеялся Лиам. Звучало это очень напряженно — под стать ситуации, зато расставило все точки над «й». Формулировка задела Гарри, но безоговорочно была лучшей из возможных. Все заторможенно кивнули. Не выдержав, Луи сорвался с места и залетел в дом, бормоча что-то об усталости и душе. — Привет, Гарри, — улыбнулась Эмили, подходя к мужчине. Девушка даже привстала на носочки и обняла его. — Я рада, что ты здесь, — прошептала она. Стайлс кивнул, неотрывно наблюдая за удаляющимся силуэтом Луи. В течении дня всё было не так уж и плохо. Гарри, поставивший себе установку быть незаметным, а, если и заметным, то податливым, теперь сидел на крыльце дома с накрашенными ногтями, заплетёнными французскими косами от маленьких мисс Томлинсон и запахом овощей на ладонях, потому что вызвался помочь Джоанне на кухне. Женщина подтолкнула его локтем, когда он нарезал помидоры для овощной тарелки. — Как в старые добрые, а? — подмигнула она. — Что-то на подобие, — пожал плечами Стайлс. Короткая кудряшка, что выбилась из общей композиции на его голове, щекотала ему переносицу, и Гарри одно пытался отмахнуться от неё. Он всё думал о том, что Джоанна настояла, чтобы они с Найлом остались ночевать у них — ведь комнаты старших из младших сестёр Луи уже были свободны. Зейн после ужина должен был отправиться вместе с Лиамом и Эмили к ним. Всё складывалось потрясающе, вот только Луи, старательно избегающий любой возможности их столкновения, словно Гарри был встречным трамваем, ещё был не в курсе этого плана. Он вполне мог бы выгнать Стайлса спать в гараж. Говоря на чистоту, это казалось наилучшим решением. На пороге кухни показался Найл в светлой цветастой рубашке — было принято решение переодеться к ужину во что-нибудь вечернее — и подхватил уже готовые чаши с салатами. — Как чувствуешь себя, Эйч? — шёпотом спросил Хоран. — Лучше, чем мог бы, — усмехнулся Гарри. В дверях появился Луи. Он растерянно посмотрел на тарелки в руках Найла и фартук, закрывающий чёрный шёлк свободной рубашки Стайлса и оставляющий на всеобщем обозрении только кружевные рукава. — Эмили послала спросить, ещё нужна помощь или нет? — откашлявшись, произнёс Томлинсон, осматривая кухню. Найл поспешил выйти, протискиваясь между Луи и стеной. — Только овощи. — Гарри снял фартук и повесил его на ручку духовки. Кивнув, Томлинсон взял блюдце. На стенах, обклеенных насыщенно синими обоями с золотыми переплетениями плюща, играло закатное солнце, добавляя гостиной готического уюта. Стайлсу всегда нравилось в этом доме, всегда было хорошо. Он повернулся в сторону Луи, шедшего рядом с ним с тарелкой в руках. — Чёрт, — Гарри чертыхнулся, разворачиваясь. — Что случилось? — спросил Луи. — Дай мне пять секунд. Гарри практически влетел на кухню, открывая холодильник. Там он, слава всем богам, нашёл свой контейнер, который он вёз из Чикаго. Подбежав к шкафу с посудой, мужчина достал оттуда блюдо, и на секунду у него в сердце кольнуло из-за того, как свободно он до сих пор может ориентироваться в кухонной утвари Томлинсонов. Разогрев морковный кекс и присыпав его сахарной пудрой, Гарри вышел в гостиную, замирая, когда увидел Луи с овощами в руках. — Ты здесь? — растерянно прошептал Стайлс. — Это морковный кекс? — в тон ему отозвался Луи. Они одновременно кивнули, смущённые приступом растерянности. Два последних свободных места, конечно, оказались рядом друг с другом, и, неловко пропустив Гарри к стулу, Луи присел рядом, поглаживая свои колени. До этого он помог Стайлсу поставить тарелку с кексом и даже придержал его за талию, когда тот потерял равновесие. Конечно, это не назовёшь идеальным, но, кажется, Томлинсон постепенно отходил от всех свалившихся на них в последнее время событий. Этот ужин даже немного не был похож на то, что произошло, когда Лиам неожиданно решил наведаться в университет. Разговоры не утихали: Эмили рассказывала о своей работе в центре для деток, Лиам не переставал восхищаться женой, даже Луи в какой-то момент подключился к дискуссии по поводу компаний сотовой связи и Интернет-обеспечения. Ещё он рассказывал о своей работе в Центре, и это звучало так, будто Луи действительно счастлив. Впившись в нижнюю губу зубами, Гарри слушал мужчину, не отрывая взгляда от взмахов его рук, поворотов головы, пальцев, мажущих в порыве доказать свою точку зрения по кончику бокала, наполненного соком. В то же время это было так странно — слушать о той части жизни Луи, в которой никогда не было Гарри, и так сильно радоваться ей. Боль, штопающая трещины на сердце, мелькала в глазах и робкой улыбке, когда Лиам сказал: «Лу, ты так долго к этому шёл», а Гарри даже не знал, что считалось началом; или, когда Зейн рассказывал, как они с Найлом, Лиамом и Эмили ездили на музыкальный фестиваль; или, когда Джоанна вспоминала о торте, который они заказывали к первому рабочему дню Луи в университете, а тот к ним так и не доехал; или, когда Луи снова мысленно возвращался на Тибет и, как заметил Лиам, к полюбившимся Томлинсону в то время штанам-алладинам. — Об этом лучше спросить у Гарри! — голос Зейна заставил Гарри наконец-то оторваться от наблюдения за Луи и повернуться в сторону друга. — О чём? — растерянно спросил Стайлс. — Морковный кекс, — ответила Лотти, помахав ему чайной ложкой с кусочком кекса. — Очень вкусный. Специальный калифорнийский рецепт? — Нет, я… — забормотал Гарри, опуская взгляд на тарелку. Он знал, что рано или поздно кто-нибудь из Томлинсонов сдастся, и вход пойдут на первый взгляд безобидные, но язвительные комментарии. — Гарри уже давно живёт в Берне, — громко сказал Луи, встречаясь взглядом с грустными и удивлёнными зелёными глазами. — Он, вообще-то… он преподаёт там в университете, — продолжал Томлинсон увереннее, и теперь смотря на остальных присутствующих. — Углублённый курс английской литературы. Там, между прочим, Эйнштейн преподавал. — И Джон ле Карре, — добавил Гарри, пытаясь подавить расползающуюся улыбку. — Ну, — пожал плечами Луи, — литература всегда была больше по твоей части. — Тебе нравилась «Маленькая барабанщица», — произнёс Стайлс завороженно-трепетным голосом. — Именно поэтому я знаю, что этот человек связан с литературой, — усмехнулся Луи. — И вообще-то это был наш секрет. — Прости, — выдохнул Гарри. — Чего же ты молчал, милый?! — воскликнула Джоанна, и Стайлс посмотрел на ней. — Вот как щёчки заалели! — рассмеялась она. — Мы очень рады за тебя. — Спасибо, — проговорил Гарри, чувствуя, как его сердце превращается в раскалённый металл. — А с кексом-то что? — улыбнулась Лотти. — На самом деле, — откашлялся мужчина, — я переживал, чтобы всё вышло. Давно не готовил его, поэтому… вот. У меня, — Гарри посмотрел на Луи, — у меня всегда плохо обстояли дела с морковью. У Луи вырвался смешок, и он смутился, сосредоточившись на еде. Гарри поджал губы, чтобы скрыть улыбку, и наколол на вилку фасоль. Хрупкая иллюзия спокойствия с треском провалилась в водоворот напряжения и неловкости, когда дети ушли в комнаты. К этому времени безобидные темы исчерпали себя. Сначала Лиам вдруг вспомнил их прошлый визит, это смутило Луи, потому что в тот раз его не было с парнями. Джоанна попыталась завести разговор о семье Гарри, но после неловких попыток того объяснить всё, не выглядя жалким в глазах других, Зейн заговорил об открытии ещё одной студии. Затем Джей переключилась на истории о детстве и юности Луи, Лиама и Эмили. — А тот раз, когда Луи приехал в свой день рождения. Когда это было? Наверное, первый курс университета, — рассмеялась женщина. — Лиам, только вспомни, какую истерику устроила Эмили... Пальцы Гарри вдруг ослабли, и он выронил вилку — сначала та звякнула о тарелку, а затем упала на пол. — Прошу прощение, — пробормотал Стайлс, наклоняясь под стол. — Мам, — предупреждающе произнёс Луи, потирая переносицу. — Чёрт, я не подумала, — спохватилась Джоанна, обеспокоенно глядя на Гарри. — Простите, я… — Не нужно, — тот покачал головой, пытаясь улыбнуться. — Правда, в этом нет ничего… такого… мне нужно позвонить, — соврал Стайлс, отодвигая стул. Джей испуганно посмотрела на сына. Все остальные уставились на деревянный стол. А Луи... Луи, как всегда, делал вид, что ничего не чувствовал. — Передай мне салат, мама, — было последнее, что Гарри услышал, прежде чем вышел на улицу. Теперь он сидел на ступенях перед домом главного мужчины в его жизни и пялился то на трещинки между плиткой, из которой выложена подъездная дорожка, то на тлеющую сигарету, стащенную из куртки Томлинсона. — Кажется, я задолжала тебе извинения, — раздалось за спиной. Гарри обернулся, заметив обнявшую себя, Эмили. Она подошла ближе, присаживаясь рядом. — За что? — спросил Гарри, поднося сигарету к губам. — Я была влюблена в твоего парня, — посмеялась Эмили. — Я никогда не обижался на тебя за это, — слова выскользнули из губ Стайлса вместе с дымом. — Врёшь. — В любом случае, недолго, — посмеялся мужчина. — Вы с Лиамом… я рад за вас. Очень. — Спасибо. Знаешь, Гарри, я сразу поняла, что ты станешь для него особенным… больше, чем кто-либо другой. Сразу поняла, что никто никогда не сможет по-настоящему забрать его у тебя. Эмили улыбнулась, притягивая Гарри в объятия. Тот оторопел, поспешно отводя руку с сигаретой, а другой прижимая девушку ближе к себе. Отстранившись, она спросила: — Гарри, ты счастлив? — Счастлив, — пожал плечами Стайлс, никотин обжёг его горло. — А если честно? — Прости, за мои порывы к сентиментальной прагматике — это у меня что-то вроде профдеформации, — усмехнулся Гарри, изящно махнув рукой, из-за чего пепел с его сигареты упал на ступени, — но разве честность существует? Я имею в виду, тебе бы хотелось, чтобы я был честным с тобой, а для этого нужно, чтобы я был честен с самим собой, со своей семьей, со всеми окружающими меня людьми. Иногда я думаю, что в конец заврался, а потом вдруг… не понимаю, вру ли я вообще? Кто определяет границы лжи и правды? — Сердце? — Хотелось бы в это верить, но кто тебе сказал, что оно никогда не лжет? Эмили растерянно разглядывала Гарри. Когда он только вышел из машины, ей показалось, что он совсем другой, что в нём больше нет и толики от того странного мальчишки в кожаной куртке, а теперь здесь, пока он сидит на ступенях с сигаретой между пальцев и прохладный ветер путается в его волосах, — он снова стал прежним. Послышался шорох, рядом с Гарри показался Шпрот в лёгком собачьем шарфике. Стайлс улыбнулся, погладив его между ушей, когда тот улёгся к нему на колени. Эмили обернулась, замечая замершего в дверном проёме Луи с пледом в руках. — Пойду я, — сказала девушка, похлопав Стайлса по плечу. Тот кивнул, оборачиваясь ей вслед, и тут же заметил Луи. — Ты чего тут? — спросил Гарри, следя за подходящим к нему мужчиной. — У тебя совсем отсутствует природный термометр, — закатил глаза Томлинсон, протягивая плед. — Накинь. — Спасибо. — Он скучал по тебе, — сказал Луи, кивая на Шпрота, пока устраивался рядом с Гарри. — Скулил несколько дней, не унимаясь. Никак не мог его успокоить. — Прости, Лучик, — чуть слышно прошептал Стайлс. Глаза уже начинало щипать. Луи улыбнулся, покачав головой. Под усталыми глазами залегли синяки. Губы обветрились. Чёлка спала на глаза. Он набрал воздух, будто хотел что-то сказать, но тут же остановил себя. Вместо этого Луи протянул руку и заправил выскочившую из косы кудряшку. — Рассказать тебе, какими глупыми были попытки забыть тебя? — прошептал он, большим пальцам вытирая слезинки на щеках Гарри. — Правда! — Луи покачал головой. — Кому-то достаточно было просто говорить с калифорнийским акцентом, и мне хотелось сломать этому человеку нос. Ты заставил меня ненавидеть целый штат, представляешь? Мне всё казалось, что если бы ты остался в Чикаго, то всё было бы по-другому. Ты бы скучал по мне. — Я скучал по тебе, — тут же вырвалось у Гарри. — Я скучал по тебе каждый чёртов день. — Тогда почему ты оставил меня, Гарри? — прошептал Луи, проводя пальцами по холодной щеке. В его голосе не было злости или отчаянья — только усталость. Будто это был тот самый вопрос, о котором он думал в те длинные ночи, когда бессонница брала верх. Будто он просто устал плохо спать, и ему наконец предоставилась возможность узнать ответ. — Почему ты отпустил меня, Лучик? — так же тихо спросил Гарри. Его горло саднило — наверное, это сотни бабочек вылезли из своих коконов и теперь царапали нежными крыльями всё внутри. У Гарри тоже была бессонница, он тоже считал воображаемые звёзды, глядя на потолок через пальцы. — Почему? Луи ничего не ответил, только положил голову на плечо Гарри. Тот поднял руку, накидывая плед на плечи мужчины, он уткнулся носом в его макушку, прикрывая глаза. — Я привёз для тебя кое-что, — сказал Стайлс. — Неужели прощальный подарок? — Не хочу, чтобы ты говорил так. — Прости. Вернувшись в дом, они застали лишь Джоанну, неловко стоявшую у расстеленного дивана. — Гарри, милый, — начала женщина, — ребята решили остаться у нас, чтобы не будить Еву. Зейн лёг с Найлом, Пейны в комнате, где должен был спать ты. Ничего страшного, если я постелю тебе здесь? Диван, правда, удобный. — Всё в порядке, не переживайте, — улыбнулся Гарри. — Спасибо. Я только заберу вещи из комнаты и тоже лягу. Втроём они поднялись на второй этаж. Джоанна, пожелав спокойной ночи и чмокнув сына в щёку, ушла к себе, а Гарри с Луи остановились у комнат. — Ты подожди здесь. Я быстро, — сказал Стайлс, заглядывая в комнату. Луи кивнул, прислоняясь спиной к стене. Вздыхая, он откинул голову, рассматривая узор на карнизе. Дверь снова приоткрылась, и в коридоре показался Гарри, прижимающий к груди крафтовый пакет. — Правда мне? — прошептал Томлинсон. — Правда тебе. — Спасибо, — улыбка тронула губы Луи, и он заглянул в пакет. — Ох… Гарри? Томлинсон прижал к груди книгу, на обложке которой размывались пылающие силуэты. Он сжал её так, что костяшки пальцев побелели. Покачав головой, Луи зажмурился. В следующее мгновение дверь в его детскую комнату захлопнулась. Дрожь прошлась по телу Гарри, дыхание спёрло. Неужели и правда всё? Неужели и правда прощальный подарок? Шаркая ногами, он побрёл в гостиную. Диван был удобным, только ноги немного мёрзли и по предплечьям, выглядывающим из-под растянутой футболки, бегали мурашки. Гарри перевернулся на бок, уставившись на часы — маленькая стрелка беспощадно приближалась к четырём. Значит, скоро будет рассвет. Заснуть никак не получалось, да и собрать чувства в мысли — тоже. Нельзя сказать, что в них был элемент неожиданности или недоступности для понимания — нет, всё было предельно ожидаемо и очень даже понятно. Только думать об этих чувствах никак не получалось. Может, от банального страха. А чего уже было бояться? Однажды Гарри любил и был любим. А теперь ни то, ни другое. Не может ведь он до сих пор любить Луи? Да и того Луи, которого он когда-то любил, практически и не существует больше. Гарри, сам того не осознавая, стал посредником Феникса. И всё равно внутри ныло. А, может, не думалось от того, что чувства были новыми? К новому Луи — родному, но далёкому. Когда он прикасался к Гарри, когда говорил сегодня за ужином или когда был с Евой, Луи казался таким знакомым, а потом вдруг становился совсем чужим — случайным прохожим, которого не хотелось потерять в толпе ничего незначащих лиц. — Всё ещё обнимаешь во сне подушку? — голос Луи заставил Гарри повернуть голову в сторону лестницы. — Угум. — Значит, ты не так уж и изменился. — Как знать. — Обычно я ночую здесь. Луи остановился у дивана, сцепив руки в замок. На нём были только домашние штаны, в свете расцветающего неба чётче выделялись татуировки — некоторые из них явно были набиты на Тибете. Была даже одна цветная — красные буквы выстроились в «Не бойся любить». — Почему ты не спишь? — сонным голосом произнёс Гарри, приподнимаясь на локтях. — А ты? — Отвечать вопросом на вопрос — плохая тактика, мистер Томлинсон, — вздохнул Стайлс, откидывая одеяло, чтобы сесть. — В моей комнате теперь жутко, — Луи пожал плечами. — Почему? — Там везде твоё лицо. Ну, знаешь, старые вещи, — он поёжился от прохлады, тянущейся по полу и обволакивающей тонкую кожу на лодыжках. — Ага, поэтому ты решил посмотреть на него вживую, — рассмеялся Гарри, прикрывая ладонью рот после «Шшш» от мужчины. — Так ты тот самый герой-подросток, который выходит на шум и спрашивает: «кто здесь?» — Очевидно, — из-за тихого смеха голос Луи чуть дрогнул. — Покажешь мне? Вовсе не жутко — просто грустно. Как и всё, что связано с ними. Фотографии не были развешаны на стенах, а лежали в коробках и на полочках, несколько на кровати — видимо, Луи уже смотрел их. Замершие улыбки и задержанное счастье в глазах осталось тупой болью в груди. Гарри хотелось бы оказаться в каком-нибудь из тех дней хотя бы на секунду. — Немного обидно, что ты назвал это жутким, — тихо сказал он, поворачиваясь к замершему со старым зелёным свитером в руках Луи. — Поцелуй меня, Гарри. — Лучик... Гарри испуганно уставился на мужчину. Он было уже подошёл к нему ближе, чтобы попросить ещё один, последний, честный разговор, но внезапно Луи вцепился в его футболку, врезаясь в его губы своими — так отчаянно и жаждуще. Первые несколько секунд Гарри так и стоял в ступоре, пытаясь поймать каждый вздох, срывающийся с мягких губ, но потом сомкнул руки на талии Томлинсона, подтягивая его ближе к своему телу, думая лишь об одном — все свои лучшие поцелуи он оставил на этих губах. Луи схватился за его плечи, оставляя смазанные касания на линии челюсти и шее, прикусывая мочку и проводя зубами по выступающим ключицам. Луи цеплялся за Гарри так, словно, если бы он отстранился хотя бы на секунду, тот снова бы оказался за океаном. Они рухнули на кровать, и Луи забрался на бёдра Стайлса, одновременно стаскивая с того футболку. Он водил приоткрытыми губами, снова исследуя тело мужчины. Непроизвольно бёдра Гарри толкнулись вверх, и Луи вдруг поднялся, выгибая спину и запрокидывая голову — рассветные лучи путались в его волосах, целовали его раскрасневшиеся щёки и затрепетавшие, словно крылья бабочки, реснички. Гарри старался сохранить в своей памяти каждую его чёрточку. Он уже забыл, каково это — терять контроль, потому что кто-то любит тебя, хочет всего тебя. Каково это, когда ты хочешь разрушить и разрушиться, а потом собраться в единое целое. Стайлс перехватил его руки, укладывая на спину, и Луи застонал. Он шептал «пожалуйста», но Гарри не мог понять, что ему нужно отдать, если каждый его вдох уже принадлежал этому мужчине. Беспорядочные поцелуи заставили Луи улыбнуться. Гарри оставлял их на каждом миллиметре его тела: на выпирающей косточке плеча, на родинке у основания шеи, на каждом ребре, вокруг пупка, вдоль резинки спортивных штанов, приспуская их. Луи снова застонал и Гарри положил голову ему на бедро, утыкаясь носом в тазобедренную косточку. Он закрыл глаза, его сердце колотилось как бешеное и дыхание больше походило на схему электрокардиографии. — Не останавливайся, — едва слышно прошептал Луи. — Чёрт... — Обычно меня зовут Гарри. Луи улыбнулся, вздёрнув бровки, и судорожно выдохнул, когда Гарри провёл языком от его пупка вверх. Медленно стягивая с Луи штаны, Стайлс оставлял поцелуи на лодыжках, пока Луи сжимал простыни. Ладони Гарри гладили его бёдра и бока, пока Луи оставлял царапины на лопатках мужчины. Пальцы Гарри раскрывали Луи, пока тот кусал его плечи, чтобы не быть слишком громким. Руки Гарри сплетались с руками Луи, пока их тела сплетались друг с другом. Луи откинулся на подушку, оттягивая волосы Стайлса, губы разомкнулись в немом стоне. Гарри вцепился зубами в его шею, пока их накрывала волна удовольствия — проникала в дыхательные пути и обволакивала разгорячённую кожу. Или это была любовь? — Я не вернусь к тебе, Гарри, — прошептал Луи, невесомо проводя кончиком указательного пальца от уголка брови до уголка губ Гарри. — Я не вернусь. Но я всё ещё помню, каково это — чувствовать твои руки. Я помню твой взгляд в нашу первую встречу. Помню, сколько ночей кудрявый мальчик не давал мне покоя, — улыбнулся он, всхлипывая. На его щёку упала слезинка и тут же побежала к губам. Эти слова не звучали, как правда. Не звучали, как то, что Луи действительно желал сказать. Они замерли в тишине восходящего солнца, как последние следы беспокойных ночей, как «я бы сказал ему это, если бы встретил однажды». Именно поэтому Луи и нужно было сказать каждое, пропечатанное на языке болью и обидой, слово, ему нужно было освободиться. — Помню, как полюбил английскую литературу. Дождь. Луну. Музыку. Окно, из которого постоянно дул холодный ветер. Помню, как ты прижимался ко мне. Помню каждый твой вздох, сливающийся в один с моим. Помню, как ты попросил больше не бояться любить. И помню, как ты заставил меня возненавидеть это чувство. Я помню боль, Гарри. Гарри тоже помнил. Он прижимал вторую ладонь Луи к своим губам и так сильно хотел, чтобы всех этих лет не было. Но они уже не могли просто исчезнуть. Все эти годы, в которые складывались месяцы, состоявшие из недель, а те — из дней, а за ними часы, минуты, секунды, в которые Гарри не мог провести и дня без поцелуев Луи, в которые Гарри ушёл, в которые Луи покорил множество вершит без него, и в которые Гарри добился многого без Луи, в которые он ёжился от холода в безжизненно-белых простынях и слепо верил, что в его объятиях кто-то появится, — они все сыпались песчинками им на головы, путались в волосах, попадали в глаза, вызывая слёзы. Теперь Гарри снова лежал на белых простынях — они были смяты и пахли потом — теперь Гарри смотрел в голубые глаза, исследуя каждое украшавшее их пятнышко, снова запоминая. Был ли Гарри тем страшным сном, из-за которого со временем под ними появились тёмные круги? Был ли он тем, кто оставил отпечаток печали и одиночества на лице этого мужчины? Луи сонно моргнул, всё ещё не сводя с Гарри взгляд. — Поспи немного, — чуть слышно прохрипел Стайлс. Ресницы Луи сомкнулись. Тихие всхлипы Гарри сплелись с тишиной. Слёзы раздирали кожу на его щеках. Совсем невесомое прикосновение заставило его открыть глаза. Луи смотрел на него мутным взглядом. — Я по-настоящему ненавижу тебя, Гарри, — прошептал он, придвигаясь ближе, и прикоснулся губами к мокрыми ресницам, сцеловывая слёзы. — Я тоже ненавижу себя, — конец фразы утонул в особенно громкой всхлипе. Луи резко притянул мужчину, сжимая в своих руках. Гарри вцепился в его плечи, практически крича. Томлинсон больше ничего не говорил, его сердце болело при каждом надрывном вопле, вырывающемся из груди мужчины. Слёзы без остановки текли по лицу Гарри и красные пятна покрыли его шею. Спутанные волосы лезли Луи в глаза и липли к влажным щекам, но он не мог отодвинуться от Гарри хотя бы на миллиметр, — никогда в жизни он не хотел быть рядом с кем-то так же сильно. К тому времени, как из коридора послышались шорох и шаги, слабость уже полностью охватила Гарри, растёкшись по его венам. Он прижимал голову к груди Томлинсона, слушая его сердцебиение, пока Луи, уткнувшись носом в макушку Гарри, пытался заставить себя жить дальше. — Скажем, что были проблемы с водой в ванной на первом этаже, и ты воспользовался моей… если спросят, — прошептал он. — Хорошо. Луи поднялся с кровати и, вручив Гарри полотенце, вышел из комнаты. На воскресенье был запланирован пикник, так что мысли больше были заняты сборами и расчётами, а не слежкой за тем, кто где проснулся. Гарри уставился на холодильник, отпивая чай маленькими глоточками. Ему нужно было поговорить с Луи. В каждой его проекции той ситуации, которая произошла утром, он слёзно просил Томлинсона дать им второй шанс, но инструктаж по поведению в общественном месте, которым закончился их последний разговор, изнеможённый после нервного срыва Гарри воспринимать просто не мог — его представления о поездке в Чикаго и так с самого начала не имели ничего общего с реальностью. Теперь он не понимал, как он смог забраться так глубоко в… в это болото, с каждым днём затягивающая его тело всё сильнее. Мысли сталкивались в его голове, словно вышедшие впервые на лёд нетерпеливые подростки, — был ли у них с Луи хотя бы крошечный шанс? Гарри давно уже понял, что будет бороться за жизнь даже крошечного ростка, но страх снова причинить Луи боль стягивал его конечности узлами. — Доброе утро, прелесть, — пропел Зейн, похлопывая Стайлса по спине. Тот закусил губу, чтобы не зашипеть из-за прикосновений ладони с исцарапанной кожей. — В котором часу выезжаем? — хмуро спросил Гарри, наливая вторую кружку чая. Внезапно появился Луи с патчами под глазами и рюкзаком на плече. — Кто-то не выспался? — с поддельным удивлением усмехнулся он, потягиваясь в дверном проёме на кухне. — Не понравился диванчик? — он приподнял брови, забирая у Гарри из-под носа чашку, и тут же снова исчез. — Спасибо, мистер Стайлс! — Что, блять, только что произошло? — практически по слогам произнёс Зейн. Гарри только пожал плечами, выходя в гостиную. Но дальше непонятно откуда взявшееся игривое настроение Луи становилось всё более сильным и ярким. Гарри понимал, что так он старается скрыть боль, зудящую между рёбер и делающую из него гиперактивного и язвительно подростка. Все дети и женщины поехали в парк на машине Эмили, так что Гарри снова застрял в крохотном пространстве со своим бывшим, слишком очевидно пытающимся скрыть свою нервозность из-за ночи, которую они провели вместе, и с тремя друзьями, которые на протяжении десяти лет продолжали общаться и ездить в гости к семье Луи без ведома Луи и ни разу не упомянули об этом до вчерашнего дня. О да, пикник — это чертовски здорово и то, что им всем было нужно. — Перестань ёрзать, Лучик, пожалуйста, — как можно более спокойно произнёс Гарри, подталкивая Луи чуть ближе к двери, но уже и его нервы начинали шалить. — Да что ты? — Томлинсон вздёрнул подбородок, не прекращая свои попытки удобно сесть. Луи потянулся вперёд, машина дёрнулась, и под громкую ругань Зейна, сидящего на своём законном переднем сидении, локоть Томлинсона попал прямо в живот Гарри. — Ауч! — воскликнул тот. — Какого чёрта? — Я не специально, — пробормотал Луи. Гарри не знал, что на него нашло, но теперь все эти дни, словно снежный ком, превратились в огромную массу, давившую на его виски, лоб и сердце. Ему было больно и страшно. У него, в конце концов, были билеты на рейс Чикаго-Берн, и ему так сильно хотелось их порвать на мелкие кусочки, что чесались кончики пальцев. Но нет, они ехали в чёртовой машине на чёртов пикник, и чёртов Луи решил поиздеваться над ним. — Ты специально. — Нет. — Да. — Нет. — Да. — Закрой свой рот, Стайлс, иначе я надеру тебе задницу. Я не шучу, — Луи наклонился к нему ближе, прыская от раздражения. — Иронично, — хмыкнул Гарри, отворачиваясь в другую сторону. — Что ты сейчас сказал? — прорычал Луи. — «Не останавливайся, Гарри! Мне так хорошо! Сильнее! Сильнее!», — высоко простонал Стайлс. — Или ты уже забыл? «Выйди и скажи, что ванна на первом этаже не работает», — перекривлял Гарри. — А ещё- — Я ни разу не сказал тебе: «сильнее!», придурок, — воскликнул Луи. — Но ты говорил «больше»! Губы Томлинсона уже приоткрылись, и он даже вытянул указательный палец, тыча им Гарри в грудь, но вдруг машина затормозила, и все они поддались вперёд. Луи снова прижал ладонь к животу Гарри, отталкивая его к спинке сидения, а Гарри схватился за предплечья Луи, не давая тому удариться носом о подлокотник. — Вы серьёзно переспали вчера, и теперь единственное на что способен ваш мозг — это детская ругань, а не серьёзный разговор? — громкий голос Найла разнёсся по всему салону. — Мы не... — начал было Гарри, но Луи перебил его. — Да. Прощальный секс. Все довольны? — раздражённо бросил он. — Спасибо, что волнуетесь, мама, папа и, — Томлинсон пристально посмотрел на Лиама, — бабушка. — Иисусе, — простонал Найл, роняя голову на руль. — Какого чёрта? — обернулся Зейн, впиваясь взглядом в Стайлса. — Мы- — снова попытался тот. — А это не твоё дело, понял? — влез Луи. — Не надо так разговаривать со мной, Луи, — Зейн поджал губы, начиная злиться. — Если твои эгоизм и гордость не позволили тебе нормально поговорить со мной — это не моя грёбанная проблема. Я всё ещё твой друг, сколько бы лет не прошло! — А кто сказал, что- — Хватит! — вскрикнул Гарри. Все уставились в его сторону. — Хватит, пожалуйста, — срывающимся голосом продолжил он. — Пожалуйста. Я — единственный из нас всех, кто проебался. У меня не хватило сил, чтобы справиться со всем, но я- — С чем, Гарри? Господи, с чем ты справлялся? Я думал, что значу для тебя хоть что-нибудь, но вместо того, чтобы поговорить со мной, ты просто съебался, ты просто ушёл! — заорал Луи. Его щёки покраснели от ярости и злости или от огня, охватившего его сердце. — Я не просто ушёл, Луи! — так же громко крикнул Гарри. — С чем я справлялся? С тем, что ты вбил себе в голову, что твоя любовь — чёртово волшебное лекарство, способное исцелить всех и каждого! Да, ты помогал мне, ты был лучшим, был единственным, кто мог это сделать, но ты... — Стайлс провёл ладонями по лицу, продолжая спокойнее: — ты забыл о том, что у тебя тоже есть чувства, малыш. Я смотрел на то, как твоя любовь ко мне затаптывала тебя, прибивала гвоздями. Я... — Ты сделал мне так чертовски больно, Гарри, — прошептал Луи сквозь слёзы. Он провёл тыльной стороной ладони по щеке, закусывая губу и отворачиваясь к стеклу. — Всё это время я не мог понять, что сделал неправильно, а оказалось, что единственная ошибка в моей жизни — это любовь к тебе. — Я так сильно хочу вернуть всё назад, — отчаянно произнёс Гарри, судорожно вздыхая — ком подбирался к горлу. — Хочу, чтобы тогда у меня хватило сил просто сесть и поговорить с тобой. Сказать о том, что мы на бешеной скорости несёмся к обрыву. Заставить тебя понять, что ты заслуживаешь жить ради себя. Что ты заслуживаешь любить себя. Мне бы хотелось знать, как любить тебя, не отбирая последние силы. Как принимать заботу и дарить её. Но мы просто молчали, любовь моя. Нам было не о чём говорить. Внутри было так пусто. И мне так чертовски жаль, что меня не было рядом с тобой всё это время, но и тогда меня тоже не было. Мы любили друг друга. Но это было единственное, что мы чувствовали, Лучик. Этого было недостаточно. Если бы я не ушёл, ты бы не стал тем, кем стал. И я тоже. Когда я увидел тебя, мне захотелось рвать на себе волосы и кричать, потому что ты изменился. Ты стал совсем другим. Но потом я понял, что несмотря на всё это, ты наконец-то стал верным себе. И я так горжусь тобой, малыш. Так чертовски горжусь. И я люблю тебя. Я знаю, что у тебя появилось десяток новых привычек и глупых мелочей, о которых я и понятия не имею. Но, если бы ты только позволил мне... Луи... я всё ещё люблю тебя. Очень-очень сильно. Вслепую потянувшись к ручке, Луи открыл дверь и вышел из машины, хлопая дверью. Вытирая ладонями заплаканное лицо, Гарри оглянулся по сторонам — на щеках Найла блестели влажные дорожки, беспорядочные вздохи вырывались из его груди; Лиам громко всхлипывал, уткнувшись лицом в ладони; только Зейн смотрел на сгорбленный силуэт снаружи. По его щеке скатилась солёная капля. Малик вышел следом. Они стояли там около пяти минут, просто смотря друг другу в глаза. А потом Гарри заметил, как Луи прошептал — «прости меня». Зейн притянул его к себе, крепко обнимая.