— Я почти жалею, что полезла в эту кроличью нору, и все же, все же...
Его везут на собрание в инвалидной коляске. Назвать это унизительным было бы огромным преуменьшением. Вегасу даже не дают переодеться: на нем по-прежнему пижамные штаны и простая белая футболка. Он не причесан и не побрит — щетина хорошо заметна даже издалека. Он выглядит дерьмово, совсем не как безупречные представители главной семьи Тирапаньякунов, и именно поэтому с ним так поступают. Это просто еще одна партию игры за власть между его дядей и его отцом, и Вегас в негодовании из-за них обоих. Особняк главной семьи представляет собой шедевр дизайна интерьера. Здесь идеально всё — даже прислуга безукоризненно одета. Не говоря уже о бесчисленных телохранителях, мимо которых его везут. Все они ухожены, облачены в костюмы, и Вегас выставлен перед ними напоказ как очередной головорез побочной семьи, будто предупреждая: «Осторожно, не подходите слишком близко, можете заразиться вшами». Если бы только ему дали больше времени, чтобы приготовиться. Вегас находится в невыгодном положении: он все еще в состоянии развалины что в физическом, что в психологическом плане. Сегодня он ничего не ел и только что закончил изнурительный сеанс терапии, от которого еще не оправился. Это плохо, очень плохо. Все пялятся на него. Вегас надевает маску «Срать я хотел на всех» и небрежно откидывается назад, словно инвалидная коляска — его личный королевский паланкин. Пусть смотрят. Он просто сделает вид, что ему все равно (пусть это и неправда, ему еще как не все равно). И да, его специально демонстрирует во всей «красе». Вегас знает этот дом, и путь, по которому они направляются в зал заседаний, намного длиннее, чем должен быть. Ублюдки! Но они наконец прибывают, и один телохранитель открывает двери, а другой вталкивает инвалидную коляску Вегаса внутрь. В центре стоит огромный черный стол, обрамленный позолотой, с дорогими кожаными креслами вокруг него. Французские окна позволяют дневному свету проникать в зал, побуждая голубые шелковые обои мерцать. Конечно, вдоль стен выстроились телохранители обоих веток семьи. И во главе огромного стола, словно пчелиная матка посреди своего улья, сидит Корн Тирапаньякун. Сторонний наблюдатель может принять его дядю за кроткого пожилого джентльмена. На его лице всегда красуется слабая мягкая улыбка, из-за чего он похож на чьего-то любимого дедушку. На нем классические брюки и белая рубашка от Армани под темно-серым кашемировым жилетом, а на руке платиновый фамильный перстень, что сияет на свету. И, конечно же, на столе стоит гребаная шахматная доска. Дядя Корн обожает вести шахматные партии, особенно со своими ближайшими родственниками, выступающими в роли шахматных фигур. Дядя не один, и Вегас подсознательно напрягается, когда его взгляд падает на человека, сидящего слева от Кхуна Корна. Он не видел своего отца много лет. Это их первая встреча с тех пор, как он съехал. Вегас думал, что был готов к их возможной встрече, но теперь понимает, что ошибался. В тот миг, когда их взгляды встречаются, Вегас снова ощущает себя десятилетним мальчишкой, и его пронизывает вспышка страха. Его отец состарился, хоть и хорошо выглядит. Он все еще носит бежевые костюмы, которые так любит, и, конечно же, шейный платок — шелковый, дорогой и очень эпатажный. Прямо как его владелец. Вегас сглатывает. Ледяной взгляд отца пронзает его, и он еще сильнее вжимается в инвалидную коляску, прежде чем успевает остановить себя. Проклятье. И как будто всего этого недостаточно, справа от Кхуна Корна сидит Кинн. Мистер Идеальность. Конечно же, он здесь. Дядя ведь должен показать, насколько его сын отличается от неудачника побочной семьи, коим является Вегас. Это жалит. Вегаса не должно это заботить, но заботит. Он инстинктивно выпускает свои шипы. С Кинном ему справиться под силу, поэтому он игнорирует двух мужчин постарше и принимается насмехаться над кузеном, который смотрит на него в ответ. — Ну что за трогательная семейная встреча отцов и их любимых сыновей. Простите за опоздание, кажется, я выбрал слишком живописный маршрут. — Следи за языком, мальчишка! — резко рычит отец в ответ на язвительное замечание и с силой бьет ладонью по столу. Вегас слегка подпрыгивает и невольно задерживает дыхание. Он ничего не может с этим поделать, кажется, это прямое возвращение к старой модели поведения. «Я уже взрослый» — пытается напомнить себе Вегас. «Сейчас все по-другому». Наверняка отец не ударит его на глазах у брата и племянника. Но все же… Вегас вздрагивает и настороженно смотрит на него. — Вегас, так приятно видеть, что тебе наконец-то стало лучше. — Дядя Корн нежно, по-отцовски улыбается ему, но взгляд его темных глаз тверд как сталь. Он может выглядеть добрым и непритязательным, но Вегас боится его, и на то есть веские причины. — Дядя Корн… — Вегас уважительно кивает в знак приветствия и старается не ерзать нервно в инвалидной коляске. Если открыто показать им свой страх, они безжалостно атакуют. — Спасибо, что так хорошо заботитесь обо мне с тех пор, как я прибыл сюда. Я очень ценю это. Дядя и отец обмениваются взглядами, от которых по спине Вегаса пробегает дрожь. Дерьмо. Чем они задумали? Что-то несомненно происходит. — Поскольку ты преодолел свою депрессию и явно готов вернуться к жизни, мы с твоим отцом решили, что сейчас самое время обсудить твои планы на будущее, Вегас. — Дядя доброжелательно улыбается ему. Ох, блядь. Вегас бросает быстрый взгляд на Кинна. Его кузен довольно хорошо умеет сохранять непроницаемое выражение лица, но Вегас уверен, что он тоже не в курсе, о чем пойдет этот разговор. Так, значит, даже Кинна не поставили в известность, интересно. Вегас выразительно смотрит на свою инвалидную коляску, прежде чем снова взглянуть на двух пожилых мужчин. — Не думаю, что готов вернуться к нормальной жизни и более чем уверен, что мой психотерапевт не согласился с тем, что я преодолел депрессию. Может, нам стоит отложить этот разговор до тех пор, пока я действительно не почувствую себя намного лучше? — Ты не в кататоническом состоянии. Да и треплешь языком так же уверенно, как я помню, поэтому не вижу причин для продолжения твоих встреч с мозгоправом, — резко упрекает его отец. — Ты Тирапаньякун, просто возьми себя в руки. Тебе не поблажку давать нужно, а занять тебя делом, иначе ты никогда не выберешься из этой каталки. Вегас не сдерживается и презрительно фыркает. — Когда это ты давал мне поблажки? Твоя версия «суровой любви» обычно заканчивается тем, что я оказываюсь в отделении неотложной помощи. — Но Вегас тут же сожалеет о своих словах, когда отец сужает глаза, бросая на него мрачный взгляд. — Если ты думаешь, что каталка не позволит мне наказать тебя, я с радостью докажу тебе обратное, — холодно напоминает отец, и Вегас не сомневается в его словах. Инвалидная коляска не остановит того, кто без проблем пинает своего тринадцатилетнего сына, уже свернувшегося на полу в позу эмбриона. — Дядя Кан… — Кинн выглядит слегка обеспокоенным тем, какой оборот принимает этот разговор, и пытается вмешаться, чтобы разрядить обстановку. Но Вегас не позволяет кузену прервать их. — Серьезно, отец? Я уже взрослый. И восстанавливаюсь после опасного для жизни огнестрельного ранения, а ты хочешь избить меня на глазах у всех? — Вегас. — Кажется, настала очередь Кхуна Корна напомнить о себе. Он произносит всего одно слово — тихо, но в то же время мощно. Вегас не в силах совладать с собой, поэтому обиженно смотрит на дядю. — Что? Сегодня не станешь отводить взгляд в другую сторону? Это что-то новенькое. Не помню, чтобы ты когда-либо вмешивался, когда он избивал меня. — И его голос теперь сочится не только обидой, но и изрядной долей горечи. Взрослые должны были защитить его, но нет, дядя всегда закрывал на это глаза. Это две разные версии «суровой любви» Тирапаньякунов, и каждая из них по-своему жестока. — Вегас, прояви уважение! — резко укоряет его Кинн, и теперь даже Чан смотрит на Вегаса, который сидит в своей инвалидной коляске, слишком слабый, чтобы даже встать. Вся эта ситуация сулит угрозу, поэтому Вегас возвращается к своей асоциальной стороне со всеми вытекающими из этого последствиями. Он ничего не может с собой поделать, от старых привычек трудно избавиться. Тот факт, что отец хранит молчание, видимо, выжидая, и что дядя продолжает улыбаться даже после его слов, чертовски пугает. Чем они задумали? — Уважение нужно заслужить… — упрямо бормочет Вегас, настороженно наблюдая за старшим поколением. Вот почему он держался подальше от этой чертовой семьи. Они всегда ожидают от него полного послушания — без вопросов и возражений, и он ненавидит это. — Чего вы хотите? Можно уже покончить с этим? Я правда устал. Кхун Корн, по-прежнему улыбаясь ему, вытаскивая что-то из кармана и кладет на стол. Это оказывается USB-флешка, и у Вегаса возникают очень плохие предчувствия по поводу того, куда это ведет. — Как я уже говорил, сегодня мы собрались здесь, чтобы обсудить твое будущее, Вегас. Теперь, когда состояние твоего здоровья улучшается, нам нужно заранее спланировать твое возвращение к работе. У тебя было достаточно времени, чтобы освоиться там, пришло время принести пользу этой семье. Блядь. Как и ожидалось. Вегас сглатывает, у него внезапно пересыхает в горле, когда он смотрит на флешку, будто перед ним заряженный пистолет. Но это гораздо худшее оружие, чем пистолет. — Если это то, о чем я думаю, со всем уважением, но я вынужден отказаться… — хрипло говорит Вегас. — Кто сказал, что ты можешь отказаться? — мягко напоминает ему дядя. — Услуга за услугу. — За какую услугу? За мое лечение после ранения? Разве это не то, что должна делать семья, не требуя ничего взамен? Или за то, что родился в этой семье? Или за что-то еще? — Вегас медленно качает головой. — Давайте просто оставим все как есть: я не стану вмешиваться в дела, хоть как-то связанные с этой семьей, а вы притворяетесь, что меня не существует. — Я же говорил тебе, что он не будет этого не делать. — Его отец не может сдержать ухмылку, откидываясь на спинку кресла и выглядя слишком довольным, что тревожит Вегаса. — Похоже, это потому, что ваша часть семьи любит цепляться за ошибочное убеждение, будто у вас действительно есть право голоса, — предостерегает своего брата дядя Корн, бросая на Вегаса суровый взгляд. — Ты Тирапаньякун, Вегас, и будешь делать именно то, что я хочу. Давай проясним кое-что: это я позволил тебе покинуть эту семью и стать полицейским, и я же позволил тебе сохранять эту работу, даже несмотря на то, что порой ты казался очень решительно настроен потерять ее из-за своих вспышек гнева. Поэтому, как только ты полностью выздоровеешь, ты вернешься в полицейский участок и будешь использовать эту флешку всякий раз, как я скажу тебе. Ясно? Вегас чувствует подступающий гнев. Несмотря на свое ослабленное состояние, он сжимает руки в кулаки и прищуривается, когда на него накатывает знакомая волна. Вегас смотрит на побледневшего Кинна, который безмолвно сидит как идеально послушный наследный принц, коим он и является. — Все еще думаешь, что ты всем управляешь, дорогой кузен? Есть что сказать по этому поводу? Хотя, нет, не нужно повторять за своим отцом. — Кинн возмущенно фыркает, но в то же время кажется странно подавленным, поскольку не произносит ни слова. Вегасу на это плевать, его внимание возвращается к дяде. — Я отказываюсь быть грязным копом. Найди кого-нибудь другого для своих грязных дел. У меня есть моральные принципы, и раз моя мать умерла, то я остался единственный таким в этой гнилой семейке. Я не идеален, но серьезно отношусь к своей работе. И я не стану участвовать ни в чем незаконном. — Ох, Вегас… — Дядя качает головой и улыбается, поднимая одну из шахматных фигур с дорогой мраморной доски и внимательно рассматривая ее. Вегас никогда не играл в шахматы, он понятия не имеет, нужно ли воспринимать эту шахматную фигуру за метафору, но, честно говоря, ему по барабану. — Вижу, тебе еще предстоит многому научиться в отношении структуры власти в этой семье. Похоже, мы слишком потакали тебе все эти годы. Небольшой совет: не сражайтесь, если не можешь победить. — Я не одна из твоих проклятых пешек, дядя Корн. — Вегас стискивает зубы. Он кипит от злости, но в это же время ему страшно. Он ничего не может сделать, он не способен просто встать и уйти отсюда. Он совсем один на вражеской территории, и сейчас обстоятельства складываются против него. Его отец по-прежнему молчит, и это тоже действует Вегасу на нервы. Молчание — очень плохой знак, когда дело касается его отца. — Нет, ты именно пешка, — снова поправляет его Корн. — Ты будешь делать так, как я велю. Или ты правда думал, что Чан подчистит твое недавнее место преступления, не задокументировав его сперва и не сохранив при этом улики? — Дядя цокает языком и медленно качает головой. — Возможно, ты и избавился от тела, но у меня более чем достаточно косвенных улик, чтобы с этого момента чрезвычайно усложнить твою жизнь. Сердце замирает. О нет, как же он облажался! Следовало не забывать ни на секунду, что его семье нельзя доверять. Затем еще одна паническая мысль мелькает в голове, прежде чем Вегас успевает ее заблокировать: «Пит! Они не должны узнать о Пите!» Он тут же снова берет себя в руки, отбрасывая эту мысль. Сейчас он не может позволить себе отвлекаться. — Надо же… Значит, теперь мы дошли до шантажа? У нас и впрямь настолько любящая семья, что это согревает душу. — Предательство оставляет горький привкус во рту. Вегас смотрит на своего кузена, но Кинн отводит взгляд. Да, он сам по себе. Сука. Вегас тяжело сглатывает. — Думаю, ты блефуешь. Если у меня возникнут проблемы с законом, это будет означать, что ты зря ждал все эти годы, пока я займу хорошую должность в участке, чтобы использовать меня в качестве пешки. Ты не станешь так рисковать. — Возможно. А возможно и нет. — Дядя пожимает плечами и вертит шахматную фигуру между пальцев. — Пожалуй, только время покажет. Так ты станешь полезной пешкой и заберешь флешку? — Я отказываюсь быть грязным копом. — Вегаса так и тянет грубо добавить, что дядя может делать с это флешкой, но он сдерживается. С трудом, но сдерживается. — Это мы еще посмотрим. — Дядя небрежно пожимает плечами и снова переключает внимание на своего брата. — Он весь твой. Кровь стынет в жилах Вегаса. Что это значит? Уж точно ничего хорошо. Особенно если принимать во внимание то, как сияет от едва сдерживаемого ликования его отец прямо сейчас. О нет, это совсем нехорошо. — Корн. Кинн. — Кхун Кан встает и уважительно кивает брату и племяннику, прежде чем сосредоточить свое внимание на Вегасе. Улыбка, которую он дарит сыну, пугает, и Вегас вздрагивает, еще глубже погружаясь в инвалидную коляску, как будто от этого человека можно спрятаться. — Пора идти, мальчик. — И, прежде чем Вегас успевает что-то понять, отец проходит мимо него к двери. Телохранитель, ответственный за коляску Вегаса, поворачивает ее, и они следуют за удаляющейся фигурой. — Кинн? — Встревоженный, он пытается повернуть верхнюю часть тела и голову вбок, чтобы мельком взглянуть на своего кузена. Вегас даже не знает, чего от него ждет. Чего угодно? Хотя бы какой-то помощи? Но в тот же миг, как Кинн открывает рот, чтобы, возможно, оспорить решение отца, Кхун Корн сужает глаза в таком недовольстве, что Кинн лишь посылает Вегасу беспомощный взгляд. И это последнее, что он видит, потому что в следующий миг его уже выталкивают из зала совещаний. Блядь. — Куда мы идем? — Вегас ненавидит, как тонок от страха его голос. Он так сильно вцепился в поручни коляски, что костяшки пальцев белеют. — Отец? Куда ты меня везешь? — Домой, сын. Я забираю тебя домой. — И шагая по особняку главной семьи, Кхун Кан начинает радостно насвистывать.~ ~ ~ ~ ~
Дорогу домой можно описать всего одним словом — неловко. С Вегасом обращаются как с вещью, а не как с человеком: его грубо вытаскивают из инвалидной коляски, а затем швыряют на заднее сидение машины. Учитывая свою слабость, Вегас приземляется на пол между сиденьями и стонет от боли. Какова судьба его коляски, ему неведомо, потому что машина отъезжает, как только отец садится в салон. Вегас находится в ступоре. Спустя несколько недель одиночества он внезапно оказывается окруженным людьми, и это утомляет сильнее, чем он ожидал. Он не ел, все тело болит после физиотерапии, а в голове полный сумбур после адского сеанса терапии. Оказывается, он не подходит своей семье, поэтому Вегас снова чувствует себя полным неудачником после этого катастрофического семейного собрания. Ему требуется несколько попыток, чтобы поднять себя на сиденье. Отец наблюдает за его потугами с мрачной ухмылкой, ни разу не предложив помощь. «Я теперь взрослый, я могу справиться с этим» — продолжает твердить себе Вегас, но обнаруживает, что инстинктивно уклоняется от отца, пытаясь сохранить как можно большую дистанцию между ними по дороге домой. Дом. Что за неудачная шутка... будто то место когда-то было для него настоящим домом. Возможно, только когда его мать была еще жива… По крайней мере, там будет Макао, утешает он себя этим фактом. Прислонив ноющую голову к прохладному оконному стеклу, Вегас закрывает глаза, чтобы сосредоточиться. Ему нужно вернуть контроль над своим дыханием: из-за страха у него снова началась гипервентиляция. Вегас так чертовски напуган, что не может выключить нежеланные чувства. Присутствие отца в машине похоже на тучу черной энергии, готовую высосать из него жизнь. Вдохнуть. Задержать дыхание. Выдохнуть. Повторить. Все будет хорошо. Там будет Макао. Все будет хорошо.~ ~ ~ ~ ~
Планы меняются. Все не будет хорошо. Когда они прибывают в особняк побочной семьи, двое головорезов отца грубо вытаскивают Вегаса из машины. Он едва держится на ногах, без их поддержки он наверняка рухнет, и разве это не будет огромным унижением? Зато вот и ответ на вопрос об инвалидной коляске: он её больше не увидит. Все будет хорошо. Там будет Макао. Все будет хорошо. Но младшего брата нигде не видно, когда его тащат в главный зал. Есть только отец, бросающий на Вегаса расчетливый взгляд, отчего тревога только возрастает. Что он задумал? — Нам с тобой нужно поговорить, сын. Но не сейчас. Ты все еще слишком дерзкий и упрямый, не думаю, что ты в подходящем расположении духа. — Кхун Кан снова ухмыляется, и Вегас вздрагивает от страха. Он не может отключить всплывшие на поверхность воспоминания — он снова ребенок, и отцовское выражение лица означает, что у него большие неприятности. — Нет, перед предстоящим разговором нам сначала нужно немного усмирить тебе. — Отец…? — У Вегаса перехватывает дыхание. — Думаю, пара дней в одиночестве пойдет тебе на пользу и позволят собраться с мыслями. — Отец кивает охранникам, поддерживающим Вегаса. — Отведите его вниз, — приказывает им. Вниз. Вниз в… Нет. Вегас кричит и борется, когда его насильно утаскивают. — Нет, отец! Не надо! Пожалуйста, не надо! — Но отец лишь жестоко посмеивается, по-видимому, наслаждаясь реакцией сына. А Вегас… Вегас почти парализован от страха, когда его тащат к лестнице. Его спускают в подвал, и всю дорогу он слабо брыкается и сопротивляется. Двери за ним открываются и закрываются, вниз вниз вниз, а затем слишком знакомый запах ударяет в нос, лишь усилия страх. Запах сырого затхлого мрака. Вегас его ненавидит. В какой-то момент ноги, должно быть, подгибаются, и теперь его полностью тащат. Поврежденные мышцы спины кричат от грубого обращения. Нетнетнет. Только не в подвал. Только не снова. Но его продолжают волочь по кажущимся бесконечными едва освещенным коридорам с мерцающими огнями. Мимо дверей, едва сдерживающих смрад смерти, таящийся за ними. Вегас чувствует запах крови в воздухе и панически стонет. Только не в подвал. Металлическая дверь открывается, издавая резкий скрип и заставляя Вегаса вздрогнуть. А в следующий миг его швыряют во тьму, и он ударяется о бетонный пол, оцарапывая ладони и колени. Вегас не успевает даже застонать от боли, как дверь снова захлопывается, и его поглощает кромешная тьма. Паническая атака начинается практически мгновенно. Она накатывает на него, точно неудержимое цунами. Горячие и холодные покалывания, пробегающие по венам, снова и снова ударяют по его бешено колотящему сердцу. Вегас не может дышать — настолько сжимается горло. Он задыхается от затхлой сырости, его душит мрак. Ему снова шесть. Он слышит, как в других камерах в непередаваемой агонии кричат люди, и, свернувшись калачиком на полу, плачет, обнимая своего плюшевого кролика. Ему снова восемь. Его мать находится по ту сторону; он слышит, как ее ногти царапают металл, когда она взволнованно зовет его, но никто не открывает дверь, чтобы выпустить его. Ему снова десять. В темноте рядом с ним есть кто-то еще, но этот человек давно перестал хныкать. Вегас больше не слышит его дыхания; единственное, что он чувствует, это медный запах крови. Ему снова двенадцать. Здесь так темно, и он уже давно ничего не пил. Его мучает жажда, но маленькому Макао вода нужна больше, поэтому Вегас делает лишь один глоток, прежде чем передать бутылку брату. Ему снова четырнадцать. Наверное, у него сломана рука. Вегас слышит шум в темноте и не смеет заснуть, потому что, если он останется неподвижен, крысы перестанут бояться и снова начнут ползать по нему и кусать. Ему снова шестнадцать. Он не сдастся. У него появляется кашель от постоянной сырости. Кто-то душераздирающе кричит где-то вдалеке. От этого у него перехватывает дыхание, и Вегас снова кашляет. Он не сдастся. В следующий миг его лицо омывается слезами. Сейчас Вегасу уже за двадцать. Он ранен, сломан, измучен. Он повзрослел, но вернулся к тому, с чего начал. Во мраке подвала все по-прежнему — стоит медно-затхлая сырость, которую он так хорошо помнит. Люди по-прежнему кричат в других камерах. А он по-прежнему плачет, свернувшись калачиком на холодном полу, как ребенок, которого снова заперли. «Какой же я гребаный неудачник» — думает Вегас. «Они должны были просто позволить мне умереть».~ ~ ~ ~ ~
К счастью, телефон все еще при Вегасе: он положил его в карман, прежде чем его повезли на встречу. Оправившись от первого приступа панической атаки, он вспоминает о том и включает. Его тут же засыпает встревоженными сообщениями от Порша. «Он запер меня в подвале» — пишет он Макао и Поршу. «Не кипишуйте, я со всем разберусь. Нужно сохранить заряд, так что я буду писать один раз в день». И Вегас держит свое слово: каждый день посылает по сообщению. А дням в заточении конца-края нет. Бутылки с водой и протеиновые батончики — это все, из чего состоит его рацион. Их бросают в камеру один раз в день, как при кормлении животных в зоопарке. И когда Вегаса наконец-то выпускают из мрака, он чувствует себя диким животным. Подвал его не сломил. То, что нас не убивает, делает нас сильнее… Оказывается, монстр проделал исключительную работу, сделав Вегас более устойчивым. Ноги его не держат, поэтому Вегаса снова тащат наверх. Первое, о чем он думает, при столкновении лицом к лицу с отцом, который развалился на кожаном кресле с сигаретой и ухмылкой, — это как же приятно было бы перерезать горло этому человеку. Вегасу удается живо представить брызги крови, неистовые звуки и то, какое безмерное удовлетворение это принесет, и это даже пугает. Все-таки это его отец. И все же.... Когда охранники отпускают его, Вегас даже не пытается подойти к стулу, он просто опускается на пол и сидит там — грязный и дрожащий от негодования. Кхун Кан глубоко вздыхает, похоже, он разочарован. Он всегда разочаровывается в Вегасе — здесь ничего нового. — Вижу, подвал не подействовал. У тебя в глазах все тот же мятежный блеск. Мне придется выбить его из тебя, да? Я надеялся избежать этого на этот раз. Вегас шипит, подобно разъяренному коту. Если отец попытается наказать его прямо сейчас, он не ручается за свою реакцию. Взор застилает красный красный красный, Вегас буквально чувствует вкус крови во рту, и его лицо, должно быть, отражает эти мрачные мысли, потому что отец делает паузу и снова оценивает его. Первоначальное самодовольство уступает место осторожности. — Зачем тебе быть таким чертовски упрямым? Знаешь ли ты, что на самом деле я остался доволен тем, как ты противостоял Корну и главной семьи? Так зачем же сейчас снова все портить? — Он скрещивает ноги и выпускает дым вверх, все еще переполненный уверенностью и высокомерием при взгляде на сидящего на полу сына. — Ты был доволен мной лишь потому, что думал, что я сдамся и буду выполнять твои приказы, — сердито напоминает ему Вегас. Он ненавидит себя из-за того, что часть его все еще жаждет отцовского одобрения. — Чего не произойдет. Вся эта семья рехнулась. Мне напомнить, что я офицер полиции? Ты не можешь просто взять и запереть меня по своему желанию. Может, я и твой сын, но я еще и полицейский! Ты действительно готов бросить вызов полиции только для того, чтобы добиться своего? — Ты в первую очередь Тирапаньякун, — с явным раздражением напоминает ему отец. — Я позволил тебе стать полицейским, потому что таким образом ты будешь полезен этой семье. Должна ж от тебя хоть раз быть польза! Только посмотри на Кинна, как хорошо он управляет бизнесом. Посмотри, как его уважает Корн и все наши люди. А затем внимательно взгляни на себя. Чего при этом достиг ты? Играешь в копа, как собаченка постоянно выполняешь чужие приказы, работаешь на износ, не получая при этом должного внимания и едва сводя концы с концами. У тебя нет друзей, и ты торчишь в клубах для извращенцев, чтобы удовлетворить свои ненормальные потребности. — Кан в отвращении фыркает. — Ты даже дал себя подстрелить. И не только это: у тебя случился полноценный нервный срыв, требующий терапии! Ты хоть представляешь, что мне приходится терпеть?! Как наши деловые партнеры сплетничают о тебе за моей спиной? Ты, сын мой, сущее разочарование. Им следовало оставить тебя истекать кровью на улице, это было бы милостью для тебя и всей этой семьи. Вегас вздрагивает. Каждое жестокое слово врезается в него, словно кулак. Раскаленный гнев сменяется отчаянием, потому что услышанное лишь вторит его собственным мыслям о себе. Он действительно гребаный неудачник. Из него даже полицейский паршивый. Ведь какой хороший полицейский влюбится в ебучего серийного убийцу, даже не заметив этого? Он ужасный сын, потому что ненавидит своего отца и не смог спасти свою мать. Он ужасный брат, потому что ушел из этой семьи, хотя должен был остаться ради Макао. И он ужасный человек, поскольку не может тотчас отключить свои чувства к убийце-психопату. Отец всегда умел ранить его не только руками, но и словами. — Поскольку ты не хочешь быть полезным семье, не будь хотя бы обузой. Я отправлю тебя в убежище, и ты будешь оставаться там, невидимый и не доставляющий никаких хлопот, пока я не приму решение о твоем будущем, Вегас, — тихо сообщает ему отец. — Не смей даже думать о том, чтобы уйти без моего разрешения, или я самолично позабочусь, чтобы ты снова оказался в больничной койке. — Ты не можешь запереть меня, я офицер полиции… — слабо возражает Вегас, но чувствует себя слишком обескураженным для какого-либо реального сопротивления. — Ну что за жалкая пародия отговорки как для полицейского. — Кхун Кан лишь презрительно смотрит на него. — Ты ходячая развалина и не в том состоянии, чтобы спорить со мной. У тебя нет права голоса в этом вопросе, так что просто заткнись. И Вегас затыкается. Как и всегда. Горло сжимается, и любые дальнейшие слова застревают, оставаясь навсегда невысказанными. Отец сидит в своем кожаном кресле, как на троне, фамильное кольцо сияет золотом на его пальце. Не хватает только блядской короны. «Я тебя ненавижу» — с жаром думает Вегас, когда отец начинает обсуждать с сотрудниками его перевозку в убежище. «Ты отвратительный отец и презренный человек. Я тебя ненавижу».~ ~ ~ ~ ~
Убежище впечатляет, а здешний пейзаж захватывает дух. Это придает фразе «золотая клетка» новый смысл. И Вегас — птица внутри этой клетки, канарейка со сломанными крыльями, в значительной степени отрезанная от мира за пределами роскошной тюрьмы. Ведь это и есть тюрьма. Повсюду стоит охрана, чтобы якобы «защищать» его. Через несколько дней, когда все видят, насколько он еще слаб, в дом нанимают экономку, которая также работает физиотерапевтом. Вегас также получает костыли. Все более чем расстроены происходящим. Макао в ярости, ему не разрешают навещать Вегаса, и он впервые открыто восстает против отца, что заканчивается для него разбитой губой и синяками. Вегас поддерживает с ним связь по телефону и обеспокоен, когда видит увечья брата по Фейстайму. Ему удается заставить Макао пообещать больше не выступать против отца, хоть это и оказывается сложно. Вегас обнаруживает, что у его младшего брата также есть скрытые проблемы с гневом. Порш тоже рвет и мечет. По-видимому, он крупно поссорился с Кинном, потому что обвинил своего парня в том, что тот не помешал Кхуну Корну передать Вегаса в руки его отцу. Поршу также не разрешено навещать Вегаса, и это совсем не устраивает его вспыльчивого друга. У Вегаса отнимает много времени и сил помешать Поршу организовать спасательную операцию, которая только обострила бы отношения между главной и побочной семьями. Порш неистовствует и ругается, и Вегасу становится даже немного жаль Кинна, который испытывает на себе все его недовольство. Расстроены все, кроме Вегаса. Он же не чувствует ничего. Он проводит свои дни на террасе под солнцем, отдыхая между сеансами физиотерапии. Он также много спит. Принимает свои лекарства. И просто пытается дать себе передышку от пиздеца, которым является его жизнь, чтобы поправиться. Отец закономерно навещает его каждую неделю, по-видимому, с единственной целью: заставить Вегаса ощущать себя ничтожеством. На него обрушивается поток словесных оскорблений, злобных обидных слов, от которых Вегасу трудно защититься и держать оборону. Несмотря на то, что он твердит себе, что уже взрослый, Вегас терпит крах под этим натиском. Каждый гребаный раз. Когда он в конце концов огрызается и кричит на отца, его бьют тыльной стороной ладони так сильно, что звон в ушах не проходит до конца дня. Да, все как в старые добрые времена. Время идет, неделя за неделей за неделей заточения. Физическое здоровье Вегаса постепенно улучшается, к нему возвращаются силы, он снова может ходить без костылей. Он начинает тренироваться и бегать по безукоризненно ухоженной территории, всегда под бдительным присмотром охраны. Он часто садится у воды и рыбачит. Здесь у Вегаса полно времени для себя. Единственный человек, с которым он общается, это экономка, и, очевидно, ей приказали держаться на расстоянии. С кошмарами все тоже стало немного лучше. Время от времени Вегасу удается нормально поспать несколько ночей подряд, и его не преследует Тэм или монстр и его жертвы. С кошмарами ему под силу справится. Но появляются другим сны, которые напрочь выбивают его из колеи. Сны о теплых губах на его коже, ощущении шелковистых волос между его пальцами, воспоминаниях об опьяняющем аромате, кончиках пальцев, скользящих по разгоряченной коже, прикосновениях, вызывающих легкие электрические разряды по всему телу и разжигающие жгучее желание, которое невозможно утолить. «Вегас» — стонет в этих снах монстр, затаив дыхание, и именно это будит его каждый раз. Его собственное имя на губах Пита, и то, как его тело мучительно жаждет большего, требуя дозы. Это медленно сводит Вегаса с ума. «Уж лучше кошмары» — думает он. «Что угодно, только не это». Он чувствует себя наркоманом, переживающим ломку, и это невыносимо. Недостающий кусочек пазла, оказавшийся неправильным, был извлечен, и теперь его предательское тело настаивает на том, что потеряло нечто важное. Вегас жаждет забыть о тоске по этой близости. Он может остановить себя от активных мыслей о монстре, но его тело помнит, ох, оно помнит каждую мелочь и изнывает от тоски. Чтобы побороть своих демонов, Вегас начинает все записывать, как и рекомендовала его психотерапевт. Страница за страницей обвинений, сердечной боли и гнева. «Я тебя ненавижу. Я тебя ненавижу. Я тебя ненавижу». Он все записывает, затем сжигает и говорит себе, что теперь ему полегчает. Ему и впрямь становится лучше, ровно до того момента, как монстр снова не выкрикивает его имя во сне, и весь цикл начинается заново. Один месяц. Два месяца. Чем больше улучшается физическое состояние Вегаса, тем более нестабильными становятся еженедельные встречи с отцом. Вегас все больше настаивает на своей свободе и независимости, что, в свою очередь, приводит к более жестоким вспышкам со стороны Кхуна Кана. Синяки и кровь из носа становятся еженедельным явлением. Вегас осознает, что это очень токсичная динамика, но чувствует бессилие и не может положить этому конец. Он не в том положении, чтобы избегать этих еженедельных визитов. И также не в том положении, чтобы просто уйти. Как и дать волю своим агрессивным позывам, ведь, в конце концов, это его отец. Их ссоры становятся все более абсурдными, о флешке давно уже не вспоминают. — Говорю в последний раз: я не буду просматривать анкеты этих женщин. Мне без разницы, что они дочери наших деловых партнеров. Кажется, ты плохо уяснил, но я гей, а не бисексуал. — Вегас разочарованно фыркает, прижимая к носу салфетку, чтобы кровь не капала на дорогой деревянный пол, и бросает на своего сердитого отца столь же сердитый взгляд. — Ну, это твои проблемы. Ты старший сын, и этой семье нужен наследник, чтобы обеспечить наше будущее. Исполняй уже свой чертов долг, Вегас. Если у нас появится наследник до того, как это случится с Кинном, это значительно улучшит наше положение. — Отец смотрит прямо на него. — Как по мне, вряд ли у Кинна в ближайшее время появятся дети, — с сарказмом отмечает Вегас. — Кинн такой же гей, как и я, и я сомневаюсь, что Порш забеременеет, только если медицина за последние несколько лет не продвинулась намного дальше, чем мне известно. За этот язвительный ответ он получает ему еще одну сильную пощечину. — Следи за языком! Так или иначе, ты принесешь пользу этой семье! Если ты отказываешься выбирать, я сам выберу себе подходящую невестку! — Кхун Кан поправляет свой шелковый шейный платок, проверяя, не запятнало ли его носовое кровотечение Вегаса. На щеке, скорее всего, снова образуется синяк, кожа горит. Вегас недоверчиво смотрит на отца. — Ты не можешь женить меня против моей воли! Мы больше не в средневековье живем. Ты что, серьезно?! ...Удар… Ну вот опять.~ ~ ~ ~ ~
— Вам правда нужно быть осторожнее, Кхун Вегас, — советует однажды его экономка, заклеивая ему трещину на губе, из которой все еще сочится кровь. — Зачем так сильно провоцировать Кхуна Кана? Вы никогда не сможете уйти отсюда, если не пойдете на компромисс… — Так дай мне ключи от машины, и я уеду, — раздраженно бормочет Вегас. Он считает, что необоснованно ожидать компромисса от него, когда это отец ведет себя как осел. Скоро будет уже три месяца с тех пор, как его заперли в убежище! Три месяца! Это уже перебор. Конечно, это лучше, чем подвал, но все же три месяца! У Вегаса заканчивается терпение. Считается ли это признаком того, что он до конца поправился и готов вернуться во внешний мир? Возможно. Сейчас его тело функционирует нормально. Единственным физическим свидетельством травматического события, через которое он прошел, являются уродливые шрамы на груди и спине. Что насчет его ментального здоровья? Здесь тоже все в порядке, твердит себе Вегас. Конечно, эмоциональные шрамы куда глубже, чем шрамы на спине. И да, нутро пронзает постоянная тупая боль, но Вегас превратился в эксперта по ее игнорированию. Нет никакой боли, и точка. Двигаемся дальше. Вегас использовал эти прошедшие месяцы, чтобы собрать кусочки себя и кропотливо склеить их обратно. Поскольку он разлетелся на множество осколков, это медленный процесс. Иногда он поражается своей способности притворяться. Никто, кажется, не замечает, что этот новый Вегас едва держится. Что-то должно случиться — он это знает. Рано или поздно появится трещина. И, может быть, поэтому Вегас до сих пор в убежище. Запугивание и избиение отцом — отличное отвлечение от его реальных жизненных проблем. Это довольно жестокий способ отсрочить необходимость принятия трудных решений в ближайшем будущем, но пока он отлично работает. С физическим насилием Вегас умеет справляться. И, естественно, экономка не дает ему ключей от машины. Все до смерти боятся его отца, никто не осмеливается бросить ему вызов. Даже сам Вегас — пока нет. Но, возможно, вскоре…~ ~ ~ ~ ~
— Когда ты дашь отпор? — допытывается Порш во время их очередного созвона в Зуме. Он с явным раздражением рассматривает свежие синяки Вегаса. — Это правда нужно прекратить. Почему ты позволяешь ему делать это с собой? Скажи лишь слово, и я вытащу тебя оттуда, обещаю. Вегас только пожимает плечами. — Остынь. Выглядит хуже, чем есть на самом деле. И ты знаешь, что не можешь вмешаться, это семейное дело. Если ты что-то предпримешь, это может перерасти в полномасштабную войну между главной и побочной семьями, и мы не можем так рисковать. — Как же я это ненавижу! — с жаром рычит Порш. — Сука, я ненавижу всю эту мафиозную семейку! — Не срывайся на Кинне, — предупреждает его Вегас. — Я не хочу, чтобы из-за меня ты упустил собственное счастье. Поверь мне, я справлюсь и выберусь отсюда. — И когда видит скептический взгляд друга, то добавляет: — Скоро. Обещаю. Порш фыркает, очевидно не веря ни единому его слову. Они меняют тему, но у Вегаса такое чувство, что что-то не так. Какое-то время они не говорят ни о чем конкретном. В разговоре наступает затишье, и Порш выглядит нервным, будто не уверен, стоит ли говорить или нет. В чем же дело? И тут он, похоже, наконец решается. — Вегас… — осторожно начинает друг. — Знаю, это не мое дело, и ты сказал, что не хочешь об этом говорить, но ты уверен, что между тобой и Питом все кончено? Мурашки пробегают по позвоночнику Вегаса. Почему Порш поднял эту тему? И нужно ему было, черт возьми, напомнить о монстре? Блядь! — Почему ты вдруг упомянул его? — осторожно спрашивает он, сжимая руки в кулаки. — Просто мы с Кинном недавно ходили в «Хам Бар», и я увидел там Пита. — Порш на мгновение колеблется. — Я не знаю, что пошло не так между вами двумя, но могу сказать тебе, что он не выглядел так, будто у него все хорошо. Он довольно много пил, и Йок упомянула, что в последнее время он часто там зависает. — Порш снова колеблется, и желудок Вегаса сжимается. Нетнетнет. Он не хочет думать о монстре. Он в порядке, в полном порядке, он двигается дальше. Между ними все кончено. Его совершенно не интересует, чем монстр занимается. До тех пор, пока Арм не сообщит о новых телах, Вегас может делать вид, что все это был дурной сон и что ничего не произошло. Вегас тяжело сглатывает, силясь выглядеть равнодушным. Хам Бар. Пьяный Пит разваливается в кожаном кресле, верша суд, в то время как люди вокруг него жадно смотрят на него. Вегас снова сглатывает. — Вот как? Впрочем, это не мое дело, он может делать все, что пожелает. Мы расстались. Но Порш не выглядит убежденным и делает все возможное, чтобы добиться от Вегаса реакции. — Ясно. Тогда, полагаю, хорошо, что ты двигаешься дальше и тебе все равно, что он флиртует с другими. …Флиртует с другими… Вегасу все равно, ему действительно все равно. Они говорят о настоящем монстре. О психопате. Об убийце. Но то, как Вегас машинально задерживает дыхание, услышав это, за чем следует бурная волна противоречивых эмоций, является отчетливым показателем, что его это все же очень волнует. Проклятье. — Да, так я и думал… — Порш тихо вздыхает, наблюдая за реакцией Вегаса на эту пикантную новость. — Слушай, Пит выглядел ужасно. Он однозначно тяжело переживает ваш разрыв. И ты, очевидно, тоже. Возможно, тебе стоит дать ему шанс и поговорить. «Поговорить? Еще чего! Он выстрелил в меня!»Но, конечно, Вегас не может сказать об этом Поршу. Он прищуривается. — Ты говорил с ним? Это он попросил сказать мне об этом? — Это было бы в духе Пита: манипулировать и использовать его друга для выполнения своих приказов. — Позволь сказать тебе кое-что, Порш. Держись от Пита подальше. Не разговаривай с ним. Даже не смотри на него. Знаю, ты хочешь помочь, но так ты делаешь только хуже. И если Пит узнает, что ты поддерживаешь со мной регулярный контакт, когда я разорвал с ним всякую связь, он реально убьет тебя. И я не шучу. Он безумно ревнив. Так что держитесь от него подальше — чем дальше, тем лучше. — Мне кажется, ты сейчас слегка перебарщиваешь. — Порш выглядит немного ошарашенным тем, с каким пылом Вегас произносит всю эту речь. — Я не разговаривал с ним. Лишь увидел его и решил, что вы двое заслуживаете еще одного шанса, потому что я помню твое состояние, когда в него стреляли. Вегас весь напрягается. Он не хочет вспоминать, он не должен вспоминать, потому что воспоминания растворят клей, и тогда он снова распадется на тысячи кусочков. Ему не нравится то, как он себя ощущает. — Порш… предупреждаю тебя, — тихо рычит он. — Держись от Пита подальше и никогда больше не упоминай его при мне. Не лезь в мои дела. Я совершенно серьезно насчет этого. В крайнем случае я позвоню Кинну и скажу ему, чтобы он убедился, что ты не приближаешься к Питу. Порш определенно возмущен услышанным. — Вегас! Зачем тебе втягивать в это Кинна, это уже слишком! — Поверь мне, это для твоего же блага. — Потому что Вегас не сомневается, что Пит… нет, монстр… убьет Порша, если тот попытается вмешаться в этот дурдом. Хотя бы для того, чтобы получить реакцию Вегаса, чтобы заставить его снова взаимодействовать с ним. Этого никак нельзя допустить, нужно защитить Порша. Он не потеряет еще одного друга из-за монстра. — Мне нужно идти, поговорим позже. — И он отключается, несмотря на то что Порш сердито кричит на него. Это плохо. Вегас дезориентирован услышанным, он словно попал в засаду. И снова монстру удалось вмешаться и нарушить его равновесие. Что еще хуже: теперь Порш тоже может подвергнуть себя риску. Вегаса трясет от ужаса. Этого не должно произойти. Ему нужно взять себя в руки и разобраться с этим бардаком. Нельзя и дальше позволять себе убегать от него. Пиздец. Поэтому Вегас отправляется на пробежку и бежит до тех пор, пока с него не сходит семь потов. Затем быстро принимает прохладный душ и перекусывает перед спуском к реке. Болтая ногами в воде, он смотрит на стрекоз, играющих над поверхностью спокойной водной глади. И впервые за несколько месяцев он отбрасывает в сторону свои чувства, всю эту чертову неразбериху и просто смотрит на факты. Он полицейский и любит свою работу. Он также вполне хорош в том, чем занимается, пока не поддается гневу. Вегас оборвал связи со своей мафиозной семьей, потому что их темные делишки противоречат его моральным принципам. И единственная причина, по которой он сейчас застрял в этой золотой клетке, — его отказ превращаться ради семьи в грязного копа. Вегас — полицейский, и он хочет оставаться хорошим полицейским. Так что же должен сделать хороший полицейский, имея дело с серийным убийцей? Он совершенно точно не должен влюбляться в психопата. И это ошибка, которую Вегас допустил как частное лицо. Но Вегас-полицейский тоже напортачил. Он собственными глазами видел, как псих убил Тавана, и не только никому об этом не сказал, но даже очистил место преступления и избавился от тела и всех улик. Его подстрелили, и он никому не сказал, кто это сделал, он даже прямо солгал своим коллегам, когда те пришли его допрашивать. И он также никому не сказал, что знает, кем является их серийный убийца. Вегас провалился по всем фронтам. Отец прав: он — олицетворение паршивых отговорок, а не полицейский. «Смогу ли я жить с этим?» — спрашивает он себя, наблюдая, как мерцающие стрекозы гоняются друг за другом над водой. Если быть абсолютно честным с самим собой, ответ — «Нет». Это идет вразрез с его врожденным чувством правильного и неправильного. Вегас-полицейский не может смотреть в другую сторону. Дело не только в его чувствах, речь идет о жизнях других людей. Были убиты люди, и, скорее всего, их продолжат убивать, если Вегас не положит этому конец. Внутри словно щелкнул выключатель. Его наполняет большое спокойствие. Хорошо, тогда… У него четыре мертвеца с безукоризненно чистыми местами преступлений и никаких вещественных доказательств, указывающих на человека, что называет себя Питом. Скорее всего, монстр выйдет на свободу из-за отсутствия улик, если Вегас попытается предъявить ему обвинение в этих убийствах. Однако есть еще одно убийство — Таван. И свидетель — он сам. Тело пропало, но, по словам дяди, некие вещественные доказательства все еще сохранились. Думай, Вегас, думай. Вегас словно раскалывается пополам, и теперь управление над всем берет полицейский, и морального конфликта больше нет. Это не будет легко. Им нужно снова заполучить вещественные доказательство. «Им» — потому что не удастся сделать этого без помощи Макао, Порша и, по всей видимости, Кинна. И чтобы все получилось надежно на 100%, им также понадобится свежее тело. Отрешенный от эмоций, Вегас анализирует возможности и предстоящие логистические проблемы. Вода холодит его лодыжки, птицы поют, насекомые жужжат. Здесь так красиво, так спокойно, но, кажется, пришло время Вегасу вырваться из клетки.~ ~ ~ ~ ~
Порш и Макао теряют дар речи. — Вегас, ты рехнулся? — спрашивает Макао во время их совместной конференции в Зуме. — О чем, черт возьми, ты вообще думаешь?! Это безумие! Порш лишь ошарашено смотрит на Вегаса. — Ты же шутишь, да? Это должно быть шуткой. Это не ты. Вегас, которого я знаю, не сделал бы ничего подобного. — Видимо, ты знаешь меня не так уж и хорошо, — сухо отвечает Вегас. — Уверяю тебя, это не шутка. — Вегас… — Макао качает головой. — Я знаю, что расставаться с кем-то — отстойно, но, по-моему, ты заходишь слишком далеко. Мы же говорим о Пите. Твоем бывшем парне. Человеке, в которого не так давно ты был отчаянно влюблен. А теперь ты хочешь подставить его и обвинить в убийстве?! Вегас рассказал им, что случилось с Таваном, но им трудно принять его план. — Технически я не подставляю его, — пытается объяснить Вегас. — Он ведь на самом деле кого-то убил. Я видел это собственными глазами, только никому об этом не рассказал. Остальное нужно лишь для того, чтобы его действительно осудили. И его брат, и его лучший друг энергично трясут головами. — Ты не можешь так поступить. — А затем Порш с тревогой добавляет: — Я знаю, ты очень пожалеешь об этом. Забудь об этом плане. — Черта с два я забуду. — Нет, Вегас решительно настроен на то, чтобы довести дело до конца. — Я полицейский, а он кого-то убил. Сначала я его прикрыл, но теперь все исправлю. — Он не расскажет им о том, что Пит — серийный убийца, он просто не может заставить себя признать, каким идиотом был, не замечая знаков. — Но это же Пит… — снова пытается Макао. — Пожалуйста, хватит. Никто из вас не знаком с Питом близко. Я думал, что знаю его, но ошибся. Поверьте мне, это правильный поступок. Он кого-то убил, я очень сильно накосячил, и теперь должен это как-то исправить. Прежде чем чувство вины сведет меня с ума. — Вегас вздыхает, но затем добавляет с оттенком стали в голосе. — Это действительно единственный способ положить этому конец. — Поэтому ты расстался с ним? — хочет знать Порш. Вегас кивает, потому что в некотором смысле это правда. Нельзя встречаться с убийцей, поэтому им пришлось расстаться. Тем более, что убийца пытался убить и его. И ему это почти удалось. — Да. Я полицейский. Он же кого-то убил. Мы не совместимы. Так вы поможете мне или мне придется все делать самому? — Я думаю, ты совершаешь огромную ошибку, Вегас. — Его лучший друг хмурится, а Вегас за пределами экрана сжимает руки в кулаки. Он не хочет спорить с ними. Раз уж ему необходима их помощь, нужно сдерживать свой гнев. — Возможно. Но это мое решение, и я разберусь с возможными последствиями. Итак, спрашиваю вас двоих опять: вы поможете мне все исправить? Пожалуйста? — умоляюще смотрит на них Вегас. — Я твой брат, конечно, я помогу тебе. Но просто к сведению: я все еще думаю, что это плохая идея. — Макао глубоко вздыхает и пожимает плечами. — Можешь рассчитывать на меня. Порш продолжает хмуриться, но тоже неохотно кивает. — И на меня. Я не позволю тебе сделать это в одиночку. Вегас выдыхает, он даже не заметил, что задержал дыхание. — Спасибо. Серьезно, большое спасибо. — Он с облегчением улыбается и изо всех сил старается не обращать внимания на обеспокоенность этих двоих. — Итак, вот что я думаю нужно сделать в первую очередь… И когда Вегас излагает свой план, крошечная часть его, скрытая глубоко внутри, тихо плачет. «Это к лучшему» — твердит он себе. Нельзя позволить убийце свободно разгуливать по городу. Это к лучшему. Он поступает правильно. Все наконец-то будет хорошо.~ ~ ~ ~ ~
Чтобы хорошо все спланировать, необходимо время. Чем сложнее план, тем больше требуется времени, а этот план очень сложен. Нельзя допустить, чтобы что-то пошло не так. У Вегаса есть четкая цель, и он проводит дни, планируя и координируя каждую деталь. Он бросается в это дело, как утопающий цепляется за веревку. Пока Вегас занят, у него нет времени остановиться и подумать, действительно ли он поступает правильно. «Это к лучшему» — повторяет он в моменты сомнений. Он полицейский, а Пит — убийца. Это к лучшему. Теперь, когда решение принято, он просто хочет покончить с этим. Как можно скорее пересечь финишную черту, убрать это препятствие из своей жизни раз и навсегда. Это к лучшему. Поэтому Вегас запирает и игнорирует боль, которую причиняет его решение. Время двигаться дальше. Порш отвечает за получение вещественных доказательств, которые Безупречный Чан собрал и хранит в безопасном месте, чтобы ими можно было шантажировать Вегаса. Вегас, Макао и Порш постоянно обсуждают, как забрать эти улики, но ни один из них не предлагает хорошего решения. Они сводят друг друга с ума и регулярно теряют самообладание. Вся подготовка настолько отвлекает, что у Вегаса даже нет больше времени по-настоящему расстраиваться из-за еженедельных «мотивационных» визитов отца. Он просто смиряется и принимает оскорбления, брошенные в него, уже обдумывая следующие препятствия в их плане. В конце концов, к большому удивлению Вегаса и Макао, Поршу удаётся добыть улики убийства Тавана. Когда Макао спрашивает, как ему это удалось, Порш заикается и запинается, а затем признается, что уговорил Кинна помочь ему. А когда Вегас интересуется, каким образом он убедил присоединиться к этому безумию его кузена, он безбожно краснеет. Вегас мудро решает больше не расспрашивать об этом. Макао, мелкий сопляк, оказывается не таким уж невинным, каким его всегда считал Вегас. На самом деле, он обнаруживает, что слегка встревожен поразительным количеством преступной энергии в своем младшем брате. С преогромной радостью Макао находит головорезов, которые выполняют его приказы. Им нужно добыть улики, чтобы распространить их на инсценированном месте происшествия. Если быть точным, им нужны волосы и кровь Пита. Вот где все накаляется и выходит на новый рискованный уровень. Это должно выглядеть обычным ограблением, и Вегас настойчиво подчеркивает, что это групповое задание. Он чертовски уверен, что, если послать лишь одного человека, этому парню не жить. Три или четыре человека должны увеличить шансы на то, что они выйдут из этого живыми. Порш и Макао все еще считают, что Пит, в сущности, безобиден и что он случайно убил Тавана, но Вегас видел хищника в действии и знает лучше. Он плохо спит в ночь запланированного ограбления. В конце концов Вегас оказывается в душе, сидя на кафельном полу, и прохладная вода льется на него, пока он раскачивается взад-вперед. Здесь, глубокой ночью, он позволяет себе отпустить контроль и притвориться, что слезы, текущие по лицу, просто вода из душа. Эмоциональный конфликт внутри него съедает его заживо. С одной стороны, Вегас жаждет физически навредить монстру так же сильно, как пострадал сам, но, с другой стороны, одна только мысль о том, что Пит получит хоть малейшую травму, вызывает у него тошноту. «Это к лучшему» — говорит он себе, кусая нижнюю губу, чтобы та не дрожала. Через несколько часов Макао отчитывается, что все прошло хорошо, и Вегас снова может дышать. Головорезы все еще живы, как и монстр — Пита лишь немного избили. Были взяты образцы крови, кожи и волос. Порш направляется в его квартиру. Так как Пит практически жил у Вегаса какое-то время, там осталось много его личных вещей. Зубная щетка, расческа, одежда. Практически все осталось нетронутым после ранения Вегаса. Он провел им ускоренный курс по сбору улик, чтобы они не напортачили и не загрязнили образцы. Тем временем Вегас звонит в участок и сообщает, что скоро вернется. Порш и Макао беспокоятся о том, как вытащить его из убежища, но сам Вегас абсолютно спокоен. Дело в том, что он может уйти в любое время. Если он приложит к этому все усилия, кто его удержит? Его охрана? Мечтать не вредно. Отцу придется усвоить это на собственном горьком опыте, как и его сторожевым псам. Но не сейчас. Наличие тела — следующая проблема, которую и Порш, и Макао считают совершенно излишней, но Вегас настаивает, что так надо. Нужно убедиться, что монстр пойман с поличным. Что ж, им нужно подделать это, и подделать хорошо, поскольку Вегас отказывается убивать кого-то специально. Они рассматривают возможность кражи тела, но это оказывается куда сложнее, чем они ожидали. В конечном итоге Макао находит идеальное решение: они возьмут одно из свежих тел из подвала. Вегас делает мысленную пометку поболтать со своим братом, когда все это закончится. Тот проделывает все это с чрезмерно большим энтузиазмом. Вегас считает, что Макао должен быть более взволнован школой и потенциальными любовными интересами, а не азартно потирать руки, планируя, как вынести свежее тело из дома, чтобы этого не заметил их отец. Медленно в течение нескольких недель все части плана собираются в общую картину. Идет третий месяц заточения Вегаса, и птица настолько окрепла, что даже золотые прутья клетки больше не способны ее удерживать. Берегитесь, эта хищная птица вот-вот расправит крылья и взлетит. Провал… повсюду рябь.Я огонь, горящий отчаянно, но ты контролируешь меня. Отпусти меня Отпусти меня »
~ ~ ~ ~ ~
Шоу начинается. Выбраться из убежища оказывается так же просто, как Вегас и рассчитывал. За месяцы его пребывания здесь охрана слишком расслабилась. Они были свидетелями того, как Кхун Кан неоднократно избивает своего сына, а Вегас даже ни разу не поднял руку в целях самообороны. Он также никогда не пытался сбежать. Поэтому они полностью застигнуты врасплох, когда Вегас нокаутирует одного из них, чтобы заполучить заряженный пистолет. А с оружием Вегаса уже не остановить. Он напоминает им, что он офицер полиции и что у них большие проблемы из-за того, что они держат его в плену. И что они вообще собираются его остановить? Они не смеют причинить ему вред, в конце концов, он драгоценный Тирапаньякун. Вегас без колебаний стреляет в них… ну, естественно, он не планирует никого убивать, но им об этом знать необязательно. Он просто стреляет одному из них в ногу, чтобы показать, насколько серьезно он настроен выбраться отсюда. И после этого они приходят к соглашению: он изымает у них оружие, ключи и телефоны и запирает их в одной из комнат, а затем на одной из их машин возвращается в город. Поездка выдается долгой. Через какое-то время он останавливается, делая перерыв, и звонит Поршу, чтобы сообщить, что он уже в пути. Солнце зашло, и небо окрашивает кроваво-красный закат. Прямо как кровоточащее сердце Вегаса. Это к лучшему. После телефонного разговора с Поршем он с тяжелым сердцем начинает писать монстру. «Я вернулся. Давай встретимся. Думаю, мы должны поговорить. В.» Вегас припарковался на обочине, и время от времени мимо него проезжают другие машины. Он сидит в салоне с опущенным окном, и вечерний ветерок ерошит волосы, пока он ждет с закрытыми глазами. Через некоторое время телефон издает звук. «Долго же тебя пришлось ждать. Да, давай поговорим. Уверен, у тебя много вопросов». Затем через мгновение приходит второе сообщение. «Я скучал по тебе». Вегас сглатывает при этих словах и делает долгий судорожный вдох. Его рана болит… нет, это его сердце. Они оба ужасно болят. «Это к лучшему» — еще раз строго повторяет он себе и дрожащими пальцами печатает ответ. «Ты занят или у тебя есть время сегодня вечером?» Ответ приходит немедленно. «Я свободен. Ты дома? Я могу вскоре приехать». Дом. Боль в груди усиливается. Вегас не знает, сможет ли он продолжать жить в своей квартире, когда она полна горько-сладких воспоминаний. Ему придется двигаться дальше, другого пути нет. «Даже не думай об этом. Ты стрелял в меня, ты не попадешь в мою квартиру в ближайшем будущем. Я предпочитаю более нейтральную территорию для нашей первой встречи, уверен, ты понимаешь. Я напишу тебе адрес, когда решу где, хорошо?» И ответ снова приходит мгновенно. «Хорошо. Я правда сожалею, Вегас. Я могу ползать у твоих ног, если тебе от этого станет легче. Знаю, ты, должно быть, очень зол, но все равно спасибо, что связался со мной». Слова, как кинжалы, пронзают сердце. Вегас кусает губу, пытаясь не терять самообладание. Так ему и надо, ведь он сам позволил себе эмоционально привязаться к неподходящему человеку. Если игнорировать боль, она снова уйдет. Как только они закончат, она должна прекратится. Может быть, это окажется завершением, о котором говорила его психотерапевт. Не желая отвечать на последнее сообщение, Вегас взамен звонит Поршу. — Все готово? — Да, все на своих местах. Ты связался с ним? — Порш звучит напряженно. Он хоть и находится в эпицентре мафиозной жизни, в душе все еще невинный бармен. Такие интриги ему не по душе. — Да. Я напишу ему адрес, как только вернусь в город. Думаю, примерно через полтора часа. — Вегас глубоко вздыхает. — Иди и прими долгую горячую ванну, Порш. Попытайся расслабиться. Макао и я позаботимся обо всем остальном, и я буду держать тебя в курсе. — Как скажешь… — Порш колеблется. — Вегас? Знаю, что спрашивал уже, но ты действительно уверен? — Да, уверен. — Вегасу кажется, что он звучит удивительно убедительно. В голосе нет никаких сомнений. Только в сердце. Но Вегас-полицейский не слушает свое сердце прямо сейчас. — Поговорим позже. — И он вешает трубку. Еще девяносто минут, и он снова будет в Бангкоке. Часа через три все будет кончено. Это к лучшему.~ ~ ~ ~ ~
Как только Вегас приезжает в город, он связывается с Макао, чьи люди присматривают за монстром. Им нужно идеально рассчитать время. Он делает быструю остановку в своей квартире, чтобы переодеться, надеть униформу и взять пистолет. План состоит в том, что Вегас поедет в лофт Тавана, и он должен быть там до прибытия монстра. Вернувшись в свою машину, он пишет Питу адрес. «Интересный выбор нейтральной территории. Планируешь приковать меня?» — отвечает ему монстр. На кратчайший миг в голове Вегаса мелькает образ обнаженного Пита в цепях, прежде чем он изгоняет его. Прочьпрочьпрочь! «Не подкидывай мне идей» — пишет в ответ, хорошо осознавая, в каком ключе движутся мысли Пита. «До скорой встречи. И если ты снова попытаешься пристрелить меня, я надеру тебе задницу». В ответ он получает смайлик. Сука! Вегас в отчаянии бьет по рулю. Эмоции переполняют его, нужно взять себя в руки! Это просто ебучий смайлик, почему же он так расстраивается? — Он едет, — докладывает Вегас по конференции Поршу и Макао. — Идеально. Как только он подъедет достаточно близко, я предупрежу полицию. — Макао настолько профессионально управляется с этим грязным делом, что Вегас подозревает, что младший брат гораздо больше вовлечен в бизнес их отца, чем он думал. — Я отправлю сообщение, как только они будут в пути. Мне пора, отец зовет. — И он вешает трубку. На связи остаются только Порш и Вегас. Оба молчат, пока Вегас плетется на своей машине по вечерним пробкам. — Не говори ничего, — предупреждает он друга. — Что я буду за другом, если промолчу сейчас, Вегас? — тихо возражает Порш. — Ты, вероятнее всего, потеряешь работу из-за этого, когда будешь в качестве свидетеля давать против него показания. И это будет наименьшей из твоих проблем. Если у твоего отца нет хороших адвокатов, ты тоже можешь оказаться за решеткой за то, что все скрыл. Это действительно того стоит? Вегас мрачно смотрит на дорогу перед собой. Как будто он уже не думал об этом. — Я знаю. Уверен, отец позаботиться обо всем. Так что самое большее мне грозит несколько месяцев заключения, да и то я получу лучшую камеру. Все в порядке, я накосячил и заслужил наказание. И кто знает, может, дядя подергает за нужные ниточки, и я выйду сухим из воды. — Ты правда хочешь быть в еще большем долгу перед своим дядей? Оба одновременно вздыхают при мысли об этом. Нет, Вегас совсем не хочет этого. — Вегас… — Порш очень настойчив сегодня. — Ты же знаешь, что Пита за это приговорят к смертной казни, верно? Руки Вегаса до боли сжимают руль. Да, он знает. Он знал все это время, но похоронил это знание глубоко в своем разуме. Это к лучшему. Ни Поршу, ни Макао не известно, каким монстром является человек, называющий себя Питом. Четыре человека зверски убиты в рамках игры, дабы привлечь внимание Вегаса. Пять — если считать Тэма, которого Вегас сам застрелил, чтобы спасти монстра. Шесть — если считать настоящего Пита, который наверняка мертв. Восемь — если учесть и его родителей, хотя это была работа Тавана. Девять — если прибавить еще Тавана. Монстр убил по меньшей мере девять человек. Да, его приговорят к смертной казни. «Это к лучшему» — твердит себе Вегас. — Я знаю. Таков закон, — отвечает он Поршу, пока его предательское сердце разрывается от боли. Порш тяжело вздыхает и сдается. — Надеюсь, ты не пожалеешь об этом, — тихо говорит он, прежде чем повесить трубку. Оставшись один в тишине своей машины, Вегас изо всех сил цепляется за руль. Ему нужно за что-то держаться, потому что иначе боится, что отключится и развалится, а этого нельзя допустить прямо сейчас. Принужденная концентрация на дороге помогает. Но, черт возьми… «Ты же знаешь, что Пита за это приговорят к смертной казни, верно?» … эта фраза безжалостно вторит в голове. «Монстр является убийцей» — говорит Вегас себе. Наказание вполне оправдано. Он полицейский, его прямая обязанность на работе — ловить убийц и добиваться правосудия. Да, в Таиланде все еще существует смертная казнь, но в наши дни смертные приговоры изредка приводятся в исполнение. За последние двенадцать лет была только одна казнь. «Монстр будет в порядке» — убеждает Вегас себя. Монстр попадет за решетку и будет заперт там до конца своей жизни, и все будут в безопасности. Никаких больше ужасных смертей. Это к лучшему. Каким-то образом Вегасу удается пересечь город, не разбив при этом свою машину, пусть он и совершил несколько промахов, потому что отвлекся. Это плохо, ему не нравится чувствовать себя так. Такое ощущение, что его разрывают на части, ему отчаянно хочется отключиться и убежать от всех этих противоречивых эмоций. Вегас паркуется в тени зданий, окружающих лофт Тавана, и остается сидеть в салоне в темноте, и только собственные мысли составляют ему компанию. И эти же мысли сводят его с ума. … Пита за это приговорят к смертной казни … Чушь, монстра не казнят. Шансов мало, они почти равны нулю. В камерах смертников числится более пятисот человек. Монстр будет в безопасности. Да и Вегасу плевать. Ему действительно плевать. Его это нисколько ни заботит. … и все же… Почему так долго? Кажется, что время замедлило свой бег. Вегас лишь хочет, чтобы это уже закончилось. Ожидание мучительно. Но когда монстр наконец показывается, Вегас перестает дышать. … Пит… Один его вид прорывает дамбу. Такое ощущение, что Вегаса сносит неожиданный поток ненависти, гнева и тоски. И этот поток настолько интенсивный, что Вегасу с ним не справиться. Прошло три месяца, и он, по-видимому, крупно недооценил глубину своей эмоциональной привязанности. Хватает одного взгляда на знакомую фигуру, которая подходит ближе, направляясь ко входу в лофт Тавана, и у Вегаса случается нервный срыв. … Пит… Господи, что он творит?! Пита приговорят к смертной казни! Если полиция узнают, сколько людей он убил и как это сделал, он перепрыгнет всю очередь на казнь. Возникнет общественный резонанс, когда толпы будут требовать возмездия. О нет… нетнетнет… что он наделал?! Вегас задыхается, когда в полной мере осознает это. Блядь! Пит умрет, и это будет его вина! Блядь! А затем возвращаются воспоминания о полном отчаянии, которое он чувствовал, когда держал Пита на руках после того, как в него выстрелил Тэм, и он думал, что Пит истечет кровью и умрет. Он вспоминает всепоглощающий ужас, когда Пит спрыгнул с проклятой крыши, и он думал, что потерял его. Этого не должно случится. Пит не может умереть, Вегас не может этого допустить! О нет, что я наделал?! Вегас впадает в панику. Нужно это остановить! Он не сможет жить, если Пит умрет. Все эмоции, которые он заблокировал, в одночасье настигают его. Он не забыл Пита, совсем не забыл. На самом деле, Вегас сомневается, что ему это когда-либо удастся. Этот чертов психопат буквально любовь всей его жизни, и Вегас собственноручно отправляет его прямо в ловушку! О нет, что я наделал?!?! Нужно остановить это! Но Пит уже внутри здания, неужели Вегас снова в панике отключился? Потому что откуда ни возьмись и без предварительного предупреждения подъезжают полицейские машины — незаметно без огней и сирен. Замерев от шока, Вегас наблюдает, как полицейские с оружием в руках непрерывным потоком выходят из машин и осторожно входят в здание. О нет, что я наделал?!?!?! В неистовом отчаянии Вегас хватает телефон, начинает печатать, а затем нажимает «отправить». «БЕГИ!!!»