***
Попытка номер пятьдесят пять В этот раз Ларсен решил идти по уже проверенному (раз двадцать) пути и кинул Хэмфри за борт. Но то, что не получилось в двадцатый раз, не получится в двадцать первый. Только зря время потратил. Попытка номер шестьдесят два Натравил Лича на Магриджа, чтобы отправить Хэмфри с этим разбираться. Старая поговорка про нож в печень сработала где угодно, но только не здесь. Наверное потому, что нож пришёлся между глаз. Надо проверить. Попытка номер шестьдесят три Расположение ножа ни на что не влияет. Обидно. Попытка номер семьдесят Попытка напоить Хэмфри Ван-Вейдена до смерти была похожа на анекдот. Шутка заключалась лишь в том, что на третьей бутылке Ларсен сдался и закончил всё одним выстрелом. Надо бы прекратить использовать Хэмфри как живую мишень. Попытка номер семьдесят восемь Хэмфри до смешного легко обмануть. Потому что только идиот всерьёз поверит во фразу: «Ого, смотри, это пароход в Сан-Франциско?!» и будет со всем рвением выглядывать за борт. Может, поэтому Ларсен проделывал эту процедуру семь раз подряд. К продуктивным результатам это не привело, но зато стало понятно, что Хэмфри поразительно тупой. С таким даже расправляться скучно. Но хотя бы было весело. Попытка девяносто один В предыдущий раз Ларсен в целях эксперимента перестрелял всех, кого видел на «Призраке, Хэмфри в первую очередь. И, не увидев его на борту на следующее утро, хотел было отпраздновать свою победу и непобедимый гений, но эта сопливая дрянь в эту же секунду возникла рядом, после получив пинок под зад и поток возгласов «Да когда ты уже сдохнешь?!». Кажется, Ларсен начал ехать крышей по-настоящему. Попытка номер сто два — Ты думаешь, что так просто от меня отделаешься? Что я тебя не переиграю? Не уничтожу? Ух, сволочь, я тебя уничтожу! — Волк Ларсен окончательно сходил с ума, так как в данный момент вёл продуктивный диалог с висящей на стене доской со всеми его заметками и подписями. Последствия петли длинной в сто с лишним дня не могли не дать плоды, хотя Ларсен был уверен, что он всё ещё в добром здравии, а это не истерика, это просто всплеск эмоций. Совершенно адекватный, — Я тебя на части разорву, тварь! — и этот тоже, — Я Волк, сука, Ларсен! И какая-то чёртова Вселенная с чёртовым Хэмфри Ван-Вейденом мне не указ! Доска с грохотом полетела в ближайшую стену, рассыпая все заметки и цветные нитки по каюте. Ларсен, тяжело и прерывисто дыша и подрагивая, словно больная бешенством собака, мрачно смотрел на последствия истерики. Мысли, покрутившись в голове, внезапно оформились в одну, исполненную усталости. — Я пять часов на неё убил. Попытка сто пять В этот день участь доски настигла журнал. Но он был сам виноват, мог бы и сохранять в себе все записи, что оставлял Ларсен. Можно считать, что он получил по заслугам, пролетев через палубу за борт, под прощальное «Сволочь бумажная!». Матросы, привыкшие ко всему, но точно не к этому, переглянулись, пытаясь найти объяснение виду капитана. Всклоченному и с такими синяками под глазами, будто не спал последние несколько лет. Кто-то даже подумал, что происходит что-то неладное и пора бы бежать с этого корабля. Но потом Волк Ларсен накинулся на Хэмфри Ван-Вейдена с огромной, полной несвязных ругательств, тирадой, и «Призрак» вздохнул спокойно. Это просто обычный вторник. Вторник, длящийся уже сто дней, добавил бы Волк Ларсен, но он был слишком занят собственным нервным срывом. Попытка номер двести тридцать пять — А я вам говорю, сиськи у неё были до земли, такая она была красотка! — увлечённо продолжал Керфут, размахивая руками и показывая все достоинства своей жены на самом себе. Смок и ещё пара охотников в той же степени увлечённо слушали всё это, практически полностью во всё это веря. За этим разговором они даже не заметили капитана, нависшего над ними мрачной тенью. Если бы они увидели его, то удивились бы, как можно настолько плохо выглядеть, и как можно настолько зарасти, не побрившись всего один день. — А ещё у неё- — Давай, Керфут, — прошипел Ларсен, заставив всех обернуться, — Давай, скажи ещё раз, что у неё были кривые зубы. Давай, мы же никогда это не слышали. Ни разу прямо. Керфут и Смок нервно переглянулись, а сам Керфут со страху подумал, что капитан, между делом, научился мысли его читать. — Ну, давай. Порази нас всех, — продолжил тем временем Ларсен, — А ты, Смок, можешь потом спросить, как же это она с кривым зубами быть в постели хороша. Ну? Что же вы? Вы же мне за двести раз совсем не надоели! Матросы настороженно молчали, понимая из слов Ларсена совсем мало, если не понимали совсем. Только переглядывались и бормотали что-то вроде «Дед совсем головой поехал». — Не будете? Какая жалость! А я так посмеяться хотел! — всплеснул руками Ларсен и ушёл также быстро как и появился. Чуть позже он уже доставал Луиса, требуя сказать, когда же они, по его мнению, собираются на охоту. Ни один ответ его не устроил, но чего он, собственно хотел, Луис так и не понял.***
— Попытка номер триста… — пробормотал Ларсен совершенно обречённо, опираясь о борт. Триста раз он проживает один и тот же день. Триста раз он видит одно и то же море, ходит по одной и той же палубе. Триста… — Отсоси у карикатуриста, — раздалось откуда-то слева. Ларсен вздрогнул и обернулся, желая посмотреть, кто так нагло и дёшево прервал его душераздирающий монолог. Он был почти не удивлён, — Простите, напросилось. Хэмфри. За все эти триста дней ада Ларсен почти успел забыть о джентльмене и том, как сильно его ненавидит. Он даже почти оставил попытки от него избавиться, решив просто игнорировать, в надежде, что вселенной нужно именно это. Но чёрт его знает, что ей там было нужно. — Какой ты остроумный, иди за борт кинься, — буркнул Ларсен, отворачиваясь. — Всенепременно, но я вообще-то хотел с Вами поговорить. — А я вообще-то хотел, чтобы ты от меня отстал. — Мистер Ларсен. Ларсен покосился в сторону Хэмфри, с ужасом замечая, что тот применяет запрещённый приём. Он скрестил руки на груди, выпрямился, чуть наклонив голову, выгнул бровь. Ларсен достаточно хорошо помнил Хэмфри до всей этой петли, и эту его позу просто ненавидел. В основном потому, что знал, что у Хэмфри достаточно выдержки, чтобы стоять так около десяти минут и сверлить Ларсену мозг всем своим видом. — Что ты хотел? — сдался он, вновь взглянув на Хэмфри. Тот удовлетворённо кивнул. — Я тут поспрашивал у охотников, но они мне ничего не ответили. Думал, что вы поймёте лучше, — начал он, — У вас когда-нибудь было такое чувство… Что всё вокруг повторяется? Каждый день похож на предыдущий, с точностью до погоды, но в то же время что-то отличается. И из-за этого вы не всегда можете понять, где кончается один день и начинается другой. Это как сон внутри сна, но без пробуждения и почему-то всегда заканчивающийся моей смертью. Вам такое знакомо? Ларсен чуть было не присвистнул от удивления, но сдержался. Их первый за такое время связный диалог, и они уже забрались в какие-то экзистенциальные дебри. Хотя, в случае с Хэмфри, это вполне нормально. Только вот Ларсену до его предчувствий какое дело? Знал бы этот Хэмфри, как он ему жизнь испортил, так совсем бы рта не раскрывал. А он припёрся ему о мыслях своих говорить. Ларсену и без того о чём подумать есть. — Мистер Ларсен? Я всё ещё здесь, помните? — окликнул его Хэмфри. — К сожалению, помню, — кивнул Ларсен, — И нет, мне это незнакомо, я же не идиот какой-нибудь. — Вы двадцатый человек, который мне это говорит, — заметил Хэмфри, — Но вы выглядите так неважно, что я подумал… — Думать тебе не идёт. А выгляжу я просто замечательно, — огрызнулся Ларсен, стараясь не замечать, какой взгляд Хэмфри кинул на его небритое лицо. — Если вы так говорите, — протянул он с осуждением в голосе, — Но меня всё-таки не покидает чувство, что что-то тут не так… — Это уже не мои проблемы, — отмахнулся Ларсен, — В отличие от твоих треклятых чувств, я тебя с радостью покину. Ларсен ушёл в полной уверенности, что у него отличное чувство юмора, не желая видеть реакцию Хэмфри, говорившую об обратном. По правде, плевать он хотел на этого Хэмфри. Ему надо продолжать искать выход из этой петли, пока он совсем с ума не сошёл. Доска, несколько «дней» назад летавшая по всей каюте, преспокойно висела на стене. Выглядела она похуже, потрёпанно и измученно, но и сам Ларсен выглядел не лучше. Можно было сказать, что эта доска отражала его тонкую душевную организацию как никто другой. Медленно расхаживая по каюте, Ларсен не сводил с доски глаз. Заметки, заметки, заметки. Уже триста дней они там висят, а толку от них никакого. Может, всё дело в неправильном расположении? Если перевесить, то наверняка в голову придёт новая идея. Ларсен согласился сам собой (а больше было не с кем) и действительно занялся перестановкой. Переставлять было немного, но занятие было увлекательное. А Хэмфри ещё говорил, что у него совершенно отсутствует чувство стиля. Хэмфри. Ларсен мыслями вернулся к их разговору. Идиот этот Хэмфри. И мысли у него тоже идиотские. «Сон внутри сна», «всё вокруг повторяется». Как будто это он застрял в проклятой временной петле. Ларсен запнулся. А ведь и правда. Слишком странные это слова для человека, который не осознаёт, в какой яме он находится и воспринимает все эти триста дней как один. Хэмфри, конечно, идиот, но… Нет. Да не может такого быть. А если и может, то Ларсен ненавидит весь этот мир даже больше, чем он уже. Ему либо страшно повезло, либо он родился пятницу тринадцатого. — Хэмфри, — пробормотал он и, оставив доску в покое, кинулся на поиски джентльмена. Джентльмен гулял по палубе с задумчивым видом и явно не ожидал, что на него почти что с разбегу налетит Волк Ларсен и схватит за плечи. — Мы с тобой поговорим и поговорим сейчас! — воскликнул он. — Признаю, это что-то новенькое… — протянул в ответ Хэмфри.