Я найду тебя

      Эту ночь Сынмин спал плохо. Ему всё время казалось, что он куда-то падает, отчего парень несколько раз просыпался. Ближе к шести утра Мин и вовсе забивает на сон. Заваривая себе дешёвый растворимый кофе, Ким осторожно достает из-под футболки цепочку и несильно сжимает инь в руке. Детская привычка, помогающая успокоиться и собраться с мыслями. Впереди ждет рабочий день. Нужно быть внимательным. Сынмину безумно нравилась его работа. Запах пряностей, розово-черная униформа, весёлый и добрый Чонин, вечно кричащие друг на друга Хёна и Чанбин. Бин вообще оказался абсолютно простым и дружелюбным парнем. Он яро протестовал, чтобы Сынмин перестал обращаться к нему на "вы", прося просто звать его "хёном". Вспоминая как неловко было просить автограф, Мин краснеет. Он тогда чуть со стыда не сгорел. Но Со охотно расписался и даже согласился на совместное фото. Сынмин распечатал его в этот же день и повесил на свою доску настроения, подписав снизу: "Я обязательно превзойду тебя, хён!". Сегодня уже четвертый рабочий день. Мин полностью освоился в процессе, запомнил каждую важную мелочь даже в работе Чонина (поскольку того нужно было прикрывать на время обеда). Ничего сложного, механизм всегда один и тот же: с утра уборка зала, подготовка к открытию и, при необходимости, замена вывесок и рекламных буклетов. Затем просто отслеживаешь чистоту в помещении до закрытия, периодически опустошая мусорки, протирая столы и пол. Ну и завершающая уборка в конце дня. Больше всего Сынмину нравилось убирать на кухне. Даже несмотря на то, что на это уходило много времени и сил. Зато тут можно было посмотреть каким оборудованием пользуется профессиональный кондитер, увидеть процесс приготовления так близко, как нельзя увидеть нигде. Сынмин безумно хочет попасть на курсы Чанбина. Это дало бы ему огромный карт бланш на поступление в колледж в будущем. Да и профессиональный опыт лишним не будет. Хочешь быть лучшим — учись у лучших. И, раз финансово Сынмин точно никак не может позволить себе эти курсы, значит нужно будет постараться и выбить себе место за счёт своего таланта. Чем собственно Сынмин и хочет заняться. Разбираясь в прошлую смену в кладовке, которая по мнению Хёны "Скоро лопнет от хлама", Мин находит невероятное количество различной кондитерской утвари, начиная от блендеров разных фирм, заканчивая переносной печью старого образца. Вся техника и посуда были списаны как непригодные для работы в связи с выходом из строя, а потому подлежали утилизации. Но Сынмин, наученный безденежной жизнью всегда ремонтировать технику и продлевать ей жизнь, отбирает себе несколько позиций. После смены, приехав домой, он чинит всё что было сломано и решает оставить себе для практики. Единственное, дома практиковаться слишком неудобно. Мин живёт в небольшой комнате общежития, развернутся и готовить в которой было нереально. Общая кухня тоже не годилась. Оставалось лишь одно место, где он смог бы практиковаться: работа. После закрытия кондитерской и завершения своих обязанностей, парень вполне мог остаться ещё на час-два, чтобы потренироваться в готовке. Единственным препятствием для этого был тот факт, что Чанбин часто оставался в офисе наверху. Но, как подметил Мин, парень ни разу не спускался вниз и, похоже, вообще из своего кабинета не вылезает. Чем именно он там занимается, Сынмин не представляет да и не хочет знать: не его это дело. Поэтому сегодня Мин решает, что стоит рискнуть. Отбор на курсы Чанбина уже на следующей неделе. Нужно тщательно подготовиться: решить что именно он приготовит для презентации и потренироваться. Всю дорогу до работы Мин просматривает свои старые записи с рецептами, но ему всё не нравится. Слишком просто, слишком банально. Уж если удивлять, так чем-то особенным, гораздо более сложным, чем пирожные-корзиночки или торт "Три шоколада". Нужно что-то новое, что подчеркнет навыки Сынмина. Что раскроет его, покажет на что он способен и что он уже умеет делать хорошо. Размышляя об этом, Сынмин обреченно вздыхает. Ничего не выйдет. У него слишком мало опыта, мало практики за плечами. Его навыки заканчивались приготовлением совершенно несложных десертов в приюте, когда воспитатели позволяли ему этим заниматься. Эклеры, заварные пирожные, пироги с яблоками или мясом, блинчики с джемом и бисквитный торт со сливочным кремом — это весь опыт, каким он мог похвастаться на данный момент. Пусть все дети и работники приюта говорили, что эклеры у Мина самые потрясающие в мире — это были лишь слова. Ким искренне считал, что их похвала преувеличена, что они просто не хотели его обидеть. Да и детям в приюте такие сладости брать было негде, а когда не с чем сравнивать, то и оценка не может быть объективной. Добравшись до кондитерской, Мин отпирает двери служебного входа своим ключом, входит, переодевается в новую униформу, на этот раз сидящую на нем идеально по размеру, расписывается в журнале смен и здоровья и спешит подготовить зал к открытию. Прежде чем начать уборку, парень подключает свой телефон к стереосистеме кафе и включает любимую музыку. Напевая "How am I supposed to break this spell you got me under…", Мин, словно танцуя, лавирует между столиками, протирая пыль и заполняя салфетницы. Полностью поглощенный процессом, он совершенно не замечает Чанбина, стоящего на лестнице и с любопытством наблюдающего за Сынмином. — У тебя красивый голос. Сынмин резко оборачивается и густо краснеет, заметив Чанбина. Становится неловко и почему-то стыдно, словно его застукали за чем-то неприличным. — Извини если напугал, — Чанбин виновато улыбается. — Ты уверен что ты хочешь быть кондитером? С такими вокальными данными впору бежать на прослушивание в компании большой троицы. — Да ну прям, не настолько я хорош, хён, — Сынмин краснеет ещё больше и поспешно возвращается к рабочему процессу, лишь бы не смотреть Бину в глаза. — Да и жизнь айдола точно не для меня. У них каждый шаг должен быть одобрен сверху и учтён всеми пунктами контракта. Не вздохнуть спокойно, не по улице пройтись. Так себе перспектива, конечно. Я там задохнусь. — А ты у нас значит свободолюбивый? — Я хочу сам контролировать свою жизнь. Как это всегда и было. — Хёна говорила, что ты сирота, — Чанбин произнес это с некой осторожностью в голосе, словно прощупывал границы дозволенного. Сынмин не был против. В конце концов это не какой-то секрет. И не столь свежая рана на сердце, чтобы было страшно в ней ковыряться. — А твоя семья, наверное очень тобой гордиться, хён? — спрашивает Мин. — Такой успех к тридцати годам жизни. Не каждый может похвастаться. — Не знаю. Я не разговаривал с ними уже лет пять наверное. — Как? Почему? — удивляется Мин, а затем тушуется. — Прости, не моё дело… — Да нет, всё впорядке. Скажем так, у нас с ними есть некоторые разногласия. Компромисса достигнуть нельзя, потому я принял решение уйти. Я не обрывал с ними связь самостоятельно, скорее дал заднюю, оставив им возможность связаться со мной, когда будут готовы к диалогу. Видимо до сих пор не готовы. — Ты не скучаешь по ним? — Скучаю конечно. Каждые праздники шлю подарки, даю понять что я жду их. Возможно зря. Голос Чанбина едва заметно дрогнул, поэтому Сынмин решает прекратить этот явно неприятный для Бина разговор. Едва он возвращается к работе, как слышит голос Хёны у служебного входа. Девушка влетает в зал недовольная, едва не швырнув телефон о стену. — Что такое? — спрашивает Бин. — Да достал меня этот Кванхи, чтоб его! — кричит девушка. — Десять раз сказала, что никуда я с ним не пойду и что мой парень набьет ему морду, если он не угомонится! Но там видимо нейронные связи в мозгах нарушены, потому что он ничерта не понимает! — Ну так давай разберусь, — предлагает Бин, успокаивающе опуская руки на женские плечи. Мин мимолетно вспоминает предположение Чонина об отношениях этих двоих и мысленно согласно кивает. Глубоко в душе парень чувствует укол чего-то неприятного. Сынмину тоже хотелось бы, чтобы у него был кто-то, к кому можно было бы обратиться за помощью в случае чего-то. Кого можно было бы любить, и кто любил бы его. — Спасибо, благородный рыцарь, но не стоит, — отмахивается девушка. — Кванхи безобидный, хоть и приставучий ужасно. Если так и будет надоедать, тогда так и быть, я спущу тебя с поводка. — Выбирай выражения! — хмурится Бин. — Я тебе что, псина? — Вылитый бульдог! — смеётся Хёна, уворачиваясь от подзатыльника. — Отставить рукоприкладство! Женщин не бьют! — Знаешь, иногда ради одной хочется сделать исключение. — Оставь свои эротические фантазии при себе, дорогой. Привет, дворняга! — девушка наконец замечает Сынмина. — Доброе утро, нуна, — Мин приветливо кивает. На дворнягу не обижается, понимает что бесполезно. Хёна может хоть и не следит порой за тем, что говорит, но и злого умысла в её словах никогда нет. Это Мин уже запомнил. — Бульдог, дворняга. Что за собачьи пристрастия? — интересуется Бин. — Чонин у нас тогда кто? — Корело-финская лайка, — отвечает Хёна, даже не задумавшись. — На лисичку похож потому что. — А ты тогда кто? Афганская борзая? — А я человек! — смеётся девушка, бегом поднимаясь по ступенькам. — На обед закажи пожалуйста пибимпап. И кофе. Чёрный. — Она невыносима, — смеется Бин, провожая Хёну взглядом. — И как так вышло, что она мой единственный близкий друг? — Чонин говорил, что вы учились вместе? — Ну если то, что она творила, можно назвать учёбой, то да, — усмехается Бин. — До сих пор не представляю, как её не выперли из колледжа. — Она тоже кондитер? — Нет, экономист. Мы на разных курсах учились. Но в одном потоке. — Она всегда была такой… Прямолинейной? — Сколько я её помню. Ты не обижайся, Хёна иногда совершенно не понимает, что может задеть чьи-то чувства. — Да я это уже понял. — Ладно, пойду готовить вкусняшки, — Чанбин уходит в сторону кухни. — Удачного нам рабочего дня! — Спасибо, хён! Спустя десять минут приходит Чонин. Сынмин помогает ему расставить свежие пирожные на витрине. Рабочий день официально начался. В промежутках между уборкой и протиранием пола, Сынмин украдкой заглядывает на кухню, чтобы посмотреть на Чанбина за работой. Уж очень его привлекает чуть хмурое, сосредоточенное лицо Со, когда тот украшает свои кондитерские шедевры сложными узорами из крема или ягодно-цветочными композициями. Люди всегда восхитительны в моменты сосредоточения на чем-то важном. Во всяком случае именно этой фразой Сынмин мысленно оправдывал свою слежку. Внутренний голос саркастично говорил что-то о залипании на широкие плечи и массивные мышцы рук Чанбина, но Мин старался его игнорировать. Сынмин никогда не задумывался насчет своей ориентации, просто в какой-то момент осознал что женщины его не привлекают в сексуальном плане от слова совсем. А вот один симпатичный парень из приюта очень даже. У них ничего не было. Сынмин настолько боялся своей натуры, что даже просто говорить с объектом своей первой любви не решался. А потом он вырос, покинул приют и больше никогда этого парня не видел. Сейчас Мин уже не испытывал к нему никаких чувств, скорее это был нежный трепет по той самой первой детской любви: такой наивной и глупой. Если прямо сейчас кто-то спросил бы Сынмина о Чанбине, тот бы честно сказал, что восхищается им. Именно в профессиональном плане, и ложью это не будет. Другой момент, что к профессиональному восхищению внезапно прибавилась ещё и симпатия как к человеку, к мужчине. Чанбин очень красивый. Когда хмурится, когда улыбается, когда кричит на Хёну и когда рисует нового Двэкки на витрине. Сынмин буквально восхищается каждым его действием, само собой исключительно как поклонник и, возможно, будущий ученик. В конце смены, закончив уборку, Мин расписывается во всех журналах и ждёт, когда все уйдут. Чанбин снова остаётся в офисе наверху, и Мин надеется, что он как обычно не покинет своего кабинета. Заперев все двери изнутри, Мин надевает фартук, перчатки, шапочку и достаёт спрятанную в комнате отдыха отремонтированную технику. Тренироваться на той, которой пользуется Бин ему не позволяет совесть. Сынмин решает приготовить крокембуш: французский десерт, состоящий из профитролей, собранных пирамидой и соединенных между собой изысканной паутиной карамели. Десерт сложный, требующий внимания и сосредоточения. Мин никогда такого не делал и надеялся, что ему хватит недели на то, чтобы освоить это блюдо настолько, чтобы потом гордо презентовать его на отборе для курсов Чанбина. Всё как он и хотел: сложно, необычно и достойно. Поэтому, не громко включив музыку на телефоне, Ким приступает к готовке.

***

Чанбин устало опускает голову на разбросанные по всему столу бумаги. Минус любой начальственной должности: документация. Постоянные отчёты, графики, договора с поставщиками — от всего этого уже болела голова. Нужно было немного развеяться, вдохнуть свежего воздуха. Поэтому Чанбин встает из-за стола, накидывает на плечи кожаную куртку и спускается вниз. Яркий свет из-под двери кухни заставляет парня ненадолго замереть. «Неужели забыли свет выключить?» — думает он, приближаясь к кухне. Подойдя ближе и протянув руку к дверной ручке, Со слышит тихий мужской голос, до боли знакомый и напевающий что-то на английском. Чанбин осторожно приоткрывает дверь и заглядывает внутрь. Сынмин, увлеченный своей работой, точно так же как и утром совершенно не замечает направленный на него удивленный взгляд. Чанбин наблюдает осторожно, практически не дыша. Как завороженный, он следит за Сынмином, раскладывающим профитроли в башенку и злящемся, когда они не укладываются как надо. — Скрути конус из ватмана, — говорит Чанбин, не выдерживая. — Он поможет сохранить форму пока ты не скрепишь ее шоколадом или карамелью. Сынмин от испуга аж подпрыгивает. Профитроли рассыпаются, некоторые падают на пол. Мину жутко стыдно и неловко сейчас. Как объяснить? Что сказать в своё оправдание? Парень замирает, испуганно глядя на своего начальника в ожидании чего угодно: ругани, увольнения, допроса. Но Чанбин лишь молча подходит ближе и наклоняется, чтобы поднять упавшие профитроли. — Теперь придется делать новые, — говорит Со, безжалостно отправляя испачканные десерты в мусорку. — Ты должен всегда быть внимательным при готовке и ни на что не отвлекаться, если конечно это не ситуация, угрожающая твоей жизни. У Сынмина на языке вертится фраза о том, что сейчас как раз очень опасная ситуация, хоть может и не для жизни, но для работы точно. То, что Чанбин после такого его выгонит было очевидным: Мин без разрешения воспользовался рабочей кухней в личных целях. Такое обычно с рук не спускают. «Надо было готовить дома!» — мысленно ругается Мин, но уже поздно думать о том, как стоило бы поступить. — Объяснишь? — спрашивает Бин, явно уставший ждать когда Сынмин заговорит сам. — Я просто…, — Сынмин нервно сглатывает и виновато опускает взгляд в пол. На глаза наворачиваются слёзы. — Я очень хочу поступить на твои курсы, хён! У меня нет возможности платить, потому что нужно откладывать на университет. Поэтому я хотел попробовать пройти по конкурсу на бесплатное место. Но я мало что умею, мои навыки слишком простые. И я хотел потренироваться готовить что-то более совершенное и интересное. А я живу в маленьком общежитии, и у меня нет оборудования для сложных рецептов. И я… Сынмин глубоко вдыхает и продолжает тараторить с удвоенной скоростью: — Я нашел в подсобке старые кухонные приборы и технику, которые вы уже списали. Отремонтировал и взял, они ведь теперь по идее ничьи. Все продукты я купил сам, можешь проверить, я клянусь что ничего не взял из рабочих запасов! Я… Слеза, за ней еще одна. Сынмин наклоняется еще сильнее, чтобы скрыть свою позорную слабость. — Если ты решишь меня выгнать, я всё пойму, я не должен был… Неконтролируемый всхлип всё портит. В отчаянии Сынмин вытирает лицо рукавом и решается поднять взгляд на Чанбина. Тот смотрит на Кима совершенно спокойно. Без злости, без презрения и осуждения во взгляде. А затем, подходит еще ближе, отрывает от рулона на столе одноразовое полотенце и протягивает Мину. — Успокойся. — говорит Чанбин. — Я же не убью тебя за это. То, что ты пользуешься моей кухней без разрешения это, конечно, плохо. Рот дан нам, чтобы им разговаривать, Сынмини. И тебе совершенно ничего не мешало спросить разрешения напрямую. Я бы не отказал. Сынмин согласно кивает, мысленно закапывая себя еще глубже на дно. Чанбин абсолютно прав. — Идем поужинаем, — внезапно предлагает Чанбин, выключая плиту. — Там и поговорим, я не могу нормально вести диалог на пустой желудок. Сынмин продолжает стоять как вкопанный на одном месте. Хоть Чанбин и говорил совершенно спокойно, Мину всё равно было страшно. Возможно, если бы Чанбин всё же накричал, Сынмину сейчас было бы куда как проще. Он хотя бы уже знал всё, что Чанбин о нем думает. —Идем уже! — Чанбин накидывает Сынмину на плечи куртку и тянет того за руку к выходу. Сынмин с удивлением обнаруживает, что у Со очень мягкие и тёплые руки. Почувствовав в этом прикосновении некую уверенность и даже поддержку, Мин сжимает руку хёна в ответ и послушно идёт за ним. До ближайшего кафе недалеко: всего-то около ста метров вперед и один пешеходный переход. Но всю дорогу ни Сынмин, ни Чанбин не разжимают рук, продолжая держаться друг за друга. Сынмину даже кажется на мгновение, что он успокоился, но стоит им зайти в кафе, как волнение и страх накатывают с новой силой. — Что будешь? — спрашивает Чанбин. — Я не голоден… — Значит закажу на свой вкус. И не жалуйся потом. Я по десять раз спрашивать не буду. И лжи я тоже терпеть не могу. Ты не ел ничего с обеда. В моей кондитерской ты никогда ничего не ешь. На кухне я не заметил никакой еды, не считая продуктов для приготовления крокембуша. Значит, ты ничего не ел. Соответственно, ты само собой голоден. Сынмин не спорит. С одной стороны он и правда хотел есть, но с другой понимал, что в нынешнем состоянии ему кусок в горло не полезет. Чанбин заказал две порции самгёпсаля, повесил их куртки на вешалку у стола и принес пару стаканов с водой. Еду приносят довольно быстро. Чанбин молча начинает есть, а Мин ковыряется палочками в тарелке, ожидая вердикта по своей участи. — Ты так и будешь делать вид что ты не голоден? — спрашивает Бин, жуя сочную свинину. — Расслабься уже! Не собираюсь я на тебя ругаться и уж тем более увольнять. Хотя, возможно, и стоило бы. Но по сути твоя вина лишь в том, что ты не спросил разрешения. Даже технику рабочую не стал использовать, заморочился со сломанной. За это тоже стоило бы дать тебе по шее. А если бы случилось замыкание? Я ни в коем случае не сомневаюсь в твоих технических способностях, но кухня — это далеко не то место, где нужно рисковать. — Прости, — Сынмину снова хочется плакать, но он щипает себя за ногу, чтобы отвлечься. — Ты прав, я не должен был. И чтобы я не говорил в своё оправдание, это не отменяет моей вины. Спасибо что не увольняешь. Я больше не буду пользоваться кухней в кондитерской. Обещаю. — Да пользуйся на здоровье уже! — отмахивается Чанбин. — Только ради бога убери оттуда всю старую технику. Можешь пользоваться нашей. Только при условии, что ты всё за собой уберешь! — Конечно, само собой! — Сынмин улыбается и наконец расслабляется. —Спасибо! Я обещаю, я буду осторожен! И это только на одну неделю! Я… — Не спеши! — одергивает его Бин. – Если я дал разрешение, это не значит, что ты прощен. В качестве наказания будешь в воскресенье вместо отдыха перебирать свежие ягоды с ферм. Обычно этим я лично занимаюсь, но раз уж появилась возможность свалить свою работу на другого — глупо ей не воспользоваться. — Да хоть каждое воскресенье! Я на всё согласен, если ты меня простишь. — Прям на всё? — Чанбин усмехается. — Совсем на всё? — Да! — А если я скажу переспать со мной, тоже согласишься? Сынмин давится водой и, заходясь в кашле, смотрит на Чанбина испуганным взглядом. На секунду в голове мелькает мысль «А я бы и не отказался!», но Сынмин с ужасом гонит её прочь. — Да расслабься ты, я пошутил! — Чанбин смеется громко так, периодически похрюкивая. — Видел бы ты своё лицо! Я не говнюк, чтобы так поступать. И, как я вижу, согласен ты далеко не на всё. А потому никогда так не говори. Это могут использовать против тебя. Уважай себя и своё достоинство, что бы ни случилось. Сынмин кивает, надеясь, что полумрак помещения не позволяет увидеть легкого румянца на его щеках, появившегося стоило Сынмину представить Чанбина без рубашки. «И о чем я только думаю?! Гормоны разыгрались, не иначе!». — Позволь узнать, почему именно крокембуш? — спрашивает Бин, когда они выходят на улицу. — Довольно сложный десерт. И навыков у тебя явно не достаточно для его приготовления. — Мне нечем тебя удивить на конкурсе, — честно отвечает Сынмин. — Я никогда не готовил ничего изысканного и сложного. Мои навыки слишком просты, с таким не приходят на конкурсы. — Ты читал условия отбора? — Да. Нужно продемонстрировать свои навыки, показать в чём ты можешь быть лучше других. — Ну и где там пункт про то, какими по сложности должны быть десерты? — Но… Хён. Я не могу прийти на конкурс с какими-нибудь эклерами. Это несерьезно. — Знаешь что действительно несерьезно? — Чанбин смотрит на Мина хмуро, и тому становится почему-то стыдно. — Твоё отношение к этому. С таким подходом можешь даже не приходить. Я ищу не того, кто приготовит самый красивый и сложный десерт. А того, кто докажет мне, что имеет достаточно навыка и желания учится чему-то новому. Не спеша, совершенствуясь до идеала на каждом маленьком этапе. Ты прав, эклеры приготовит любая домохозяйка. Но никто и никогда не приготовит их так, как ты. Вот как ты должен думать, если и правда хочешь стать кондитером. А пока не поймешь этого, можешь даже не приходить, курсы мои будут для тебя закрыты. Не забудь вернуться и всё убрать. До завтра. Чанбин уходит, оставив Сынмина стоять у кафе в одиночестве. Ким понимает, что Чанбин прав. Нужно делать то, что ты умеешь, не пытаясь строить из себя того, кем ты не являешься. Этот взгляд… Сынмин кажется навсегда запомнит это осуждение и толику разочарования в глазах Чанбина. Ему не хочется, чтобы хён смотрел на него так. Он хочет доказать, что он не лжец, не притворщик. И что он и правда хочет стать лучше и многому научиться. Сынмин рефлекторно достает медальон и сжимает кулон в руке. Он обещал. Обещал много лет назад что станет кондитером. Обещал кормить своего брата только самыми лучшими десертами. Да, брата давно нет. Но мечта осталась. И просто так отказываться от неё Сынмин не собирался. Чанбин хочет доказательств того, что Мин достоин? Он их получит! С этими мыслями парень возвращается в кондитерскую, отмывает кухню, выбрасывает старую технику и, погасив свет, уходит домой. «Нужно завтра купить всё необходимое для эклеров» — это последнее о чём думает Сынмин, придя в общежитие и устало падая головой на подушку