Когда дверь за Джисоном захлопывается, Хёна позволяет себе расслабиться. Неприятное пощипывание в носу сменяется крупными солёными каплями, медленно скатывающимися по щекам. Она злится и не понимает на кого больше: на себя, на отца или же на новоиспеченных родственников. Отмотать бы время назад и не позволить отцу связывать себя браком с этой женщиной, а еще лучше отменить само знакомство. Или и вовсе вернуться в детство, когда всё было нормально. Когда мама еще была здорова.
Деменция — очень неприятная вещь. Человек буквально теряет самого себя, постепенно забывая всё на свете. Госпожа Каыль, мама Хёны, начала терять память, когда девушке стукнуло шестнадцать. Сперва никто не придавал этому особое значение. Каыль много работала и списывала всё на банальную рассеянность из-за усталости. У её супруга Гюнгсу тогда только начался подъемный период в бизнесе. Он уговорил жену уволиться и заниматься домом и их единственной дочерью. Но и после увольнения состояние Каыль не улучшалось. Она начала забывать элементарные вещи: что и как нужно готовить, на какую кнопку включать телевизор, как зовут её подруг и бывших коллег.
Официально деменцию диагностировали спустя три года после первых тревожных звоночков. Десять лет максимум – таков был окончательный вердикт.
С каждым месяцем состояние госпожи Каыль ухудшалось. Спустя пять лет после постановки диагноза она перестала узнавать родных. Возвращаясь домой со школы, Хёне то и дело приходилось напоминать матери, что она её дочь. Но та забывала об этом практически моментально, постоянно спрашивая: «Девочка, а ты кто?».
Господин Гюнгсу максимально отстранился. Он понимал, что уже ничем нельзя помочь. Они часто ссорились с Хёной из-за этого. Девочка упорно продолжала искать способы хоть как-то помочь матери, но всё безуспешно. К госпоже Каыль приставили сиделку. Еще через год госпожа Каыль совсем стала угасать. Она редко выходила из комнаты, плохо ела, почти всё время спала. Врачи лишь устало разводили руками и сочувственно вздыхали: они ничего не могли сделать. Хёна каждый день плакала, забросила учебу и пыталась сделать хоть что-то, но всё оказалось бесполезным. Мама умирала. И ни она, ни её отец, ни один врач в этом мире уже не могли её спасти.
Именно тогда Хёна узнала, что её отец завёл любовницу. Это была достаточно приятная женщина, хозяйка одной художественной галереи. Вдова с двумя дочерьми – ровесницами Хёны. Разумеется, девушке это не понравилось. Она окрестила отца «предателем» и не разговаривала с ним, постоянно закрываясь в комнате матери. Но и самой Хёне с каждым днём всё сложнее было наблюдать за умирающей матерью, которая теперь и вовсе не поднималась с постели. Девушка часто пропадала с друзьями, порой по нескольку дней не возвращалась домой. Всё это порождало новые скандалы. Пропасть между девушкой и её отцом становилась всё больше. Казалось, семья развалилась теперь уже окончательно.
Помощь пришла неожиданно со стороны отцовской любовницы, госпожи Сонгыль. Она уговорила Хёну встретиться с ней и поговорить. Объяснила, как господину Гюнгсу плохо. Как он переживает скорую смерть супруги и как сильно боится потерять единственную дочь — всё, что у него осталось. Сонгыль поддержала Хёну, выслушала и дала понять, что она не враг и что их отношения с отцом — это не предательство по отношению к матери девушки.
— Гюнгсу тоже живой человек, дорогая, — объясняла Сонгыль. — Он имеет право на счастье. Я не прошу тебя любить меня, не прошу дружить с моими дочерьми и вообще считать нас семьёй. Но, пожалуйста, позволь помочь вам. Я надеюсь что со временем смогу доказать тебе, что я не враг.
И Сонгыль действительно сдержала своё слово. Она всегда выгораживала Хёну в её стычках с отцом, помогала им прийти к миру и взаимопониманию. А её дочери и вовсе оказались приятными девушками во всех отношениях: они часто вытаскивали Хёну на концерты, выставки, в кино или просто погулять. И Хёна полюбила их. Хоть одновременно и испытывала огромное чувство вины перед родной матерью. Она понимала, что с её стороны это тоже предательство. Но разве она не имеет право на счастье? Разве она не может тоже хотеть иметь прекрасную и полную семью, где не нужно каждый день напоминать родителю своё имя и сидеть возле обездвиженного тела, рыдая от собственного бессилия?
Через полгода на работе у господина Гюнгсу случились неприятности. Мужчина влез в огромные долги: пришлось распродать большую часть имущества, переехать в дом попроще, а так же распродать всю остальную недвижимость. Хёна отнеслась к этому с пониманием и даже готова была пожертвовать деньгами, отложенными на её учебу. Лишь бы помочь отцу. А вот Сонгыль и её дочкам такой расклад дел не понравился. Привыкшие к роскошной жизни, женщина и её дочери бросили Гюнгсу и Хёну на произвол судьбы, не забыв напоследок вынести из дома всё ценное, что осталось. Гюнгсу, убитый горем и отчаянием, даже не стал писать заявление в полицию. Хёна тогда возненавидела весь мир вокруг, а особенно себя саму. Как она могла так отвернуться от матери и купиться на лживые обещания и поддержку? Как смела позволить себе называть кого-то своей семьёй, кроме мамы?
Госпожа Каыль умерла за месяц до двадцать пятого дня рождения Хёны. Девушка тогда была в колледже. Во время лекции ей позвонил отец. В спешке покинув аудиторию, Хёна села на землю возле входа в колледж и зарыдала. Она знала, что рано или поздно это произойдет. Она готовилась к этому дню. Но всё равно не оказалась готова услышать эти слова. Доктор ведь говорил про десять лет, а прошло всего семь…
До дома её тогда подвез Чанбин. Он же был рядом весь период подготовки к похоронам, сами похороны и каждый день после. Господин Гюнгсу даже высказал мысль, что хотел бы своей дочери такого супруга, как Чанбин. Но, к великому сожалению отца Хёны, Чанбин предпочитал парней. Это и, безусловно, невероятная поддержка с его стороны и сделала их с Хёной самыми лучшими и близкими друзьями. Кроме Чанбина Хёна никого к себе не подпускала. С неё хватило одного разочарования.
С появлением в жизни Лили и её сына Джисона, отношения дочери и отца снова испортились. Девушка не доверяла новоиспеченным родственникам. И плевать ей было, насколько хорошо к ней относились и сама госпожа Лили, и её сын. Все они лживые притворщики. Им нужны только деньги отца, статус и привилегии. Случись что — они точно так же свалят в закат, как и предыдущая семейка. Хёна была в этом уверена. А потому и вела себя с семейством Хан максимально отвратительно, насколько могла. Чтобы не привязываться, чтобы ни в коем случае не купиться на сладкие речи и притворную заботу. Все они обманщики. И они ей не нужны.
Чанбин не раз пытался вразумить подругу, уговорить дать шанс Джисону и его матери. «Если с тобой однажды так поступили, это не значит, что всегда так и будут поступать», — говорил Бин, но Хёна его не слушала. У неё банально не было внутреннего ресурса на новое доверие. С неё хватило и прошлого раза. Обжигаться слишком страшно и больно. Второго раза можно и не пережить.
Успокоившись и утерев слёзы, девушка убирает документы в стол, выключает компьютер и, запирая кабинет, спускается на первый этаж. Чонин закрывает кассу, Сынмин домывает пол в большом зале. Чанбин просматривает холодильники, записывая, что нужно заказать.
— Не хотите сходить в бар? — предлагает девушка. — Я хочу напиться и забыть этот день.
— Ты что-то слишком часто забываться стала, — заметил Чанбин. — Верный путь к алкоголизму.
— Да ну тебя, господин «моя жена — двадцати килограммовая штанга»! ЗОЖники — самые скучные люди на свете! Пойдешь или нет?
— Можно. Только дай закончу с продуктами. Парни, вы с нами и это не обсуждается. Будем считать, что у нас внеплановый корпоратив.
— Ура! Начальство за всё платит! — радостно кричит Хёна. Сынмин и Чонин не сдерживают смеха. Чанбин ворчит, но скорее для вида.
Сынмин сперва думает отказаться: ему нужно готовиться к завтрашнему конкурсу для курсов Чанбина. Но отказываться не очень вежливо, да и Чонин заверил его, что Мин и так абсолютно готов. Сегодня утром перед началом смены Сынмин дал Чонину на пробу один из своих фирменных эклеров. Ян слопал всё до последней крошки, заверяя, что ничего вкуснее он в жизни не ел, и что Сынмин с таким десертом «порвёт» всех на просмотре.
— Не уверен, — говорит Сынмин, слегка смущаясь от похвалы Чонина. — Я обратил внимание, что Чанбин никогда не готовит эклеры. Может, он их вообще не любит?
— Ну, так и задача-то не приготовить то, что любит Чанбин-хён, а приготовить что-то вкусное и уникальное, — напоминает Ян. — Я не знаю, что у хёна за проблемы с эклерами, но твои его точно покорят, даже не сомневайся.
Сынмин всё еще внутренне продолжает сомневаться в своём решении. Эклеры — слишком простой десерт, слишком обыденный. Но, с другой стороны, слова Чанбина и тот взгляд с толикой разочарования постоянно всплывают в голове Кима. Он явно не хочет повторения подобного. Более того, ему очень хочется, чтобы Чанбину понравились его эклеры. Чтобы он смотрел на Сынмина с гордостью, чтобы взял к себе на курсы. Такая зависимость от одобрения Бина казалась Мину ненормальной. Но слишком заманчивой, чтобы от неё отказываться.
Бар в котором решил «зависнуть» коллектив кондитерской находился на той же улице, чуть дальше. Шумное, но вполне уютное место с несколькими столиками, огромным баром и даже небольшим танцполом. Компания занимает столик в самом центре, Чанбин заказывает несколько бутылок соджу и закуски. Сынмин немного нервничает: он никогда раньше не бывал в подобных заведениях, да и внешний вид у него не совсем подходящий (рваные джинсы и бежевый пуловер). Но, кажется, это никого кроме него не волнует. Поэтому Мин старается максимально расслабиться и наслаждаться отдыхом и приятной компанией.
— Зачем брат приходил? — спрашивает Чанбин у Хёны, чуть наклонившись к ней.
— Он мне не брат! — протестует девушка. — Решил поиграть в примерного мальчика и угодить отцу, поговорив со мной. В выходные придется съездить домой: у отца какой-то важный прием. Я, конечно, всё ещё злюсь, но не хочу создавать для прессы повод обсуждать нашу семью своим отсутствием.
— Ой ли! — ехидничает Бин. — Почему бы тебе просто не признаться, что ты соскучилась по отцу.
— Соскучилась. Очень. Но я всё равно не вернусь домой. Пока оттуда не свалит эта семейка.
— Я всё еще считаю, что ты совершенно несправедлива к ним.
— А я не спрашивала твоего мнения. И давай сменим тему, не хочу ссориться еще и с тобой.
Чанбин поднимает руки, признавая поражение. Хёна на редкость упряма, порой даже слишком. Чанбин правда понимает её, но ему также жаль и господина Гюнгсу, и новых родственников девушки. Но к сожалению, помочь в этой ситуации может лишь время. Или чудо.
— Волнуешься? — спрашивает Чонин у Сынмина. — Ну, перед завтрашним отбором?
— Еще как! — кивает Мин. — Не знаю, как буду спать сегодня ночью. Нужно будет перед отбором успеть приготовить свежие эклеры.
— Не переживай, я тебя прикрою.
— Спасибо, Чонини, правда. Я твой должник.
— Предлагаю тост! — кричит Чанбин, привлекая общее внимание. — За Сынмина, нашего нового сотрудника! Надеюсь, тебе понравится с нами работать.
— Мне уже очень нравится, — отвечает Мин, глядя Бину прямо в глаза.
Все четверо поднимают свои стопки и чокаются. Алкоголь слегка ударяет в голову не привыкшему к выпивке Сынмину и он позволяет себе наконец-то расслабиться. Хёна хочет танцевать и тащит за собой всю компанию. Сынмин толком танцевать не умеет, но видимо для обычных клубных танцев достаточно просто немного двигаться в ритм.
Диджей, видя ажиотаж, включает медленную композицию. Хёна тут же обвивает руками шею Чонина, приговаривая, что дамы приглашают кавалеров. Чонин не против. Сынмин уже хочет вернуться за стол, как вдруг чувствует осторожное прикосновение к своей руке.
— Я, конечно не дама, но могу ли я пригласить тебя на танец? — смеётся Чанбин. Смущенный Сынмин кивает, робко касаясь широких плеч. Чувствовать сильные мужские руки на своей тонкой талии, оказывается, очень приятно. Сынмин всего на миг представил, как эти руки бы гладили его спину и плечи, и тут же густо краснеет. Наверное, все же не стоит много пить.
— Готов к завтрашнему отбору? — спрашивает Бин, чуть щекоча тёплым дыханием ухо Мина.
— Да. Волнуюсь немного.
— Учти, поблажек не будет.
— Я бы даже и просить о таком не смел, хён. Я хочу честной конкуренции.
— Рад слышать, — Чанбин улыбается, а у Сынмина от этой тёплой и искренней улыбки ноги подкашиваются.
— У тебя красивая улыбка, хён.
Чанбин удивлён и немного смущен. А Сынмин хочет откусить себе язык: он не собирался говорить это вслух, оно вырвалось само.
— Спасибо, — Со улыбается ещё шире, глядя на такого Сынмина. — Ты со мной заигрываешь?
— Что? Нет! Я просто… Просто у тебя правда красивая улыбка.
— Эх, а жаль.
— ???
— Да ничего, забей. И расслабься, я тебя не съем.
Они продолжают медленно кружится в такт мелодии. Сынмин на миг забывает обо всем, что его беспокоит и обо всех вокруг. Для него в этот самый момент существует только он сам и Чанбин. Поддавшись порыву, Мин прижимается к Чанбину чуть сильнее. Бин сокращает расстояние между ними, глядя в глаза Кима, утопая в них. Но магия момента рушится, едва сменяется музыка. Парни отходят друг от друга и возвращаются за столик. Звучит новый тост, но Сынмин почти не слушает о чем говорит Хёна. Все его мысли остались в том мгновении, в тех руках на его талии, которые он бы не отказался чувствовать на себе всегда.
***
Желающих поступить на курсы Чанбина оказалось намного больше, чем предполагалось изначально. Поэтому Чанбин решает устроить не один, а целых три дня отбора. И взять на бесплатное обучение троих. Сынмин попадает в первый день, оказавшись где-то в середине списка. Парень заметно нервничает, то и дело оглядываясь по сторонам и изучая конкурентов. А посмотреть и правда было на что: многие пришли с такими десертами, о существовании которых Мин и не подозревал. На фоне других его эклеры казались каким-то приколом. Даже несмотря на то, что это были не совсем стандартные эклеры, а фирменные Сынминовские: с ореховым кремом внутри и солёной карамелью снаружи. Рецепт не так прост на первый взгляд, как может показаться: переборщишь с карамелью — будут слишком солёные. С ореховым кремом — вкус приобретет неприятную тягучесть, свойственную натуральным ореховым пастам. Ким молился всем богам, чтобы вкусовой баланс оказался самым лучшим. Хоть Чонин и заверил, что всё отлично, попробовав один эклер, это не мешало Сынмину продолжать себя накручивать.
Когда подошла его очередь, Мину кажется, что он сейчас рухнет в обморок. В горле застревает ком, руки чуть трясутся. Парень старается дышать медленно и успокоится. "Это всего лишь Чанбин, он тебя не убьёт", — мысленно, как мантру, повторяет Сынмин, ставя тарелку с эклерами перед Чанбином. Тот смотрит на десерт абсолютно с непроницаемым лицом. Затем, выгнув одну бровь, поднимает взгляд на Сынмина.
— Надо же, не крокембуш? — усмехается Со.
— Нет, всего лишь эклеры, — отвечает Мин, чуть расслабившись. — Точнее, мои фирменные эклеры. Вы таких ещё не пробовали, господин Со.
— Уверен?
— Уверен.
— Посмотрим, — Чанбин берет один эклер и беспощадно кромсает его ножом на несколько частей. Досконально осматривает толщину и плотность теста, начинку, затем пробует на вкус. Замирает буквально на секунду, затем с абсолютно непроницаемым видом отставляет тарелку в сторону и что-то записывает в свой блокнот.
— Можешь идти отдыхать, я позову когда буду объявлять итоги, — говорит Бин, не отрываясь от своих записей. Сынмин снова начинает нервничать. Почему он ничего не сказал? Неужели всё настолько плохо? Ему не понравилось? Может Мин всё же ошибся в рецептуре и испортил вкус?
Съедаемый собственными страхами и сомнениями, Сынмин не может спокойно сидеть и ждать, а потому отправляется в торговый зал к Чонину и возвращается к работе. Уборка его успокаивает.
— Ну как? — спрашивает Чонин. — Ему понравилось?
— Не знаю. Он ничего не сказал. Осмотрел, попробовал, что-то записал и всё. Велел ждать вердикта.
— Видимо решил сперва всех посмотреть, а потом выбрать. Не бойся, я уверен что ты пройдёшь, хён. Надо быть идиотом, чтобы не влюбиться в твои эклеры.
— Спасибо, Чонини, — Мин и правда очень благодарен за поддержку. — Посмотрим.
— Хен, а я могу тебя кое о чём попросить? — Чонин вдруг чуть робеет.
— Конечно.
— Можешь приготовить несколько своих эклеров в пятницу? У мамы день рождения, я хотел сделать ей сюрприз. Я заплачу, ты не подумай. Сколько скажешь.
— Конечно смогу. И не надо мне ничего. Пусть это будет подарок прекрасной женщине за потрясающего сына.
— Но я всё же оплачу ингредиенты.
— Договорились.
— Спасибо, хён. Ты самый лучший! Чанбин-хён будет реальным дураком, если не возьмет тебя.
***
— Попробуй.
Чанбин протягивает Хёне эклер Сынмина. Девушка недоверчиво откусывает, а затем стонет от удовольствия.
— Какая вкуснятина! — говорит она. — Кто автор?
— Секрет. Заметила как тонко ощущается вкус? Идеальный баланс.
— Ага. Ничего лишнего прям. Тебе стоило бы самому поучиться у этого мастера, не находишь?
Чанбин усмехается. Эклеры всегда были для него головной болью. Со мог приготовить любой десерт, абсолютно любой сложности, но чёртовы эклеры у него никогда не получались. Даже с точным соблюдением всех рецептур и техник приготовления выходила какая-то лажа. У любого мастера есть потолок его возможностей. И для Чанбина таким потолком стали банальные эклеры. Со усмехается. Ещё недавно он отчитывал Сынмина за неправильно расставленные приоритеты, считая его несерьезным глупцом. А глупец оказался силен в том, чего не смог достигнуть мастер.
— И чему я могу научить автора этих эклеров? — спрашивает Бин.
— Ну знаешь, если его навыки отлажены только в сторону одного десерта, то грошь цена такому мастеру, — замечает Хёна. — Разве не ты говорил, что кондитер обязан уметь готовить практически всё, если не хочет остаться безработным?
— Говорил.
— Ну тогда и думать нечего. Кем бы ни был этот кандидат, в эклерах он тебя явно обскакал, причём весомо. Но раз он с таким уровнем к тебе пришёл, значит он хочет большего. Хочет учиться. Нужно быть полным придурком, чтобы не взять такого ученика или ученицу.
Хёна уходит. Чанбин позволяет себе еще немного подумать, пересмотреть список прошедших отбор, ещё раз убедиться в правильности своего решения. Он был неправ тогда. Поэтому сейчас поступит правильно.
Ведь только такой мастер, который довёл ступень своих навыков до идеала, достоин идти дальше и учиться новому. Только он действительно готов к этому.
Оглашая результаты отбора, Чанбин не может сдержать улыбки. Он и сам очень хотел бы произнести именно это имя. Похоже, мальчишка с робкими щенячьими глазами, смущающийся от любого внимания со стороны Чанбина, слишком прочно засел в его голове. Чанбину хочется проводить с Сынмином больше времени. Он правда хочет обучить его всему, что знает сам. А ещё, может, наконец-то преодолеть свой потолок и подружиться с эклерами. Потому, прочистив горло прохладной водой, Чанбин с радостью и гордостью объявляет первого победителя отбора, попавшего на бюджетное место:
— Ким Сынмин.
Толпа аплодирует. А Сынмину кажется, что он сейчас по-настоящему взлетит. Взгляд чуть мутнеет, Сынмин моргает и с удивлением понимает, что плачет.
Он слишком счастлив.
