***
Я рассматривала людей, которые как муравьи-трудоголики пробегали мимо моей палаты. Исключением стал Трейс. Он стоит у поста и заполняет карты, а как только я отвожу взгляд, он смотрит на меня. Честное слово, он что, подойти боится? Он же теперь тоже убийца. Могли бы на пару «убивать». Мне скучно. Меня никуда не пускают. Я пытаюсь двигать рукой, но бинт этому мешает. Как же мне хочется ее почесать. Это просто невыносимо. А Трейс продолжает «заполнять карты». Ну серьезно, он думает что я ослепла? Интересно, когда я сплю, он тоже пялится на меня? Я достала из своего рюкзака скетчбук. Чем больше времени я тут провожу, тем больше уделяю рисованию. Иногда по телевизору в палате идёт красивый фильм. Я делаю фото красивого момента и переношу его в скетчбук. Признаюсь, это самое интересное занятие после чтения. Я читаю медицинские учебники. Мэдди приносит мне свой блокнот с обходов в конце каждого дня. Я смотрю на жалобы пациента, результаты осмотра и анализов и свожу их к какому-то результату. Выглядит как школьная задача, где из «дано» расчетами и вычислениями нужно что-то найти или доказать. Только я села рисовать, как в палату забежала Мэдди. Она быстро положила перед моими ногами блокнот и села рядом, нервно дыша. — Элис, мне нужна помощь. Ты сейчас не занята? — Валяй. — Хорошо, слушай. В невро лежит одиннадцатилетняя девочка с энцефалитом Расмуссена. — И? — Взгляни на МРТ… — Мэдди протянула мне снимки. Я подняла из над головой и вздохнула. — Ну… — Да… Мэдди тоже посмотрела на снимок. Мы вместе уставились на него. Болезнь поразила большой участок мозга. Скорее всего, девочка долго не проживет. — Скажи, что у тебя есть решение… Я поспорила с Лисой, что оно есть… — Стой, ты поспорила с человеком, у которого невероятная память, который работает в неврологии и который знает об этом явно больше чем ты, что ты найдешь лекарство от такого, — я выделила это слово интонацией, — запущенного случая? Тебе жить надоело? — Знаю, знаю… Но у меня много пациентов, а тебе нечего делать, — Мэдди притихла, рассчитывая на то, что я сама все прекрасно понимаю. — Я тебя съем как только мне разрешат есть твёрдую пищу, — сквозь сжатые зубы проговорила я, — ты же знаешь, что меня считают убийцей! — Прекрасный повод все исправить. У тебя есть около недели на то, чтобы придумать план лечения. Но не волнуйся, в невро ещё есть ребенок с энцефалитом Расмуссена. Так что у нас с Лисой будет несколько раундов. Мэдди радостно улыбнулась и ушла, забрав снимок и оставив мне блокнот со всеми записями об этой девочке. Ну спасибо, теперь мне будет не так скучно. Трейс смотрел на меня, забыв отвести взгляд. Я изогнула бровь, и тогда он снова опустил взгляд в карту. Как же меня бесят заведующие отделениями. Все, кроме Бекс. Она единственная, кто смотрит на ситуацию реально. Побольше бы таких. Я открыла свою записную книжку и начала писать. Девочка, 11 лет, энцефалит Расмуссена. Я подняла ручку, не зная что писать дальше. По сути, это все. Кроме снимка мне ничего не известно. Если бы Мэдди дала побольше информации, то я бы смогла придумать максимально оптимальный способ. Но, черт, я сама прекрасно понимаю, что девочку не спасти. И опять этот Трейс смотрит в мою сторону. Пытается увидеть, чем я тут занимаюсь. А, он наверное думает, что я строю план убийств. Ну а чего там. Тут же людей полно, нужно чтобы все знали. Я замазала ручкой все, что я написала. Нужно поставить крест на этом случае. Жаль девочку, но я правда не знаю что делать. Я отложила записную книжку и скетчбук на стол. Мне скучно. Фильмы пусть и красивые, но скучные. Ненавижу фильмы, где он слишком поздно понимает, что любит ее. Она уже сидит в самолёте и врёт ему, что не слышит, и что связь плохая. Она хочет счастливой жизни, а он слишком поздно понял, что хочет провести свою жизнь с ней. Бла-бла-бла, слишком заурядно. Хоть в таком расположении, когда он не успел за ней, это гораздо интереснее, чем когда он садится на следующий самолёт и летит за ней. Вот во втором случае это уже слишком заурядно. Мне больше по душе мыльные оперы, где за кучу сезонов ты привязываешься к персонажам как к родным, и с интересом смотришь любые дебри, в которые они лезут по своей тупости. Ведь эта тупость с ними аж с первого сезона. Да, пожалуй, если по телевизору будет идти мыльная опера, то я буду первым зрителем. А если ещё и медицинская, то берегитесь, Элис Рид пойдет во все тяжки. Уже ухожу. Да, иди-иди. Стоп, ты? Эй? Ладно. По телевизору ничего годного так и не пошло, и я просто выключила его и кинула пульт в ноги. На секунду я в себе разочаровалась, а потом мой мозг отключился и я просто смотрела на пульт, не понимая, зачем я туда смотрю. И только когда я подняла взгляд на дольки апельсина передо мной, и когда я вспомнила, как прошивала их, только тогда я поняла, что швы на ноге и животе мешают мне достать пульт. Дело в том, что после большого количества операций, у меня появилось такое же количество швов, которые к этому моменту ещё вполне способны разойтись, если я потянуть за пультом. Ладно, не видать мне корейских мелодрам и заурядных фильмов. Меня окончательно добил Трейс Джексон, который по-прежнему стоит у поста. Тут к нему подошла Бекс и показала какие-то снимки. Он какое-то время просто втыкал в них, а потом дал распоряжения, на секунду посмотрел на мониторы у меня в палате и отвёл взгляд на карты. Как же это бесит. Ещё и Мэдди дала какой-то безнадёжный случай. Пули во все конечности.***
На следующий день я решила попробовать себя в телекинезе. Я смотрела на пульт в ногах и надеялась его как-нибудь притянуть. К сожалению, такими способностями я не наделена. Мэдди как назло не даёт мне случаи. Я всё сижу с этой девочкой и ничего не могу придумать. Зато Трейс, в отличие от остальных, не обходит мою палату стороной. Это радует. Сегодня он стал избегать людей. В какой-то момент он так разозлился на Фаджа, что устроил разборки прямо около поста, рядом с которым находилась моя палата. Он кричал очень громко. Все резали его взглядами. Диалог у них был на тему безнадёжных пациентов и выгорания хирургов. Фадж очень тонко намекал, что Трейс на гране срыва. Когда самого Трейса это достало, он перешёл на крик, что позже сделал и Фадж. Трейс не выдержал и отошёл к стене, где злобно дышал и поглядывал на мои мониторы, оглядываясь на людей за ним, которые бурно обсуждали его взбучку. — Что вам?! Чего вы сюда смотрите?! Своих дел нет?! — кричал он им в истерике, закрывая свою голову от бесконечных взглядов. Жестом я позвала его к себе. Он не на секунду не задумался и вошёл внутрь, прислонившись к стене уже в моей палате. Я выжидательно смотрела на него, пока тот приходил в себя после случившегося. Фадж увидел его в моей палате. Со злого шефа он превратился в задумчивого человека, а потом перестал смотреть в сторону моей палаты. — Вам даже представлять не пришлось, — решила я позлорадствовать. Трейс многозначно посмотрел на меня и продолжил стоять, ничего не отвечая, — Я не думаю, что вам это нравится. Не хочу показаться грубой, но теперь, когда мы на равных, что вы скажете? Трейс обогнул всю палату взглядом, а потом выдал: — Я Вас понимаю, — с этими словами он ушел. М-да, вторая попытка подружится тоже провалилась, но не с таким треском как первая в его отделении. Ну и ладно, он просто ещё новичок в моей шкуре. Скоро подобреет. Я пыталась аккуратно дотянуться до пульта, но не получалось. Я заглянула в палату, которая находилась напротив поста (моя была сбоку). Там пара обсуждала то, что идёт по телеку. К ним пришла Бекс на обход. Ну конечно, по телеку транслировали очередной скучный фильм. Судя по жестам они жаловались на то, что там показывали. Зато я ничего не упускаю. После них Бекс вошла ко мне, и, увидев как я пытаюсь аккуратно достать пульт, она усмехнулась. Она подошла к койке и подала мне его. Ура! Я так долго этого ждала! — Спасибо, — я улыбнулась. Бекс полистала мою карту, быстро пробежавшись по ней глазами. — Медсестры говорили, что вечером у тебя болела голова, — Бекс задумчиво взглянула на меня, — а ещё ты отказываешься от еды. — Все нормально. Да и аппетита у меня нет. — Рид, было бы нормально, если бы тебе не делали операцию на головном мозге. Любая боль может значить так много, что ты и представить себе не можешь. И отсутствие аппетита мне тоже не нравится. — Доктор Бекс, я же не те люди, которые жалуются на фильмы в телеке. Я прекрасно понимаю все это. Я знаю все это, но я более чем уверена, что все хорошо. А когда меня выпишут? — Если все будет хорошо — через две недели, — сказала она, смотря на календарь, — скажи мне, ты листаешь учебники? — Да, это главное развлечение. — Как рука? Я взглянула на левую руку, подняла ее и аккуратно опустила. — Прекрасно. А когда снимут бинты? — Не скоро. Хорошо, что насчёт швов? — Все прекрасно, меня можно выписывать. — Жди. Пока что, — она загадочно посмотрела на карту, — поставим тебе капельницу. Раз ты отказываешься есть как все люди, будешь есть как мой мальчик из педиатрии с синдромом короткой кишки. Бекс поставила мне капельницу на сгиб руки. Потом она взяла стикер, написала на нем что-то, расписалась, и приклеила мне на лоб. Класс. Я не сниму его. Одну руку не могу согнуть из-за катетера, другую из-за гиббса.***
Утром ко мне в палату вошла Мэдди. Увидев стикер у меня на лбу, она засмеялась во весь голос. — Элис, кто с тобой так? — сквозь смех спросила она. — Бекс. Мэдди ещё громче засмеялась. — Зато можешь до пульта дотянуться. Мне говорят, что ты хочешь выписаться под свою ответственность. Это правда? — Мэдди, я взрослый человек и могу о себе позаботиться. Тем более, я ординатор, и хоть что-то, да знаю. Лучше сними стикер. — Ну уж нет. Там все очень понятно написано. — Ну что там? — Пусть тебе Трейс скажет, — она продолжила смеяться, — ладно, пока. Я пойду доказывать Лисе, что смогу найти лечение для девочки. Я разозлилась на Мэдди, но не могу ничего с этим сделать. Как только она вышла из палаты, улыбка на ее лице пропала, а глаза перестали сверкать как раньше. В первый день она была такой жизнерадостной, а сейчас будто натягивает улыбку. Но выходит это мастерски. Я слышала, что она ходит из моей палаты в палату к Джесс и обратно. Джессика поправляется, может скоро ее выпишут. А меня, блина, нет! Я заснула часа на три. Когда проснулась, заметила в коридоре Трейса. Он, увидев, что я смотрю на него, посмотрел на стикер у меня на лбу и усмехнулся. Да что же там? Он вошёл в палату и снял у меня со лба стикер. Вручив его мне, он начал смеяться во весь голос, когда я увидела то, что там написано. «Меня выписывают через две недели.» (Подпись Бекс) — Супер. — Бекс гений, смирись, — Трейс перестал смеяться, — Я могу побыть тут ещё чуть-чуть? — Да, конечно. Трейс присел на кресло, откинувшись к спинке. Я достала свою записную книжку и нашла ту страницу, где были записи о той девочке. — Извините, а можно задать Вам вопрос делового характера? — спросила я, решив воспользоваться возможностью. Трейс кивнул. — У меня девочка с энцефалитом Расмуссена. Случай признали безнадежным. Но я помню, что читала про удаление пораженной части мозга в таком же случае. Операция очень редкая, ее мало кто проводит, но может ли это стать спасением для девочки? — спросила я. Идея пришла ко мне давно. Я просто сомневаюсь, что девочка выдержит хирургическое вмешательство. — У тебя есть карта? — спросил он. Я помогала головой. Тогда он начал ходить по палате, раздумывая о том, что я только что сказала. — Вариант неплохой. Особенно, если он единственный. Другое дело, что девочка может не перенести операцию, а если и перенесёт, то останется парализованной на ту половину своего тела, часть мозга которой мы удалим. — Девочка скоро умрет. Это единственный шанс. — Если родители девочки согласятся, то она может выжить. Да, это хороший вариант. Я подняла пейджер с тумбочки и вызвала Мэдди. Минут через пятнадцать она уже прибежала. — Вези кресло-каталку, мы едем к девочке с энцефалитом Расмуссена. Мэдди радостно выбежала из палаты за креслом. Трейс не планировал уходить. Напротив, он хотел идти с нами. Поэтому, когда Мэдди привезла каталку, он повез меня. Мы вошли в палату девочки, где стояла Лиса и какой-то нейрохирург. — Трейс, привет. Что происходит? — спросил нейрохирург, похлопав по плечу своего коллегу. — У нас есть предложение о том, как спасти девочку. Вернее, у Элис есть, — он указал на меня. Сердце застучало сильнее, от мысли о том, что я могу спасти жизнь девочке, случай которой признали безнадежным. А ещё я могу подвести Мэдди и выступить полной дурой... Я решила встать спустя долгое время, пока я была прикована к постели. Но, я пошатнулась и села, и пришлось говорить так: — Можно удалить поражённую часть мозга. Девочка останется парализованной на половину своего тела, но будет жить, — я дотронулась рукой до головы. В глазах все чуть-чуть плыло, но мне важно узнать мнение нейрохирурга. Грустные лица родителей девочки вдруг заискрились надеждой. Они посмотрели на нейрохирурга, а тот на Мэдди и на меня. — Я сделаю анализы. Мы можем попытаться, если родители, — он отвёл взгляд на них, — согласны. Те быстро закивали головами. Мать девочки заплакала и погладила дочь по голове. Я улыбнулась и попросила отвезти меня в палату. Мне начало становится плоховато. В глазах темнело, а живот будто разрывался в области шва. Черт. Они разошлись?.. Не помню, как меня везли. Помню, что в один момент в ушах начало звенеть, а на одежде появилась алая кровь. После я больше ничего не вспомнила.***
Трейс сидел рядом с моей койкой. Тут же стояла и Бекс, проверяющая показатели. Все, что я видела, было будто во сне. Лица людей размыты, из действия не складываются у меня в голове в одну цепочку. Я странно себя чувствую, несмотря на то, что вроде ничего и не болит. — Чтобы ее ещё раз подняли с койки! О чем вы думали?! Я только обрадовала ее тем, что ее могут выписать через две недели, а вы все испортили! Знаете что? Сами ей это и скажете! Не люблю разочаровывать пациентов, которые задерживаются в больнице не по моей вине! — прокричала Бекс и ушла.Трейс подошёл ко мне с виноватым видом и тут же поспешил уйти, когда увидел, что я не сплю. Я попыталась выдать что-то похожее на «стойте». Трейс обернулся и, постояв пару секунд, подошёл к койке. — Что происходит? — Прости за это. Это правда была плохая идея. — Это я, извините... Девочка умерла? — Она выжила, родители хотели поблагодарить тебя лично, но... Трейс взял меня за руку и утёр подступающие слезы. Чего он плачет? Все ведь хорошо. — Извини, просто я только понял, какого быть обвиненным в убийствах. А, ясно. А я о чем ему в вертолёте говорила. Теперь и он знает, что это.***
Я остановилась в коридоре. Слезы навернулись на глаза, и я опустила голову. Психолог вышла ко мне и прислонилась к стене за мной. — Что вы чувствуете? — вновь спросила она. — Я чувствую, что мне тут не место. Я не могу никому доверять. Никогда не знаю, кто и как на самом деле ко мне относится. Из-за меня подозревают Трейса Джексона. Из-за меня на него наорали в тот день, когда мои швы разошлись. Я не осталась с Джесс, когда та попала в больницу. Я устала. Я не знаю, зачем я вам рассказываю все это, ведь вы считаете меня психопатом. Поймите, я совсем не такая. У меня есть эмоции, я не холодная рыба. Я просто скрываю их, чтобы не принести никому другому вреда. Это все. — Хорошо. Возвращайтесь в кабинет. Она провела меня в кабинет. Я села перед ней. Тогда психолог открыла блокнот и посмотрела на меня. — Ходят слухи, что в тот день, когда у вас разошлись швы, вы помогли одиннадцатилетней девочке выжить. — Да. Мэдди поспорила с Лисой, что поможет девочке. Сама попросила помощи у меня и выиграла спор. — Тогда давайте рассуждать так: благодаря вам Мэдди выиграла спор, выжила одиннадцатилетняя девочка, случай которой был признан безнадежным. Разве это не большое достижение для ординатора-первокурсника? Я отвела взгляд. Может это что-то и значит, но мне сложно принять себя как что-то хорошее, когда все вокруг думают об обратном. — Элис, думайте о хорошем. Будьте оптимисткой назло всем. Вы не всегда плохая. Люди могут ошибаться. Примите свои ошибки и идите дальше. Вам это по силам. Ее взгляд перестал резать. Он смягчился и только отражал лучи солнца, которые проникали в кабинет через прозрачно-чистое окно. — Я не хочу улыбаться. Я пыталась. Пыталась жить секундами, пыталась думать о хорошем, но я так не могу, — я сдала руки в кулаки так, что ногти начали впиваться в ладони, — Когда я лежала в палате я видела как Мэдди натягивала улыбку. Это жутко. Все ели держаться. Трейс срывался на Фаджа, а тот на него... Психолог посмотрела на меня взглядом, который так и кричал о том, что ей жаль. Может и жаль, но она очень быстро переобулась. Хотя Трейс тоже поменял свое отношение ко мне, но его вынудила ситуация. Я могу верить ему и доверять. Но не ей. — Давайте мы закончим на сегодня. Я допускаю вас до работы, но походите ещё на несколько приемов. Так будет лучше. Я кивнула и вышла из кабинета. Злости на нее больше не было, скорее недоверие. Но было уже гораздо легче. Сегодня мне не предстоит ровно ничего. Я решила пойти в приёмное и зашить пару калек, после чего отправится домой, практически ничего не добившись, кроме уважения к себе со стороны психолога. Я спустилась в приёмное и сразу же заметила человека с разбитой головой. Я направилась к нему. Рядом сидела женщина и держала его за руку. У них были кольца на пальцах, может она его жена. Только я подошла, как двери открылись и ввезли тяжело раненого мальчика. Я сразу же побежала туда, желая забрать его. Туда же побежала и Бонс. Травматолог обогнул нас обоих взглядами и задумался на пару секунд, после чего вручил Бонс карту другого пациента и жестом позвал меня к этому мальчику. Я даже успела довольно улыбнуться и увидеть недовольное лицо этой стервы, которая рассматривала карту по всей видимости "неинтересного" пациента. Она кинула взгляд на пациента с запором и пригрозила мне кулаком. Мы завезли пациента в палату. Медсестры крутились вокруг нас. Мы решили сделать рентген. Вскоре прибежала кардиохирург и осмотрела пациента, после чего ей дали его карту. Теперь я знаю целых два кардиохирурга, одним из которых является Трейс. Эта женщина быстро положила карту и какое-то время размышляла. Она паниковала. Может она боялась принять неверное решение, а может не знала какое принимать. Вскоре уровень кислорода начал падать, а мальчик еле дышал. Необходимо интубировать. Я быстро вставила трубку ему в горло, после чего начала осматривать ноги. Они опухли так, будто в них по пятьдесят переломов. — Тридцать переломов на обоих, — объяснил травматолог, увидев мое удивление. Я кивнула. Он вызвал ортопеда. Весело будет у нас. Я посмотрела на руки. Они были все в синяках. Да что же с ним случилось? На него наковальня упала что-ли? Тут мальчик открыл веки. Я сразу же взяла фонарик и посветила ему в глаза. На левой руке не было переломов. Нужно чтобы он ею пошевелил. — Можешь пошевелить пальцами левой руки? — спросила я, водя у него перед глазами пальцем. Когда я светила ему в глаза фонариком, зрачки были одинаково сужены, за пальцем он следил обоими глазами синхронно, да и пальцами руки пошевелил. Видимых травм головного мозга или позвоночника нет, да и рентген не выявил не единого перелома в области позвоночника, так что нейрохирург нам пока не нужен. Я осмотрела его голову. Небольшие раны или незначительные порезы. Их мы зашьем позже. Травматолог взял руку мальчика. Предупредив его, что сейчас будет больно, он резко потянул за нее. Мальчик закричал на все отделение. Кардиохирург стояла как ни в чем не бывало, а я кажется опять оглохла. Я посмотрела на мониторы. Кислород пришел в норму, а сердцебиение медленно начало стабилизироваться. В палату вошёл ортопед и посмотрел на ноги, после чего отложил другие карты и начал их внимательно осматривать. — Нужно оперировать. У вас все? — осматривая ноги, пробормотал он. — Да, в истории болезни указаны какие-либо аллергии на мед препараты? — ответил травматолог. Он надел халат и с облегчением выдохнул, а кардиолог ушла куда-то при первой же возможности. — Нет, тогда я займу первую операционную. — Хорошо. Травматолог вышел. Я стояла и ждала команды ортопеда. Тот посмотрел на меня взглядом, который ясно дал мне понять, что он мне не рад. Тогда я демонстративно вздохнула и ушла, а он в свою очередь вызвал другого ординатора. Блестяще. Я потеряла своего крутого пациента. Пусть ортопедия это не мое, но я могла попасть в операционную. Я какое-то время просто ходила по приемному. Всех, кого нужно было зашить, уже были зашиты. Койки пустовали. Те, на которых были пациенты, должны были опустить в ближайшее время. Так тихо. А для приемного уж точно. Обычно после тишины сразу же становится шумно. Случается ДТП и к нам снова везут пострадавших. Я так и не узнала, что случилось с тем мальчиком. Хотя он уже не мой пациент, так что нет разницы. Никакой. В приемном была ещё одна ординатор. Это была черноволосая девушка среднего роста с голубыми глазами. Странно, что глаза голубоглазых врачей такие сверкающие. Она не исключение. Девушка зашивала руку какой-то пьяной даме, отворачиваясь от ее дыхания. Да уж, там неприятно пахнет. Размышления о запахе алкоголя натолкнули меня на мысль, что неплохо бы после смены сходить в бар и отвлечь себя выпивкой. Наверное, это сойдёт за хороший план на вечер. Я подошла к сестринскому посту и прислонилась к нему спиной. Та девушка тоже подошла к посту и положила на него карту. По ее бейджу я определила, что она из неврологии. Знаю на одного человека больше. Зовут ее Эмили Норс. Ее волосы были собраны в низкий хвост. Они были до лопаток. Когда я перешла в эту больницу я подстригла волосы по плечо. Я и так их еле собирала во что-то похожее на прическу, учитывая короткие передние пряди, которые я была вынуждена отрезать. Ещё в интернатуре я как-то работала в педиатрии. Девочка играла со слаймом. Когда я ей сказала, что ей нужно поставить капельницу, она кинула мне слайм в лицо. Передние пряди были полностью в нем, и пришлось их обрезать. Теперь, когда они чуть отросли, это не так страшно и выглядят они покрасивее. Но то, как надо мной смеялись в тот день я никогда не забуду. Да что там, я и сама над собой смеялась, ведь с обрезанными прядями выглядела нелепо. Вспоминая себя я улыбнулась. Девушка уже ушла, да и я не думала, что она заставит меня вспоминать тот день. Я ещё помню ночные дежурства в интернатуре перед экзаменом. Все свободное время я зубрила как ненормальная. А потом я шла зашивать пациентов или делать что-то незначительное. И все это так выматывало, а заработанные копейки заставляли рыдать. Если бы мне тогда сказали, что меня ждёт в ординатуре, то я бы ушла не раздумывая. Я стала хирургом ради тишины в операционной, ради ее запаха, ради вида разрезанного тела. Чтобы слушать, как стучит сердце пациента, чтобы принимать решения самой, чтобы найти людей, которые меня понимают. Чтобы работать с ними рука об руку на операционных и забыть о прошлом и об этой чертовой интернатуре. Чтобы когда я просыпалась рано утром, я вспоминала куда иду и улыбалась, и чтобы видеть радость счастливых людей, а по своместимости родственников пациента, которого бы я спасла. Подошедший к посту Трейс спустил меня с небес на землю. Он с грохотом кинул карту на пост и поставил на него локти, запустив руки в волосы. А кому сейчас легко?... Алексу.***
Мы с Мэдди стояли в кафетерии и пили чай. Тут я увидела человека, носившего джинсовую куртку. Эта шатенка моего возраста, которая ходила и осматривала все и всех. На щеке у нее был шрам. Я поставила кружку на стол и побежала к ней. Джессика тут же побежала ко мне и мы обнялись. Мэдди тоже подошла к нам. — Мы так по тебе скучали! — кричали мы. — Я тоже! Я тоже по вам скучала! Все же, жить секундами не всегда плохо. Эти секунды прекрасны. Они великолепны. Джесс жива, хотя должна была умереть. Я не допущу такого больше. Я буду стараться делать все, что в моих силах.***
Это так странно. С хожу с ума, я точно схожу с ума. Утром я поневоле взял нож и порезал себе вены. Бекс смотрит на меня как на ненормального. Только бы они не узнали. Элис хороший предлог, но она должна вскоре умереть, иначе я не смогу воплотить свои планы. Я должен отомстить, даже ценой своей жизни и жизни сестры. Жаль, что после крушения она выжила. Следующая цель — пациентка с энцефалитом Расмуссена, которую спасла Элис. Мне не нравится, что все говорят о том, какая Элис умная.