Рецидив

Парень с силой сжал баранку руля, осторожно сдавая назад. Автомобиль чуть качнулся, под колёсами заскрипели мелкие камни и осколки веток, обломанные резкими порывами ветра. Животные двинулись вперёд, не давая пассажирам внедорожника увеличить дистанцию. Из пастей вырывались клубы пара, вязкая слюна капала на тёмный асфальт, тут же схватываясь привычной корочкой. Стая образовывала плотное кольцо, Грише начинало казаться, что они никогда из него не выберутся. — Вас случаем в университете не учили успокаивать буйных собачек? — Вильгельм истерично хохотнул. — Только усыплять, — тихо протянул Гриша, дёргая коробку передач. — Не вздумай высовываться в окно. Твангсте кивнул, стараясь не смотреть на то, что происходило с его стороны двери. «Псы» практически вплотную подошли к корпусу машины, агрессивно щёлкая пастями, кто-то тихо поскуливал, облизывая острые клыки. Вильгельм краем глаза видел, как одна из особей не переставала приседать в ожидании, когда ситуация позволит ему наброситься, пробить стекло и впиться парню в горло. Нет, это не собаки, точнее, уже не они. Гриша отмечал схожесть с волками, правда в холке существа достигали размеров годовалого медвежонка, возможно, и по весу были такими же. Их пасти словно были разорваны, открывая вид на ровные ряды клыков и глотку. Шерсть местами шла комками, иногда слипалась, голые прорехи с посиневшей кожей. Мощные лапы не обещали ничего хорошего, скорее этими когтями можно было бы вскрыть внедорожник, как консервную банку. Со стороны багажника послышался скрежет, быстро переходящий на крышу. Несколько тощих созданий свалились на капот, а Волжский почувствовал, как поднимается тошнотворный ком в горле. Чёртовы кошки — Гриша их никогда терпеть не мог, начиная от детской обиды на соседского кота, заканчивая этой блядской секундой, когда когтистые твари попытались пробраться под капот. К счастью, силы у них не так много, а тела не настолько пластичны, чтобы пролезть под слой металла и пластика. Вильгельм в ожидании смотрел на Гришу, словно у того на лице был написан план действий. Ничего подобного, парню самому хотелось опустить руки и просто позволить существам разорвать его на куски. Останавливало лишь то, что для Вильгельма такой судьбы он не желал. Гриша осторожно нажал педаль газа, заставляя «псов» попятиться. Возможно, если у них получится найти место для манёвра и слабое звено в этом кольце, то у них появиться и шанс вырваться из него. Кошки запрыгнули на крышу внедорожника, когтями царапая краску. Колёса продолжали медленно крутиться, передвигая транспорт вперёд. Свет фар выхватил адресную табличку крайнего дома, оповещая парней о том, что они практически выехали из города. Неожиданно стая остановилась, расстояние постепенно сокращалось. — Рекомендую за что-нибудь ухватиться, сейчас будет трясти, — предупредил Гриша, вдавливая педаль газа. Внедорожник резко дёрнулся, бампером сбивая двоих «псов», массивные колёса передавили лапы, послышался пронзительный визг и вой. Резина наматывала слюни, шерсть и кровь, чуть занося автомобиль, когда Гриша резко вывернул руль. Массивный удар по багажнику снова вызвал ненужную тряску, Вильгельм тихо вскрикнул, выставляя ладони вперёд, до того, как его лоб успел бы встретиться с бардачком. А ведь Гриша всегда говорил ему, что в автомобиле надо пристёгиваться. Вот и сейчас Твангсте экстренно пытался натянуть ремень безопасности, при этом стараясь удержаться на своём сиденье. Гриша вырулил на объездную дорогу, не сбрасывая скорости. Фары выхватывали неровный асфальт, на лобовое стекло упали первые крупные капли приближающейся грозы. Волжский очень надеялся на две вещи: что топлива хватит для того, чтобы оторваться от стаи и что «псы» не будут преследовать их слишком долго. Не может быть так, чтобы они не чувствовали усталости. Вильгельм не сводил взгляда с зеркала заднего вида, испуганно вздрагивая каждый раз, когда красная пара глаз появлялась в отражении. Гриша смотрел только вперёд, объезжая ямы и глубокие лужи. Глаза отвратительно слипались, Твангсте принялся щипать себя за руку, отвлекаясь на болевые ощущения, чтобы не дать усталости и спадающему адреналину утащить его за собой. — Поспи, пока есть время, — тихо сказал Гриша. Парень отлип от разглядывания пустынной дороги, переводя взгляд на бледное лицо Волжского. Им нужна небольшая передышка, отоспаться и решить, что делать дальше. Что им делать со всем тем, что они увидели? У Вильгельма на сетчатке глаза отпечатались пасти и слюни, половинчатая голова с огромными ушами и длинными ногтями. Гриша старается быть голосом разума, но Вильгельм видит, как тот трескается, на грани того, чтобы сломаться. — Может, поменяемся местами, и ты поспишь? — предложил Вильгельм, хотя не был полностью уверен в том, стоит ли им вообще сбрасывать скорость и тем более останавливаться. Гриша покачал головой: нет. — Со мной всё нормально. — Да нихера! — вспылил Вильгельм. — Нихера не нормально, шатц! Вокруг просто ёбанный пиздец, а ты жил с этим под боком хрен знает сколько! — Я понятия не имел, что здесь происходит что-то подобное! — в таком же тоне ответил Гриша. — И вообще, пока ты не приехал, всё было, блять, нормально! — Гриша врёт, сам же прекрасно знает, что ничего нормально изначально не было. Он сам видел первые звоночки подступающего хаоса и ловко их игнорировал. — Теперь я в этом виноват?! — Да я, чёрт возьми, оказался в этой дыре из-за тебя! — крикнул Гриша, тут же прикусывая себе язык. Ему не стоило говорить что-то столь неправильное и откровенное. Вильгельм на мгновение завис, его лицо не выражало абсолютно ничего. Твангсте медленно кивнул, снова отворачиваясь к окну, лишь бы не смотреть на Гришу. На душе теперь тоскливо и погано, зачем они вообще затеяли весь этот разговор на эмоциях? Господи, Грише стоило просто проигнорировать тогда Вильгельма в клинике, он бы побегал по пастбищам и уехал к себе в Москву, ничего бы из этого не случилось! Дальше ехали в тишине, радио тихо шипело, пытаясь поймать хоть какую-то волну. Каждый варился в своём потоке мыслей, не очень ловко балансируя на грани разума и безумия. Неужели общая атмосфера настолько перемолотила им мозги, что они начали кидаться друг на друга вместо того, чтобы искать выход. Вильгельм вглядывался в тонкую полоску рассвета, уставший взгляд Гриши метался по обочинам, стараясь отыскать любой указательный знак. Где они? Как долго им ещё ехать? Красная стрелка бензобака стремительно ползла вниз, лампочка настораживающе мигала, оповещая о том, что машина вот-вот остановиться, если её не заправить. Но ни о какой заправке речи быть не могло, вокруг лишь поля, сгнившие избы и предрассветный холод. Гришу раздражало абсолютно всё, рука потянулась выкрутить динамик радио на минимум, как по ушам резануло. Голубая полоска скакала по шкале частот, пока из динамиков вываливался громкий скрежет, словно скребут по металлу. Знакомый голос ворвался в эфир: — Ты — несчастен! Гриша резко вдавил педаль тормоза, голова раскалывалась. Но Вильгельм будто не слышал этой настойчивой фразы, он вцепился в плечо Волжского, встряхивая его и пытаясь докричаться. Твангсте потерянно озирался по сторонам, стараясь разглядеть в лёгком тумане хоть что-то. Гриша стиснул зубы, чтобы не закричать от боли: кожа под пальцами плавилась, он цеплялся за волосы, стараясь привести себя в чувства. Тонкая ниточка крови скользнула по верхней губе, капая отвратительным пятном на ворот пальто. Несчастен. Несчастен. Несчастен. Волжский честно пытается игнорировать это заявление, но в глубине души он и сам прекрасно понимает, что это так. Вильгельм вытащил какую-то упаковку старых влажных салфеток из бардачка, которые уже давно высохли. Он продолжал звать Гришу и просить, чтобы тот посмотрел на него, но взгляд Волжского залился мутной дымкой, сосредотачиваясь в одной точке — в районе приборной панели, где метались радиоволны. Твангсте стирал кровь из носа, просил Гришу запрокинуть голову, чтобы её остановить. Но вместо этого Гриша потянулся к ручке двери, блокировка глухо щёлкнула по всему салону. Водительская дверь осторожно открылась, Гриша выбрался из машины на ватных ногах. В ушах по-прежнему стоял оглушительный звон, он смотрел невидящим взглядом куда-то в мокрое поле, где высокая трава пригибалась от резких порывов пронизывающего ветра. Вильгельм выскочил за ним, прихватив с собой табельное. Знакомый ворон сел Грише на плечо, вываливая язык. Но парень словно не замечал его, находясь в отвратительном подобии транса, что причиняет боль. Вильгельм спугнул птицу, дёргая Гришу за руку — никакой реакции. — Шатц? — в панике позвал Вильгельм, всматриваясь в чужое безучастное лицо. Парень обхватил его ладонями, приклад холодил разгорячённую щёку. Кровь продолжала медленно капать на мокрый асфальт, тяжёлые капли прибивали к месту. Над головой раскалывались небеса. — Ты слышишь меня?! Что происходит?! Волжский дрейфует где-то на грани сознания и вечной мерзлоты. Голос Вильгельма настолько тихий, что настойчивое напоминание ворона перебивает любые попытки пробиться в болезненную пелену. Тело пробивает лёгкий озноб, он не чувствует чужих прикосновений, блуждает по чужому лицу, но не узнаёт. Вильгельм пытается вернуть его в машину, тащит и толкает, только сдвинуть с места не такая уж простая задача. Гриша зачарованно вглядывается в поле. Словно кто-то зазывает его в гущу мокрой травы и грязи. Ворон довольно посмеивается, качая головой в разные стороны. Вильгельм вскидывает руку с пистолетом, целясь птице в голову. Лёгкое нажатие, пуля пробивает маленький череп, мозг лопается, как надувной шарик. Тушка заваливается на капот, тут же вскакивая и принимаясь расхаживать по крашенному металлу. Вильгельм испуганно дёрнулся, краем глаза выхватывая резкое движение со стороны Гриши. На мгновение показалось, что пелена оцепенения спала. Гриша сделал несколько робких шагов вперёд, пересекая проезжую часть. Он ловко спрыгнул с обочины, раздвигая высокую траву руками. Вильгельм кинулся за ним, не переставая окликать его. Пришлось даже схватить его под локоть, чтобы сбавить скорость. Острые лезвия со всех сторон царапали куртку и руки, оставляя лёгкие порезы, которые противно щипали и покрывались тонкими бусинками крови. Голос в голове стих, образуя вакуум: свободный от мыслей и брака. Перед глазами белёсая пелена, Гриша сам не понимает, куда идёт. Что-то подсказывает ему направление, а тихий смех, доносящийся со всех сторон, приятно обволакивает, принося должное облегчение. Больше ничего не беспокоит, не дёргается и не ноет в груди, ему легко и тепло, усталость не сковывает тело. Лишь неприятный груз ощущается на руке, мешающий ему двигаться быстрее. Гриша пихает Вильгельма локтем, стараясь убрать его подальше от себя. Тихий шёпот напоминает, что это всё из-за него: Твангсте обрёк Волжского на вереницу долгих страданий и мучений, запихнул его в эту солёную клетку с отравительными пейзажами, перечеркнул все планы на будущее. Одним своим появлением в девятом классе, один человек, а сколько боли и проблем он принёс. Острые ногти приятно царапают шею, длинные тёмные волосы спадают на плечи, холодное дыхание обжигает ухо, спрашивая, кто же обидел. И взгляд сам отыскивает Вильгельма за спиной. Твангсте испуганно пятиться, но смотрит не на Гришу, он мечется по сторонам, удерживая пистолет наготове. Они в самом центре хоровода, что проносится перед глазами с безумной скоростью. Лица сменяются так быстро, как и эмоции на них. От безудержной радости до громкой истерики. Гриша стоит безвольной куклой, пока нечто, с бледной кожей, перебирает его волосы на затылке. Вильгельм находит в себе силы вскинуть пистолет и сделать два выстрела. Оба пробивают затылок, он слышит влажный хруст, с которым проворачивается шея существа. Пара маслянистых глаз смотрит неотрывно, вытекая на щёки и стекая вниз по подбородку. Потрескавшиеся губы растягиваются в ухмылке, а хоровод резко замирает, его участники застывают подобно статуям в саду. — Отойди от него! — крикнул Вильгельм, хотя самого выворачивает от страха и усталости. У Вильгельма язык не повернётся назвать существо девушкой, хотя внешне очень похоже, но кожа неестественно переливается, словно мутная вода в стакане. Она передвигается почти бесшумно, едва касаясь голыми ступнями сырой земли. Стоит ей убрать свои руки от чужой шеи, Гриша сваливается на землю, не подавая признаков жизни. Тонкие пальцы поддевают подбородок Вильгельма, парень чувствует чужое дыхание на своих губах, но не может дёрнуться назад. А внутри всё скручивает и распирает от тошноты и неприязни. — Отъебись, — по слогам тянет Вильгельм. — Твоя трусость сделала его таким несчастным, какое право ты имеешь так цепляться, агнец? — голос обжигает, парень морщиться, не собираясь поддаваться на жалкие провокации. Хоть и звучат они слишком убедительно. Вильгельма передёрнуло. Оцепенение облепило ноги и руки, он держал подрагивающий палец на курке, но сил выстрелить не было. Ему правда хотелось отправить последний патрон прямо в лоб существу, но взгляд то и дело цеплялся за Гришу, которого уже облепили со всех сторон, рассматривая, как какую-то диковинку. — Мы, — очевидно существо имело в виду весь их сброд, что водит хороводы в полях. — Мы подарим ему лучший мир, где он будет счастлив. Тебе нет там места. — Откуда тебе знать, что для него лучше? — прошипел Вильгельм. Даже он не знал. — Его сны дали мне ответ, — уклончиво растянуло существо, делая шаг назад. Тихий щелчок пальцами, десятки пар глаз прожигали в Твангсте огромную дыру. Вильгельм резко сделал шаг назад, буквально шарахаясь от всех. Он пытался разглядеть в этом телесном месиве Гришу, но тряпичные люди закрывали его собой. — Шатц! — позвал он. Толпа протестно зашипела, всей массой надвигаясь на парня. Существо резко отскочило, присаживаясь рядом с Волжским. — Приди в себя, чёрт возьми! «Закройте ему рот» — небрежно кинула девушка, пальцами зарываясь в чужие волосы. Гриша хрипло выдохнул, словно к нему вернулась жизнь. Это отразилось нахмуренными бровями на бледном лице, а Вильгельм победоносно усмехнулся. — Я знаю, шатц, реальность дерьмо, — произнёс он, постоянно отступая. Высокая трава разрезала ему шею и затылок. — Но не ты ли мне говорил, что даже в этом дерьме можно отыскать что-то хорошее?! Так почему ты, мать твою, так легко сдался?! Гриша медленно разлепил глаза, головная боль и холод навалились на плечи тяжёлым грузом, он никак не мог подняться. Липкие руки хватали Вильгельма за плечи, цеплялись за ноги. Парень глухо вскрикнул, теряя равновесие. Мутная масса, похожая на слизь, придавила сверху, превращая его крики в утробное бульканье. Очень тихое, в ушах лишь звон и завывание ветра. Рука, что перебирала волосы, резко пропала, оставляя Гришу одного. Сонливость закрывала веки, волнами утягивая Волжского за собой. А тот и не сопротивлялся. Во сне тепло, даже душно, плотный и горячий воздух с трудом проталкивается в лёгкие. А на Вильгельме этот ужасный белый свитер с растянутым горлом, чуть закатанный на рукавах, потому что велик. Твангсте тихо смеётся, обнажая ровный ряд зубов с мелкими клыками. Что-то сбивчиво шепчет прямо на ухо, руками скользя по шее и груди. Грубо толкает на мягкую кровать, укладывая светлую макушку туда, где от волнения сердце готово разорваться. Вильгельм слушает чужое сердцебиение, пальцами перебирая складки на одежде. О чём он говорит? Гриша совершенно не слышит, ему бы вдохнуть, чужие холодные прикосновения поддерживают его в сознании, обостряя чувства. Вильгельм приподнимается, всматривается в лицо Гриши, расплываясь привычной широкой улыбкой. Его взгляд, как лампадное масло, горячее и тягучее. Гриша тонет в нём, увязает без шанса на спасение. Парень убирает со лба упавшую чёлку, его обветренные губы касаются подбородка, поднимаются выше по скуле, мажут по покрасневшей щеке, пытаются найти губы. Обычно на этом сон всегда обрывался, будильник вырывал его из приятной патоки, возвращая в холодную реальность. Но сейчас всё по-другому, Вильгельм утягивает его в вязкий, совершенно ленивый, поцелуй, холодными пальцами зарываясь в волосы. О чём он шепчет в редких перерывах, давая Грише вздохнуть? Волжский блуждает ладонями по чужой спине, цепляет край надоевшего свитера, кожа под ним такая же горячая, как и атмосфера вокруг: плавится и продавливается, стоит Вильгельму выгнуть поясницу, тяжело выдыхая в губы. — Что ты говоришь? — Гриша свой голос едва слышит. Вильгельм довольно щурится, шепчет на ухо, чуть прикусывая мочку: — Я люблю тебя. Фраза действует, как ушат холодной воды. Гриша вздрагивает, вырываясь из пелены сновидений. Тело ломит, головная боль расходится по нему пульсацией, давя на глаза. Волжский загребает грязь под ногти, пытаясь отодрать себя от холодной земли. Ветер завывает в высокой траве, Гриша сплёвывает вязкую слюну, с щеки утирая остатки неприятной кровати. Его пробивает озноб, температура отражается на лице, где размазана подсохшая кровь. — Гриша, — он слышит облегчённый вздох где-то на периферии сознания. Чужие руки осторожно обнимают его за шею, прижимая к себе. — Наконец-то, очнулся. Гриша хмурится, он никак не может вспомнить то, что произошло. Как они оказались здесь? Он отключился? — Вставай скорее, — Вильгельм пытается его поднять, у Гриши дрожат ноги. — Надо сваливать, пока эти твари снова не вернулись. Какие твари? О чём он вообще говорит? — Гриш, слышишь меня? «Что-то здесь не так» — думает Гриша, бегая взглядом по обеспокоенному лицу Вильгельма. А как же его привычное «шатц»?