Рецидив

Под окном Гриши росла сирень. Вильгельму нравилось околачиваться около чужого подъезда, вдыхая аромат свежих цветов. Крупные ветки ложились на карниз чужого балкона, Гриша всегда чуть хмурился, когда открывал окно, чтобы выглянуть, но прикасался мягко, словно дерево рассыпется от лишних касаний. Волжский настолько был пропитан сиренью, что приходя к другу в гости на ночёвки, Вильгельм раскрывал окна нараспашку, вдыхая застоявшийся запах на постельном белье. Твангсте изрисовывал поля тетради ветками дерева, покупал домой свечи и ароматизаторы, лишь бы сохранить мнимое присутствие. И вот, парень снова стоит перед знакомым подъездом, краска на лавочке потрескалась от времени, пропала одна из перекладин. В лицо бьёт тёплый майский воздух, душный запах сирени забивается в ноздри, теперь он не лёгко-приятный, почти удушающий и концентрированный, голову сильно ведёт. Вильгельм тянется к пачке сигарет, удивлённо вздыхая, когда не обнаруживает её в кармане. Он выглядит нелепо и грязно во всей этой атмосфере юности, но продолжает в ожидании смотреть на балкон первого этажа. Вильгельм не помнит почему ботинки и джинсы в грязи, стягивая незнакомую куртку, лишь свитер отдаёт налётом памяти, но разве Гриша мог так легко расстаться с любимой вещью? Блондин выворачивается и из него, складывает аккуратно, рассматривая на наличие пятен. — Вильгельм, — Твангсте резко оборачивается, виски простреливает, перед глазами размываются серые пятна, в ушах звенят чужие голоса, кричащие о том, что он виноват в чужом несчастье. — Я сейчас выйду. Вильгельм кивнул, тяжело сглатывая. Откуда эти картинки? Взгляд замылен, парень опускается на лавочку, пытаясь совладать с головокружением. Он пытается вспомнить, что собирался сегодня сделать, но в голове абсолютный вакуум. Словно этого дня не существует. Эта мысль вызывает новый спазм, на языке привкус чего-то пресного и тёплого, словно слюна начала сворачиваться и плесневеть — отвратительно. Гриша выходит через несколько минут, слегка взволнованный и прячет руки за спиной. На нём привычные спортивные штаны и безразмерная белая футболка, барсетка пересекает грудь, чуть оттягивает вниз из-за телефона, кошелька и ключей. Хоть что-то Вильгельм помнит. Волжский присаживается рядом, он словно не замечает измученного вида Вильгельма, своего любимого свитера — ничего не видит, лишь растопленные глаза Твангсте, готовые перелиться через край и вытечь горячими слезами. — Плохо себя чувствуешь? — парень осторожно прикасается к чужому лбу. Вильгельма потряхивает от этих прикосновений каждый раз, они все по-детски наивны и без подтекста, поэтому блондин каждый раз про себя умоляет Гришу не убирать руку. Ещё секунду, лишнее мгновение. Вильгельм вжимается лбом в холодные костяшки, пока щёки пожирает предательский жар. — Давай я вынесу воды. — Всё нормально, — парень давит улыбку, пытаясь справиться с ощущением, словно его разрывает изнутри. — Уверен? — голос Гриши на мгновение исказился, от чего Вильгельма прошиб холодный пот. Очень похоже, но Волжский никогда не говорил с таким нажимом. Словно он убьёт блондина, если тот с ним не согласиться. Твангсте прикладывает усилия, чтобы кивнуть, но Гриша настойчиво предлагает свою помощь, насколько себя помнил парень — такого никогда не было. Гриша мог быть обеспокоен, но никогда не пытался влезть в чужое пространство, если его не просили. И его слова, отдалённо похожие на заботу, никогда не сочились ядом. А теперь Вильгельм ощущает привкус крови в горле, словно язык плавится во рту. — Не стесняйся, я ведь всегда готов тебе помочь, — протянул Гриша, его взгляд сузился. Вильгельм пытался справиться с диссонансом, пока тело отчаянно сопротивлялось той реальности, в которой они находились. Словно что-то тянуло его за плечи, пыталось увести подальше от Волжского, за которого хотелось схватиться и больше никогда не отпускать. Отвратительное чувство потери и страха облепило со всех сторон. — В отличие от тебя, — казалось, фраза сказана мимо дела, но сердце болезненно сжалось. Твангсте попытался нашарить прореху у себя на груди, ему показалось, будто прозвучал выстрел и теперь одежда липнет к груди на кровавые пятна. Вильгельм в лёгком припадке хватается за голову, опуская её на чужие колени. Воспалённый мозг вытаскивает картинки из глубины, подкидывает их как карточный шулер, не заботясь о том, что именно Вильгельм может проиграть за этим столом. Твангсте знал, что воспоминания причиняют боль, но не думал, что всё может быть настолько серьёзно. Но Гриша, кажется, больше не обеспокоен чужим самочувствием, он перебирает спутанные волосы Вильгельма, проводит ладонью по спине. Этот семнадцатилетний мальчишка даже не вырван из контекста, он словно сгенерирован на скорую руку. Это не Гриша. Твангсте поднимает голову, пытается выпрямиться, игнорируя сильную боль, нарастающую с каждой секундой. Но наивно-нежно смотрит в эти бордовые глаза, которые наполнены любовью — её раньше никогда не было. Вильгельм тянется, касается кончиками пальцев чужой щеки, пытается найти ту грань, которая не даст ему впасть в безумие. Волжский резко перехватывает его за запястье, головой задевая ветку сирени. Цветы засыпают светлую макушку. Сирень — символ первой любви, только Вильгельму смелости не хватило, чтобы на выпускном передать этот скромный букет. Теперь цветы засыпают улицу, продавливают плечи и оседают в лёгких. Запах впитывается под кожу. Твангсте натянул улыбку, мягко накрывая чужую ладонь своей, несмотря на то что сжимает Гриша слишком сильно, ещё немного и он переломит запястье Вильгельма. Гриша неоднозначно дёргается, то ли в попытке сбежать, то ли от неожиданности. Даже если он не настоящий, Вильгельм ничего не может сделать со своими чувствами. — Я был готов на всё, ради тебя, — чужой голос обволакивает пространство, звучит из каждой щели и проходится вибрацией по телу. Приятный мираж собирается прикончить его на месте, вывалить всю накопившуюся злость и обиду. — Это ты виноват в том, что произошло, — Гриша злиться, привычно фыркает носом. — Лучше бы тебя никогда не было в моей жизни, — ещё минуту назад Вильгельм бы поставил этому миражу десять из десяти возможных баллов, но теперь едва ли тянет на семёрку. Они ссорились и раньше, кричали и срывались друг на друге, но никто и никогда, даже в самом яростном порыве, не сказал ни слова про то, что друг без друга было бы лучше. — Ты сделал меня таким несчастным… Если бы Вильгельму когда-нибудь сказал, что Гриша будет его в чём-то обвинять — он бы не поверил. Этот злоебучий посёлок основательно вывернул им мозги, обнажая все скрытые мысли и чувства. Настоящий Гриша настолько хорошо держит лицо и голос, что у Вильгельма всегда было ощущение, что именно у него нет ни шанса. Он так боялся открыть правду, лишь бы не потерять друга, в итоге всё обернулось сплошным разочарованием и тупой болью в области рёбер. — Я всего лишь хотел- — Прости меня, пожалуйста, — голос отвратительно хрипит и булькает, Вильгельму кажется, будто он погружается на глубину — холодную и тёмную, отвратительно вязкую. — Мне так жаль, что в самый нужный момент я оказался невероятным трусом. Гриша непонимающе выгнул бровь. Сейчас ему уже не нужны никакие извинения, всё случилось и назад дороги нет. Но Твангсте не был бы собой, если бы не попробовал. — Я хотел подарить тебе на выпускном букет сирени, — Вильгельм услышал оглушительный треск, из ушей тонкими струйками стекала кровь, по шее вниз, скрываясь под воротом водолазки. Толстые трещины окружали пространство, сужая его до двух теней. Образ Гриши тлел на глазах, а Вильгельм сильнее пытался за него ухватиться, лишь бы наконец-то сказать то, что должен был сказать ещё двенадцать лет назад. Вильгельм не знает, что его ждёт после этих слов. Просто хотелось вернуться к настоящему Грише, даже если реальность отвратительна и повсюду тлеют пожары. — Я помню, что ты знаешь язык цветов. Ты бы сразу понял, что я имею в виду. Прости, что мне не хватило сил сказать тебе тогда как сильно я тебя люблю. Пелена перед глазами размывает образы, чужой голос не проходит через толщу белёсой жидкости. Боль плавно отступает, позволяя телу расслабиться и дрейфовать на неизвестных волнах. Ощущение пустоты и лёгкий шум в ушах, Вильгельм лениво размахивает руками, словно пытается куда-то выплыть. Над головой тихо завывает пронзительный ветер, вьюга за плотным окном, к которому страшно подходить. Но блондин отчаянно хочет к ней прикоснуться, кончики пальцев упираются во что-то мягкое и вязкое, вспарывая мутную оболочку. Мгновение, по глазам бьёт рассеянный солнечный свет, звезда спрятана за тяжёлыми тучами. Вильгельм откидывает ошмётки в стороны, выбираясь из плотного кокона. Слизь стекает по волосам, липнет к коже, на воздухе схватываясь плотной корочкой. Парень делает глубокий вдох, проталкивая воздух в забитые лёгкие. Он отхаркивает комочки вместе со слюной, под ногти забивается сырая грязь. Желудок сводит болезненным спазмом, столько сил требуется, чтобы перевернуться на живот и не захлебнуться в собственной тошноте. Желудочный сок раздирает горло, но наступает облегчение. Вильгельм осматривается покрасневшими глазами, те слезятся от резкой смены обстановки. В ноздрях ещё витает запах сирени, поэтому парень тут же принюхивается к себе — его тошнит снова. От него несёт гнилью, он оглядывается на кокон, замирая на месте. Десятки таких же, в которых под толстым слоем слизи проступают человеческие силуэты. Они все плавают в своих лучших воспоминаниях, проживая их раз за разом, лишь бы не встречаться с реальными проблемами и разочарованиями. Твангсте на ватных ногах, с третьей попытки встать, подходит к первому кокону, осторожно прикасаясь. На поверхность всплывает лицо официантки из ресторанчика, в котором он с Гришей недавно сидел. Стоит убрать руку, девушка возвращается на глубину. Вильгельм подходит к каждому, липкий страх, что в одном из них он увидит лицо Гриши, рос с каждой секундой. К счастью, его опасения не подтвердились, но факт оставался фактом — Волжского рядом нет. Вокруг лишь заброшенные постройки, развалившиеся избы и сараи, когда-то там кипела жизнь, а сейчас это всё проваливается под землю и гниёт под продолжительными грозами. Тёмный и густой лес гудит на опушке, всем своим видом вызывая лишь отторжение. Носки ботинок загребают грязь, Вильгельма покачивает из стороны в сторону, тело всё ещё привыкает находиться в реальности. Где холодно, сыро и страшно. Одиноко. — Шатц! — кричит Вильгельм, оглядываясь по сторонам. Его крик будоражит стайку птиц. Гриша поднимает взгляд к небу, провожая перепуганных воронов. Ему ведь не показалось? Он только что слышал отдалённый крик. Волжский замирает на месте, стараясь распознать направление. Вильгельм сразу реагирует на прекратившиеся шаги, оборачивается и тянет улыбку, которой не должно быть на лице. Гриша всматривается в чужое лицо, яркое ощущение, что перед ним стоит совершенно другой человек, ни на секунду не покидает уставшую голову. Они почти вышли к дороге, на которой оставили машину. Грише не терпелось схватить оставленную в салоне винтовку, чтобы хоть как-то почувствовать себя в безопасности. Ощущение твёрдого дорожного покрытия приносит должное чувство комфорта, голова сильно кружится от повышенной температуры, проваливающиеся земля под ногами лишь провоцировала укачивание расстроенного организма. — Тебе нужно отдохнуть, — говорит Вильгельм, дёргая дверь внедорожника. Гриша измученно кивнул. Несколько часов сна будут только на пользу, но тревога толстыми иглами забирается ему под кожу. Вильгельм ведёт себя странно и непривычно, наталкивая на неспокойные мысли. Почему он вдруг перестал называть его «шатц»? Улыбается даже тогда, когда нет причин для этого? И выглядит намного бодрее и спокойнее, чем до этого. Гриша думал, что Твангсте будет на грани истерики, неизвестно сколько Волжский провалялся без сознания, за это время могло случиться всё что угодно. Но Вильгельм ни слова об этом не говорит. Он вообще говорит очень мало и только по делу. Парень добирается до заветного оружия, чемоданчик с дротиками вываливают на кожаное сиденье. Быть не может, чтобы никто не додумался положить туда патроны. В потрёпанной коробке их оказалось всего шесть штук, негусто, но уже спокойнее. Над головой снова раздаётся приглушённый крик, его кто-то зовёт, но когда Гриша резко оборачивается, Вильгельм стоит за его спиной. Твангсте сжимает свой пистолет в руках, на мгновение Волжскому кажется, что холодное дуло прикоснётся к него затылку. — Оставь, — тянет Вильгельм, намекая на винтовку. — Я пройдусь немного вперёд, может, там что-то есть. Гриша кивнул. Конечно, Вильгельм любил приключения, то прекрасное лето после десятого класса, когда они с самого утра выезжали куда-то на окраины города и пытались исследовать заброшенные здания, то было незабываемое время. Вильгельм всегда заходил первым, а после обязательно выбегал с криком, тем самым пугая Гришу. Твангсте потом целый день с этого смеялся, а Гриша старался прикрыть покрасневшие уши. — У тебя ключи от машины? — М-м-м, — протянул блондин, хлопая себя по карманам куртки. — Нет, в замке зажигания их нет? — Не смотрел ещё, — глухо ответил Гриша. — Я заблокирую двери, так что, когда вернёшься, стучи по стеклу. Щёлкнул затвор винтовки. Вильгельм помог Грише разложить задние кресла, Волжскому с ужасом подумалось, насколько сильно у него будут болеть потом колени. Бензин закончился, дальше автомобиль не поедет, но пока не сел аккумулятор печка будет исправно работать, хоть какая-то радость. И всё же, Гриша побаивался забираться в салон, вдруг нечто и правда выдаёт себя за Вильгельма. Самый простой способ проверить это — повести себя как Вильгельм. — Вильгельм, — позвал Гриша, сжимая винтовку в руках. Твангсте обернулся, чуть склоняя голову в бок. — Мы ведь лучшие друзья, да? — Конечно, — усмехнулся Вильгельм. — А что? Успел забыть об этом? — Тогда, прошу прощения, за нескромный вопрос. Какой рукой ты дрочишь? Вильгельм на мгновение замер, а после тихо рассмеялся, делая шаг вперёд, чтобы подойти поближе. — Я же амбидекстр, мне как-то без разницы, — Твангсте пожал плечами. Гриша недовольно покачал головой, направляя дуло винтовки в чужой лоб. Мгновение, воздух разрезает хлопок, отдача бьёт по рукам и плечу. Голова Вильгельма качнулась, но тело не упало. Скорее растеклось по асфальту, превращаясь в отвратительную лужу белой гнили. Гриша поморщился, ощущая тошнотворный ком в горле. И всё же, его опасения оказались верными. — Вильгельм бы ответил, что моей, — выдохнул Волжский, опуская оружие. Но, где тогда настоящий Вильгельм? Твангсте не разбирает дороги, ноги вязнут в глубоких лужах, а голос хрипит от частых криков. Перед глазами сплошная трава, невероятно высокая и жёлтая, готовая сгнить в любой момент. Парень прижимает руки ближе к телу, стараясь сохранить ускользающее тепло. Любой порыв ветра пробирает до костей, неумолимо клонит в сон. Вильгельм запинается о свои же ноги, чудом не заваливаясь на холодную и размытую землю. Он продолжает напрягать голосовые связки в надежде, что его услышат. Гриша слышит его уже отчётливее, хватает винтовку и пересекает пустынную трассу. Острые заросли снова оставляют неприятные ссадины на руках и лице, но парень пытается ускорить шаг, ожидая нового крика. Вильгельм захлёбывается морозом, больше сил у него нет. Он цепляется за траву, раздирая ладони, тёплая кровь согревает холодные пальцы. Волжский так боится, что он случайно пройдёт мимо, не заметит и они разминутся. — Вильгельм! — крикнул он, прислушиваясь к зарослям. Твангсте вздрогнул, поворачивая голову вправо. Голос шёл оттуда, отчётливый и такой желанный. Хотелось свалиться в чужие руки и больше ни о чём не беспокоиться. «Я здесь» — выдавливает Вильгельм, заходясь лающим кашлем. Гриша ныряет в заросли, держа винтовку перед собой. Сейчас они ни в чём не могут быть уверены, но стойкое желание встретиться лицом к лицу сильнее, чем страх и тревога. Вильгельм боится сделать лишний шаг, чтобы окончательно не потеряться. Время тянется слишком долго, кажется, что надежда была обманчива, а чужой голос лишь галлюцинация его уставших желаний. Гриша вылезает из зарослей слишком неожиданно, появляется за спиной Вильгельма и облегчённо выдыхает. Твангсте, хоть и выглядит очень плохо, находит в себе силы, чтобы двинуться навстречу. Широко улыбается и тянет руки. Гриша хочет спросить, куда он пропал, но Вильгельм засыпает его вопросами первый. Волжский слышит в чужой хрипотце нотки испуга и волнения, под глазами в мешках поселилось непонимание. Что происходит вокруг? Как из этого выбраться? Вильгельм прижимается ухом к чужой груди, сердцебиение успокаивает. Парень мнёт чужое пальто пальцами, цепляется так отчаянно, словно Гриша может исчезнуть в любой момент. Волжский под пальцами чувствует, как трясёт Вильгельма, осторожно проводит ладонями по спине, не пытается успокоить, лишь заверить, что всё позади. Голодные и уставшие, дорога до автомобиля показалась бесконечной. Вильгельм тихо о чём-то болтает, чтобы заполнить тишину салона, пока сухой и тёплый воздух прогревает мышцы, голова касается разложенного сиденья. Кажется, что теперь наступила долгожданная безопасность, но каждый понимал, что ещё ничего не решено. Они всё ещё здесь, в окружении неизвестности и тайных желаний, обид и мечт, которые лезут наружу. Вильгельм осторожно пододвигается к Грише, залезая ему под бок — так теплее. — Можно я с тобой лягу? Я буду тихо сопеть и почти не мешать, — вяло протянул Вильгельм, прикрывая глаза. Грише даже отвечать не нужно, разве он когда-то был против? Он осторожно приобнял Вильгельма, свободной рукой дёргая ручку двери — заблокировано. Это приносит должное спокойствие. Кажется, даже смерть пройдёт мимо, лишь случайно оцарапав корпус внедорожника. Но никто не обращает на это внимания. На сегодня несчастья закончены.