Рецидив

— Аккумулятор сел. Гриша захлопнул капот внедорожника, поднимая на Вильгельма уставший взгляд. Тот в таком же неутешительном жесте хлопнул по багажнику, в руках блеснул охотничий нож — всё, что удалось найти среди кучи тряпья, разбросанной аптечки с бинтами и просроченными таблетками и сельскохозяйственного хлама. Гриша вытащил ключи из замка зажигания, кидая их в бардачок. Дверь автомобиля громко хлопнула, звук разлетелся по округе. Дальше только пешком, Гриша перехватил лямку винтовки, закидывая её на плечо. Есть ли у них хоть какой-то минимальный шанс на то, чтобы выбраться из этого замкнутого круга отчаяния и страха? Вильгельм старается привычно улыбаться, но Волжский видит поселившуюся на дне янтаря панику, она поблёскивает, словно золото в мутной воде. Твангсте потянулся, чтобы размять затёкшие конечности. Во сне Гриша придавил ему руку, та до сих пор отдавала неприятным покалыванием. — Есть предположения куда идти? — поинтересовался блондин. Гриша неоднозначно пожал плечами: — В десяти километрах отсюда есть лесная сторожка, там начинается туристическая тропа в горы. — Отлично, — Вильгельм хлопнул себя по коленям. Он проглотил тошнотворный ком, раздирающий глотку. Хотелось пить и есть, ноги отдавали тупой болью, тело словно отторгало само существование парня в этом мире, пытаясь вывернуть скелет наизнанку. — Ты справишься? — Твангсте видел, как потряхивает чужие плечи, Гришу всё ещё лихорадило, перед глазами стояла лёгкая плёнка, он совершенно не чувствовал себя отдохнувшим. Но уверенно кивнул, скорее для того, чтобы подбодрить Вильгельма. Они двинулись не спеша, сталкиваясь локтями и изредка заваливаясь друг на друга, ища опоры. Чем-то отдалённо напоминало их неторопливые прогулки после школы: Вильгельм всегда много болтал, смеялся и обжигал язык о горячий кофе. На мгновение Грише показалось, что он чувствует этот аромат большого американо с мятным сиропом, но в ноздри тут же набился сырой запах земли и тумана, мягкий и едкий, как тухлятина. А Вильгельм шёл молча, кончики его губ нервно подрагивали, взгляд упёрся в носки ботинок. Гриша зацепил пальцем чужой мизинец, блондин испуганно вздрогнул, поднимая на Волжского взгляд. Сил на какие-либо разговоры не было, оставалось доносить свои мысли через взгляды и прикосновения, к счастью, этому Гришу научил именно Вильгельм, поэтому недопонимания возникнуть не могло. Твангсте мотнул головой, показывая, что всё в порядке — в той степени, в которой вообще могло бы быть. Вязкая ниточка тумана начинала путаться в ногах, цепляясь за штаны и шнурки ботинок, плотный и сырой воздух оседал в лёгких, из-за чего в горле неприятно хлюпало. Несмотря на всю серость ситуации, Гриша не чувствовал душевного дискомфорта, голова была приятно пуста, а в груди ничего не сдавливало. Впервые за многие-многие годы. Дорожный знак показал третий пройденный километр, когда Вильгельм предложил передохнуть. Они даже с дороги не сошли, присаживаясь на мокрый асфальт и не расцепляя рук. Твангсте методично растирал чужую ладонь большим пальцем, находя в этом своё успокоение. Изредка тянулся дотронуться до лба Волжского, каждый раз обжигая пальцы. — Я тут подумал, — совсем тихо протянул Вильгельм. — Кажется… кажется, я понимаю, почему все эти люди остаются в своих коконах. Они терпят эту боль, чтобы потом стало легче и остаются в своих наилучших воспоминаниях. Там всегда тепло, им рады, нет проблем и забот. Они не хотят думать о том, что происходит снаружи, им плевать, что станет с их телом, это как наркотик, к которому ты быстро привыкаешь. — Ты бы тоже остался в коконе? — голос у Гриши захрипел. Вильгельм мотнул головой. Остаются те, у кого больше нет шанса, те, кто всё потерял. Волжский сидит напротив Твангсте — этого вполне хватит. Вокруг холодно и нет ни одного намёка на сирень, но разве это так важно? Вильгельм не остался бы, потому что знает, что настоящий Гриша — не тот образ, вырванный из воспоминаний юности, — ждёт его. Будь то школьная парта, лавочка у подъезда или маленький городок между морем и горами, из которого нет выхода. — А ты? — Там слишком душно и нереалистично, — Гриша попытался усмехнуться. Вильгельм сделал вид, что поверил ему. Гриша любил купаться в мире своих мечт и фантазий, он бы никогда не отказался остаться там навсегда, ведь реальность всегда его разочаровывала. Волжский прикусил себе язык, чтобы больше никогда не озвучить ещё одну очевидную ложь. Его сны были единственным спасением от безумия, что царит вокруг. Но реальный Вильгельм манит так же сильно. Гриша устало укладывает голову ему на колени, прикрывая глаза. Холодная земля впивается в бок, лёд распространяется по коже метастазами. Если бы только он его любил, Гриша стал бы самым счастливым человеком на свете. Твангсте резко напрягся, по асфальту зацокали птичьи когти. Он был уверен, что ворон мёртв, но птица медленно подходила к ним, оглядываясь по сторонам. Вильгельм вытащил пистолет, угрожающе направляя дуло на маленькую голову. Другой рукой он приобнял Гришу за плечи, всем своим видом показывая, что он не даст прикоснуться к Волжскому. Гриша неохотно приоткрыл глаза, выхватывая заплывшим взглядом размытый образ птицы. В горле встал кровавый ком, виски постепенно начинали сжиматься. — Не смей раскрывать свой ебучий клюв, — сквозь зубы протянул Вильгельм, вспоминая весь опыт встреч с вороном. Птица склонила голову вбок, рассматривая парней. В ушах привычно зазвенело, Вильгельм до крови прикусил щёку, чтобы справиться с нарастающим в сосудах давлением. «Хозяйка

подарила

счастье»

Почему

ты

не принял?» — Пошла твоя хозяйка нахуй, — огрызнулся Гриша. Он попытался встать, перебарывая сильное головокружение. Они не должны бояться птицы, не должны бояться того, что происходит вокруг, иначе этот страх сведёт их с ума и они так и не найдут выхода. Ворон расправил крылья, отталкиваясь лапами от земли. Чёрное пятно скрылось в стремительной дымке плотного тумана. Вильгельм слышал, что вроде бы с гор иногда спускается туман, но чтоб настолько? Парень не видел дальше вытянутой руки. Нужно было срочно продолжать путь, парни отодрали себя от асфальта, снова сцепляя руки, на этот раз имея в голове правильную отмазку — не потеряться. Вильгельм шёл чуть позади, опасливо всматриваясь в дымку. Ему мерещились бесформенные силуэты, проплывающие мимо. Словно поток мутной воды, в который они попали совершенно случайно. Гриша вытянул руку — Вильгельму не мерещилось. Десятки покачивающихся тел с ярко выраженными деформациями: у кого-то разбухла и лопнула голова, у других вздулся живот и тонкие ноги несли их буквально над землёй, вывернутые конечности, вспоротые грудные клетки, тонкая кожа, через которую просвечивались внутренние органы. Бесконечный поток общим массивом двигался в противоположную сторону. Казалось, что существа их совершенно не замечают, но это был лишь сладкий самообман. И Вильгельм, и Гриша прекрасно понимали, что твари знают, что они здесь. Не решаются на действия без прямого приказа. С ними играют, как с детьми. Вильгельм не сводил взгляда с широкой спины Гриши, ему не хотелось смотреть на то, что проходит мимо него. Периодически приходилось шарахаться в сторону или ускорять шаг, чтобы не задеть никого. Меньше всего хотелось привлекать лишнее внимание, парни даже дышать старались через раз. В такой ситуации ни о каком отдыхе речи быть не могло, их просто сметут, затопчут и переварят. — Шатц, — осторожно позвал Вильгельм, смотря на реакцию существ. У кого-то дёрнулось ухо, противный сплетник замедлил шаг. — Шатц? — Мы не можем остановиться, — сразу предупредил Гриша. — Шатц, расскажи что-нибудь смешное, — жалобно попросил Вильгельм. Гриша выгнул бровь, сдерживаясь, чтобы не обернуться. Вообще-то, в их дуэте Вильгельм всегда был мастером шуток и смешных ситуаций, Волжский в голос хохотал с каждой истории, которую рассказывал Твангсте. Правда, с возрастом он понял, что это был глупый влюблённый смех, а ситуации были, откровенно говоря, простыми и непримечательными, если бы ему кто-то рассказал что-то подобное сейчас, парень бы не среагировал. Даже если бы это был Вильгельм. Волжский поджал губы: кого он пытается обмануть? Самого себя? Вильгельм мог бы рассказать ему величайшую глупость в мире, в стиле «вода не мокрая», и Гриша бы вступил с ним в спор. Потому что это Вильгельм. — Я не умею шутить, — ответил Гриша. — Разве? Неужели за все студенческие годы с тобой не произошло ничего смешного? Парень поджал губы, честно пытаясь вспомнить хоть что-нибудь. Он не общался с одногруппниками, практику проходил в частной клинике, специально выбирал ту, в которой не было ни одного знакомого лица. За годы учёбы Гриша научился только бояться близких отношений и Вильгельма. — У нас в кабинете биологии жил хомяк, однажды он убежал и забрался ко мне в портфель, прогрыз дырку в моём халате, покусал печенье, которое я брал на обед, нагадил и уснул. Я заметил его только тогда, когда пришёл домой. Я собирался вернуть его на следующий день, не люблю грызунов, но не сделал этого. Вильгельм тихо прыснул со смеху: — Ты украл хомяка? — Получается, что так, — Гриша пожал плечами. — Как ты его назвал? — Фортуна, — честно ответил Гриша, ощущая, как холодок пробежал по спине. Он будто снова собирается на выпускной и мечется между тем, чтобы признать или промолчать. Гриша устал молчать, слишком долго он это делал, и вот, во что это вылилось. Вильгельм задержал дыхание, чувствуя, как волнение растекается по телу. «Фортуной» в детстве Вильгельма называла мама, заменяя тем самым избитые «дорогой» и «любимый», для Твангсте эти три слова давно стали синонимами. — Ещё одну шутку? Вильгельм кивнул, слова вертелись на языке, но парень никак не мог их озвучить. Теперь он жалел о своей трусости ещё больше — столько времени можно просто выбросить в помойку, потому что когда-то давно не нашлось сил озвучить одно предложение. Жизнь настолько жестокая и несправедливая вещь, что хочется спрятаться от неё и больше не проживать, забаррикадироваться, как завещал Бродский. Рука Гриши упирается в массивную грудную клетку, поросшую нервными окончаниями и венами. Под пальцами бьётся сердце, парни замирают, не решаясь сделать шага в сторону. Существо смотрит сверху вниз, обнажая ряд кривых и острых зубов, с которых под ноги капает белёсая слизь. Гриша тяжело сглотнул, раздирая пересохшее горло. Что им сейчас делать? Бежать? Ему стоит убрать руку и сделать вид, что ничего не было? — Я люблю тебя, — шепнул Гриша, медленно опуская руку. В его голове это последняя авантюра, дальше ничего не будет — это конец. Вильгельм упёрся лбом ему в спину, судорожно выдыхая. Те качели, на которых их раскачала ситуация, только что врезались Твангсте в затылок. — Почему ты… — если бы Вильгельм мог, он бы помахал руками в воздухе, пытаясь собрать все свои мысли в кучу. — Почему я промолчал? — Нет. Существо неоднозначно фыркнуло, делая шаг в сторону. Гриша сделал робкий шаг вперёд, убеждаясь, что их пропускают. Он потянул Вильгельма за руку, заставляя того выйти из лёгкого оцепенения. — Был ли у нас шанс? — Все сто, — Вильгельм сильнее сжал ладонь Гриши. — Хорошо, — кивнул Волжский. Туман постепенно рассеивался, ноги гудели и норовили схватиться судорогой. Желудок то и дело простреливало острой болью, парни не разбирали дороги, продолжая двигаться всё время вперёд. Пока перед глазами не проскочил выцветший указатель туристической тропы. Он покачивался на ветру, противно скрипя расшатанными креплениями. Гриша облегчённо выдохнул, утягивая Вильгельма в сторону обочины. Старый спальный вагончик стоял у самого начала, что-то вроде справочного бюро, рядом стоял стенд с картой, а у местных лесников можно было попросить позвонить. Гриша толкнул незапертую дверь, осматривая пустое помещение. Вильгельм за его спиной чуть не запнулся на проржавевшей лесенке. — Ожидаемо, — протянул Вильгельм, кивая самому себе. Внутри царил настоящий хаос: разбросанные бумаги и личные вещи, раскрытые шкафчики и тумбочки, обрезанные телефонные провода. Создавалось впечатление, что вагончик покидали в панике, пытаясь найти все нужные вещи. Но охотничье ружьё и упаковка патронов к нему остались на месте, в небольшой подсобке осталась стоять коробка с бутилированной водой, даже пыль на поверхностях не успела собраться в ровный слой. Парни обессиленно свалились на диван, дрожащими пальцами пытаясь открыть крышки бутылок. В голове хоть немного прояснилось, мышцы отвратительно ныли и тянули, Вильгельм попытался устроиться поудобнее, вытаскивая из-под диванной подушки смятый журнал посещений. Взгляд зацепился за кривой почерк и нервный текст, после которого по коже пробежался табун мурашек. «04.03 — группа туристов, ответственный: Данченко М.Г 12.04 — туристы: Исмаиловы Л.В и Д.К 13.05 — хозяйка 14.05 — хозяйка 15.05 — хозяйка 17.05 — ворон 18.05 — хозяйка сказала, что я несчастлив, мне нужно пересмотреть свои взгляды на жизнь… Хозяйка пришла с подарками… она сделает меня счастливым. Хозяйка вернула мне мою дочь, а я-то думал, что она потерялась в горах. Я так счастлив! Хозяйка, хозяйка, хозяйка! Достичь счастья может лишь тот, кто познал лишения. Моя дочь вернулась, но хозяйка сказала, что этого мало. Что она принесёт мне в следующий раз? Мои родители! Они были мертвы уже пятнадцать лет, но приехали с хозяйкой меня навестить! Разве может быть в жизни что-то лучше? Степаныч, ты ебанутый? Какая хозяйка? Совсем уже ёбнулся со своей спиртягой в край? Я тебя уволю! Будешь на смене — срочно мне набери, идиот! Начальник смены Иванов. И Вы тоже будете счастливы, Валерий Михалыч… Обязательно…» Вильгельм молча протянул Грише записи, прижимая бутылку ближе к себе. Дальше разобрать почерк было невозможно, но в каждом предложении фигурировала некая хозяйка и радостные возгласы. Гриша прищурился, разбирая в кривом почерке слова «больно», «душно» и «задыхаюсь». Парни переглянулись, Гриша закинул тетрадку за диван, чтобы больше никогда в жизни её не видеть. Возможно, стоило бы показать её кому-то, когда они выберутся из этого кошмара. Но кто в здравом уме им поверит? Гриша помнил, что где-то в горах есть пожарная вышка, там тоже должен быть телефон. Но как до неё добраться, в этом лесу он никогда не был, разве что разбить стекло на стенде и забрать карту с собой. Но есть ли у них силы для такого броска? Вильгельм нахмурился, словно читал его мысли. Его взгляд — уставший, с яркими синяками под глазами, — запрещал Волжскому сдаваться. В разбросанной аптечке нашёлся аспирин, Вильгельм передал две таблетки Грише, пряча последнюю в карман. Спать договорились по очереди, Вильгельм настоял на том, чтобы Гриша отдыхал первым, забирая у него ружьё с транквилизаторами. Единственное окно гудело оконной рамой, Твангсте уже плохо различал времена суток, в тумане и под плотными кронами деревьев всегда было темно. И непонятно — это ветер колышет ветки или там спряталась очередная тварь, готовая разорвать их на мелкие кусочки. — Скучаешь, агнец? — девушка положила руки на оконную раму, укладывая сверху голову. Чёрные волосы заполнили пространство. Вильгельм дёрнулся, но не отшатнулся, дуло упёрлось в выбеленный лоб. — А тебе в прошлый раз мало было? Могу пустить тебе в затылок ещё одну пулю. Существо широко улыбнулось, покачав головой. — Разве тебе не понравилось? Твои сны именно такие. — Твоя реальность — ложь, и никого ты так не спасаешь. — Ты ошибаешься, агнец, — существо выглядело расстроенно. — Я спасу всех и каждого, любой желающий найдёт душевное успокоение. — И не желающий, видимо, тоже, — Вильгельм усмехнулся. — Если думаешь, что в этот раз тебе удастся увести его также легко, то ты ошибаешься. — Даже если так? Чужая рука с острыми когтями схватила Вильгельма за шею, сжимаясь плотным кольцом. Парень ощутил, как его приподняли от пола, ружьё выскользнуло из вспотевших рук, с глухим стуком падая на пол. В голове тут же всплыли три слова: «больно» — отрицание, «душно» — мечта, «задыхаюсь» — реальность. Вильгельм пальцами вцепился в руку существа, стараясь сделать хотя бы минимальный глоток воздуха. Кровь гудела в ушах, рука сама потянулась к ножу, который Вильгельм прихватил с собой. Он перехватил рукоятку ослабевшими пальцами, вонзая лезвие в чужую руку. Существо дёрнулось, разжимая хватку. Вильгельм свалился на пол, кашляя и жадно хватая воздух ртом. В это же мгновение над головой послышался выстрел, дробь пробила белый лоб, заставляя хозяйку снова отступить. Гриша протянул Вильгельму руку, чтобы помочь тому встать. На улице поднялся сильный ветер, кто-то утробно завывал в глубине леса. — Надо заблокировать дверь, — сказал Гриша, закрывая окно. Маленький сторожевой вагончик готовился стать осадной крепостью.