***
— Гром! — Прокопенко собирается ломануться следом, но сейчас он словно меж двух огней. — Юра, стой. — Я домой, — Смирнов подбирает оружие, едва ли не падая. Голова кружится. Усталость. Потеря крови. Всё сразу. Он кое-как засовывает пистолет в кобуру, останавливается взглядом на теле Хмуровой, к горлу подкатывает ком. Сегодня в этом месте он допустил слишком много ошибок. Непоправимых. И Хмурова, пожалуй, меньшая из них. Просто подальше от всего этого. В тишину, спокойствие и беспросветное одиночество. Но это сейчас не самая большая проблема. Нужно что-то сделать с продолжающими кровоточить ранами, пока он ещё в сознании. От усталости ноги еле волочатся. — Да стой ты. Я тебя подброшу. У Юры нет сил сопротивляться. Да и где-то на краю сознания он понимает, что сам не дойдёт. Не через лес до города и до своего дома. А Прокопенко некуда девать своё чрезмерное чувство долга и желание позаботиться о ближнем. Один из этих самых ближних уже отправился восвояси. Их ждёт много бумажной волокиты. Отчёты, показания… Но всё это потом, не сейчас. И Юра просто молча соглашается, чтобы его довезли до дома, пока он ещё способен бороться с желанием свалиться прямо здесь. Федя продолжает что-то причитать, попутно раздаёт указания спецам, а потом ещё по рации сообщает в отдел, что жертв с их стороны нет, на что Юра горько усмехается. Жертв нет, есть что похуже. Дождь, не собирающийся утихать, а, кажется, разгоняющийся всё сильнее, быстро приводит в чувства. Холодно, зябко и чертовски тяжело на душе. Да ещё и Федя на удивление замолкает, как только они доходят до его любимого мотоцикла. Кажется, понял, что Смирнов его не слушает. Про попытки вникнуть в упрёки даже речи не идёт. Но сейчас Юре кажется, что лучше бы тот продолжил, потому что гнетущая тишина, нарушаемая только шумом дождя и редкими раскатами грома, давит на уставшее сознание посильнее нудного бубнежа. И оставляет наедине с мыслями. — За мной должок, приятель, — выдаёт Юра с усталой полуулыбкой вместо прощания. Ему проще снова вернуться к своему образу бравого и смелого опера, нежели пытаться говорить с Прокопенко по душам. Проще, чем в принципе с кем-то разговаривать условно «нормально». — Юра, — но Смирнов ему не отвечает, уже направляясь домой, и в этот момент нервы Феди сдают окончательно. — Чтоб завтра в отделе был! Как штык, Смирнов! У Прокопенко не получается играть плохого копа. И эти жалкие попытки забавляют, вызывая лишь истерический смешок. Быть завтра в отделе… Вот уж скажет тоже. Нет, это уж точно в планы Юры не входит. Он поднимается в квартиру, приваливается к дверному косяку и из последних сил перебарывает желание лечь, завалится на что-нибудь чуть мягче пола и просто отдохнуть. Глаза слипаются, даже несмотря на отрезвляющий ливень. Нужно либо взбодриться, либо сдаться и заняться проблемами завтра. Смирнов, шатаясь, доходит до ванны, на ходу стаскивая пиджак, галстук, запутывается пальцами в пуговицах рубашки, которая теперь больше напоминает окровавленную тряпку. Дёргает кран и засовывает голову под ледяную воду. Мысли проясняются, хотя виски и начинает ломить ещё сильнее. Стекающей в ванну крови, кажется, больше, чем должно быть, и Юра машинально нащупывает за ухом ещё одну ссадину. Мелочь в сравнении с остальным. Надо, наверное, промыть. Прояснение в голове надолго не остаётся, и мысли снова начинают путаться, когда Юра сует под воду уже руку. Прямо с часами, у них, вроде, есть какая-то защита от воды, но сейчас нет сил об этом размышлять. Перед глазами всё ещё всплывает образ Кости с молящим взглядом, но уверенно держащими пистолет руками. Отмахнуться не получается, как и промыть адекватно раны. Слишком устал. Всё отложить на завтра и чёрт бы с ним. В полубеспамятстве Смирнов вытаскивает бинты. В аптечке почти пусто. Не было как-то повода закупаться медикаментами. Бинт не особо тугими витками ложится сначала на предплечье, а затем уже на плечо, липнет к плохо промытой и не обработанной коже, цепляется, но у Юры в приоритете только остановка кровотечения. И когда эта задача была условно выполнена, Смирнов с чистой совестью, касательно своего здоровья, но не всех остальных аспектов, добредает до дивана, валится на него и моментально проваливается в сон. Спокойный, только потому что уставший мозг не в состоянии генерировать сны. Это глубокое беспамятство даёт приятную передышку, чтобы утром вновь встретиться с реальностью. Реальностью, в которой руку продолжает сводить от боли, спина отзывается тем же. У Смирнова нет сил убираться, да оно ему и не то чтобы надо. Стараться ему не для кого. Для себя? Вот уж точно нет. Всё произошедшее вчера кажется дурным сном, каким-то нелепым миражом, и если бы не кровавые следы по всей квартире, вряд ли можно было бы подумать об обратном. Собираться и ехать в отдел… Смирнов быстро отметает эту мысль. От неё избавиться куда проще. Нечего ему там делать. Пересекаться с Костей теперь — непосильное испытание. Давать показания по делу? Вызовут, если понадобится. У Смирнова есть дела поважнее, например, попытаться унять саднящую боль. Отрывая своё тело от дивана, он, почему-то, всё ещё чувствует себя уставшим, хотя время на часах подползает к половине одиннадцатого. Он стаскивает с себя часы, обнаруживая под ними кровавую окантовку, и такую же на пальце под кольцом. Пустой желудок сворачивается от приступа тошноты, вызванного уж точно не голодом. На пальцах словно осталось ощущение денежных купюр. Такое приятное, но не сегодня. Сейчас от подобной мысли подкатывает тошнота, а в ушах звенит шум выстрела, который никогда не казался чем-то серьёзным. Не тогда, когда стреляешь в своего друга. Юра доходит до кухни, роется в вещах и пытается найти хоть что-то, чем можно было бы приглушить обострившиеся чувства и заткнуть совесть, но дома нет ничего. Пьёт он обычно в барах, их стало куда больше, чем нужно их родному городу. Юра интуитивно шарится по карманам, которых нет. Где осталось его пальто? В нём точно были и зажигалка, и привычные сигариллы. От насущных проблем отвлекает бьющий по ушам звонок домашнего телефона. Подойти к нему — полбеды. Нужно ещё говорить. Но от этой проблемы Юра избавляет себя очень просто. Поднимает трубку, только слышит голос Прокопенко и кладёт её обратно, сбрасывает и, немного помедлив, выключает его вовсе. Голова взорвётся от этого мерзкого трезвона. Отвечать Юра всё равно не собирается. В квартире царит хаос, а в голове навязчивые мысли. Нужно отвлечься хоть чем-то, но заставить себя заниматься делами — задача непосильная. Юра тянется к спине, нащупывая край раны. При всём желании сам до неё не дотянется. Вывод один: надеяться, что само заживёт, как на собаке. Гонять себя по кругу одних и тех же мыслей не хочется, а значит нужно сделать хоть что-то, но что? Поесть, для начала. Хотя бы то, что есть в полупустом холодильнике. На фон Смирнов включает телевизор, чтобы тот отвлёк от насущных проблем, но и тут подстава. Криминальный час с хроникой с места событий. Вчерашний день во всей красе, но только главный зал. Что произошло на самом деле, знают только два человека. Нет, три. Смирнов недовольно морщится, вспоминая стоящего за Громом пацана. Пуля пролетела мимо Кости, задела плечо, наверняка могла попасть и в ребёнка. От этого легче не становится, а неприятный осадок лишь сильнее закрепляется в душе. Пресловутое «ну не убил же» звучит, как издёвка. Не убил, но мог. Сам того не осознавая, но это не оправдывает. — Дело Анубиса закрыто, но так ли оно однозначно? Следствие ведётся и пока большей информацией мы не располагаем. Следствие… Им бы побыстрее разобраться с этим делом. Слишком много шума. И слишком много неопределённости. Отдел остался без управления, милиции придётся заниматься бумажками, а бандиты снова почувствуют себя безнаказанными и хлынут на улицы с новой силой. Работы поприбавится. Причём с обеих сторон. День проходит лениво медленно, наполненный тяжёлыми мыслями и давящей болью. Проверить бинты и поменять их на новые даже не возникает мысли. Меньше болеть от этого они не станут, а о долгосрочной перспективе Смирнов не задумывается. Только не сейчас. К концу дня он всё же решает создать видимость хоть какой-то деятельности. Убирает вещи, которые восстановлению не подлежат. Можно было бы попросить Федю. Ленка его шьёт вроде как, но вряд ли спасёт его пиджак. О рубашке и говорить нечего. Засохшая кровь хоть и не оставляет следов, но отмыть её всё равно нужно. Хотя бы с рук. Найти силы привести себя в порядок, но всё это потом. Дня было явно мало, чтобы отойти, но нужно начать хотя бы с малого. Юра встряхивает головой и убирает непромытые патлы с лица. Да, этим, пожалуй, стоит заняться в первую очередь. На следующий день лучше не становится. Травмы ноют, чешутся под бинтами, словно те приросли к коже, но Смирнов это игнорирует. Отоспаться так и не получается, голова по-прежнему тяжёлая, а без табака хочется лезть на стену. Надо набраться сил и дойти до рынка. Но пока Юра просто заваривает себе кофе и вытаскивает последний кусок хлеба на завтрак. Вопрос с деньгами всё ещё стоит остро. В пиджаке остались лишь те, что он взял у Кости в долг. И опять это неприятное чувство тяжести в груди. Что же… Основная статья дохода из участка, можно сказать, утеряна. Всё ещё можно попытаться взять в долг у других, но к Грому Юра даже не думает подходить. Про денежный вопрос заикаться — уж точно нет. Отключив телефон, Юра думал, что избавляется от всей лишней и непрошенной информации на ближайшее время. Он не собирается долго отсиживаться дома, успокаивает себя тем, что просто нужно взять небольшой перерыв. Он ведь заслуживает выходной после всего, что было? А даже если и нет, к чёрту. Он выдаст его сам себе. И вот, сидя в домашней рубашке чуть свободнее, чем обычные его рабочие, около полуоткрытого окна, чтобы проветрить квартиру и голову, он точно не ожидает никого увидеть у себя на пороге. Самые спокойные и размеренные дни в его жизни, если не считать скребущуюся и жалобно скулящую совесть. Оттого стук в дверь кажется ещё более подозрительным. К Юре некому приходить, его адрес есть у единиц, а бандиты вряд ли смогли бы его откопать, и первой мыслью на ум приходит только один человек. Смирнов подходит к двери и, не задумываясь, выдаёт: — Федь, я заполню все отчёты, только не пытайся включать плохого копа. — Я уже заполнил, — голос у Грома хриплый, словно в горле пересохло. Смирнов замирает с рукой в воздухе на секунду. Хочется поднять её чуть выше и дёрнуть щеколду-засов, чтобы запереться.Глава 2. Зализывая раны.
27 января 2023 г. в 22:15
Игорёк здесь. Живой, хоть и немного задетый. Что он здесь забыл? Если бы что-то произошло… Про это и думать не хочется. Скоро сюда прибудут криминалисты и начнется. Надо увести отсюда Игорька. Трупы, кровь и грязь, конечно, не напугают пацана, но… Не место ему тут. Мал ещё. И разобраться нужно, что он вообще тут делал. Но позже. Всё позже.
Он выводит сына, уверенно держа того за плечи, замечает взглядом полную фигурку Игната. Тот порывается, кажется, подойти к ним ближе и что-то объяснить, но Костя сейчас не готов никого слушать. Особенно мутного друга своего сына. Если что, о мальчике позаботятся. И вообще, он сам по себе какой-то… Не подходит такая компания его сыну. Домой.
Игорь, придерживаемый за плечо сильной рукой, не сопротивляется. Думать о произошедшем отчаянно не хочется. Костя шагает вперед, напролом, прочь отсюда. С выпрямленной спиной, какой-то дрянью, наверняка оставшейся в крови, болью в голове и, кажется, в сердце. Напарник…
Их привозят на одной из милицейских машин прямо до дома. Костя не в состоянии слушать нотации и выговоры Феди, а от его, Грома, показаний ничего не изменится. Будут они даны сегодня или завтра в многочисленных отчётах, объяснительных, которые затребуют. В этом нет никаких сомнений. Одно ясно точно — Косте оставаться там сейчас не было смысла. У него есть дела поважнее. Одно конкретное дело. Он ведёт сына домой.
Квартира встречает их тишиной. Костя буквально валится на стул, обессиленный, грязная и подранная куртка летит на пол. Штаны — туда же. Все в его крови, но с ногой что-то надо сделать. Как эта рана там вообще появилась? У Грома в голове только туман вместо внятных воспоминаний.
— Ты вообще понимаешь, что с тобой могло там случиться? — накатывающий страх и тревога после произошедшего лишь сильнее выводят старшего Грома из себя, но сил злиться нет. Это больше похоже на вялые взбрыкивания, жалкие попытки что-то донести до сына. То, как Костя за него волнуется. Получается коряво, как и всегда. Игорь же пока бегло осматривает раны, что-то прикидывает и уже тащит жестяную коробку, ставшую в их доме аптечкой.
Перед глазами у Кости всё расплывается, только голова беспрестанно болит. К утру надо быть в отделении, лучше не опаздывать и не дразнить Федю лишний раз. И так влетит.
Тонкие пальцы быстро разматывают бинт, Костя тяжело вздыхает, придерживая моток, чуть оттягивает, пока Игорёк шустро отматывает нужную длину. Повязки туговаты, нижние слои сразу пропитываются сукровицей и кровью, несмотря на попытки младшего Грома тщательно промыть раны перед этим. Костя лишь хмурится и расслабляется, позволяя Игорю спокойно перевязывать дальше. Он молодец. Справляется с этим ничуть не хуже самого Грома.
Игорёк старается, аккуратно перематывает пострадавшую ногу и плечо, и уже когда заканчивает, обнаруживает, что отец задремал. Паренёк бесшумно поднимается и, приложив все усилия, чтобы не шуметь, укрывает Костю пледом. По-хорошему, стоило бы полностью переодеться, но хоть раны обработали, и ладно.
Щёлкает выключатель ночника. Едва слышно. Но в воцарившемся сумраке и тишине комнаты этот звук всё равно кажется излишне резким. Костя лишь слабо вздрагивает, не просыпаясь, рука автоматически ложится на кобуру и замирает там.
Игорь уходит спать на цыпочках, чтобы уже утром не застать ушедшего на работу отца. В сковородке остывает яичница, следы крови на полу подтерты, аптечка вновь стоит на своём месте, хотя Игорь точно помнит, что оставлял её на подоконнике. Всё в их доме возвращается на круги своя по щелчку пальцев. Словно ничего и не было.
Костя в отдел приходит почти вовремя, тут же закапывается в бумаги. Деньги в этом месяце за его выходку наверняка урежут и не посмотрят на успешность операции. Успешность… Гром кусает изнутри щёку. Вопрос о смерти Хмуровой и их беседа снова всплывают в памяти. Как она его пыталась остановить, отпуск ещё тот. Словно чуяла своим псиным нюхом, что Костя на след вышел и пыталась остановить.
Отчёты, записи, сводки по времени, описи улик… Кажется, Федя пытается выловить Юру. Бесполезно. Очевидно с самого начала. Смирнов всегда так — скачет вокруг в этой своей дорогой одежде, сияет белозубой улыбкой, яркий весь такой, привлекающий к себе внимание. А потом поминай только, как звали. Ни ответа, ни привета. Словно красивая рыбка у поверхности воды сияет своей чешуёй — смотреть можно, а руками не схватить.
— Да иди нахрен! — раздаётся злой голос Прокопенко, и он швыряет трубку, не находя себе места от злости и волнения. Он поворачивается ко всем остальным, словно те ждут его комментария, но по большей степени интереса нет. Плевать всем, что там Федя хочет получить от Юры. Он не придёт. И Прокопенко останется только злиться дальше. — Не отвечает.
Кто-то пытается сказать что-то в духе «Федь, да не кипятись».
Костя трёт плечо, заполняя очередной журнал. Он словно пытается вплавить себя в эту рутину, слиться со столом окончательно, механически ставит подписи и заполняет таблицы, лишь бы не думать. Плечо неприятно ноет от напряжения, как и спина, как и, в общем, почти всё тело. Одно сплошное неприятное напоминание, которое Грому хочется отогнать.
Мерное гудение ламп давит на мозг и к концу дня движение ручкой становится совсем механическим. Костя раза три выходит на перекур, но избегает столкновений с Федей и остальными, чтобы не выслушивать расспросы. В конце концов они с Прокопенко всё же сталкиваются, и тот выпроваживает Грома домой, видя бледность и общее плачевное состояние друга. Вслух, конечно, не говорит, до сих пор ругается, но не переживать за Костю не может.
Впереди сложный и серьёзный разговор с сыном. Костя заходит за шавермой, надеясь, что это немного облегчит ситуацию. Не получится — договорится с Федей. У того всегда получалось найти подход к Игорьку.
И этот самый разговор не задаётся. Игорь упрямый. Хотел, чёрт возьми, заработать. Учится хорошо, и не попрекнёшь же, но во все эти дела мутные лезет… Они ругаются. Снова. Костя сидит курит допоздна около окна, Игорь молча сидит у телевизора, что-то обиженно зарисовывает, а позже идёт спать. К старшему Грому сон упорно не идёт, несмотря на недосып накануне и тяжесть последних дней. Слишком много мрачных мыслей лезет в голову.
На следующее утро в отделении поспокойнее. Не в верхах, конечно, но от Кости с отчётами вроде как отстают. Федя тоже немного успокаивается. В курилке они не разговаривают, но сидят рядом. Уже хоть что-то. Значит друг отходит. Медленно, но верно. Скоро и вовсе перестанет злиться. Юра не появляется. Не удивительно, это на него похоже, но сейчас… Вспоминая травмы Смирнова, Костя ловит себя на том, что переживает. Юра ему всё-таки спину прикрывал.
К вечеру холодает, на город опускается плотный туман и начинается дождь. Федя ещё бурчит про низкую видимость, мокрые дороги, насколько не повезло возвращаться домой в такую погоду, но Костя его не слушает. Он копается в документах и пытается найти хоть какую-то зацепку об адресе Смирнова. Вроде работают столько лет вместе, а информации никакой. Федя вздыхает, глядя на его попытки, подсказывает сам, и про съёмные квартиры, и про нынешний адрес. И через пару часов Гром уже плетется по не очень знакомым дворам по записанным на клочке бумаги данным. Зачем? Он сам до конца не знает. Хочет убедиться, что Смирнов жив и относительно здоров, наверное. Кто знает, когда тот соизволит появиться в отделе и что с ним может случиться за всё это время. Что там с его ранами? Гром помнит только то, что крови было много.