***
Гром до нужного адреса добирается быстро, поражается масштабу «квартирки» — двухэтажная, с резной дубовой мебелью, обивка на ней из настоящей кожи, люстры, по которым скачет свет, переливаясь в многочисленных кристаллах хрусталя, ковры, статуэтки и вазы, некоторые из которых валяются осколками на полу. — Ну прям музей, — присвистывает Костя, принимаясь за работу. Описать всё имущество… Да, это работы минимум до утра. Гром быстро втягивается. Через где-то часа четыре начинается путаница среди уже пересчитанных ваз. Приходится заново проводить ревизию почти всей посуды. Ближе к утру они, полностью вымотанные, сидят на балконе. Костя курит. Не выдерживает уже. В мыслях, стоит отвлечься, вновь Юра. Как же сложно всё это получается. Гром затягивается глубже, но срывается на хриплый надсадный кашель. Тушит сигарету раздражённо под усталое ворчание Феди. В отделение они приезжают почти к обеду, Гром тут же идёт за кофе и закапывается в рапорты. Всё заполнить, проверить опись несколько раз. Костя достаёт из кармана бумажку от Юры, долго сверлит глазами. Его подозрения, можно сказать, подтвердились. Ну вот как чувствовал же. К вечеру глаза начинают слипаться, Гром кое-как досиживает до конца дня и уходит из отделения вместе с не меньше его вымотанным Федей. Всё же предыдущая ночь осталась полностью без сна. Костя приходит домой, уставший, с порога ощущая такие уютные запахи нового года, чего-то съестного и Юры.***
Пока Гром на службе, Смирнов развлекает детей. Ровно до того момента, как не начинает темнеть. Они провожают Игната, и Юра бросает: «Заходи ещё как-нибудь», только потом осознавая, что Костя будет против, а Юры тут не будет уже вовсе. Какое-то неисполнимое пожелание получилось. Жаль расстраивать мелких, конечно, но придётся. Юра наконец доползает до душа: стаскивает с себя рубашку с тяжёлым вздохом залезая под холодную воду. Он устал, причём непонятно от чего больше, от вчерашней ночи или от собственного морального состояния и полнейшей неразберихи с Громами. Невольно приходится задаваться вопросом, чего хочется ему самому? Остаться здесь, в чужой квартире? Наверное. Пусть это и не то самое «правильное» решение. Съехать всё-таки нужно. Юра лениво выползает в квартиру, уже собирается залезть в уютную слегка большеватую домашнюю футболку, но его останавливает Игорь: — А у вас спина… Точно, Юра её так и не перебинтовал. И рука сейчас бросается в глаза сильнее, чем нужно. — Пустяки, заживёт. — Я не об этом. Вы же не дотянитесь. Юра хмыкает. Весь в отца. Будет читать ему нотации о правильном уходе за ранами? — Давайте я перевяжу, — Игорь достаёт аптечку. — Я умею, правда. В голову закрадывается мысль, что не нужно Игорю на это смотреть. Маленький ещё, но тот уже достаёт стерильные бинты и усаживается рядом. — Вы туда грязь занесёте, и оно загноится, — в его голосе уверенность, несвойственная маленькому ребёнку. Такая же, как у отца, и Юра ломается, поворачиваясь спиной. Игорёк бинтует неумело и осторожно, но всё равно лучше, чем это сделал бы сам Юра — никак. Просто забыл бы или ещё что-то в этом роде. Игорь перевязывает ему спину и порывается помочь ещё и с рукой под предлогом — вам же одной неудобно. Ужин, телевизор с мультиками на фоне и ещё одна попытка Юры в шахматы. Проигрыш, но не с таким треском, как раньше. Смирнов вырубается на полу, сквозь полудрёму чувствуя, что его укрывают пледом, становится теплее, а в квартире теперь висит запах еловых ветвей, Юриных сигарилл и его же парфюма. Утром Юра просыпается рано. Практически не спит вовсе. Сон опять привередлив и просто так приходить не хочет, а потому Смирнов решает отвлечься. На завтрак у них опять яичница, только в Юрином исполнении. Закапываясь в свои мысли, он идёт мыть скопившуюся посуду. Сегодня нужно будет решить вопрос с жильём, но для начала забрать деньги. — Мне нужно уйти. Ненадолго, — говорит Юра, когда они уже сидят за столом. — Угу, в отделение или на другую работу? — На другую… Нужно закончить пару вопросов, но ты в голову не бери, ладно? — Ладно, не буду. Вы только там будьте аккуратнее. — Да, а ты, если на улицу пойдёшь, осторожнее, — Юра медлит. Детям болтаться сейчас по улице без контроля вообще не следует. Слишком опасно становится. — Да я знаю. Во дворе побудем, наверное, — Игорь бросает взгляд на колоду. — Я ваши карты возьму? В машине поиграем. — Да, бери. Всё лучше, чем бестолку мотаться по городу. Сам Юра же быстро забирает деньги у начальства, вопрос с квартирой решается хорошо. У Александра Геннадьевича много хороших связей, и посоветовать однушку недалеко от отдела, не проблема. Юра, конечно, знает, что от таких людей, как его теневое начальство, подачки брать опасно, слишком много подводных камней и непонятных последствий, кто знает, что он захочет за эту услугу, но «дешево и близко» ставит точку в принятии решения. — Там хозяйка ещё такая, добродушная женщина, но соседи вроде как шумные. Юра лишь кивает. Плевать ему на соседей, всё равно появляться «дома» он почти не будет. В квартиру Громов он возвращается ещё засветло, Игорька нет, но вскоре и он приходит, привычно бросая вещи на диван. — Папа ещё не вернулся? — спрашивает встревоженно, но как-то сдержанно. — Скоро должен быть, — Юра мельком смотрит на часы, предполагает, что после ночного поручения Гром сорвался в отдел. Значит будет по расписанию после работы. — Рассказывай давай, как день провели. И Игорь пускается в разговоры о вполне заурядном дне. Когда Гром возвращается из участка, Игорь сидит за альбомом, расчерчивает листы под новые схемы ходов, а параллельно разрисовывает страницы. Юра рядом, иногда заглядывает через плечо, но по большей степени подвисает, думая о чём-то своём, а параллельно крутит в пальцах фломастер, пока Игорь в один момент не выдёргивает его из рук. — Дядь Юр, у вас всё хорошо? Вы рассеяннее, чем обычно. — Просто есть о чём подумать. Так, ерунда. Игорь не верит, оборачивается на вошедшего отца. — Пап, ужин на столе! — счастливый такой. Не заметить, как Костя дома принюхивается к новым, но таким приятным запахам, было невозможно. Всё-таки чем-то он был похож на большую собаку. — О, спасибо… Вы сами тут ужинали? — Гром коротко похлопывает Игорька по плечу, быстро отстраняется, шагая в сторону кухни. — Угу, дядя Юра потому и взялся готовить, потому что тебе ничего не осталось, а ты с работы уставший. Смирнов отворачивается, чувствуя, как накатывает смущение. Кажется, они договорились с Игорем этого не уточнять. Ну приготовил и приготовил, подумаешь. Ему всё равно практически нечем заниматься. Игорёк вон отлично сам себя развлекает, иногда дёргая его посмотреть, что он рисует. — Ничего особенного, просто… — Юра запинается. Ему ещё нужно сказать, что завтра он съезжает. Ещё и прямо за два дня до праздника. Как-то грустно и тоскливо на душе от этого, но с другой стороны, сколько можно? В конце концов «новый год — семейный праздник». А какая из Юры семья? — Спасибо, — Костя заметно теряется, ощущая, как теплеет внутри. Моет руки быстро, садится за стол. — И опять мне посуды грязной не оставили, — он добродушно усмехается. — С этим тоже все претензии к дяде Юре, — кивает Игорёк, лишь сильнее смущая Смирнова. В последнее время он всё чаще теряется, не может найти места, чтобы спрятаться от навязчивых мыслей, пытается заниматься хоть чем-то. И всё равно плохо выходит. — Да какие уж тут претензии, — Гром смеётся тихо и мягко. Так несвойственно ему. Домашний и уютный. Ест он, как всегда, быстро. В тепле и спокойствии сразу после еды организм расслабляется, напоминая о предыдущих двух сутках, проведённых без сна. Гром споласкивает за собой посуду. — Как у вас тут дела? — Костя спрашивает тише, словно сомневаясь, что с ним захотят делиться. В ответ на вопрос, Игорь поднимает альбом, показывая новые рисунки. Про прогулку с Игнатом умалчивает, видимо, знает, к чему такие разговоры при отце могут привести. Костя подходит ближе, смотрит на рисунки, видно, что с интересом. — Красиво. Он оборачивается на Юру и тут же голову слегка склоняет, усмехнувшись. — Как плечо, спина? Свежие бинты он замечает. Смирнов бы не замотался сам, да и бантики на концах характерные, из четырёх петель, как Игорь всегда завязывает. — Всё в порядке, — отмахивается Юра. — Не гноятся и заживают постепенно, — вклинивается Игорь, явно гордый своей работой. Смирнов лишь усмехается, пока в мыслях крутится только одно: надо сказать Косте, что он съедет, и чем раньше, тем лучше будет для всех. Гнетёт его то, что он мешает Громам. — Я получил оставшиеся деньги, — неуверенно начинает он. Увесистый конверт, который Александр именует «подарком», работа ведь дружеская, мирно покоится в кармане пальто. Смирнов прекрасно понимает, что платят ему не только за работу, но и за молчание. Слова нужно подбирать тщательнее. — Вы съезжаете? — в голосе Игорька промелькивает разочарование. — Да, думаю да, — Смирнов опять теряется. Ему казалось, что так будет лучше, что Игорьку его опека надоедает, он же ребёнок, ему наверняка хочется больше свободы, так почему сейчас он расстроен? — Если хочешь, я могу иногда заглядывать к вам. Если пригласите, разумеется. Костя опускает голову, заметно напрягаясь. — Да, заглядывай, конечно, — он натянуто улыбается, больше из вежливости. Расстроен. — Присмотрел хоть, куда? Не на улицу? — слова даются через силу. И непонятно, почему Гром так отчаянно цепляется за Смирнова. Потому что так долго жил один с сыном? Потому что Юра так легко поладил с Игорьком? Потому что добавляет в это место просто кучу уюта и тепла, находясь здесь, даже не прикладывая усилий? Костя вот так не умеет. — Да, мне посоветовали одну квартиру. Рядом с отделом и не дорого, — Юра невольно ежится. Знает же, что бесплатный сыр только в мышеловке. Костя кивает. Не на улицу, и ладно. А дальше Юра о себе позаботится, не маленький же. Взрослый, но в памяти сразу всплывают необработанные раны. Нет, Костя ему никто, чтобы вот так возиться, глупо это. — Приходите к нам на Новый год хотя бы. Мы же наряжали всё, чтобы дома отпраздновать, — Игорь смотрит выжидающе. Юра заминается. Он вообще имеет право присоединиться к семейному празднику Громов? Переводит взгляд на Костю, словно спрашивая разрешения на нахождение в этой квартире. Гром смотрит на Игоря грустно. Не потому что тот просит Юру прийти, а потому, что с болью в сознании скребётся осознание факта, что тот не придёт. Зачем? У него там красивая жизнь, новая хата, свобода и деньги… — Приходи, если получится, — тише добавляет Костя, возвращая Игорю наконец альбом. Да даже если Юра и придёт, то к Игорю. Не к нему. «Тебе на меня, как на друга плевать, » — всплывает почему-то в памяти. Федя тогда не прав был, а вот к их с Юрой ситуацией очень даже подходит. И почему вообще Гром так хочет, чтобы было не плевать? Какая же нелепица… Он трёт лицо, понимая, что молчание слишком затянулось. Юре, сказать честно, в новый год заниматься нечем. Всё пройдёт так же, как в прошлый раз: наверняка выдадут премию перед праздником, Юра спустит её в первый же день, а дальше опять на работу. Всё остаётся неизменным из года в год. Некуда ему возвращаться на праздник. Но теперь есть… И его, кажется, даже ждут. Он поднимается. Вещей немного, собирать почти нечего. Юра прощается с Громами, видит тоску во взгляде Игоря, но так ведь будет правильно. Костя хотя бы ему нормальное воспитание может дать. Юра — только свободу в нарушении отцовских же правил. Плохо, очень плохо. Опекуна из него бы точно не вышло. — Тогда увидимся ещё, — Юра кивает. — Я зайду… Ну может не в сам праздник, но перед хотя бы. Костя плетётся провожать Смирнова, выглядит, как брошенная в дождь собака, ей богу. — Увидимся, — растерянно пожимает Юре руку, пропускает Игоря попрощаться, неловко стоя и не зная, куда деть взгляд. Почему-то решение, которое кажется правильным, сейчас не приносит ничего, кроме тоски. Юре наконец-то было хорошо, уютно, и от того тревожно, что всё это не его, но прощаться с Громами не хотелось. Смирнов осторожно похлопывает Игоря по плечу и уходит, но для себя решает, что в новый год точно зайдёт. Костя закрывает дверь, заметно растерянный, щёлкает замок. — Ладно, скоро спать, — он включает телевизор на фон и убавляет звук. Проходит полночи, а уснуть так и не получается, ворочается, лёжа на диване. Сон не идёт совершенно. Спустя пару часов он доходит до кухни, закуривает, сдерживая кашель. Вот тебе и не спал двое суток. На следующее утро в отделе он полностью вымотан. Поспать так и не вышло. Совсем. Все следующие два дня Юра в отделении лишь мелькает, снова превращается в обычного себя, изредка зависает в курилке, обсуждает последние новости и дела, приносит ценные и не очень сведения, загружая и без того занятый отдел. В квартире одиноко и тоскливо, хоть и с крышей над головой, а потому Юра срывается в работу, но не официальную, а другую, про которую толком никто не знает и знать не хочет. Юра данные на группировки нарыл? Нарыл. Значит и брать с него больше нечего. Только тридцатого заходит за зарплатой и премией и снова пропадает с радаров. Ровно до праздничного дня. Смирнов мнётся на пороге, всё ещё мучаясь вопросом, имеет ли он право так сюда заявляться. По пути он зашёл на рынок, присмотреть что-то в подарок. И присмотрел. В очередной раз подмечает, что денег ему нельзя давать вовсе. Но на аренду квартиры всё-таки осталось. Юра стучит в дверь, надеясь, что ему тут будут рады.