***
Костя подбегает к нужному адресу за несколько минут до взрыва. Людей мало. Запоминает лица, особые приметы, замечает человека, на которого должно быть совершено покушение. Невысокий мужчина в совершенно обычном костюме, чемодан в руке, заходит в подъезд, когда за ним появляются трое. Дальше счёт на секунды. На первых двух этажах никого не должно быть — в окнах свет не горит. Одна из квартир не заселена, в двух других — люди приходят после полуночи с работы, остальные — возвращаются около девяти-десяти вечера. Гром пронюхал все детали, каждый нюанс. — Константин Гром, милиция, руки за голову. Не дать пройти выше второго пролёты, успеть схватить на месте. План нарушает то, что один из преступников подрывает себя на месте. По голове словно ударяют, Гром успевает броситься на пол, когда вокруг начинают рушиться перекрытия. Первый — ошмётками мяса, органов и кишок размазан по осколкам плитки на полу, разломанным ступеням. Второй — без одной ноги. Гром не сразу понимает, что тот безостановочно орёт, в ушах до сих пор звенит. Третий — дальше всех от взрыва, совсем рядом с Костей. Тень фигуры мелькает в двери выхода с парадной. Со вторым разберётся позже, теперь не побегает, и Гром подрывается следом. Догнать удаётся не так просто, несмотря на то что тот ранен и можно ориентироваться на пятна крови на снегу, бегает хорошо. Гром настигает его на огороженной территории стройки в паре кварталов от места происшествия. Ни охраны, никого. Гром не обращает внимания, что сам оставляет кровавые следы. Они сцепляются, как озлобленные собаки. Раздаётся выстрел, но мимо. Костя быстро выбивает оружие, бьёт кулаком, но мажет. Голова всё ещё гудит, взрывом его приложило прилично, как и бандита, к слову, но это мало помогает. Мужик сражается яростно, борется за жизнь или за право ничего не говорить при допросе, он прижимает Грома к земле, давит предплечьем на горло. Костя хватает его за руку, пытается оттащить от себя, но силы стремительно уходят. Внезапно упор с шеи пропадает. Бандита оттягивают за ворот, тянут так, что ткань ворота впивается ему в горло, не даёт дышать уже ему. Мгновение — в затылок мужика упирается поблескивающая в свете фонарей Беретта. — Только дёрнись, — это холодное шипение в адрес преступников Гром узнаёт в секунду. Костя рычит, весь перепачканный грязью и кровью, даже непонятно, чьей больше. — Не хочешь, значит, по-хорошему, — разъярённый, совершенно бешеный, озлобленный. Пистолет упирается в подбородок мужика, а когда тот пытается усмехнуться, дуло проталкивается ему в рот, упирается в нёбо. Кажется, зубы повреждены. Уж слишком сильно клацают они по металлу. — На кого ты, тварь, работаешь? Последний раз, сучонок, спрашиваю. Костя смотрит в чужие глаза с такой злостью, что становится очевидно — не блефует. — Мне плевать. Оказал сопротивление — ты уже труп… Или же ты скажешь имя… Рука Грома собирает волосы на чужом затылке, сжимает. Он кивает коротко Юре, тот в мгновение разжимает пальцы, отдавая бандита полностью на попечение Кости. Уж он позаботится. Безжалостный удар чужой головой о бетонный пол, тут же подъём наверх, дуло вновь у приоткрытого рта. Мужик воет от боли, но ещё два удара — и из окровавленного рта вырывается сквозь болезненный вой вырывается имя. Илья Серафимович. — Вот и славно, детка, сразу бы так, — Гром наконец отпускает чужие волосы и человек валится на бетонный пол, безостановочно выстанывая и воя от боли. Костя сам не сильно краше — скула рассечена, из носа течёт кровь, костяшки сбиты. Юра смотрит на всё происходящее, не думая вмешиваться. Гром умеет допрашивать людей подобного рода. Его методы… Довольно категоричны, но Юра всё равно помалкивает, но когда звучит то самое имя, невольно вздрагивает. Имя главного конкурента и оппонента Александра Геннадьевича. Нет, быть не может, он бы точно знал. Знал бы, что в этом замешаны группировки, которые ходят под врагом его начальства. Либо сам Геннадьевич не знал на тот момент, либо… Нет, он не мог умолчать о таком. Натравил бы первым делом на конкурента, если бы был хоть малейший повод. Смирнов подходит ближе и поворачивает носком ботинка голову бандита. Разбитое в мясо лицо говорит само за себя. Врать он вряд ли стал бы в таком положении, но с другой стороны… — Кость, кто был целью нападения? — он пробегается взглядом по другу. — И я, кажется, просил тебя не устраивать… Вот этого всего, — его голос внезапно вздрагивает. Волнуется. Чёрт, слишком сильно переживает. Гром поднимает голову, выпрямляется, хмурится напряжённо. — Какой-то похоронщик… Его контора вроде потихоньку развивается в последнее время, — Гром вытирает руками кровь с лица. — Привет, кстати, давно не виделись. Он хмыкает, на Юру особо не смотрит. Гулял где-то две недели и тут объявился… Когда его никто не ждал. Как обычно. Похоронщик? Вот уж что вообще никак не вяжется с происходящим. И теперь у Юры появляется слишком много вопросов к начальству, а сейчас Смирнов медлит. Кажется, не сильно-то его помощь была и нужна. Костя бы и сам отлично справился. Гром поднимает одной рукой мужика за шкирку, подталкивает вперёд себя. — Иди давай, ещё оформлять тебя. Нужно ли вообще сейчас Смирнову идти за ним или лучше остаться? Вернее, пойти дальше по своим делам, как он это обычно и делал всё время до этого. Но в голове всплывает, что он обещал Игорю. — Костя? Кость, п-подожди, — Юра нагоняет его. — Игорь очень ждёт тебя дома. И волнуется. П-п-пожалуйста, иди домой сейчас. Что, без тебя его не оформят? Гром останавливается, пошатывается. В ушах время от времени продолжает звенеть до искр перед глазами. — Он должен был сегодня идти ночевать к Лене, как и вчера, — последнее вырывается лишним. — А ты тут сам откуда? Костя хрипло дышит, идёт медленнее — пленник тоже не успевает, то и дело норовит упасть. Юра путается в мыслях, спотыкается о собственную ногу, но быстро выравнивается, догоняя Грома. — Федя позвонил, — он нервно сглатывает, пытается придумать логичное объяснение, почему он вообще был у Громов дома. Просто пришёл, потому что обещал две недели назад? — Он тебя искал. И я подумал, что ты уже на месте. Костя в ответ лишь хмыкает, подталкивает мужика, чтобы тот шёл быстрее. Голова адски болит, к горлу тошнота подкатывает. Всё же сотрясло. — На месте. Гром на Юру вовсе не смотрит. Чёрт, раз там Прокопенко, опять выслушивать про самодеятельность. И Юра тут… Около Смирнова Гром не расслабляется. Породнившийся аромат, разносимый порывами колючего ветра с крошевом снежинок, не внушает успокоения. Доверился уже. Результат — две недели никакой новости, хотя была возможность, чёрт возьми, была! Зайти к Грому домой, в отделении пересечься. Юра знает прекрасно, где Костя ночует, номер свободной камеры, ключи… Просто не нужно было себе придумывать всякий бред. — Что ты там делал-то? Федя позвонил… -Костя подталкивает мужика к милицейскому бобику, замечает фигуру Прокопенко, закуривает, резко оборачивается к Смирнову, глядя тому прямо в глаза. Выдыхает дым в сторону, не мигает даже. Зрачки сужены, буквально точки упираются в Юру. Тот ёжится. Ему кажется, что даже в голосе Грома присутствует колючий холод. Что он там делал? Чёрт, он не знает. Не знает, как объяснить, что забыл, а потом в один момент просто вспомнил, наткнувшись взглядом на картриджи. С ним такое частенько. Загнаться, отдалиться, забыться… И вот снова. — Я… — он опять запинается. Еда не начинает путать слова от нервов. — Я вспомнил, что обещал, и… — он не может найти себе оправдание, а когда встречается со взглядом Грома, из головы вообще вылетает всё, что можно, и он выпаливает первое, что приходит на ум. — Увидел купленный картридж для полароида, вспомнил, что обещал зайти. Он отводит взгляд, как-то зажимаясь. Почему всегда так. Вечно всё портит. Гром смотрит на Юру, чьи слова сейчас по ощущениям доходят с опозданием. Картриджи… Во всяком случае, про пацана Смирнов вспомнил. — Наверное, Игорь был рад, — Костя затягивается. Рад получить хоть какое-то внимание, готов ждать этих подачек неделями, сидеть и верить. Его поток мыслей прерывает надсадный хриплый кашель. За последнее время от курения и холодного воздуха, он лишь усилился. Костя переживает приступ, сжав зубы и отчаянно пытаясь дышать носом. — Надеюсь, нормально пообщались, — «со мной-то он вообще не разговаривает». — Ладно, я п-пойду, наверное, — Юра замирает. Обещал же прийти вместе с Громом. Сказал, что всё будет хорошо. К ним подлетает Федя, буквально кричит про самодеятельность Грома, пакует в уазик задержанного, успев одарить Смирнова каким-то странным взглядом, нечитаемым. Не то переживает, не то сочувствует, не то… Непонятно. Явно что-то знает. — Ты сейчас едешь домой и два дня сидишь там, понял? — Прокопенко захлопывает дверь, резко разворачивается к Косте, полностью игнорируя раздражение, смешанное с усталостью, во взгляде. — Выходной. Я устал от твоих выходок. Он мельком оглядывает Грома на наличие критических повреждений и едва заметно облегчённо вздыхает. Юра же наконец может немного расслабиться. Да, так будет лучше. Костя вернётся домой к сыну, будет отдыхать, сколько терпения хватит, очевидно, не долго. Но это уже будет хоть что-то, но потом Прокопенко оборачивается и к нему. — И ты, — указательный палец Феди упирается в Юрино плечо. — Идёшь с ним. И вы там… Разговариваете и всё вот это. Мужики, разберитесь уже, хватит! С меня хва-тит, — последнее слово буквально по слогам. Костя глаза закатывает, едва слышно не то рычит, не то ворчит раздражённо. Сил злиться или спорить у него нет. Разговаривают? Разбираются? Разбираются в чём? До Смирнова сразу не доходит. Ему казалось, что он всё сделал правильно, вернул всё в привычное нужное русло, в обычное. Что всё скоро встанет на круги своя и вернётся в норму, но всё лишь летит к чертям. Но что он сделал не так? Гром о чём-то говорит с Федей. Последние две недели. О нём? Судя по всему, да. Но с Прокопенко он пересекался. Пару раз точно. Да и даже Грома издалека видел, но первый подойти не решался. Думал, что всё в порядке. Работает, как обычно. — Я сказал Игорю, что ты вернёшься домой, — сдавленно произносит Юра. — А я… А что он? Придёт вместе с ним? Опять наобещал несбыточного. С чего бы Косте сейчас звать его к себе? Гром смотрит тяжело, Федя невнятно нецензурно выражается, но Гром упорно затягивается снова, пытаясь хоть как-то собрать мысли в кучу. — Если он объявится хоть где-то… Я с тебя шкуру спущу, — Прокопенко смотри на Юру. — И тебе уже ничто не поможет. Оба выходные. На двое суток. Идите уже! Смирнов едва ли сдерживается, чтобы не заявить, что он Грому не нянька. С Федей спорить невозможно, он всегда выйдет правым. Да и сам Юра будет переживать. Не сможет себе места найти, если не узнает, что Костя во что-то опять ввязался. Он ведь сам просил его звать с собой на задания… А потом не объявлялся и не мог решиться подойти самостоятельно. Костя тушит сигарету и, разворачиваясь, идёт домой. Пытаться сейчас переспорить Федю — бесполезнее, чем пытаться остановить разъярённого носорога. Тот смотрит в спину Грома устало, оборачивается к Юре. — Что? Мужик, я не осуждаю, чем вы там вне отделения будете заниматься, — говорит уже тише, спокойнее. — Вот это всё выносить уже невозможно, — едва ли не жалобно. — Вне отделения мы обычно не общаемся, — сухо выдаёт Юра. — Последние две недели точно. Федя его ответом явно не впечатлён, только головой качает, устало глядит. — Пока, Федь. Если увидишь Грома где-то за эти два дня, можешь меня прикончить, хорошо, приятель? — он говорит это тихо, хлопает Прокопенко по плечу и разворачивается, чтобы догнать Грома. Идёт молча какое-то время, но потом не сдерживается. — О чём мы должны поговорить? — Юра хватает Костю за руку. Ему просто необходим физический контакт. Хоть такой, через плотную ткань куртки. — Выяснять нам есть, что, но… — он сбивается, путается в мыслях, словах и ногах, едва не падает. — Объясни мне. Костя резко останавливается, но руку не отнимается. Голова болеть не перестаёт и, честно говоря, даже слова Феди доходят через пелену. — Что именно мне надо объяснить, Юр? — он медленно оборачивается. Во взгляде нет ни толики бывшей агрессии, только усталость. — Объясни, что случилось, — Юра даже не знает, что точно хочет услышать. — Я правда не понимаю. Я думал, что, если всё станет как раньше, всё будет правильно. Во взгляде лишь потерянность и искренность. Смирнов действительно не понимает, что сделал не так. Он ведь хотел, как лучше. Думал, что мешается. — Что я сделал не так? Костя вздыхает тяжело, тоска во взгляде сменяется болью. — Просто пообещал прийти и не пришёл? Игорь тебя ждал, со мной больше не разговаривал. Ждал, ждал… К Лене не шёл, оставался дома один ночевать, потому что верил, что ты придёшь, — Костя трёт лицо другой рукой, пытается убрать подсохшую кровь. Бесполезно. — Ты дал обещание, Юр. Надежду дал. Костя закашливается тяжело, его почти сгибает. Он забирает руку, ощущая, что не может выдержать приступ. Его тошнит желчью прямо там же, в какой-то подворотне. Всё-таки сотрясло знатно, ладно хоть не ел нормально давно. У Юры нет оправдания. Забыл, забегался… Всё это не имеет смысла. У него же правда могло найтись время, и это было сделать проще простого, но он почему-то всегда забывал о самом важном. Оно просто выпадало из памяти. И что он сейчас может сказать? Очередное «прости»? Да кому от этого станет легче? Ни Косте, ни Игорю, ни даже самому Юре. Смирнов молчит, просто стоит рядом. Понимает, что Грома задело взрывом. Пусть и не осколками, не кусками бетона, но задело. И сейчас он ему ничем не поможет. — Кость, я могу тебя хотя бы проводить? — в голосе проскальзывают, как он не пытается это скрыть, боль и отчаяние. Злится, но только на самого себя. Костя дышит тяжело, пытается восстановить дыхание. — Идём уже… А то скоро сами превратимся в сугробы, — он сам берёт Юру за руку и плетётся вперёд. Про себя Смирнову не говорит. Глупо это и нелепо, в конце концов, он действительно сам себе слишком много придумал и расслабился, когда этого делать, видимо, не стоило. Просто было так хорошо…Глава 18. Нужно разобраться.
24 февраля 2023 г. в 22:33
Примечания:
Внимание! В главе присутствует сцены жестокости
Всё постепенно возвращается на круги своя, кроме одного. Смирнов дома натыкается на картриджи для полароида. Купил в тот же день, а зайти и отдать забыл. Да, надо бы…
Он стучится в дверь, не особо надеясь, что ему откроют. За новогодние он не пришёл ни разу, как-то забегался, а сейчас вот так в середине января объявился… Игорь в школе, Костя на работе.
— Дядя Юра? — дверь открывает Игорёк. Юра мельком глядит на часы. Почти четыре вечера. Кажется, да, школьники уже возвращаются по домам.
— Я тут вспомнил, — он вытаскивает из кармана пальто запакованный набор картриджей. — Держи.
— Вы зайдёте? Дядь Юр, пожалуйста.
В его голосе практически мольба, и Смирнов быстро ломается под его взглядом, заходя в квартиру.
— Папа на работе?
— Не знаю, я не из отдела, — быстро отзывается Юра.
— Вы же дождётесь, пока папа вернётся? — Игорь достаёт из ящика оставшиеся сладости с нового года и ставит на стол два стакана с чаем.
— Не думаю, что это хорошая идея…
— Пожалуйста, — Игорь грустнеет на глазах. — Когда вы были здесь, папа был спокойнее. И дома ночевал. Да и если бы вы остались…
— Игорь, я не могу жить у вас, понимаешь?
— Нет, не понимаю. Почему?
Юра пытается придумать хоть одну причину, которая покажется ребёнку аргументированной. И ту, которую он может озвучить. Потому что работа у него слишком опасная? Проще быть одному, съёмные квартиры сложнее отследить, там безопаснее. Потому что неестественно сильно тянет к Грому, а это все как-то… Слишком. Слишком тепло, по-семейному, по родному, уютно. У Юры так не бывает. Для Смирнова это всё равно, что затишье перед бурей. И потому что неправильно это всё. Потому что… Смирнов тяжело вздыхает.
— Понимаешь, я вам не близкий человек, не родственник, чтобы вот так вот у вас поселиться на долгое время, — о переезде насовсем Юра даже думать не хочет. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Даже эти пару дней, пока я искал новую квартиру, они… Были слишком щедрым предложением.
Взгляд у Игоря недоверчивый. Да, причина не самая веская.
— А это вы решаете, достаточно вы близкий человек или нет?
Юра замолкает в шоке. Настолько точного вопроса он не ожидал. Может и правда не ему решать, что о нём думают другие люди? Но всегда как-то страшно столкнуться с самым худшим. Да и всё ещё остаётся множество других причин.
— Хорошо, давай сделаем так: мы подождем Костю, а потом… Просто спросим его мнение.
— То есть, вы согласны? — у Игорька аж глаза загораются.
— Я этого не говорил.
На улице темнеет рано, остаются лишь фонари и окна квартир в домах напротив. Снег заваливает город, создаёт тяжёлые пробки, но на возвращение Грома это не должно повлиять. Он же пешком предпочитает ходить. Юра нервно курит у окна.
Почти в восемь, когда Костя должен был уже вернуться, гремит стационарный телефон. На другом конце Федя просит передать Грому, что нужно срочно выезжать. Заметно теряется, когда узнаёт, что того до сих пор нет дома, ведь из отдела он уже ушёл. Даже раньше обычного. Передаёт, что, если что, Игорь может переночевать у него дома, а с папой разберётся. Юра перехватывает телефон у стоящего в ступоре Игорька, спрашивает, куда срочно вызывают Грома. На вопрос, что он делает у них в квартире, мнётся, переводит тему, выясняет адрес и быстро вешает трубку. Он уже накидывает пальто, когда натыкается на потерянный и испуганный взгляд Игорька.
— С папой что-то случилось, да?
— Уверен, что нет. Костя… Вспыльчивый, но голова-то у него на плечах, — Смирнов в своих словах не уверен вовсе. Гром из тех, кто готов броситься в самое пекло. — Побудь дома, хорошо?
Игорь хватает его за руку.
— Вы ведь с ним вернётесь?
— Я… — Юра опять сбивается. Слишком сильно нервничает. — Да. Да, я вернусь с ним.
Но он не уверен. Как может обещать того, что может оказаться невыполнимым? Грома нет на работе, значит на срочный вызов он сорвался раньше. Кто знает, что с ним могло случиться?
До нужного места Юра буквально бежит, дыхалки катастрофически не хватает, и он останавливается, стараясь глубоко дышать и быстро прийти в себя. Адрес точно правильный. По сообщению произошёл взрыв, но, если Костя оказался на месте раньше, какова вероятность, что он всё ещё там? Юра пытается лихорадочно вспомнить, что было в той наводке, которую он дал, но ничего не сходится. Прикинуть, что есть в округе? Тоже не вариант. Мысли скачут в хаотичном порядке, пока тишину ночного города не прорезает звук выстрела. Юра его ни с чем не спутает. Он срывается туда.