Глава 19. Простил.
25 февраля 2023 г. в 22:58
Юра держит Грома за руку, вцепляется почти мёртвой хваткой и боится отпустить. Гром открывает дверь в парадную, пропускает Юру вперёд, в квартиру — тоже. Надеется, что Игорь спит и не увидит его в таком состоянии. Не сейчас. Хорошо бы помыться сначала… Но навстречу им сразу выбегает Игорёк. Встревоженный, хоть и немного сонный. Юра осторожно, едва ощутимо подталкивает Грома в сторону ванной, а Игоря берёт за плечо.
— Пап…
— Подожди, — в голосе Смирнова на мгновение проскальзывает строгость, но тут же сменяется на тёплую тревогу. — Всё хорошо, Игорь. Просто дай ему прийти в себя, ладно?
Пацан замирает на месте, выдаёт тихое «хорошо», и Смирнов ждёт, пока Гром дойдёт до душа, смотрит пристально, внимательно, готовый в любой момент сорваться на помощь.
— Вы не уйдёте? — тихо спрашивает Игорь. Теперь уже он хватает Юру за руку. Уверенно так. Когда отец скрывается за дверью ванной, он добавляет. — Вы останетесь? Если папе хуже станет, вы же будете здесь?
— Да, — Смирнов закрывает за собой дверь, мягко кладёт руку мелкому на плечо. — Хуже не станет.
Мысленно добавляет «и так уже хуже некуда». И это, чёрт возьми, его, Юры, вина.
Прохладный душ помогает Грому прийти в себя. Он смывает грязь и кровь, про себя запоминая поговорить с Федей, чтобы такого больше не было. Тот, конечно, хотел как лучше, но когда они говорили о Юре, Костя был, мягко говоря, не в очень трезвом состоянии. Не надо было ему так всё Смирнову вываливать.
Картинка вокруг более или менее перестаёт покачиваться. Гром переодевается в домашнее и выходит, устало махнув Игорьку рукой. Надо чайник поставить… Запоздало Костя спохватывается, что в квартире и еды-то особо нет, ведь планировалось же, что Игорь у Лены побудет, а он… Всё дома ждал.
— Пап, — Игорь подходит к нему осторожно, обнимает и прижимается. Костя, кажется, весь обмирает. — Я пойду спать. Пожалуйста, не уходи так больше.
Гром его в ответ мягко обнимает, по спине гладит. Чёрт, ему же завтра в школу, а времени уже…
Смирнов наблюдает за происходящим с болью на сердце. Пока Гром пропадал на работе, его сын был дома один. Ждал, что Юра придёт, а он так и не объявился, ни разу. Только сегодня вот. Игорь заваливается на свою кровать, отворачивается к стене и, кажется, моментально засыпает. Гром укрывает его пледом и устало плетётся на кухню.
— Чай? — он наливает в чайник воду из-под крана, ставит на плиту, опускается на стул, вымотанный до предела.
— Сиди, я заварю, — Юра подходит на кухню. Гром лишь дышит тяжело, не спорит. Не в его положении пытаться сопротивляться.
Смирнов делает всё машинально, даже не задумываясь о том, что слишком хорошо знает чужую кухню, что это место стало ему настоящим домом в отличие от одинокой однушки, хоть и вблизи отдела. Он ждёт, пока закипит чайник, заваривает чай и ставит кружку на стол перед Костей, немного помедлив, заваривает и себе, беря уже использованные пакетики. Выпьет крепкий — точно сегодня не уснёт.
Костя кладёт руки на стол, устало опускает на них голову. Прямо как тогда, в Новый год… И смотрит. Наблюдает за Юрой, ощущая, как нелепо разливается внутри тепло, словно пытается отогреть. Костя и злиться уже не может, всё это кажется таким глупым, пустым, он просто наблюдает. Сейчас Юра тут… А что будет дальше — не важно.
— Тебе лучше? Хоть немного?
Юра ловит себя на мысли, как нелепо всё получается, и сейчас волнует его только состояние Кости. Сердце неприятно давит, болит за друга, которого он вот так оставил. И на задании тогда, и… Как бы там ни было, найти себе оправданий Юра не может.
Костя слабо шевелится, чуть кивая.
— Да бывало хуже… Расслабься, Юр, — он смотрит на него грустно и устало. — Не надо об этом беспокоиться. Это был единственный правильный выход, — он выдыхает, сглатывает горькую слюну. — И Игорёк нас дождался… Даже разговаривать начал.
«Со мной» — хочется добавить в конце, но Костя сдерживается. С Юрой у младшего Грома всегда было хорошее понимание, словно они были на одной волне, куда ему дорога была закрыта.
— Кость, он о тебе волновался. Переживал за тебя, понимаешь? — Юра садится напротив, наклоняется вперёд и не верит, что сейчас читает Грому лекцию о воспитании ребёнка. Он правда тот человек, который должен это делать? — Ты его отец, и он твоего внимания добивается.
Радуется, когда Костя смотрит на его рисунки, когда интересуется жизнью, обижается по-детски и закрывается в себе. Смирнов встаёт из-за стола, не может сидеть спокойно.
Костя тяжело вздыхает, смотрит в лицо Юры и так и хочет что-то сказать в ответ на его слова, но молчит. Волновался… Потому стоит Смирнову уйти, они только и делают, что ругаются?
— У меня работа, Юр, — он говорит тихо. — И с Игорем мы даже не разговаривали всё это время, потому что… Поссорились.
Максимально мягкая формулировка находится не сразу. Костя продолжает наблюдать за Юриными движениями, мельтешит так перед глазами, всегда такой живой. Гром вздыхает тяжело. Этот аромат… Мягкий пряный запах расслабляет, успокаивает.
— Ты действительно думаешь, что ему не хотелось с тобой разговаривать? — Юра не может найти себе места. Не понимает, неужели до Грома не доходит, кто действительно в жизни Игоря важен, а кто… Так. Приходящий и веселящий дядя. Юра стал ему просто другом. Не больше и не меньше.
— Ты действительно думаешь, что я не пытался? — взгляд Кости тяжелеет, — Если бы хотелось, он бы ответил хоть раз.
В голосе самого Грома почти детская обида. Он ведь пытался, и здоровался, и спрашивал, как дела. Всё бесполезно. После очередного разговора, что Юру ждать не надо, отмалчивался, отгораживался.
— Кость, он же ребёнок. Просто хотел твоего внимания, — Юра достаёт сигариллы, но не закуривает, просто вертит пачку в руках. Игорь наверняка хотел побыть с отцом, обижался, чтобы внимание привлечь, и говорить с Костей не о том, что дядя Юра больше не объявится, а о чём-то хорошем. — И сейчас у тебя выходной, поэтому ты проведёшь время с сыном.
— У тебя тоже выходной, — парирует Гром и поднимает взгляд, смотрит на Смирнова пристально.
Да, у него тоже выходной, и да, он останется здесь, потому что совесть не позволит отпустить Костю на какое-нибудь задание. Один раз уже отпустил.
— Да, у меня тоже выходной, — так и хочется сказать, что есть планы, надо поговорить с Александром Геннадьевичем, но он вовремя прикусывает язык и молчит. Во-первых, Гром о его делах не знает, и оно к лучшему, во-вторых, это подождёт.
Костя не спорит, лишь вздыхает тяжело, смотрит на Смирнова как-то по-собачьи преданно и печально.
— Ты останешься? — вопрос прямой, без увиливаний. Гром не моргает, смотря Юре в глаза и дожидаясь ответа. Как Игорь две недели ждал, так и он сам… Верит сейчас и ждёт, что Смирнов останется, что, пусть не ради него, с чего бы Юре, правда, так хотя бы ради Игоря. Или из-за Фединых угроз.
— Да, останусь, — Юра продолжает вертеть пачку. Нервы на пределе. Хочется швырнуть её куда подальше, чтобы сбросить напряжение, но Смирнов лишь кидает её на стол, принимаясь постукивать пальцами по локтю. Все эти его мелкие телодвижения от нервов, кажется, лишь учащаются. — В таком состоянии я тебя одного не оставлю, даже не рассчитывай.
Костя выдыхает облегчённо, притихает, смотрит только пронзительно и внимательно. Юра поднимается из-за стола, идёт к холодильнику. Пусто. Ничего, что можно было бы приготовить.
— Только завтра надо будет на рынок сходить, видимо…
— Галеты ещё оставались… — Гром поднимается и сдавленно втягивает воздух сквозь зубы от боли. Картинка рябит перед глазами. Юра хмыкает. И почему он не удивлён, что у Кости есть нечто подобное? Сам Смирнов такие бы никогда не купил, но сейчас, в целом, не важно.
Костя тянется к одной из полок, вытаскивает банку с печеньем, ставит на стол и замирает около Юры, принюхивается, успокаиваясь. Юра вытягивает одну галету, чувствует, что Костя стоит рядом, а мысленно опасается, как бы тот не свалился, но и сказать ничего не может. Слишком сильный удар по самолюбию Грома. Он слышит, как Костя вдыхает, и сам замирает, кажется, забывая, как дышать.
Запах Юры не такой сильный, как обычно, но улавливается. Хочется прижаться вплотную, вдохнуть глубоко, слиться, пропитаться им. Гром принюхивается, как хищник, подступает на шаг ближе, жадно дыша, но не смея обнять или приблизиться сильнее. Чёрт, как он хотел этого. Как сильно скучал и ждал… Не меньше Игоря ждал, полностью доверившись брошенным Юрой словам. Тот не шевелится. Смирнову кажется, что он чувствует спиной взгляд Грома, настолько тот пронзителен, старается не дышать, замирает, как мелкая дичь перед хищным зверем. С одной поправкой — он не боится. Точно не Грома.
Смирнов делает небольшой шаг спиной, тем самым прижимаясь к Косте, но взгляда не поднимает. Хочется просто почувствовать его тёплые крепкие объятия. Гром издаёт не то ворчащий, не то урчащий низкий звук, одна рука ложится поперёк торса Юры, прижимает вплотную и больше не позволяя отстраниться. Нос утыкается в основание шеи. Юра старается не шевелиться, чувствует, как Гром упирается ему в холку, дышит так… Глубоко. Смирнов прислушивается к чужим вдохам. Те всё ещё хриплые, тяжёлые.
Костя был готов урчать, как кот мартовский. От удовольствия во всём теле тепло и горячий ком внизу живота собирается. И это только запах Смирнова. Тот собирается было обернуться, но стоит Грому почувствовать слабое шевеление, как вторая рука берёт его за плечо, цепко удерживает, а хватка становится крепче. Удержать. Только не отпускать.
В какой-то степени это пугает, но Юре рядом с Громом не страшно. Он как будто уверен, что Костя никогда не причинит ему вреда.
Чувствуя, что Смирнов не вырывается, Гром постепенно восстанавливает сбившееся дыхание. Сердце колотится до боли. Хватка чуть слабеет. Костя его не выпускает, но обернуться позволяет, стоит, сгорбившись так, что смотрит в глаза Юры почти на одном уровне. Растерянный сам… И как объяснить это всё нормально? Федя сказал разобраться, но как?
Юра ловит взгляд Грома и подаётся вперёд, прижимаясь и утыкаясь головой в его плечо. Так хорошо и защищённо, словно всего остального не существует. В прошлый раз он сам всё испортил, но сейчас никуда не уйдёт, не исчезнет и не будет ворошить прошлое в надежде на ответы, как бы оно самого его не гложило. Тема неприятно скребётся где-то на подкорке. Потом, всё потом. И о работе не стоит… Он прикрывает глаза и глубоко спокойно дышит.
Гром обнимает аккуратно, чуть трётся щекой, по спине осторожно гладит.
Только бы не спугнуть. Только бы это не прерывалось.
Гром прикрывает глаза, сердце бьётся уже спокойнее. Близость Юры, его запах… Они буквально сносили ему голову.
Смирнов молчит, не знает, что ему говорить и надо ли говорить вообще. Не знает, когда нужно заканчивать объятия, чтобы они не переходили в статус неловких и затянувшихся. Как-то это слишком сложно. Смирнов задумывается, пальцы теребят молнию на чужой куртке ближе к вороту. Медленно. Туда-сюда. И Юра ловит себя на мысли, что ему нравится.
Костя гладит плечо Смирнова.
— Давай выпьем чай и пойдём спать? День вышел… Тяжёлым, — он поднимает голову, смотрит на Юру мягко.
Простил. Обижался сильно, но не простить не мог, слишком сильно успел привязаться к этому недоразумению. Он завтра попытается объяснить Юре напрямую. Как Федя и предлагал, он в этом плане опытнее. Не с мужчинами, конечно, так, в целом. Всё завтра.
— Да, давай, — Юру в сон не клонит, но день и правда выдался тяжёлым, слишком тяжёлым для одного дня. Он выпутывается из объятий, подходит к столу, но вместо чая берет свою пачку, задумывается и закуривает, а в руке блестит та самая подаренная зажигалка. Костя это подмечает, тепло улыбается, придвигает Смирнову банку с галетами, расслабленный, тоже тянется за сигаретами, закуривает. Было так хорошо, словно Юра и не исчезал вовсе на эти две чёртовы недели.
Смирнов думает, что надо бы расстелить себе на полу, пока ещё время есть, но он не помнит, где у Громов тут постельное бельё и то самое одеяло, на котором было удобно спать. Чай уже остывший, но всё равно приятно его пить, чувствуя, что находишься дома.
Костя доходит до шкафа, вытаскивает плед и простынь. Стелет Юре на диване, а себе на полу, шикает негодующе, когда Смирнов пытается спорить, и упрямо ложится около дивана.
Юра недовольно щурится. Вот как с этим человеком вообще разговаривать нормально? Раненый, с пробитым лёгким, а теперь ещё и оглушённый взрывом… И всё равно стоит на своём, как упертый баран.
Но ему ничего не остаётся, и он покорно ложится на диван, перед этим раздевшись и оставшись в одних брюках. Кутается в плед, переворачивается то на один бок, то на другой, в итоге смешивается с дивана и, когда Гром лежит с закрытыми глазами, он тянется рукой, задумчиво проводя пальцами по чужому лицу. Спокойный такой сейчас, красивый.
От прикосновения Гром не просыпается. На скуле уже образовалась свежая короста на месте рассечения. Костя едва-едва поворачивает голову и прижимается лицом к руке расслабленно, так и продолжает тихо посапывать. Юра вздрагивает, но не отстраняется. Он поглаживает чужую скулу, расплываясь в улыбке. Не так часто он видит такого Грома, но ему нравятся оба. И бесстрашный рвущийся в бой цепной пёс, и этот милый домашний щенок, который сейчас ластится к его руке. Сон к Юре так и не идёт, где-то посреди ночи он ещё раз отходит к окну, и уже под утро засыпает не глубоким, чутким сном.