inevitable.

сейчас.

— Честно говоря, — Чан закрывает файл на ноутбуке и поворачивается к Чонину, читающему книгу, — я очень рад видеть тебя в своей студии. Чонин отрывается от абзаца и поднимает на старшего удивленный взгляд. Это шестой раз, когда он приходит к нему в студию, чтобы просто посидеть и не торчать дома одному. Чану как будто все равно на то, что Чонин никак его не развлекает во время работы, а занимается своими делами, и таким образом, у них получается неплохой тандем. Музыкант спокойно работает над своими заказами, показывая Чонину, что получается, или рассказывая про какого-нибудь клиента забавный случай, а во все остальное время Чонин просто сидит на диванчике и читает книги. Последнее время его очень это увлекло, потому что это хобби, не просящее больших затрат энергии, но при этом отвлечься в свои мысли не получается, иначе потеряешь нить сюжета. Поначалу Чонину не очень хорошо удавалось действительно вчитываться в текст, он то и дело отвлекался, задумываясь о чем-то своем, а потом приходилось перечитывать одно и то же по пять раз. Но со временем он начал понемногу приучать себя к вдумчивому чтению, и это оказалось не так уж плохо. До этого он читал все подряд, что удавалось купить в книжном по скидке, а в последний раз ему на глаза попался том о японской архитектуре, и он, недолго думая, решил его взять. — Ну, в плане, — Чан неловко чешет затылок, — мне правда очень комфортно, когда ты здесь. Знаешь, я раньше думал, как было бы, наверное, круто показать этому очаровательному баристе свою студию. Представлял, как ты сидишь на этом же самом месте. А теперь ты и правда здесь сидишь. И это правда круто, — он улыбается, отводя взгляд. Чонину такое слышать как минимум непривычно, как максимум странно. Человек, которого он всегда воспринимал просто как постоянного клиента и в некотором роде фоновый рисунок кофейни, оказывается, думал о нем? Хотел показать ему свою жизнь? Он не находит, что сказать именно на это, поэтому, неловко улыбаясь, отвечает, что ему в студии Чана тоже находиться достаточно комфортно, и вообще спасибо, что Чан ему разрешает быть здесь. — Разрешаю? — удивляется Чан и смеется. — Пожалуйста, приходи когда захочешь, я буду только рад. — Осторожнее со словами, господин композитор, — улыбается Чонин, — иначе я буду торчать здесь каждые выходные. — О боже, — Чан хватается за сердце. — Этот очаровательный бариста только что флиртовал со мной? Чонин вспыхивает щеками и кидает в Чана одну из декоративных диванных подушек. Когда Чан приходит в кофейню во время смены Чонина, младший теперь радостно приветствует его, и они успевают перекинуться несколькими фразами, пока готовится кофе и греется сэндвич, а стоит Чану уйти на свое место, как Феликс тут же подскакивает к коллеге. — Вы че, это самое? — спрашивает он, заглядывая в глаза. — Реально? — Какое еще «это самое», Феликс, угомонись, — Чонин отворачивается, начиная чистить кофемашину и стараясь перестать так улыбаться. — Да блин! — шипит Феликс и щипает за бок, Чонин ойкает. — Вы теперь общаетесь? Как давно? Я же прав, что ты ему нравишься? — его веснушчатые щеки приподнимаются из-за широкой улыбки. — Ликс, будь тише, пожалуйста, — Чонин снисходительно улыбается и треплет приятеля по волосам. — Да, мы общаемся. И всё. — То-то я смотрю, что ты с каждым днем все живее и живее становишься. Это из-за него, да? — Ничего я не становлюсь, — бурчит Чонин и достает стаканы из посудомойки, начинает их протирать. — Ла-адно, — разочарованно тянет Ликс, а потом вдруг будто что-то вспоминает. — Кстати! Твои панические атаки, их стало меньше, или мне кажется? Чонин на это замирает и задумывается. И правда, уже несколько недель его не мучали панические атаки. Кошмары время от времени? Да, было такое. Он много плакал из-за воспоминаний? Пожалуй. Но это мерзкое липкое чувство страха, отсутствия воздуха и земли под ногами — его не было уже достаточно давно. Он удивленно оборачивается на Феликса и кивает. — Ты же ходишь к Кан Юри, да? — Чонин на это кивает тоже. — Скажи, она классная? Я ходил к ней года четыре подряд, прежде чем снова стал нормальным. Она здорово мне помогла. — Кстати… — Чонин неловко мнется и потирает шею, не зная, можно ли задавать такие вопросы, но ему правда все это время было интересно. — Извини, если что, сразу, и можешь не отвечать, если не хочешь, но… — Откуда у меня шрамы? Это хочешь спросить? — голос Феликса звучит довольно буднично. Чонин кивает, продолжая выглядеть неловко. — Раньше мне и правда было бы тяжело про это говорить, но… — он задумывается о чем-то, а потом вскидывает голову и снова улыбается, — жизнь ведь продолжается, верно? Не стоит постоянно оглядываться в прошлое. Чонин поджимает губы, неуверенно кивая. Не то чтобы он не согласен, Феликс безусловно прав, и Юри говорит ему то же самое, но насколько это легко на словах, настолько же сложно в исполнении. Чонин пока даже не пытается перестать оглядываться назад, ему бы для начала научиться снова выстраивать свою жизнь и довести ее до того уровня, что был до этого — это уже был бы просто потрясающий результат. Сейчас он даже представить не может, что когда-то не так давно, всего несколько лет назад, он был совершенно другим. — Ну, — он снижает голос, и Чонин подходит ближе. — Я бы хотел, чтобы это было по дурости из-за какой-нибудь неразделенной любви в школе, но… — он усмехается. Феликс переехал с мамой в Корею, когда ему было семь лет. Его отец, кореец этнически и австралиец по гражданству, ушел из семьи, а мать, родом из Южной Кореи, забрала вещи, ребенка и вернулась на родину. Сначала они жили у бабушки с дедушкой, а потом мама сказала, что хочет дать сыну хорошее образование, и они перебрались в Сеул. Маме приходилось много работать, поэтому они почти не проводили время вместе, зато Феликс учился в хорошей школе и старался быть прилежным студентом с хорошими отметками. В школе его почему-то сразу невзлюбили. Яркие веснушки по всему лицу привлекали внимание, а жесткий акцент не всем пришелся по нраву. К тому же, являясь носителем языка, Феликс получал высшие баллы по английскому и со временем это стало проблемой. Если в младшей школе его просто старались обходить стороной и не разговаривали с ним, то в средней все стало еще хуже. У Ликса приятные черты лица, красивая улыбка и добрый характер, поэтому, становясь старше, он привлекал внимание девочек, хорошо к ним относился, а потому, внезапно для себя, обзавелся поклонницами. Это разительно отличалось от того, что было в младшей школе, поэтому Феликс, не привыкший к такому количеству положительного внимания чувствовал себя неловко. А новым одноклассникам он по этой же причине снова не понравился. Тогда началась классика школьного изгоя — перевернутые подносы с обедом, расписанная парта, толкания в коридоре и — разборки после школы. Сначала Ликс старался игнорировать приглашения «поговорить» после уроков, но это оборачивалось против него же — если он не приходил на условленное место, его ловили на следующий день и уводили подальше от посторонних глаз, чтобы выместить на нем всю злость, в некотором роде зависть и обиду. Мама синяки почти никогда не видела, потому что они с Ликсом редко пересекались дома, а если и было такое, то он старался незаметно прошмыгнуть в ванную, а потом — в кровать. Но раскрашенную физиономию было сложно спрятать от учителей и завучей, а потому дальше избивать его стали с умом — били по всему, кроме лица. — Тогда я начал резать себя, — вспоминает Ликс, нарезая лимон для коктейлей. Было так тяжело и невыносимо, что боль от собственных ранений будто отрезвляла и заставляла чувствовать хоть что-то. Его избивали и окунали с головой в унитаз вплоть до самого выпуска. После школы сильно замкнувшийся в себе Феликс старался нигде не отсвечивать. Он умудрился хорошо сдать экзамены и поступил на юридический факультет, чтобы помогать обычным людям, попавшим в беду. Тогда он не знал, что юридический факультет кишит всякими халявщиками и маменькиными-папенькиными сыночками, чьи родители готовы отваливать кучу денег за то, чтобы их чадо получило корку. Поняв это, Феликс старался держаться подальше от всех, ни с кем не заводил особую дружбу, и все было относительно спокойно, пока он не приглянулся одному из студентов с параллели. — Он говорил, что я хорошенький и определенно в его вкусе, — усмехается парень, Чонин поджимает губы. Звучит отвратительно. — Ходил за мной постоянно, делал недвусмысленные предложения и предупреждал, что его терпение не железное. Я тогда не понял. Это был день студента, и вся группа решила собраться в одном из баров, чтобы отметить. Шел даже их преподаватель, а потому отказываться было нельзя. У Феликса денег было не особо много, чтобы вот так их растрачивать, он пропадал на подработках, да и мама только недавно вышла на более-менее хорошую зарплату — но она все свободные деньги отдавала на то, чтобы оплатить сыну учебу. Феликс решил, что пойдет просто за компанию, посидит для приличия полчасика и уйдет, но оказалось иначе. Все почему-то вдруг обратили внимание, что их однокурсник всегда такой молчаливый, и кто-то выдал идею, что если его напоить, то он расслабится и вольется в коллектив. Феликсу эта идея не понравилась, и он даже собрался уйти, но всеобщим давлением его заставили выпить какую-то мешанину из пива и соджу раз, потом два, потом три. А потом его просто взяли за руку и увели из бара. — Мне кажется, я до сих пор помню запах салона автомобиля, — тихо говорит Феликс, опуская взгляд. — Это был тот самый парень, который меня доставал. Ча Юнсок. Он заблокировал двери и изнасиловал меня прямо в своей машине. Вот так. Чонин охает и закрывает рот ладонью. Это просто ужасно, что такому хорошему, светлому человеку пришлось пройти через такое дерьмо. Он чувствует, как холодеет затылок, потому что перед ним самый ярко улыбающийся на свете человек с самой дружелюбной атмосферой. — Господи, это ужасно… Прости, что поднял эту тему. — Все уже прошло, — улыбается Феликс. — После того случая я снова начал резать себя, а потом случайно попал к Кан Юри. Она здорово помогла мне, как видишь, — он снова улыбается и поднимает большой палец вверх. — В прошлом уже ничего не исправишь, но я в силах сделать свое настоящее и будущее намного лучше. Сейчас у меня все хорошо, и я очень рад, что смог избавиться от этого балласта длиной во всю мою сознательную жизнь. Надеюсь, и у тебя получится отпустить, — он хлопает Чонина по плечу. — Что бы у тебя там ни случилось, надеюсь, ты найдешь силы справиться с этим. Чонин кивает, поджимая губы. В это время открывается дверь, впуская в помещение кофейни новых гостей. Ян вздрагивает от неожиданности, будто пойманный с поличным, и подходит к зоне заказа. Гость долго копается в рюкзаке, а потом, спустя пару минут, с победным видом достает покоцанную пластиковую карточку. — Во! Нашел наконец-то! Здрасьте, мне, пожалуйста… — он переводит взгляд с баннеров на Чонина и замирает, а Чонин удивленно хлопает глазами. — Ян Чонин? Это ты?? — Хан Джисон??