inevitable.

тогда.

Хенджин снова срывается, Чонин замечает это с особой усталостью. Тяжелее всего пока справляться с раздражительностью Хвана. Чонин старается не показывать своих эмоций, но это становится все тяжелее. Может быть, он не ведет себя как капризный ребенок — как предупреждал его врач, — но как подросток в переходном возрасте очень даже да. За день они успевают поссориться несколько раз, пока Чонин в конце концов не подходит к Хенджину мириться. — Хен, я очень скучаю, — говорит он тихо. — По тебе прежнему. По твоим взглядам и прикосновениям. Я правда не хочу ругаться. — Тогда не действуй мне на нервы, — скалится Хван. — Я стараюсь, — послушно отвечает Чонин. Он не должен его злить в таком состоянии, ни в коем случае. Все обиды за несправедливость лучше засунуть куда-нибудь подальше и оставить на потом, а лучше забыть. — Но мне правда тяжело. — Что тебе опять не нравится? — вспыхивает Хенджин. — Скучаешь по мне прежнему? Я не изменился, Чонин, это ты становишься все более невыносимым. Младший закусывает от обиды губу, подавляя в себе желание ответить чем-то язвительным. А потом чуть не вскрикивает от неожиданности, когда Хенджин хватает его за запястье. — Скучаешь по прикосновениям, да? — говорит он, как-то недобро усмехаясь. Чонин пытается вырвать руку. — Чего ты? Разве не ты ныл пару минут назад? — Хенджин… Хван с силой притягивает к себе и грубо целует, а потом подталкивает парня в сторону стола. — Хенджин, перестань, пожалуйста… — Сам просил, а теперь перестань? Прекращай давай, а. Он забирается холодными ладонями под футболку, заставляя Чонина сесть на край стола, и начинает целовать шею. Тот же упирается ладонями в плечи, пытаясь отстранить от себя парня. Хенджин убирает его руки и снимает с него домашнюю футболку. — Хенджин, я не хочу! — повышает голос, продолжая упираться. — Я не хочу, когда ты такой. Старший на это только издает удивленный смешок. — Какой? Ты же говорил, что любишь меня любым. Он снова налегает, кусает в шею, ведет ладонями по его телу, а на Чонина накатывает паника, и он все яростнее упирается. Хенждину как будто все равно, он раздвигает шире его ноги и расшнуровывает свои штаны. — Хенджин! Тот в ответ грубо хватает Чонина за челюсть и с бешеными глазами говорит не дергаться. Это становится последней каплей и, превозмогая страх, Чонин отвешивает старшему звонкую пощечину, а затем, воспользовавшись заминкой, отталкивает его от себя. — Я сказал, что не хочу! Прекрати немедленно! — голос дрожит то ли от испуга, то ли от ярости. Хенджин никогда себе такого не позволял. — Ты больной? — Это ты больной! — в сердцах кричит Чонин. — Я невыносимый?? Я пытаюсь тебя спасти, я, блин, забил на все вокруг ради тебя, а ты ведешь себя как скотина последняя! — Так не забивай! — рычит в ответ Хван. — Кто тебя просил? Отвали от меня со своими нравоучениями. Чонин захлебывается возмущением и обидой. — Немедленно забери свои слова назад. — Иначе? — хмыкает Хенджин, сложив на груди руки. — Иначе я действительно уйду, а ты сдохнешь от передоза, — Чонин почти жалеет в следующую секунду о сказанных словах. Это слишком жестко, а он уже слишком на грани. — Нихрена себе любовь, — усмехается Хенджин. — Так вали. — Придурок, — бросает Чонин. А потом хватает лежащую на диване толстовку и, спешно обувшись, вылетает из дома. Хватит с него. Это никогда не закончится, а на все его усилия Хенджин просто плюет. Чонин всего лишь человек, и он может терпеть это бесконечно. Пока все вокруг наслаждаются молодостью и гулянками, он сидит как прикованный с больным наркоманом, который ведет себя как последний ублюдок. Довольно. Он сделал все, что мог, дальше уже ничего не имеет смысла, если Хенджин сам не хочет. Столько времени, усилий, денег — все это на ветер. Чонин должен уже почти всем своим друзьям, он раздает всю свою стипендию и половину карманных от родителей, потому что не может устроиться на работу — ведь за Хенджином нужно следить. Он останавливается посреди дороги, опустив голову, а потом садится на корточки, обнимая себя, и больше не может сдерживаться. Ком в горле такой твердый, что больно глотать, а горячие слезы текут по щекам ручьем. Он больше так не может, его сил не хватает. Чонин так долго скрывал свои эмоции от Хенджина, чтобы быть для него сильным, но это не могло длиться бесконечно. Он утыкается лицом в рукава толстовки и рыдает, не в силах остановиться. Он больше никогда туда не вернется, просто не сможет. Нельзя помочь тому, кто не хочет, чтобы ему помогали. Его просто разрывает от жалости к себе и страхом потерять Хенджина. Он думает, пусть Хван живет как хочет, а он будет налаживать свою жизнь без этого неблагодарного придурка, а в следующую минуту плачет еще сильнее, потому что ни за что не сможет позволить Хенджину убить себя. Что это просто проявление его зависимости, что настоящий Хенджин никогда бы так не сделал и никогда бы не сказал те гадкие вещи, что говорил и делал этот Хенджин. Врач больницы предупреждал его, а он не послушал. И вот — где он теперь оказался. Немного успокоившись, Чонин, наконец, поднимается. И после долгих раздумий принимает для себя единственно верное решение — к Хенджину он больше не вернется.

сейчас.

Чонин выходит на крыльцо бара, пока Чану кто-то позвонил, а Хан ушел в туалет. Они сидят уже часа два, и, честно говоря, Чонин успел неплохо так опьянеть, хотя это еще не предел. Он хлопает себя по карманам и достает почти полную упаковку сигарет. На самом деле, он старается не курить, и делаем это, с переменным успехом, раз или максимум два в месяц, но сейчас он весь на нервах. Чонин поджигает сигарету и затягивается. Хотя Джисон старается тактично огибать тему Хенджина, это вряд ли возможно сделать на сто процентов, потому что Чан активно участвует в разговоре и задает вопросы как своему другу, так и Чонину. Конечно, младший не отвечает на все как есть, но постоянные уклончивые ответы тоже даются ему нелегко, да и выглядят нелепо. Будто он совершенно не заинтересован в беседе со старым и новым другом и не хочет ничего о себе рассказывать. Не то чтобы не хочет ведь, просто такое нельзя вот так взять и вывалить на человека. Ладно Джисон, он хотя бы в курсе ситуации, но Чан… ему Чонин точно не расскажет. Он нервно почесывает руки и шею, снова затягиваясь. Общаться с Чаном хочется, но как это сделать, если на все его вопросы Чонин либо уходит от ответа, либо отмалчивается? Полный тупик. Нужно будет рассказать об этом Кан Юри. Чтобы пускать в свою жизнь новых людей, нужно научиться открываться самому. Обязательно нужно снова научиться это делать. Он слышит, как сзади открывается дверь, а через мгновение рядом оказывается Хан. Он удивленно смотрит на сигарету в руках друга, а Чонин в ответ грустно усмехается и пожимает плечами. — Ты как? Извини, если вдруг… я старался не поднимать темы о… нем, чтобы не напрягать тебя. — Хенджин, — исправляет друга Чонин. — Не избегай его имени. Как бы то ни было, он остается одним из самых дорогих мне людей. — Понял, — вздыхает Джисон. — Хоть нам и не удалось пока поговорить наедине, я вижу, ты все еще борешься с последствиями… всей этой ситуации. Ты сильный, Чонин, всегда был. Все будет хорошо, — он похлопывает по Яна по плечу. Чонин кивает и выкидывает окурок, а в это время выходит Чан. — Я все оплатил, — говорит он. — Уже поздно и, наверное, нам всем хватит. — Хен, ну ты просто золото, — Джисон тут же меняется в лице и снова становится тем самым веселым Ханом, которого они оба знают. — Мне бы такого мужчину, но у меня уже есть, — он весело подмигивает Чонину, на что тот, улыбаясь, закатывает глаза. — Вы тогда идите, а за мной заедут, я щас позвоню. Они с Чаном все-таки решают остаться до тех пор, пока Джисона не заберут, чтобы не оставлять его одного на улице. Болтают еще какое-то время, пока за Ханом не является черная иномарка, на которую Чонин и Чан оба присвистывают. Джисон на это только смеется и, помахав рукой, уходит к машине. Чонин успевает разглядеть за рулем приятного вида молодого мужчину в свитере, Джисон садится к нему на переднее сиденье и целует, а потом поворачивается к друзьям и еще раз машет рукой. — Нормально устроился, — замечает Чонин под смешок Чана. — Это Минхо, — отвечает старший. — Они уже где-то год, вроде, встречаются. Чонин понятливо мычит и повисает неловкая пауза. Ехать домой как-то не очень хочется, но время действительно позднее и делать больше ничего не остается. — Хочешь пройтись? — словно читает мысли Чан и мягко улыбается. — Обещаю, что не буду мучить расспросами. Буду только надоедать историями из своей жизни. Действительно, просто золото, думает Чонин и, улыбнувшись, соглашается. Неспешным шагом они выдвигаются в сторону неизвестно чего, ночной город спокойный, на улице тепло, и нервозность Чонина постепенно уходит, когда Чан с улыбкой на лице рассказывает о доме и семье в Австралии и о своей маленькой собачке по кличке Берри, по которой он очень скучает. Его голос звучит умиротворяюще, да и сам Чан обладает какой-то уютной атмосферой, которая Чонину очень нравится. Он слушает забавные истории про собачку, про родителей и младшую сестру, с которой они постоянно подшучивают друг на другом и чувствует легкий укол зависти. У Чана действительно хорошая жизнь, он очень спокойный и дружелюбный, уравновешенный и кажется очень надежным. Чонину этого очень не хватает, а потому хочется быть к Чану поближе. Чувствовать это спокойствие, умиротворение и уют. Вдохновляться его вдохновением и надеяться, что скоро все действительно будет хорошо. Чан вдруг замолкает, будто не решаясь что-то сказать. — Тебя так веселят мои рассказы? — Что? — не понимает Чонин. — В плане… если это правда так, то я очень рад, — улыбается Чан. — Если мои рассказы заставляют тебя улыбаться. У тебя очень красивая улыбка, Чонин. Чонин смущенно отводит взгляд. Хенджин раньше тоже говорил, что ему нравится его улыбка и ямочки на щеках. Он любил целовать его в эти ямочки, заставляя улыбаться еще шире. Так было поначалу, потому что в последнее время Чонин уже не улыбался. — Извини, если тебе некомфортно? — спохватывается Чан. — Оно само как-то сказалось. — Все нормально, просто… — Чонин неловко ежится. — Зачем ты говоришь мне это? Старший неловко смеется и крутит в руках шнурки от своей толстовки. — И правда, зачем… Наверное, потому что просто захотелось сказать? — он пожимает плечами. — Ты нравишься мне — наверное, поэтому. Хотя, наверное, это и так слишком очевидно. О. Вот как. Это было очевидно для Феликса, но не для Чонина. И он говорит об этом так просто? Чонин думает, что хен действительно крутой, если так запросто может говорить о том, что чувствует. — О, — только и может выдавить он. Что говорить в таких случаях? Что обычно говорят люди? — спасибо… Хен, — зовет он, останавливаясь. Чан останавливается тоже и смотрит в ответ. — Ты правда хороший… — «Но»? — улыбается он, склоняя голову набок. — Не переживай, Чонин, я сказал это не чтобы услышать от тебя ответ. Это просто то, что я чувствую. По-моему, это классно, нет? — он улыбается еще шире, на его щеке видна ямочка. — Ты улыбаешься от того, что я рассказываю, а мне нравится твоя улыбка. Честно говоря, в таком случае я бы хотел, чтобы у меня был неисчерпаемый запас шуток для тебя. Он смеется и говорит это так легко, в то время как Чонин тушуется, не зная, что ответить. Реакция Чана заставляет его чувствовать, будто он все усложняет. Действительно, ведь Чан не просил от него никаких ответов, а Чонин уже успел себя накрутить. — Кажется, ты проходишь через сложное время сейчас, — замечает он. — Я просто предлагаю тебе свое присутствие, чтобы помочь пройти через это. Если хочешь, я буду твоим верным другом и останусь им насовсем. А если захочешь… я буду рад стать для тебя кем-то большим. — Чан.. — только и может сказать Чонин, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. — Но это все потом, ладно? Пока давай просто продолжим идти по этому прекрасному ночному городу, а я продолжу тебя веселить. Идем? — он протягивает руку и снова улыбается. Чонин кивает, сдерживая слезы благодарности. Это похоже на какой-то сон, что ему и правда вот так запросто предлагают такую искреннюю поддержку. Он долгое время не признавался себе в этом, считая, что должен пройти через все сам, что в первую очередь он должен вытащить себя, а потом уже все остальное — но на самом деле, ему так не хватает этой поддержки. Не поддержки врача, которому он платит деньги за сеансы, не дежурной поддержки добродушного коллеги на работе, — а вот именно такой, искренней человеческой. Ему сложно поверить, что кто-то такой положительный и добрый как Чан смог заинтересоваться таким хмурым и замкнутым Чонином, но… как будто так и есть. И он с благодарностью протягивает Чану ладонь, чтобы продолжить идти вперед.